Вероника Соль
Второй
Глава 5. Возвращение домой
– Правда же, когда он такой заросший, выглядит очень неблагополучным?
Лазарет с непривычки казался огромным, хотелось вдохнуть разом весь воздух, которого между серых стен было целое море. И звуки – тишина моментально забылась, распотрошённая звонким щебетом:
– Он однажды надумал перестать бриться, так все так переполошились – решили, что он пьëт – ну, то есть, совсем. Григ Макдуф собирался позвать доктора Вита…
– Крис. – Казалось, в рот набился ил с водорослями, а иначе он бы красочно попросил еë заткнуться.
– С возвращением, братишка! Сто лет не виделись!
Ему на грудь аккуратно прилегла золотоволосая голова. Это мешало пошевелиться, поэтому отвечать пришлось словами:
– Да. Ты как?
– Свободна как ветер!
Она и впрямь вся лучилась. Ещë бы: она просидела взаперти куда дольше, чем он, причëм неприятная компания не оставляла еë ни на минуту. А теперь, значит, Ковен получил добро разделаться со своими стражами и перенестись в школу. Что ж, когда совесть начнëт грызть за сорванные планы Макдуфа, можно будет утешить себя тем, что малышка зато освободилась пораньше. Вон какая счастливая.
– Расскажешь нам про своë приключение? – спросила она, выпустив его из одностороннего объятия и оставшись сидеть рядом на краю койки.
Позади Кристины он заметил наконец героиню своих жарких снов. Ну вот, так и знал – ничего не случилось. От её вида скорее даже становилось холодно: она стояла молча, скрестив руки на груди, прикусив губу, смотрела на него неотрывно, но как-то совсем не счастливо. Сколько он просидел в Башне – месяц? Два? И вот он вернулся – и… что? Это как будто плохо? Он непонимающе следил за взглядом тревожно блестящих глаз, который, вопреки явному еë усилию, как шарик по наклонной плоскости, скатывался и скатывался вниз и влево, с его лица, наискосок через грудь, на…
Ах, да.
Вообще-то, он гордился тем, как здорово всë спланировал, – учитывая обстоятельства. Прежде всего, нужна была вода, чтобы смягчить падение. Любая, но раз ему всë равно в Шаннтог, то пусть будут прибрежные воды в достаточно глубоком месте. А оттуда в замок, всë просто.
Но некоторые вещи предвидеть было если и возможно, то, в общем, бесполезно.
Сменивший белую стену Башни миг черноты разлетелся на пылающие куски, тело рефлекторно запустило обезболивание, но в следующую секунду, как ему показалось, впечаталось в толстый слой льда – он не знал, какой сейчас месяц, и, может, не учёл, что возле Шаннтога холоднее, чем в Аннберанде, – но разве море замерзает?.. Нет: это он понял, когда лёд хлынул в дыхательные пути. Потом стало темно, свет мелькнул где-то далеко-далеко, он пытался увидеть его снова, но не получалось – может быть, потому что темно было не в воде, а в беспамятстве, – и он вдруг смертельно устал. От холода, огня и темноты, такой плотной, что её можно было коснуться, она двигалась, собиралась складками – и вдруг взглянула ему прямо в лицо обсидиановым зеркалом глянцевого глаза. Усталость? Он в жизни не чувствовал себя бодрее, он побежал бы по дну до Отенби, лишь бы оказаться подальше. К счастью, достаточно было сосредоточиться – и мгновения спустя его уже рвало морской водой на пол лазарета под визг Мэйгин: «Медвежья жопа, Дженкинс, только что пол помыла!» В расплывающейся луже воды и крови он успел мельком оценить левую руку – она была привычной длины, что радовало, но странной формы – и потом уж потерял сознание.
Теперь рука была туго замотана бинтом, он не мог ей пошевелить – скорее всего, из-за убойного обезболивающего. В общих чертах подтверждалось предыдущее наблюдение – от руки словно откусили внешний край: локтевая кость обрывалась, не доходя до запястья, не хватало пары пястных костей, мизинца и безымянного пальца. Наверное, это всë очень хреново, но Мэйгин потом скажет точно.
И это кое-что значило. С чëрной осиной, из которой были сделаны его наручники, всë в порядке: она блокирует магию, не даëт работать светильнику, еë невозможно телепортировать. А вот сам он мог использовать телепортацию, телекинез и какую-то случайную атаку огнëм. Осина не блокировала его магию. Это новость, над которой надо как следует подумать в одиночестве.
Две пары глаз уставились на него выжидающе, золотые – с радостным любопытством, зелёные – с отчаянием и ужасом, которые он отказывался понимать. Но он не мог сейчас ничего сказать.
Спас Макдуф, чей талант врываться посреди разговора впервые пришёлся к месту.
– Прошу меня простить, милые дамы, оставите нас ненадолго?
– Увидимся завтра! – Крис послала воздушный поцелуй и исчезла.
А следом за ней и Офелия, которая так и не сказала ему ни слова.
Макдуф повёл рукой, отрезав все звуки вокруг них, и только тогда Джейсон заметил, что даже без Кристины в лазарете было не так тихо и пустынно, как обычно.
– Извини, совсем нет времени. К твоему возвращению нам пришлось приурочить общий сбор, и сейчас мы размещаем в замке наших союзников, последние ещё прибывают, многие – с боем. Есть что-нибудь срочное?
Кроме того, что на него не действует осина? Надо прогнать эту мысль, чтобы откопать в памяти что-нибудь более уместное, но как такое прогонишь? Да и что важного он смог узнать? Хадег занимается исследованиями? Вот уж срочная новость. В Башне пятеро стражей? Или четверо, или он видел не всех – кстати, теперь на одного…
– У нас в прибрежных водах труп с ключом Ковена. Если киты не сожрали.
Глаза Макдуфа расширились, а лицо застыло, и Джейсон забеспокоился было, что директора хватил кондрашка, – но потом сообразил, что Макдуф кому-то передаëт распоряжения. Сорхе, кому же ещё.
– Спасибо, Джейсон, – директор вернулся в реальность. – Остальное расскажешь, когда мы сможем немного выдохнуть, сейчас нужно ставить барьер, и… Не буду тебя утомлять. Мэйгин обещала, что к утру ты будешь, во всяком случае, на ногах. – Он тоже покосился на его руку. Надо, наверное, привыкать? – Будем надеяться, что завтра ещё не придётся сражаться, а к тому моменту, когда настанет время действовать, ты полностью поправишься. Мне надо идти… – Несмотря на это, Макдуф помедлил. – Прости, что подверг тебя опасности.
– Без проблем, – буркнул Джейсон. – Я всё тебе запорол.
***
Спать она легла только после объявления о том, что защитный купол над замком успешно установлен. Нельзя сказать, что это избавляло их от всех проблем, но, по крайней мере, армия Хадега теперь не могла телепортироваться прямо в замок и начать бой. Зато вполне могла встать под стенами, попытаться пробить барьер, напасть на Шанн-эй, который пока ещё не эвакуировали…
Проснулась она сразу с щемящим сердцем и сначала прислушивалась: к кристаллу на шее, звукам, энергии. Всё было спокойно.
Когда вышла из комнаты – прислушалась снова. Шла коридорами и смотрела в узкие окна-бойницы: небо, море, припорошенный снегом берег – облегчение, тёмно-серая стена коридора – тревожное ожидание: а вдруг в следующем окне… Нет, снова мирный пейзаж.
Окна закончились, она оказалась перед дверью своего кабинета. Нужно было убедиться, что там порядок – доска чистая, стулья стоят ровно, на полу ничего не валяется… Она бросила нерешительный взгляд на соседнюю дверь. В лазарет тоже стоило зайти – и тоже чтобы убедиться… Но было слишком страшно. Потому что даже если в её кабинете почему-либо обнаружится полный бардак, она просто всё уберёт, это что-то, что в её власти, с чем она легко может справиться – с чем она имеет право справиться…
Заминка себя оправдала: дверь лазарета открылась сама, и он вышел, и увидел её, и ей больше не нужно было решаться на первый шаг. Оставалось понять, каким он вернулся, что сделал Хадег, что сделало с ним увечье. Понять, не используя эфир, потому что этого он ей не простит. В сущности, здесь в её власти было только смотреть.
Госпожа Мэйгин привела его в совершенно прежний вид, всё равно как если бы вытащила из воспоминаний Офелии, без «неблагополучной» щетины, подстриженные тёмные волосы больше не лезли в глаза – серые, как подтаявший лёд, и как будто даже болезненной худобы поубавилось – ничего удивительного, если целительнице под силу и это. Он был в самом деле как тонкое чёрное дерево, из тех, что она увидела первый раз в жизни год назад в заснеженном лесу, без листьев и почти без ветвей, одна несгибаемая вертикаль. И вроде бы что в этом такого? А внутренности скручивает узлом, снег набился в полусапожки, волны лижут прозрачный лёд, чёрные точки кружат в небе над полем боя, и всё это дрожит и расплывается в раскалённом воздухе.
Ей понадобилось время, чтобы заметить, как растерянно грозные клювы зрачков скребутся в невидимое стекло. Следующий шаг – за ней.
– Я не могла с тобой связаться. – Будто кто-то другой заговорил её голосом, кто-то слишком глупый, чтобы понимать, что разговор не начинают с упрёков.
– Это из-за осины, – ответил он довольно расплывчато, но в целом подтверждая их с Дереком догадки.
– Как же ты выбрался?
– Случайно. Кажется, я сорвал Макдуфу планы.
– К чëрту его планы, как он вообще мог тебя туда отправить!
– Ну, он оказался прав: ничего не случилось.
– Да, почти!
Она уронила взгляд на его руку и невольно сглотнула. Раны полностью скрывала хрустяще-свежая повязка, но от формы, которую она обрисовывала, мороз проходил по коже. И снова впилась глазами в его лицо – чтобы понять.
– Что говорит Мэйгин?
– Скоро восстановит поток, нужно ходить к ней каждый день. – Он недовольно закатил глаза. – Кости – потом посмотрит, может, вставит искусственные, и заживлять ткани она пока не будет.
– Это ведь хорошо? Значит, она планирует в ближайшее время сделать всё, что необходимо.
Он неопределённо повёл плечами.
– Болит?
– Ты не знаешь Мэйгин. Я до локтя руку не чувствую.
Она позволила себе улыбку.
В этот момент громко стукнула о стену распахнувшаяся в другом конце коридора дверь.
– …Выплеснула на него кипящий суп из котла! – возбуждённо рассказывал мальчишеский голос.
Не думая, она схватила его за здоровую руку и увлекла в свой кабинет. Чтобы там спокойно продолжить расспросы, вытянуть, что с ним происходило в Башне, как ему удалось сбежать и что нужно было сделать, чтобы так покалечиться. Но едва прикоснулась к горячей коже, как всё ухнуло в пропасть. Она ещё видела, как сужается полоска коридора за дверью, а он уже ловил губами еë первые стоны, запустив пальцы между пуговиц блузки.
Пол под ногами исчез, она едва обратила внимание, что оказалась на краю парты. Легла, поддаваясь напору, спиной на жёсткую поверхность, он хотел отстраниться, чтобы продолжить, но она удержала, потянула его на себя, он понял, лëг всем весом – такой настоящий, осязаемый, горячий – и только целовал, так, что этого было почти достаточно.
Он всë-таки приподнялся и снова пустил в ход единственную руку.
– Новая блузка?
– Ты такой внимательный.
– Много пуговиц.
– Не вздумай! – Она сжала его пальцы. – У меня так мало одежды!
– Это ты называешь мало, – проворчал он, но послушно принялся ковырять мелкие пуговки одну за другой, одновременно ухитряясь не убирать ладонь с еë груди.
Додумалась, конечно, надеть именно эту блузку, как будто не знала…
Не знала. Не знала, что с ним будет. С ними. Будет ли что-то.
Но всë оказалось так легко.
В коридоре снова раздались шаги и голоса, она предупреждающе сжала его плечо, и оба повернули головы к двери, пока не спеша выбираться из компрометирующей позы. Сюда или не сюда? Шаги приближались, голоса – на этот раз более взрослые – зазвучали отчëтливо, поравнявшись с дверью, – дальше по коридору только лазарет, но, может, им как раз туда?
– …Говорят, оглушила замороженной бараньей ногой…
Дверь медленно, но неотвратимо поползла внутрь, до поры закрывая их собой. Мгновение темноты…
И ещё мгновение. И ещё.
Она бы испугалась, что при перемещении что-то пошло не так и они застряли где-то вне пространства и времени, но уже чувствовала – помимо жара прижатого к ней тела – устойчивый пол под ногами и запах пыли, хотя всё ещё ничего не видела.
– Где это мы?
– М-м. Я не подумал. В твою комнату?
– Я не привередничаю, просто, кажется, никогда здесь не была. Но если ты считаешь, что это хорошее место, то…
– Отлично.
Он толкнул еë назад, она потеряла равновесие – но раньше, чем запаниковала, упëрлась задом во что-то твёрдое, а лопатки встретили стену на долю секунды позже. Нащупав узкую полку как раз на уровне бëдер, она устроилась вполне удобно.
– Часто ты здесь бываешь? – спросила она с подозрением, уловив момент, когда её губам дали свободу.
– Давно не был.
Он тем временем разделался с еë пуговицами, так ловко, как будто только тем и занимался в Башне, что упражнялся раздевать женщин одной рукой. Она стянула с него футболку и никак не могла отнять рук от того самого тела, которого у неё так долго не было.
Глаза привыкли к темноте, и она различила тусклый контур двери… Это немного портило впечатление. Она сгустила эфир, темнота стала такой плотной, что её можно было вдохнуть, дверь пропала, осталась абсолютно чëрная, непроницаемая тьма, как будто они оказались в глубоких недрах земли – да ведь они и правда внутри скалы. Тьма касалась еë то вскользь и едва-едва, то горячо и влажно, непредсказуемо, здесь и там, как волны играют до поры плавучим сосудом, не задерживаясь, сбивая дыхание, давая понять, что предугадать она ничего не сможет, можно только раскинуть руки и всё позволить. Наигравшись, тьма забрала еë себе: хлынула внутрь, затопила, выросла волной снизу до самой макушки, переполняя, распирая, чтобы разлететься из головы и замкнуть круг – и повторять его снова и снова. Тьма пришивала еë к себе чëрной ниткой, стежок за стежком, крепко, густо, черно, раскачивала золотой свет глубоко внутри, он выплёскивался слепящими блёстками, вылетал во тьму, врывался обратно разноцветными искрами.
– Да тише ты, – жалобно дохнула в ухо тьма. – Ну что с тобой?
Разве она могла бы объяснить?
Тьма держала горячей рукой, касалась щеки, текла прядями волос между пальцев, окутывала жаром плечи, и грудь, и спину, и ноги, и всё внутри и раскачивала, расплёскивала золотой свет, пока он не залил собой тьму, взорвался, ослепил, рассыпался золотыми песчинками, но так и не выпустил, взрывался и рассыпался, лишая сил и воли к побегу. И когда растаяли последние искры, остался звон в ушах, запах мыла и раскалённого воздуха, проступило из тьмы тяжёлое дыхание, голая кожа под пальцами и разогнавшееся сердце.
– Бешеная, – тронул шею полушёпот, – тебя на улице было слышно.
Она невидимо улыбнулась в темноте такой беспомощной попытке изобразить недовольство. И он всё ещё держал её в объятиях, хотя она специально расслабила руки, чтобы он мог отпустить её, когда захочет, – но он не отпускал, и они прижимались друг к другу тесно, жарко и мокро.
– Ты даже не сказал, где здесь улица, – отозвалась она, глядя, как сквозь поредевшую тьму проступает светлый прямоугольник двери, и радуясь приглашению болтать о ерунде.
– Ну, это первый этаж…
– Тебя что, в детстве покусала кровать, что ты их так не любишь?
Он ответил не сразу, и она уже успела представить, как услышит: «Мне тяжело об этом вспоминать…»
– Ты видела студенческие спальни? Пять человек в комнате. Ну, сейчас меньше, а раньше были полные. Думаешь, часто удавалось воспользоваться кроватью?
– В таком случае, страшно предположить, сколько голых задниц побывало на этой полке…
– Мне кажется, здесь иногда убирают… Так что, теперь кровать?
– Сначала душ. Потому что с тобой очень жарко, – пояснила она, нашаривая рядом его футболку. – Но и уборке я не доверяю.
Ванная показалась прекрасно освещëнной, хотя в ней всего лишь была приоткрыта дверь, впускавшая немного дневного света из комнаты.
Он всё-таки отпустил её, чтобы избавиться от остатков одежды.
– Я потеряла туфлю, – с рассеянной улыбкой заметила она, высвобождая ногу из брюк, ещё висевших на одной штанине.
– В кладовке?
– Так это кладовка? Нет, кажется, она слетела ещё в…
Не договорив, она бросилась к двери, в просвет которой были видны часы на стене спальни.
– Совещание! В одиннадцать в моëм кабинете совещание для преподавателей! Всем строго велено быть!
Насколько удавалось различить в полутьме, он смотрел на неë совсем не так, как будто торопился на совещание.
– Мы опоздаем на десять минут, – известил он.
– Мы уже опоздали на пять…
– Значит, кровать снова в пролëте. Иди сюда.
Несмотря на спешку, она крутилась перед зеркалом до тех пор, пока не убедилась, что волосы полностью высохли и гладко причёсаны, а одежда аккуратно застёгнута и нигде ничего не торчит. И всё равно, когда оказалась за выстуженной партой в последнем ряду и несколько строгих лиц оглянулись на их появление, почувствовала себя так, как будто телепортировалась сюда прямиком из горячей ванны: голой, мокрой и раскрасневшейся. Ещё и Дерек подмигнул игриво, весельчак. Теперь она точно цвета клубничного варенья. В голове шумело, мысли кружились чаинками. Хорошо хоть в кабинете собрались только преподаватели Шаннтога, господин Макдуф говорил про гостей замка и про открытое противостояние – это всё и так было понятно, и она позволила себе слышать шум воды вместо его речи, а под лежащими на дереве парты ладонями ощущать мокрый горячий камень. Дышать раскалëнным воздухом с запахом мыла, не верить – и сразу верить, – что жаркие руки не хотят её отпускать, и сонно удивляться непонятному мучительному кому в груди, как будто вовсе не ей только что было так оглушительно хорошо.
Бессмысленным взглядом она водила по преподавательским затылкам впереди, спинкам стульев, полу… Её туфля лежала в проходе. Точнее, наполовину в проходе, а наполовину – под партой, за которой, с другого края, сидела сутулая спина господина Коллена. Щёки заполыхали с новой силой. А впрочем – это значит, что потеряшку никто не заметил. Ещё не хватало обнаружить её водружённой на кафедру с запиской: «Чья?» Приободрившись, Офелия стала думать, как поступить: сейчас на ней были уличные полусапожки, поэтому туфлю стоило отправить в комнату. Попробовать прямо так или подвинуть поближе? Прилежно сложив руки на парте и стараясь смотреть вперёд, она осторожно развернула туфлю и немного отодвинула её от ножки стула.
– Ты охренел?
Она вздрогнула и отвлеклась.
– Останешься без своего поганого языка, Дженкинс!
– Давайте не будем тратить время на ссоры.
– И на твой маразм!
– Джейсон, они достаточно взрослые люди…
– Нет, недостаточно!
– …чтобы выбирать. Ты ведь услышал меня? Участие добровольное. Но не сделать им этого предложения я не могу. В экстремальных обстоятельствах, – теперь директор обращался ко всем, – мы совершили невозможное и вновь подготовили войско, собрав в стенах Шаннтога всех боевых магов Иннсдерре, а также достаточное число медиков и портальщиков. Как только мы разберëмся с одной нашей давней проблемой, мы вызовем Хадега на бой.
Сообразив, о какой проблеме речь, Офелия напряглась в ожидании, что все сейчас повернутся в еë сторону. Разве не витает в воздухе подозрение, кто именно здесь шпионит для Хадега и Каэлида? Впрочем, никто на неë не посмотрел.
– …Но даже если он опередит нас и придëт под стены Шаннтога, которые мы надëжно защитили барьером, мы готовы: у нас есть кому сражаться и есть кому лечить. Однако не стоит забывать, что кто-то должен и забирать раненых с поля боя, вести наблюдение за врагом, стоять в дозоре, координировать наши действия и помогать в лазарете, потому что медиков никогда не бывает слишком много. Если ученики примут решение покинуть Шаннтог, значит, все эти обязанности лягут на плечи кого-то из боевых магов.
– Вот и отлично, – сердито сказал Джейсон, – потому что всë это опасно.
– Надеешься, что тебе выпадет постоять в сторонке? – От громоподобного голоса госпожи Сорхе всегда хотелось съёжиться. – Сторожить тыл, в котором враг так никогда и не появится?
– А если появится? Если он наткнëтся на школьников, у них не будет шанса.
– Значит, такой ты преподаватель. А вот с телепортацией они разобрались. Им будет дана инструкция, согласно которой в случае обнаружения угрозы необходимо немедленно переместиться в безопасное место и оттуда связаться с тем, кто способен решить проблему. Не настолько плохи ещё дела высшей магии, чтобы за неё сражались такие балбесы.
– Всё это вполне убедительно, – подал голос господин Гайр в первом ряду, – но не будет ли гуманнее предложить выбор только самым способным, а остальных отправить домой, невзирая на их желание?
– Видишь ли, Адриан, – ответил директор, – нам не нужны способные с точки зрения магии. Даже в некотором смысле наоборот: нам нужны те, кто не полезет в драку, – осторожные, рассудительные и дисциплинированные.
– Тогда они пусть и останутся, а несдержанных отсылай насильно.
– Пусть выбор станет их тестом на зрелость и докажет способность принимать взвешенные решения.
– Не обманывайся, – сказала госпожа Мэйгин, – это будет тест на гонор, и останутся самые взбалмошные сукины дети.
– Поэтому, как я и сказал, речь не идёт о третьекурсниках. А пятикурсники через несколько месяцев станут прошедшими полное обучение высшими магами, вольными распоряжаться своей силой и своей жизнью по собственному усмотрению, и если мы считаем, что они будут достаточно взрослыми для этого после выпускных экзаменов, значит, и сейчас они уже достаточно взрослые, ведь это лишь формальность…
– После выпускных экзаменов ты не будешь виноват в их смерти, а сейчас – будешь, – сказал Джейсон.
– Не будет никаких выпускных экзаменов, – прогудела нарастающей волной госпожа Сорхе, – если Хадег нас уничтожит. Считай, что это добровольная досрочная сдача сессии. Кто не готов – пусть сейчас отправляется домой, а экзамены сдаст летом, если будет кому и где. Прочим предоставляется шанс закончить обучение на полгода раньше. Мне видится, что здесь есть над чем поразмыслить.
Общий сбор, теперь для всех без исключения, значился следующим пунктом и уже в столовой. В коридоре Джейсона перехватила Кристина, выскочившая у них на пути солнечным зайчиком. Поколебавшись секунду, Офелия решила не ждать: они же вроде как не вместе пришли, а Кристина и вовсе ей не подружка.
Подходя к столовой, она замедлила шаг и сквозь блузку взялась за кристалл, висевший на шее. Еë обгоняли незнакомые люди, и она уже чувствовала, что в столовой их столько, сколько она никогда прежде не видела в Шаннтоге. И опять нельзя было ни снять кристалл, ни выставить блок – она не могла отделаться от мысли, что стоит ей ослабить свою боевую готовность, как Хадег немедленно нападëт. Вероятность этого, ясное дело, невелика: Хадегу неоткуда знать, есть на ней кристалл или нет. Но рисковать она всë равно не будет. Нужно просто не обращать внимания – как на многоголосый гомон или разноцветную толпу на рынке, только сейчас наоборот: сосредоточиться на лицах, голосах – на чëм угодно, кроме ментальной сферы. Подумать только – в этих самых стенах она когда-то изнывала от дефицита информации, а кристалл надеть не решалась… Глубокий вдох – она сжала кулаки и вошла в столовую. Людей действительно было так много, что они в кои-то веки распределились по всему залу, а не слиплись, как обычно, в две кучки: преподавательскую и студенческую. Сейчас Шаннтог куда больше напоминал Фаэрант, и эта мысль, несмотря на сопутствующие трудности, отозвалась теплом. Ей ведь всегда нравилось среди людей, и как же она истосковалась по… она обвела взглядом зал… по ощущению жизни. Если бы ещë ей дали привыкнуть постепенно! Она направилась к месту, которое давно считала своим, за столиком у стены. Конечно, там кто-то уже сидел – ну так что ж, всë равно почти везде было занято.
– Привет! – бодро сказала она, опускаясь на последний свободный стул из трëх.
Остальные занимали двое молодых людей примерно еë возраста – в пределах десятилетия. Нет бы сразу так.
При виде неë парни вежливо заулыбались:
– Привет! Эхан.
– Вейд.
– Офелия.
– Очень рад знакомству!
– Аналогично.
– Взаимно!
Эхан, сидевший напротив, в первый момент показался ей внешне скучноватым: полупрозрачный ëжик русых волос и такая же еле заметная щетина на безукоризненно овальном лице, добрые глаза в тон волосам, самый средний в мире нос, губы не тонкие и не полные… Но если приглядеться, то именно эта сдержанность безо всяких крайностей делала его красавчиком – совершенно не к чему придраться!
Вейд был шатеном с мягкими чертами и носил недлинную, но встопорщенную бороду. И он так всматривался в еë лицо, что становилось неловко.
– А ты… – наконец решился он, – …по какому делу у нас?
Она сначала не поняла, а потом в груди противно защемило. Конечно же, все первым делом признают в ней каэлидку! И сейчас, когда Альянс собрался для обсуждения стратегии противостояния Хадегу, – что про неё должны думать?
Она уже выстроила в голове безболезненный ответ – что-то про то, что она преподаёт здесь почти полтора года, – но мысли смахнуло, как мусор со стола, когда справа в дуновении жаркого воздуха возникла такая знакомая фигура цвета пожарища. Волосы, как чëрные перья, взгляд – удар клювом в солнечное сплетение – вот уж кто никогда не казался ей скучным. А на какую-то секунду позже появился и Дерек – с другой стороны стола, а то можно было бы решить, что они пришли вместе.
Уши вмиг заложило морозно-звенящим недоумением.
– Джей, – сказал Эхан с искренней, но какой-то вопросительной радостью.
– Дерек, – угольно-чёрным облачком выдохнул Вейд.
Офелия не знала, стоит ли беспокоиться, но руки отчего-то похолодели. Может быть, потому что все так молчали, что воздух трещал.
– Вас снова двое, – сказал Вейд, и слова упали, как снег с ветки. – Вот так просто?
Теперь она с ужасом почувствовала, как справа закручивается огненный вихрь. Вейд, как же ты неправ. Знал бы ты, как тут всем непросто.
– Обожаю встречи одноклассников, – промурлыкал Дерек. – Кстати, пойду поищу своих, здесь всë равно негде сесть.
Одарив всех приторной улыбкой, Дерек исчез. Эхан ещё искрил удивлением, но лицо его было непроницаемым, даже расслабленным. Вспышки негодования Вейда постепенно угасали, сменяясь тёмной задумчивостью. Огненный вихрь продолжал виться вокруг Джейсона, но хотя бы не нарастал – значит, всё-таки, ему в достаточной степени не наплевать на всех вокруг, чтобы держать себя в руках.
– Ты хотел сесть? – подсказал Эхан и движением пальца придвинул незанятый стул из-за соседнего столика.
Вихрь полыхнул ярче. Ох, нет, пожалуйста-пожалуйста, давай без этого, просто сядь. Садись же, ну.
Ещё несколько мгновений внутренней борьбы – и он, ни на кого не глядя, всё-таки сел между ней и Вейдом. Офелия перевела дух, хотя атмосфера за столом оставалась далёкой от той расслабленности, которую демонстрировал Эхан.
– Извини, – первым сказал Вейд. – Я удивился.
– Мы так рады тебя видеть, Джей. – Эхан широко улыбнулся. – Ты вообще не изменился! Это хотя бы другая одежда или та же самая?
Руки Джейсон держал на коленях, поэтому одно серьёзное изменение Эхан с Вейдом не заметили. А его мрачное молчание их ничуть не смущало.
– Это, на самом деле, отлично, что у тебя всё в порядке, – сказал Вейд, который после появления Дерека казался немного пришибленным. – Мы часто тебя вспоминаем, но не знали, как бы ты отнёсся, если бы мы заявились в гости.
– Но теперь-то повод железный, – снова обаятельно улыбнулся Эхан. – Поведаешь нам, как ты тут устроился?
– И поподробнее про этого. – Вейд неопределённо указал куда-то назад. – Он давно здесь? Не со вчера же, что-то мне подсказывает?
Офелии пришлось нехотя кивнуть, потому что без её участия разговор никуда бы не продвинулся.
– Понятно. Надо же, как всё… Сказал бы мне кто, я бы не поверил, но… Джей, они так похожи, что это жутко. Я и не замечал раньше…
– Вейд, – угрожающе тихо начал Джейсон, но потом на секунду запнулся, словно засомневавшись, правильно ли назвал имя. – Заткнись, ладно?
И они без возражений замолчали, хотя ничуть его не боялись. От них густо растекалась неловкость, невозможность сказать то, что хочется, – или даже непонимание, что именно хочется сказать, а ещё жалость, скорбь и страх перед хрупкостью жизненных опор. Знакомые чувства. Так навещают неизлечимо больных и тех, кто помутился рассудком, в период проблеска ясного сознания. Делают вид, что болтают непринуждённо, а сами осторожно, как мозаику складывают, подбирают слова и никогда не спорят.
– А что «Лось форштевня», на месте? – спросил Эхан так, как будто только тем и был занят, что мысленно составлял маршрут по знаковым местам юности.
– Куда денется.
– Надо забуриться! – обрадовался Вейд. – Отметить встречу и всё такое. Офелия, присоединишься?
Она не знала, что на это ответить, и с облегчением заметила, как стремительным шагом шествует к стене с росписью София в сопровождении господина Макдуфа. В зале задвигали стульями, поворачиваясь лицами к тем, кто сейчас будет говорить.
– Кстати, – вспомнил Вейд, пока шум ещё не улёгся, – Илинн здесь, ты уже видел?
Прежде, чем директор призвал всех к тишине, Офелия поймала ощущение плеснувшей на стол магмы. Ей нестерпимо захотелось узнать, кто такая Илинн, но собрание началось.
***
Он еë видел. Издалека – золотой проблеск в толпе…
Толпа была лишняя. Нет, конечно, всех этих людей притащили в школу не просто так, а чтобы оказать достойное сопротивление войску Хадега… А насколько они достойные? На Меррате народу было меньше, и только лучшие. Выходит, сейчас тут есть и не лучшие. Ясно, что они тоже для чего-то нужны, просто надо же: Кристина здесь, в замке, только что была в одном с ним зале, в той самой столовой, где он ел четыре с лишним года, – а он даже не мог рассмотреть еë среди всех этих… квартирантов! Будет ли ещë возможность? Какую роль в предстоящей битве он должен получить, чтобы хотя бы видеть еë?
Всю дорогу до общей комнаты Альберт старательно гнал от себя идиотские фантазии о том, как случайно оказывается рядом в критический момент и спасает еë от подлого удара: ставит щит, убивает врага, закрывает еë собой… Нет, войско слишком большое – и нельзя на это жаловаться! Но не может быть, чтобы именно ему так повезло, с какой стати?
Но Марта считает, что его талант – спасать людей.
– А ну брысь шмотьë паковать! – скомандовал Бренги третьекурсникам, когда все студенты завалились в общую комнату.
– Твоë упаковать? – огрызнулся Скат.
– А это мы сейчас обсудим, – добродушно отозвался Бренги и плюхнулся на диван, жестом приглашая остальных рассаживаться вокруг.
Альберт устроился на полу сбоку от камина. Он не видел, что тут обсуждать. Даже если бы не Кристина. Даже если бы им не дали выбора, а просто решили отослать всех по домам, – а его некуда отсылать. И своë право сражаться он, по своему мнению, доказал. А остальные… Если они ещё сомневаются, отправляться ли домой, то подумали бы об этом каждый сам с собой, к чему этот публичный смотр? Но и серьëзных причин спорить не было, пусть их. Он сосредоточился на том, чтобы перекрыть задувающий в щели ветер. Похоже, начиналась метель.