Вероника Соль
Второй
«Не представляешь, как я рад, что ты уже снова рвёшься в бой. Дело за малым – найти тебе новую армию».
«Рассчитываю на твою помощь. Со связью внутри Ковена мы разобрались, а вот без зеркала добраться до моих стражей и пограничников сложнее. И нужно выяснить, что там с нашими бравыми союзниками».
«В этот раз они вроде бы неплохо держались… Я думал предложить подключить низших».
Она молча удивилась, и Григ пояснил:
«Они точно не будут на стороне Хадега».
«Как сказать! Они точно не смогут противостоять его внушению, так что могут оказаться на его стороне против своей воли. Но вообще… в замке есть осина?»
«Нет, – ответил Григ, и София собралась попенять ему за очевидное враньё, но он пояснил: – Слишком мало, чтобы ради этого телепортировать сюда низших. Я имел в виду привлечь их в качестве координаторов. Мы сильно рискуем с нашей тайной телепатией, зеркала на учёте, но никто не станет следить за артефактами каждого низшего в Иннсдерре, а они меж тем способны обеспечить качественную связь. И у меня есть на примете пара надёжных людей».
София бросила измельчённый лук в миску, взяв лишнюю секунду на размышление.
«Одобряю, займись этим. Осталась самая главная проблема».
Разделить капусту на восемь частей. Кочан поднялся из раковины и, обсохнув в полёте, с громким стуком упал на доску.
«Ты уверена, что эта проблема ещё не разрешилась сама собой?»
«Что ты имеешь в виду?» – Бах! – одним энергичным взмахом она разделила кочан на две отскочившие друг от друга половины. Спиной почувствовала, как вздрогнул страж. Да-да, придёт и твоя очередь.
«Что человека, который нас предал, с нами уже нет», – осторожно сказал Григ.
«И где же этот человек? – Взмах – бах! – стук разделочной доски о столешницу – четыре части. – В армии Хадега?»
«Быть может, Хадег избавился от неё, чтобы обезопасить себя…»
«Хадег? – Бах! – четвертинка раскололась на две части. – Убил мага эфира, принявшего его сторону?»
Бах! – вторая. Страж сегодня поседеет.
«Он ненавидит предателей, даже если прибегает к их услугам… Пусть не убил – заковал в чёрную осину и держит взаперти до тех пор, пока мы не будем повержены, чтобы Агда не смогла снова сменить сторону. Он осторожен».
«Я тоже не полная дура!»
Бах!
«Разумеется, нет. К сожалению, этот вопрос не затрагивает ум…»
«Не зли меня, Григ!»
Разделочная доска всё же немного треснула. София шумно выдохнула и утёрла рукавом пот со лба.
Жаль, что нужно только восемь частей, она бы с удовольствием порубила ещё. Что там дальше? Удалить кочерыжку. Она ещё раз пробежала глазами рецепт: а её-то потом куда?! Понятно, на ужин будет салат из кочерыжки и луковых листьев.
«Ты прав, если считаешь, что мне попросту не нравится эта версия. Но есть и более веская причина. Это подозрительно легко решило бы нашу проблему. Предатель мёртв, прекрасно, теперь мы можем спокойно строить наши планы, никого не опасаясь. И тут-то мы попадёмся во второй раз».
«Хорошо, – уступил Макдуф. – Тогда какова твоя версия?»
В котле начал закипать бульон, и София распахнула дверцу шкафчика с пряностями. Маленькая щепотка измельчённых рыльцев шафрана…
«Мы оба понимаем, что предатель знал и сумел показать врагу не только точное местоположение иллюзиониста и эфирок…»
«Он знал время Кристины, – подхватил Григ. – Именно поэтому я склонен верить, что это кто-то из Ковена».
«Или кто-то, близко знакомый с кем-то из Ковена».
«Это довольно большой круг людей. Или ты имеешь в виду кого-то конкретно?»
«Круг большой, бесспорно… – Пол чайной ложки соли, по четверти ложки сахара, кориандра и сладкого клевера. Хорошо размешать. – Но так уж вышло, что сразу двое членов Ковена связаны с Шаннтогом, и Шаннтог дал нам сразу пять человек – пять человек, к которым могла попасть информация, доступная только Ковену…»
«Я доверяю каждому в моей школе».
София потрясла головой, опомнилась и изобразила, будто разминает шею. Опрокинула нарезанные овощи из миски в приправленный бульон.
«Почему, Григ? Почему тебе не кажется хотя бы самую малость безрассудным доверять ментальному магу из Каэлида, которого к нам заслали как раз перед тем, как всё началось? А бывший приспешник Хадега, вырезавший собственную семью? А сумасшедший с магическим недержанием?»
Теперь казалось безумием, что эти канидатуры вообще рассматривали. Но ведь их проверяли…
«Ну-ну, а про Герду и Эрла ты что скажешь?»
Накрыть крышкой и варить на малом огне, пока капуста не станет мягкой. Нужно придумать ещё что-нибудь.
«В сущности, любой высший маг может соблазниться идеями Хадега, – сказала она, нарезая хлеб. – Это война магов против магии. Мы объявили своим врагом того, кто хочет подарить нам весь мир…»
«…Очистив его от основной части населения».
«Да знаю я! Для Хадега это не препятствие – для кого ещё?»
«Почему ты доверилась мне?»
Она выложила хлеб на сковородку и приткнула её по соседству с котлом.
«Одна я всё равно ничего не смогу ему противопоставить. Нужны люди, нужна координация между людьми. Ты всегда был нашим главным вербовщиком».
«Ты говоришь о том, чем я могу быть полезен. Но можешь ли ты мне доверять? А если я и есть предатель?»
Она добавила огня под сковородкой. Она доверяла всему своему Ковену. Похоже, что зря. Но если предатель один из них, то Григ наименее вероятная кандидатура. Он не был в Ковене при Хадеге. Не был малолетней выскочкой. Агда считала его честным и простодушным добряком. Агда… Агда проверяла всех кандидатов. А если и ей нельзя было верить?
Она перевернула хлеб. Нижняя сторона подрумянилась.
«Тогда всё пропало».
***
Хоть Альберт и не привязался к отстранённо-вежливому господину Кайтелю, но всё же без него преподавательский состав, и так не радовавший многообразием, стал на целого человека хуже. За одним столом в дальнем конце гулкого пустого зала обедали старички: чудаковатая травница Бертемар и невыносимо занудный Гайр. За другим – Макдуф, Сорхе и один из присланных Хадегом стражей. И всё. И он, Альберт, – как будто заблудился, вышел из леса к чужому двору, а его даже не заметили, а сам он не знает, как заговорить.
Вообще-то, он всю жизнь был одинок – ещë в тëткином доме, потом в приюте, потом в школе, только это не было проблемой. Такой он человек – ему проще быть одному, чем подстраиваться под других, искать общий язык, выяснять, что им нравится и не нравится… Этим летом всë как будто сломалось, одиночество застряло гарпуном в пищеводе. Может быть, это потому что его не отпустили в приют госпожи Инген и он дольше обычного пробыл в опустевшем замке. Может быть, конечно, и потому, что в прошлом году он как-то вдруг сдружился со всеми, кого три предыдущих курса считал посторонними, и теперь скучал по вечному веселью, неубедительным историям и трезвому взгляду на любую проблему. Даже кое-чьё нытьё или сдержанное высокомерие были как-то правильнее, чем эта неживая тишина. Вот только много ли изменилось бы, будь они здесь? Разве он рассказал бы кому-нибудь…
Он прикусил губу, не давая себе слишком глубоко уйти в плохие мысли. Разламывал вилкой запеканку и старался удержать разваливающийся мир. Зря он столько думает о том, что ещë не известно. Сначала нужно узнать точно, а уж потом…
Губы за каким-то чëртом начали подрагивать, мешая жевать, и он положил вилку на край тарелки. Зачем себя обманывать: он уже потерял то, что было. Потерял тренировки, которым с готовностью отдавал всë своë время, потерял безоблачное восхищение наставником, веру в своë прекрасное будущее и надежду на то, что наставник поможет ему вернуться на правильный путь. Всë это сейчас тонуло в страшном, чëрном подозрении и во всех тех чувствах, которые терзали его, как только он – в качестве предположения – допускал мысль, что это подозрение может подтвердиться. Ещë может и не подтвердиться! – а он всë равно уже всë это пережил. У него уже вырвали из груди сердце, отняли то хорошее, во что он поверил, и бросили в яму со сгоревшими мертвецами. Второй раз подряд.
Тихая и бледная Шенди устроилась за своим столом – значит, скоро появится Дженкинс. Вот кто мог бы точно сказать, был Дерек в Лихлинне или нет. Альберт покачал головой собственным мыслям: никогда он к нему не подойдëт. Это не обида и тем более не страх, это просто невидимый ледник между ними, в грудь упирается острая грань. Никогда больше он не придëт на боевую магию, ничего не попросит и не спросит. Этот путь перекрыт обвалом.
Может быть, стоит побеспокоиться о явных врагах, таких, с которыми всё ясно. Или почти всё. Страж, сидевший за столом с Макдуфом, поднялся со своего места и подошёл к Шенди. Никто не объяснял Альберту, для чего Хадег подослал своих людей в школу, но можно примерно догадаться, что следить тут за всеми, чтобы не предпринимали ничего – полный замок высших магов, как-никак. Хадег – враг, его люди – враги, это просто. Только вот Альберту что с того? Меррат показал ему пропасть – даже не между преподавателями и студентами, которым было позволено только наблюдать, – между прошлым и будущим, между веком высшей магии и поколением, на котором магия закончилась. Он не мог сказать, видел ли на Меррате именно этих двух стражей, но раз Хадег доверил им наблюдение за школой, значит, ученику с ними не справиться.
Страж стоял к нему спиной, может быть, спрашивал разрешения сесть, Шенди дёргала уголками губ, как будто сдерживала свою постоянную улыбку, сейчас неуместную, – а может, наоборот: пыталась улыбнуться, чтобы быть вежливой, но никак не могла себя заставить. Альберт уже не впервые наблюдал подобную сцену и мысленно поставил галочку, когда рядом со стражем тенью вырос Дженкинс – держа в руке тяжёлую книгу, которую опустил на стол с таким звуком, что Альберт вздрогнул, несмотря на то, что был готов к представлению.
Кем ему приходится враг его врага?
Наверное, у стражей были какие-то инструкции насчёт невступления в конфликты, потому что после непродолжительной игры в гляделки он издевательски поклонился и вернулся на своё место возле Макдуфа и Сорхе. Макдуф должен знать, что за люди работают в его школе. А в Ковене даже наверняка знают, что деревни жгли никакие не сектанты. Вот только с чего бы директору отвечать на вопросы ученика об учителе? Но можно спросить другое. Насколько редко встречаются воздушные плети – то есть, по факту, сколько магов в Альянсе могут их использовать? Сколько могли лет, ну, скажем, десять назад?
Шенди с каменным лицом ела словно через силу, а Дженкинс сидел боком к столу и морозил взглядом стражей. Если Бренги прав, и так выглядят романтические отношения, то Альберт охотно проживёт без этой блажи.
Макдуф и Сорхе закончили обедать и чинно направились к выходу из столовой, страж последовал за ними. Да, Макдуфа невозможно застать одного: хотя бы один из стражей неотступно за ним таскается. Ну и что? Это не помешает задать простой вопрос на тему магии.
Если директор скажет, что заклинание редкое и вряд ли десять лет назад им владел кто-то ещë, – тогда всë ясно. А если нет, если раньше так умели все воздушные маги? Тогда… тогда в задницу все подозрения, он будет думать так, как ему больше нравится, – а точнее, вообще не будет думать лишнего. Он выжил, он высший маг, и у него есть шанс правильно распорядиться щедрыми дарами судьбы, и если ему отравляют жизнь подозрения, значит, нужно от них избавиться.
Сегодня. Непременно сегодня.
Всё решилось ещё быстрее, чем он думал: Альберт только преодолел последние ступени лестницы, когда Дерек вышел из кабинета директора, – чуть не столкнулись. Значит, вернулся сегодня. Такой же, как раньше, ровный ряд блестящих пуговиц на чёрном камзоле, ясные голубые глаза – может, более серьёзные, чем обычно.
Альберт стоял и смотрел и пытался разгадать, кто перед ним. Сверхсильный маг навсегда ушедшей эпохи? Заботливый старший товарищ, вроде старшего брата, которого у него толком никогда не было? Сумасшедший убийца, безо всякой цели выкашивающий целые деревни? Один человек не может быть сразу всем. Кто он, чьи это глаза? Пусть он поведёт себя странно – это будет ответ. Но разве Альберт не странно ведёт себя, молча пялясь на наставника, разве не сбил бы с толку его препарирующий взгляд?
Если прошлый год чему-то научил его, так это решимости.
– Классные воздушные плети, – сказал он, удивляясь про себя, что ни разу не запнулся.
– Спасибо, – сказал Дерек. Сказал не так, но нельзя останавливаться, не время думать.
– Мне кажется, я видел такие раньше, – Альберт не останавливался, он пёр напролом.
– В самом деле? – Ни капли удивления. – В Лихлинне, наверное?
Прошлый год научил его, что легче после этого не становится. Зато становится немного понятнее.
– Да. Это были ваши?
– Мои.
– Ясно.
Если бы он уже знал телепортацию, он бы сразу исчез – оказался где угодно, где нет Дерека Креса, где нет никого, где можно лечь и умереть. Но он стоял здесь, напротив Дерека Креса, и даже если он развернётся и побежит, он всё равно ещё долго будет слишком близко, будет дышать с ним одним и тем же воздухом. Вот как унижает слабость.
– Если ты хочешь об этом…
– Не хочу.
– Я так и подумал. Но если захочешь – я всегда в твоём распоряжении.
Выждав ещё секунду, как будто давая Альберту возможность изменить решение, Крес шагнул к лестнице, но на верхней ступеньке снова замер на миг, колеблясь.
Обернётся, скажет ещё что-то?
Не обернулся, пошёл вниз по ступенькам – угловатой, деревянной походкой, тщетно стараясь не выдать хромоту и даже не подумав взяться за перила.
Тëтка – тëтя Кливия, вообще-то, – была артурианкой и верила, что после смерти души добрых артурианцев отправляются в прекрасный город из розового мрамора, где стены домов увиты побегами роз и ветер разносит по улицам нежный аромат цветов. Счастливые души прогуливаются среди колонн и арок, танцуют на площадях, смеются и черпают из фонтанов прозрачную воду с привкусом розовых лепестков.
Альберт надеялся – или, во всяком случае, был совсем не против, чтобы тётя и всё её семейство оказались именно там. Дети носились бы вокруг фонтана и брызгали друг в друга водой, и их поведение в кои-то веки ничуть не беспокоило бы тётю Кливию, кружащуюся в танце с венком из роз на голове.
Но бродя по безлюдной школе, он думал, что познал истину о мире мëртвых. Это отражение мира живых, его близнец: так же шумит прибой, солнце нагревает зубцы стены, точками в небе вьются чайки, кто-то ходит по этажам. Но есть два отличия: здесь нет обмана и ничто не может измениться. Волны отступают и наступают, чайки никогда не приблизятся к крыше, солнце испаряет следы дождя со стены замка – и это действительно просто старый каменный замок над морем, а никакой не портал в жизнь, полную великих свершений. Бродящие по этажам тени лишились покрова иллюзии, старики немощны и не окажутся вдруг всесильными магами, способными противостоять злу; отмеченные мраком служат мраку, и только ослеплëнный суетой мира живых мог видеть в жестокой усмешке демона обещание дара. И сам он – ноги в пыльных ботинках, подвëрнутые рукава свитера на худых запястьях – больше ничего. Никогда.
Но вот парадокс мира мëртвых: ты наконец способен видеть истину, а она больше не имеет значения. Неподвижная вечность – твоя новая реальность, таящиеся в ней демоны не могут причинить вреда, ты скитаешься вместе с ними по замкнутым в кольцо этажам и не чувствуешь ничего.
Единственное, что может – как выяснилось – произойти в застывшем мире, это появление новой души, ещë хранящей отпечаток жизни. Он увидел еë, спустившись на обед, и не смог пройти мимо, в свой дальний угол, свежая кровь притянула, спутав мысли.
– Я тебя помню, – сообщил Альберт, усаживаясь напротив неë вместе с миской горячего картофельного супа. В мире живых он вряд ли заговорил бы с незнакомой девушкой, но здесь он был своим среди теней, а она – бабочкой, попавшей в паутину. К тому же, он правда её помнил, и сказать это было легко. – Ты играла на скрипке на Солнцестояние.
Она кивнула без улыбки.
– Я Альберт, а ты?
– Эдна.
У неё были тонкие черты лица, маленький рот, тёмные глаза и тёмные волосы, разделённые на прямой пробор и собранные в аккуратный хвост. Ни с того ни с сего Альберт подумал, что одежду ей выбирала мама. Может быть, потому что роскошный шёлковый бант её белой блузки так печально-покорно свисал неподвижными лентами на жилетку, тёмно-красную, как зимнее яблоко. Или брошь в его центре – перламутр в бронзовой оправе – невозможно представить, чтобы такую нацепила Уна или Лотта. Наверняка фамильная ценность… Внешность всегда выдаёт, есть у человека семья или нет.
– Здорово играешь, – сказал он, чтобы что-нибудь сказать.
– Спасибо, – ответила она, всё ещё не улыбаясь. Голос у неё был мелодичный, но тихий и отстранённый, словно она разговаривала с кем-то внутри себя.
Две ложки супа прошли в молчании, таком противоестественном, как если бы Альберта попросили встретить гостей, а он вместо того, чтобы провести их в дом, уселся есть у них на виду.
– Так значит, учёба всё-таки состоится? – продолжил он бодро. – Новый учебный год, всё как обычно?
– Конечно, почему нет?
– Ну, столько всего произошло в мире… Мало ли…
Он практически ни с кем не разговаривал эти два летних месяца. Вопрос о том, продолжится ли учёба в сентябре, иногда приходил ему в голову, но каждый раз он обнаруживал, что это недостаточно важно, чтобы кого-нибудь спросить.
Эдна пожала хрупкими плечиками и вернулась к еде.
Единственной общей темой для разговора двух студентов разных курсов казалась учёба – что-нибудь про её любимые предметы, про экзамены, или чем она планирует заниматься после школы… Но перебирая в голове вопросы, Альберт с пугающей его самого холодной отрешённостью понимал, что эта тема никакая не общая: его всё это больше не касается. Любимого предмета у него нет, будущего по окончании школы у него нет, и результаты экзаменов ничего не значат.
– Это… здорово, что всё останется по-прежнему, – вымучил он из себя. – Представляешь, если бы вдруг учебный год отменили. Что бы тогда все делали?
Он даже изобразил глуповатую улыбку, но Эдна не подняла глаз от тарелки. Наверное, получилось не так хорошо, как он надеялся. Он сделал ещё одну попытку:
– Ты какого предмета больше всего ждёшь в новом году?
Она опустила руки на стол и посмотрела так, как будто вот-вот скажет что-то грубое – ну, что там в её понимании грубо, «отвали» например. Но она сказала:
– Фармакологию. Люблю создавать новое, смешивая компоненты, а на третьем курсе будут ингредиенты животного происхождения, жду не дождусь, когда рецепты станут ещё сложнее и интереснее.
– О да, а на следующий год ещё и магию будете подмешивать, вот тут мозги закипят.
– Здорово, скорее бы. А тебе что не терпится изучить?
– Ну, пожалуй, продолжить магию частиц. Будем в этом году проходить телепортацию – представь, я смогу попадать на третий этаж без всех этих лестниц.
– Звучит очень заманчиво.
– Да…
– Это стражи?
– Да, – с облегчением переключился Альберт. – Как заявились сюда после битвы, так и торчат всё лето, ходят туда-сюда по замку, в основном за Макдуфом.
– Что, всё время? Никуда не отлучаются?
– Ну… не знаю – кажется, да, отлучаются, по очереди только. А что?
– Ничего. Рада знакомству, Альберт. – Эдна встала, подхватив со стола свою посуду.
– И я тоже рад.
***
Открыв дверь своего кабинета, Григ Макдуф сразу понял, что в его отсутствие здесь побывал посторонний. А точнее – поколдовал. В последний миг он всё же удержался от того, чтобы вопросительно повернуться к следовавшей по пятам Вигерии. Если здесь похозяйничал кто-то из стражей, то нет смысла скрывать, что он это понял, – не могут же они думать, что он не заметит? А что если это не они?
По счастью, Вигерия сразу направилась в сторону кресла в углу, не следя за тем, как Григ усаживается за стол.
– Не принесёте мне чаю? – спросил он и привычным жестом потянулся к книге, по пути накрыв ладонью предмет, которого ещё утром здесь не было, – кусочек кованой стали в форме трапеции: не то лезвие топора, не то перевёрнутая чаша.
Вигерия кисло улыбнулась и осталась сидеть в кресле.
– Буду продолжать попытки, – улыбнулся в ответ директор и подтянул книгу к себе, трапеция упала в чуть выдвинутый ящик стола. Презанятнейшая вещица, интересно, как она сделана?
***
Семь. Восемь. Девять.
Он закрыл кран и вытащил из-под него медный чайник, с трудом влезавший в маленькую раковину. Ещё только поддев ногой дверь из тёмной ванной в комнату, уже знал, что она сидит на его кровати.
– Ты что здесь делаешь? – спросил он, поставил чайник на стол, включив нагреватель, и полез в сервант за чаем.
– Подумала, что так ты от меня не убежишь.
– Не понимаю, о чём ты.
– Нальёшь и мне?
Он взял из серванта ещё одну кружку, посмотрел в неё, дунул, провёл изнутри пальцем и пошёл обратно в ванную, чтобы помыть как следует.
– Ты знаешь, что в армии Альянса был предатель? – спросила она, когда он вернулся в комнату.
Минута тридцать, фонтан белых искр, дрожащий воздух метит в коричневый лён под вытянутой рукой… Он постарался разогнать воспоминания, пока не открылась трещина. Бросил заварку в закипевшую воду.
– Как думаешь, кто это? – продолжала спрашивать Офелия.
– Ты видела эту кодлу? Кто угодно. Все сразу.
Он сел за стол и пытался дождаться, когда заварится чай, но не мог придумать, на что отвлечься. Пришлось разлить чай по кружкам и надеяться, что у него будет вкус.
– Ты имеешь в виду Совет, магов Саха и Треанса… – задумчиво говорила она. – А что если это кто-то, кого ты знаешь?
– Тогда, пожалуйста, пусть это будет Сорхе.
– Сорхе? Почему не Дерек?
– Мне не может так повезти.
Она как-то грустно посмотрела на кружку, появившуюся на письменном столе рядом с ней, и снова перевела взгляд на него.
– Джейсон, а если это я?
– В смысле?
– Что, по-твоему, думает обо мне Ковен? Я при странных обстоятельствах заявилась сюда из страны, которая, оказывается, поддерживает Хадега. У меня такая же магия, как у него, и я лучше других могу скрывать свои мысли и эмоции. Ты слышал, как отреагировал Совет на мою кандидатуру. Но меня всё-таки взяли в эту битву, и Альянс проиграл её, потому что кто-то его предал, Агда исчезла, Ньёра погибла, а я целёхонька. Да я сама готова на себя подумать! И ещё эта Вигерия, которая постоянно заговаривает со мной на людях, чтобы все точно решили, что мы давние подружки. А ты не разговариваешь со мной с тех пор, как я вернулась, не остаёшься со мной наедине… Даже о самочувствии не справился, а я неделю в госпитале пролежала.
– Ну, раз тебя выпустили, значит, всё в порядке?
– Я думала, может, это потому что ты тоже меня подозреваешь, может, все уже об этом говорят. И ты гоняешь от меня стражей, чтобы мы с ними вместе не затеяли чего, а не потому что они мне неприятны.
Неприятны?.. Да они же убьют её – чтобы в следующий раз уже никто не остановил Хадега. Наверное, хорошо, что она об этом не думает.
– Вам ничто не мешает строить свои заговоры телепатически, – заметил он, отпивая чай.
Увидел её лицо поверх кружки и поперхнулся:
– Что?.. Я просто сказал. Я и не думал на тебя.
– Почему же? – Она с вызовом скрестила руки на груди.
– Странный вопрос.
Потому что он видел её со всех сторон. Потому что у неё мягкая кожа и солнечный запах, потому что он может прямо сейчас взять её в свои злые обожжённые руки, раздевать её, играть на ней, извлекая звуки по своему усмотрению. Как бы она что-то скрыла?
– Совсем нет! Ты даже ничего не знаешь про меня. Кто моя семья, друзья, как прошло моё детство, где я училась, работала, какой мой любимый цвет…
– Какой твой любимый цвет?
Секунду она выглядела рассерженной, но потом ответила:
– Фиолетовый, спасибо…
– И эта Вигерия тебе не родственница?
– Хляби первозданные, нет! Я никогда её раньше не видела!
– Всё, всё, я просто спросил. Видишь, теперь я знаю.
Ещё сердито посопев, она наконец всё-таки взяла кружку и сделала осторожный глоток.
– И теперь ты больше не будешь от меня бегать?
– Я от тебя не бегаю.
– Ты не думал, что мне, может быть, нужно с кем-то поговорить обо всём этом? – Кружка снова оказалась на столе, потому что говорить с занятыми руками она не могла. – О том, что вокруг меня умирали люди, что на мне и царапины нет…
Есть царапина. Точнее, сейчас-то нет – но была.
– …Потому что я встала на чужое место, а Ньёра осталась на своём, хотя могло быть и наоборот. И я выбросила одежду, залитую её кровью, и продолжаю каждое утро просыпаться и первым делом спрашиваю себя, какое я имею на это право! И, может быть, даже хорошо, если весь замок считает меня шпионкой, потому что это хоть какое-то искупление!
Она опять смотрела так, как будто задала вопрос и он должен что-то ответить. И, видимо, что-то кроме: «Я же тебе сто раз сказал, что не надо в это влезать».
– Не понимаю, почему ты хочешь поговорить об этом со мной.
– Потому что мне нравится с тобой разговаривать! Меня успокаивает твоё равнодушие к тому, что мир встал с ног на голову.
– Ладно. – Он отставил кружку, не зная, как ещё изобразить готовность «разговаривать». – Я слушаю.
– Может, лучше обнимешь меня?
Только не это. Последний раз, когда он к ней прикоснулся, он чуть её не убил. Сейчас между ними вся комната – чуть меньше, чем тогда, слишком близко, чтобы она была в безопасности…
Он встретил её взгляд и подавил вздох. Слишком трудно объяснить. Постель прогнулась под его весом, уронив её навстречу. Мгновение чёрного ледяного ужаса в ожидании хруста костей и влаги из проломленной головы… Мгновение прошло, ничего не случилось, только знакомая женщина в его руках, и тот самый запах, от которого всё остальное куда-то исчезает. Не настолько уж она хрупкая. Миниатюрная, конечно, и каждое рёбрышко можно прощупать – но не разваливается же. А стражи… Он обязательно что-нибудь придумает.