Вероника Соль
Второй
Глава 4. Над бездной
Она стояла посреди давно не гретой комнаты и чувствовала тепло обвивающих еë рук и прижатой к ней груди – то сзади, то спереди, – горячее дыхание возле уха, горячие губы на еë губах – и этим дело не кончится, если здесь задержаться. Это она ещë даже не трогала ничего. Сервант с дверцами без стëкол будто мрачно говорил: придëтся.
В ровном свете еë эфира хорошо знакомая обстановка выглядела непривычно. Постель осталась незаправленной: сюда больше так никто и не вернулся. На письменном столе валялись книги и отдельные листки – расписание, список студентов… На полках пыльного серванта стояла банка с чаем, пузатая бутылка, пара кружек… Обернуться она не решилась. Там жёг затылок маленький столик с двумя стульями и уютным интимным светильником над ним. На столике, который она прозвала чайным, наверное, и сейчас стоял чайник, потому что в серванте его не было.
Подумать только, какой путь они прошли. Он стал иногда обнимать еë во сне. Всë могло сложиться. Всë уже почти сложилось! А теперь? Что будет теперь?
Ладно, нельзя стоять тут вечность. Всего-то нужно сделать один шаг, потом протянуть руку сквозь пустую дверцу и взять бутылку – всё. Давай.
Она шагнула – на тот же самый каменный пол, на котором и так уже стояла, – на битое стекло, на расшитую блëстками тафту, изорванные книги, деревянные щепки, в пепел, огонь, ветер и золотой свет – схватилась за дерево серванта скользкими от крови руками… Что? Нет, нет никакой крови. Пальцы сомкнулись на горлышке бутыли – снег по колено, жжение на языке, тëплый свет настенной лампы, тëплая даже пряжка ремня, только холод стекла вонзается в ладонь якорем…
Она вывалилась в коридор, точно выплюнутая китом на берег, сгребла пригоршню снега, наметëнного в бойницу, и протëрла щëки и лоб. Рука пульсировала, а в окна задувало бодрящей свежестью, и через секунду сквозняк уже пробрал до костей. Нестерпимо хотелось вернуться туда, в тепло и мягкий свет, но это было невозможно, и, кутаясь в нагретый эфир, она решительно двинулась в дальний конец коридора.
Не очень-то верилось, что Дереку так уж нужна эта бутылка, – скорее, он пытался её развлечь. С другой стороны, с чего бы он решил, что её нужно развлекать? Может быть, ему самому одиноко. Она приложила руку к звонку.
– Моя добрая фея. – Дерек, едва приоткрыв дверь, сразу заметил в её руках добычу и плотоядно улыбнулся. – Теперь я не смогу тебя отпустить. – Он распахнул дверь шире – в тёплый полумрак с парфюмерно подслащенным ароматом перца. – Тебе придëтся провести со мной вечер, распивая авторский алкоголь и ведя задушевные беседы. Обещаю скрасить твоё одиночество, развеять хандру и при необходимости проследить, чтобы ты беспрепятственно добралась до кровати.
– Дерек, – нахмурилась она, – почему ты вообще решил, что мне нужно развеивать хандру? У меня всё в порядке, я сейчас пойду к себе и займусь делами.
Тем временем холодная темень коридора за спиной стала невыносимой, но он-то не мог об этом знать. И ей действительно вполне сгодился бы уют собственной спальни.
– Ты из тех редких людей, кому я ничего не был должен. Я бы предпочёл сберечь этот феномен, а значит, мне необходимо вернуть долг прямо сейчас. И, боюсь, единственное, что я могу тебе предложить в нынешних обстоятельствах, это тобою же так любезно добытое угощение и моё скромное общество.
– Ну, если тебе так лучше, – уступила Офелия и всё-таки вошла, передавая Дереку бутылку. – Но мне это ничего не стоило, да и ты мог бы сам легко справиться.
Под ногами неожиданно оказался толстый мягкий ковёр, и на несколько секунд она совершенно потеряла ориентацию в дурманяще-пряной полутьме.
– Ему пришлось бы потом пламенем очищать комнату от скверны моего пребывания, – рассуждал позади Дерек, – Макдуф возмутился бы из-за школьного имущества, стали бы искать всех причастных… Да ну это всё.
Зеркало. У него огромный шкаф с зеркальными дверями, двоящими вечернюю темноту и разбросанные по стенам оранжевые огоньки. Вот это да. И ковёр, и…
– Проходи, присаживайся, – он указал на одно из двух кресел с высокими спинками возле окна.
Ей довелось однажды заглянуть в эту комнату в прошлом году – может, она тогда не рассмотрела или не запомнила какие-то детали, например был ли у него письменный стол, но такую нетипичную для школы мебель не забыла бы точно. Глубокое кресло с бархатистой обивкой приняло в себя её бёдра – не вдруг выкарабкаешься из такого. А письменного стола не было – как раз на его месте и стояли кресла и изящный столик на кованой ножке между ними.
Дерек поставил бутылку на столик, рядом появились два бокала.
– Так что, угостишься?
– Нет! – Офелия замахала руками. – Что это вообще за пойло?
– Ты пробовала? – обрадовался Дерек.
– С чаем. Совсем капельку.
– Эх ты! Есть немного вина, сойдёт?
Она согласилась, даже забыв спросить, где он его взял. На столике возникла вторая бутылка, и Дерек наполнил два бокала одновременно.
Офелия не была знатоком, но вино показалось приятным на вкус, умеренно сладким и самую малость терпким.
– Так кто делает этот жидкий огонь? – спросила она. – Ваш общий знакомый? Трактирщик?
Дерек, устроившийся в кресле напротив и смотревшийся с бокалом в руке так органично, как будто с ним родился, почему-то рассмеялся:
– Да-а-а, можно и так сказать. У него есть своё заведение, да.
– В Отенби?
– Верно.
– И почему у Джейсона есть своя бутылка, а у тебя нет?
Он отпил, прежде чем ответить:
– Ты же знаешь – это у Джея до Меррата был пропуск дважды в год к кукухиному доктору, а я, как и ты, из замка ни ногой.
– Ты прав, глупый вопрос.
– Боюсь, ты слишком хороший ментальный маг, чтобы задавать глупые вопросы.
Она пригасила восприятие, чтобы он не подумал, будто она пытается его читать, – и чтобы действительно этого случайно не сделать, – и сосредоточилась на том, что само казалось понятным.
– Ты хотел бы с ним увидеться. С этим вашим трактирщиком.
Дерек закатил глаза:
– Да вы сговорились! Нет. Не знаю. Может быть. Я бы хотел, чтобы всё было попроще. Как ты, возможно, поняла, он не только трактирщик. – Он поболтал отраву в бокале круговыми движениями. – Он основал своё небольшое религиозное сообщество. М-м, скорее антагонистичное по отношению к доминирующим среди низших верованиям. Но это уже сто лет как абсолютно законно!
– «Тени Второго», секта тёмных альвинийцев.
– Ты помнишь, – улыбнулся Дерек. – Он делает доброе дело. Его адепты – в основном беспризорники, сироты – хотя не обязательно, есть те, кого приводят родители – чтобы поучились чему полезному.
Офелия заинтересованно подняла брови.
– Ручному труду. Столярному делу, ковке… Делать ножи. Метать ножи, драться на ножах, просто драться.
– Какой многогранный трактирщик!
– О, ты не представляешь… Помимо того – слушаться старших, соблюдать распорядок, быть частью коллектива. Торк, что называется, всю душу вкладывает в это дело. Обитель для него – большая семья, все ученики ему сыновья. По идее, вступая в Обитель, ты перестаёшь быть один, становишься как прутик в метле, плечом к плечу с собратьями. Со мной не сработало. Я его не виню… Наверное. Во всяком случае, сейчас понимаю, что не могу упрекнуть его ни в чём конкретно. Просто он не стал исключением, не смог помочь. И тогда по моей вине он лишился двоих сыновей… – он оттянул в улыбке уголок рта, – с половиной.
– Считая тебя или нет?
Он приостановил руку с бокалом на полпути к губам и симметрично оттянул второй уголок рта:
– Не считая. Что, тем не менее, ещё не приводит к ответу, стоит нам с ним видеться или нет.
– Может быть, правильный вопрос – хочешь ли ты?
– Нет, подружка, вопросов намного больше. Хочу ли я, хочет ли он, имею ли я право возвращаться туда, где всё испортил, ждут ли меня там, будет ли хоть кому-то от этого лучше… Ну и сейчас это всё равно неважно. Долить тебе?
Офелия рассеянно кивнула, и не только в ответ на вопрос. Сейчас действительно всё неважно. Время замерло, давая всем возможность разобраться в себе.
У неё тоже был дом, в который она не могла вернуться. Кем её там считают – предательницей, вражеской шпионкой? А после того, как Каэлид поддержал Хадега, – хочет ли она возвращаться?
Но разве можно совсем не иметь дома?
Взяв наполненный бокал и ещё раз оглядев необычный интерьер, она всё-таки не устояла перед соблазном скинуть туфли и ощупать ступнями изумительный ворс ковра. Кажется, Дереку удалось сделать это место по-настоящему своим. Может быть, в дневном свете всё выглядело бы иначе, но сейчас, когда только несколько огоньков загоняли мрак в углы, вся комната была им, мягкое кресло было им, и запах чëрного перца был им, и вино было им, хотя сам он его не пил. Она опасалась провалиться слишком глубоко и цеплялась взглядом за предметы.
Зачем ему это всё? Или наоборот: почему она до сих пор не обставила комнату по своему вкусу? Потому что она здесь временно и можно потерпеть?
– Это ведь не школьное имущество?
Дерек хмыкнул:
– Нет, школьную мебель я выбросил. – Вздохнул и признался: – Хотел выбросить, но Макдуф просто переставил её в свободную комнату. И правда, ты же не была с тех пор… Это всё я достал через Свена.
– Выглядит шикарно. Не думала, что в Шанн-эй можно найти что-то подобное.
– Всё можно, когда умеешь договариваться. Кстати, в пятницу утром он обещал женскую одежду небольших размеров.
– Вот как? – заинтересовалась Офелия.
В Шанн-эй было совсем немного жителей, ещё меньше женщин, и все разной комплекции и возраста. Никому в голову не пришло держать там лавку с одеждой – как и любую другую лавку, – а всё необходимое низшие доставали на материке сами или, как выяснилось, заказывали у предприимчивого соседа. Офелия давно распрощалась с идеей добыть себе новой одежды, обходясь той, что захватила из дома. Но после Меррата вопрос встал отчаянно остро, и именно Дерек по секрету сообщил ей, что если прийти в среду через час после завтрака к крайнему дому слева от пристани во втором ряду, то можно застать Свена за распаковкой новой партии вещей и успеть перехватить что-нибудь подходящее.
– Хочешь, можем вместе к нему прогуляться, – предложил Дерек, снова заставив её задуматься, кого он пытается отвлечь от тягостных мыслей – её или себя. Если себя, то без проблем, она только рада будет помочь ему развеяться, но если её – то с чего он это решил и не много ли на себя берёт? Хотя сама по себе идея неплоха.
Она тяжело вздохнула:
– Я буду чувствовать себя преступницей.
Бокалом Дерек указал на украденную бутылку на столике:
– Рецидивисткой. Про настойку скажем, что я тебя заставил. А про остальное вообще не скажем. – Он подмигнул, но вдруг одëрнул себя: – Впрочем, извини, я не собирался навязываться, просто шучу…
– Да перестань. – Она махнула рукой. – Я только хотела бы, чтобы наша дружба никому не доставляла проблем, но увы, это зависит не от меня и не от тебя.
– Я тебя уверяю, что ему вот-вот надоест меня ненавидеть. Уже почти надоело.
– Вовремя, ничего не скажешь… – помрачнела Офелия.
– Связаться так и не получилось?
Она помотала головой.
– Ну, это ожидаемо и ничего не значит. Представь, каким бакланом должен быть Хадег, чтобы позволить всем докладывать обстановку из Башни.
– Да, я понимаю.
– Он точно вернëтся.
– Каким? – Она думала об этом каждый день. – Что он с ним сделает?
Перед глазами в который раз всплыла картина из воспоминаний девочки с третьего курса, хотя она знала, была уверена: стихийные маги погибают не так. Он нужен Хадегу для чего-то другого. И это не успокаивало.
Дерек откинулся в кресле и принял задумчивый вид.
– Если Хадег намерен вернуть эру господства высшей магии, неплохо было бы начать с того, чтобы подружиться с другими высшими магами. Понятно, что с Ковеном после их бурного Раскола так просто не получилось бы, поэтому первым делом он насильно захватил власть. Теперь этот вопрос улажен и можно перейти к переговорам. Так что, думаю, он хочет привлечь Джея на свою сторону.
– Именно его? Почему не тебя? – Вопрос был, пожалуй, немного бестактный, но она чувствовала, что некоторые вещи с Дереком можно себе позволить.
Он действительно и бровью не повёл.
– В идеале – всех, кто может быть ему полезен и с кем есть хоть какой-то шанс договориться. Почему Джей первый – не знаю, скорее всего, просто был удачный повод с тренировкой.
Офелия вымучила едва заметный кивок. Ага, скорее всего. Или потому что его легко сломать. Потому что он ненавидит Ковен, Софию, Дерека, себя и сам не знает, чего хочет. Такой, как Хадег, может из него верëвки вить.
– Надеюсь, на этот счёт ты не беспокоишься? – Дерек недоверчиво прищурился поверх бокала. – Джей никогда не выберет Хадега. Не исключаю, что кровожадный тиран бесит его не так сильно, как я, но тебя он точно не оставит.
Офелия поперхнулась и, морщась, откашляла терпкий глоток.
– Глупости ты себе надумал.
– Как скажешь, – с улыбкой согласился Дерек, пристально глядя на неё. – Больше ослаблять Шаннтог нельзя. Если Хадег потребует себе кого-нибудь ещё, то нам придётся ему отказать, и он придёт сюда. Или армия Софии будет вновь готова раньше, чем Хадег ещё чего-нибудь потребует, и мы сами придём к нему. Во всех случаях, на этот раз мы его победим и вернём Джея. Точно таким же придурком, как раньше, не переживай.
Он не убедил её, но сделал то, что обещал: на время разогнал её хандру и одиночество, которые она пыталась скрывать от самой себя, но почему-то не смогла скрыть от чужого человека. Чужого для всех в этом замке – как и она сама.
***
Он часто просыпался в кромешной темноте и силился расслышать прибой и крики чаек – просто чтобы знать, что мир никуда не делся. Прибоя не было, и вообще не было никаких звуков, и ничего не было видно, он начинал паниковать, порывался сесть – в запястья врезался металл браслетов, стержень-перемычка удерживал руки на расстоянии двух кистей друг от друга. Мир возвращался. Чернее ночи вокруг, стержень наручников не дал бы зажечь свет – лампа будет трещать и истерически часто мигать, не успевая набрать силы, как воздуха в лëгкие. Чëрный стержень-перемычка в две кисти длиной позволял снова спокойно – пусть без удобства – заснуть, гарантируя безопасность.
Многих пугала осина – насколько он знал. Тех, кто бывал в роще и почувствовал эффект на себе. Можно понять: бессилие – это дерьмово. Видеть птиц, нацелившихся на твои глаза, знать, что тебя ищут, и не иметь возможности сообщить, где ты. Кто скажет, что это не страшно? Может быть, он должен был ненавидеть осину из-за Рыжего, но ему было кого ненавидеть и без несчастной деревяшки.
И почему-то с ним самим всегда выходило наоборот: он без всякой осины прекрасно справлялся ничего не смочь. Не найти, не успеть, не убить. А осина – это шикарный нож, гладкий, как стекло, увесистый для своего размера, сбалансированный, лежащий в ладони, как продолжение собственной кости. Осина – это возможность лишить силы другого. До сих пор – если говорить о нëм лично – осина была на его стороне.
Вот и теперь. Хадег сам дал ему защиту от своей магии – через стражей, самого Хадега он пока не видел… Дни он перестал считать на четвëртом или пятом, да ему и плевать было, сколько времени прошло. Он не то чтобы очень страдал, если не считать зудящих и затекающих рук, чувства собственной бесполезности, неизвестности относительно того, что принесёт новый день, и неуверенности в том, хватит ли такого кусочка осины, чтобы защитить его, когда неизвестность закончится. А комната была обычная, вроде той, где они ночевали перед Мерратом. Может, даже та самая. Две кровати, одна с голыми досками, другая с матрацем, подушкой и одеялом, больше никакой мебели. Целая ванная комната за дверью без замка – это вообще тянуло на роскошь, хоть и труднодоступную, потому что осиновый стержень между запястьями превращал простейшие действия в приключение, необходимость которого стоило сто раз взвесить. Окон в ванной не было, в самой комнате было одно в выгнутой стене – с видом на реку, конечно, потому что других видов из Башни быть не могло. В первый же день, когда за ним заперли дверь, он проверил окно, высунув сначала голову, а потом закованные в осину руки, поводил ими вдоль проёма – никакого заклинания, обычная дыра в стене. В гладкой белой стене, уходившей вниз примерно на такую же высоту, как от крыши Шаннтога до поверхности воды, только здесь распростёрло объятия мелкое море зелëной травы с коварно близким холодным плотно-упругим дном. Море без звуков: широкий неповоротливый Ронт, наверное, и раньше не был громче травы, тем более с такого расстояния. Но в прошлый раз с того берега звучал Аннберанд, теперь – нет.
Дверь отпирали дважды в день, чтобы принести еду. Есть не очень-то хотелось, и отдельно противно было принимать подачки от врага, но он представлял себе лицо Макдуфа, если бы тот узнал, что «щупальце Альянса» в Башне сдохло от голода, и кое-как ел, приноровившись координировать движения рук.
Стражей он за это время насчитал четверых или пятерых: каэлидцев он плохо различал, но один из них был с бородой, а безбородых то ли один, то ли двое; ещё лысая женщина и уцелевший на Меррате дикарь с косицами в пышной гриве – тот, что с водой. Изредка один и тот же приносил еду два дня подряд, иногда в один день приходили двое разных… Вряд ли это тянуло на информацию, которую Альянс от него ждал. Если это вообще правда, что от него чего-то ждали.
Поначалу он дёргался при каждом звуке за дверью, но быстро перестал: вспомнил, как было перед Мерратом. Хадег любит, когда его ждут, значит, времени полно. Но каждый раз, как из-за двери доносились шаги, он ставил ментальный блок. И ничего, что осина не позволяла, он всё равно вкладывал всю свою силу в эту невидимую стену и даже убедил себя, что чувствует её, тяжёлым обручем вокруг головы. Полезная привычка – ведь рано или поздно наручников на нём не окажется. Вероятно, Хадег только посмеётся над его блоком – и пусть. Продержаться на одну секунду дольше иногда стоит всего на свете.
Отросшая щетина сначала кололась, потом нет, потом он даже перестал с любопытством ощупывать лицо, привыкнув, что там теперь что-то растёт. И вот примерно тогда шаги за дверью раздались слишком скоро после завтрака, чтобы быть ужином. Он сел на кровати, вдох-выдох, воображаемый блок в голове, осина между запястьями – всё под контролем.
– Как ты тут устроился? – Хадег вошёл бодрым шагом, в белоснежном балахоне, на долю мгновения принеся с собой ледяной вихрь, острые сосульки и разбросанные по снегу тела.
Архимаг Иннсдерре, величайший менталист современности. Не изменился с последней встречи, длинный и бесцветный, голос как сухие листья. Джейсон нашёл взглядом белые сапоги.
– Я виноват, что так надолго оставил тебя здесь одного, прорва дел. – Взмахнув балахоном, Хадег сел на незастеленную кровать напротив, рядом поставил принесённый с собой небольшой деревянный сундучок. Печально посмотрел на осиновые наручники.
– Нам нужно это обсудить. Я хотел познакомиться, поговорить, обменяться опытом… Если совсем откровенно, то попросить тебя о помощи. Но из-за существующего между нами недоразумения я был вынужден принять меры предосторожности. Надеюсь, ты сможешь меня понять: я настроен к тебе исключительно благожелательно, но не хотел бы умереть при первой встрече, простишь меня за такую слабость? Как только я буду уверен, что моë дружелюбие взаимно, мы сразу избавим тебя от… этой неприятной вещи. Поверь, мне она нравится ещë меньше, чем тебе.
В это верилось легко. Даже не так: Джейсону ещë как нравилась «эта вещь», сейчас, когда Хадег сидел с ним в одной комнате, он прямо-таки обожал свои наручники. Надо сделать всë возможное, чтобы Хадег ни на секунду не заподозрил его в дружелюбии.
– И для достижения взаимопонимания мне стоит как можно скорее разъяснить ситуацию. Когда-то у меня возник конфликт с Софией и ещë несколькими магами Ковена. Больше ни с кем, уж точно не с тобой. Но поскольку София была, ни много ни мало, архимагом Иннсдерре, она собрала себе в поддержку армию, и ты, как добропорядочный гражданин, защищал интересы своего правителя.
Макдуф давно бы начал вышагивать туда-сюда между кроватями, но Хадег сидел напротив как приклеенный. Или у ментальных магов другие привычки – сохранять зрительный контакт и всё такое, – или он боится ослабить бдительность. Выцветшие серо-голубые глаза так въедались взглядом, что хотелось их выжечь.
– …Но теперь, когда всë позади, никто тебя ни к чему не принуждает. Ты можешь сам решать, за что или за кого сражаться. Какие есть варианты? Лично я – на стороне высшей магии. Я с радостью приму на нашу сторону любого высшего мага – включая Софию, потому что моя цель важнее личных дрязг. И, признаюсь, я не могу перестать удивляться тому, что мы до сих пор боремся друг против друга вместо того, чтобы вместе бороться за магию. Ведь я, ты, София, весь еë Ковен, все, кого ты знаешь, – мы все хотим такую простую вещь: чтобы магия не разрывала нас изнутри. Чтобы избавление от этой муки не осуждалось как преступление. Чтобы мир был в силах выдержать нас. Сможешь ли ты сказать, что ты этого не хочешь?
– Я не понял, – Джейсон заговорил впервые с тех пор, как покинул кабинет Макдуфа, и голос звучал хрипло, – что конкретно ты собираешься делать.
Хадег помолчал, как будто только сейчас задумался над формулировкой.
– Восстановить баланс. Всё начало рушиться с уходом магии: нас стало меньше, мы стали слабее и не смогли удержать позиции. Я хочу, чтобы нас снова стало больше.
– Очень умно было перебить кучу высших на Меррате.
Хадег с сожалением развëл руками:
– Мне всего лишь нужна была Башня и неограниченная власть. Мне жаль, что мы потеряли два десятка лучших боевых магов, но следует понимать, что сохранение жизней ныне существующих высших магов теперь ничего не изменит: нас уже слишком мало. Нам нужно остановить утекающую магию, вернуть её, вернуть наш мир.
– Отличная идея, – похвалил Джейсон. – Жаль, никто не знает ни как магия появилась, ни почему она уходит.
– Ну так если я узнаю?
– Как успехи?
– Работаем. – Хадег с улыбкой положил руку на принесённый с собой сундучок, как бы хвастаясь, а потом щёлкнул металлическим замочком и откинул крышку.
Джейсон не хотел показаться заинтересованным и отвёл взгляд, заметил только, что внутри какие-то склянки.
– Видишь ли, я провожу некоторые исследования, уже довольно давно. Сам знаешь, одно время мне было не до науки, тогда мне помогала Феба, но потом всё-таки пришлось прерваться… Но теперь-то развернёмся в полную силу. Итак, строго говоря, мы даже не знаем, приходит ли магия извне, словно бы вселяясь в избранного человека, или же порождается самим организмом. В сущности, всë, что нам предельно ясно, это что в одних человеческих организмах силы больше, чем в других. Моя гипотеза состоит в том, что между этими организмами есть ещë некое различие. Независимо от того, каково происхождение силы, именно этот таинственный пока элемент притягивает еë извне или производит в самом теле. Поэтому в настоящее время я посвятил себя исследованию организмов: высших магов, низших, старых, юных, практически начисто лишëнных силы и чрезвычайно одарëнных. – Хадег вытащил из сундучка один из стеклянных предметов, оказавшийся шприцем. – Ты позволишь мне взять немного твоей драгоценной крови на изучение?
Нет. Чёрта с два. Только попробуй подойти – и… и…
Пришлось немного подумать над ответом.
– А ты позволишь мне не позволить?
Хадег снова улыбнулся, теперь устало, опустил плечи, руки расслабленно сложил на коленях.
– Ты мне не веришь, но я в самом деле не хочу с тобой ссориться. Между прочим, свою кровь я тоже изучаю, и некоторых стражей. Это не проявление враждебности, я прошу оказать мне услугу. Я говорил, что мне нужна твоя помощь. Поможешь мне вернуть магию для нас всех?
В общем-то, было достаточно ясно, что он всё равно сделает то, что хочет. Но самому позволить ему подойти – нет. Нет. Пошёл к чёрту.
– Почему ты думаешь, что важна именно кровь?
– Я не думаю, – охотно пояснил Хадег. – Я планирую изучить всë. Звучит грандиозно, согласись? Поэтому, чтобы упорядочить мои исследования и сделать их более результативными, я соблюдаю два принципа. Первый – вероятность. Я и в самом деле жду многих ответов от крови, потому что она схожа с энергией в том, как циркулирует в организме; потому что еë состав богат и вариативен; потому, в конце концов, что кровь – это сама жизнь. Признаюсь, я буду удивлëн, если выяснится, что высшие маги отличаются от низших формой какого-нибудь десятого позвонка, однако и этот элемент есть в списке подлежащих исследованию, хоть и довольно далеко от начала. Второй принцип – доступность элемента. Забор крови никак не скажется на твоëм самочувствии, он даже практически безболезненен, его можно повторять многократно, а вот поочерёдное извлечение позвонков… – Он досадливо поджал тонкие губы. – С головным мозгом интереснее всего: его можно одинаково полноценно и эффективно исследовать двумя способами. Некоторые труды трусливо именуют их «инвазивный» и «неинвазивный», смешно, не правда ли? Мы-то знаем, что оба метода инвазивные. Разница в том, что один из них предполагает физическую инвазию и рано или поздно – экстракцию, а она, как правило, летальна, что не всегда желательно. Второй метод куда изящнее – никакой крови, никаких лишних отверстий в черепной коробке, не требуется ни обезболивание, ни наркоз – лишь ласковый шёпот эфира в твоей голове. Увы, и здесь есть определëнные риски, особенно если исходный материал сложный. Но, может, обойдëтся? Что скажешь, попробуем?
– Конечно, – Джейсон продемонстрировал наручники, хотя комната вокруг него немного поплыла. – Ключ захватил?
– Да брось, – Хадег улыбнулся чуть ли не тепло. – Я могу сделать это, когда ты спишь. Разумеется, для надëжности добавив в еду снотворное. Так я возьму у тебя немного крови?
В этот раз он не стал дожидаться ответа и просто подошёл.
– Расслабь руку, будь добр.
Если бы не осина, ментальный блок был бы, наверное, похож на взрыв, испепеляющий каждого ментального мага отсюда до границ Центрального региона. Хадег стоял так близко, что можно было рассмотреть переплетение нитей в белой ткани балахона, но касался только вошедшей под кожу иглой. И ведь вряд ли из уважения к чужому личному пространству. Он боялся осины. Не мог не бояться.
Пальцы как-то сами собой согнулись в положение для удара в кадык. Неудобно, Хадег высокий как лось, но можно… Одна проблема: смерть не будет мгновенной. Что станет делать Хадег с перебитым горлом – спасать себя или?.. Если бы речь шла о ком-то другом… Или в минуту смертельной опасности даже такие маньяки цепляются за жизнь? Это дало бы время выскочить в коридор. Допустим, у двери не дежурят стражи. Тогда – на стыдливо прикрытую иллюзией лестницу, по которой его привели. Поднимались они тогда минут пятнадцать, а спускаться… ну, если кубарем… И потом ковылять на своих двоих до самого Шаннтога. Полный бред. Второй вариант – пока Хадег будет хрипеть со сломанным кадыком, накинуть ему на горло осиновую перемычку и задушить – ментальная магия вряд ли успеет этому помешать. Избавить мир от этого поехавшего, а потом навсегда провалиться в сверкающую молниями чернильную трещину, вечность кормить ворон своими глазами и глотать тухлую кровь. Разве оно того не стоит?
Наверняка стоит. Но почему бы тогда кому-нибудь другому этого не сделать? В конце концов, природа дала ему огонь и, вероятно, ждала от него чего-то получше.
Поэтому Хадег, живой и здоровый, вытащил шприц, ставший рубиновым, отправил его висеть над сундучком и ткнул куском ваты в место укола, отчего локоть сам собой согнулся.
– Подержи так немного, – бросил он и, о чудо, отошёл – всего лишь к кровати напротив, но казалось, что на другой конец Вселенной. Ментальный блок Джейсон всё равно оставил, но дышать стало легче.
Хадег занимался своими склянками: достал бутылёк, откупорил, кровь послушно потекла в новую ёмкость – служить врагу.
– Ты болел тифом в эпидемию? – спросил он, закончив манипуляции и складывая все приспособления обратно в сундучок.
– Ну.
– Многие болели. – Он защёлкнул замок. – Столько народу поумирало, жуть. Правда, только низшие, ты знал? Ни одного случая смерти от тифа среди высших. Понимаешь, это и есть различия, которые меня интересуют. Точнее, разная переносимость заболевания – это следствие различия, а я ищу его источник.
– Чем количество силы не источник?
– Возможно, дело в силе, – согласился Хадег. – Но у меня есть основания полагать, что есть что-то другое, что является причиной одновременно и большего количества силы, и более развитого иммунитета.
– Ну а если ничего такого нет?
Хадег поднялся.
– Я полон оптимизма. Я хочу вернуть мир, который не мешает нам быть теми, кто мы есть. Так уже было – ты не застал те благословенные времена, а я в них жил. Почему всё изменилось? Я уже сказал: силы стало слишком мало, чтобы противостоять слабой толпе, почуявшей возможность всё перевернуть с ног на голову. Вспомни Треанс – они не смогли справиться с восстанием низших. Нужно вернуть утраченное равновесие. Я пытаюсь сделать это, найдя источник высшей магии, который можно было бы, так сказать, подсаживать каждому новорождённому – правильно подбирая родителей или, возможно, буквально, – и таким образом обеспечить нам численный перевес. Ну а если всё же окажется, что никакого источника нет и этот способ увеличить пропорцию высших магов недоступен, – одна-другая эпидемия тифа дадут, в сущности, тот же результат. Ну, не скучай. И ешь как следует, договорились?
Он просыпался в темноте и тишине, пугался, чувствовал боль в запястьях, вспоминал, где находится, и снова засыпал. Утром перебирал в памяти обрывки снов, тëмных и путаных, и искал в них следы чужого вмешательства. Ужинать он перестал, а за завтраком подолгу катал на языке пережёванную пищу, стараясь понять, нет ли в ней странного привкуса. Иногда в окно задувал ветер, напоминая о том, что мир снаружи существует. Тогда он подходил посмотреть: трава, отросшая, как волосы, стелилась волнами, поверхность воды дрожала рябью.
Во всём этом не было никакого смысла. Единственное, что он сделал, – помог Хадегу, поделившись своей кровью. Да, ещё он тянет время для Макдуфа, но… Нет ничего хорошего в том, что они начнут без него. Что Хадег придёт в Шаннтог, когда его там нет. Они уже проиграли один раз. Теперь Макдуф найдёт новых людей – и что? Может быть, они выиграют, а может быть, проиграют снова. А он будет сидеть здесь. Разве с самого начала было не очевидно, что затея идиотская до абсурда? Как он мог согласиться? Почему Макдуф это предложил?