Сенечка уже два часа пропадал в социальных сетях, и Меланью это смущало. Женщина здравомыслящая, она понимала, что подобным грешат все современные дети, но ей непереносимо сильно, немыслимо сильно хотелось узнать, чем интересуется сын, что читает, смотрит, и почему в плоском мире, ему лучше, чем с родной матерью.
Она, чтобы отвлечься от назойливых мыслей, прибралась на кухне, загрузила посуду в машинку, ответила на пару рабочих сообщений, полила цветы, не забыв добавить в воду удобрения для кактусов, капризных, в таком-то климате! Они привыкли к жару пустыни, к иссушающему зною и песчаной почве, каково им в Донске, с его постоянным дождем и ветром! Горшки с комнатными растениями занимали в кухне Меланьи широкие, массивные подоконники, а также весь балкон, на котором она не первый год пыталась разбить зимний сад. Успехом ее стремления не завершились, говорят, в счастливых семьях цветы растут плохо, куда лучше там, где живут раздоры или царствует одиночество. Растениям нужно подбадривать, утешать, а кого утешать здесь, в этом доме? Не Павла же Петровича? Меланья вздохнула. Она любила цветы и сокрушалась, что никак не удается добиться успеха на поприще растениеводства. Потом, не выдержав борьбы с любопытством, заведомо безнадежной, вошла в комнату мальчика, ласково потрепала его по волосам и, опустившись рядом на уголок дивана, где с телефоном в руках возлежал Сенечка, осторожно спросила:
– Сынок? Сенечка, ты слышишь меня?
Тот наконец оторвался от экрана, удостоил мать взглядом, торопливо кивнул и уткнулся обратно.
– Что ты там все смотришь? – с ласковой улыбкой спросила она. – Мне тоже покажи!
– Разное, – неохотно откликнулся Сенечка. – Тебя, например, смотрю. Поставил сегодня три лайка и даже написал комментарий.
– Вот как? – Меланья наклонилась и поцеловала сына в макушку. – И к чему комментарий?
– К фотографиям с последнего показа.
– Тебе, правда, понравилось? – с неподдельным интересом спросила она.
– Неплохо, – Сенечка сдержанно кивнул. – Фотографии красивые. Одежда тоже ничего, хотя я мало понимаю. Но вроде здорово.
– Спасибо, – Меланья поднялась. – Твоя поддержка мне очень важна. Артем с папой даже не потрудятся посмотреть мои работы! А кто порадуется, если не семья, правда? Надо будет вас пригласить на следующий показ, тебя обязательно. Раньше считала, ты еще ребенок, а ты уже взрослый, так ведь? Но, прости, дорогой, не поверю, что все два часа ты разглядывал мои фото, даже если они прекрасны.
– Ну, еще в игру одну сыграл, со Славиком, – неохотно признался Сенечка.
– А раньше мы во все игры играли сами, без телефона, – тут же добавила Меланья.
– Потому что телефонов у вас не было, – Сенечка отложил аппарат и поднялся. – Только такие, большие, где круг крутить надо, чтобы номер набрать. Видел в музее, когда со школой ездили. Ладно, меня ребята на речку зовут. Если считаешь, что лучше играть на улице – пойду. Если нет, останусь дома. По мне так дома лучше. Кино посмотреть можно.
– Нет, на улице лучше! В мое детство нас домой было не загнать, помню мама все кричала, кричала из окна, чтобы мы с братом домой шли, а мы делали вид, что не слышим! Старались уходить подальше, чтобы и правда не слышать. А вы только и делаете, что сидите в комнате перед экраном. Если не перед телефоном, так перед телевизором, – Меланья вздохнула. – Давай, пользуйся, что у тебя каникулы, и проводи их правильно. На речку – так на речку. Много только не купайся, простудишься. И поосторожнее, далеко не заплывай, течение сильное. Помнишь, в прошлом году двое утонули. Один мужчина полез спасать другого, но не вытащил, унесло обоих. В мае было, когда Донка полноводная. Сейчас, конечно, спокойнее, но мало ли, природа – вещь коварная, с ней надо без панибратства.
Сенечка понуро кивнул: мать каждый раз говорила одни и те же слова, как если бы он был совсем глупым или совсем ребенком, и он наперед знал, что она скажет дальше. Как наперед знал, что ждет его во время прогулки.
Он быстро переоделся, телефон сунул в карман, не хотел разлучаться с аппаратом надолго. Они с Меланьей вместе вышли из подъезда: мать собиралась на фабрику. А Сенечка тут же встретился со стайкой мальчишек, и они отправились туда, где Донка поблескивала серебром сквозь зеленую гущу листвы.
Совсем близко от берега располагались старые деревенские дома, застройка, сохранившаяся еще со времен Тонино (Павел Петрович давно порывался их снести). Но часть строений представляла историческую ценность, а снести два-три и оставить остальные – нет смысла. И потому дома кособоко ютились на высоком берегу, своим видом поднимая бурю эмоций в душе городского начальника, и в самом старом из них, в коричневой избе, ближе к тропинке, по которой шли мальчики, – жила тетя Поля. Сенечка знал, что сейчас она сидит на скамейке у калитки, поджидает его, и малодушно хотел пойти другой дорогой, обогнуть, не встречаться с ней, – но пересилил себя и решил не сворачивать с намеченного пути из-за какой-то сумасшедшей старухи.
Предчувствие не обмануло: тетя Поля в стареньком платье, черном, с оранжевыми цветами, сидела на скамейке, голова ее была повязана таким же цветастеньким платком, из-под которого выбивались седые пряди. Она крутила в руках только что сорванную травинку, подергивала ногой и, напряженно прищурившись, следила за дорогой. Едва на ней показалась вереница мальчишек, тетя Поля с удивительным для ее возраста проворством поднялась и подошла к калитке.
– Здравствуйте! – дружно приветствовали ее мальчики.
– Здравствуйте, здравствуйте, – тут же откликнулась женщина. – Купаться пошли? Молодцы, будьте осторожнее!
– Будем, – вежливо ответил Славик, Сенечка промолчал. Он хотел было ускорить шаг, но тетя Поля уже выхватила его из толпы цепким взглядом и поманила рукой. Неохотно, он приблизился к забору.
– Да, тетя Поля? – еле слышно спросил, – Что?
– Все о том же я, Сенечка, все о том же, – доверительно прошептала она ему прямо в ухо, перегнувшись через колья, – Только ты и можешь помочь. Для меня без Карлсона жизни нет. Лишь он один и был у меня. С тех пор, как умер сын, как умер муж… Одна я, а знаешь, малыш, как плохо одной? Не знаешь, и не дай Бог тебе узнать! А ведь Карлсон – не просто мышь, нет! Он все понимал, с ним поговорить можно… Помоги мне, а? Вытащи его оттуда… Как подумаю, что с ним сделают, – так и не сплю всю ночь, лежу и смотрю в потолок. Кажется, свою бы жизнь отдала, только бы с ним все хорошо было. Поможешь?
Она с надеждой взглянула на него выцветшими глазами, окруженными белесыми ресницами и плотной сеточкой глубоких морщин.
– Тетя Поля, – Сенечка с досадой вздохнул, он ненавидел отказывать, но у него не было выхода, – Ну вы ведь взрослая, все должны понимать. А что говорите! Как я вам помогу? Я же ребенок!
– Потому тебе будет легче пробраться на заводскую территорию, дети маленькие и шустрые, – тут же возразила тетя Поля. – Ты мальчик умный, справишься. А если поймают – ничего не сделают. Ты ребенок, ты сын мэра и хозяйки фабрики. Другому, может, и досталось бы – а ты ничем не рискуешь.
– Да мама меня убьет за такое! И папа тоже! Нет, тетя Поля, мы вам сочувствуем, но на фабрику не полезем, – Сенечка покачал головой. – Там опасно, разве не знаете?
Он отошел от забора и поспешил за товарищами.
– Опять она за свое? – понимающе кивнул Мишка, Сенечка не ответил. Мишка и не ждал ответа, сам понял. Мальчишки сбежали вниз, к реке, скинули одежду и бросились в воду, те, кто приехал на велосипедах, сначала аккуратно прислонили к деревьям свой транспорт, чтобы не упал. А Сенечка опустился на траву и снова вздохнул. В душе ему было жаль тетю Полю, но ведь то, о чем она просит, – и правда, опасно. Отец и мать строго-настрого запретили даже приближаться к закрытой зоне завода. Сенечка не был трусом, напротив, хотел стать героем однажды, мечтал о подвигах, жаждал проявить отвагу. Но рискнуть всем, включая собственную жизнь, стоило ради великой цели. Ради спасения мира, победы добра. За Родину, в конце концов. А тут – вытащить из клетки какую-то мышь! Да и неизвестно, там ли она. Может, тетя Поля все придумала. И кто знает, сколько на заводе мышей, как он поймет, какая из них – Карлсон? Да и вообще, просить детей рисковать жизнью ради мыши – за гранью добра и зла, решил Сенечка. Он еще раз тяжело вздохнул, – на его долю не выпало настоящего подвига, время героев и рыцарей ушло безвозвратно, – и последовал примеру товарищей: стянул джинсовые шорты, футболку, прыгнул в ласковую воду любимой реки. Ему хотелось поскорее забыть умоляющие глаза тети Поли, безобидной в общем-то старушки, всегда угощавшей ребятню конфетами, а иногда рассказывающей занятные байки о прошлом. Почему-то Сенечка верил: в отличие от фантазий Луизы, поведанное тетей Полей, – правда. Просто горе заставило женщину потерять рассудок и считать, что Карлсон не сбежал от хозяйки, а был похищен таинственными заводскими агентами, которые выкрали мышонка и проводят над ним чудовищные научные опыты. И где, в Донске! Там, где подобное не то, что случиться не могло, а даже вообразить такое невозможно! В Донске любой ребенок знает: природу нужно оберегать, защищать, а животные, – и мыши тоже, – свободны от рождения и нельзя причинять им никакого зла.
***
Луиза уже простилась с Артемом и быстрым шагом возвращалась домой, чтобы вручить сигареты не любившей ждать тетке, когда ее окликнула Алла. Молодая женщина, одетая в широкие джинсовые штаны и клетчатую рубашку, потертую на локтях и своим видом намекавшую, что ее хозяйка одевается уж точно не в доме моды Меланьи Красавиной, стояла на другой стороне улицы и приветливо махала рукой. Сколько Луиза себя помнила, Алла всегда выглядела так, словно хотела подчеркнуть, что она – водитель грузовика, а не просто «какая-то тетка», и, будьте любезны, обращаться с ней соответствующе!
– Луиза! Привет! – крикнула она, и уже громче, понимая, что девушка не слышит, – Луиза! Луиза!
Та остановилась, встрепенулась и, наконец, увидела Аллу.
– Привет! – на губах Луизы мелькнула улыбка.
Алла перешла дорогу и остановилась рядом.
– Кричу, кричу, а ты не слышишь, – рассмеялась она. – Опять замечталась что ли?
Луиза, виновато вздохнув, махнула рукой.
– Прости, ничего вокруг не вижу. Последнее время устаю очень: почему-то не могу спать. Ложусь – и не сплю всю ночь. Может, нервное. А теперь, вот, иду – и дремлю на ходу. Представляешь, что сегодня было! Пошла за сигаретами для тети, в магазинчик Альберта. И когда уже подходила, заснула. Днем, наяву! Можешь, такое представить? И знаешь, что приснилось? Будто ты едешь на меня на своем грузовике! Несешься на полном ходу! Чуть не задавила!
– Что значит, «приснилось»? – Алла нахмурилась, и ее темные густые брови, мечта любого визажиста, сомкнулись на переносице. – Да если б я вовремя не свернула, я б тебя, и правда, задавила! Сигналила, как оглашенная! А ты опять в своих мыслях, не сразу заметила даже!
– Погоди, погоди! – на лице Луизы отразилось изумление, а губы округлились в букву «О», – Хочешь сказать, это было на самом деле? Ты мне сигналила?!
Алла уверенно кивнула.
– Но как же… Ведь Артем не видел тебя. Он был там, прямо у входа. И спросил, какой грузовик. Почему он не видел тебя?
С легкой улыбкой Алла пожала плечами, развела руками. «Понятия не имею», говорил ее жест, но выглядел он комично, и Луиза растерянно улыбнулась.
– Надо же, – произнесла она взволнованно, – Сплошные тайны! А обычно в Донске так спокойно!
– И какие же это тайны?
– Сигареты тети, которые она прячет от моей мамы… История с призрачным грузовиком. И да, театр! Его же будут восстанавливать, ты знаешь? Говорят, деньги дал Тонино! Я все время думаю о нем…
В ответ Алла презрительно хмыкнула.
– То, что я привожу в магазин Альберта продукты на грузовике вот уже три года – ни для кого не тайна. И о том, что тетя Флора курит, знают все. Включая твою маму и отца. Про театр сегодня напечатали в газетах, на первой полосе. Что до Тонино… почему ты думаешь о нем?
– Никто на самом деле не знает, существует ли он! Никто в него не верит, как в того аиста, приносящего детей. А если он существует, почему его никто ни разу не видел? Разве это не тайна?
Несколько секунд Алла с улыбкой смотрела на Луизу, помедлив, прежде чем ответить. В темной глубине ее глаз мелькали лукавые огоньки, вызывающие в памяти блуждающие огни на болотах, – то вспыхнут, то исчезнут без следа.
– Почему никто не видел? Вот хотя бы ты. Ты его и видела!
– Я? – Луиза тихо рассмеялась, прижав руки к груди. – Ты шутишь что ли! Когда я могла его видеть?
– Не далее, как сегодня.
– Как такое могло быть? – Луиза удивленно уставилась на женщину, ей начало казаться, что Алла разыгрывает, смеется над ее мечтательностью и романтичной наивностью. Сначала про призрачный грузовик, теперь про Тонино! Луизе с детства казалось, что многие смеются над ней, над ее фантазиями, и, в общем-то, казалось справедливо. Уже потом, когда она выросла в красавицу, да стала невестой сына мэра, смешки прекратились, но пересуды за спиной остались, посмеивались и над причудами ее отца, и над эксцентричностью тетки, и над нерасторопностью матери. По-доброму, без обид, но все равно это заставляло девушку чувствовать, будто она чужая, незваная гостья, случайно оказавшаяся среди незнакомого племени. Люди и были незнакомым племенем, мостик к которому она упорно пыталась проложить уже столько лет, но он все еще оставался хрупким, ненадежным, словно сплетенным из травинок, готовых рассыпаться в любую непогоду.
– Помнишь, когда я тебя чуть не задавила, Артем разговаривал у магазина с молодым человеком? С таким симпатичным? Это и был Тонино.
– Нет, – Луиза покачала головой. – Ты еще большая фантазерка, чем я! Артем сказал, что он актер. Его зовут Марк, и он приехал в Донск, чтобы посмотреть театр.
– Он актер. И прекрасный актер, – согласно кивнула Алла. – Но он – Тонино. Я знаю его, знаю близко. Хочешь, приходи сегодня вечером на площадь. Отведу тебя к нему. Он ждет тебя.
– Что?! – это было последнее, чего ожидала Луиза. – Почему он меня ждет?
– Приходи вечером, и узнаешь, – загадочно улыбнулась Алла.
По дороге домой Луиза никак не могла понять, что произошло утром и что теперь следует делать. Словно сомнамбула вошла во двор, проскользнула мимо крутившегося у телескопа отца, поднялась по ступенькам на крыльцо, протянула пачку сигарет стоявшей там тетке, молча кивнула в ответ на ее слова благодарности, чтобы избежать диалога, который Флора уже готовилась начать, и ушла в свою комнату. Там, в маленьком мирке, в неприступной башне одинокого замка, отвоеванного у всего человечества, где она, наконец, могла остаться наедине с собой, Луиза опустилась на кровать и прижала руки к вискам. Вот оно, началось! То, чего так боялась мать, то, о чем с ужасом думала она сама. Ее жизнь теряет управление и превращается в опасное приключение, именно так: ее тянут в более чем сомнительную авантюру, и кто, Алла! Казалось бы, самая прозаичная и понятная из всех женщин Донска! Ладно бы тетя Флора! Но Алла! Зачем ей? И главный вопрос: надо ли куда-то идти вечером? Говорить ли Артему? Сердце подсказывало, что Артему лучше не говорить, и не только потому, что он не одобрял фантазии Луизы. Но и потому, – и в этом девушка никогда не призналась бы даже себе, – ей хотелось встретиться с Тонино наедине. Без Артема. Луиза понимала, что любит жениха. Так, как любят друга детства, как любят первого возлюбленного, как человека, с кем собиралась связать жизнь. Но знала, что всегда любила и Тонино. Любила так, как любят героя, кумира, нечто недоступное, как любят прекрасную мечту, которой не суждено воплотиться в жизнь.
Да, этой мечте не суждено сбыться, она кажется фантастической, но это произошло! Тонино появился, вернулся в Донск, вопреки всем легендам! И он оказался не уродливым стариком, как можно было бы ожидать, учитывая годы его странствий, но молодым красавцем, веселым, обаятельным, который чрезвычайно располагал к себе, и эта мысль заставляла сердце девушки биться чаще.
Она с трудом смогла дождаться, когда наступит вечер, надела длинное летнее платье, расчесала волосы и даже подкрасила ресницы, – дрожащие пальцы с трудом удерживали щеточку, – сказала родителям, что пойдет прогуляться, и написала Артему, чтобы сегодня не приезжал. Впрочем, тот и не собирался, он слишком устал за день, показывая Марку окрестности, потом торопился обратно на работу и теперь хотел побыть дома. А может, Мел опять испекла «блинчики-пальчики-оближешь»?
Луиза вышла из дома, вдохнула вечернюю прохладу, чувствуя, как пылают от волнения щеки, как бьет ее дрожь, с которой не совладать. Уже стемнело, когда она дошла до площади с фонтаном, где договорилась встретиться с Аллой. Луиза надеялась, что та не придет, но женщина ждала ее, она была в той же одежде, только накинула сверху темную кожаную куртку в заклепках. Едва Луиза приблизилась, как Алла, не говоря ни слова, деловито взяла ее под руку и потянула за собой. Они свернули в переулок, потом в другой, в третий, пока не оказались в ничем не освещенном дворе, и Луиза растерянно огляделась по сторонам. Она несколько раз споткнулась и хотела спросить, правильно ли они идут, но Алла шла уверенно, не оставляя места сомнениям.
Наконец, женщина остановилась напротив дома с заколоченными ставнями, угрюмо глядящего на прохожих пустыми глазницами окон. Даже если бы очень захотела, Луиза не смогла бы представить более неуютного места, и она невольно сжалась от страха, почувствовав, как по всему телу побежали мурашки, а в душе зародилась уверенность: Алла разыгрывает ее! Она не зря так улыбалась сегодня, когда говорила про Тонино! Да она смеется над ней! Странно, что до этого дома не дотянулись руки Павла Петровича, он так и просится под снос! Не в этом ли причина розыгрыша? Но она всего лишь невеста сына мэра, даже не самого мэра. Как может повлиять, остановить процесс реновации? Луизе шутка показалась жестокой и неуместной.
– Это здесь, – между тем твердо произнесла женщина.
– Но дом заколочен, Алла! – Луиза выдернула руку. – Тут никто не живет! Ты решила разыграть меня?
– Идем! – Алла нетерпеливо пожала плечами, – Какая ты беспокойная. В жизни бы не связалась с тобой, если б он сам не попросил привести тебя!
Она сильно толкнула калитку, прошла внутрь, и Луизе ничего не оставалось, как последовать за ней. Не стоять же здесь, один на один с жуткой темнотой!
Алла вошла в дом, дверь была не заперта. Луиза оказалась в маленькой тесной прихожей, после чего Алла распахнула следующую дверь, в комнату. Несмотря на отсутствие света было видно, что здесь никто не живет: комната выглядела грязной, балки потолка обвалились, и Луиза начала опасаться, что вот-вот прямо им на голову рухнет и сама крыша. Но Алла, переступая через эти почерневшие балки, бодро шагала вперед, пока наконец не отворила дверь в следующую комнату, оказавшуюся просторной залой. К удивлению Луизы, ярко освещенной. Зала напоминала дворцовую, об этом говорили и тяжелые канделябры, и мебель в стиле ампир, а возле кресла, весьма напоминавшего трон, стоял актер Марк. Или, как его назвала Алла, – Тонино. Прекрасный незнакомец, благодетель Донска.
Он обернулся, и Луиза не могла не восхититься тем, как хорош он был в свете свечей, в темных джинсах и расстегнутой у ворота кипенно-белой рубашке, рукава ее были закатаны, обнажая крепкие загорелые руки. Увидев вошедших, он улыбнулся.
– А, Луиза, добрый вечер, – голос его звучал почти ласково. – Вы молодец, что все-таки пришли к нам.
– Здравствуйте, – еле слышно прошептала девушка.
– Знаю, Алла рассказала обо мне, – он снова улыбнулся. – Рассказала, кто я.
Луиза кивнула, она потеряла дар речи, не могла подобрать слов и лишь смотрела на него, широко раскрыв глаза. Тонино столько лет был ее кумиром, но никогда она и мечтать не смела, чтобы стоять рядом, говорить с ним, и, конечно, не ожидала, что он окажется таким красивым!
– Спасибо, что помогли театру, – еле слышно выговорила она.
– Не благодари, – он приблизился, осторожно взял ее за руку, отчего девушка вздрогнула и покрылась мурашками, и подвел к столу. Луиза с удивлением увидела лист ватмана, на котором тушью и акварелью был нарисован проект будущего здания. – Вот таким оно будет однажды. И ты, конечно, получишь приглашение на премьеру. Ты должна быть там, когда поднимется занавес! Ведь ты ждешь этого больше всех! В Донске нет никого, кто любил бы театр столь сильно! Знаю об этом от Аллы, она мой хороший друг.
Луиза подняла засиявшие глаза, а Тонино продолжил, в его голосе девушка услышала вдохновение и неизбывный энтузиазм:
– Будет чудесно, когда в этом здании снова засияют огни, когда люди Донска соберутся, чтобы увидеть волшебство… Я делаю это для них. Для людей Донска. Потому что восхищаюсь ими и люблю их уже столько лет!
– Почему? – с удивлением спросила Луиза. – Почему вы восхищаетесь нами?
– Раньше я любил просто эти земли. Донку. Ее берега. Но прошли годы, город изменился, изменились люди. И теперь мне нравятся ваши законы. Ваша любовь к природе. Вы не похожи на других, так ведь?
– Ах, это! – девушка приглушенно рассмеялась, – Да, это есть. Но мы настолько привыкли, что не замечаем… Для нас это просто мелочь, повседневность.
– Присядь, – с этими словами Тонино указал на обитое бархатом, старинное кресло, а сам опустился в кресло напротив. Движения его были уверенными и элегантными, но он же актер, привык двигаться на сцене, как может быть иначе!
Девушка послушно села и, оглядевшись, заметила вдруг, что Алла куда-то исчезла. Теперь они были вдвоем, от этого сердце ее, казалось, совсем перестало биться.
– Расскажи мне, – мягко попросил он. – Расскажи об этом.
Луиза помялась, пожала плечами, она не знала, с чего начать, о чем именно он хотел бы услышать, но Тонино внимательно смотрел на нее своими пронзительными глазами цвета темного ореха, и ей пришлось заговорить.
– Началось с прошлого мэра… Еще до Павла Петровича. Алексей Андреевич, его звали, Соколов. Хороший человек, увлеченный. Очень любил природу. Животных, растения. Следил, чтобы мусор на улицах не бросали. Среди школьников проводил уроки естествознания, сам водил их деревья сажать… Многие, что растут по берегам Донки, как раз высажены этими ребятами. И животных любил. Первым сказал, что домашним животным не место на улице, а собакам не место на цепи. Начал строить для них приюты. Я тогда маленькая была. А потом пришел Павел Петрович и продолжил дело Соколова. Но по-своему, с большим усердием. Запретил все зоопарки, цирки, любые развлечения с животными. Приюты благоустроил, потом всех по домам раздал. Меха носить запретил. Создал фабрику, где стали все делать из искусственного меха. Жена его, Меланья, стала дизайнером, она продвигала эти идеи, где только можно. И за пределами Донска тоже. Одежда стала популярной, многие хотели ее носить. Вот так все и произошло. Теперь Донск другой, здесь нет того, что можно встретить в других местах. Нет скотобоен. Нет ферм, где откармливают животных на убой. Ничего такого нет.
– А что ты сказала про цирки и представления? – с интересом переспросил Тонино. – То есть, театр ты любишь, а цирк нет?
Луиза растерянно подняла на него глаза, побледнела, потом уставилась в пол, не зная, какого ответа он ждет. Ей было страшно, как бывало нередко ее младшим ученикам, когда их вызывали к доске и каждый боялся сморозить какую-то глупость. А после краска прилила к щекам, как если бы ей вдруг стало жарко, и девушка удивленно прошептала:
– Так ведь стыдно…
– Что «стыдно»?
– Стыдно ходить туда, – уже твердо ответила она. – Мне было бы стыдно. И жителям Донска, всем, стыдно. И дико. А вам разве нет?
Он с улыбкой пожал плечами:
– В Средневековье считалось отличным развлечением пойти на казнь. Посмотреть, как людей вешают, как рубят головы. Почему бы сейчас не пойти в цирк, посмотреть на животных, которых держат в клетках… Согласен, Луиза, человечество недалеко ушло от Средневековья. Не забудь про корриды и собачьи бои… Поэтому так сильно хотел приехать в Донск и помочь вашему театру. Поэтому помогаю городу уже столько лет. Потому что вы – не такие, как все. У вас есть совесть, есть стыд. Вы не первобытны.
Девушка доверчиво улыбнулась.
– А почему вы решили позвать сюда меня? Да еще вечером? Алла сказала, что вы звали именно меня.
– Чтобы ты убедилась, что я существую. Ты же вроде говорила, что Тонино – иллюзия, выдумка. Но вот я стою перед тобой, настоящий, из плоти и крови, – он протянул руку и коснулся ее обнаженного локтя, как если бы хотел доказать, что он материален и обладает плотностью, но Луиза против воли снова вздрогнула, – И таким же настоящим скоро будет театр.
Луиза поднялась, подошла к столу, с интересом разглядывая проект. Она колебалась, не знала, сможет ли сказать то, о чем думала сейчас, сможет ли поделиться с ним… Но решилась.
– Знаете, – тихо произнесла она, как если бы речь шла о чем-то сокровенном, – Я все думаю… Есть же фабрика… И промзона, вокруг нее. Туда нельзя ходить. Запрещено. Даже Артем там ни разу не был, а ведь он служит в полиции, и он – сын мэра. Кто знает, что там?
– А что там может быть? – Тонино удивленно нахмурил брови, с интересом глядя на девушку.
– Хорошее не прячут, – ответила Луиза. – Я боюсь тех мест. Боюсь, что там – нечто злое. Очень злое. Ведь если оно ушло из Донска – оно должно появиться где-то…
– Брось, – Тонино рассмеялся. – Артем говорил сегодня, что ты большая фантазерка! И твои мысли про фабрику тоже озвучил. Не волнуйся, милая Луиза, это всего лишь фабрика! Ничего больше. Зло ушло из Донска, рано или поздно оно покинет и Землю. Тогда все будет хорошо, для всех.
– Было бы здорово, – мечтательно произнесла девушка. Он приблизился, и Луиза почувствовала, что от волнения у нее подкосились ноги и закружилась голова. Она все ждала, что он скажет, что сделает, но он только молча смотрел на нее, заставляя трепетать от незнакомого прежде томления. Тогда она смутилась и торопливо пробормотала:
– Уже поздно. Надо идти. Спасибо, что встретились со мной. И спасибо за театр!
– Доброй ночи, Луиза, – он улыбнулся. – Алла ждет снаружи, она проводит тебя, чтобы ты не заблудилась. Помни, ты можешь приходить сюда в любое время, когда захочешь. Буду рад тебя видеть.
– Спасибо, – с изумленным восхищением глядя на него, прошептала девушка. – Спасибо! Доброй ночи!
Она вышла, почти выбежала, из освещенной залы и в темноте наткнулась на Аллу, ожидавшую ее.
– Небыстро ты, – недовольно буркнула та, после чего зашагала впереди, Луиза едва поспевала за ней.
– Мы просто немного поговорили. Тонино спрашивал про защиту животных в Донске, – попыталась оправдаться девушка. – Не думала, что это интересно, это так буднично, но он спросил. И мне пришлось рассказать то, что знаю. Спасибо, что подождала меня!
Алла не ответила. Молча они шагали сквозь ночь к дому Луизы.