Вероника Соль
Второй
Но тогда…
– Остаëтся только один вариант, – говорит Хадег.
Он вдруг чувствует себя очень тяжëлым, складывается вдвое под собственной тяжестью. И как он сразу не заметил запах?
От отвращения сжимается желудок – и снова, и снова, не в силах освободиться от такого груза, только чужие волосы мешаются в горле, глаза заливают чужие вытекшие глаза, даже царапающие пол руки пытаются вытолкнуть из себя чужие мëртвые руки.
Она лежала рядом и смотрела на него чёрными провалами глазниц.
– Уйди.
– Джейсон…
– Уйди быстро!
Она, не вставая, дотянулась до своей одежды на стуле и исчезла.
Нетерпеливый взмах, тремя точками в темноте загорелись лампы, медленно, медленно, ну же! Под оглушительный стук сердца он пытался их разогнать, но тупые светильники так просто не умеют. Он посветил эфиром – неестественным тускло-белым светом, в котором незатейливая обстановка показалась зловещей, зато по углам не осталось теней. У неë бы лучше получилось.
Тем временем разгорелись жёлтые лампы, и стало светло, видно каждый угол, каждый предмет мебели, которых было побольше, чем в комнате во сне, и всё-таки скрываться в них точно ничего не могло. То есть, это и так было очевидно, просто хотелось посмотреть при свете.
Запретив себе это мысленно комментировать, он опустился на холодный пол и заглянул под кровать. Комья пыли. Разумеется, больше ничего. Это и так было понятно. Ну и хорошо.
Он сел, прислонившись спиной к кровати, выдохнул и запрокинул голову. От окна до двери изломанной молнией потолок разрывала чёрная трещина.
– Зоя, лови! – орал Бренги Тэйг. – Зоя, эй! Зоя, ну что ты вста… а, чёрт, Марта!
– У меня, у меня!!! – завопил Ве, прежде чем его накрыл такой сугроб, что мог и шею сломать.
Он вполглаза следил со скамейки, не пытаясь вникать. В самом крайнем случае, поубивают друг друга, ну так Макдуф для того их и оставил. Зато это помогало не смотреть вверх. Она теперь всегда была там. Хотя сначала он думал, что без потолка не будет и её, но во дворе становилось даже хуже – он не глядя чувствовал, что она больше, глубже и, лишённая каменных рамок, грозится в любой момент стечь с неба вниз.
Может быть, это из-за окон. Окна раздражали. Четыре этажа мёртвых глаз, и неизвестно, кто в них смотрит. Он даже не знал, сколько людей сейчас в замке, откуда они, кто может скрываться в такой толпе. Ему уже показалось, что он видел… что-то, что видеть не хотел. Силуэт в окне, мёртвые глаза.
Сраные окна.
Это последняя тренировка на улице, дальше пусть бодаются с артефактами в кабинете. Под конец он уже смотрел только на стрелки часов в центре стены, и как только они показали половину первого, объявил конец урока.
Недовольно взвыла команда, которая собиралась победить. Ему было всё равно, могут остаться тут хоть на весь день, а он уже шёл к ближайшему входу, раздумывая, что хуже: долго подниматься по лестнице, за каждым углом ожидая увидеть какую-нибудь хрень, или шагнуть в чёрное ничто – на долю секунды, которая – чёрт её знает – может никогда не закончиться.
Он открыл дверь, и только переступил порог – в глаз бросилось что-то чëрное и острое, боль показалась реальной на долю мгновения, когда осиновое копьë прошило голову, прибив взгляд вплотную к выеденным птицами глазницам. Сердце впрыснуло в артерии кипяток. Он протянул руку, ничего не коснувшись, – у видения не было плоти. А если бы и оказалась – не так уж плохо.
– Ну чего тебе? – спросил тихо.
Никто не ответил – у видения не было голоса.
Он прошёл насквозь и снова остановился. Хватит себе врать: такого раньше не случалось. Раньше он мог сколько угодно торчать во дворе, а из коридоров не выскакивали призраки. Значит, стало хуже. От этой мысли всё внутри леденело, хотелось забыть и продолжать делать вид, что ничего особенного не происходит, – если бы только он не знал, что это не предел. Он ещё не видел самое плохое. Видеть Рыжего было ещё хотя бы чуть-чуть терпимо. Если просто ждать, то очень скоро – не за ближайшим ли углом? – вскроется бездна, из которой он уже никогда не выгребет.
На втором этаже истошно ругались. Трещина раскалывала голову пополам, и он не сразу понял, что ругань настоящая, но она приближалась с каждым шагом. Слов разобрать не мог – кричали в одном из кабинетов, – но голос был женский и на зависть мощный.
– …В кабинете Грига! – Дальняя дверь распахнулась внутрь, ударившись там о стену, и в коридор вышла София. – Только дайте мне десять минут, иначе будут трупы!
Она исчезла, следом за ней из кабинета выходили и сразу исчезали встревоженный Макдуф, грустная Кристина и унылый тип из Ковена, имя которого Джейсон если и слышал когда-то, то не помнил.
Только почти дойдя до лазарета, он сообразил, что София орала в кабинете ментальной магии. Дверь так и осталась открытой, он бы даже и хотел пройти мимо, но увидел стоящую посреди кабинета Офелию, и она его увидела, и он не мог сделать вид, что её не заметил. Он переступил порог, и перед лицом словно упала откуда-то сверху чёрная тряпка, но через секунду прошло. В окна светило солнце.
– Всё нормально? – спросил он.
– А тебе разве не всё равно?
Вопрос, по всей вероятности, был связан с тем, что они почти не разговаривали неделю или две. Он не знал, как правильно ответить, но Офелия объяснила и без этого:
– Лиодор пришёл узнать, что конкретно я могла бы сделать, чтобы проверить всех в замке, смогу ли распознать предателя, если таковой есть. А София… Она, похоже, следит за всем Ковеном, и общение со мной считается крайне подозрительным. Остальные примчались её успокаивать. Она в ярости, что Ковен попытался что-то предпринять за её спиной.
– А она разве не хочет, чтобы ты всех проверила?
Вот он не хочет. Интересно, сделают ли для него исключение.
Офелия вздёрнула брови, словно удивляясь его недалёкости:
– Она считает, что меня подослал Хадег. – Она скрестила руки на груди, получилось не сердито, а нервно. – Если мне не позволят заниматься этой унизительной проверкой, я не расстроюсь. Но если она всерьёз думает, что это я предала Альянс, вряд ли этим дело ограничится… Но мне приятно знать, что остальные члены Ковена не дают ей меня убить. Что, впрочем, не означает, что они мне доверяют, просто держатся в рамках приличий.
– Не думаю, что кто-то тебя подозревает.
– Конечно, ты не думаешь. Тебе неоткуда знать, как на меня косятся, замолкают при виде меня, шепчутся, особо не скрываясь.
Это было неприятно слышать, но он не знал, что ответить. И она говорила сама, всё больше хмурясь, всё сильнее блестя глазами:
– Как так получается, что тебя никогда нет рядом в самые худшие моменты? Это совпадение, или, когда все против меня, ты считаешь, что они правы?
– Совпадение. Я не считаю, что они правы.
Она помолчала, ожидая, что он скажет что-нибудь ещё, но ему нечего было сказать.
– Прекрасная новость. – Она туже переплела скрещенные руки. – Джейсон, почему ты не можешь просто разговаривать со мной? Если ты в чём-то меня подозреваешь – скажи мне это. Если нет, если у тебя свои проблемы – скажи мне! – Резко расцепив руки, она потёрла виски кончиками пальцев. – Знаешь… я хочу, чтобы ты был рядом, когда мне тяжело, но ведь получается, что и я всегда оказываюсь в стороне, когда тяжело тебе. Разве мы… разве так должно быть? Мы могли бы… – Она непонимающе оглянулась. – На что ты смотришь? Джейсон? Я прошу тебя, говори со мной!
Он видел, что она подходит, но прилип взглядом к тёмному силуэту в окне напротив. Наверное, это было его далёкое отражение. Может быть, трещина над головой тоже что-то отражала.
– Джейсон, пожалуйста!
Холодными тонкими пальцами она взяла его за подбородок – и повернула лицом в бездну, плеснувшую из зрачков, в душную черноту с запахом крови – и за миг до того, как захлебнуться, он перехватил холодное запястье, отбросил от своей головы, ушёл от холодных пальцев, пробивающих кость, больно ударился обо что-то бедром. О парту. Не было бездны – кабинет с солнечными окнами, Офелия – светлая, как солнечный луч. Только не надо к нему так прикасаться. Он набрал в грудь воздуха, чтобы облегчённо вздохнуть – но так и не выдохнул. Она стояла, чуть согнувшись, опустив голову, и крепко сжимала левой рукой запястье правой. И тогда он почувствовал, как горит ладонь, и начал понимать, что произошло.
– Нет, – зачем-то сказал он.
– Всё в порядке, – её голос звучал напряжённо, как будто ей трудно было говорить. – Уже почти всё… Но я всё-таки покажусь Мэйгин. Дождись меня, ладно? – Только теперь она на секунду подняла на него взгляд. – Будь здесь, пожалуйста.
Она исчезла, а он хотел, чтобы разверзлись трещины на потолке и в полу, чтобы чёрная бездна поглотила его и можно было забыться в бесконечном ужасе. Но как назло, ничего не разверзалось, был только звеняще пустой кабинет, залитый солнцем, а единственным провалом во тьму здесь был он сам.
Медленно, как по океанскому дну, он побрёл за ней в лазарет. По пути ему дважды приходилось преодолевать дверные проёмы, но больше ничто не бросалось в лицо.
– Дженкинс, вошь барсучья, позавидовал, что у кого-то обе руки на месте? А не суй куда попало!
Он молча прислонился к стене у входа и смотрел, как Мэйгин хлопочет над Офелией.
– Чего вылупился, извинился бы хоть, подхвостье замшелое!
В ту секунду, когда он видел только бездну, могло произойти вообще что угодно. Ожог на запястье. А что ещё? Всё что угодно. Он узнал бы только потом.
Мэйгин закончила бинтовать руку, всучила Офелии какое-то питьё и, злобно посверкав глазами, ушла, напоследок хлопнув дверью своей каморки. Сразу стало очень тихо.
– Видишь, – сказал он, – было лучше, пока мы не общались.
– Позволь мне решать, что для меня лучше.
Он только ещё раз посмотрел на её запястье.
– Всю жизнь этого боялся. С тех пор, как проснулся дар, я стал тем, кто может навредить. Кому угодно, когда угодно, всегда. Я, кажется, только тем и занимался, что старался этого избежать. И вот, впервые случилось.
Она повернулась к нему – неожиданно задорно улыбнувшись.
– Похоже, есть во мне что-то особенное, да?
Он не видел повода для шуток.
Она отставила кружку и встала.
– Послушай, если ты сделал это ненамеренно, то можешь, например, действительно попросить прощения. Так обычно делают, когда считают себя виноватыми.
Он обдумал это, представил, мысленно произнёс.
– Я не хочу, чтобы ты прощала.
– Ну интересно! – Она сердито подбоченилась. – А обо мне ты подумал? Как мне теперь жить с этим грузом непрощения?
– Не знаю – сделай что-нибудь в ответ.
– Что? – не поняла она. – Это как, обжечь тебя?
– Ну…
– Дурак, – она фыркнула, но потом посмотрела грустно. – Давай в качестве извинения ты объяснишь мне, что с тобой происходит?
Он тяжело вздохнул.
– Я не знаю что. Просто… что бы это ни было, мне проще, когда никого нет рядом. – Утешит её такое объяснение или наоборот? – Давай что-нибудь другое в качестве извинения?
– Ладно. – Не утешило: она выглядела грустной и усталой. – Должен будешь, я потом придумаю что. И, Джейсон. Если ты сам не хочешь, чтобы такое повторялось, – обратись за помощью. Не ко мне, так к кому-нибудь.
– Я как раз… Да, ты права. Так и сделаю.
Он хотел для начала попросить у Мэйгин травяной сбор, тот самый, который прописал Вит, – то есть, вроде как ничего нового, просто обновить израсходованный запас. Но теперь точно хватит себя жалеть: чердак протёк, и нужно срочно сделать всё, что только возможно. Надо было раньше.
Слабо улыбнувшись, она двинулась мимо него к выходу. Он перехватил еë и притянул к себе – и она не рассыпалась, не обернулась пламенем, потому что такого никогда не случится, так не бывает, сны не сбываются. Ждал тревожно, почувствует ли маленькие прохладные ладони на своей спине. Дождался. Трещина теперь ощущалась между бровей, и он прижался лбом к светлым волосам с запахом цветов. Как жаль, что ей всегда нужно, чтобы он что-нибудь говорил.
– Григ.
Макдуф ходил туда-сюда вдоль ряда окон, и Джейсон окинул взглядом кабинет: пытает кого-то своим монологом? Нет, никого, даже Сорхе нет, и это очень хорошо.
– Джейсон, проходи, присаживайся, – рассеянно бросил директор, не прерывая своего хождения. Похоже, ему было не до посетителей, но плевать, откладывать больше нельзя.
Джейсон подошёл и сел в кресло со своей стороны стола.
– Я тут вспомнил… – начал он небрежно. – Уже, наверное, прошло полгода, мне надо повидать Вита? Мне показалось, я видел здесь его помощницу – а он сам случайно не в замке?
Он замолчал, поражаясь убогости своего притворства. Макдуф ни за что не поверит, что он стал таким примерным пациентом.
Макдуф остановился, посмотрел на него, действительно удивлённо – нет, растерянно.
– Джейсон… – Макдуф сделал шаг навстречу и коснулся стола. – Я не сказал тебе… Ну да, конечно. Конечно. Эта суматоха, когда ты вернулся из Башни… – Он выдержал паузу. – Джейсон, Исаак погиб. В день твоего возвращения, но ещё до того, как мы объявили всеобщий сбор.
Молчание длилось, пока Джейсон не понял, что царапает ногтем большого пальца деревянный подлокотник.
– Что случилось?
– Официально – пожар в госпитале.
– Официально.
Макдуф вздохнул и невидяще посмотрел в окно.
– Ты прав, с нами сейчас Ильгрета – старшая ассистентка Исаака. Нам понадобятся медики, и у нас была договорённость с больницей Отенби… Ильгрета рассказала, что в больницу пришёл Хадег.
Ну конечно. Поговорить. Пол уходил из-под ног, и он вцепился в подлокотники, чтобы хотя бы кресло осталось.
Макдуф снова сложил руки за спиной и стал ходить между столом и окнами.
– Видишь ли, Исаак всегда чувствовал огромную ответственность в связи со своей профессией. Он был знаком с множеством людей, многое о них знал, в его руках были их жизни и судьбы. Если бы такой, как Хадег, решил подчинять себе чужие разумы, чтобы использовать их в своих целях, то никто не хотел бы, чтобы его мишенью стал Исаак Вит. Исаак знал об этом и умер в ту же секунду, когда Хадег появился на пороге его больницы. А в следующую секунду вспыхнул страшный пожар, уничтоживший кабинет Исаака, архив и специальную палату, обитую чёрной осиной. Возможно, она и была целью Хадега – никто не успел этого узнать. Ни одна палата с пациентами не пострадала.
– Понятно.
– Ужасно жаль. Я должен был сразу тебе сказать, он же тебе не посторонний человек…
– Нет, ничего. В смысле… Неважно.
– А за консультацией по врачебной части ты всегда можешь обратиться к Мэйгин, тем более, что с ней теперь Ильгрета. Увы, твоей истории болезни больше нет – она, как и остальные, сгинула в пожаре. Но я уверен, что у старшей ассистентки Исаака достаточно информации, чтобы она могла тебе помочь. Ты хорошо себя чувствуешь?
– Да. Спасибо.
Он поднялся, чтобы выйти из кабинета, – совершенно не зная, куда идти дальше.
Глава 7. Тьма внутри
Звëздное небо ломается, как лëд под ногой, отколовшиеся куски падают на тех, кто внизу, люди кричат, загораются зелёным щиты. Над ней тоже загорится, нужно только ждать: она держит за всех ментальный блок. Рядом падают обломки, всё мимо – мимо неё – только горячая кровь брызжет в лицо, но нечего бояться. Даже когда кусок неба откалывается прямо над еë головой. Всë под контролем. Скорее только. Скорее, пожалуйста, ну где же ты? Вот теперь становится страшно, сердце рвëтся бежать – но ей нельзя, нельзя! И не нужно, потому что он сейчас поможет. Запрокинув лицо вверх, она смотрит, как падает небо. Где же ты? Смаргивает слëзы – из-за них не видно, не засветился ли спасительной зеленью щит. Нет щита – и никого нет, она одна, и никому нет дела, что с ней будет.
Кажется, она умерла не от удара, а от пронзившего её одиночества. Проснулась в ознобе и судорожными вдохами пыталась заполнить дыру в груди. Это всё неправда, неправда, это только сон, а в жизни всё по-другому – разве же она одна? Совсем нет. Почти совсем. Сейчас – да, но вообще…
Вообще её все ненавидят. Может, не все одинаково сильно. А те, кто точно не ненавидит, всё равно не стали бы её спасать, просто потому что им нет никакого дела.
Одновременно где-то в разумной её части дрожала мысль, что сон был не про это – не только про это – не это было важно… Но как он мог не помочь? И как он поступил бы на самом деле?
Только заметив своë отражение в зеркале, она осознала, что стоит рядом с кроватью, схватив себя за плечи, впившись в них ногтями, и всхлипывает – потому что… он не защитил еë – во сне?..
А это не слишком?
Она вытерла слёзы, зажгла свет, подошла к столу и на всякий случай сверилась с календарëм. Потом взяла с полки пухлую картонную упаковку – мята, мелисса, пустырник, липа, зверобой – и поняла, что никакие травы еë не успокоят. Грудой вытряхнутых с неба звёзд в голове теснились осколки мыслей, которые она не могла обдумать, вопросы, которые никак не получалось задать. Нужно было с кем-нибудь поговорить – о чём? Слова не складывались в голове. Тогда она накинула поверх ночной сорочки вязаный кардиган, глянула в зеркало – запахнулась плотнее, получилось вполне прилично, – сунула ноги в туфли и, больше не раздумывая, выскочила за дверь.
В коридоре оказалось темно и пусто – а ведь в последнее время четвёртый этаж стал самым людным: все жилые комнаты заняты, а кабинет директора превратился в штаб Ковена. Но сейчас глубокая ночь и все спят – и только её куда-то понесло! Вернуться и дождаться утра? Она на секунду задумалась – и даже головой помотала: не уснёт. К тому же… Она прислушалась. Где-то рядом, как лёгким сквозняком, тянуло энергией. Пронзила мысль: Хадег? Только не сейчас, когда все спят и одна она слоняется по коридорам! Нет же, над замком защитный барьер – значит, нападение не может быть таким уж внезапным, врагу придётся искать способ попасть внутрь… Успокаивая себя рассуждениями, она уже приближалась к знакомой двери, когда раздался приглушённый стенами звон бьющегося стекла. Она слышала такой звук недавно и безошибочно определила, что это окно. А следом за звуком дуновение энергии взорвалось бурей – и уже не было сомнений, за какой дверью всё это происходит.
Ага, знала же, что будить не придётся.
Она припала к двери, решив, что не стоит не глядя бросаться внутрь клокочущего за ней потока. Приложила ладонь, щёлкнул замок – и в мгновение дверь провалилась внутрь, утянув её за собой с таким мощным порывом ветра, что она едва устояла на ногах. Попыталась закрыть дверь за своей спиной и сначала не смогла её сдвинуть, а потом ветер сам захлопнул выход, как ловушку.
В комнате бушевал вихрь, в разбитое окно врывался ветер, выл, свистел, швырял бумаги, опрокидывал стулья – а когда касался стен и потолка, вместе с воем раздавался звонкий стук, как от удара топориком. Офелия добавила немного света и нашла Джейсона. Он сидел в постели, не замечая творящегося вокруг, глядя на свои руки: вместо белизны бинта чернело бесформенное пятно. Вжавшись в угол, Офелия старалась не паниковать, а быстро оценить ситуацию. Это не просто ветер с улицы, это боевая магия воздуха, которая нашинкует всё, что под неё попадёт. Надо убираться и позвать кого-нибудь – кого? Соседи – артефактор и травница, без толку. А где искать других, кого, сколько времени это займёт? Скрежетал по полу чайный столик, всё ещё не упавший, казалось, что с каждым стуком от него разлетаются щепки, но она не присматривалась. Справиться самой? Это нелепо, пусть она и «дитя Кометы» не хуже него, но её специализация… Её специализация как раз сидит, скрючившись, на кровати в центре устроенного бардака и не собирается его прекращать.
Офелия подняла глаза к жутко постукивающему потолку. Может быть, её сейчас зарубит ветром. А если нет, он убьёт её потом – за то, что она решила сделать.
Она зажмурилась. Почувствовала спиной ветер, лицом – жаркое дыхание, между своих бёдер – его горячие ноги, упёрлась руками в плечи, заставила упасть на подушку, коснулась губами губ: всë хорошо; погладила пальцами лицо, виски, мягко сжала голову. Возможно, он что-то понял, попытался дëргаться и издавать какие-то звуки – но всë это осталось там, снаружи. Здесь, внутри, гудело пламя, и выл ветер, и пахло кровью и смертью, запах бил в ноздри железными прутьями, тьма кипела и взрывалась огнём. Она осторожно подула на тьму золотистыми искрами: ш-ш-ш-ш, всё хорошо. Не пахнет, уже ничем не пахнет. Какой запах тебе нравится? Она довольно улыбнулась – мысленно, губы не прерывали поцелуй – моего шампуня? Ну вот. Ну вот. Волны угасали, ветер стихал, пламя опадало, больше не застилая взор. Там, снаружи, она почувствовала чужой язык у себя во рту, его прикосновения вспышками молний выхватывали из забвения всё её физическое тело, отвлекая внимание. Она позволила себе немного обмякнуть и только теперь поняла, как была напряжена в ожидании лезвия в спину или затылок. Но теперь всё. Голую кожу под ночнушкой гладила горячая рука с одной стороны и натирал мокрый бинт с другой. Можно возвращаться туда, где уже всё спокойно…
Но другой такой возможности у неë не будет.
И она пошла глубже. Туда, где ещё клубилась тьма, сквозь липкие тени, мëртвые лица, чëрные перья, острые колья, жалящий дождь и привкус железа – где вы начинаетесь? Легко-легко, едва касаясь, как дыханием, приглаживала их золотистым светом, нейтрализуя своё вмешательство. Расколотый потолок, провалы глазниц, пожар, запах еë волос, острые лопатки на кончиках пальцев, упругая бусина на кончике языка.
Там, снаружи, руки на голой коже – горячая ладонь и мокрый бинт – сжали её крепко, приподняли, направили – она едва удержалась, впившись эфиром в сознание, ногтями в голову, – дурак! Ей так важно понять… Расколотый потолок, тягучая темнота, тугие медные завитки скачут вверх-вниз, вверх-вниз по белой коже, веснушки на плечах, незнакомое лицо со знакомой улыбкой, дальше! Огонь, и тьма, и её собственный голос, слабый свет сквозь толщу солёной воды, огромная плотная тень с печальным глазом в кожистых складках, ветер колышет длинную траву над головой, небо падает вниз, белая стена – Башня! Наконец-то, ну же!
Там, снаружи, хрусталь постукивал о деревяшку защитного артефакта, а здесь раскалённая добела Башня разлеталась яркими звёздами, и снова вздымалась, и разлеталась – нет, стоять! Звëзды пусть пляшут вокруг, но Башню она не упустит, раз уж добралась туда, где всё началось. Огонь и липкие тени, человек, похожий на высохший лист, мягкие белые сапоги на вздыбленных камнях…
И всё? Что за чëрт? Хадег всё-таки ничего не сделал? То есть, здорово – но что тогда?..
Он прерывисто дышал, отрывался от еë губ, чтобы что-то шептать, но она не слушала, она должна была найти… Башня – стена огня выше уровня глаз и тени по стенам, Шаннтог – тьма, стекающая из разлома над головой, безглазые мертвецы… Он резко вдохнул и попытался вырваться, и она стала двигаться сама, чтобы не отвлекался. Он без всяких последствий пережил общение с Хадегом, чтобы потом всё уничтожила встреча с одноклассниками? Нет, чёрт возьми! Нет! Нет! Она бы передушила их всех, только это уже ничего не исправит. Эфир дрожал маревом, а там, снаружи, её глаза обжигали слёзы. Пожалуй, недавно и в ней что-то надломилось – хотя, казалось бы, ничего и не произошло – просто всё начало рушиться…
Что с ними всеми случилось?
Последними рывками он будто хотел вытряхнуть еë из себя, сильно, до боли, сжал еë руками, заставив застонать вместе с ним, и наконец оставил в покое. Но продолжать смысла не было. Она отпустила эфир, с удивлением глотнула ледяной воздух и обессиленно скатилась на постель.
Ветер задувал в окно совершенно обыкновенно, только холодно. Одеяло было неизвестно где и неизвестно, целое ли, но сил на физический эфир хватало, и она согрелась.
Услышала, как он набирает воздуха в грудь, чтобы заговорить, и выпалила первая:
– Это было в счëт долга!
Он помолчал, переваривая.
– Хорошо.
Уф, и всë? Повезло.
Ветер шуршал страницами в темноте.
– Ты не говорил про… все эти видения…
– А должен был говорить?
– Не должен, просто мог бы. Мы вроде как не совсем… Неважно.
Она замолчала, лёжа в темноте, прислушиваясь к ощущению холодного ветра на тёплой коже.
– Спасибо, – огорошил он еë. Может, сам понял, как неожиданно это звучит, и добавил: – Ты опять нас всех спасла.
– Ты мне здорово мешал.
– Извини, – добил он вторым вежливым словом за ночь и, наверное, за всё время их знакомства. Так что там надо делать, чтобы он становился таким оленëнком? – Не знаю, как… так.
– Должен будешь.
– Хоть сейчас.
– Вот уж нет! Потрудись сначала запихать поглубже свои фантазии про рыжих девиц.
– Это тебя не касается.
– Да что ты говоришь! Не касается?! Я как будто сама её трахнула!
Он озадаченно замолчал, но слишком быстро снова обрёл дар речи:
– И – как?
Она поперхнулась воздухом. Схватила подушку, обрушила на него:
– Пошëл ты на хрен! Придурок! – Усталость испарилась, будто в неë вселился тот же ветер, что недавно здесь ревел. – Придурок! Как ты достал меня!
Она вскочила на ноги, чтобы броситься прочь отсюда, – и вдруг вспомнила, зачем вышла ночью из своей комнаты, и как здесь оказалась, и что ещё хотела сделать, и почему до сих пор не сделала…
– Что с твоей рукой?
– Не знаю… – Он растерялся то ли от резкой перемены темы, то ли от сложности вопроса. – Кровь пошла. Наверное, как-то согнул во сне неудачно.
– Вставай и иди к Мэйгин. – Она аккуратно соступила с кровати на пол, стараясь избежать разбросанных ветром вещей и осколков.
Он недовольно вздохнул:
– Мэйгин меня убьёт, если я разбужу её и покажу это.
– Если ты прождёшь до утра, она убьёт тебя медленно. Иди давай.
Она быстро скинула с себя одежду и метнулась в душ, а когда он присоединился, как раз закончила и, не вытираясь, вернулась в комнату. Ей очень-очень нужно было подумать, но не получалось. Если до этого мысли носились в голове неуловимой стаей перепуганных птиц, то теперь у них не осталось места, чтобы носиться, и они лежали слипшимся комом. Она медленно расправляла свою одежду, натягивала на мокрое тело, бессмысленно глядя на оконный проём. Собирать стекло – это, конечно, полный бред, нужно вставить новое. Но это точно не её забота. Это даже не её комната.
– Ты собираешься меня проводить?
Он вышел из ванной и смотрел, как она одевается.
– Ещё чего, сам дойдёшь. Я по своим делам.
– Какие дела среди ночи?
– Ну, надо же найти кого-то, кто не оставит девушку неудовлетворённой… О нет, я пошутила.
Шутка не удалась – это она поняла ещë раньше, чем он смëл еë, обхватил обеими руками так, что ни шевельнуться, ни вздохнуть, и куда-то понëс.
– Тебе нужно к Мэйгин, у тебя рука на куски разваливается! Опять кровью меня перемажешь!..
Она испуганно втянула голову в плечи, когда позади что-то громко посыпалось на пол, снова зазвенело стекло. Он уложил еë на холодный, зато совершенно пустой письменный стол, головой на подоконник, ноги пристроил себе на плечи. Не теряя времени, задрал ночнушку.
– Ты ничего надеть не забыла?
– Ты их испортил.
– По делам, значит, собралась…
Вскоре стол показался удобным, принимающим в объятия, как мягкий ил, а она морской звездой погружала лучи в ласковое тепло…
Тёплая волна откатилась, оставив зябкие мурашки.
– Так что за дела?
– Потом.
– Может, сейчас?
– Серьёзно, потом!
– Настолько серьёзно?
– Да нет же… То есть да! Твою мать, можешь не отвлекаться?
Он мог, и вновь накатившая тёплая волна смыла раздражение, и изломала её судорогой; она вжималась макушкой в подоконник и смотрела на звëзды сквозь пустое окно.
– А к Мэйгин мне уже не надо?
Она сердито выдохнула, но нашла в себе силы сказать:
– Сам смотри, что для тебя важнее.
И волна затопила еë и больше не отступала, только накатывалась и накатывалась…
Жаль, что темно: представляет там себе кого-то на её месте. А впрочем, ну и что? Зато старается, как для лучшей женщины в своей жизни.
Спать она всё равно не пошла: ей действительно нужно было сделать кое-что ещё. Нет, по-хорошему, надо было сделать много чего, а в первую очередь – как следует подумать. Но этого она пока не могла себе позволить, и мучиться до утра тоже не могла – значит, она хотя бы проверит ещё одного человека. Если он откроет уже наконец.
Дверь сердито щёлкнула и провалилась внутрь ровно на ширину лица – недовольного, но ничуть не заспанного.
– А ты не подумала, что я, может быть, сплю? – поздоровался Дерек.
– Не спишь.
– Это ты теперь знаешь.
– Я не сомневалась. Не пригласишь войти?
С этим он не торопился.
– А если я не один?
– То что?
– То… ты помешаешь.
– Я извинюсь. Ну?
– Ты знаешь, который час? – Дерек всё-таки отступил в глубь комнаты, позволяя ей протиснуться.
Светильник горел только один – возле окна, отражаясь бликом в круглой поверхности одноногого столика, заливая жёлтым светом глубокие мягкие кресла, рассыпаясь по ковру и мягко смешиваясь с чернотой вдоль стен.
Офелия решительно прошла на свет, пока Дерек не передумал, и опустилась в успевшее полюбиться кресло. Запах подслащенного чёрного перца был не таким приятным, как в прошлый раз: мешался с чем-то более резким – спиртом, хвоей, ещё чем-то.
– Ты всё-таки один.
– Да, я просто спросил: «Что, если…» А ты похвастаться пришла?
– Поговорить.
– Подожди, я оденусь.
Теперь она обратила внимание на его одежду – неизменно чёрного цвета длинный халат, плотно запахнутый на груди. Дерек скрылся в ванной, чем-то там звенел, хлопнул дверцей шкафчика… У него в ванной есть шкафчик? С ума сойти.
Теперь начал наваливаться сон, Офелия не была уверена, что сможет сказать хоть что-нибудь внятное, поэтому, когда Дерек вернулся и сел в кресло напротив, почувствовала себя, как на экзамене, перед которым не спала всю ночь.
– Не терпится узнать, чему я обязан твоим нежданным визитом, – довольно убедительно сказал Дерек. В брюках и рубашке, но без камзола и жилета он выглядел ничуть не более одетым, чем в халате.
Офелия решила избегать формулировок вроде: «Я точно не знаю, как это объяснить…» и действовать по возможности уверенно.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.
Дерек едва заметно окаменел лицом.
– Послушай, – сказал он всё ещё вежливо, но с похолодевшим взглядом, – час довольно поздний, давай не будем терять время. О чём ты хотела поговорить?
– Это важно. Как ты себя чувствуешь?
Он скрестил руки на груди и откинулся в кресле.
– Отменно. Дальше.
Она даже не пыталась размышлять – просто дала мыслям самостоятельно переваливаться с боку на бок в надежде, что из этого что-то выйдет. Пока не выходило. Дерек вдруг сменил выражение лица на озабоченное:
– У тебя что-то случилось?
Что ж, можно попробовать и так.
– Ну… Нет, не то чтобы. – Она опустила взгляд на свои руки, которые то сцепляла в замок, то тёрла одну о другую, то складывала на манер рукопожатия… – Просто в последнее время как-то всё расклеилось. А ведь мы избавились от стражей, Джейсон вернулся из Башни, с нами все лучшие маги материка – это же хорошо? Но, – она вопросительно посмотрела на Дерека и пожала плечами, – я не чувствую ничего хорошего. Наоборот… как-то… плохо. Как будто я несчастливее, чем когда-либо в жизни.