Алекс Райт
Вороны всегда следуют за волками

Глава 6

Став избранником богини в нашем мире, Яков оказался ослеплен гордыней. Он научил людей семи Добродетелям, рассказал о семи Грехах, приближающих энтропию, но в итоге оказался заложником собственного несовершенства души.

Дочь Якова, имя которой навсегда потеряно в веках, погибла от несчастного случая – доподлинно неизвестно, действительно ли это была трагическая случайность или же козни недоброжелателей и завистников. Потеряв то, что он так любил, пророк стал одержим поистине еретической идеей – он хотел вырвать душу своей дочери из бесконечных потоков Фливитеона, чтобы воскресить ее к жизни.

Отвернувшись от своих последователей, Яков забрал тело дочери и ушел далеко в горы, чтобы там искать способ добраться до реки, что дала начало всей разумной жизни на Талауме. С ним ушли самые фанатичные и преданные последователи, которые в итоге и станут предвестниками падения Зодчих.

***

Он почувствовал, как болят его ребра раньше, чем открыл глаза. Мучительно простонав, попытался отвернуться от алого света, бьющего через окна ему в глаза, но это не помогало.

Почему так раскалывается голова и хочется пить? Он снова перебрал в пабе прошлой ночью? Кайрос не мог вспомнить.

Он перевернулся на бок и вскрикнул. Сначала от боли, что пронзила ребра, а потом от неожиданности, вынудившей его распахнуть опухшие глаза. К его удивлению, он лежал не в своей постели, а потому рухнул на пол, вместо того, чтобы оказаться ближе к стене, как это было у него дома.

С осторожностью делая каждый вдох, Кайрос поднялся на локтях, чтобы осмотреться – два ряда одинаковых коек, ширмы, свежая побелка на стенах, запах спирта – он в больнице.

К разуму постепенно возвращались воспоминания о последних событиях: вылазка в Черный округ, конфликт с людьми короля воров, бесполезный дневник мертвеца, а потом нежданный ночной визит тех самых громил Давида. Кайрос был уверен, что они убьют его, а потому он удивился, что до сих пор дышит, пусть это и проносит ему боль.

На его крики и грохот прибежали две медсестры – девушки в белоснежных рясах Приюта Милосердия. Они что-то говорили про то, что Кайросу не следовало вставать, и что если ему что-то нужно, то стоило позвать их, но следователь лишь отмахнулся от их назойливой заботы.

– Мы поможем вам забраться в кровать. – мягко предупредила одна из медсестер. Ее ласковые, но сильные руки уже легли на плечи Кайроса, но тот упрямо стряхнул их, снова стиснув зубы от боли, вызванной этим резким движением.

– Я сам! – заявил он. Нелогично, но он чувствовал себя уязвленным такой заботой.

– Вы еще слишком слабы, вам нужна помощь. – настаивала медсестра.

– Я сказал…

– Сестры, следователь Адар не нуждается в опеке. – Кайрос поднял глаза, услышав знакомый мужской голос. – Возвращайтесь на свой пост.

Склонив головы, служительницы Матери поспешно покинули помещение. Мужчина проводил их спокойным взглядом, а потом вновь повернулся к следователю.

– Спасибо, падре, но… – Кайрос не без труда сел на полу, подобрав под себя ноги и облокотившись спиной на кровать. Кажется, он не сможет в ближайшее время самостоятельно вернуться в постель.

– Но тебе нужна помощь. – священник склонил голову на бок, рубиновая серьга в его ухе покачивалась в такт этому жесту. Он не улыбался, но в его изумрудных глазах мерцала улыбка. – Упрямство не относится к Добродетелям, мой друг, так что пожинай плоды того, что сам посеял.

– Ты мне не поможешь? – изумленно поднял брови Адар.

– Нет. – мягко ответил мужчина, однако, в этом «нет» сквозила абсолютная непреклонность, которую уловил следователь и грустно опустил голову.

– Ты жесток, знаешь это, Сераф?

– Слуг Погоста часто зовут жестокими. – ответил он беззлобно.

Фигуру жреца Погоста Последнего пути очень выразительно обрамлял красный дневной свет. Черное одеяние, идеальная осанка, спрятанные за спиной руки – Кайрос знал, что Сераф носит такие же черные перчатки, надежно скрывающие ожоги на его запястьях. Свет из-за спины красиво переливался в рубиновой серьге в левом ухе.

– Что случилось? Как я тут оказался? – спросил следователь.

– Хороший вопрос, который я хотел задать тебе. Тебя нашел Кейл, едва живого. Парень был бледен, как смерть, когда я его встретил. Он сказал, что судя про травмам, тебя избили. Но я больше удивлен не тому, что легендарного Адара отделали в собственной квартире какие-то головорезы, а тому, что ты до сих пор жив. Учитывая повреждения, – Сераф поджал губы. – Ты ведь понимаешь, что таких, как я, призывают в больницы с вполне определенной целью.

Кайрос задумчиво кивнул.

– Все так плохо?

– Поверь, я видел за свою жизнь достаточно безнадежных случаев, чтобы безошибочно определять их. Ты должен был быть мертв еще ночью, а Кейл – обнаружить твое мертвое тело. Но ты выжил и сейчас говоришь со мной, хотя и выглядишь скверно.

– Скверно для мертвеца? – хохотнул Адар и тут же пожалел об этом, скривившись от боли в сломанных ребрах.

– Для мертвеца ты выглядишь слишком живым. – жрец слабо улыбнулся. – Даже учитывая твое происхождение, Кайрос, то, что ты выжил, не иначе, как чудо.

– Не слышу радости в твоем голосе.

– Я всегда сдержан в своих эмоциях, ты знаешь об этом, пусть мое спокойствие тебя не обманывает, я радуюсь всей душой, что ты смог победить смерть, но ты ведь понимаешь, на сколько это странно выглядит для окружающих?

– К чему ты клонишь?

– Кое-кто может решить, что ты заключил сделку с демоном. Поэтому…будь осторожен. – не дожидаясь ответа, Сераф развернулся, чтобы уйти. – Я позову Кейла. Мальчик места себе не находил, пока ты лежал без сознания.

***

Они почувствовали Сантремир гораздо раньше, чем увидели его в багровой дымке далекого горизонта. Дым от паровозов и фабрик разносился ветром на далекие мили вокруг, щекоча ноздри и вызывая першение в горле. Набата вдохнула полной грудью знакомый воздух.

Она дома.

Паром несколько дней скользил по неспокойной глади вздувшегося от дождей притока, пока он не вынес его в Делимар – главную артерию Нового света, которая питала Сантремир не только своей живительной влагой, но и электричеством. Спустя неделю скучное путешествие наконец подходило к концу.

У Набаты было много времени, чтобы обдумать свое положение. Слишком много. В конце-концов, она все же достигла принятия своей непростительной ошибки. Она все еще инквизитор, с меткой или нет, она продолжит исполнять свой долг… Пусть и с небольшим исключением в виде Теневиса.

Инквизитор проверила подпругу седла Пятого и скосила взгляд на демона – тот проводил дни в облике ворона, восседая на самой высокой точке на крыше парома, только ночью принимая человеческую форму, когда никто не мог заметить его присутствия, и вел с инквизитором беседы. Сейчас он тоже находился там, речной ветер беспокоил его иссиня-черные перья. Ворон смотрел в сторону города и выглядел задумчивым, если птицы вообще могут выглядеть задумчивыми. От Набаты не скрылось то, что после Олкриста демон стал необычно молчалив. Разумеется, он все еще много язвил и никогда не затыкался слишком надолго, но что-то явно изменилось в нем. Это беспокоило инквизитора, не задумал ли этот монстр что-то против нее?

Она посмотрела в ту же сторону, что и ворон – Сантремир, настолько огромный, что его видно издалека, казалось, ни чуточку не приблизился к ним за последние полчаса. Над фабричной частью города висел дым, вяло текущий в ту же сторону, что дул ветер, вокруг поразительно зеленые, поделенные на ровные квадраты поля – сотни тысяч гектаров, что кормили этот город и на которых трудились тысячи людей, альвов и фамианов. С реки можно было заметить движущиеся столбики дыма, поднимающиеся от поездов, спешащих в обе стороны, с этого расстояния больше напоминали курящих гусениц, ползающих по своим делам.

Но самое великолепное и поражающее воображение – это возвышающийся шпиль собора Триединой – самого высокого здания, когда-либо построенного человечеством в Новом свете, символ выживания и надежды для тех, кто покинул земли Зодчих, чтобы найти новый дом здесь. Оплот веры и защиты, который отбрасывал тень еще более длинную, чем сами горы. Стоящий в самом центре Сантремира, собор выглядел не только самым важным столпом веры, объединяющим все три церковных течения, но и символом стойкости людей, которые оказались способны противостоять и Катаклизму, и демонам. Набате всегда казалось, что ничто и никогда не сможет заставить обрушиться или хотя бы дрогнуть эту махину. Собор пережил наводнения, землетрясения и даже несколько пожаров, но упрямо оставался стоять на своем месте.

Инквизитор нахмурилась. При всем символизме этого шпиля, она знала, что собор хранит в своих катакомбах зловещую тайну – хранилище черных опалов, камни с душами демонов, пойманных за всю историю инквизиции. Все они хранились там. И так будет вечно. Словно жестокий надзиратель, шпиль отбрасывал свою огромную тень на город, не давая его жителям забыть о том, что за ними наблюдают.

***

Сераф оставил Кайроса в одиночестве.

Он почти бесшумно шел по коридору больницы – врачи и медсестры старались не встречаться с ним взглядом и в этом не было ничего удивительного. Большая часть из них выбрали веру в Великую Мать, ту ипостась Триединой, что оберегала и давала жизнь. Он же слуга Старухи-жницы, ипостаси, олицетворяющей смерть и перерождение. Жрец смерти не самый желанный гость в месте, где люди с этой самой смертью сражаются.

Оказавшись в приемной, Сераф улыбнулся. Он увидел Кейла – юный альв спал на скамейке, предназначенной для тех, кто ждал своей очереди на прием. Выглядел он жалко. Всегда идеально одетый и причесанный, сейчас молодой следователь спал прямо в мятой несвежей одежде, его светлые волосы спутались и примялись с одной стороны, лицо носило на себе следы недосыпа, а воротник рубашки – следы пролитого кофе. Жрец осторожно коснулся плеча юноши, но тот все равно встревоженно вздрогнул. Открыв покрасневшие глаза, сел, проведя рукой по взъерошенным волосам.

– Как он? – голос альва звучал непривычно хрипло.

– Его жизни ничего не угрожает, насколько я могу судить. В отличии от его гордости.

Кейл отмахнулся.

– Я не собираюсь спрашивать, нужна ли ему помощь.

– Полагаю, с таким человеком, как Адар, иначе нельзя. Я уже сообщил Кайросу о том, что это исцеление выглядит, как чудо. Ему понадобится твоя помощь не только из-за его физического состояния, я переживаю, как бы его не обвинили в том, чего он не делал.

Юноша поднял на жреца усталый взгляд.

– А это возможно?

– Буду с тобой честен, Кейл, все возможно. Я просто хочу, чтобы вы оба были готовы к тому, что к вам может прийти с вопросами инквизиция.

– Мы ведь знакомы с инквизитором Алейн, не раз сотрудничали. Она не сможет помочь нам?

– Боюсь, верховный совет может решить, что Набата заинтересованное лицо в данной ситуации, и они отправят разбираться кого-то другого.

– Спасибо за совет. – Кейл кивнул и тяжело поднялся на ноги. Было видно, что он смертельно устал без нормального отдыха, но переживания за Кайроса не давали ему сомкнуть глаз. – Пойду проверю, как он там.

Сераф поднял руку, чтобы коснуться плеча Кейла в жесте поддержки, но замер и через мгновение опустил ладонь, передумав, только вежливо склонил голову.

– Ты хороший человек, Кейл. Жаль, твой наставник не ценит всех твоих талантов.

Юноша опустил глаза.

– Иногда он ужасно меня бе…

Он не смог договорить, когда земля ушла из-под ног, здание содрогнулось, зазвенела стеклянная посуда в шкафчиках и на столах. И Сераф и Кейл замерли, широко расставив ноги и посмотрев друг на друга.

– Это не землетрясение. – уверенно прошептал жрец.

Дождь из обломков оконной рамы и битого стекла накрыл их, угрожая порезать на лоскуты не только одежду.

***

Рика мурлыкала под нос детскую песенку, смахивая пыль с красивого фарфорового набора посуды. Мать Кейла, к удивлению фамианки, радушно приняла в свой дом чужачку, но с небольшим условием, что та будет помогать ей по дому, потому что сама госпожа Л’Эндано была уже не молода, и ей становилось все сложнее самой вести домашние дела, а на экономку денег не хватало. Рика согласилась, не раздумывая, она не брезговала физической работой, а помогать пожилой леди с уборкой и готовкой занятие куда более безопасное, чем уличные кражи.

Кейл строго-настрого запретил Рике выходить из дома и подходить близко к окнам, он боялся, что воровку могут продолжать искать. Что-то не делать проще, чем что-то делать, поэтому и здесь не спорила с альвом.

После всех заключений все складывалось неплохо. Впервые у Рики была своя комната с настоящей постелью и чистым бельем, а сегодня вечером госпожа обещала пересмотреть вместе с фамианкой свои старые платья, чтобы перешить их для девушки. Многие сородичи Рики могли только мечтать о такой жизни и таком отношении. Доброта Кейла и его матери особенно бросались в глаза после угрюмого расиста-следователя.

Рика предусмотрительно прикрыла шторы в гостиной, чтобы с улицы никто не мог увидеть ее через окно. Она негромко вздохнула, потому что снаружи было тепло и солнечно, почти также, как на душе у девушки. А еще отсюда открывался симпатичный вид на город и Собор Триединой, исполинский силуэт которого всегда вызывал у Рики одновременно и восторг и благоговейный страх.

– Сейчас бы на прогулку среди рыночных рядов, а не сидеть тут взаперти со старой кашолкой.

Фамианка обернулась на голос, приподняв верхнюю пару ушей.

– Вы угадали мы мысли, только я не думала о вас, как о старой кашолке. – серьезно ответила Рика.

Пожилая альвийка тепло улыбнулась, из-за чего ее морщинки вокруг глаз стали заметнее. Несмотря на годы госпожа Л’Эндано упрямо не склонялась под их весом, сохранив гордую осанку и юношескую стройность. Как и многие дамы ее возраста, она собирала волосы в тугой пучок на затылке, хотя в моде сейчас кудри и высокие прически, похожие на птичьи гнезда. У нее был добрый и теплый взгляд, который, судя по всему, она передала и своему сыну, Рика часто замечала сходство именно в глазах между ней и Кейлом.

– Я всего лишь шучу, дорогая.

Рика попыталась улыбнуться, но вышло катастрофически неискренне.

– Ничего, я понимаю. – альвийка склонила голову на бок. – Тебе бывает непросто в понимании не фамианов.

– Я хорошо разбираюсь в злых эмоциях, но юмор пока ускользает от меня. – Рика виновато опустила голову. – Мой народ использует для общения едва заметные движения ушей, а вы… – она подняла взгляд на женщину. – У вас уши совсем неподвижные, хоть и длинные.

Эта фраза заставила альвийку улыбнуться еще шире.

– Ты уже закончила в гостиной?

– Почти, осталось только…

Оглушительный грохот заставил дом содрогнуться, фарфоровая посуда, которую протирала от пыли Рика, прыгая, попадала на пол, разбиваясь о пол с музыкальным звоном. Сквозь тонкую щель между шторками фамианка увидела огненный столп, что поднимался на месте, где должен был возвышаться Собор Триединой. Воровка прыгнула к пожилой госпоже, заключив в свои объятия, они вместе упали на пол за секунду до того, как все оконные стекла в гостиной тысячами осколков влетели внутрь.

***

Когда Кайрос снова упал на пол рядом с больничной койкой, он не сразу понял, что это больница дрожит, а не у него кружится голова.

Землетрясение. Первое, о чем он подумал.

Но когда ему на голову посыпались щепки и стекла, а уши сотряс такой грохот, что лишил всех остальных чувств, следователь понял.

Это не землетрясение.

***

Раскатистый шум, похожий на удар грома, заставил Набату присесть на месте, лошади испуганно заржали, задирая головы и пятясь назад. Кажется, даже паром качнулся на воде, словно кто-то огромный толкнул его в противоположную течению сторону. Сама земля содрогалась, в красное небо взмыли тысячи птиц, истошно крича. Пытаясь совладать с испуганными животными, Набата уставилась в горизонт – синий свет наполнил собор Триединой, даже отсюда инквизитор видела яркие столпы, что устремлялись во все стороны из окон собора.

А потом – вспышка.

Весь мир исчез во вспышке чистейшего синего света, ненадолго поглотив не только цвета, но и звуки. Секунда затишья, в которой остановилось время.

Свет потух, схлопнулся в одной точке, которой являлся Собор Триединой. Сердце Набаты пропустило удар.

Словно Собор не был самым древним и величественным зданием Нового света – он лопнул, как яичная скорлупа, его обломки поглотило пламя, которое, словно рассветный цветок, распускалось над Сантремиром во всем своем кошмарном великолепии. Столп неестественного синего пламени, настолько огромный, что казалось, мог достигнуть самих облаков. Набата смотрела за этим завораживающим и зловещим зрелищем, не в силах ни пошевелиться, ни даже моргнуть. Красный свет небес уступил ненадолго синему, на мгновение, длящееся не дольше удара сердца, сделав их почти такими, какими они были до Катаклизма – чистыми и лазурными. Набата видела, как волна взрыва разогнала над городом смог и облака, оставив в небе самый настоящий кратер.

Волна из пыли, жара и мусора распространялась от города во все стороны, Воды Делимара вздыбались под колоссальной силой, что несла сейчас в сторону парома угрожающе высокую стену воды. В ужасе Набата принялась отвязывать своих лошадей. Паникующие животные угрожали затоптать ее или проломить череп. Срезав ремни, она почти успела спрыгнуть вместе с животными в воду, когда мир перевернулся. Земля ушла из-под ног, Набата увидела ненадолго небо и свои сапоги, а потом река сомкнулась над ее головой. В мутной речной воде почти ничего не видно, кроме силуэтов боровшихся за жизнь людей, инквизитор старалась не поддаваться панике из последних сил, она гребла руками к свету солнца, пробивавшемуся сквозь грязную толщу воды, когда кто-то дернул ее вниз. Опустив взгляд, она увидела человека, из-за страха и паники не способного понимать, что он творит. Набата попыталась освободиться, но безумец вцепился в нее мертвой хваткой, тащил к себе, как будто верил, что сможет выбраться на поверхность по чужой голове.

С каждой секундой грудь сдавливало все сильнее, желание сделать вдох становилось почти невыносимым. Стиснув зубы, Набата достала из-за пояса нож и ударила человека куда-то между плечом и шеей, изо всех сил толкнув от себя. Кровь смешалась с мутными водами Делимара, но инквизитор не остановилась, чтобы наблюдать, как река равнодушно принимает в свои холодные объятия чье-то тело. Едва она успела выглянуть из воды, чтобы сделать желанный вдох, как что-то или кто-то ударило ее в висок с такой силой, что мир моментально исчез в темноте забвения.

Глава 6.1

Он кружил над водой, вслушиваясь в биение ее сердца. Узы договора напряглись, натянулись, лишая воли. Знакомое чувство, которому Теневис, к своему удивлению, не желал противиться. Набата нужна ему, если он хочет достичь успеха и исполнить свою заветную мечту. Ему не нужен кнут, чтобы продолжать выполнять условия их общей сделки.

Демону пришлось в воздухе стать человеком, чтобы ударная волна от городского взрыва не снесла легкое птичье тельце далеко прочь. Он видел, как огромный шпиль в центре Сантремира сначала объял синий слепящий свет, а потом он взорвался в столпе такого же синего пламени. Видел, как паром перевернула речная волна, несущаяся против течения и против всякого здравого смысла.

Кому под силу свершить такое?

Паря над рекой, Теневис начал раздражаться из-за беспокойства, растущего по мере того, как инквизитор все дольше находилась в воде. Почему она не спасается?

Боль, пронзившая голову, чуть было не лишила демона чувств. Нет, никто не целился в него, это не был обломок, принесенный волной взрыва, это была…не его боль?

Сложив крылья, он спикировал вниз, обернувшись человеком у самой воды. Нырнув, он почуял в воде запах крови, пьянящий и дурманящий, словно виски. Тряхнув головой, прогоняя растущий аппетит, Теневис поплыл глубже, туда, где он чувствовал Набату. Мутная вода и плавающие обломки не являлись ему помехой.

Он нашел ее.

Инквизитор медленно погружалась на дно, ее глаза были закрыты, темные волосы обрамляли побледневшее из-за раны на голове лицо. Обхватив Набату за талию, демон вытащил их обоих на берег.

Вокруг творился полный хаос – крики людей, лошадиное ржание, плеск воды. Волна опрокинула паром на бок и теперь он медленно погружался на дно Делимара, забирая с собой тех, кому повезло меньше всех. Пользуясь паникой, Теневис подхватил инквизитора на руки, чтобы отнести подальше от этого места – пока никто не заметил, что среди них ходит одержимый.

***

Пронзительный звон в ушах сотрясал своды черепа, Сераф морщился от боли, обхватив голову руками. Кейл что-то говорил, его губы двигались, но Сераф не слышал ничего, кроме омерзительного звона. Они лежали на полу в приемной больницы, осколки стекла все еще осыпались на их плечи. По лицу альва откуда-то с головы текла кровь, заливая глаз, но он, кажется, не собирался обращать на это внимание. Он помог Серафу подняться на ноги и, хромая, убежал в коридор, ведущий в палату, где лежал следователь Адар.

Жрец тряхнул головой, осматриваясь. Постепенно звон в ушах слабел и через него пробивались окружающие звуки, звучавшие сейчас, словно издалека. Врачи и медсестры бегали мимо него, кто-то из них был ранен осколками, но не взирая на это, спешил исполнять свой долг, помогая тем, кому досталось больше.

Что это было?

Шатаясь, на негнущихся ногах Сераф побрел к выходу. С трудом преодолел лестницу, ведущую вниз. То, что он увидел, заставило его сердце в груди замереть от ужаса.

Все улицы, на сколько хватало глаз, усеяли обломки черепицы, стекол, кирпичей и другого мусора, который подняла в воздух или сорвала ударная волна. Но самое кошмарное заключалось ни в этом.

Люди.

Кому не повезло больше всех, лежали, сидели, даже стояли, пронзенные насквозь деревянным обломком или огромным осколком стекла. Сквозь звон в ушах Сераф приглушенно слышал стоны умирающих и крики раненных, несколько людей просто лежали на мостовой, затоптанные в давке. Законники пытались сдержать панику и навести порядок, но до смерти испуганные горожане, кажется, даже не замечали их.

Сераф ступил на мостовую, все еще одной рукой придерживая голову, словно та могла взорваться от одного неверного движения. Чуть было не упал, поскользнувшись на крови како-то бедолаги, лежавшего лицом вниз. Судя по продавленной спине, его затоптали насмерть.

– Пусть твоя душа найдет путь в цикл… – пробормотал жрец одними губами.

Чего-то не хватало. Что-то важное ускользало от его внимания.

Сераф поднял взгляд выше.

И забыл, как дышать.

Там, где всегда стоял Собор Триединой не было ничего.

Как это возможно?

Сделав шаг назад, он спиной столкнулся с другим человеком. Обернулся, бормоча извинения, словно они вообще имени смысл в этом хаосе.

– Как мило… – промурлыкал голос. Он принадлежал женщине, что менялась сейчас на глазах.

Сераф никогда не видел, как становятся одержимыми, и считал, что никогда не увидит, потому что ныне встретить демона скорее редкость, чем обыденность. Но сейчас он собственными глазами наблюдал, как перед ним «преображается» совсем юная девушка. Округлое, почти детское лицо, на котором красовалась хищная клыкастая улыбка, рана на плече, нанесенная летящим обломком, затягивалась с неестественной скоростью. Из-под подола легкого платья, словно ядовитая змея, в сторону Серафа полз тонкий и поразительно длинный хвост, который заканчивался острым, как игла, смертоносным шипом.

– Просишь у дамы прощения, милый? – демонесса облизнулась, пожирая жреца взглядом.

Он не испугался, хотя никогда не встречался лицом к лицу с таким злом. Все, что испытывал Сераф перед этой одержимой – это гнев.

Гнев, в огне которого он мог спалить ее дотла.

Он сжал кулаки, подавляя эмоции и отступая на шаг. Нет смысла убивать оболочку, когда монстр это та, кто скрывается внутри.

– Не бойся. В первый раз я всегда нежна.

Хвост стремительно хлестнул в воздухе, Сераф зашипел от боли, когда шип рассек кожу на его щеке, оставив глубокую царапину. Демонесса облизала капли крови с шипа.

Выражение ее лица вдруг сменилось с игривого на разгневанное, она зашипела, скаля зубы в сторону жреца и рыча, словно недовольная кошка.

– Хс-с-с! Скверная кровь! – едва смог расслышать ее шипение жрец.

Потеряв всякий интерес с Серафу, она убежала прочь, скрывшись в бесконечных переулках Сантремира. Жрец какое-то время смотрел в то место, где скрылась демонесса. Осознание произошедшего накатывало на него неотвратимой волной леденящего душу ужаса.

Катакомбы Собора хранили много секретов, один из которых – Опаловое хранилище. Если Собора больше нет…

Триединая, защити!

Шатаясь, он поспешил обратно в больницу.

***

Скользя по каменному полу, Кейл ворвался в палату к Кайросу. Тот сидел у больничной койки, усыпанный осколками стекла, несколько мелких стеклышек засели в коже, но остальном он был цел. Чистые бинты туго стягивали грудную клетку, лицо все еще носило на себе синяки и ссадины от побоев.

– Ты жив! – выпалил альв, бросаясь к Адару.

– Жив. – пробормотал следователь, сделав новую неуспешную попытку встать на ноги, но упал обратно, скрипя зубами от боли. – Что происходит? Пустота тебя забери, Кейл, помоги мне встать!

– Не знаю. Сераф сказал, что это не землетрясение.

Он помог Кайросу подняться, подставив свое плечо и придерживая того за талию.

– Снаружи какое-то безумие, судя по крикам. – Адар проводил взглядом двух врачей, бегущих мимо его палаты по коридору. – Помоги мне уйти отсюда.

– Ты с ума сошел? Ты едва можешь сам ходить, оставайся здесь.

– Мое место на улицах, а не здесь! – упрямился следователь. – У тебя есть оружие?

– И кому ты поможешь в таком состоянии?! – огрызнулся Кейл, но все равно сунул в протянутую ладонь Кайроса свой револьвер.

– Ты будешь моими ногами. – Кайрос слабо улыбнулся.

Вместе они побрели по коридору лазарета. Больница казалась опустевшей, те, кто мог сбежать, сбежали, те, кто по каким-то причинам не мог, с ужасом глядели на ковылявших мимо законников. Снаружи слышались крики.

– Ты все еще думаешь, что идти туда хорошая идея? – неуверенно спросил Кейл.

– Наша миссия – следить за порядком в городе. Мы нужны людям.

Вдоль коридора, по которому они брели, у стены на носилках прямо на полу лежали мертвецы. Их тела с головы до ног укрывали белоснежные простыни. Покойники молчаливо ждали, когда за ними придут служители Погоста, чтобы помочь душе вернуться в бесконечный цикл.

Кейл замер, когда одно из тел под простыней неестественно дернулось.

– Во имя яиц Якова, что за срань?! – выругался Кайрос, который тоже это заметил.

Они в ужасе наблюдали, как мертвец неуклюже скатился с носилок на пол, явив следователям голый зад. Кожу покойника покрывали трупные пятна, сомнений в том, что он мертв, не было.

Но он поднимался на ноги, словно самый настоящий живой.

Кейл никогда не отличался набожностью, но сейчас он сам того не осознавая начал шептать молитву Деве-Защитнице, когда покойник обернулся к ним, уставившись своими белесыми глазами, которые оставались мертвыми и безучастными. Его голова неуклюже клонилась к правому плечу, челюсть растянулась в кошмарном оскале, обнажавшем клыки, которых не могло быть у человека.

– Оскверненный. – тихо произнес Адар, поднимая револьвер и взводя курок.

Демоны, попадающие в ловушку мертвого тела, становились оскверненными. Ходячими мертвецами, испытывающими сверхъестественный голод, который невозможно утолить ни едой, ни смертной плотью. Безмозглые, ведомые лишь инстинктом охоты, но смертоносные, как и любые другие одержимые.

Кейл никогда раньше не видел одержимых, и сейчас, наблюдая, как перед ним оживает и изменяется мертвец, он почти дрожал от страха. Будь он один, он бы, возможно, уже со всех ног бежал прочь, но он не мог бросить Кайроса на произвол судьбы.

Адар выстрелил, нос защекотал запах пороха. Пуля вошла в череп оскверненного, тот запрокинул голову, сделав назад два неуверенных шага. Выпрямился, вновь уставившись на Кейла и Кайроса немигающим взглядом мертвых глаз. Отверстие в голове демонического мертвеца не кровоточило, но, кажется, и не нанесло ему вреда.

– Пустота и энтропия… – в голос произнесли законники.

Следователь выстрелил снова, попав твари в грудь, но та упрямо шагнула навстречу, лишь слегка качнувшись в сторону, когда пуля пронзила тело насквозь. Еще выстрел. Мимо. Рука Адара начинала дрожать, Кейл видел это и не мог судить. Ему и самому было страшно до смерти.

Кайрос почти разрядил в тварь весь барабан, но ее это не остановило ни на секунду. Последний выстрел эхом раздался в коридоре лазарета. Искра, вылетевшая из ствола вслед за пулей вдруг превратилась в струю пламени, устремившуюся к монстру, и пронзила его, проплавив в мертвой плоти дыру размером с монету. Воздух лазарета наполнился запахом паленой человеческой плоти. Кейла затошнило. Оскверненный остановился, зловеще скрипя и стуча зубами, повернул назад только голову, с противным хрустом свернув самому себе шею. Огонь сделал круг за спиной одержимого, раздулся, расцвел, словно алый цветок, озарив ярким светом коридор, и с новой силой врезался в мертвую плоть, снеся твари голову. Обезглавленное тело с дымящейся шеей еще немного постояло на месте, прежде чем безвольно рухнуть на пол.

За оскверненным стоял Сераф. Жрец надевал на руки черные перчатки, но Кейл успел заметить, что запястья священника носили глубокие шрамы от старых ожогов.

– Никогда не думал, что скажу это служителю Погоста, но я рад тебя видеть.

Сераф показал указательными пальцами на свои уши, из которых шла кровь.

– Я почти ничего не слышу! – крикнул он. – В городе паника, взорван Собор.

Кейл вздрогнул, Кайрос напряженно поджал губы. Оба не могли поверить в то, что говорит жрец.

– Что? Как?

Вряд ли Сераф мог ответить на эти вопросы, даже если бы услышал их. Он подхватил Адара под руку с другой стороны.

– Мы нужны Сантремиру! Я помогу!

***

Набата приходила в себя, сознание медленно возвращалось к ней, мягкие объятия забвения не желали так быстро отпускать инквизитора. Она мучительно перевернулась на бок, ее стошнило водой, голова угрожала расколоться надвое из-за стучащей боли в виске. Она коснулась рукой лба, тут же одернула руку, зашипев. На перчатке остались ярко-красные пятна. Волосы промокли, одежда заметно потяжелела после воды.

Осмотревшись, Набата не узнала место, в котором очнулась. Вокруг гладкие отполированные древней рекой полосатые скалы, где-то вдали шумела вода и, кажется, кричали люди.

Вместе с сознанием возвращались и последние воспоминания. Взорвавшийся Собор, ударная волна, перевернувшийся паром, какой-то безумец, чуть не утащивший Набату на дно.