Влад Стифин
Рифмовщик
– Вы знаете, там у них на этаже все невменяемые. Сложно что-нибудь выяснить.
Старикашка, не меняя позы и не открывая глаз, односложно ответил:
– Я знаю.
– Вы говорили, что можно по телефону? – спросил он старикашку.
– Да, говорил, – ответил тот.
– А позволено будет мне узнать, как это можно сделать? – спросил он снова.
– Да, позволено, – последовал ответ.
В приемную ввалилась та же толпа дизайнеров. Теперь они выглядели притихшими. Старший из них обратился к секретарше:
– Извините, нас примут сейчас?
– Подождите, – ответила секретарша.
Дизайнеры, несколько волнуясь, сгруппировались в углу и молча разглядывали пустые стены приемной. Секретарша нажала кнопку переговорника и спросила:
– Примете дизайнеров?
В переговорнике что-то щелкнуло и кто-то неразборчиво ответил. Секретарша объявила:
– Занят, ждите.
– Так я могу получить инструкции? – спросил он старикашку.
– Можете, – последовал ответ.
– Когда? – спросил он.
– Сейчас, – ответил старикашка и открыл глаза. – Записывайте или запоминайте, – он продиктовал номер телефона и добавил: – Спросите тетю, скажите, что от дяди.
Он поблагодарил старикашку, сказал всем «До свидания» и вышел из приемной.
***
Тетя долго не отвечала – он уже хотел положить трубку, как вдруг услышал молодой женский голос:
– Алё!
– Простите, мне нужна тетя, – сказал он.
– Здрасьте. Тетя слушает, – ответили ему.
– Я от дяди, – вежливо произнес он.
– Ага, – подтвердил молодой голос. – Предлагаю встретиться в пять в сквере у вокзала. Я буду в черном, а вы?
– Я тоже, – ответил он.
Четко придерживаясь договоренностей он надел всё черное и без десяти пять уже был на месте. Она явилась в назначенное время и на фоне разноцветных случайных посетителей сквера выглядела несколько странно: вся в черном, и к тому же широкополая шляпа с черным пером закрывала ее лицо от последних лучей вечернего солнца.
Она подошла к нему, поздоровалась и предложила устроиться на свободной скамейке. Когда они разместились под большим деревом и голые, без листьев, ветки немного прикрыли осеннее солнце, он разглядел ее лицо – лицо молодой женщины с большими печальными глазами, и если бы не несколько тонкие губы, то он точно мог бы сказать, что лицо ее представляло собой эталон женской красоты.
– Вам нужна поэтическая лицензия? – спросила она.
– Да, и срочно, – подтвердил он.
– Вы поэт? – снова спросила она.
Он подумал и ответил:
– Нет, я, пожалуй, скорее рифмовщик.
– Рифмовщик? – переспросила она.
– Да, – утвердительно ответил он.
– Тогда прошу объясниться: чем отличается рифмовщик от поэта?
Он надолго задумался. Она не торопила его и терпеливо ждала ответа.
– Если быть кратким, то я думаю, что могу ответить так: «Поэт следует за сюжетом, рифмуя слова, а рифмовщик следует за рифмами, составляя сюжет».
– У нас условие, – сказала она. – Оплата натурой.
– Как это? – удивился он.
– Оплата стихами. Ваша «годовая» будет стоить пятнадцать строк. Можете предложить прямо сейчас. Сегодня оплата – завтра документ. Вас это устраивает?
– Устраивает, – ответил он и прочел:
Добро и зло. Как отличить вас друг от друга?
А мы бежим, бежим по кругу,
Не понимая, кто и что.
Сегодня к нам явилось зло.
Оно тихонько притаилось,
И мы подумали – добро.
То зло не сразу нам открылось.
Кричали ложные мужи:
«Добро! Смотрите – это рядом!»
Поверили красивой лжи:
Удобно – доставлялась на дом.
Удобно – думать нам не надо,
За нас продумано давно.
Всё под рукой, всё близко, рядом
Чужое и свое оно.
Она, выслушав всё до конца, помотала головой и сказала:
– Нет, это не годится. Это очень мужское. Надо что-нибудь женское.
Он уже не удивился и ответил:
– Я не писал женское.
– Так вы отказываетесь? – спросила она.
– Нет, что вы! Я попробую, – и он начал рифмовать:
– Тишина. Мне слышен шепот (179),
Кто-то шепчет: «Я люблю».
За стеною детский топот —
Это сон иль наяву?
За окном фонарь туманный —
Это вечер или ночь?
За дверями гость незванный —
Будет сын, а может, дочь.
Будет лето или осень,
Будет, может быть, зима.
Может, любит, может, бросит,
Может, я уйду сама.
Рядом он иль я одна?
Где-то слышу тихий шорох,
И в окно глядит луна.
Когда он закончил читать, она не сразу ответила – вздохнула, как будто мысленно возвратилась откуда-то издалека, и сказала:
– Это я возьму.
– Мне записать? – спросил он.
– Нет, я запомнила.
Разговор прервался, и он подумал:
«Надо бы спросить, когда прийти за лицензией?»
Но он не решился сразу потревожить эту загадочную женщину, а она, видимо, почувствовала его нетерпение и сказала:
– Завтра здесь же, но только что-нибудь должно быть красное.
Она поднялась со скамьи и, не прощаясь, направилась к вокзалу. Он еще некоторое время следил за ней, пока ее стройная фигура не скрылась в арке центрального входа.
В этот вечер он ничего не рифмовал, пытаясь разгадать тайну этой странной женщины. Ночью он плохо спал, и снились ему сны про то, как он был там.
А там старшина после вечернего построения прохаживался перед строем и произносил свои любимые слова:
***
– Это ж, понимаете, какой разгильдяй! Так разгильдяйствовать! Это ж, понимаете?
Сзади него неотступно следовал дежурный из «дедов» и осторожно нес что-то мелкое на листе бумаги.
– Это ж какой размер? – продолжал старшина. – Разгильдяйство форменное!
Стоящие в строю погранцы, только что выслушавшие суточный график охраны границы, пока что не очень понимали, в чём дело. Но точно знали: по пустякам разгильдяйские слова старшина не говорит.
Пару раз пройдя вдоль строя, старшина остановился и приказал всем снять сапоги. Тут уж понятка хоть какая-то среди бойцов появилась – старшина ищет в ногах или в портянках какое-то нарушение устава и, осмотрев босые ноги стоящих в строю, он объявил:
– Это ж до какого разгильдяйства надо докатиться, чтобы образовался ноготь такого размера? – и он тыкнул пальцем в лист бумаги, который держал стоявший рядом дежурный.
– Товарищи! – продолжил речь старшина. – Сегодня днем при приборке помещений рядовой… – он назвал фамилию одного из салаг, – обнаружил вот это разгильдяйство. Если это повторится, мы босиком будем стоять здесь каждый вечер. Всем понятно?
– Понятно… – нестройным хором зашумели бойцы.
– Вольно! Разойдись! – скомандовал старшина.
Старшину побаивались, но не сильно. Все его наставления воспринимались как-то незлобно, по-отечески. По строю прошел даже хохоток, обозначивший полное взаимопонимание.
Такое взаимопонимание погранцов и старшины при исправлении недостатков в службе и наведении должного порядка в хозяйстве заставы сложилось давно. Особенно рьяно старшина следил за чистотой помещений и территории заставы. Неправильно выброшенный окурок нарочито-торжественно коллективно захоранивался, что воспитывало всех и сразу весьма эффективно.
Вспоминая эти случаи, он подумал:
«Может, было бы неплохо завести такого старшину в центре лицензирования и по жалобам посетителей воспитывать местных разгильдяев? Проявил равнодушие – пробежал кросс три километра в противогазе, и равнодушие уменьшится».
Проснулся он только к обеду и, нехотя поделав домашние дела, стал готовиться к встрече с незнакомкой.
***
Незнакомка, вся в черном, уже издалека была видна в сквере, и ее красные туфельки ярко выделялись на фоне серой песчаной дорожки.
– Почему вы без красного? – не здороваясь, спросила она. – Мы же договорились.
Он извинился, достал ярко-красный платок и втиснул его в карман пиджака.
– Сядем, – предложила она. – Вот ваша лицензия.
Она достала из черной папки заламинированный яркий лист и вручила ему. Это была лицензия – он сразу узнал ее. Вид документа был похож на старую прошлогоднюю бумагу, только в этот раз яркие голограммы придавали ей радостный и несколько помпезный вид.
– Благодарю, – сказал он.
Говорить больше было не о чем, и наступила неловкая пауза, когда каждая из сторон, не зная, что сказать, выжидает, что же предложит собеседник.
– Ну, я пойду, – сказал он. – Еще раз благодарю, вы просто спасли меня!
– Да, я спасла вас, – кивнула она головой. – Но и вы мне помогли.
– Вы имеете в виду эти женские стихи? – полюбопытствовал он.
– Да, – ответила она.
– Позвольте мне узнать их дальнейшую судьбу? – спросил он снова.
Она задумалась, несколько раз взглянула на него – видимо, пытаясь понять, стоит ли с ним продолжать беседу, – и неожиданно спросила:
– Вы надежный человек?
Он несколько смутился от такого вопроса и, стараясь подбирать точные слова, ответил:
– Если нет криминала, то я могу быть надежным. Только мне нужно пояснить, что означает «надежный человек».
– Надежный – это значит, что не подведет, не откажет и не предаст, – довольно жестко ответила она.
– Я постараюсь, – ответил он.
Солнце ушло, серые сплошные тучи закрыли небо, и начал накрапывать уже порядком надоевший дождь. Она встала.
– Мне пора идти, – сказала она. – Может быть, мы еще когда-нибудь встретимся. Прощайте.
Он долго смотрел ей вслед, пока дождь не усилился, и ему стало грустно и неуютно в пустом сквере.
«Она так и не сказала, зачем ей нужны мои стихи», – подумал он.
***
На этот раз молодой начальник встретил его очень радушно.
– Здрасьте, здрасьте. Очень рад, очень рад! – он встал из-за стола, чем сильно удивил посетителя, подал ему руку и усадил не за приставной стол, как обычно, а в кресло в углу кабинета, и сам расположился рядом. – Извините. Чай, кофе? – предложил хозяин. – Я распоряжусь.
– Нет, спасибо, – отказался он и раскрыл папку. – Вот, я принес для магазина.
– Это очень хорошо. Просто чудесно! – еще более обрадовался молодой хозяин. Он сначала бегло осмотрел исписанный неровным почерком листок бумаги. Затем медленно, размахивая правой ладонью в ритм строчкам, прочел текст второй раз. Несколько раз сдержанно улыбнулся и, пытаясь скрыть свои эмоции, уже сухо спросил:
– А как у нас с лицензией?
Посетитель, подражая хозяину кабинета, так же сухо ответил:
– У нас с лицензией порядок.
– Хорошо, хорошо. Верю, что порядок, – поднимаясь с места, произнес хозяин кабинета. Он вернулся к столу и набрал чей-то номер.
– Приветствую вас категорически, – бодро поздоровался он с кем-то. – Да, всё готово. Даже больше, чем мы ожидали… Что? По телефону? Всё прочесть? – Он прикрыл ладонью трубку и, недовольно скривившись, произнес: – Хотят всё и сразу. Будете сами читать или… – он выразительно посмотрел на посетителя, который, вздрогнув, несколько раз отрицательно помотал головой.
– Хорошо. Сам прочту, – заявил хозяин и приступил к декламированию:
«В магазин к нам заходите —
Здесь бюстгальтер продают.
Быть красивой захотите
И создать себе уют —
Наш бюстгальтер вы купите,
Изобилье встретив тут…»
Хозяин прервал свое монотонное чтение, ожидая реакции слушателя.
– Что? Читать? Читаю, – и он продолжил:
«…Перси разные бывают —
Наш бюстгальтер нужен всем.
Покупать не забывает
И рабочий, и спортсмен.»
Хозяин снова сделал паузу. Видимо, ему что-то сказали, и он ответил:
– Это старинное название. Что? Читаю дальше:
«…Наш бюстгальтер вам полезен
На работе и в быту.
Продавец наш так любезен —
Всё продаст вам на лету!..»
– Что? Прочесть еще раз? – спросил хозяин. – Да, есть еще два куплета. Читать? Читаю:
«…Наш бюстгальтер облегчает,
Вас, бесспорно, украшает,
Всех в округе завлекает
И в работе не мешает.
Покупайте, покупайте!
Наш бюстгальтер лучше всех!
Заходите к нам и знайте:
Наш бюстгальтер – ваш успех!»
– Это всё, – закончив чтение, произнес хозяин. – Берёте всё? Хорошо… Курьером? Высылайте акт. Ждем. – Хозяин кабинета положил трубку и обратился к автору: – Странные ребята, берут всё. Итак, у вас двадцать две строки. Четыре – по тридцать и восемнадцать – по пять. Как в прошлый раз. Согласны?
Автор ответил не сразу. Он вспомнил прошлый расчет и спросил:
– А что у нас сегодня: стагнация или рецессия?
Хозяин задумался.
– В прошлый раз была рецессия, точно рецессия. А что сейчас? Уточним, – и он взглянул на экран. – Странно, но сегодня у нас инфляция. Так это дело не меняет. Ну что ж, согласны?
Автор насупился и хмуро изрек:
– Вы сказали, что заказчик берёт всё, все двадцать две. Если это так, то и расчет другой.
– Другой расчет? – возмутился хозяин. – Вы хотите изменить условия контракта?
Автор несколько растерялся, но всё же заявил:
– Если заказчику нужны все двадцать две строки, то они в оплате все равны, я так думаю.
– Так-с, так-с, – хозяин постучал пальцем по столу. – Тогда мы обязаны проверить вашу лицензию – будьте любезны ее предъявить.
Автор молча достал из папки лицензию и положил ее на стол. Хозяин вызвал секретаршу.
– Это надо посмотреть, – сказал он секретарше. Та взяла документ и удалилась.
За окном что-то зашумело, послышались глухие удары о землю. Хозяин встал, подошел к окну и задумчиво произнес:
– Мало ли чего бывает? Вот опять что-то затеяли. Место, что ли, здесь такое неудачное? Всё время ремонт. Как заколдовал кто-то эти трубы и до сих пор не могут расколдовать. А как вы думаете: могут у нас навести порядок? – обратился он к автору.
Автор пожал плечами.
– Не знаете, – продолжил хозяин. – Никто не знает, – ответил он сам себе. – Так что мы будем делать с вами? Сколько же вы хотите за строчку?
Автор ответил:
– По двадцать.
– Это больше, чем обычно… – хозяин сосчитал в уме и назвал цифру: – Это больше на триста двадцать благ… Чёрт с вами, быть по-вашему, но вот что хочу вам сказать, дорогой автор, – хозяин нахмурился и, сделав серьезное лицо, продолжил: – Стишки ваши несколько грубоваты, и вряд ли у дамочек будут популярны. Я думаю, надо бы элегантнее, но заказчик согласился – я не возражаю.
– Поэлегантнее? – встрепенулся автор. – Пожалуйста, – и прочел:
Ваша грудь достойна славы,
И восторгов, и любви.
Наш бюстгальтер – как оправа
Бриллиантовой груди.
– Что это? – удивился хозяин. – И сколько вы за это хотите?
– Отдаю бесплатно, – ответил автор.
Хозяин саркастически улыбнулся и вызвал секретаршу:
– Переоформите контракт, как желает автор.
Сегодня автор впервые настоял на своем – как тогда там, где ему так мало предлагали за соленую рыбу.
***
А там его в составе большого наряда из пяти человек отправили на наделю на пикет.
Середина зимы. Снега подсели, уплотнились. К морозам приспособились, как будто всю жизнь с ними существовали. А лето? А лето осталось в памяти как что-то далекое, почти как мираж среди холодов и сугробов.
Пикет представлял собой неказистую бревенчатую избушку на горе за двадцать километров от заставы. Охранять этот участок границы приходилось вот такими сменными бригадами человек по пять – больше коек в избушке не помещалось.
Старшина выдал им со склада провиант на всю неделю. Наряд получил приказ, и на «газике» отвезли погранцов к подножию холма, где на высоте стояла пикетная избушка. Весь скарб пикетчики наверх дотащили, в помещении разместились, печь растопили, морозец снаружи изрядный наблюдался. В общем, расположились для несения службы.
Старший наряда указания всем раздал: где, когда, кому дежурить и что охранять. Само собой, образовался вопрос: кто еду на всех будет готовить? На одних консервах и хлебе неделю можно продержаться, но уж больно скучным могло оказаться это занятие. Тем более что в наличии имелись картошка, мука, масло, крупа, мелочь всякая и соленая рыба, которой почему-то зимой на заставе было изобилие.
Красная рыба хранилась у старшины на продскладе в больших бочках, и только к лету это рыбное изобилие заканчивалось. А если многократно потреблять рыбу, то какой бы ты рыбный гурман ни был, к середине зимы гурманство превращалось в отвращение.
Старший почесал затылок, задумчиво осмотрел пикетное хозяйство и погранцов, отогретых у печки, и назначил его поваром. Какие у старшего к тому были соображения, осталось тайной. Можно было только догадываться, что назначенный повар своим худым интеллигентским видом создавал впечатление человека, способного на кулинарный подвиг – прокормить целую неделю ораву из пяти мужиков.
Кто-то завалился отдыхать, готовясь в ночь идти дежурить, кто-то отправился на небольшую вышку наблюдать за пограничной обстановкой, а он расположился у разогретой печки с плитой и глубоко задумался о предстоящей поварской деятельности: «Перво-наперво нужен горячий суп. Это обязательно. На заставе всем ночным нарядам устраивали ночной ужин, который состоял из горячего супа. Придешь с мороза, так где-то после полуночи горяченького супчика навернешь – и организм отмерзший в порядок приходит, и сон крепкий становится.
Суп-то он делать мог: невелика сложность. Кипяток, картофель, мясная консерва да паста томатная. Главное – не пересолить. Надо бы еще заправку придумать – что-нибудь с мукой и жиром поджарить. Лук подойдет.
Работа двигалась, и минут через сорок супец, довольно сносный, благоухал в большой кастрюле на плите. Второе блюдо вызвало серьезные проблемы. Приготовление каши – дело тонкое, специфическое. Тем более что каша была по-народному называемая «картечь» или «шрапнель», то есть перловка или пшеничка какая-то серо-белая.
Пришлось приноровиться, и он чисто по интуиции сварил мало-мальски пригодную для поедания кашенцию, которую без энтузиазма потребляли погранцы. С чаем вообще без проблем: заваривай и сахар подавай по норме, а то за раз поедят всё.
Первые два дня пикетчики едой были довольны, а затем заскучали: «суп да каша – еда наша» – такая еда, без разнообразия, не радовала. На третий день он сварганил блины из муки – хоть и не очень, без молока, но, как новинка, прошли на ура. И вот наступил момент, можно сказать, переломный: подавать красную рыбу или погодить? И решил он поменять рыбу в селе на что-нибудь новенькое: «Не может же селянин однообразно питаться! У него и коровы, и свиньи, и прочая живность имеется. Продукты от них к обмену вполне пригодные».
Завернул он три большие рыбины в тряпицу и с мыслями о том, что в селе красную рыбу не ловили – холодное течение от притока мешало, – направился вниз, в село.
Надумал он дворы сельские обходить методично, то есть не абы как, а по плану – слева направо, ни одного дома не пропуская.
Торговля – процесс сложный, и психологии в ней много. Не улыбнешься вовремя или неуверенность какую-нибудь проявишь, тем более в натуральном обмене, – прогадать можешь запросто.
В первом доме его встретили не очень дружелюбно. Не хотели они рыбы соленой – а почему? Ему было непонятно. Может быть, потому, как он потом догадался, что у первого дома ночные наряды потихоньку дрова из поленницы брали, – свои дрова наверху у избушки очень уж сырые были.
Во втором доме тоже скептики рыбные обретались: предложили кружку молока за три рыбины. Обмен явно не эквивалентный, а когда он встречное предложение усилил – сало запросил, – так ему отказали. Он подумал:
«Куркули да жлобы, что ли, здесь живут? Защитников от закордонных недругов не уважают. Кружка молока за три большие рыбины – стыдно сказать кому!»
В следующих двух домах торговая обстановка не изменилась. Тут уж сомнения у него закрались: то ли он торговать не умеет, то ли сплошные вредины ему попались – не вникают в пищевые нужды погранцов местных. А может, одни древние буржуи тут остались и всю вкуснятину сами поели давно?
Наконец-то в пятом дворе тетка сочувственная попалась – большую кружку молока сразу налила и приличный шматок сала в марлечке вынесла из погреба. Молоко он сам выпил, рыбу отдал и вежливо поблагодарил нежадную тетку.
Вечером каждый пикетчик хороший кусок сала с хлебом получил. Вот и оказалось, что может наш солдат и бартером успешно заняться, если терпение и кое-какие продукты имеются.
***
Администратор, широко улыбаясь, лично сам проводил его в гостевую.
– Новые опции установили. Возрадуетесь, удовольствие великое получите. Вот, к примеру, сканируем ваши думки – и нате, вы уже там, – он засуетился, раскладывая разноцветные проспекты. – Вот: «Отрочество желанное». Это от двенадцати до шестнадцати. А здесь, – он указал на сине-зеленую бумажку, – «Далекое детство». Желаете окунуться в детский сад? Будьте любезны!
Клиент молчал. Он с любопытством разглядывал проспекты, а администратор не унимался:
– Можно постарше, но пока это в наладке. Бывает, заедает – и клиенты недовольны. Входят в свое тридцатилетие и – бах-трах – скатываются в детский сад. Мы это пока временно приостановили. Знаете ли, психологически человек не готов прыгать во времени туда-сюда – клиент нервничает.
– Я, пожалуй, опустился бы в детство, – неуверенно сказал он и продолжил: – Вот только опасаюсь, что сканируете какую-нибудь детскую обиду, которую я уже и подзабыл. Не хочется снова обижаться.
Администратор убрал улыбку и серьезно ответил:
– Да, это проблема, технически еще не решенная. Но наши умники предусмотрели страховку, то есть срочное возвращение. Так что риски снижены.
– А как они узнают, что мне надо срочно вернуться? – спросил он.
– Так вы сигнал подадите, и всё… – ответил администратор.
– Если всё, то наконец-то, – пошутил он.
Администратор насторожился, но уже через секунду дежурная улыбка появилась у него на лице.
– Так что? Будем заказывать или традиционно – экскурсия и, может, поход какой-нибудь?
Он несколько секунд раздумывал, а затем решительно объявил:
– Давайте детство, лет эдак в шесть.
***
Она сидела и смотрела на воду. Она так делала уже последние несколько недель. Просто уходила из дома, садилась на старую, обшарпанную скамейку и не отрываясь смотрела на воду в любую погоду, даже когда шел дождь. За ней приходили родственники и забирали ее домой.
Когда они с ребятами приходили на пруд, он наблюдал за ней и никак не мог понять: зачем эта женщина, уже совсем старушка, так долго смотрит на воду? Что там можно разглядеть?
Он с мальчишками, быстро окунувшись, мчался во двор большого дома, где они, занятые играми, проводили всё свободное время.
– Ну что, пацан, будешь играть? – долговязый в упор смотрел на него сверху вниз.
Он, стараясь быть уверенным, громко ответил:
– Да, буду.
– А копеечка у тебя имеется? – снова спросил долговязый.
Он разжал кулак и показал ему на ладони монету в десять копеек.
– О! – удовлетворенно прогудел долговязый. – Да ты богатенький! Тогда начинай.
Он как можно сильней ударил ребром монеты о стенку. Монета взвилась и, отлетев на метр от стены, упала плашмя на асфальт.
– Ништяк! – гыкнул долговязый. – Теперь я.
Он долго примеривался – как ударить своей монетой, чтобы достать до его лежащего на асфальте гривенника. Он даже высунул кончик языка и наконец-то решился и ударил монетой о стенку. Монета отлетела и упала ребром рядом с лежащей, покатилась и застыла невдалеке.
Долговязый довольно хмыкнул, снисходительно посмотрел на него, подошел к монетам и долго смотрел на них сверху, пытаясь понять, дотянется ли он до его монеты. Затем как можно шире растопырил правую ладонь – так, чтобы большой палец и мизинец могли соединить обе монеты. Примерился, опустился на колени и постарался хотя бы кончиком мизинца достать до его монеты. Он пыхтел, прижимая ладонь к асфальту, второй рукой давил на нее, стараясь побольше ее растянуть, но всё равно ему не хватало совсем немножко – каких-то два-три миллиметра.
– Не дотянуться, – сказал он долговязому, когда тот попытался большим пальцем подвинуть свою монету поближе. – Теперь моя очередь.
Долговязый встал с колен, отряхнул изрядно поношенные брюки и недовольно процедил:
– Ладно… Давай, пацан.
Он поднял свою монету, с размаху ударил ею о стенку, и эта попытка оказалась неудачной. Гривенник пролетел вдоль стены и упал рядом, всего в нескольких сантиметрах от нее. Дотянуться до монеты долговязого было уж никак нельзя.
– Ага, – сказал долговязый. – Всё путем, – и, сосредоточенно сопя, присел у стены, рассчитывая сделать удачную попытку. Он легонько ударил своей монетой так, чтобы она недалеко отлетела от стены. Монета упала рядом с гривенником, да так близко, что долговязый сразу, не примериваясь, всего лишь большим и указательным пальцами соединил обе монеты. Он забрал обе монеты и с чувством победителя произнес:
– Еще играть будешь?
Ему играть расхотелось, да и монет у него больше не было. К тому же он понимал, что играет долговязый нечестно. У того руки были больше и пальцы длиннее – какая же здесь могла быть справедливая игра в пристенок?
Он послонялся один – все остальные пацаны на выходные разъехались кто куда, – вернулся домой и уселся у окна наблюдать за двором. Из соседнего подъезда двое мужчин вынесли кого-то, завернутого в белую простыню. Наутро он узнал, что та старая женщина умерла. Ему стало ее очень жаль, и он подал сигнал срочного возвращения.
***
– Возникли нежелательные эмоции? – настороженно спросил администратор.
– Всё в порядке, – ответил он.
– Что-то вы очень быстро! Всего двадцать минут, – заметил администратор.
– Быстро? – удивился он. – Мне показалось, что я провел там почти два дня.
– Это эффект такой – мысли быстрее времени. Наши умники назвали эту услугу «Сентенционное существование», – ответил администратор. – А как вам сам процесс? Понравилось?
– Сам процесс понравился, – ответил он, расплатился и, стараясь ни о чём не думать, вышел наружу.
Город встретил его мелким назойливым дождем. Редкие прохожие обходили его, стараясь быстрее добраться до сухих, теплых мест.
«У них у каждого есть своя сентенция», – подумал он и ускорил шаг.
Ночью ему приснились строчки. Он вскочил, еще не понимая, пора ли вставать, и наскоро записал:
На деньги мальчики играли.
Азартна та была игра.
Тогда они еще не знали:
Наступит жесткая пора,
Когда игра – на самом деле,
Судьба поставлена на кон.
А что сейчас? Обида еле
Коснется и уходит вон.
Как ночь уходит, утро пробуждая,
И новый день сулит победу прямо здесь.
Живем, как будто бы играя,
И счастье где-то рядом есть…
Откинувшись в кресле, он подумал:
«Интересно: можно ли там остаться? И что будет, если не подавать сигнал?»
***
Молодой начальник, хозяин кабинета, насупившись, уже в который раз перечитывал текст.
Эту срочную работу для громадного магазина бытовой техники автор выполнил за одну ночь. Он торопился и, конечно, как всегда, не очень был доволен результатом, но времени что-то поправить уже не было.
За эту рекламу ему обещали заплатить вдвойне. Он утром набросал текст и вот сейчас внимательно следил за поведением хозяина. А тот читал и, закатывая глаза к потолку, что-то шептал сам себе наизусть. Казалось, он пробует слова на слух, но этот текст пока что не вызывал у него положительных эмоций.
Наконец-то хозяин обратил на него внимание.
– Хочется услышать авторское чтение. Мы можем это совершить?
– Можем, – ответил он и заунывно прочел:
– Супер! Супермагазин!
Вы такого не видали!
Можем рассказать в деталях —
Нам скрываться нет причин.
Если всё мы перечислим,
Нам не хватит лет пяток.
Моем, гладим, бреем, чистим —
Каждый день у нас поток.
Если вам взгрустнется где-то,
То не наша в том вина.
Если вдруг случилось это,
Заходите к нам сюда.
Настроение поднимем
На такую высоту!
Может, даже порчу снимем
И дурацкую тоску!
Автор, закончив чтение, замолчал и ждал, что скажет хозяин. Тот машинально поправил прическу и спросил:
– Скажите: а как вы сами оцениваете это… – он не знал, как назвать только что прочитанное, и добавил: – Это рекламное произведение?
Автор пожал плечами и ответил:
– Мне сложно оценивать себя. Тем более что заказ был срочным, а скорость не есть залог успеха.
– И что же мы представим заказчику? – с сомнением спросил хозяин.
За окном опять что-то заскрежетало. Хозяин раздраженно отреагировал:
– Опять! Хоть бомбу над ними взрывай – никогда не остановятся! – Он вызвал секретаршу. – Вы можете наконец-то узнать, когда они закончат?
Секретарша обиженно ответила:
– Уже узнавала. Сказали: по мере готовности, – и молча удалилась из кабинета.
Хозяин вопросительно взглянул на автора, а тот без предупреждения выпалил новый вариант:
– Тысяча полезностей в магазине есть.
Всё что пожелаете, вы найдете здесь.
Не купить не сможете, в магазин зайдя, —
Свой комфорт умножите, к нам зайдя не зря.
Хозяин покачал головой. Было не совсем понятно, одобряет он последний текст или нет. Он иронично улыбнулся, сощурился и произнес:
– «Зайдя» – это, наверно, сильно сказано, а «зайдя не зря» – можно сказать, шедевр!
Автор поежился от этих «зайдя» и скороговоркой протараторил:
– Мы для вас работаем,
Вы для нас – закон.
Окружим заботой
Ваш уютный дом.
Скрежет за окном усилился, словно какая-то огромная железяка ритмично почесывала свое пустое нутро.
– Наверное, придется перебраться в другое место. Здесь просто невозможно работать. Будьте любезны, прочтите последнее еще раз!
Автор без выражения пробубнил четверостишие. Хозяин громко, стараясь пересилить скрежет, произнес:
– Хорошо. Последнее сойдет. Гонорар завтра в кассе и – имейте в виду – через неделю получите большой заказ. Сейчас уточняем условия. Там будет что-то связано с медициной, – и, усмехнувшись, добавил: – Изучайте болезни и лекарства – может пригодится.
***
Вечером он позвонил тете. Опять, как в прошлый раз, там долго не отвечали. Он уже подумал, что не стоит беспокоить эту загадочную даму, но в трубке послышалось:
– Алё, я слушаю.
– Я от дяди, – машинально ответил он и замолчал. Ему вдруг стало как-то неудобно обманывать – ему совсем не нужна лицензия, – но любопытство пересилило.
– Тетя слушает, говорите, – услышал он знакомый голос.
– Я про лицензию.
– Хорошо, – ответила она. – Завтра в пять вечера в сквере у вокзала. Все должны быть в черном.
В трубке раздались короткие гудки.
***
А там они уже третий день рыли окопы, строили укрепрайон на всякий военный случай. Мало ли что может быть? Вдруг те, с того берега, чего-то захотят сделать нехорошее – тогда вся застава переберется в укрепрайон и будет биться до подхода помощи.
Рытьё окопов, если никто не подгоняет, – занятие элитарное: копай да копай себе. Не то что мытьё посуды или полов – работа не престижная, слабо квалифицированная. От рытья окопов, если к делу с умом подойти, можно и удовольствие получить. Сначала заглубляешься на штык лопаты, потом всё глубже – процесс идет своим чередом, труд свой видишь сразу. Не надо что-то ждать, когда поспеет, высохнет или сварится, или детали все к сборке готовы, или того хуже: моешь, моешь, а оно опять грязным становится.
Рытьё окопа – другое дело. Здесь сразу всё видно: копнул – и земли в окопе на одну лопату меньше стало. Конечно, если грунт тяжелый, то попотеть придется, а если земля прямо ждала, когда ее разроют, то тогда одно удовольствие получается.
Отрыли они окопчики, укрепили стенки досками, а командир (не самый главный) решил благоустроить инженерное сооружение – устроить крышу над окопом. Подумалось ему, что воевать так удобнее будет плюс маскировка.
Приказ есть приказ. Заложили окопы сверху досками, дерна поверх натаскали. Туннели темные с амбразурами получились. Работу закончили – отдыхают бойцы, труд великий сотворив, ждут машину на заставу ехать, уж вечер наступил.
