Алекс Райт
Вороны всегда следуют за волками

Набата проснулась, но не спешила открывать глаза. Щекой и телом она жалась к теплому…

Инквизитор отпрянула, распахнув глаза. Теневис непринужденно сидел рядом в той же позе, в которой она запомнила его вчера. Их взгляды встретились.

– Что? – спросил демон, вопросительно подняв бровь.

Она ничего не ответила. Вместо этого тяжело поднялась на ноги. Одежда отсырела, еда в сумках отсырела, миска горячего супа и теплая вода сейчас выглядели недосягаемой роскошью.

– Ты уже придумал, как будешь скрывать свою суть от людей? – спросила инквизитор, потягиваясь.

– В этом у меня большой опыт, не волнуйся. – выбравшись из укрытия, Теневис на ходу обернулся вороном и исчез в пасмурном небе пустошей, оставив после себя лишь пару черных перьев, которые медленно опустились в грязь.

– Ага. Удачи. – бросила она ему вслед, наблюдая, как в небе исчезает его крылатый силуэт.

Хоть ливень и кончился, настроение у Набаты все равно оставалось дурным. Кажется, лошади разделяли ее настрой – Пятый всячески уклонялся от попыток хозяйки надеть на него сбрую, задирая голову и уворачиваясь от нее. Победив упрямство собственного коня, Набата продолжила путь.

По мере того, как она приближалась к Олкристу, ей все чаще стали попадаться другие всадники и повозки, и даже один караван, который сделал вынужденную остановку посреди дороги, потому как центральный фургон глубоко засел в грязи. Набата как раз проезжала мимо фургона по расквашенной множеством копыт дороге, когда люди всеми правдами и неправдами погоняли бедных лошадей, хлеща их по бокам, в надежде вытащить несчастный фургон из глубокой грязной колеи.

Как и всегда, люди тревожно реагировали на появление инквизитора – крики и ругательства погонщиков стихли, разговоры превратились в трусливый шепот, во взглядах каждого члена каравана можно было заметить целый спектр эмоций – от неприкрытой неприязни до благоговейного страха. Набата незаметно вздохнула, посмотрев вперед, и похлопала Пятого по бокам, чтобы шел быстрее. Она давно привыкла к реакции людей на себя, но теперь… Теперь она чувствовала себя так, словно заслужила эти взгляды, это презрение и этот страх. Ладонь, на которой имелась метка демона, зачесалась под перчаткой в ответ на эти мысли.

Караван остался далеко позади, к вечеру Набата увидела дым, поднимавшийся из дымоходов зданий Олкриста. Город расположился на берегу притока Делимара – главной артерии Сантремира, пронзавшей город насквозь, словно копье. По притоку, когда тот набирался воды в сезон дождей, от Олкриста ходил паром до самой столицы, на этот самый паром и планировала попасть Набата.

Обогнув скалу, что стояла по правую руку, инквизитор увидела город.

Она уже бывала здесь не раз, но день ото дня город рос и менялся. Находясь на пересечении нескольких дорог, ведущих в свободные города, Олкрист стал перевалочным пунктом для торговцев и ремесленников, которые стремились найти новых клиентов и новые связи для своего дела. Когда Набата только попала в ученицы к Роберту и впервые увидела город во время странствий с наставником примерно пятнадцать лет назад, Олкрист выглядел жалко – единственная улица в восемь домов, из достопримечательностей только кладбище и крохотный салун, где не подавали ничего, кроме виски и кислой капусты. За пятнадцать лет город разросся и изменился до неузнаваемости, здесь появились торговые лавки, церковь, почтовая станция, даже здания в несколько этажей, а в еженедельной газете писали, что скоро в Олкрист придет железная дорога. Но самое главное – в салуне теперь подавали хорошую еду и несколько видов виски.

Увидев серые очертания города, укрытые пасмурным небом, Набата воодушевилась. Даже если она не успеет на паром, сегодня ее ждет сухая постель и горячая пища. Кажется, даже Пятый почувствовал ее настроение и, бодро подняв голову, перешел на рысь.

Едва въехав за частокол, защищавший город от буреедов и оскверненных, Набата заметила, как над ней пронеслась бесшумная черная тень. Не поднимая головы она знала, что это Теневис. Она не могла объяснить, как, но теперь она всегда знала, где он, стоит ей только подумать об этом, это стало для нее также естественно, как дышать. Разумеется, причиной этого являлся их договор, но инквизитор все еще не могла привыкнуть к мысли, что теперь она никогда не сможет ощутить себя в одиночестве – демон будет рядом, всегда следовать за ней, подобно ее собственной тени.

У причала Набата узнала, что паром уже ушел, а следующий придет ночью и отправится дальше по течению рано утром. Инквизитор заплатила заранее, чтобы докер позаботился о том, чтобы ей и ее лошадям досталось место на пароме. И несколько советников сверху – в качестве гарантии, что ее плату не перебьют. Фактически этого бы никогда не случилось – статус инквизитора сам по себе решал многие проблемы, поэтому докер бы просто не рискнул обманывать ожидания слуги Триединой, но Набата все равно заплатила свою «благодарность», словно была простым человеком. Так делал Роберт, и она продолжила его традицию. Старик говорил, что поступал таким образом, чтобы не углублять пропасть непонимания между людьми и инквизицией.

Набата горько усмехнулась. Роберт бы удивился, насколько высокую стену она теперь воздвигла не только между собой и остальным миром, но и собственным орденом. Первый в истории инквизитор, связавшая себя с демонической скверной. Быть может, были и другие, но их имена старательно стерли из истории, поэтому Набата не знала о подобных грехах своего ордена. Быть может, ее собственное имя сотрут со страниц истории, а память о ней канет в забвение и никто не вспомнит о том, что когда-то жила инквизитор Набата Алейн.

Но…

Но если Теневис прав, если есть хоть призрачный шанс на то, чтобы найти способ даровать вечный покой бессметной душе, вернуть ее в вечный круговорот цикла жизни и смерти, то Набата готова пойти на такую жертву, готова кануть в забвение, если это поможет избавить мир от зла. Если она найдет способ, это изменит не просто многое. Это изменит все. Что такое ее собственная душа и наследие в сравнении с этим деянием?

«Перекресток судеб».

Красивое название, но Набата находила его слишком лирическим для салуна в свободном, пусть и стремительно развивающемся, городе. Лет с десять назад это место выглядело на порядок скромнее и называлось иначе – «Серная подкова». Но все течет, все меняется.

Оставив лошадей на попечение малолетнего конюха, Набата вошла в «Перекресток».

Изменился не только салун и название – время не пощадило и хозяина. То, что дела у него идут хорошо, выдавала заметно смягчившая и округлившаяся, особенно на животе, фигура, волосы побелели и заметно поредели, теперь его лысая макушка то и дело мерцала за баром.

–Госпожа инквизитор. – негромко произнес он, когда она приблизилась и сняла шляпу. Последний раз Набата была здесь два года назад, но Нил помнил ее. У него вообще имелась отличная память, особенно на должников за выпивку и испорченную мебель. – Рад видеть тебя в добром здравии. – окинув ее быстрым взглядом, он цокнул языком. – Погода сейчас скверная.

– Как и дороги. – устало улыбнулась она вместо приветствия. – А дела у тебя все лучше и лучше.

– Милостью Триединой.

– Паром до Сантремира только завтра. Мне нужна…

– Догадываюсь, что тебе нужно, но должен огорчить. – перебил ее Нил. – Город растет быстрее, чем я ожидал, а дожди многих вынудили задержаться в Олкристе. У меня остался только номер для новобрачных. – он выдавил виноватую улыбку. – Но тебе я готов его сдать по обычной цене. – не менее виновато добавив. – Но цены выросли с тех пор, как ты была у меня последний раз.

Инквизитор устало оперлась о стойку, подперев рукой подбородок. Старый лис нагло лгал и собирался содрать с нее полную стоимость подобной комнаты.

– Во имя задницы Якова, научись лгать, Нил.

Хозяин испуганно сглотнул, пойманный с поличным.

– Я заплачу тебе столько, сколько стоит этот твой номер для новобрачных, но во имя богини, не лги мне больше. Никогда. Я смертельно устала и хочу теплую и сухую постель сильнее, чем сохранить содержимое своего кошелька или спать в конюшне.

Однако, услышав цену, Набата все же неприятно удивилась, но спорить с Нилом уже не стала. Близость теплой и комфортной комнаты безнадежно избавляла от желания торговаться хоть на советник.

Поднявшись на последний этаж и войдя в комнату, она сразу ощутила спертый воздух – не похоже, что этот номер пользовался спросом у Нила, но жадность не позволяла ему сдавать его по сниженной цене даже в такое время, как сейчас, когда задержавшийся сезон дождей застал врасплох торговцев и путников. Распахнув окна, чтобы пустить внутрь свежий прохладный влажный воздух, Набата осмотрелась – огромная кровать, две тумбы, туалетный столик, дверь в ванную. По меркам Сантремира – слишком скромно, чтобы зваться номером для новобрачных, но для Олкриста – роскошные апартаменты. Побросав на пол сумки и верхнюю одежду, инквизитор скрылась за дверью, ведущей в ванную.

Горячая вода и мыло согрели измученные мышцы и кости. Набата, наконец, смогла тщательно смыть с себя кровь, пыль и пот, снова почувствовав себя живым человеком. Вернувшись в комнату и взглянув в зеркало, она встретилась взглядом со своим отражением. Коснулась пальцами живота – в том месте, где кожу и мышцы пронзили когти демона, но теперь от той раны, что грозила ее убить и сжечь в горячке, не осталось даже напоминания – ни шрамов, ни отметин. Прежние шрамы от былых сражении никуда не делись. Убрав руку от живота, Набата взглянула на ладонь.

Метка – только теперь Набата решилась рассмотреть ее – перевернутый знак инквизиции, словно насмешка над ее падением. Снова горький смешок – этому демону не отказать в чувстве юмора. Инквизитор поспешила перемотать руку чистым бинтом, чтобы скрыть метку, в первую очередь от самой себя.

– Тебе не нравится?

Она резко обернулась. На подоконнике распахнутого окна расслабленно сидел Теневис – он привалился к оконной раме спиной и болтал ногой, что свесил со стороны улицы. Шляпа сдвинута на затылок, придавая ему лихой вид.

– Не смей подкрадываться!

– Я и не подкрадывался. Не смогу, даже если захочу, ведь ты всегда знаешь, где я, достаточно тебе лишь подумать об этом. Ты была слишком сильно занята разглядыванием своего отражения, что не заметила моего приближения. – он криво усмехнулся. – Не знал, что тебе не чуждо тщеславие. Ты меня приятно удивляешь.

– Я не любовалась отражением. – инквизитор сердито запахнула чистую рубаху, которая выглядела очень мятой после долгого нахождения в седельных сумках.

– Как скажешь, но знай, – он примирительно поднял руки, показав ладони. – Я не осуждаю, тщеславие мой любимый порок. Так что скажешь про метку?

– Ничего. А тебе скажу – что я тебя сюда не звала.

– Жаль. – демон склонил голову на бок. – На мой взгляд довольно забавная шутка. – он спрыгнул в комнату, уверенно прошел к кровати, словно находился у себя дома и упал на подушки, закинув руки за голову. – Меня не нужно звать, я и сам могу прийти.

Набата задохнулась от такой наглости.

– Пошел вон! – злобно прошипела она, указав сначала на дверь, но потом на окно.

– Что? – Теневис приподнялся на локтях. – Почему? Тут полно места. Думаешь, если я бессмертный, то не могу ценить простой комфорт?

– Это моя комната! Не твоя!

– Комната не моя. – демон откинулся обратно на подушки и, демонстративно сложив ногу на ногу, сдвинул шляпу на глаза, словно собирался спать. – Зато твоя душа – моя.

– Этого пока не случилось.

Теневис поднял вверх когтистый указательный палец.

– Вопрос времени. Но раз уж мы партнеры, я считаю, что имею право пользоваться тем же комфортом, что и ты. Верно, партнер?

Набата заскрипела зубами от гнева. Спорить с этим демоном бесполезно, его язык длиннее, чем у болотной длинношеи, она ему слово – он ей десять. Иногда ей казалось, что он нарочно злит ее, словно гнев инквизитора его веселит.

Она выдохнула, взяв себя в руки. Если Теневису и правда доставляет удовольствие ее злость, то он больше не получит того, что хочет. Отныне она станет оставлять без внимания его остроты и сохранять равнодушие несмотря на его выходки. Ей уже давно стоило прийти к такому решению.

Оставив без ответа последние слова демона, Набата занялась своими вещами – предстояло очистить грязь с сапог и пыльника, а потом и со всего остального, что пострадало во время грозы. Теневис, кажется, спал. Инквизитор украдкой посматривала на него, но не могла понять, спит он на самом деле или притворяется. Одержимые не нуждались в еде и сне, но могли принимать пищу, чтобы не выделяться среди людей. Значит, и сон для них доступен?

Закончив с одеждой, Набата вернулась с дневнику Роберта и изучению загадочной сферы. С ногами забравшись в кресло у окна, она положила раскрытые записи наставника у себя на коленях, а сферу осторожно устроила на туалетном столике. Пальцы знакомо обжигало присутствие магии с артефакте древности, такое сильное, что Набате приходилось поджимать губы, чтобы не шипеть от боли.

Дневник Роберта хранил много секретов, многие из которых инквизитор до сих пор только раскрывала для себя. После смерти наставника она далеко не сразу смогла притронуться к его наследию – слишком глубока была рана в душе и боль от его утраты, которая разгоралась с новой силой, стоило Набате только взглянуть на знакомый аккуратный ровный почерк на серых страницах. Сейчас она надеялась хотя бы немного приоткрыть завесу тайны, нависшей над причудливым артефактом Зодчих, который, как утверждал Теневис, мог привести его к вечному покою.

– Я не первый раз вижу у тебя в руках эту книгу, и каждый раз у тебя такое выражение лица, словно кто-то умер.

Набата подняла взгляд от страниц дневника. Теневис все еще лежал в кровати, но двинул шляпу с глаз, чтобы видеть инквизитора. За окном успело стемнеть, так что свечение демонических глаз стало куда заметнее в тусклом свете одинокой свечи, стоящей на столике рядом с артефактом. Набата потерла уставшие глаза.

– Это записи моего наставника. Он многое знал, вдруг тут что-то есть про эту… – она перевела взгляд на сферу. – Штуку.

– Однако, это не объясняет твою кислую физиономию, инквизитор. Что такого написал твой учитель, что заставляет тебя так хмуриться?

– Правду. – коротко ответила Набата, вернув взгляд к страницам. По ее ответу и тону было понятно, что продолжать разговор в этом русле она не намерена, и… Теневис не стал настаивать, хотя инквизитор уже подготовила мысленно несколько грубых язвительных ответов на любопытство демона.

– Что, даже не станешь спрашивать, что за правда?

Демон сел на постели, лениво потягиваясь.

– Мне любопытно, ты права. Но всему свое время. – он встал, направившись в сторону ванной. –Мне нравится испытывать твое терпение и гнев, но если делать это слишком часто, то быстро надоест. – остановившись у двери, он бросил на Набату взгляд черед плечо, постучав когтями по дверному косяку. – А мы ведь не хотим этого, верно? Нам предстоит еще долгое сотрудничество.

Демон скрылся за дверью. По шуршанию одежды и плеску воды стало ясно, что даже одержимым не чужда гигиена, но Набата еще какое-то время сидела, тупо пялясь на дверь. Она пыталась разобраться, не кажется ли ей, что в тоне демона скользнули заигрывающие нотки?

Инквизитор поежилась. Перед мысленным взором пронеслись воспоминания о поцелуе, который стал катализатором их сделки. Нет, она больше не позволит этому монстру прикасаться к ней. Никогда.

***

Ванная для Теневиса оказалась тесновата, но даже так лучше, чем ледяная вода лесного ручья или колодца, в которых ему приходилось мыться. Без преувеличений, мыло и горячая вода казались наслаждением не меньшим, чем струящаяся по рукам кровь жертв или ощущение угасающего пульса под пальцами.

Теневис откинулся назад, позволяя телу согреться после недель, проведенных под открытым небом. Холодные ночи, палящее солнце, ветра и ливни стали его рутиной. Союз с Набатой определенно оказался его лучшим решением за несколько лет. Когда последний раз ему приходилось спать в постели или расслабляться в настоящей ванной? Теневису не необходим сон сам по себе, и он не испытывает страдания из-за грязных ног, но бессмертие учит наслаждаться такими простыми вещами – иначе можно сойти с ума и потерять вкус к жизни. Насилие это, конечно, прекрасно, но даже оно не сравнится с удовольствием от принятия ванной после долгих недель лишений и холода.

Закрыв глаза, он прислушался. Десятки сердец исполняли для него причудливую мелодию, мелодию, которую хотелось исправить своим вмешательством, забрав несколько жизней. И в общем тоне этого сонма из человеческих сердец отчетливо выделялся один. Сильный. Упрямый. Смелый.

Демон улыбнулся уголком рта. Даже среди безликих ритмов смертных Набата выделялась для него, как выделяется певчая птица среди сизых фазанов. Была ли причина в их договоре, или эта женщина действительно отличалась для него от других смертных, он пока не мог ответить. Как он уже ответил инквизитору – всему свое время, и именно время ответит ему на этот любопытный вопрос. Пока же…

Пока он насладится ароматным мылом и горячей водой.

***

Она вздрогнула, когда дверь ванной распахнулась и Теневис вернулся к комнату. Поглощенная изучением дневника Роберта, Набата не заметила, как пролетело время, за окном совсем стемнело, а свеча на туалетном столике почти догорела, угрожая вот-вот потухнуть.

– Я и забыл, как это может быть приятно. – рот демона растянулся в улыбке, обнажая клыки. – Смертные столько всего придумали для удовольствия, но все равно готовы душу продать таким как я в погоне за идеалом.

– Как ванная связана с человеческими чаяниями? – Набата выразительно подняла бровь, зажигая новую свечу от огарка старой.

– Не ванная. – он встряхнул головой. Капли с мокрых волос струились по телу. Если бы не неестественная бледность, подчеркнутая чернотой волос и перьев, местами растущих по его телу, Набата бы сказала, что Теневис даже привлекателен. Но сверхъестественная природа, проросшая наружу, делала его скорее пугающим, чем красивым. – А простые удовольствия в целом.

– Объясни.

– Ты правда не понимаешь? – Набата покачала головой в ответ. – Хорошо. Почему, по-твоему, у демонов получается искушать людей? Откинем в сторону всю ту шелуху, что накидала церковь и не будем брать во внимание нашу с тобой историю. Почему?

Инквизитор захлопнула дневник, отложив в сторону, откинулась в кресле.

– Потому что люди всегда хотят большего? – неуверенно предположила она.

Теневис щелкнул когтистыми пальцами.

– Именно! Даже тем, у кого все, казалось бы, есть, всегда оказывается мало. Вы как паразиты, которые готовы поглощать сверх меры, и не останавливаетесь даже тогда, когда от того, что вы поглотили, уже лопается брюхо.

– Предположим, я не обижаюсь на паразита. Но разговор начался с ванной. – напомнила Набата.

– Если бы в вашей смертной природе не было месту энтропии, демоны бы остались без договоров. – он сложил на груди мускулистые руки. Обсидиановая кожа от кончиков пальцев до локтя выглядела так, словно Теневис залез руками в бочку с дегтем. – Большинство из вас стремится к саморазрушению из-за постоянного ощущения пустоты внутри, которую нельзя заполнить ни материальными, ни духовными благами. Если бы смертные умели довольствоваться тем, что у них есть, инквизиция бы не понадобилась. – он пожал плечами.

– Хочешь сказать, что умение получать удовольствие от ванной может сделать человека счастливым, а меня – лишить работы?

– Ванная, еда, секс – что угодно, что может приносить удовольствие. Но проблема в том, что вам всегда мало. Вы словно не умеете быть счастливыми. И здесь появляемся мы, демоны – обещаем, обманываем, искушаем, нашептываем – и нам верят. Люди готовы поверить кому угодно, если пообещать им исполнение самой заветной мечты. – демон сделал выразительный жест рукой. – И для тебя не секрет, что в этой сделке только один победитель.

– Значит, и меня ты обманываешь? – Набата злобно прищурилась.

Теневис в ответ ослепительно улыбнулся.

– Любой мой ответ на этот вопрос будет ложью в твоих глазах, так что я промолчу. Наш договор существует, условия названы, а остальное – неважно.

– А с каких пор ты стал таким знатоком человеческой души?

– С тех самых, моя инквизитор. – приблизившись, он наклонился к ней. – Как начал поглощать ваши души. Я знаю, каковы на вкус отчаяние и радость, ярость и милосердие, ненависть и любовь. – пока демон перечислял, он сопровождал каждое слово изящным жестом руки. – Я поглотил сотни, а быть может, тысячи смертных, расплетая саму их суть нить за нитью, словно гобелен, на котором выткана вся история вашей незначительной жизни. Я знаю, что сказать, куда надавить, что сделать, чтобы пошатнуть веру самого стойкого из смертных и заставить его сомневаться. – Набата отвернулась, а Теневис улыбнулся уголком рта. – Ты и сама испытала на себе это. Сомнения – оружие не менее смертоносное, чем твой револьвер, и уж точно они сгубили и сбили с пути больше праведников, чем пули и клинки.

– Если ты так хорошо понимаешь людей. – Набата повернулась в демону, смело встретив его взгляд, пробирающий до костей. Ей хотелось бросить ему вызов. – То можешь научиться и состраданию?

Теневис выпрямился, пару раз непонимающе моргнув. Судя по его виду, этот вопрос ощущался для него как пощечина. Набата постаралась не выдать свои эмоции, но глубоко внутри себя она возликовала от того, что смогла сбить демона с толку.

Он отмахнулся, рассмеявшись.

– Ха, сострадание! Пустая трата времени, ибо она не приносит никакого удовольствия. Ты перепутала меня со священником.

– Я прекрасно понимаю, кто ты. Но разве ты не считаешь, что способен научиться сочувствию, как научился манипуляции? Это должно быть не сложно, если ты понимаешь, как работают человеческие чувства.

– Может быть, ты и права, но это будет лишь имитация, не более. Я не способен на сочувствие, потому что не вижу в нем смысла. Зачем мне это?

– А зачем тебе смерть?

– Очевидно – чтобы перестать страдать.

– Сострадание помогает понять, что ты не одинок в своем горе. Помогает чувствовать себя лучше, когда ты видишь, как твоя помощь облегчает жизнь другим. Может, если ты укротишь свой эгоизм, то сможешь понять, как это делают люди, и тебе станет чуточку легче?

Настал черед Теневиса злобно щуриться.

– Напомни мне, в какой момент мы поменялись ролями?

Инквизитор негромко посмеялась, прикрыв рот.

– Почту за комплимент то, что ты увидел во мне праведного искусителя.

– Меня устраивает мой эгоизм. – демон повернулся к ней спиной, разглядывая свое отражение. В нем он видел, как Набата разглядывает его спину со смесью интереса и тревоги. – Что там?

Шрамы от кнута. Набата видела такие у фамианов – бедолаг часто наказывали именно ударами кнута по старой традиции, хотя рабство давно отменили. Либо у заключенных.

– Интересные шрамы. – ответила она.

Демон развернулся к зеркалу спиной, чтобы разглядеть, что там.

– Ты даже не знал, что у тебя шрамы? – удивилась инквизитор.

– Не у меня, а у того, кем был тот, чье тело я занял. Хм. – он коснулся пальцами одного из толстых бугров рубца на пояснице. – Больно, наверное. Было.

– Ты не знаешь, кем был тот, кто, ну…

– Нет. – демон внимательно посмотрел на Набату. – И я никогда не задавался этим вопросом. Мне, как ты поняла, плевать.

– А как это было? Что первое ты помнишь, когда оказался в этом теле?

Теневис нахмурился. По его виду было понятно, как мучительно тяжело ему выловить из своей дырявой памяти нужные осколки. Его взгляд стал далеким. И серьезным – как тогда в мертвом лесу, когда он рассказал о своем желании найти смерть.

***

Свист кнута, рассекающего воздух, был первым, что смог услышать Теневис, когда снова обрел способность различать звуки. А затем…

Удар. Он слышал, как с хрустом рассекается его новая плоть. Боль обожгла пробуждающиеся сознание подобно раскаленному клейму. Он взревел, удивился тому, каким оказался его новый голос.

Зрение вернулось последним. Яркое полуденное солнце хлестнуло по глазам, заставив зажмуриться от боли. Во рту пересохло, а на зубах противно скрипел песок.

Он пошевелил руками, натянулись веревки, что распяли его между двумя столбами. Снова свист, новый удар кнута рассек сначала воздух, а потом и его спину. Теневис вздохнул, но больше от неожиданности, чем боли. Что эти смертные знают о боли?

Он поднял лицо к небу и увидел, что над его головой кружились грифы, привлеченные запахом крови и духом смерти. Стервятники ждали, знали, что скоро смогут набить свои гнилые желудки. Но их пиршеством станет не тот, кого привязали между двух окровавленных столбов.

Теневис сжал кулаки, напрягая мышцы. Спину пронзила боль, но она не шла ни в какое сравнение с тем, что он испытывал от слияния с новой оболочкой. Еще усилие и веревки лопнули, даровав новорожденному одержимому свободу. Обрывки пут болтались на его запястьях, почерневшие от крови.

Люди вокруг него что-то закричали, но Теневис не слышал, его восприятие наполнилось шумом крови в ушах и стуком перепуганных сердец. Его пальцы почернели, а ногти изменялись, превращаясь в обсидиановые когти. Упав на четвереньки, он хватал ртом воздух.

И преображался.

Он ощутил, как во рту удлинились зубы, став клыками, как с неестественной скоростью зарастала совсем недавно рассеченная кнутом спина. Вытянув шею, он вдохнул полной грудью и издал рев, подобный звериному.

Демон поднялся. Люди разбегались, кто-то прятался, кто-то пытался совладать с испуганной лошадью и уехать, кто-то выстрелил в одержимого, но пуля просвистела мимо, попав в столб.

Теневис прыгнул к ближайшему человеку – им оказался мужчина в дорогом костюме, его рука все еще сжимала кнут, а лицо побелело от ужаса. С этим же выражением ужаса он упал на землю, когда когти демона разорвали его горло, обагрив песок горячей кровью.

Стервятники в небе вторили крикам умирающих.

***

– Теневис?

Демон моргнул, и воспоминание исчезло, голос Набаты заставил его вынырнуть из потока воспоминаний, о которых он перестал думать давным-давно, словно они никогда ему не принадлежали. Так было всегда – он плохо помнил, что делал и видел в первые дни жизни в новом теле, но сейчас Набата каким-то чудом смогла заставить его погрузиться в эти воспоминания, которые, как думал Теневис, исчезли. Но ощущения, что он испытывал тогда, все еще оставались с ним, казалось, что он все еще мог почувствовать песок на зубах и липкую кровь жертв на пальцах. Демон взглянул на свои руки, но они оказались чисты, облизал губы, но ничего не почувствовал.

– Все в порядке? Ты уже слишком долго так стоишь. – голос инквизитора выражал искреннее беспокойство.

Как мило.

Теневис снова посмотрел на свои ладони.

– Заключенный. Кажется, я был каким-то заключенным. То есть…он был.

Демон зажмурился, потреся головой.

– Твои слова заставили меня вспомнить. Я очнулся прикованным между двух столбов, кнут, какие-то люди. Теперь они мертвы. – он поднял взгляд на Набату, легко усмехнувшись. – Не знаю, что он сделал, но он являлся заключенным. Полагаю, ты теперь считаешь, что вполне ожидаемая судьба для такого человека.

– Правосудие не идеально. – Набата вернула себе на колени свою книгу. – Я не буду утверждать, что он заслуживал того, чтобы стать одержимым. Но могу узнать, когда мы приедем в Сантремир, если хочешь. У меня есть связи среди законников города, думаю, у них найдутся записи о происшествии, связанном с одержимым заключенным.

Демон отмахнулся, вернувшись к изучению своего лица в зеркале.

– Делай, как хочешь. Мне не интересно, кем был этот человек.

Он видел в зеркале, как инквизитор пожала плечами и вернулась к чтению. Теневис вернул взгляд на самого себя, вздрогнул, когда на мгновение, длящееся не дольше одного удара сердца, на него посмотрел обычный человек – тот, чье тело он сделал своим.

Что это было, во имя энтропии?

Демон отшатнулся от зеркала. Посмотрел на Набату, но инквизитор, кажется, не заметила его смятения.

А ведь Теневис любил свое отражение. За свою долгую жизнь он сменил множество оболочек, успел побывать в телах мужчин и женщин, даже детей, но независимо от того, какой облик ему доставался, он обожал любоваться собой. Тщеславие и блеск золота были самым большими его слабостями, но теперь…

Демон с опаской покосился на зеркало, боясь вновь увидеть там не себя, но в этот раз ничего не произошло. Что это было? Ему померещилось? Он не помнил, чтобы подобное когда-либо случалось с ним. Что бы это значило?

Созерцание своего отражения уже не приносило столько удовольствия, сколько минуту назад. Раздраженно фыркнув, Теневис отвернулся от зеркала и выпрыгнул в открытое окно, на лету обернувшись вороном.