Вадим Иванович Кучеренко
Испытание волхва
Но даже после этого Нина Осиповна не изменила своего мнения. Вежливо выслушав Олега, она назидательно произнесла:
– Но ребенок – это не то же, что старуха. Вы должны это признать.
– Это верно, – не стал спорить он. И предпочел сменить тему. – Так о чём вы хотели со мной поговорить, Нина Осиповна?
– Ах, да! – вспомнила та. – Совсем из головы вылетело. Вопрос у меня такой – вы собираетесь строить новую школу в Куличках? После пожара минул уже год, и пепелище, как говорится, травой поросло. А на траве той и конь не валялся. Если вы понимаете, о чём я.
– Очень образно, – сухо произнёс Олег. – Но я вас понял. Да, мое решение построить школу в Куличках не изменилось. Однако я вынужден попросить у вас отсрочку. В связи с неожиданно возникшими финансовыми затруднениями. Надеюсь, они временные.
– Говорят, что нет ничего более постоянного, чем временное, – философски заметила Нина Осиповна.
– Вы правы, – согласился Олег. – Бытует такое мнение. Его приписывают английскому писателю и священнику Джонатану Свифту. Но есть и другое. Например, китайский философ Лао-Цзы сказал, что нет ничего более постоянного, чем изменения. И я склоняюсь к нему.
Нина Осиповна с недоумением посмотрела на него.
– Ничего не поняла, – призналась она. – Вероятно, для меня это слишком сложно. Вы, Олег Витальевич, скажите мне просто и ясно, без ваших учёных вывертов. Когда вы сможете приступить к строительству школы, а, главное, когда закончите? К новому учебному году успеете?
– Не хочу вас вводить в заблуждение, – сказал Олег. – На все вопросы один ответ – я не знаю.
– В таком случае…, – раздраженно вздохнула его собеседница. – Вы не оставляете мне другого выхода. Я буду вынуждена расторгнуть договор, ранее подписанный с вами администрацией поселка. И заключить его с теми, кто знает ответы на мои вопросы.
– А такие есть? – полюбопытствовал Олег. – Вот уж не думал!
– Представьте себе, – сказала Нина Осиповна. – И в эту самую минуту они ждут моего возвращения, чтобы немедленно подписать договор.
– И кто они, позвольте узнать?
– Люди дела, а не слова, – с вызовом произнесла женщина. Ей не хотелось говорить, что это были Егорша и Колян, те самые, по чьей вине школа и сгорела. Самой Нине Осиповне вся эта история казалась подозрительной, но не верить в добрые намерения людей, кем бы они ни были прежде, оснований у неё не было. Тем более что за них поручился участковый, а отец Климент их благословил.
То, что это говорили сами приятели, как-то выпало из внимания Нины Осиповны при разговоре с ними. Только сейчас она подумала об этом. И сомнения вспыхнули в ней с новой силой. Она решила быть осторожной и не портить отношения с хозяином Усадьбы волхва бесповоротно. Поэтому уже несколько мягче добавила:
– Это всё, что я пока могу вам сообщить.
– Сказано мало, но достаточно, – через силу улыбнулся Олег. – Sapienti sat.
– Что вы сказали? – с подозрением посмотрела на него женщина. – Я вас не поняла.
– Умному достаточно, – пояснил Олег. – Это на латыни.
– А я скажу вам по-русски, – с обидой проговорила Нина Осиповна, которой показалось, что собеседник смеётся над ней. – Договор будет расторгнут через неделю, если за это время вы не решите своих финансовых проблем и не возобновите строительство школы.
Это была явная уступка, значительно корректирующая её собственное первоначальное категоричное заявление. Но Нина Осиповна не любила рубить сплеча. Не говоря уже о том, что хозяин Усадьбы волхва был ей более симпатичен, чем Егорша и Колян. Вернее, приятели были ей совсем не симпатичны. Но всё же они были свои, исконные, старожилы. А хозяин Усадьбы волхва – пришлый, и к тому же язычник. Одно это последнее обстоятельство перевешивало все его достоинства в глазах Нины Осиповны. Она не была религиозной фанатичкой и могла бы примириться с язычеством, если бы не отец Климент. Нина Осиповна полагала, что за вероотступничество тот может предать её анафеме. Это значительно снизит её шансы и впредь занимать должность главы администрации посёлка. А она привыкла к власти. И не хотела её терять.
– Неделя, – сурово повторила Нина Осиповна. – Это все, что я могу вам дать на раздумья.
И повернувшись, она ушла, стараясь, чтобы её походка была красивой, и в то же время указывала на то, что она женщина волевая и решительная. Совместить такое было чрезвычайно сложно, и Нина Осиповна прокляла всё на свете, прежде чем перестала чувствовать на своей спине взгляд Олега. Женщины знают, когда мужчины смотрят на них, даже если не видят этого. Это называется женской интуицией. И она дарована им самой природой. Нина Осиповна не была исключением. В этом смысле Кулички мало чем отличались от остального мира.
Глава 9. Встреча двух друзей
Разговор с главой поселковой администрации разволновал Олега, и он решил немного пройтись, чтобы успокоиться. У него отнимали его любимое детище – школу, которую он хотел построить и безвозмездно подарить жителям Куличков в память о своём деде, Святославе Вячеславовиче Полоцком, волхве Ратмире.
Всю свою жизнь его дед был жрецом Велеса и много доброго сделал для людей, но так и остался для них чужим. Таинственным служителем языческого бога, к помощи которого прибегали в трудную минуту, а всё остальное время опасались и хулили.
Это было несправедливо, считал Олег. И мечтал, что придет время, когда справедливость в отношении его деда восторжествует. Дети будут учиться в школе, где им станут рассказывать не сокращенную и исправленную в угоду политической конъюнктуры версию истории страны, в которой они родились, а истинную. Историю, в которой язычество веками было основной религией, теми узами, которые скрепили разные племена в единый народ и позволили создать великое государство, называемое Русью. Олег не мог понять, кому и зачем понадобилось отрицать этот исторический факт, а само язычество подвергать преследованию и объявлять вне закона. Но это началось ещё в те стародавние времена, когда страной правили удельные князья, одним из которых был и его предок, князь Всеслав Полоцкий, чьё имя упоминалось в древних русских летописях. Поэтому Олегу было трудно судить объективно. Да он и не собирался никого осуждать, а тем более выносить приговор. Ему достаточно было просто рассказать правдивую историю современным потомкам древних русичей, а выводы, думал Олег, они сделают сами.
И вот сейчас его мечта гибла, не успев обрести плоть и кровь. На здании школы, которую построит не он, ему не разрешат поместить мемориальную доску с именем его деда, и, конечно же, не позволят рассказывать школьникам о язычестве. Первым этому воспротивится отец Климент, его поддержит Нина Осиповна, а жители Куличков молчаливо согласятся, потому что «во многом знании – многие печали», а кому захочется печалиться, когда проще ничего не знать и радоваться жизни, какой бы та ни была.
«Знание – печаль, незнание – радость», – подумал Олег и грустно усмехнулся. – «Какой абсурд! А что дальше? Свобода – это рабство?! Да здравствует Джордж Оруэлл и его утопия!»
Но в глубине души Олег признавал, что не будь он настолько лично заинтересован во всём этом деле с язычеством, то ещё неизвестно, что выбрал бы для себя сам. Какой человек добровольно изберёт страдания, когда может жить легко и беззаботно? Олегу был известен совет причисленного православной церковью к лику святых старца Амвросия Оптинского «жить – не тужить». Долгие годы Олег так и жил, ни о чём не задумываясь. Но потом он понял, что этого мало. И одно дело – поставить себе задачу выжить в мире зла, и совсем другое – жить полноценной жизнью, не коря себя на смертном одре за то, что от многого отказался, многим пренебрёг ради собственного спокойствия, а на самом деле просто умер раньше смерти и даже не заметил этого…
Это были тяжкие мысли, и они клонили голову Олега вниз. Он шёл, не разбирая дороги и не замечая, куда идёт. Ноги будто сами несли его. Пройдя поле, на развилке тропинки он повернул не к Усадьбе волхва, а в сторону леса. Долго шёл между деревьями, затем те неожиданно расступились, и Олег увидел цветущую поляну, а посреди неё срубленный из сучковатых брёвен дом с остроконечной крышей, увенчанной флюгером в виде совы. При его появлении флюгер завертелся, будто от порыва ветра, и заскрипел, словно предупреждая хозяев о незваном госте. А, быть может, это сова, ожив на мгновение, тихо ухнула…
За два минувших года, что он жил в Усадьбе волхва, Олег так и не смог понять этого, а расспрашивать хозяйку дома он не решался. Бабка Ядвига всё равно не ответила бы, а могла и нагрубить и даже наслать порчу за излишнее любопытство. Это была крайне неприятная старуха, которой боялись все жители Куличков, не исключая участкового, Илью Семёновича Трутнева, капитана полиции и очень мужественного человека, что он не раз доказывал на деле. Но даже он старался встречаться с бабкой Ядвигой только в тех случаях, когда этого было невозможно избежать. И Олег понимал его. Он и сам обходил бы дальней стороной бабку Ядвигу, если бы она не являлась, в некотором смысле, его родственницей.
Это была давняя и очень таинственная история, о которой ему рассказал Тимофей, и то очень неохотно и скупо. Когда-то, ещё в молодости, бабка Ядвига воспылала любовью к деду Олега, волхву Ратмиру, и то ли своей красотой, то ли колдовскими чарами, как предполагал Тимофей, сумела возбудить в нём ответную страсть. Однако их романтические отношения длились недолго. Внезапно юная Ядвига сбежала в неизвестном направлении, не сказав своему возлюбленному, что ждёт от него ребенка. А тот не искал её, возможно, уже охладев к ней, что, по мнению Тимофея, и могло послужить причиной бегства Ядвиги. Вернулась она в эти края только спустя много лет с уже подросшим сыном, которого назвала Михайло, а в свидетельство о рождении вписала отчество Святославович. Но она так и не раскрыла свою тайну, быть может, не простив Ратмиру былой измены. И волхв умер, не зная о существовании родного сына, а потому завещав всё свое состояние, как и служение языческому богу Велесу, внуку родной сестры, которая к тому времени уже давно отошла в мир иной.
Этим внуком и был Олег. А с Михайло он встретился случайно, уже после того, как переехал в Усадьбу волхва из города, где жил и работал школьным учителем истории. Олег не сразу узнал, что Михайло приходится ему родным дядей. Но они подружились задолго до того, как признали себя роднёй. То ли общность характеров, то ли генетическая предрасположенность, однако в жизни у Олега не было лучшего друга. И, видимо, не случайно сейчас, когда ему было так тяжело, ноги сами привели его к дому бабки Ядвиги, где Михайло жил с матерью.
Олегу нужен был кто-то, кто выслушает его, и если даже не сможет помочь, то хотя бы сочувственно помолчит, сидя рядом. На эту роль не подходили ни Тимофей, ни жена, которые непременно принялись бы его утешать, жалеть и давать советы. Во всём этом Олег сейчас не нуждался. Сочувствие только усилило бы его душевную боль. А это было ни к чему. И уж тем более не привело бы ни к чему хорошему. Олег знал, по опыту прошлой жизни, что обязательно найдется выход из сложившейся ситуации. Безвыходных ситуаций не бывает. Но нужно время на это.
Время – вот в чём он сейчас нуждался. И в дружеском откровенном разговоре с Михайло.
Олег опасался, что того может не быть дома, а расспрашивать бабку Ядвигу о его местонахождении было бы бессмысленно. Она никогда не знала, где находится её сын, пока тот не возвращался домой. Однако Олегу повезло. То ли услышав предупреждающий крик совы, то ли уловив мысленные волны, посылаемые Олегом, на крыльцо дома вышел Михайло. Он искренне улыбнулся, увидев гостя.
– Вот уж не ожидал! – радостно воскликнул Михайло. – Всё собирался сам зайти, проведать, да как-то не вышло. В лесу в последнее время уж очень неспокойно. То человек заблудится, то зверь сгинет, а то вдруг деревья повалило, шагу не ступить в этом буреломе. Словно кто-то неведомый озорует, а кто и почему – не могу понять. Как ты думаешь, что это может быть?
Олег шёл, чтобы рассказать о своих проблемах, а оказался вынужден выслушивать чужие. Он не смог сразу перестроить своё сознание. Интроверту трудно найти общий язык с экстравертом. Поэтому Олег сказал первое, что пришло ему на ум:
– Леший шалит.
Но Михайло принял его слова всерьёз.
– А ведь очень даже может быть, – задумчиво произнёс он. – Я как-то об этом и не подумал. По всему видать, и точно леший. Только пришлый, не наш. Согнали его с родного места, вот он и злится. И пока в свой лес не вернётся, не прекратит пакостить. Только как его убедить обратно уйти?
Михайло выжидающе смотрел на Олега, которого считал умнее себя, ничуть не обижаясь на это.
– Да пошутил я, – пошел на попятную Олег, не зная, что ответить. Он не только не считал себя умнее Михайло, но даже отдавал ему предпочтение в том, что касалось реальной жизни. Горожанин никогда не превзойдёт сельского жителя в практической сметке, говорил Олег, искренне веря своим словам. – Прости меня. Голова другим занята, вот и ляпнул, не подумав. Какой ещё леший?!
Но мысль уже запала в голову Михайло, и она должна была дать всходы, как зерно, прорастающее из земли. Это было видно по его глазам, в которых уже не было вопроса, в них вернулось привычное умиротворение.
– Мою проблему решили, – сказал он, не вступая в спор. – Теперь давай обсудим твою. Я же вижу, тебя что-то мучает. Это имеет отношение к Марине и вашему ребенку?
– Слава создателю, нет, – ответил Олег. И сказав так, вдруг понял, что его проблема действительно не настолько серьёзна, как ему представлялось. Жена и ребенок были смыслом его жизни, и если бы что-то случилось с ними, он не пережил бы этого. А всё остальное было не настолько важно, чтобы портить себе жизнь мучительными раздумьями и параноидальными страхами. Осознав это, Олег с облегчением улыбнулся. И искренне произнёс: – Спасибо тебе, Михайло! Я не ошибся в тебе.
Тот с удивлением посмотрел на него. И сказал:
– А давай-ка зайдем в дом, попьём чая, и ты мне всё расскажешь. Во всяком случае, именно это предложил бы Тимофей, а я не встречал никого более трезвомыслящего и рассудительного, чем этот старик.
– И я тоже, – смеясь, признался Олег. – Может быть, секрет в чае? Тимофей пьет его день и ночь из своего серебряного самовара, чашку за чашкой. Надо и нам попробовать. А вдруг поможет?!
Обмениваясь шутками, они вошли в дом. Уже на пороге Олег почувствовал на себе пронзительный взгляд бабки Ядвиги, и ему сразу расхотелось улыбаться. Старуха сидела у окна на самодельной лавке, сработанной без единого гвоздя, в неизменном бесформенном платье из плотной тёмной ткани и вязала, почти уткнувшись длинным крючковатым носом в своё рукоделие. Спицы в её руках, испещрённых выпуклыми темными венами, мелькали так стремительно, что за ними было невозможно уследить, будто они жили обособленной, независимой от хозяйки, жизнью. Бабка Ядвига со своими впалыми щеками, туго обтянутыми пергаментной кожей скулами и заостренным подбородком, казалась бы уродливой, если бы не её глаза, иссиня-чёрные, непроглядные, как тьма, и такие же завораживающие. В них нельзя было долго смотреть, Олег это знал. Например, могло почудиться, что вместо старухи возникает молодая красивая женщина с соблазнительными формами и чарующей улыбкой, устоять перед которой было чрезвычайно сложно. Олег приписывал это видение гипнозу, врождённой способностью к которому бабку Ядвигу наделила природа, и после одного или двух раз при встрече уже не смотрел ей в глаза, как бы та ни старалась привлечь его внимание к своему лицу. Они не любили друг друга. Бабка Ядвига воспринимала дружбу Олега и Михайло как насмешку судьбы. Она никогда не забывала того, что Олег – внук волхва Ратмира, который остался непрощённым ею даже после его смерти. Но ей приходилось скрывать свои чувства. И это только усугубляло ситуацию, постепенно превращая враждебность в ненависть.
– Матушка, у нас дорогой гость, – весело произнёс Михайло, даже не подозревавший, какие истинные чувства его мать питает к его другу. – Чем будешь его потчевать?
«Варёными жабами и жареными гадюками», – едва не сорвалось с языка бабки Ядвиги, но она вовремя прикусила его и проглотила выступившую капельку крови. Её губы раздвинула почти зловещая улыбка, от которой Олега бросило в дрожь, но Михайло опять ничего не заметил. Он любил свою мать и никогда не отводил своего взгляда от ее глаз.
– Чем богаты, тем и рады, – произнесла бабка Ядвига голосом, похожим на змеиное шипение. – Если только гость не побрезгует нашим скромным угощением.
– Он-то?! – радостно изумился Михайло. – Да за кого ты его принимаешь, матушка?
«За выродка волхва», – едва не произнесла бабка Ядвига, но она снова сдержалась, опять напившись собственной крови.
Однако вскоре дымящийся чайник стоял на столе, а вокруг него расположились многочисленные тарелки с разнообразной снедью, секрет приготовления которой знала только бабка Ядвига. Из ягод, орехов, грибов и растений – а, быть может, и других ингредиентов, о которых она умалчивала, – бабка Ядвига могла создавать поистине кулинарные шедевры, вкуснее которых Олег не ел никогда. И как бы настороженно он не относился к самой старухе, от её стряпни у него не было сил отказаться. Однажды отведав, он теперь жалел только об одном – что старуха была так негостеприимна и не жаловала гостей.
Выставив угощение, бабка Ядвига вернулась на лавку и снова начала вязать, всем своим видом показывая, что её совершенно не интересует разговор, который вели друзья, и она к нему даже не прислушивается. Однако, это было не так.
– Ну, рассказывай, – сказал Михайло, когда первая чашка с ароматным чаем, заваренным на лесных травах, была выпита, а голод утолён. – Не томи душу.
– В общем-то, всё, как обычно, сводится к деньгам, – вздохнул Олег. – Вернее, их отсутствию. Банк, в котором хранились накопления деда, лопнул, как мыльный пузырь, оставив меня на бобах. И всё бы ничего, пережили бы это как-нибудь, но теперь я не могу финансировать строительство школы в Куличках. Поэтому глава администрации посёлка собирается расторгнуть договор со мной и подписать его с кем-то другим, более платёжеспособным. Это если коротко.
– Деньги – зло, – убеждённо заявил Михайло. – Всегда так считал.
– Согласен, – кивнул Олег. – Но иногда они способны совершать добрые дела. А в современном мире без денег никуда, как это ни прискорбно. Даже в Куличках.
Михайло не убедили эти слова, но и возразить он не смог. Он опечалился.
– Это единственное, в чём я не могу тебе помочь, – сказал он. – Чего у меня никогда не было, так это денег. И до этой минуты я об этом ни разу не пожалел.
– Не жалей и впредь, дружище, – проговорил Олег, чтобы ободрить его. – А я что-нибудь придумаю.
– Тогда давай думать вместе, – предложил Михайло. – Как говорится, одна голова хорошо, а две лучше.
Какое-то время они молчали, обдумывая ситуацию. Но по лицам друзей было видно, что на ум им ничего не приходит. Наконец Олег нерешительно произнёс:
– Тимофей говорит, что надо снова проводить обряды на Зачатьевском озере, как это делал мой дед, и брать с женщин мзду. Но Марина против этого. А что ты скажешь?
Михайло опустил голову, думая над ответом. Когда-то он, выполняя волю волхва Ратмира, сам принимал участие в обрядах зачатия, а теперь ему было неприятно вспоминать об этом. Волхв убедил его, что Велес не видит ничего дурного в том, чтобы по завершении обряда из леса появлялся Михайло, наряженный в медвежью шкуру, и, пользуясь беззащитностью введенной в транс женщины, совокуплялся с ней. Это значительно повышало шансы зачатия. И получившие то, о чём они мечтали, женщины охотно платили за обряд. Но была и другая сторона медали. Некоторые женщины считали, что их изнасиловали, нравственно страдали и даже не хотели рожать после этого. Сам Михайло был в ту пору молод и наивен, он легко поддался на уговоры, поверив в то, что устами волхва Ратмира действительно говорит сам языческий бог. Прозрение пришло много позже, после того, как он впервые полюбил. Его любовь оказалась взаимной. Но когда Карина узнала о его прошлом, то не смогла простить. Они расстались. Однако чувства не угасли, и когда они иногда встречались в Усадьбе волхва, то сами понимали это. Оба втайне страдали. И это длилось уже не первый год…
– Карина тоже не одобрит, – наконец произнёс Михайло тоном, который говорил о его чувствах намного больше, чем откровенное признание в любви. Михайло был всегда скуп на слова, когда речь заходила о Карине, но голос неизменно выдавал его.
– Тогда и говорить не о чем, – махнул рукой Олег, чувствуя облегчение.
Ему самому не нравилась эта идея. И он рассказал о ней, лишь уступая настоянию Тимофея, который не видел ничего плохого в том, что когда-то совершалось при волхве Ратмире. У старика было своё, устоявшееся за долгие годы, мнение, и он не собирался от него отказываться только потому, что другие находили его весьма сомнительным с точки зрения современной морали и нравственности.
– В самом деле, что пользы в том, если приобретёшь весь мир, а душе своей повредишь, – сказал Олег, будто утешая себя. – С этим не поспоришь.
