Вадим Иванович Кучеренко
Испытание волхва
Глава 44. Притча
Тимофей отозвался сразу, как будто он уже знал, о чём его спросят, и заранее приготовил ответ.
– Так же, как один день. Но только день этот длится бесконечно. Вот и всё отличие.
Но было заметно, что Мстислава Ивановича не удовлетворил такой ответ. Он выглядел даже немного разочарованным. Тимофей, как и все остальные, видел это. И после недолгого молчания он снова заговорил.
– Я хочу рассказать одну притчу, чтобы тебе, да и всем, кто здесь присутствует, стали понятнее мои слова.
Мстислав Иванович слегка поморщился.
– О Вечном жиде? – спросил он равнодушно. – Когда речь заходит о вечности, всегда вспоминают об этом страннике.
– Нет, другую, – возразил Тимофей. – Так я начну?
Мстислав Иванович кивнул, соглашаясь. Остальные тоже притихли. Эльвира продолжала с немым обожанием смотреть на Тимофея, а Олег приготовился слушать.
– Когда и где эта история случилась – неважно, – начал Тимофей. – Началась она с того, что в один из дней все жители собрались на главной площади города по случаю какого-то праздника. Они смеялись, пели, танцевали, запускали в небо воздушные шары и фейерверки – в общем, радовались жизни. Неожиданно в центре площади появился человек в темных одеждах, тогда как все остальные были в ярких и пёстрых нарядах. Конечно, его сразу заметили. Смеющиеся люди окружили его и стали расспрашивать, почему он так мрачен и не веселится вместе со всеми. И тогда он, раздражённый их словами, громко воскликнул: «Как вы можете радоваться? Ведь вы все умрёте!» Под этим он подразумевал, что все люди смертны, и рано или поздно – но неизбежно, – они уйдут в мир иной. Но жители того города его не поняли и восприняли эти слова как угрозу. И, разгневавшись, они растерзали этого человека, как хищные звери умерщвляют свою добычу. А потом продолжили праздновать.
Тимофей смолк. Но по его виду можно было понять, что он не закончил рассказ, поэтому никто не проронил ни слова и не сдвинулся с места, ожидая продолжения. Так и случилось.
– Наверное, вам интересно знать, о чём эта притча, – произнёс он полувопросительно, полуутвердительно. – Я скажу, чтобы вы не ломали головы. Смысл её в том, что люди боятся смерти, как бы они не скрывали этого. Также верно и то, что человек предпочтет убить, чем умереть самому. И это две непреложные истины.
Мстислав Иванович покачал головой, выражая недоумение.
– И всё-таки я не понимаю, какое отношение этот рассказ имеет ко мне и моему вопросу.
– Самое очевидное, – сказал Тимофей. – Ты должен понять, что человек должен жить, не боясь смерти и не ожидая её прихода каждый день и час. И тогда любая жизнь, сколько бы она ни длилась, станет вечной. Ведь тот, кто не боится и не ждёт опасности, забывает про неё.
– А когда человек всё-таки умрёт? – настойчиво спросил Мстислав Иванович. – Ведь это же неизбежно случится, бойся не бойся, ожидай не ожидай.
– Когда это случится, человеческий дух обретёт свободу, которую он, заключённый в темницу плоти, так жаждал, – улыбнулся через заросли волос Тимофей, как будто солнце просияло сквозь тучи. – И человек… бывший человек… перестанет мучиться вопросами жизни и смерти, потому что уже будет всё знать.
Мстислав Иванович долго молчал, обдумывая услышанное. Птичьими ручками он тихонько позвякивал ложечкой в чашке, и этот звук напоминал отдалённый колокольный звон. Потом звяканье смолкло, и он сказал:
– Конечно, это смахивает на софистику, но… что-то в этом есть. Я обязательно поразмышляю на досуге о ваших словах, Тимофей.
Внезапно он встрепенулся, будто допустил какую-то оплошность против правил хорошего тона, которые всю свою жизнь неукоснительно соблюдал, и извиняющимся голосом спросил:
– Вы разрешите мне вас так по-приятельски называть? Если мы с вами и не ровесники, то я всё же ближе всех к вам по возрасту из присутствующих.
– А как иначе? – неподдельно удивился маленький старичок. – Меня Тимофеем все кличут, сколько я себя помню, и стар, и млад. Другого имени у меня нет. И отчеством при рождении не обзавёлся. Сирота я круглая. Когда и где родился – того сам не знаю. Живу и живу себе, чужой век не заедаю. Того и тебе желаю, мил человек.
– Спасибо, – качнул головой Мстислав Иванович. И едва заметная улыбка тронула краешки его губ. – А теперь, когда я получил ответ на свой вопрос… – Он сделал паузу, чтобы подчеркнуть дальнейшие слова. – Я хочу, если мне будет милостиво позволено, ответить на вопрос, который задал хозяин этого дома во время нашей последней встречи. Не забыли, Олег Витальевич?
Олег виновато улыбнулся и попросил:
– Напомните, пожалуйста, Мстислав Иванович. За это время столько событий произошло, что наша с вами встреча для меня как в тумане. Одни смутные очертания.
– Неужели вы забыли, что оставили у меня золотой самородок? – изумился старый нотариус. – И попросили найти на него покупателя.
– Ах, да! – воскликнул Олег. И помрачнел при этом воспоминании. – Было дело.
Он взглянул на Эльвиру, но не заметил в её лице ни малейшего смущения, которое указывало бы на участие этой женщины в насилии над ним. Судя по всему, она не знала, что произошло во время и после встречи в ресторане хозяина Усадьбы волхва с её протеже, Эриком Робертовичем. Если Эльвира и была соучастником преступления, то невольным.
Поняв это, Олег не стал ничего говорить о недавних событиях. Тем более что их последствия с точки зрения закона были небезопасны и для него самого. После того, как Михайло отнёс связанного бандита в лес, о том не было ни слуху, ни духу. И хотя Михайло признался, что перед уходом развязал жертву, но едва ли это будет смягчающим обстоятельством, если история всплывёт наружу, и её начнёт расследовать полиция. Местный участковый уже приходил к нему, но тогда Олегу удалось отвести от себя подозрение. Или ему так показалось, и он всё еще главный подозреваемый? Илья Семёнович слишком умён, чтобы выдать себя неосторожным словом, жестом или взглядом…
При этой мысли Олег нахмурился ещё больше. Но заметил это только Тимофей и призвал его не переживать из-за пустяков, которые благодаря буйству собственной фантазии превращаются в паранойю. Во всяком случае, так перевёл для себя его жест Олег.
– Сколько же у вас самородков, что вы можете себе позволить забыть об одном из них? – Лицо Мстислава Ивановича, когда он это говорил, стало еще более удивлённым, хотя до этого подобное казалось невозможным. – А я-то беспокоился! Ночей не спал. Вот что значит – старческая мнительность.
– Простите, Мстиславы Иванович, – искренне повинился Олег. – Но знали бы вы…
Он осёкся, наткнувшись на предупреждающий взгляд Тимофея. И закончил фразу не так, как собирался.
– … как я вам благодарен за вашу заботу!
И сразу же, меняя тему, спросил:
– Так вам удалось?
Мстислав Иванович неопределённо пожал плечами. А Эльвира неожиданно всхлипнула и уткнула нос в платочек, скрывая лицо.
– Даже не знаю, что вам и ответить, – сказал старый нотариус, бросив сочувственный взгляд на свою помощницу. – Тот человек, который мог, как я предполагал, заинтересоваться вашим самородком, неожиданно бесследно пропал. Его до сих пор ищут – и не только родные, но и полиция, однако пока безрезультатно. И надежда на то, что его найдут, с каждым днём убывает. Я об этом знаю, потому что он был близким другом… – старик ещё раз взглянул на Эльвиру и не закончил фразу. – В общем, это неважно. Ведь и вы тоже исчезли и с того дня не появлялись в моей конторе. У меня было время подумать. И я решил…
Мстислав Иванович сделал знак Эльвире, уже переставшей всхлипывать, и она подала ему старомодный саквояж, который всё это время находился у её ног, как верный пёс. Старик раскрыл саквояж и передал его Олегу. Тот заглянул внутрь и увидел аккуратно уложенные пачки пятитысячных купюр в банковских упаковках. Саквояж был набит ими доверху.
– Вы говорили, что собираетесь потратить вырученные за самородок деньги на благое дело, – напомнил Мстислав Иванович. – Так что считайте это своего рода моим благотворительным взносом на строительство школы в ваших благословенных Куличках… Золото мне не нужно, но денег у меня намного больше, чем я смогу потратить до конца своей жизни… Поэтому я покупаю у вас самородок. По той цене, которую считаю справедливой. Если она вас не устраивает, то мы можем это обсудить… И, кроме того, в любой момент, как только того пожелаете, вы можете выкупить самородок у меня обратно.
Проговорив всё это, как всегда, с долгими паузами, во время которых он набирался сил, старик облегчённо вздохнул и спросил:
– Вы меня поняли?
И пояснил свой вопрос:
– Я говорю так сумбурно… Наверное, меня трудно понять… Самому-то мне всё ясно.
– И мне тоже, – с чувством произнёс Олег. – Вы благородный человек, Мстислав Иванович. И очень щедрый. Я даже не знаю, как вас благодарить!
По лицу старого нотариуса можно было понять, что он взволнован не меньше.
– Вы меня уже отблагодарили, Олег Витальевич, познакомив с вашим другом, – сказал он, кивнув на Тимофея, который расчувствовался до того, что даже вытирал навернувшиеся на глаза слёзы. – И я ещё остался у вас в долгу. Так и знайте!
Ответить Олегу помешала Эльвира. Она громко взвизгнула при виде Гаврана, влетевшего в окно. Ворон опустился на подоконник и несколько раз каркнул. Сначала приветливо, а потом недовольно.
– Мстислав Иванович, позвольте вам представить ещё одного моего друга, – сказал Олег. – Это Гавран. И он желает вам здравствовать и благоденствовать еще многие годы.
После этого он обратился к Эльвире.
– А вас Гавран просит не быть такой суеверной и не пугаться залетающих в дом птиц, особенно ворон.
– Он так и сказал? – недоверчиво спросила Эльвира.
– Можете сами спросить у него, – посоветовал Олег. – А я переведу. И его ответ вам тоже.
По лицу женщины было видно, что она о многом хотела бы поговорить с одним из воронов, которых на Руси издревле считали мудрыми птицами. Но ей мешало то, что она всё ещё опасалась его, несмотря на слова хозяина Усадьбы волхва. Однако постепенно взгляд Эльвиры становился всё более доброжелательным и решительным. И можно было надеяться, что вскоре женщина пересилит свой страх, а со временем даже проникнется к Гаврану доверием и симпатией, как ко всем живым существам, которые встречались на её жизненном пути.
Глава 45. В Кулички
Олегу не пришлось долго уговаривать гостей переночевать в его доме, а в обратный путь отправиться уже утром. Мстиславу Ивановичу хотелось ещё о многом поговорить с Тимофеем, и он рассчитывал, что ночь и бессонница, свойственная старикам, помогут ему в этом. Им никто не помешает, сидя на кухне за чашкой чая, вволю наговориться. Старый нотариус надеялся, что ему тоже есть что рассказать собеседнику, ведь не совсем же напрасно прожил он свою жизнь. И пусть он не может похвастаться таким долголетием, как Тимофей, но не только годами измеряется жизненный опыт…
А душа Эльвиры просто разрывалась на части. Она хотела многое – и послушать Тимофея, и пообщаться с Гавраном, и понянчиться с младенцем. Плач проснувшейся оголодавшей малышки она услышала, когда все пили чай, и с этой минуты не находила себе места от желания взять младенца на руки и укачать, представляя, что это её собственное дитя. Поэтому на предложение Олега она согласилась раньше, чем он начал её убеждать в том, как хорошо ей будет в его доме. Она знала это и сама.
Договорившись с гостями и доверив их попечению Тимофея и жены, Олег собрался в Кулички. С собой он прихватил саквояж с деньгами.
Едва он вышел за ограду, как встретил Михайло. Тот направлялся в Усадьбу волхва, но, как вскоре выяснилось, не к Олегу, а к его жене. От неё Михайло хотел узнать, когда Карина обещала навестить сестру, чтобы самому прийти в то же самое время и встретиться с ней будто невзначай. Но Олег разочаровал его.
– Марина сказала мне, что Карина неожиданно для всех, и для неё тоже, уволилась из районной газеты и вернулась в город. – Он сочувственно посмотрел на друга и счёл нужным заметить: – Ты же знаешь Карину – она всё делает спонтанно, как говорится, что на ум взбредёт. Её поступки и мысли непредсказуемы. В этом, наверное, и есть секрет её очарования.
Но справедливости ради он всё же добавил:
– Для тех, кому это нравится.
Можно было догадаться, что самому Олегу такое не по вкусу, и он не одобряет Карину. Но говорить об этом Михайло напрямую он не стал. Они с женой уже давно решили, что не будут вмешиваться во взаимоотношения Михайло и Карины и как-то пытаться повлиять на них.
– Пусть разбираются сами, – сказал Олег. – А то мы можем наломать дров. Чужие души – потёмки.
И Марина, как обычно, согласилась с ним. Это было предсказуемо, как и её поступки. Поэтому Олег и любил жену, а не только за её ум, красоту и ещё что-то, чему он не мог дать определения, а только чувствовал, что оно существует…
Узнав новость, Михайло нахмурился. Но он не выдал своих чувств, а только сказал:
– Тогда я не буду беспокоить Марину. И не говори ей, что я хотел зайти и повернул почти с порога, а то она может обидеться. Марина и так укоряет меня за то, что я общаюсь с ней только из-за сестры. Как будто я виноват в том, что они так похожи, и когда я говорю с Мариной, то вижу в ней Карину, а это иногда причиняет мне боль.
Высказав свои тайные мысли как никогда откровенно, что говорило о его сильном волнении, которое он пытался скрыть, Михайло развернулся и ушёл обратно в лес. Олег не стал его останавливать. Он чувствовал себя неловко из-за того, что сам был счастлив. Сытый, как известно, голодного не разумеет. Какой смысл утешать Михайло, когда это под силу только времени. Или Карине, если она образумится. Но надежды на это почти не было. Оставалось так же полагаться на время…
С этими мыслями Олег продолжил свой путь и сам не заметил, как вскоре дошёл до оврага. Здесь он ненадолго задержался, разглядывая опрокинутую на мосту машину. Перед тем, как выйти из дома, они обменялись с Тимофеем несколькими словами по этому поводу. По словам старика, автомобиль «мозолил глаза всем добрым людям», вызывая ненужное любопытство – прежде у жителей Куличков, и это ещё было полбеды, а теперь и у их гостей. А вот это уже могло привести к беде.
– А если Эльвира вспомнит, что это тот самый автомобиль, который Эрик Робертович прислал за мной к нотариальной конторе? – произнёс задумчиво Олег, подтверждая справедливость опасений Тимофея. – Вернувшись в город, она может пойти в полицию и рассказать об этом. А там уже, как говорится, потянув за ниточку, весь клубок размотают.
– Не вспомнит, даже не сомневайся, – пообещал Тимофей. – Я уж постараюсь. Однако же ты прав, машину надо убрать с глаз подальше. И вот это уже твоя забота.
– Но как? – задался вопросом Олег. Но не смог на него ответить. И даже Тимофей не знал, что посоветовать.
И только теперь, возле оврага, Олег понял, как это можно сделать. Внезапно он вспомнил рассказ бабки Ядвиги о том, как птицы по её просьбе перенесли кусок скалы, который потом стал алтарём в капище, от пещеры к Усадьбе волхва. И Олег даже засмеялся от радости. То, что Гавран со своими воронами сделали однажды для возлюбленной волхва Ратмира, они не откажутся повторить для его внука. Тем более что внук – жрец Велеса, и отказать ему птицы просто не могут. Надо было лишь найти прочные канаты, чтобы они были способны выдержать вес многотонного автомобиля. Но это были уже сущие пустяки в сравнении с проблемой, которая еще недавно казалась неразрешимой.
При этой мысли Олег снова рассмеялся. Оставалось только решить, куда перенести автомобиль. Уродовать лес железными останками не хотелось. Это был бы вечный памятник человеческому безумию, который постоянно напоминал бы одним своим видом всем остальным живым существам, как страшен и опасен человек. Куда уж хуже…
– А если в бурелом? – спросил себя Олег. – Мёртвое – мёртвому.
Эта идея ему понравилась. Но и в ней были недостатки. Со временем природа обязательно возьмёт своё, и когда-нибудь на месте бурелома появится новый лес. Живое прорастёт сквозь умершее. Пусть даже через века. А автомобиль так и останется там же, всё тем же памятником всё тому же.
«Остается только попросить кротов вырыть большую яму, опустить в неё автомобиль и засыпать его землёй», – подумал Олег. – «Этакая могила, в которой навеки похоронен пресловутый памятник безрассудству человека. И, кстати, это было бы очень символично».
На этот раз идея показалась ему безупречной. Немного поразмышляв, Олег не нашёл в ней слабых мест. И решил, что так и будет. По возвращении в Усадьбу волхва он расскажет обо всём Тимофею, они призовут Гаврана на совещание – и очень скоро всё осуществится.
«Автомобиль перестанет быть бельмом на глазу, а Тимофей будет мной гордиться», – подумал Олег. – «И это только справедливо, ведь я впервые до всего додумался своим умом, без единой подсказки от него».
– Как говорил Леонардо да Винчи, плох тот ученик, который не превосходит своего учителя, – произнёс Олег уже вслух.
Ему понравилось, как это прозвучало. Однако он тут же с опаской оглянулся – нет ли поблизости какой-нибудь вороны. Олег не хотел, чтобы его заносчивые слова стали известны Тимофею даже раньше, чем он вернётся домой. Великий Леонардо мог позволить себе такое высказывание. Ему же, несмотря на то, что он жрец Велеса и прочее, лучше подождать, пока то же самое, или похожее, скажет Тимофей. Только тогда триумф будет полным, а, главное, без каких-либо последствий для него в виде лукавых глазок старичка, его колких насмешек, необходимости посыпать голову пеплом и приносить извинения за проявление гордыни, которая, как известно, есть смертный грех…
Но ворон не было, ни поблизости, ни в отдалении. Олег успокоился и, перейдя овраг по ветхому мостику, продолжил свой путь в Кулички.
Когда он проходил мимо дома бабки Матрёны на Овражной улице, то снова испытал нечто похожее на укол совести. После того, как дед Матвей поселился у своей бывшей жены, Марина перестала просить мужа каждый раз, как он шёл в посёлок на почту или по другим делам, заодно обязательно навещать бабку Матрёну. Формально та уже не была одинокой, никому не нужной, кроме своих гусей, старухой. Но Олег знал, что жена будет ему благодарна, если он без её просьбы зайдет к бабке Матрёне и передаст от неё привет. Таким образом, он лишний раз докажет, что думает о Марине даже тогда, когда её нет рядом. Искушение порадовать жену было велико. Но Олег, взглянув на туго набитый деньгами саквояж, который оттягивал ему руки, справился с ним, дав себе слово навестить бабку Матрёну на обратном пути. И с этой благой мыслью он проследовал дальше.
Пройдя по посёлку, Олег не заметил ничего нового. То же безлюдье, та же тишина, те же крыши, выглядывающие из-за высоких заборов. Но когда он вышел на площадь, то в глаза ему сразу бросилось отсутствие юного звонаря на паперти. По словам Марины, юноша был своего рода визитной карточкой Куличков, потому что он неизменно стоял возле храма, встречая и провожая рейсовый автобус. Но сейчас вместо него на паперти переминался с ноги на ногу с грустным видом отец Климент. Это было так необычно, что Олег даже изменил свой маршрут и подошёл к настоятелю.
– Доброго вам дня, отец Климент, – поздоровался он.
– Благослови Господь, – отрывисто сказал батюшка. Его рука дрогнула, но тут же замерла, как будто вспомнив, что имеет дело с язычником. А в глазах полыхнула неприязнь.
Олег отнёсся к этому спокойно. Он знал, что после проведённого обряда поминовения гусыни бабки Матрёны отношение к нему отца Климента испортилось окончательно и бесповоротно. Батюшка узнал об этом от самой старухи, не преминувшей укорить его при первом же удобном случае, но свой гнев он обратил не на «заблудшую овцу», а на «источник зла», хозяина Усадьбы волхва. И в тот же день отец Климент объявил с амвона, что близится Армагеддон, последняя битва между добром и злом, о чём напрямую указывается в Откровениях святого Иоанна Богослова, последней книге Нового Завета.
– И отрёт Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет; ибо прежнее прошло, – вещал отец Климент, почти дословно цитируя полюбившийся ему отрывок из библии. А его могучий голос отдавался эхом под сводами храма, приводя в ужас и заставляя трепетать паству. Пожертвований после этой службы было намного больше обычного.
Но Олег не собирался воевать ни с церковью, ни даже с отцом Климентом, который, по его мнению, стал жертвой собственных предубеждений. Сама мысль об этом казалась ему нелепой. Вот только донести это до настоятеля храма в Куличках ему не удавалось. Тот был непримирим. Отец Климент плохо относился к язычеству, но еще хуже с недавнего времени – непосредственно к жрецу Велеса, который, как думал батюшка, окончательно рассорил его с сестрой. Свою вину в конфликте с бабкой Матрёной отец Климент признавать не хотел даже отчасти.
Поэтому сейчас он так сурово встретил Олега. Однако Олег сделал вид, что не заметил этого и участливо спросил:
– А где Владимир? Надеюсь, он не заболел?
– Никакая болезнь не может одолеть агнца Божия, пока он делает угодное перед очами Спасителя нашего, и внимает заповедям, и соблюдает все уставы, – пафосно ответил на это батюшка. – Ибо Господь целитель наш.
Но ответ, на взгляд Олега, был слишком туманным, поэтому он уточнил:
– Тогда где же он?
Отцу Клименту пришлось высказаться более конкретно.
– В тиши храма изучает иностранные языки, чтобы проповедовать слово Божие во всех народах, – с достоинством сказал он. И не преминул добавить: – По моему благословению.
После встречи с батюшкой Карина рассказала сестре эту историю, а Марина пересказала её мужу, поэтому Олег знал, о чём идёт речь. Он едва сдержал улыбку, в душе пожалев юного звонаря. И похвалил:
– Хорошее дело задумали, отец Климент.
Лесть сделала своё дело. Батюшка немного оттаял. И в свою очередь проявил благосклонность к Олегу, спросив его:
– Слышал, что ты иногда навещаешь сестру мою единородную, Матрёну. Как она там поживает? Давненько её не видел.
– В добром здравии, – сказал Олег. – У неё всё хорошо.
Но это известие заметно опечалило отца Климента.
– Как такое может быть, когда живёшь в греховном наслаждении и беззаконии? – спросил он с нарочито удивлённым видом. – Плотские помыслы – вражда против Бога. Ведь сказано было – воздержитесь от блуда, бегайте от него, соблюдайте свой сосуд в святости и чести. Гореть ей в геенне огненной!
– Это вряд ли, – усомнился Олег. – На мой взгляд, Матрёна Степановна живёт не в блуде, а по совести. – И он посоветовал: – Да вы бы сами зашли, батюшка, проведали сестру. А заодно и деда Матвея. Всё увидели бы своими глазами. Я уверен, что они встретят вас как дорогого гостя.
– Так ли это? – грустно вздохнул отец Климент. – Сомнения гложут меня. Уж больно сестра моя…
Он не договорил, в сердцах махнув рукой. Лицо его было опечалено. Видимо, новая ссора с сестрой после состоявшегося совсем недавно примирения сильно огорчала отца Климента. А быть может, показалось Олегу, батюшку глодала мысль, что сестра уже не так одинока, как он сам, и не нуждается в нём настолько, насколько он в ней.
«Человеческая душа – потёмки», – подумал Олег, признавая, что в случае с отцом Климентом и бабкой Матрёной это утверждение так же верно, как и во взаимоотношениях Михайло и Карины. И вывод тот же – лучше держаться в стороне, чтобы не наломать дров. Вот только не так это просто…
Вдруг он вспомнил:
– Рассекает воздух крик-плеть.
Сердце сердцу подает весть,
Что любить его нельзя сметь,
На пути на этом ждет смерть.
Это написала Карина незадолго до того, как внезапно уехала в город. Олег пожалел её, а заодно отца Климента.
– Всего вам доброго, батюшка, – попрощался он. – И всё-таки подумайте над моими словами.
– Благословен Господь, – ответил на это отец Климент уже не так сурово, как при встрече. И с задумчивым видом он ушел с паперти в храм.
А Олег направился в сторону администрации посёлка, куда изначально и держал свой путь.
Нина Осиповна встретила его настороженно. Она опасалась, что хозяин Усадьбы волхва будет обвинять её в нарушении обещания. Но Олег был не в том настроении, чтобы упрекать кого-то. Не говоря ни слова, он поставил саквояж на стол и раскрыл его. Увидев множество пачек банкнот, Нина Осиповна, как это всегда с ней бывало в подобных случаях, от изумления потеряла дар речи. Некоторое время в её кабинете было так тихо, что было слышно, как ветер бьётся в оконное стекло, пытаясь проникнуть внутрь и злясь, что ему это не удаётся.
Наконец Нина Осиповна спросила, от растерянности не сообразив, как глупо это прозвучало:
– Что это?
– Деньги, – ответил, не мудрствуя лукаво, Олег. – Те самые, которые я обещал вам на строительство школы. Можно начинать.
Нина Осиповна не сразу пришла в себя. Чтобы скрыть смущение, она тоном делового человека сухо произнесла:
– Вообще-то мы уже начали. На пожертвования жителей посёлка. Но лишними ваши деньги не будут. Мы оформим их как благотворительный взнос. Подождите, я найду список спонсоров, и вы распишитесь в нём.
В действительности такого списка у Нины Осиповны не было. Егорша и Колян, собирая с жителей посёлка деньги, не обременяли себя бумажной волокитой, а идти заново по дворам и узнавать, кто и сколько пожертвовал на строительство школы, Нина Осиповна не решалась. Во-первых, это выглядело бы нелепо. Во-вторых, ей, как главе администрации, могли задать вопрос – как она подобное допустила, если только не проморгала…
Однако при всём этом Нина Осиповна не хотела, чтобы хозяин Усадьбы волхва считал её деревенщиной, которая не знает, как вести дела, и теряется от вида больших денег. Ей было стыдно своей первоначальной реакции, а еще больше своего глупого вопроса, и она пыталась исправить собственный промах.
– Это совсем не обязательно, – мягко сказал Олег. – Но если так надо…
Однако Нина Осиповна ухватилась за его слова, чтобы не осрамиться окончательно.
– Ну, если для вас это не критично, тогда давайте поступим так, – сказала она таким тоном, будто делала ему одолжение. – Мы пересчитаем ваши деньги, внесём их в кассу и выдадим вам квитанцию – в общем, выполним все формальности. А уже потом, в торжественной обстановке, вы распишитесь в списке официальных спонсоров, и администрация даже вручит вам грамоту от лица всех благодарных жителей Куличков…
– А вот это уже точно не надо, – встревожился Олег. – Прошу вас, Нина Осиповна, давайте обойдёмся без помпезности и прочих бюрократических излишеств. Иначе мне придется жалеть, что я сдержал своё слово и отыскал деньги. В конце концов, в новой школе будет преподавать моя жена, а, быть может, и я сам. Так что это не спонсорский взнос, а своего рода инвестиции в будущее нашей семьи. Предлагаю так и считать, и обойтись без грамот и мемориальных досок. Вы не возражаете?
Нина Осиповна растерянно пожала плечами. Ей было жалко отказываться от собственного плана, но и протестовать казалось глупо. «Инвестиции» – это звучало намного солиднее, чем «пожертвования». Нина Осиповна постаралась запомнить это слово, чтобы при случае щегольнуть им перед подругой или вышестоящим руководством. Не говоря уже о том, что приближались очередные выборы главы администрации посёлка, и, соответственно, предвыборные выступления перед жителями Куличков. Нина Осиповна была уверена, что упомянув об инвестициях в будущее, она сразит не только своих избирателей, но и конкурентов, если те вдруг объявятся.
– Вот и хорошо, – обрадованно сказал Олег, приняв ее молчание за согласие. – А теперь разрешите мне откланяться.
Нина Осиповна была даже рада, когда её гость наконец ушёл. Почему-то она робела перед хозяином Усадьбы волхва, и от этого совершала одну непростительную ошибку за другой. Во всяком случае, ей так казалось.
Но сам Олег не замечал промахов Нины Осиповны, даже если они и были, как и её робости. Выйдя из кабинета главы администрации посёлка, он тоже радовался, но по другой причине. В поисках денег он совершенно забросил остальные дела и даже семью. Пришло время навёрстывать упущенное. И заняться тем, что он действительно любил.
При этой мысли Олег почувствовал себя счастливым.
