Валерий Юабов
Долгая дорога
Глава 12. Авиценна
Да, конечно, с него я и начну… Мне, как и каждому, чуть ли не с детства знакомо было его имя. Авиценна – так по-европейски его произносят, а на самом деле оно звучит иначе: Ибн Сина… Помнил я, признаться, лишь что-то неопределенное: чем-то там он был знаменит в древности – кажется, врачом был, кажется, еще и поэтом… Меня это не слишком волновало… Но доктор Умаров как-то сказал мне: «Хочешь узнать главное – читай Ибн Сину. И о нем читай – чтобы понять, какой был великий врач».
Я начал читать – и не могу остановиться до сих пор.
Больше всего меня поразила сама личность Ибн Сины. Его необыкновенная одаренность. Широта познаний. Трудолюбие… Этот удивительный человек был, можно сказать, моим земляком – он родился в 980 году недалеко от Бухары. Уже в юности он овладел, кажется, всеми науками, которые были известны в его время. Философ, поэт, музыкант, педагог, математик, астроном, физик, минералог… Да всего и не перечесть! Но особенно глубоко и успешно он изучал (а потом и развивал) медицину. В этой науке Ибн Сина был последователем медиков Античности, прежде всего Галена, прославленного римского врача. То есть учился он на трудах Галена, разделял его взгляды. Многие даже считали, что многотомный труд Ибн Сины «Канон врачебной науки» – это очень подробное изложение теории и практики Галена. На самом же деле «Канон», впитав в себя все лучшее в учении Галена, расширил его и углубил. Настолько, что «Канон» на протяжении шести веков оставался у европейских врачей главным руководством и основой преподавания медицины во всех университетах Европы.
Но прошло еще несколько столетий – и естественные науки сделали громадные успехи (кстати, и труды Ибн Сины помогли этому). Медицина, вооружившись хитроумными приборами, познала, казалось бы, все, что можно о человеческом организме, о процессах, поддерживающих жизнь и здоровье. На смену представлениям Ибн Сины, которому не помогали ни биология, ни химия, ни электроника, пришли новые, соответствующие объективным данным, теории…
Все это, конечно, не умалило величия Ибн Сины. Весь мир признает его огромные заслуги перед человечеством. Но… Он стал, так сказать, иконой, светлым образом. Вряд ли кто из европейских медиков открывает сегодня его книги…
Однако же совсем по-иному относится к наследию великого учителя медицина восточная, тибетская. Она по-прежнему придерживается взглядов Ибн Сины, широко использует его систему лечения, практические советы, методы диагностики. Восточные врачи снова и снова убеждаются, каким он был замечательным клиницистом, как глубоко и своеобразно мыслил, как выверял на практике любое свое теоретическое предположение. А некоторые его суждения даже предвосхитили науку двадцатого века.
Особенно близко подошел Ибн Сина к важнейшим научным теориям современности в своем учении о мизадже.
Поначалу мне никак не удавалось понять, что же это такое – мизадж. То все казалось ужасно примитивным, то – невероятно сложным. Я читал, перечитывал, снова и снова возвращался все к тем же страницам и строчкам… И что-то стало проясняться…
Само арабское слово «мизадж» в буквальном переводе означает соразмерное смешение. Но как понятие оно много шире, под ним подразумевается натура, важнейшие свойства организма… В этом смысле понятие «мизадж» применимо ко всем предметам реального мира.
Гиппократ и Гален считали необычайно важным правильное смешение четырех первичных элементов и четырех соков, входящих, как они полагали, в состав организма человека и всего живого. Теплота, холодность, влажность и сухость – вот качества, которые образуют мизадж.
Ибн Сина принимал эту теорию – но, как оказалось, достиг в ее толковании необычайной глубины. Мизадж – это качество, которое возникает от взаимодействия противоположных качеств – «когда они останавливаются у некоего предела» – писал он. Но так как разнообразие количественного соотношения элементов, которые смешиваются в телах, по существу, беспредельно, то и мизадж каждого человека неповторимо индивидуален…
Как это ни поразительно, именно в учении о мизадже Ибн Сина предвосхитил одно из основных понятий теории сложных систем, то есть основы кибернетики – той науки, которая создала мощную компьютерную цивилизацию наших дней.
Это основное понятие ученые называют гомеостазисом. А буквально оно означает равновесие. Но не статическое, не равновесие покоя, а динамическое. То есть если какая-то система находится в состоянии равновесия, гомеостазиса – ее составные части могут активно двигаться, излучать и поглощать энергию, обмениваться информацией друг с другом и окружающим миром. Но при этом система не «раскачивается», она – в равновесии, она избавлена от чрезмерно резких изменений. И жизнь ее может быть бесконечно долгой – при условии, конечно, что какие-то причины не выведут ее из гомеостазиса…
Так вот, мизадж в толковании Ибн Сины и гомеостазис – это, по сути дела, одно и то же. Вспомним – ведь и он говорит об активной, подвижной, динамической системе, находящейся в равновесии («взаимодействие противоположных качеств, когда они останавливаются у некоего предела»). Разумеется, Ибн Сина мыслил в других понятиях, он не мог создать математический аппарат этой суперсовременной теории и описать гомеостазис в современных терминах. Но в целом его теория очень похожа на теорию гомеостазиса. И для определения этого сходства тоже есть научный термин, который помогает сравнивать современные и древние научные теории.
Термин этот – изоморфизм.
Его употребляют, когда одна и та же теория формулируется применительно к разным предметам. Например, каждый школьник-старшеклассник знает, что числа и точки на прямой – это примерно одно и то же. Хотя арифметика и геометрия – разные науки, любой арифметический результат можно «нарисовать» геометрически, а любой геометрический чертеж записать арифметически. Математик выразит это так: теория действительных чисел и теория точек на прямой совпадают с точностью до изоморфизма… Так вот, сформулированные Ибн Синой принципы мизаджа – равновесия между основными сущностями – совпадают с теорией гомеостазиса с точностью до изоморфизма.
А ведь великий ученый ничего не знал о составляющих элементах сложной системы! Такие понятия, как информация, информационный канал, энтропия для него не существовали. Однако гениальный интеллект, прозорливость, интуиция, открывали ему истину. Все это было помножено на колоссальный опыт… И в этом опыте – утверждают восточные медики – еще далеко не все до конца изучено, а многое – недостаточно использовано, просто забыто…
…Согласно древнему учению, которого Ибн Сина придерживался и которое развивал в «Каноне», мир состоит из четырех элементов: земли (твердые тела), воды (жидкости), воздуха (газы) и огня (энергия, теплота). Каждый из них имеет свое «естество» – оно может быть сухим или влажным, теплым или холодным. По мнению Ибн Сины, эти элементы никогда не встречаются в чистом виде, а только в различных комбинациях, с преобладанием какого-либо из них, а, значит, с преобладанием и его «естества».
К нам в организм четыре элемента проникают, в составе пищи и при дыхании. Смешиваясь и перевариваясь в желудочно-кишечном тракте и в печени, а затем в сосудах и других органах, они превращаются в соки: слизь (студенистое вещество), кровь (пока еще незрелую, не готовую к усвоению органами), желтую желчь (желчный пигмент крови) и черную желчь (тяжёлая, оседающая часть крови). Остаются также «излишки», которые выводятся затем из тела с мочой, калом, потом… Соки, считали древние, образуются благодаря нагреванию, причем разнообразному: разные клетки печени имеют, например, различную температуру. Далее соки начинают смешиваться – и правильное их смешение образует зрелую кровь, которую органы способны усваивать. Ибн Сина называет ее достохвальной…
Постоянное движение соков, проникновение их во все участки тела, обменные процессы, питание органов и тканей, удаление ненужных веществ – вот главное, что поддерживает жизнь. Ну, а что же вызывает болезни? Причин много. Например, любое, даже небольшое отклонение от нормы при выработке соков и при их смешивании (скажем, избыток или недостаток тех или иных комбинаций элементов). Происходит отклонение – значит, нарушается мизадж. Это и есть начальный этап болезни. Его необычайно важно заметить: равновесие в организме пока еще легко восстановить, изменив режим питания или климат или образ жизни – словом, то, что вызвало сдвиги. Если же начало болезни не замечено или причины не установлены, болезнь будет развиваться да к тому же усложняться, приводя ко многим бедам…
Тут как раз пора перейти к другой части учения Ибн Сины: о целостности организма, о неразрывной взаимосвязи и взаимодействии всех органов. Они представляют собой единую цепь, в которой, наподобие цепи электрических приборов, поломка одного прибора (одного органа) может привести к неисчислимым последствиям – к искажению сигналов, т. е. к неправильной работе других органов, к «короткому замыканию»… Сравнение это – мое, но (да простит меня великий Ибн Сина) оно показалось мне уместным…
Мудрый врач делает вывод: признаки заболевания, иногда даже прямо указывающие на неблагополучие того или иного органа, могут быть следствиями заболевания совсем другого органа. И следствий может быть много. А тот, послуживший причиной, ставший источником заболевания орган может сразу и не заявить о себе. Но его надо непременно искать – и лечить. Лечить именно этот первоначально пострадавший орган. Восстановишь его – исчезнут последствия. Попытаешься «лечить» последствия – симптомы болезни временно притупятся, а потом вернутся, да еще с большей силой…
Если учение об элементах и соках современная медицина считает не соответствующим тому, что удалось впоследствии установить, то утверждение Ибн Сины, что органы взаимодействуют, влияют друг на друга, признано полностью. Это все больше и больше подтверждается. Но… почему-то все больше и больше упускается из вида медицинской практикой! Даже сама узкая специализация врачей – онколог, кардиолог, невролог, уролог, дерматолог и т. д. – специализация вроде бы очень полезная, толкает их на то, чтобы заниматься только болезнью данного органа как таковой, не доискиваясь до ее первопричин.
Почему? Не понимаю… Узость мышления, занятость, коммерческие установки… Объяснений можно найти много, но они не служат оправданием тому, что забвению предается самое важное, без чего нельзя лечить…
Я уже писал о том, как доктор Умаров сразу же нашел первопричину маминой болезни – старую травму матки. Слишком много времени было потеряно, процесс зашел очень далеко – к тому времени, что мы встретились, уже и печень была поражена. С нее и пришлось доктору начать лечение… И хотя уже невозможно было полностью приостановить болезнь, все же усилия доктора Умарова помогали маме жить. А ортодоксальные врачи только руками разводили, поражаясь маминой жизнестойкости…
Я могу рассказать и о себе…
Несколько лет назад у меня началась простуда. Текло из носа, из глаз, тяжело было дышать. Простуда все длилась, длилась. Я измучился, пошел к врачу. Он тут же направил меня на аллергические тесты. Коварные аллергены удалось обнаружить и мне было назначено лечение – таблетки, уколы. Принимаю, колюсь – результаты ничтожные. Ну и стойкая же болезнь – аллергия!
Но вот появился табиб Умаров – и поставил совсем другой диагноз, обычным своим методом, по пульсу. Он нашел, что по причине сильных стрессовых состояний у меня нарушена взаимосвязь сердца и легких. Иными словами, мои легкие недостаточно снабжают кровь кислородом, а это отражается, кроме всего прочего, и на состоянии слизистых оболочек. Отсюда – моя псевдоаллергия…
Такие состояния – их можно назвать аллергическим фоном – очень часто принимают за аллергию на растения, либо на пищу, на пыль – на что угодно. Но это – даже если аллерген удалось найти – факторы вторичные. А лечить надо то, что послужило началом.
Так и сделал доктор Мухитдин. Ему удалось значительно облегчить мое состояние…
Я не берусь судить, в какой степени успехи восточной медицины зависят от того, что она по-прежнему считает основой жизнедеятельности четыре элемента и соки. Но ведь все мы видим: восточным врачам этого вполне достаточно для понимания того, что происходит в организме! А к этому надо прибавить их постоянное стремление и умение найти первопричину болезни, их подход к человеческому телу не как к набору механических частей, а как к сложнейшему, подвижнейшему, непрестанно меняющемуся чуткому организму, управляемому к тому же сознанием и духом. Подход, неизменно применяемый на практике, на деле – я это хочу подчеркнуть.
Но это не все – и далеко не все! Ведь в наши дни восточная медицина больше всего славится замечательными практическими достижениями: пульсодиагностикой и траволечением…
Глава 13. О чем может рассказать пульс
Мы сидели за обеденным столом – на этот раз уже не в гостеприимном Намангане, а в Нью-Йорке, в нашем доме. Доктор, наконец, согласился оторваться на неделю от своих бесконечных трудов – и посетить город небоскребов. Впечатлений у него было много – но не так уж он был поражен нашим городом, как мы ожидали: выяснилось, что Мухитдин по своим врачебным делам побывал больше, чем в семидесяти странах мира. И во многих – по нескольку раз… Ему было с чем сравнивать Нью-Йорк! Объездил он всю Европу, Азию, Дальний Восток. Побывал в Израиле. Наверно, его по праву можно было бы назвать Королевским Врачом: ведь ежегодно во время Рамадана, совершая паломничество, Мухитдин посещал Саудовскую Аравию и там в свободное время обследовал всю свиту короля этой страны… А когда он прилетает в Москву, его, чуть ли не с трапа самолета, увозят туда, где живут самые высокие лица России… Впрочем, упомянул об этом Мухитдин мимоходом, ничуть не хвастаясь – хоть и было чем…
Мы с Юрой (он, конечно, тоже пришел повидаться со старым другом) спросили, какая поездка запомнилась доктору больше всего.
– Путешествие по океану, – ответил он. – На корабле «Академик Борис Петров»…
Так мы узнали еще об одном интересном событии. И тоже – случайно лишь потому, что удачно задали вопрос…
Оказывается, еще в 1986 году Минздрав пригласил тридцать научных работников совершить путешествие на корабле, побывать в разных странах Европы и Америки. Был среди приглашенных и доктор Умаров.
– Очень интересная была поездка, – рассказывал Мухитдин. – В Афины мы попали как раз во время ежегодной конференции медиков. При нас обсуждали, кого из врачей Греции наградить премией Гиппократа, как лучшего врача года… А потом меня попросили немножечко поработать – проверить по пульсу здоровье участников конференции… Ну, и когда они убедились, что я ставлю точные диагнозы, мне вдруг тоже сказали, что я удостаиваюсь этой награды… Я считаю, очень почетной, особенно для иностранца…
Вот так и зашел за столом разговор о пульсодиагностике. Но не сразу, а попозже, когда гости разошлись. Очень серьезным и важным стал для меня этот разговор, о котором я мечтал уже много месяцев.
Дело в том, что благодаря знакомству с доктором я соприкоснулся с тайной пульсового кода и она все больше волновала меня. Раздобыв труды Ибн Сины, я с особенным, можно сказать, жгучим интересом читал ту часть его «Канона», которая озаглавлена: «Учение о пульсе». Я не переставал удивляться, как удавалось Ибн Сине так просто, доступно и интересно рассказывать о таких сложных вещах…
Пульсы оживали на листах книги. Они звучали – я слышал их музыку. Казалось, я вижу артерию, в которой ритмично пульсирует жизнь… Вот под одной из точек прослушивания – а всего их три – нервно проскакала испуганная «газель». А вот завилял «мышиный хвост». Саму-то мышь не видно, она за кустом спряталась… А чуть поодаль бугорком поднялся кусочек земли. Это не торопясь прополз «червяк», поиграв своими кольцами. А тут – непонятный зверек, больной, как видно: он «дрожит», извивается, как «скрученная нитка».
– Все это хорошо представляешь себе, читая книгу. Но как это услышать? Расшифровать? Почему эти сигналы такие разные? Почему… – Я не закончил фразу, понимая, что задаю Мухитдину слишком много вопросов. Я вспомнил вдруг мальчишку, которого видел в Намангане, в кабинете у Мухитдина. Он сидел рядом со мной у окна, этот смуглый десятилетний узбекчонок, и не отрываясь смотрел на доктора, который слушал пульс молодой женщины, видимо, его мамы. Он не только смотрел – он тоже прослушивал пульс на своей руке и губы его беззвучно шевелились… Конечно, он сам был доктором в эти минуты и уж наверно ему не меньше, чем мне хотелось узнать, что там слышит табиб…
А Мухитдин, будто угадав мои мысли, улыбнулся и положил пальцы на мою руку. Другой рукой он притянул к себе лист бумаги, взял карандаш… И вот на листе начала появляться зигзагообразная синусоида. На каждой стороне синусоиды было по семь зигзагов. «Каждый зигзаг – это всплеск артерии», – решил я. Но тут на листе под первой синусоидой появилась вторая, за ней – третья…
– Все это – твой пульс, – сказал Мухитдин. – Три точки я прослушиваю, да? Первая – и он ткнул пальцем в верхнюю синусоиду – рассказывает о работе сердца, толстого кишечника и желудка. Вторая…
Это была лекция, она же – и наглядный, с демонстрацией метода, урок – очень долгий и в то же время до предела сжатый и краткий. В Китайской системе пульсодиагностики, с которой очень схожа восточная система, работе пульса посвящено множество томов… Так можно ли рассказать за один вечер хотя бы о главном?
И все же в эту ночь я узнал многое.
Помимо «простых» показателей – ритм, частота, сила удара, угол падения, мягкость артерии и т. д. – пульс имеет множество других, более сложных характеристик, помогающих диагностировать. О некоторых из них мне и рассказал доктор.
Артерия не просто расширяется и сжимается. Каждое из ее движений волнообразно. Происходят всплески – но их надо уметь «услышать» кончиками пальцев… От момента сжатия до полного разжатия, а потом – до возврата к исходной точке артерия может совершить, как считают восточные медики, до 16 всплесков. Доктор Мухитдин чувствует сегодня семь. Его ученики, закончив учение – до трех. А мы, люди нетренированные – чувствуем только последний всплеск: момент разжатия артерии, у самой кожи…
Но о чем же рассказывают медикам эти всплески? Как и что они сообщают?
По понятиям восточной и китайской медицины все живое обладает энергией, оперирующей на различных частотах, распространяющейся по различным каналам. Энергию эту называют жизненной силой (Ибн Сина назвал ее пневмой). В теле она циркулирует по определенным меридианам – с той же неизменностью, что и кровь по кровеносным сосудам… Этих невидимых энергетических каналов – меридианов – в нашем теле 12 основных и 2 – вспомогательных. Есть у них и названия, соответствующие главенствующему органу, через который этот меридиан проходит. Все они по определенным кривым пересекают тело и заканчиваются в одной из областей стопы.
Вот эта энергия, эта пневма, контролирует работу основных органов и систем нашего организма. Она должна беспрепятственно протекать по меридианам, чтобы органы были в нормальном состоянии. Но если ее течение чем-то затруднено, не сбалансировано, если она недостаточно заряжает наши органы, возникают болезни. А причин, по которым энергетическое состояние меридиана отклоняется от нормы, множество. Тут и дисбаланс соков, и стресс, и… Но об этом уж нужно говорить особо.
Так вот, каждая из трех точек прослушивания пульса у кисти дает возможность получить отчет об энергетическом состоянии тех или иных меридианов.
Как все это прослушивается по пульсу, объяснить, конечно, очень трудно. Ведь и написанное поймешь, только когда сам научишься слышать…
Кстати, здесь снова уместно провести сравнение между гениальными открытиями древних ученых и современной наукой. Во-первых, то, что меридианы существуют, подтверждает и современная медицинская аппаратура – электронная, термическая, радиационная. Я недавно прочитал об этом… Во-вторых – и это не менее существенно – выяснилось, что пульсодиагностика очень напоминает исследования современными учеными так называемого черного ящика…
«Черный ящик» – это, так же, как и гомеостазис, одно из базовых понятий современной теории сложных систем. Практически это любое устройство, о внутренней структуре которого мы ничего не знаем… Как же его исследовать? Очевидно, единственный разумный путь – посылать ему различные сигналы и анализировать ответы на них. То есть делать то, о чем Козьма Прутков писал: «Если кобылу щелкнуть по носу, она вильнет хвостом…»
Но если без шуток – с помощью сигналов можно узнать чрезвычайно много интересного о содержимом, о структуре «Черного ящика». Обычно ученые посылают ему простейший сигнал, простейшее колебание – синусоиду (вспомните – именно синусоиды рисовал мне на листке бумаги Мухитдин Умаров). Внутри «Черного ящика» этот сигнал искажается и до выхода доходит уже какое-то сложное колебание. Скажем, если настройщик музыкальных инструментов с помощью камертона пошлет скрипке простой сигнал – ноту – она ответит ему более сложным звуком: к ноте добавятся обертоны. Вот тут у настройщика и начинается «диагностика»: слушая ответ скрипки, он выявляет вредные искажения, анализирует – по каким причинам они могли возникнуть – и тогда уже устраняет дефекты инструмента…
Человеческий организм – это ведь тоже своеобразный «Черный ящик». Очень сложный, невероятно сложный! Нынче ученые умеют с помощью приборов посылать в него многочисленные входные сигналы и анализировать те ответы, которые дает организм. Но еще за тысячелетия до наших дней великие ученые древности, их гениальный ученик Ибн Сина, совершили еще большее чудо.
Когда сердце – наш камертон, толчками выбрасывает в артерии кровь, организм в соответствии со своим состоянием влияет на этот поток, искажая, усложняя амплитудные колебания артерий, которые при этом происходят. Ибн Сина – без всяких приборов, без всякой теории сложных систем, принимая выходные сигналы «Черного ящика» – удары пульса – научился расшифровывать их, разгадывать смысл многочисленных искажений, как сообщения о различных заболеваниях организма…
Теперь вернемся к объяснениям Мухитдина. Он рассказал мне, что биения пульса доходят до верхней точки (до той, где лежит палец врача) под разными углами. Естественно, все они «звучат» по-разному, то есть несут различную, неодинаковую информацию. Комбинация таких ударов, толчков артерии, углов падения, создает 48 разновидностей пульса. Определяя их, Ибн Сина и давал им такие образные названия, как «Мышиный хвост», «Скачущая газель», «Ползущий червяк» и другие.
По учению Ибн Сины болезнь может зародиться вследствие избыточного тепла или холода, то есть по современным понятиям – вследствие экзо- или эндотермического процесса. Пульс и об этом дает соответствующую информацию.
И, наконец, колебания артерии указывают, какие из четырех соков вышли из равновесия, нанеся этим вред тем или иным органам.
– Ты понимаешь теперь, сколько различных колебаний пульса можно услышать? – спросил Мухитдин. Он снова взялся за карандаш. – Давай-ка перемножим все коэффициенты… Двенадцать меридианов – на сорок восемь углов падения… На четыре сигнала об изменении соков… На два температурных показателя… Ну? Сосчитал? Свыше 4600 основных – только основных – колебаний…
Наступила короткая тишина. Я пытался осмыслить то, что услышал. Представить себе…
– Это еще ничего, – прервал молчание доктор. – Это не так уж много. Я сам распознаю около 5000 пульсовых колебаний, а мой учитель слышал примерно 10 000.
– А Ибн Сина? – спросил я почти что со страхом.
– Наверняка не знаю, но думаю, что тысяч пятнадцать…
– Так что же это значит? Такое огромное количество… Оно дает поразительно точный диагноз?
Мы в это время уже стояли на террасе, и Мухитдин, как обычно, дымил сигаретой.
– Понимаешь, – задумчиво сказал он. – Если я могу указать пальцем на местонахождение опухоли, то мой учитель мог указать ее место кончиком иглы.
«А Ибн Сина?» – опять промелькнуло у меня в голове. Но тут уж я спрашивать не стал…
