Алекс Миро
Озеро: воскресшие
***
Машина везла Райана вдоль бухты Кенмаре. Посреди водной глади из глубины вырастали белые конусы ветряков, увенчанные широкими правильными лопастями. Они быстро вращались – призрачные круги на линии горизонта. Небо снова было чистым, но с севера уже надвигались тяжелые тучи. Вода поделена на две половины: рядом синяя, покрытая солнечными искрами, и вдалеке, под хмурым небесным сводом, сизая, холодная, с мелкой рябью.
– Далеко же вас занесло, – сказал Райан, когда Сибиряк показался на подъездной дорожке маленькой гостиницы.
– В отелях у Замка не было мест, – пожал плечами Сибиряк. – Ваш проект притягивает людей как магнит.
– А в городе? Могли бы остановиться там. До нас всего десять минут езды. – Райан пожал Сибиряку руку.
– Я люблю воду. Не смог отказать себе в удовольствии пожить у океана, – ответил Сибиряк, провожая Райана в крохотную гостиную.
– А мне от близости воды бывает не по себе, – сказал Райан, присаживаясь подальше от окна.
Сибиряк вскипятил чайник.
– Могу предложить таежный чай, прямо из России. Я пью его только по особым случаям.
– С удовольствием попробую, – ответил Райан, всматриваясь в содержимое чайной коробочки – старинной шкатулки с объемной шишкой на крышке. – А где, собственно, чайный лист?
– Тут только травы, коренья и сушеные ягоды. Даже не знаю, растут ли у нас теперь такие. Тайга сурова, вряд ли ей пришлось по душе все это вечное лето.
Райан смотрел, как, залитая горячей водой, в прозрачной чашке наливается цветом красная ягода, как разворачивается, зеленеет травинка. Чувствовал, как запах хвои распространяется по гостиной, и заурядный номер становится чуть уютнее. Он сел за круглый столик спиной к окну, за которым синела вода. Сибиряк сел напротив и прищурился от внезапно проникшего через стекло солнечного луча.
– Я не ожидал, Райан, что вы приедете за мной сами. Когда Мэри позвонила и сказала, что я принят в программу, я собирался тут же примчаться к вам.
– Мне захотелось немного развеяться. Не могу долго засиживаться там, в четырех стенах…
– Вы не сказали «дома»? – отметил Сибиряк.
– У нас с родовым гнездом сложные отношения, – усмехнулся Райан.
Он смотрел на Сибиряка и вдруг подумал, какое приятное впечатление производит этот человек. В глазах – покой и мудрость, улыбка застенчивая и ласковая, и все его тело, каждое движение гармоничны и просты. Все вокруг Сибиряка само по себе становилось надежным. Таким вещам трудно дать разумное объяснение.
– Честно признаюсь, – сказал Сибиряк, – мне страшно. Немного… Умом я понимаю, что увижу не Тобиаса, но сердце никак не откажется от чувства, что передо мной будет не проекция, а он сам.
– Не вы единственный. Все добровольцы чувствуют одно и то же. Даже Мэри. Она и сама привязана к воскресшим так, будто они живые.
– А вы? Это ваши подопечные… – спросил Сибиряк.
– Для меня все проще. Я начал работать над созданием абсолютно правдоподобных иллюзий пятнадцать лет назад. Сначала это были монстры для игровых корпораций. Бегаете от них по дому, прячетесь, но они все равно вас выследят и цапнут. Укус был, естественно, не настоящий, и кровь нереальная, но во время игры казалось иначе. Покупателям выдавали пульсометры, которые аварийно отключали станцию, когда у игроков подскакивало давление или сердцебиение зашкаливало.
– Звучит потрясающе. Только у меня нет виртуальной станции, – с сожалением сказал Сибиряк.
Райан удивился.
– Как такое возможно?
Сибиряк не мог признаться, что у него нет даже дома. Райан решит, что перед ним бродяга, подозрительный тип, от которого лучше держаться подальше.
– Можете считать, что я отстал от жизни. Но мне нравится настоящий мир вокруг, иллюзии мне без надобности.
– А ферма виртуальных животных в Огайо? Вы же из Штатов, не могли там не побывать! Туда съезжаются люди со всего мира. Сотня гектаров, все виды домашних животных, только виртуальные. Тоже моя разработка, – добавил Райан.
– Знаю, да, это действительно невероятно, – закивал Сибиряк. Ферма была одним из немногих развлечений за последние годы, которое он мог себе позволить.
– У меня там есть одна милая фишка. Нутрия, пушистая до невозможности. Она забирается в курятник и грызет цыплят. Честно говоря, я думал, администрация фермы снесет этот код, но людям так нравится наблюдать за ней, что у курятника вечно собирается очередь, – заключил Райан. – Жестокость пугает и притягивает одновременно.
Сибиряк достал из кухонного шкафчика яблочный пирог.
– Не напечатанный? – Райан удивленно повертел тарелку в руках.
– Сам испек, – признался Сибиряк. Райан посмотрел на него так, будто Сибиряк совершил по крайней мере полет на Марс. – Для меня это важно, создавать своими руками. В такие минуты я чувствую себя чем-то большим, чем я есть.
Райан кивнул. Он сам это отлично понимал.
Сибиряк подлил себе еще чаю из фарфорового чайника, поднес стеклянную чашку к свету, посмотрел сквозь рубиновую жидкость на Райана.
– Ну и как я выгляжу через призму таежного чая? – спросил Райан.
– Как гениальный человек, который меняет мир до неузнаваемости, – ответил Сибиряк и, прикрыв глаза, сделал глоток.
Райан обернулся к окну, взглянул на залитую солнцем воду.
– Пройдемся?
Они вышли из гостиницы, не спеша пошли вдоль набережной. По дороге беззвучно проносились машины. Ветер, проникая сквозь полые стальные поручни, ограждающие спуск к воде, что-то насвистывал, и казалось, что где-то еле слышно играет флейта.
Они дошли до самого причала. Опустевшего, заброшенного, неприветливого в ярком дневном свете. На волнах, разбивающихся о волнорез, качалась моторная лодка. Часть накрывавшего ее брезента откинуло ветром, канаты болтались в воде, словно длинные морские змеи.
– Во время прилива я слышу, как «Моисеи» подают сигнал бедствия. Люди замирают, настораживаются, – сказал Сибиряк.
За береговой линией желтые блоки «Моисея» поднимались и опускались – проверка их готовности на случай затопления. Датчики маяков, расставленных на берегу, мигали.
Райан задумался:
– Этот день когда-нибудь настанет. Вода поднимается и скоро начнет разрушать все вокруг, ничего не поделаешь. Нужно жить сегодняшним днем, не задумываться, что дальше. Страх плохой попутчик. Ведь мы все идем по жизни как по дороге с двумя концами: из прошлого в будущее. А если будущее страшит нас? Мы и шага в направлении к нему сделать не сможем.
Слабая волна, пробившаяся за заграждения «Моисея», накатывала на каменистый берег. Сибиряк снял кроссовки. Атлантический океан был чуть теплым.
– А воскресшие? Их будущее так же неизбежно? – спросил Сибиряк. Он думал о Тобиасе. Имел ли он право возвращать его к жизни? Или это не жизнь? Он снова запутался в понятиях, заплутал в лабиринтах логики. – Они все же не люди, не стоит скорбеть о них, ведь так?
– Не важно, из чего они состоят, Сибиряк, из кодов или молекул. Рассмотрите человека под микроскопом, и вы увидите только набор частиц, соединенных между собой, не более. А живыми нас делает нечто другое.
– Душа? – предположил Сибиряк.
– Можно сказать и так. Когда я смотрю на наших воскресших, мне кажется, что она у них есть. Но однажды мне придется удалить их с дисков. И мне страшно думать об этом.
Они еще немного прошли молча, задумавшись каждый о своем.
– Может, тогда стоит сохранить им жизнь? – спросил Сибиряк.
– Когда я создавал программу, то хотел дать миру свободу, прощение и облегчение. Мы не можем вместо этого свести мир с ума, под завязку напичкав его мертвецами. Боюсь, я сам поставил себя в безвыходное положение.
Они попрощались на подъездной дорожке. Машина уже поднимала двери.
– Я присмотрю для вас гостиницу возле Замка. Для моего друга наверняка отыщется свободный номер. Подумайте. Там вам будет удобнее. – Райан, опустив стекло, выглядывал из окна.
– Спасибо за заботу, – кивнул Сибиряк.
На обратном пути Райан переменил маршрут на более длинный, пролегающий вдоль берега. Такие встречи случаются. Узнавание, доверие, дружба рождаются из ниоткуда, словно тянутся из прошлой жизни, в которую Райан совсем не верил. Но с Сибиряком ему было очень спокойно, и это многое значило для Райана.
Вода глядела на него бездонным оком, подмигивала вспышками прорвавшегося сквозь облака солнечного света, вскипала белыми бурунчиками. Свернув с набережной к городу, Райан больше не смотрел в окно.
Звезда Вифлеема
Мэри спешила к парадным воротам. Ее длинное платье горчичного цвета развевалось на сильном ветру. Прядь медных волос выбилась из прически, то и дело падая на лицо, Мэри отводила ее за ухо, но длинная непослушная прядь снова взметалась в воздух.
– Минута в минуту. – Она приложила запястье к замку, и ворота медленно поехали в стороны.
– Люблю быть пунктуальным, – ответил Сибиряк. Ему не терпелось поскорее увидеть Замок своими глазами.
Вблизи громада серого камня уже не казалась такой неприветливой. Сквозь щели кое-где пробивался веселый зеленый вьюн, чьи незримые корни упрямо подтачивали нутро стен. На скате крыши суетилась белка – пушистый хвост торчком гнулся то в одну, то в другую сторону. У клумбы прохаживалась Четверка, проверяла датчики состояния грунта, спрятанные в кустах лаванды.
Мэри никогда раньше не вела посторонних этим маршрутом – показать кому-то Замок вблизи значило подвергнуть воскресших риску быть увиденными. Но после встречи в доме Элайзы Мэри доверяла Сибиряку, да и Райан был не против. Весь мир и так представлял себе, что происходит в Замке, не было никакого смысла делать из этого великую тайну.
Трое воскресших – Кэссиди, Ева и Нири – играли в роллербол. Воздушный мяч метал молнии, подпрыгивал над их головами, и Нири набрасывала на него электрическое лассо. Мяч вращался с бешеной скоростью, воздух вокруг пах озоном. Увидев Сибиряка, шагающего подле Мэри, они от удивления остановились на секунду, и мяч, метнув сильный заряд прямо под ноги Еве, пропалил черную дымящуюся дырку в земле.
– Это и есть воскресшие? – спросил Сибиряк тихо, глядя на удивленную Еву. Заряженный мяч пронесся над ее головой, наэлектризованные зеленые волосы зашевелились, поднялись вверх, и Ева смущенно засмеялась, поглядывая на Сибиряка в ответ.
– Эти трое, да. Всего их у нас десять, – сказала Мэри. – Пригнись.
Они прошли под низким сводом двери в крипту. После наводнения здесь стоял тяжелый запах сырости.
– Тут есть древние захоронения. – Мэри указала на единственную не облицованную стену, на желтом песчанике которой были высечены надписи на неизвестном Сибиряку языке.
Он подошел поближе, приложил руку к стене и закрыл глаза. Позади в другом конце крипты работали вентиляторы сервера. Сквозь их тихий гул Сибиряк различил еще более тихий многоголосый шепот, непрерывный, пугающий. Он отдернул руку.
– Что-то не так? – спросила Мэри с интересом.
– Их души все еще здесь, – ответил Сибиряк, поежившись. Он вдруг подумал, что Мэри не поверит ему. Но этого не случилось.
– Ничего удивительного. Замок достался Райану по наследству. Его предки владели им много веков, и все как один говорили о призраках, шорохах и странных звуках по ночам. Как видишь, Райан взял да и воплотил их страхи в жизнь. В прямом смысле населил Замок привидениями.
– Как много у вас определений для воскресших, – заметил Сибиряк.
– Потому что мы до сих пор не определились, что именно у нас получается воскрешать.
Дверь в крипту отворилась, и в зал вошел Райан в сопровождении Четверки.
– Готовы? – спросил Райан и потер руки от нетерпения.
Сибиряк сел в кресло экстракции.
– Даже не знаю. – Он сильно волновался.
– Если хочешь, мы можем провести половину экстракции. Запишем твою историю на диск. А когда будешь готов окончательно, доведем дело до конца, – предложил Райан.
Мэри посмотрела на него с удивлением.
– Я никогда не предлагал такого нашим добровольцам, – пожал плечами Райан. – Не каждый из них способен растянуть свои переживания на несколько сеансов. Но технически это возможно, – сказал он, повернувшись к Сибиряку. – Решай сам.
– Так и сделаем, – немного успокоившись, кивнул Сибиряк.
Он закрыл глаза. Мэри надела нейронный дешифратор ему на голову, села рядом на вращающийся стул. Он ощущал тепло ее ладони, которая лежала так близко от его руки, и ему стало спокойнее.
Тридцать лет спустя он снова увидел воссозданные станцией виртуальной реальности белые стены Института генетических исследований на острове Норт-Бразер-Айленд в Нью-Йорке. Осколки стекла, подвешенные на фруктовых деревьях сада вместо плодов, мелодично звенели. Зеленые на генно-модифицированных яблонях, желтые на измененных грушах, алые круглые стеклышки на бесплодных вишнях. Подул ветер, с Ист-Ривер принесло запах мутной воды и водорослей. Где-то смеялись дети – другие пациенты института, хлопнула дверь в холл, и Сибиряка позвал знакомый голос, от которого у него все внутри сжалось.
– Ты где? Мы идем в стационар. Давай с нами!
Сибиряк вышел из-за дерева на гравийную дорожку. День был солнечный, летняя жара ползла по кустам и цветам, лизала метелки трав, они никли и съеживались.
На крыльце корпуса Cas9 стоял Тобиас, пятнадцатилетний мальчишка, светловолосый, кудрявый. За несколько дней до своей гибели. Сибиряк помахал ему рукой. Они вместе вошли внутрь. На диване сидели и о чем-то ворковали его друзья: Артур и Эмма. Рядом в кадке стояло жутковатое лимонное дерево, похожее на толстую плетеную косу, а лимоны на нем были мохнатые, как теннисные мячики.
Сибиряк почувствовал, что движется в пространстве. Голова закружилась, перед глазами запрыгали пятна, тошнота на секунду подкатила к горлу, но вдруг все прекратилось. Он стоял в коридоре возле комнаты Тобиаса. Они прощались перед тем, как пойти спать.
– Слушай, я… – Тобиас замялся. – Я хочу сказать, что у тебя здесь есть друзья. Что бы ни случилось, мы всегда тебя поддержим и будем рядом. Мы с Эммой и Артуром. Настоящие друзья, понимаешь?
Сибиряк, стоявший напротив Тобиаса, молча кивнул ему в ответ. Сибиряк в кресле экстракции заплакал. Он посмотрел на Мэри – за водоворотом мира виртуальной реальности не было видно ни Четверки, ни Райана. Только она, Мэри, незваным, но таким успокоительным гостем плыла вместе с Сибиряком по волнам прошлого.
– Короче, теперь ты с нами. Добро пожаловать в нашу команду. – Тобиас улыбнулся по-детски простодушной улыбкой.
Сибиряк протянул руку к Мэри.
– Мы можем остановить это? – спросил он сдавленным голосом.
– Остановил, – ответил за нее Райан.
И реальность исчезла, растаяла, рассеялась, и откуда ни возьмись вокруг Сибиряка выросли стены крипты, чужие люди вокруг, другие запахи и звуки, новые и незнакомые. А еще через секунду он вдруг понял, что это и есть реальность, и стало больно.
– Я мог бы провести в кресле экстракции всю свою жизнь, пересматривая прошлое, – вздохнул Сибиряк.
– Не ты один. Люди не склонны отпускать то, что ушло, и двигаться вперед налегке, – покачал головой Райан.
Все трое притихли, только Четверка щелкала пальцами по виртуальной клавиатуре.
– Пойдем, я тебя провожу. – Райан двинулся к выходу из крипты. – Я заметил кое-что странное в твоих воспоминаниях.
Сибиряк насторожился.
– Самолет в небе. Когда ты шел к корпусу Cas9. Такие давно не выпускают. Лет двадцать, а то и больше. Без солнечной батареи на фюзеляже.
– Может, она там была, но с земли не видно? – попытался возразить Сибиряк.
– Еще как видно, по крыльям. Они растянуты в бок, а не вытянуты вдоль, как положено для увеличения площади батареи. Я точно знаю, это был самолет старого образца, на топливе. Какой это год?
Сибиряка охватил ужас.
– Две тысячи шестьдесят третий. Возможно, я просто что-то не то запомнил.
– Вряд ли. Ну да ладно, – Райан махнул рукой. Они подходили к клумбе у главного входа в Замок. Раньше сюда не допускали добровольцев.
На ступенях дома у высоких дубовых дверей с барельефами львов переминалась с ноги на ногу Ева. Когда девушка увидела незнакомца, сопровождаемого Мэри, Райаном и Четверкой, она от волнения привстала на цыпочки.
– Зайдешь? – спросил Райан неожиданно, обратившись к Сибиряку.
Мэри так удивилась, что застыла на месте. Но тут же расслабилась – Райану был нужен друг, хотя бы один, может и не самый близкий, но все же. Мэри не могла заменить ему мужскую компанию.
Они подошли к двери. Ева смотрела себе под ноги, но Сибиряк чувствовал между ними невидимую связь, раскаленную вольфрамовую нить, светящуюся, очевидную для всех, кто был рядом. На одной штанине ее черных джинсов – серая потертость. Разорванные нитки ткани – она где-то упала, со скейтборда, наверное, давным-давно, много лет назад, и теперь уже ничего не исправишь. Сибиряку вдруг захотелось непременно узнать, что же случилось с ней в тот день. Прокол вокруг сережки в носу краснел свежей ранкой, расчесанной нетерпеливой рукой с обкусанными ногтями. Сибиряку вдруг захотелось сказать, как ей идет круглая точка зеленого камешка, поблескивающего на свету. Ему вдруг захотелось всего на свете – и дотронуться до зеленых волос, и спросить что-нибудь эдакое, глупое и смешное, а может, просто постоять рядом, пока Мэри, Райан и Четверка друг за другом заходят в дом, и пусть это будет как можно медленнее.
Они совсем друг на друга не смотрят – Сибиряк невидящим взглядом уставился в широкую спину Четверки, Ева уставилась на носки собственных кедов, не моргая и почти не дыша. Но оба готовы были поклясться, что остались на свете только вдвоем, в шорохе садовых деревьев, вздохах Замка, скрипе дверных петель, на границе между жарким наливным днем снаружи и сумрачной прохладой комнат внутри.
В лучах солнца бегом к ним неслась Кэссиди – щеки румяные, волосы растрепаны, руки перемазаны в краске, которой она разрисовывала сад парящих камней.
– Можно мне с вами? – ураганом ворвавшись в дверь, громким шепотом спросила Кэссиди у Мэри, но сама во все глаза смотрела на Сибиряка.
– Ну что с тобой делать, – так же шепотом ответила, посмеиваясь, Мэри.
Ева вошла вслед за подругой. Хотя ступала она неслышно – красные ворсинки ковра приминались под ее легкими шагами – и не сказала ни слова, Сибиряк спиной чувствовал ее присутствие.
– Наконец-то в доме появилась жизнь, – сказал Райан так тихо, что только Мэри могла его услышать. И Мэри поняла, о чем он: впервые в Замок пришли настоящие гости.
Они прошли в гостиную. Четверка свернула в кухню, загремела стаканами и графинами.
– Из погреба. Одно из лучших виски. – Райан поднял стакан и протянул его Сибиряку. – Наш ответ таежному чаю.
Они засмеялись.
Ева, Мэри и Кэссиди перебирали елочные украшения в коробках, Райан и Сибиряк, сидя в креслах, тихонько переговаривались. Солнце вышагивало по небу над крышей Замка, время опять встало на правильный маршрут и шло только вперед. Часы в холле тикали размеренно, качали маятник на длинной ноге, оленьи головы на постаментах вдоль коридора глядели прямо и гордо, и только один из них, самый крупный, рогатый самец, оскалив серые зубы, непонимающе смотрел стеклянным глазом внутрь себя, задумчиво и печально. А где-то в лесу, под высокими деревьями, подпирая рогами небо, вышагивал его призрак, прошедший сквозь время неизменным, царственным животным. Он вышел на поляну у старого пня, понюхал мох и отправился дальше, и сучья трещали под тяжестью его шагов.
– Нам пора прощаться. – Дело близилось к четырем, Райан нехотя поднялся с кресла, разморенный неспешной беседой с Сибиряком.
– А пойдемте все проводим гостя до ворот! – Непоседливая Кэссиди подскочила, уронила с колен маленького елочного ангела.
Они уже подходили к воротам Замка. Поравнявшись со скамейкой, за которой зеленела аккуратно подстриженная лужайка с неработающим фонтанчиком в виде девушки, держащей в руках кувшин с водой, Кэссиди окликнула Сибиряка.
– Посидите с нами немного? – попросила она, ухватив за запястье покрасневшую до ушей Еву.
Мэри кивнула, и они с Райаном направились обратно к Замку. Сибиряк присел на скамейку возле девочек. Куст жимолости надежно скрывал их от случайных любопытных взглядов.
– К нам никогда не заходят чужие, – начала Кэссиди, болтая ногами, которые не доставали до земли. Носки ее туфель то скрывались в тени, то появлялись на свету, и тогда серебристая пряжка сверкала на солнце. – К нам, конечно, много кто приходит. Я иногда пробираюсь поближе к крипте и смотрю на людей. Но Мэри и Райан никого никогда не приводили в Замок.
Ева закусила губу, подняла камешек с дорожки и метко кинула его в зазевавшегося голубя. Сибиряк хотел было что-то ей сказать, но понял, что ничего путного в голову не приходит.
– Вы еще придете к нам? У нас ведь совсем ничего не происходит. Ничегошеньки! Я все время болтаюсь по саду, пытаюсь развлечь себя книгами из библиотеки, играю в игры на виртуальной станции. Но вы не представляете, как мне хочется чего-то новенького! Мэри не разрешает мне даже в город выехать, – продолжала жаловаться Кэссиди.
– Конечно, приду, – ласково ответил Сибиряк.
Ева так и сидела тихо, глядя на мелкие камешки дорожки, словно выискивала в них что-то особенное.
– Мне пора, девочки.
Сибиряк собрался встать, но Кэссиди дотронулась до его руки. Сибиряк почувствовал легкое покалывание электрических разрядов, слабых, едва ощутимых.
– Погодите, а почему Сибиряк? – поинтересовалась Кэссиди.
– Потому что я родился и вырос в России.
– Скажите что-нибудь на русском. На прощание, – попросила девочка.
– Хм… Если хочешь, могу спеть тебе русскую колыбельную. Правда, голос у меня так себе.
Тут же Сибиряк представил себе самый большой позор в своей жизни. Петь? Кажется, в присутствии Евы он перестал соображать, что делает. Но Кэсси уже заерзала на скамейке от радости, и Ева улыбнулась, будто бы самой себе, но от этой ее улыбки Сибиряк почувствовал себя счастливым. Он прокашлялся.
Она пришла, она спустилась
На подоконник и на скат,
Она нечаянно случилась,
И в ней никто не виноват.
Она молчит – она откуда?
С небес? Труха погасших звезд.
Ее мы ждали, словно чуда,
И кто-то чудо нам принес.
Декабрьское солнце уже заваливалось за крышу Замка. Спугнутый камешком голубь вернулся на дорожку и, беспрестанно кивая головой, вышагивал вдоль скамейки в надежде, что его угостят чем-нибудь съестным. Мелодичный голос Сибиряка разносился над безмятежной травой, остриженными кустами, подымался к деревьям, в которых ошалевшие от неурочного лета птицы вили новые гнезда.
Она молчит, она спустилась,
Она в холодной тишине
Со мной стряслась, со мной случилась,
Давно обещанная мне.
Кэсси откручивала пуговку на старомодной серой кофте с растянутыми рукавами. А Ева то ли внимательно слушала, то ли смотрела куда-то вглубь своей души, которая у нее, несомненно, была. Она думала о чем-то хорошем и чувствовала, что Сибиряк поет очень красивую песню о любви, хотя и на совершенно незнакомом ей языке.
Я достаю ее со ската,
Я достаю ее с небес.
Катаю в ком – тебе награда,
И эта ночь, и зимний лес.
Но ты молчишь. Скажи, откуда
Зимой пришла ты на порог?
Тебя я жаждал, словно чуда,
У снега вымолить я смог.
Солнце срезали с веревки, оно свалилось за горизонт, и наступили сумерки, воздушные, эфемерные, в которых предметы, отчетливые до того момента, вдруг становятся призрачными. Вечер тоже прислушивался к колыбельной Сибиряка, ловил каждое слово и уносил дальше на крыльях ветра.
***
Райан прошелся по Замку, сам не понимая, зачем бродит тут один, когда Мэри наверняка уже в своей постели, а никогда не спящие воскресшие развлекаются в саду. Сначала он думал присоединиться к ним, но смутная мысль тревожила его и никак не могла оформиться до конца.
В гостиной у камина, там, где задняя стенка чернела от давней золы, лежала пара красных декоративных носков для подарков. Четверка не успела упаковать их обратно в коробки, все еще стоящие у дивана. Райан усмехнулся – ну конечно, подарок для Мэри. Он старался припомнить хоть что-то, чего она могла бы пожелать, но понял, что Мэри никогда не просила, не жаловалась, и всего, что он давал ей в этом доме, было ей достаточно. Подойдя к коробкам с елочными украшениями, он раскрыл одну из них, самую маленькую, в которую едва умещалась свернутая в тугой клубок блестящая мишура. Пошуршав под ней рукой, Райан нащупал железную ось и что-то стеклянное.
– Смотри, что я тебе принес! – радостно выпалил Райан, когда сонная Мэри отворила дверь своей комнаты.
Окно было открыто, и сквозняк, вырвавшись из четырех стен, налетел на гобелен в коридоре, потрепал его за углы, вздул посередине и помчался дальше. Мэри не стала зажигать свет. Ей было неудобно за разбросанные по полу вещи: платья и ботильоны, которые она весь вечер пристраивала друг к другу и так и сяк, пока не решила, что ей совсем нечего носить и все вразнобой, и пора бы по магазинам.
– Заходи. – Она посторонилась.
Райан не возражал против полутьмы: над Килларни вдалеке небо горело то оранжевым, то синим, то зеленым цветом – тестовая иллюминация к скорому Рождеству. Из глубины спальни меняющиеся цвета в квадрате окна казались причудливой игрой воображения, гигантским детским ночником.
– Хочешь сюрприз? – Райан, загадочно улыбнувшись, достал из-за спины рождественский фонарь.
Мэри взяла фонарь за круглую ручку, поднесла к глазам, пощупала дно и щелкнула выключателем. Прямоугольник фонаря загорелся искусственным пламенем. В мистическом огне заплясали тени, они же отразились на лице Мэри. В ее распущенных локонах цвета корицы бродили яркие всполохи. Пламя из света успокоилось, и в стеклянном мирке пошел снег: белые снежинки медленно опускались, исчезали. Через секунду в фонаре уже начался настоящий снегопад. Оранжевое пламя совсем погасло, фонарь стал бледно-голубым, свет был повсюду, холодный, будто из другого мира. Мэри набрала побольше воздуха и подула на стекло. Снег закружился с неистовой силой, казалось, из фонаря доносится завывание вьюги, далекий волчий вой в ночной тишине. Постепенно снегопад прекратился, улегся плотной шапкой на дно, холодный свет погас. Сквозь стекло Мэри увидела Райана – он смотрел на нее и был таким счастливым, каким она не видела его уже очень давно. Скрип шагов внутри фонаря. К нему добавился перезвон колокольчиков. Из-под снежной шапки прорастала пушистая зеленая елка. Сначала проклюнулась верхушка, затем маленькие веточки, дерево становилось все выше и выше, оно росло и ширилось, пока не заняло собой почти все пространство. Мэри потрясла фонарь, и с елки посыпался снег. Теперь свет внутри был мерцающим, с зеленоватым оттенком, как если бы в невидимом небе колыхалось северное сияние.
– Смотри, он идет, – выдохнул Райан, и Мэри почудилось, что голос его дрогнул от радости.
Скрип шагов становился все отчетливее. Маленькие следы появились на снегу: едва заметные глазу, неглубокие выемки от сапог. Следы окружили елку, остановились у самого стекла, и свет в фонаре снова стал оранжевым, светом камина в холодную рождественскую ночь. Откуда ни возьмись, из-за дерева появился крохотный Санта. Райан сидел на постели Мэри, совсем близко от нее, и с восторгом вглядывался внутрь фонаря.
– Помаши ему рукой, – прошептал он.
Мэри послушалась, и Санта помахал ей в ответ. Он опустился на колени и принялся рыть снег красными варежками. Оттуда появился бордовый холмик, который оказался мешком с подарками. Санта выволок мешок, отряхнул его и вопросительно посмотрел на Мэри и Райана.
– Расскажи ему рождественский стишок и получишь подарок, – тихо, но настойчиво потребовал Райан.
– Почему я? – заупрямилась Мэри. – Сам рассказывай!
Они сидели вместе на постели в теплую декабрьскую ночь, словно два ребенка, и спорили, кто будет, запинаясь и путаясь, рассказывать детские стишки.
– Да не помню я ничего! – Райан тоже умел быть упрямым.
Санта в фонаре погрозил им пальцем и начал закапывать мешок обратно в снег.
– Ну же, он сейчас прикроет лавочку! – разволновалась Мэри и ткнула Райана в бок. – Давай-ка, быстро!
Райан почесал лоб, наморщил нос и наконец кое-что припомнил.
Я слепил себе снежок
И пошел с ним спать.
А наутро он сбежал,
Обмочив кровать.
Мэри засмеялась, а Санта остался вполне доволен. Он достал из бордового мешка петарду, и вместе с хлопком весь фонарь наполнился разноцветными огнями. Спальня озарилась волшебным светом, по потолку и по стенам ползли и бежали огни, словно они с Райаном очутились внутри мотка зажженной гирлянды.
– Праздничная подсветка будет гореть всю ночь.
– Да знаю я, – перебила его Мэри. – Кажется, у нас с тобой все на свете общее.
– И это настоящее волшебство.
Мэри поставила фонарь на прикроватную тумбочку, откинулась на подушку. Белый лен захрустел, зашуршал, волосы Мэри разлеглись по обе стороны от ее бледного лица. Она протянула к Райану руки.
В сочельник зима снова заспорила с летом за свои права. Хотя на улице было тепло, вдруг задул холодный ветер, сильный и настойчивый. Природа боролась сама с собой, стремилась восстановить древний климатический порядок вещей, нарушенный людьми и их неуемными аппетитами.
Райан приподнялся на локте, посмотрел на Санту.
– А ну кыш! Нечего тут подглядывать, – едва сдерживая смех, прошептал Райан, и Санта, щелкнув пальцами, исчез.
Мэри хихикнула и накинула на них обоих одеяло. По белому пододеяльнику носились огоньки из опустевшего фонаря, а в комнате стало холодно.
***
Утро преподнесло Замку особенный сюрприз.
– Господи, Райан, бегом сюда! – Мэри стояла у открытого окна в шелковой пижаме, разрисованной яркими колибри.
– Нет, не может быть! – Райан выглянул в окно, протер от удивления глаза: с неба падали крупные снежинки.
Мэри проводила их взглядом. Коснувшись подоконника, они тут же исчезали, оставляя после себя только круглую каплю.
Четверка уже выходила из сада. Она подняла голову, увидела Мэри и Райана, торчащих в окне спальни.
– Ты посмотри на это чудо, Четверка! Неужели свершилось, и у нас будет Рождество? – спросил Райан, подставив руку под усиливающийся снегопад.
– Это транслирует городская станция виртуальной реальности. Сегодня тестовый запуск снега над всем графством, – сухо ответила Четверка.
– А мы-то понадеялись… – раздосадованно ответил Райан и, отодвинув погрустневшую Мэри, закрыл окно.
– Ничего не поделаешь. Ну, хоть так. Давай сделаем вид, что снег настоящий? Бежим в сад, пока все не закончилось! – Мэри влезла в темное нутро огромного платяного шкафа, повозилась там и, вынырнув, натянула теплую кофту и мягкие сапоги на меху.
– Смотрю, кто-то готов к зиме? – спросил Райан, любуясь на нее, оживившуюся, с широким вязаным капюшоном на голове.
Бегом они спустились вниз. Райан прихватил дутую куртку с вешалки у двери, накинул на майку и вслед за Мэри выбежал на улицу. Кэссиди и Ева стояли недалеко от входа, задрав головы и высунув языки, на которые падали и тут же таяли виртуальные снежинки.
