Алекс Миро
Озеро: воскресшие
Он побрел в сторону ворот. Мэри нагнала его, оставив Райана одного.
– Я провожу вас, вызову такси. – Она с тревогой оглядывалась по сторонам, но никто из воскресших так и не появился на их пути. – Мне кажется, вы не правы, что должны нести груз вины до конца жизни. Мы выбрали вас из сотен тысяч желающих, пролистав заявки наугад. Значит, судьба хочет прекратить ваши муки. А этот потоп и замыкание – никакой не знак, просто грунтовые воды и перепад напряжения. Замок не предназначен для мощностей оборудования Райана. Вы избраны не случайно, у вас будет шанс сказать «прости».
Мэри приложила запястье к биометрическому замку на колонне ограды, и старинные кованые створки разъехались в стороны. Такси уже светило фарами на подъездной дороге.
– Спасибо вам, Мэри, – сказал старик и взял ее за руку. Она почувствовала легкую дрожь, передавшуюся от его руки по всему ее телу, словно озноб. – Вы говорили так убедительно, что я почти с вами согласился. С моим гнусным характером я редко к кому прислушиваюсь. Но все же я окончательно поверю в судьбу только тогда, когда вы мне позвоните. Буду ждать вашего звонка, правда, ничего другого в жизни я не хочу так сильно.
Мэри усадила его в такси и смотрела вслед, пока машина не скрылась за поворотом. Она поторопилась обратно к крипте – знала, что Райан нуждается в ее поддержке больше, чем кто-либо еще.
***
Наконец Нис и его напарники выбрались на свежий воздух. Они вытирали пот со лба, закручивали крышки портативных огнетушителей. Четверка вышла из крипты последней. Кисти рук у нее обгорели, кое-где лишившись искусственной кожи, на униформе зияло несколько прожженных дыр.
– Искрило, – коротко объяснила она Мэри и Райану.
К ним шел Нис.
– Пирометр показал самое горячее место, это и был очаг возгорания. Мы разобрали стену по кирпичу. Точнее, выломали, уж извините. Кабели повреждены, но можно восстановить. Вода шла вниз по стенам, произошло короткое замыкание, скачок напряжения и где-то коротнуло.
– Опять грунтовые воды? – спросила Мэри. Райан так и сидел на земле и молчал, отвернувшись от Ниса.
– Слушай, здесь становится опасно. Мы сканировали почву, она вся рыхлая. Повсюду могут быть водяные ловушки, того и гляди хлынет. Особенно в нижние части Замка.
– И что ты предлагаешь? – Райан встал, отряхнул черные джинсы от налипших травинок. – Уехать отсюда? Построить насыпь? Осушить озеро? Все это, конечно, можно сделать, но не раньше, чем я закончу то, что начал. Мой проект для меня важнее всего остального. Мы с Мэри, – он обнял ее за талию, – привыкли справляться с трудностями вместе. И на этот раз все будет хорошо.
– Ты эгоист, Райан, и всегда им был, – констатировал Нис.
– Убирайся из моего дома. – Райан смотрел в землю, насупившись, на щеках выступили красные пятна. Когда-то они часто стояли так – подростки, готовые броситься друг на друга с кулаками.
Мэри вывернулась из-под руки Райана.
– Прекратите оба. Если бы не Нис, мы бы уже попрощались с криптой. А ты оставь свои оскорбления при себе. – Она ткнула пальцем в широкую грудь Ниса, и он улыбнулся, будто слушал лепет заигравшегося ребенка.
– Подведем итог как взрослые люди, – согласился Нис. – Потоп прекратился, сегодня волноваться не о чем. Четверка поставит в крипте датчик «Моисея», подключит к мониторам в подвале Замка. Если влажность увеличится, «Моисей» тут же получит сигнал и включит сигнализацию.
Один из напарников Ниса открыл чемодан, достал круглый прибор с зеленым мигающим огоньком. Четверка бережно приняла датчик, повертела его, изучая.
Они шли друг за другом к главным воротам. Мэри чувствовала, что Райан, идущий первым, весь обратился в слух, пытается уловить каждое слово, сказанное ей Нисом. Но Нис был осторожен. Его вкрадчивый шепот едва ли доносился до нее самой.
– Ну как ты после похода в лес? – спросил он, наклонившись к ее уху и проводя пальцем между прикрытых льняным платьем лопаток.
На нем все еще был форменный комбинезон, отчего он казался крупнее и шире в плечах, чем был на самом деле, но Мэри знала, что под массивным слоем водоотталкивающей ткани скрывается высокое, крепкое тело, каждый изгиб которого она выучила наизусть.
– Просто чудесно, – прошептала она в ответ, косясь на шагающего впереди Райана.
Нис, удовлетворенный ответом, потер руки, поправил волосы – упругий золотой хвост, стянутый на затылке.
Они проводили команду гидрологов до ворот.
Четверка уже была в Замке – ее не мучили ни страх, ни воспоминания. Она курсировала по кухне в переднике с красными мухоморами, напевала себе под нос голосом Фрэнка Синатры, как научил ее Райан, чтобы еда, заряженная хорошей музыкой, становилась вкуснее и полезнее, гремела картриджами для пищевого принтера. Андроид воплощала собой уют, которого не хватало большому, зябкому дому, что не мог согреться даже этим неестественно теплым зимним летом.
Райан, немного остыв и смягчившись, сдвинул вместе два глубоких кресла.
– Сядем рядом? – спросил он Мэри.
Они примостились перед камином, разводить огонь в котором было запрещено законом, – дров было не достать, деревья охранялись пуще людей, и настоящее пламя, горячее, зовущее, хрустящее, как обертка новогоднего леденца, отзывалось ностальгией в памяти, призраком мерцало в черном квадрате портала.
– Ты скажешь, что случилось на интервью? – спросила Мэри, наливая виски в два стакана.
– Ты не смотрела, – ничуть не удивился Райан.
– Я была в бешенстве, почти ненавидела тебя. – Мэри сделала глоток, потом принюхалась, покрутила стакан, глядя, как набирает скорость карамельный водоворот.
– Четверка сказала, ты видела нас с тобой в погребе…
– Тот день, когда ты меня обидел. Мы играли в прятки, бегали друг за другом. А когда ты меня нашел, под скамьей для винных бочек, то наговорил гадостей.
– Заявил, что ты не умеешь прятаться, ты скучная, и вообще, я играю с тобой только потому, что больше не с кем.
– Именно так, – покачала головой Мэри.
– Прости. Я часто делал тебе больно. Это что-то сильнее меня, страшное, неукротимое. Оно вырывается время от времени, я ничего не могу с собой поделать.
– Ты не виноват. Это все Бирн – он ломал тебя с тех пор, как отец бросил тебя с ним в Замке. Кроил по меркам О’Коннеллов. Бирн всегда наслаждался властью над тобой.
– Он хотел сделать меня достойным, – сказал Райан.
– Или просто издевался, прикрываясь благими намерениями, – парировала Мэри. – Мы оба прошли через его власть и до сих пор не можем избавиться от нее. Я не злюсь на тебя.
Райан протянул к ней руку.
– Значит, у нас все хорошо, светлячок?
– Как всегда, – кивнула Мэри.
Четверка вошла в гостиную.
– Я подаю ужин, – сказала она и снова исчезла в кухне.
Райан выбрался из кресла, поежился – из окон в комнату задувал теплый ветер, но в гостиной все равно было сыро и холодно. Он галантно подал Мэри руку.
– Пойдем, любовь моя, поедим, потом на боковую. Мы изрядно измотались сегодня.
Мэри сделала реверанс, чиркнув носком туфли по ковру.
– Как скажете, любимый мой. Не угодно ли вам, сэр, допустить меня сегодня в вашу опочивальню? – спросила она, посмеиваясь.
– Чего? – удивился Райан. – О, да, мэм, угодно, конечно! Дьявол, еще как угодно! – Он схватил ее за талию, поднял в воздух и, перекинув через плечо, потащил к столу. Мэри заливалась смехом, визжала и дергала ногами в воздухе. – Только отужинаем яствами, а потом я тебе, как это там, мать вашу, задам жару! По-простому так, прямо в опочивальне.
Мэри так смеялась, что свалилась на пол, и Четверка, прибежавшая на грохот, смотрела на непонятно отчего разбушевавшихся хозяев.
***
Когда-нибудь ветер заплачет о тебе,
Потому что не может тебя забыть…
Из ванной доносился баритон Райана, отдельные слова было не разобрать – они смешалась с зудящими вибрациями его электрической щетки, и песня оборвалась. Мэри нежилась в постели под одеялом. Она то открывала, то закрывала глаза, припоминала свой странный, тягучий сон, который все никак не мог закончиться – другие миры, города, тяжелое дыхание над ухом, пугающее, оно преследовало ее всю ночь, куда бы она ни шла, куда бы ни пыталась наконец дойти. Дыхание следовало за ней по пятам. Пару раз она хотела оглянуться, но отчего-то знала, что во сне невозможно посмотреть назад, в мире сна все же есть пара нерушимых правил. Оглянуться назад, умереть или в конце концов, после долгих блужданий, дойти до пункта назначения – вот три столпа невозможного. И, подчиняясь, она продолжала скитаться по известным, но незнакомым улицам.
– Сегодня нужно закончить с воскрешением Нири. – Райан натягивал черные джинсы и майку с программными кодами, в которых скрывалось матерное стихотворение. Но поскольку Мэри была далека от мира программистов, она не стала спрашивать про смысл написанного.
– Волнуешься? – Она приподнялась на локте, нащупала его вчерашнюю смятую футболку, забившуюся под покрывало.
– Даже не знаю. Надеюсь, Лафкрафта не придется вызывать повторно, – ответил Райан.
Они спустились вниз, у подножия лестницы их ждала Четверка.
– Я подключила резервную станцию. Мощности хватит на одно воскрешение, не больше. Кстати, воскресшие хотят посмотреть на рождение Нири, – сказала она, жестом указав на входную дверь.
– Ладно, раз сегодня здесь нет посторонних, – разрешил Райан.
У круглой клумбы стояли все воскресшие до единого. Кэссиди подбежала к Мэри, обняла ее, доверчиво заглянула в глаза. Райан нахмурился.
Высоко в небе кричала птица. Она спускалась все ниже, описывала круги над башней Замка и наконец, затянув протяжную песню, исчезла среди деревьев. Воскресшие углублялись в тишину сада, проходили лабиринты, задевали плечами цветущие белые кусты на узких тропинках. Мэри и Райан шли вслед за ними.
– Тебе не стоит привязываться к Кэссиди. «Праздник Воскрешения» не за горами, – наконец сказал Райан.
– Ничего не могу с собой поделать, – призналась Мэри. – Она такая милая.
– В следующий раз, когда будешь обнимать ее, подумай, каково будет с ней расстаться. Удалить с диска.
– Спасибо на добром слове, – расстроилась Мэри.
– Не за что. И не плачь потом у меня на плече.
– Чурбан, – констатировала Мэри и, нагнав Кэссиди, взяла ее за руку. Чувство покалывания в ладони, легкий электрический разряд проскочил между ними.
Воскресшие остановились, глядя вдаль. Озеро молчало. В зеркальной поверхности отражалось облако.
– Она поднимается, – сказал Райан, сверяясь с данными в планшете.
– Загрузка идет успешно, – подтвердила Четверка.
– Надеюсь, резервная станция выдержит напряжение в сети? – Райан, в поисках поддержки, посмотрел на Четверку.
– Я чинила панель управления и кабели всю ночь, изолировала, соединяла, проверяла и перепроверяла. Все работает, – заверила она.
Райан посмотрел на правый берег, простирающийся вдоль кромки леса. Сегодня там не было ничего, что напоминало бы черный саван – подарок озера Райану, привет из далекого прошлого. Но он знал: Замок обрел силы, чтобы сыграть в кошки-мышки со своим хозяином.
Недалеко от берега поверхность воды покрылась мелкой пеной, как и накануне, пятно разрасталось и ширилось. Из воды появилась голова, черные длинные косички, собранные в необъятный хвост на затылке, свисали до самого пояса. Воскресшие переговаривались. Возлюбленная Лафкрафта, мисс Нири, ступила на берег, щурясь от яркого солнечного света.
Райану вдруг показалось, что за первым рядом деревьев мелькнули оленьи рога, но сейчас ему не хотелось разбираться с этим. Он, словно выйдя из гипноза, отвел взгляд от другого берега.
Кэссиди радостно подбежала к Нири, обняла ее, принимая в ряды воскресших. Ева потянулась к новой подруге. Писатель Акира Ито почтительно поклонился. Каждый из воскресших счел своим долгом поприветствовать вновь рожденную. Полы ее длинного платья – леопардовый принт, черные пятнышки на желтом песке африканской саванны – уже высохли и разлетались на ветру.
***
Райан вернулся в Замок один. Из-под дубовой входной двери поддувало. Ветер стелился по полу, охлаждал бордовый ковер, шевелил страницы записной книжки на резном старинном бюро. Четверка уже год разбирала всякий хлам, доставшийся Райану от предков: потрошила шкафчики и комоды, сдавала в переработку бумагу для записей и блокноты, выбрасывала детские поделки Райана и все, чем уже давно никто не пользовался. Распорядившись навести в доме порядок, Райан дал Четверке полную свободу действий. Она могла избавляться от всего, что считала ненужным, ее выбор основывался на хладнокровных алгоритмах, маркетинговых исследованиях и сводках о продажах антиквариата.
Райан неприязненно окинул взглядом оленьи головы, развешанные вдоль всего коридора под потолком. Самый крупный самец, с гордостью прибитый над входной дверью, уставился на него стеклянным глазом, рот, полный серых зубов, растянулся в жуткой усмешке. Райан хотел, но не решался избавится от этой массивной, увенчанной царственными рогами головы.
– Ну что же ты молчишь, Бирн, – сказал он. – Ты упустил возможность помешать мне. Я осуществил свою мечту. Слышишь, как они переговариваются там, в саду? Мои творения, мои создания, плоды моего гения. И что ты на это скажешь? Похоже, я уделал всех О’Коннеллов одним махом. Никому из вас такое было не под силу. В нашем роду я лучший. Выкуси!
Райан привстал на цыпочки, погладил оленя по носу и тихонько злорадно засмеялся.
– Мы победили его вместе, да?
Он помнил тот день. Истекающую кровью тушу дед и отец волокли с улицы, на деревянном полу узором змеились красные разводы.
– Что ты стоишь, как баран? – просипел Бирн, отдуваясь.
Отец молча отвел от Райана глаза. Он никогда не вмешивался в надежде, что семейные разборки между Райаном и стариком Бирном обойдут его стороной.
– Возьми тряпку и протри пол от крови, ссыкло, – так громко, чтобы их слышали слуги, произнес Бирн. Он разжал пальцы, и рога с глухим стуком упали на пол.
Они были до ужаса похожи, старший и младший О’Коннеллы: ледяной, цепкий взгляд голубых глаз, одинаково по-ослиному упрямы – два внутренних стержня собственного мнения, которые, периодически сталкиваясь, давали мощную искру ссор и обоюдной неприязни. Райану было семнадцать, за последние несколько лет он ни разу не ел мяса, птицы или рыбы, занимался йогой и делал все возможное, чтобы вывести деда из себя.
На дворе заливалась лаем охотничья свора. Из ярко освещенного холла было едва видно, что происходит снаружи. Холодные осенние сумерки пропитались дождем насквозь. Следы грязных собачьих лап петляли на ступенях крыльца, не осмеливаясь зайти в дом. Райан стоял, стиснув зубы, и отчаянно шептал про себя мантру, но в этот раз волшебные слова обессиленно кружились в его мозгу, не принося желанного покоя.
– Слуг полон дом, они вытрут. Я не нанимался, – прошипел Райан. Голос едва заметно дрожал, а тело съеживалось, как предатель, выдававший его с головой.
Отец посмотрел на него с испугом и тайной гордостью. Сам он ни разу в жизни так и не посмел перечить Бирну и до конца своих дней, словно беглец, колесил по странам и континентам, наведываясь в Замок только по необходимости.
– Ссыкло ты и есть, – Бирн сплюнул на пол. Его глаза налились кровью. – Стоишь, трясешься как осиновый лист, у самого кишка тонка, веган хренов, взять в руки топор. Изольда! – проорал он так, что стены Замка завибрировали. – Принеси-ка нам носовых платочков! Моя внучка Райан хочет поплакать из-за убитого оленя!
Насупленная служанка Изольда вышла из кухни с салфетками в руках.
Из последних сил Райан схватился за перила лестницы. Еще секунда, и он потеряет сознание от переполнявших его чувств: дикий коктейль из ненависти, тревоги, ужаса и адреналина готов был вырваться наружу в истеричном крике. Но он крепко стиснул зубы и упрямо смотрел Бирну прямо в глаза.
– Хочешь, расскажу, как это было? – с издевкой спросил Бирн, указывая на красную дорожку на полу. Она тащилась от самого леса по примятой траве.
Райан молчал. Он помнил оленя другим. Чистое небо держится на рогах – ветвистой короне, выточенной великой природой. Райана затягивает в прошлое: длинные дни, высокие деревья, Райан мал, но рядом с новым другом ему совсем не страшно.
– Он мучился, когда я прострелил ему шею… – наслаждался Бирн.
Мягкий мох – вкусный? Олень наклонился к зеленому пригорку, приглашает полакомиться. Девятилетний Райан отщипывает кусочек жесткого мха, кладет в рот. «Фу, гадость!» – он смеется, олень качает громадной головой, фыркает, тычет носом в протянутую Райаном ладонь.
– …дергал копытами, как в припадке, кровь так и хлестала, фонтаном. Никак дух не испустит. Я уж думал облегчить его муки, а потом решил, что не стоит…
Лес тянется к самому озеру. Олень никогда не покидает пределы своего царства. Это его земли, что бы там ни считал Бирн, какими бы хозяевами ни возомнили себя О’Коннеллы. Все живое – птицы, жуки, бабочки, червяки и мыши, все, что обитает здесь, знает, кто истинный хозяин этих земель. Запах мускуса стоит вокруг них, Райана и его лучшего друга, и ветер разносит его по окрестностям.
– … и наконец он сдох, – заключил Бирн.
Райана словно вывернули наизнанку, расщепили на атомы и собрали заново, таким да не таким, чем-то похожим, но покалеченным, перевертышем, которому уже не стать прежним.
– Ты знал! Ублюдок, ты знал, что я любил его! – орал Райан, приближаясь к Бирну, растопырив пальцы.
Олень ведет его тропами, по которым никогда не ступала человеческая нога. Он показывает ему поляну, кивает в сторону трухлявого пня. Ночь близко, солнце заходит, и лес наполняет жужжание насекомых, крики пробудившихся после дневного сна птиц. И как только последний луч солнца погас, пень засиял. Тысячи светлячков поднимаются в прохладный воздух и, светясь, стрекочут. В карих глазах оленя отражается лес, царственный, волшебный. Потом Райан приведет сюда Мэри, и это будет их место.
– Кстати, знаешь, где я его пристрелил? – Бирн ничуть не испугался Райана, шагающего к нему в порыве безумия. – У трухлявого пня…
Райан схватил охотничий топорик, лежавший на столике у туши, и поднял его высоко вверх.
Он очнулся от жуткого забытья, когда руки ослабли, мышцы болели, пальцы, липкие от крови, едва сжимали деревянное древко топора, а весь свитер и джинсы были в темно-красных пятнах. Туша была вся изранена, исколота наточенным лезвием, и только гордая голова, запрокинутая набок, и прекрасные, будто обнаженные зимой исполинские деревья, рога остались нетронутыми.
– Смотри-ка, да ты его почти разделал. Откуда только силы взялись, – с удовлетворением сказал Бирн и потер руки в предвкушении ужина.
Вокруг засуетились слуги, отец пошел в гостиную налить себе виски, а Райан побрел в свою комнату и не выходил из нее до самого отъезда в университет. С тех пор он никогда не ходил на поляну светлячков, и озадаченная Мэри, сколько бы ни спрашивала, так и не узнала почему.
***
Нис спешил к воротам Замка. Он сдал пост, сменил форму гидрологической службы на мягкие чинос из конопляной хемпы и майку из соевых волокон.
Мэри засмеялась.
– Вас что, обязывают это носить?
– Только ты еще покупаешь непереработанные ткани, Мэри. Это преступление против человечества, – парировал Нис.
– Зато мою одежду нельзя есть, в отличие от твоей. Я и так многим жертвую ради мира, теперь миру придется смириться с моими хлопковыми платьями.
Нис уже садился на заднее сиденье машины Мэри.
– Садись спереди, я поведу сама. Выключим автопилот и втопим так, что дорожные камеры обалдеют. – Она переключала настройки на панели управления.
– Ты спятила! Сколько лет ты уже не водила? – не на шутку испугался Нис. Он с трудом выбрался с заднего сиденья миниатюрного электрокара.
– Чего ты боишься? Ехать десять минут от силы… Хотя нет, спорим, я доберусь за пять? Держись крепче! – Едва дождавшись, пока Нис займет свое место и дверца опустится, Мэри нажала на газ.
Машина неслась по освещенной дороге, по бокам темнели силуэты деревьев, широкие поля тянулись до самого горизонта.
– Что ты ему сказала на этот раз? – поинтересовался Нис.
– Правду, конечно, – улыбнулась Мэри. – Просто не всю. Я давно хотела проведать дом Омеги.
– И что, он так просто тебя отпустил?
– Райан знает, что после «рождения» воскресшего мне нужна передышка, хоть ненадолго. Для меня это каждый раз испытание. Испытание чувств.
Мэри было жаль, что за рулем нельзя насладиться видом пригорода, огнями низких домиков, спрятанных за аккуратными оградами вдоль дороги. Но чувство скорости нравилось ей куда больше. Она давила на газ и чувствовала себя свободной, мысли вылетели из головы. Немного расслабившись, Нис опустил все четыре стекла, мощный поток прошил салон навылет, вымел разбросанные фантики от любимых сахарных леденцов Мэри.
Они остановились у подъездной дорожки двухэтажного дома из белого кирпича. Застрявшие где-то посередине между светом дня и темнотой ночи, поля вокруг баюкали сами себя. Зеленый становился серым, серый наливался черным. У горизонта по травам наползала широкая тень ночи, она катилась к городу заученным маршрутом.
– Слышишь, кто-то играет? «Огненное королевство»! – Нис остановился, по улице пронеслось эхо драконьего рыка и удары кувалды о стальную поверхность.
– Это там. – Мэри всмотрелась в окна второго этажа соседнего дома. Голубые шторы раздвинуты, свет приглушен, из открытого окна свешивается длинный покрытый шипами драконий хвост.
– Я прошел эту игру на станции виртуальной реальности одним из первых, – похвастался Нис, расправив плечи. – Если коснуться драконьей чешуи, она на ощупь как теплое железо. Знаешь, вроде настоящая, живая, чувствуешь ее вибрацию ладонью, но при этом понимаешь, что ничего подобного на свете быть не может.
– Построил королевство? – спросила Мэри, все еще глядя в окно чужого дома. На первом этаже в гостиной зажегся свет.
– Спустил всю зарплату. Зато какая башня вышла, загляденье. С гнездом для Горнера на верхушке. Он там яйца высиживал.
– Ты что, сделал его самкой? – удивилась Мэри. Голова дракона протиснулась в открытое окно, желтый глаз зло сверкнул, глядя в небо, и пасть раскрылась в оглушительном крике. Похоже, игроки решили всполошить всю улицу.
– Почему бы и нет. Приезжай как-нибудь ко мне. Я запущу игру, достроим город вместе, побродим по улицам, полазаем по башням, а потом дракон спалит королевство дотла.
Мэри вздохнула. В Замке было столько станций виртуальной реальности, но ей так ни разу и не захотелось сыграть во что-нибудь эдакое.
– Пойдем-ка лучше в дом. – Мэри повернулась и зашагала к выкрашенной в небесно-синий цвет двери.
– Я так и не видел ни одного воскресшего. Даже тогда, когда затопило крипту. Они вырубились? – спросил Нис.
– Нет, это невозможно. Для воскресших предусмотрены защищенные, почти неубиваемые диски и одна резервная станция виртуальной реальности. Просто они собрались где-нибудь в саду, как обычно. – Она приложила запястье к сканеру, тот зажегся зеленым, и замок в двери со щелчком открылся.
– Это хорошо. Близким было бы тяжело так глупо потерять их во второй раз.
Они вошли в холл, и на потолке зажегся мягкий лимонный свет, радостный, яркий – приветствие желанным гостям от хозяев дома.
– Их новая разлука – вопрос времени. Но каждый раз, когда я смотрю на наших добровольцев, понимаю, что ко второй разлуке они не готовы точно так же, как были не готовы к первой.
– Ты уверена, что вы поступаете правильно? Что-то есть в этом проекте… Противоестественное. Такое чувство, что Райан играет с огнем и однажды доиграется, – заметил Нис, и Мэри подумала, что отчасти с ним согласна. – Я бы не хотел видеть тех, кого любил, в виде мастерски скроенных программных кодов Райана. Чертовщина какая-то.
Нис прошел в гостиную вслед за Мэри. Внутри было удивительно уютно. Андроиды обладали тонким чувством стиля и порой подбирали декор жилища для своих хозяев с таким вкусом, что могли тягаться с именитыми дизайнерами.
– Ни разу не был здесь. Да и Альфи почти не помню. Когда он развелся и стал жить с Омегой, от них отвернулся весь город. – Нис огляделся по сторонам.
– Перед смертью Альфи завещал дом ей.
– Вряд ли Омеге позволят вступить в наследство. Люди будут против. Ты знаешь, что о ней говорят.
– И ты туда же, – огорчилась Мэри. – Она не могла сделать ничего подобного с Альфи, они любили друг друга. Дом причитается Омеге по праву, и нет такого закона, который запретил бы ей находиться здесь.
Тут Омега создавала свой собственный мирок. Она заказывала самые высокотехнологичные гаджеты: встраивала мониторы, расставляла портативные домашние станции-помощники, прятала проигрыватели и динамики так хитро, чтобы казалось, будто музыка доносится отовсюду сразу. Многие задумки Омеги не были видны с первого взгляда, но теперь Мэри знала, как умные машины представляют себе домашний уют. Они поднялись на второй этаж.
– Зайду в ванную, умоюсь, – сказал Нис.
Дверь в ванную комнату захлопнулась, Мэри осталась в коридоре одна. Она постояла немного, прислушиваясь к шуму воды, потом неспешно прошла в спальню. Единственным светом здесь были две лампы для чтения в матовых абажурах, стоящие на коренастых прикроватных столиках. За ее спиной послышались шаги.
– Опять ты начинаешь. – Мэри надула губы, глядя на обнаженного Ниса, который, несмотря на деликатность момента, весело улыбался.
– Жарко, похожу пока голым. Чего ты там не видела, – сказал он. – И как я по сравнению с Райаном, мачо?
– Каждый раз спрашиваешь, сколько можно! Еще слово, и я выставлю тебя за порог в таком виде, – буркнула Мэри.
Она смотрела в окно. Маленький садик, спрятанный за домом, был освещен подвешенным на стене веранды фонарем. Нис подошел к Мэри сзади, обнял за плечи.
– Сад вытоптан, будто тут овец пасли, – произнес Нис в раздумьях. Он чувствовал, что у жалкого клочка земли есть своя грустная история.
– Омега разбила садик, когда жила здесь. Ей хотелось выращивать цветы – что-нибудь необычное, теплолюбивое, всякие паучьи лилии, психотрии, с новым климатом никогда не знаешь, что приживется. Альфи проектировал для нее парники. Когда после его смерти Омега спряталась от людей, она просила меня поливать то, что выживет. Однажды я приехала, а здесь все вытоптано. Специально, десятком ног. С остервенением вырваны цветы, которые она сажала, разрыты грядки и клумбы, неглубоко, носком ботинок били по земле снова и снова, чтобы вышибить из нее корни и семена, чтобы здесь больше никогда ничего не взошло. Я словно слышу их злорадный смех, будто вижу их мерзкие рожи. Я их ненавижу, всех до единого.
– Ты сказала Омеге?
– Не смогла. Она до сих пор думает, что я езжу поливать ее садик. – Мэри печально вздохнула. Усталость долгого дня навалилась на нее всей своей тяжестью.
Нис развернул ее лицом к себе. Он был на голову выше Мэри. Ее глаза внимательно смотрели на него, рыжие волосы в тусклом свете ламп обрели оттенок коричной палочки.
– Райан ждет меня к двенадцати, – вздохнула Мэри и обняла Ниса за плечи.
– Ждет-переждет. Мы снова, вот так, вместе, а ты опять заладила про своего Райана. Помолчи уж, будь добра, – беззлобно прошептал Нис, наклонился к ее губам.
Мэри подумала, что не знала в жизни человека добрее, чем Нис. Но эта мысль поблекла и растаяла, новых не появлялось, ни одной, сознание затихло, Мэри стало спокойно. Когда их запястья соприкоснулись на подушке, парная татуировка наконец стала одним целым: две половинки четырехлистного клевера, по два лепестка каждому. Только вместе, только рядом, крепко прижавшись друг к другу, они соединялись в одно целое, сулящее обманчивое, несбыточное счастье.
