Вадим Иванович Кучеренко
Испытание волхва
А бабка Ядвига осталась стоять на крыльце. Она дождалась, когда из сарая вышли бабка Матрёна и Карина, поддерживая деда Матвея. Но не стала приглашать их в дом и даже заговаривать с ними. Только сказала напоследок старику:
– Матвей, держи язык за зубами! В следующий раз я не прощу.
Ей никто ничего не сказал на это и ни о чём не спросил. Все спешили поскорее уйти, устрашённые тоном, которым эти слова были произнесены. Бабка Ядвига провожала их взглядом, пока они не скрылись в зарослях. Дед Матвей по-прежнему шёл между женщинами, опираясь на них, но чаще – на могучее плечо бабки Матрёны. Старик ни разу не оглянулся. Он выглядел таким слабым и жалким, что бабка Ядвига даже пожалела его. Но так, как она пожалела бы сбитую невзначай порывом ветра на землю птицу – равнодушно и безучастно. И сразу же забыла о нём, как только потеряла из вида.
Глава 24. Вокруг да около новой школы
Впервые за долгое время малышка ночью спала спокойно, и Марина тоже. Она даже почти выспалась. Поспала бы утром еще, но чувство голода пересилило. И она пошла на кухню, оставив дверь в спальню приоткрытой.
С недавнего времени муж поселился в кабинете, она сама настояла на этом. «Ни к чему, чтобы по дому шатались две полусонные сомнамбулы, – сказала Марина. – Ты должен высыпаться, на тот случай, если у меня иссякнут силы». И Олег неохотно согласился. Он был готов сам нянчиться по ночам с малышкой, как они ласково называли между собой новорожденную, но Марина считала, что это её женский долг.
«А иначе зачем было рожать?» – спрашивала она, считая свой вопрос риторическим и не ожидая ответа или возражения со стороны мужа.
Поэтому последние полгода пронеслись для неё как один бесконечный день, когда она спала и ела не тогда, когда хотела, а когда ей это позволяли. Однако это не мешало ей чувствовать себя счастливой. Это был бесконечный радостный день. А сейчас, когда она почти выспалась и собиралась поесть не потому, что так было надо перед очередным кормлением, а потому что была голодной, он заиграл новыми яркими красками.
В кухню Марина вошла с улыбкой на лице, красноречивее любых слов говорившей, что она довольна своей жизнью.
– Доброе утро, Тимофей, – приветливо произнесла она. – Нальешь мне своего чудесного чаю на травах?
Лицо старика просияло сквозь заросли волос.
– Пей и здоровей, – сказал он, подавая ей кружку. – Чего у меня здесь только нет – и чабрец, и мята, и душица, и боярышник…
И Тимофей ещё долго перечислял травы, на которых настаивал свой чай. Но Марина не слушала его, а наслаждалась, и не только напитком. Ей казалось, что она уже целую вечность не пила чай, не спеша и не обжигаясь. И то, что она сейчас чувствовала – это было полузабытое и очень приятное ощущение.
– А вообще, как жизнь? – спросила она, когда Тимофей ненадолго замолчал, вспоминая, какие травы он ещё не упомянул. – Что происходит в мире?
Но пределы мира для Тимофея, никогда не выходящего из дома, ограничивались Куличками, и он начал добросовестно пересказывать новости, которые ему исправно приносил Гавран.
– В посёлке болтают, что бабка Ядвига навела на участкового порчу, и он едва не умер. Но спас его отец Климент, обратившись с молитвой к Пантелеймону-целителю. – Тимофей насмешливо сморщил свой маленький носик, чтобы показать, что сам он в это не верит. – И теперь Полина, жена участкового, каждый день ходит в храм и ставит свечу перед иконой святого великомученика в благодарность за исцеление мужа. Отец Климент очень доволен – и её благочестием, и церковной кассой, пополняемой продажей свечей.
– Чепуха какая, – вяло возражала Марина. – Зачем бабке Ядвиге наводить порчу на Илью Семёновича?
– А вот этого я не знаю, – ответил Тимофей. – Но скажу одно – Ядвига на такое способна. И я не завидую тому, кто перейдёт ей дорогу.
Шумно отхлебнув из блюдца, он заботливо предупредил:
– Будь с ней осторожна. И никогда не смотри ей в глаза при встрече. А то может сглазить.
– Пещерный ты человек, Тимофей, – с осуждением покачала головой Марина. – Порча, сглазить… Будто бабка Ядвига какая-нибудь баба-яга из русских народных сказок. В твои-то годы в сказки уже стыдно верить.
– За что купил, за то и продаю, – оскорблённо ответил Тимофей. – Не нравится – не слушай. А я могу и помолчать.
– Ладно, беру свои слова обратно, – пошла на попятный Марина. – Что еще новенького в Куличках?
Тимофей ответил не сразу, делая вид, что обиделся, но потом всё же не выдержал.
– Люди говорят, что бабка Матрёна взяла к себе в дом деда Матвея, – проговорил он, уже не подвергая сомнению эту новость лукавым блеском глаз. – И теперь они живут вместе, как в старые добрые времена, когда были мужем и женой.
– Я рада за Матрёну Степановну, – сказала Марина. – Одной жить не сладко.
– А это как посмотреть, – возразил Тимофей. – Поговаривают, что дед Матвей после того, как его леший трое суток вокруг Зачатьевского озера водил, слегка умом тронулся. И теперь заговаривается и совсем ничего не помнит, даже своё имя. – Старик понизил голос до таинственного шёпота. – А бабка Матрёна утверждает, что всему виной бабка Ядвига. Мол, Матвей сказал что-то такое, что не понравилось старой ведьме, вот она его и сглазила.
– Опять ты за своё, Тимофей! – возмутилась Марина. – Не могу понять, за что люди так ополчились против бабки Ядвиги. Она, конечно, не очень приятный в общении человек, но ведь никому не навязывается. А такое впечатление, что бабка Ядвига словно кость в горле у жителей Куличков. Что за люди!
И она сердито укорила старика:
– И ты туда же!
– И вовсе даже нет, – запротестовал Тимофей. Но вид у него был смущенный. И он постарался поскорее сменить тему, чтобы ему не пришлось оправдываться. – А ещё говорят, что скоро в Куличках начнут строить новую школу. Дескать, глава администрации Нина Осиповна подписала договор на строительство с двумя местными жителями, и теперь дело за малым – найти средства. Уже объявлен сбор пожертвований. Егорша и Колян ходят по дворам и собирают деньги. Обложили всех данью, почитай, как во времена татаро-монгольского нашествия. Одна разница, что эти головы не рубят.
– Какие-то знакомые имена, – задумчиво проговорила Марине. – Кто они такие?
– Это те самые злыдни, которые подожгли школу прошлым летом, – напомнил Тимофей. – Год в местах не столь отдалённых провели – и вернулись. И теперь они то ли грехи отмаливают, то ли…
Он не договорил. Но Марина, которую эта новость заинтересовала намного больше предыдущих, требовательно спросила:
– То ли что? Давай без недомолвок!
– Люди разное говорят, – насмешливо усмехнулся Тимофей. – Да разве им можно верить? Вот и на бабку Ядвигу тоже наговаривают…
Марина хотела что-то сказать, но в это время до неё донёсся плач проснувшейся малышки. И она сразу забыла обо всём остальном. Тимофей был поражён тем, как стремительно молодая женщина выбежала из кухни.
– Будто на пожар спешит, – проворчал он. – Ни тебе здрасьте, ни мне до свиданья. Даже чай не допила! Правду Олег говорит – сумасшедшая мамка…
Но его ворчание было притворным. На самом деле Тимофей был доволен отношением Марины к ребёнку. И он часто говорил об этом Олегу, впрочем, не упоминая о том, почему его это радует. Это могло шокировать и Олега, и тем более Марину. Старика заботило продолжение рода князя Всеслава Полоцкого, потомком которого являлся младенец, а не сам ребёнок как таковой. Но Тимофей скрывал это обстоятельство, полагая, что его эгоизм могут не понять и даже осудить счастливые родители, не заглядывающие так далеко, как он, вглубь веков и в будущее.
Раздались шаги, и вошёл Олег. Он был одет для похода в лес и выглядел озабоченным. Тимофей сокрушённо покачал головой.
– Не переживай ты так, – сказал старик. – В крайнем случае, завтра к вечеру вернётесь. И то если ноша в рюкзаках будет неподъёмной. Золото – оно тяжёлое.
– Своя ноша не тянет, – произнёс Олег. – Меня другое беспокоит. Говорят, что администрация посёлка уже заключила с кем-то новый договор на строительство школы. Нина Осиповна решила не ждать, несмотря на своё обещание. Тогда зачем мне это золото? Одна морока. Стоит ли идти?
– Не спеши рубить с плеча, – посоветовал старик. – Мало ли что люди говорят! А те двое, что собирают пожертвования на строительство школы, и подавно не внушают доверия. И не мне одному. Гавран тоже так думает. А он птица мудрая, не чета нам с тобой.
– То есть мне, – мимолётно улыбнулся Олег. – Говори уж, как оно есть.
– Тебе виднее, – не стал возражать Тимофей. – Пожертвования-то они, допустим, соберут, вот только что потом? Гавран допускает, и я с ним согласен, что эти двое соберут деньги, а потом их прогуляют и пропьют. Известно же, что горбатого только могила исправит. Народ зря не скажет.
– Тогда, быть может, мне надо предупредить об этом участкового? – задумчиво произнёс Олег. – Пусть Илья Семёнович присмотрит за ними. Жалко будет, если пожертвования жителей Куличков развеют по ветру.
– Ты лучше подумай о том, что будет, если администрация посёлка снова обратится к тебе, – сказал Тимофей. – А ты ответишь, что денег у тебя по-прежнему нет, потому что ты засомневался – или обиделся, как красна девица, уж и не ведаю, – и отказался от предложения бабки Ядвиги.
Олег попытался что-то возразить, однако Тимофей не стал его слушать. И, погрозив ему своим мохнатым пальчиком, предупредил:
– Но учти, что в следующий раз бабка Ядвига может и отказаться помогать тебе. Знак жреца Перуна она всё равно уже не вернёт, а ведь он и был единственной причиной её небывалой щедрости. Михайло сделал глупость, отдав его этой… – старик запнулся и, сделав над собой усилие, произнёс: – Нине Осиповне. Так не сотвори еще одной. Иди и принеси золото. Не понадобится – сбережём на чёрный день, да не наступит он никогда.
Сказав это, старик, будто совершая какой-то древний ритуал, трижды сплюнул через плечо:
– Тьфу, тьфу, тьфу!
Олег с удивлением посмотрел на него.
– И откуда ты только всё знаешь, Тимофей? – спросил он. – Никуда не выходишь, ни с кем не общаешься, кроме Гаврана…
– До всего своим умом дохожу, – ответил старик без ложной скромности. – Дайте мне только кончик ниточки – я весь клубок распутаю.
У него был такой самодовольный вид, что Олег едва сдержал улыбку.
– Решено, иду, – произнёс он решительно. – Вот только с женой прощусь.
– А вот этого не надо, – запротестовал Тимофей. – Не до тебя ей сейчас. Иди с Велесом, а Марине я скажу, что ты скоро вернёшься. Если она спросит. Но, быть может, она даже и не заметит твоего отсутствия. Спите-то в разных комнатах…
Олег смущённо посмотрел на него и вышел, ничего не сказав. А Тимофей встал и распахнул оконную раму. Почти сразу влетел Гавран и опустился на подоконник, издав короткий хриплый звук.
– И тебе привет, – сказал Тимофей. – А теперь слушай меня внимательно. Жрец Велеса идёт в дальний лес. На день-два. Его сопровождают Михайло и бабка Ядвига. Надо бы сопроводить их. Мало ли что может случиться.
Гавран прищёлкнул клювом, но Тимофей отрицательно покачал головой.
– Ты уже стар для таких прогулок, дружище. Пошли кого-нибудь другого, только посмышлёнее.
Гавран каркнул, качнув головой, и улетел. А Тимофей снова сел за стол и налил из серебряного самовара кипятка в стакан. Добавил травяной настойки из расписного фарфорового заварочного чайника. Затем перелил напиток в блюдечко. И начал шумно отхлёбывать из него. Но, вопреки обыкновению, маленькое личико его выглядело не блаженным, а задумчивым, и даже немного встревоженным…
В это же самое время Полина поставила на стол перед мужем дымящуюся тарелку с наваристым борщом, обильно сдобренным густой сметаной. Там же, словно благодатный остров в океане, находилась большая мозговая кость. Сама женщина села напротив и с довольной улыбкой наблюдала за тем, как муж с аппетитом ест. Внезапно её лицо приняло озабоченное выражение.
– Илюша, а как ты думаешь, сколько надо пожертвовать на новую школу, когда придут просить? – спросила она. – А то мало дам – потом перед соседями стыдно будет!
Илья Семёнович проницательно посмотрел на неё.
– А ты уверена, что придут?
– Так ведь уже у всех соседей были, к нам лишь и не зашли. – Сказав это, Полина удивилась: – Странно, а я ведь из дома никуда не выходила!
– А кто ходит? – помрачнев, спросил Илья Семёнович.
– Люди рассказывают, два дружка закадычных, Егорша и Колян, – ответила Полина и снова сама поразилась: – Вот ведь как в жизни бывает! Сначала подожгли, а теперь деньги на строительство собирают.
– Так, говоришь, у всех побывали, а наш дом стороной обошли, – задумчиво проговорил Илья Семёнович, отодвигая пустую тарелку. Мрачно улыбнулся. – И за что нам такая немилость?
Но Полина не ответила, сообразив, что спрашивал он не её, а самого себя. Она знала, что когда муж впадает в такое отрешённое состояние, то с ним лучше не заговаривать, всё равно ничего толком не скажет, а то ещё и рассердится. Поэтому она промолчала, даже когда он уходил из дома, так и не разрешив её сомнений относительно размера пожертвования на школу. Полина решила дождаться более удобного случая, когда муж не будет думать о работе, пугая её суровым выражением лица.
А Илья Семёнович после обеда не вернулся в полицейский участок, а на своём «козлике» медленно колесил по посёлку и зорко смотрел вокруг. Он несколько раз объехал Кулички, прежде чем его терпение было вознаграждено.
Заметив двух мужчин, выходящих из ворот какого-то дома, участковый узнал в них Егоршу и Коляна. Приятели были одеты в строгие темные костюмы, а Егорша к тому же держал в руках портфель, отдалённо напоминавший тот, в котором сам Илья Семёнович носил официальные бланки.
«Неужели я выгляжу так же нелепо и смешно?» – подумал Илья Семёнович и дал себе слово избавиться от портфеля. Поворотом руля он направил автомобиль к мужчинам.
Увидев полицейского, приятели переглянулись, но не выказали страха. У них был вид людей, досадующих на то, что их может задержать никчемный разговор в то время, когда каждая минута на счету.
– Пожертвования собираете? – спросил капитан Трутнев, сразу беря быка за рога.
Приятели снова переглянулись и решили не запираться.
– Сами видите, – произнёс Егорша и демонстративно переложил портфель из рук в руки. – Это всё, что вы хотели спросить, Илья Семёнович? Извините, но мы торопимся.
– Вообще-то я хотел узнать, Егор Иванович, что вы надумали про бабку Ядвигу и амулет, – сказал участковый. И напомнил: – Уже две недели прошло.
– Я ещё думаю, – ответил с апломбом Егорша. – Времени совсем нет на пустяки, Илья Семёнович.
И он начал говорить громко и отрывисто, словно выступал на митинге перед многочисленной аудиторией.
– Дети – наше будущее. Это чрезвычайно важное дело, не терпящее отлагательств. Всё остальное может подождать. Вы согласны со мной?
Илья Семёнович слегка растерялся. Он не ожидал такого нападения и не был готов его отразить. Но у него был веский аргумент, и он им воспользовался.
– Я разговаривал с Ниной Осиповной. Она меня заверила, что ещё не подписала с вами договор. Так что формально вы не имеете права собирать пожертвования.
Но Егоршу не смутили эти слова, к тому же высказанные недостаточно уверенно.
– К чему этот формализм, уважаемый Илья Семёнович? – солидно откашлявшись в кулак, спросил он. – Договор будет подписан со дня на день. Вы-то должны понимать, что каждый потерянный день – это отсрочка начала строительства школы. Это шаг в прошлое, тогда как мы должны идти и смотреть только в будущее. Дети не должны страдать из-за бюрократических проволочек. Или вы думаете иначе?
Илья Семёнович не нашел, что возразить на это. Любой ответ ставил его в невыгодное положение. И он решил не настаивать, а тем более не высказывать своих подозрений.
– Не думаю, – сказал он, лаконичностью ответа затушёвывая как его истинный смысл, так и свои дальнейшие намерения. – А вы всё-таки подумайте, Егор Иванович, о судьбе бабки Ядвиги. По сути, старики – это те же дети. И о них тоже не надо забывать, даже идя семимильными шагами в будущее. Вы согласны со мной?
– А как же, – ответил Егорша.
Но говорил он не от чистого сердца, а уступая настойчивому и неприятно-проницательному взгляду участкового, который словно видел Егоршу насквозь, со всеми его потаёнными мыслями и желаниями.
Сразу после этого они разошлись в разные стороны. Илья Семёнович направился в полицейский участок, а Егорша и Колян пошли дальше по улице, намереваясь продолжить сбор пожертвований – или, как сказал бы Тимофей, дани, – с жителей Куличков.
Глава 25. Через бурелом и болото
Бабка Ядвига подпёрла дверь дома черенком от лопаты, чтобы её не распахнуло сквозняком, сошла с крыльца и, взглянув на сову на крыше, коротко сказала:
– Бди!
Флюгер мгновенно яростно завертелся. Он был похож на сторожевого пса, крутящегося волчком, чтобы догнать свой хвост и этим продемонстрировать преданность хозяину.
После этого бабка Ядвига обратила свой взгляд на Михайло и Олега, стоявших неподалёку с рюкзаками за плечами. На ногах у них были сапоги до колен, на головах – шляпы с сетками для защиты от комаров. Почти одинакового роста и телосложения, они казались похожими, как братья. Бабка Ядвига поморщилась и скрипуче спросила:
– Соль-спички не забыли взять?
Михайло только с укоризной посмотрел на неё, а Олег, будто солдат на плацу генералу, с готовностью отрапортовал:
– Ничего не забыли, Ядвига Станиславовна!
– Тогда в путь, – махнула рукой старуха, будто и в самом деле она была командиром и посылала войска в бой. – Пока идите впереди, а после Зачатьевского озера пойдёте за мной. Да смотрите, след в след. Там начинаются болота. Один неверный шаг – и…
– Матушка! – почти умоляющим тоном произнёс Михайло, не выдержав. Он с малолетства бродил по лесам в одиночестве и не нуждался ни в чьих наставлениях. Поучения матери казались ему обидными, словно она всё ещё считала его неразумным ребёнком. – Да пойдём уже!
Но, видя, что мать готова обидеться, да к тому же получив тумака в бок от Олега, он предложил:
– По дороге всё расскажете.
На том и сошлись. И наконец-то выступили в долгожданный поход.
Сначала Олег и Михайло часто оглядывались, желая убедиться, что бабка Ядвига не отстаёт, но потом перестали. Старуха шла быстро, будто позабыла, сколько ей лет. А один раз, когда поля шляпы скрыли её морщинистое лицо, Олегу даже показалось, что это молодая женщина, настолько ловки были её движения и упруг шаг. Но он встряхнул головой, и морок рассеялся.
Путь был неблизкий, как заранее предупредила бабка Ядвига. Поэтому они берегли силы, чтобы не устать раньше времени, и первый привал сделали, миновав Зачатьевское озеро. Наскоро перекусили. Костёр разжигать не стали, ограничившись водой и сухарями, припасёнными бабкой Ядвигой. Сухари таяли во рту и показались Олегу вкуснее городских пирожных. А всего один глоток из фляги утолил жажду и снял усталость, словно это была живая вода, а не обыкновенная, набранная из колодца возле дома бабки Ядвиги. Он не сдержался и сказал об этом.
– Видать, сказок в детстве перечитал, – ехидно проскрипела бабка Ядвига. – Себя, небось, Иваном-царевичем мнишь?
А Михайло заметил:
– Родниковая это вода. Из недр земли-матушки. Потому и сил придаёт.
– Как мать-земля Гея великану Антею, – сказал Олег.
Но его никто не понял. А он не стал рассказывать древнегреческий миф, посчитав, что это будет не к месту и не ко времени. Перебравшись из города в Кулички, он действительно иногда чувствовал себя попавшим чуть ли не в сказку, настолько странные события происходили вокруг него. Но постепенно он привык, и зачастую уже просто не обращал на это внимания, принимая всё как должное.
«Нашим предкам казались чудом автомобили, не говоря уже о полётах в небе, и мы смеёмся над ними из-за этого», – оправдывал он себя. И предрекал: – «Мои внуки будут смеяться надо мной».
После такого самовнушения он уже спокойно разговаривал с Гавраном и выслушивал откровения Тимофея о жизни Древней Руси.
Подкрепившись и отдохнув, они пошли дальше. Но вскоре были вынуждены остановиться. Дорогу им преградил завал из деревьев, поражающий воображение как своей шириной и протяженностью, так и ужасающим видом. Некоторые деревья выворотило из земли с корнями, и те казались похожими на причудливо изогнувшихся в предсмертной агонии древесных змей. Но в основном здесь были изуродованные деревья, словно их, проходя мимо, переломал какой-то гигант. И он же хаотично разбросал обломки вокруг, чтобы уже никто не смог пройти той же дорогой. Олег впервые видел бурелом. Но даже Михайло, который повидал их немало, был изумлён грандиозностью картины.
– Это не ветер натворил, – произнёс он убеждённо. – Для этого понадобилась бы такая буря, какую я и представить себе не могу.
– Похоже на последствия ядерного взрыва, – сказал Олег. И пояснил, отвечая на удивлённые взгляды спутников: – Я видел подобное в фильме про апокалипсис.
– То кино, а то жизнь, – задумчиво проговорил Михайло. – Я скорее поверю, что это проделка лешего.
– Это могло случиться из-за болотистой почвы, – предположила бабка Ядвига, которой явно не понравились слова сына. – Я же вам говорила, что дальше идёт болото. Вероятно, уже здесь начинается влажная почва. Она слабо держит корни деревьев. Особенно если это сосна или осина.
– Это объясняет вывороченные с корнями деревья, – не согласился Михайло. – Но могучие дубы, переломанные, будто спички?! Как такое вообще возможно, матушка?
– Тебе лишь бы с матерью поспорить, – раздражённо сказала бабка Ядвига. – Лучше бы подумал, как нам перейти этот завал. Другого пути к пещере с золотом нет. Во всяком случае, я не знаю.
– Не лучше ли вернуться? – опасливо спросил Олег. – Здесь сам чёрт шею сломит. А там ещё и трясина…
– Некоторые умирают ещё при жизни от страха, – презрительно заметила бабка Ядвига. – Так и живут, не понимая, что они уже мертвы.
– Если это в мой огород камень, то я признаю – сплоховал, – голос Олега снова был мужественным. Ему стало стыдно перед старухой, не проявляющей ни малейшего признака страха или сомнения. «А ведь она рискует своей жизнью из-за меня», – подумал он с раскаянием и спросил:
– Так мы идём или будем лясы точить?
Не отвечая, Михайло поправил рюкзак за спиной и пошёл первым. Он запрыгнул на поваленное дерево и подал руку матери. Помог ей подняться, а потом осторожно опустил на землю по другую сторону ствола. Его ноги крепко упирались в шершавую кору. Но в самый последний момент кора с шелестящим звуком сдвинулась, будто сбрасываемая змеёй старая кожа, и Михайло покачнулся, теряя равновесие. Он упал бы спиной на толстую заострённую ветку, напоминающую копьё, если бы его не поддержал Олег. Побледневшая бабка Ядвига поблагодарила Олега взглядом, но не сказала ни слова. После этого происшествия все они были намного осторожнее. Беспечность здесь могла обернуться смертью. И хорошо, что это случилось в самом начале пути. Бурелом будто предупредил их о своём коварстве, и они поняли его.
Движение намного замедлилось. Черепаха в крутую гору шла бы быстрее, чем они. Иногда им приходилось перелезать через упавшие деревья, иногда – пролазить под ними. Ноги утопали в полусгнивших листьях, устилавших землю разноцветным ковром, будто уже наступила осень. Руки сами тянулись к торчащим отовсюду ветвям и корневищам, но те часто обламывались. Не получая питания от мертвого ствола, растения высохли и стали хрупкими, и потому даже прикасаться к ним в надежде на помощь было опасно. Впрочем, опасность подстерегала повсюду, и невозможно было предугадать, что станет угрозой уже в следующую минуту. Можно было верить только себе, своим рукам и ногам – и своим спутникам, всё остальное могло предать – и предавало.
Было сумрачно. Солнечный свет почти не проникал сквозь сомкнувшиеся над головой кроны деревьев, тускло освещая их. И сильно пахло плесенью. Из-за гнилых испарений не хватало кислорода. Сердце в часто вздымавшейся груди гулко билось, будто превратившись в язык колокола, который изо всех сил раскачивал неведомый сумасшедший звонарь. Дышать было трудно.
Но это было не самое утомительное. Олег больше уставал от постоянного ощущения того, что за ним кто-то наблюдает. Он чувствовал чей-то враждебный взгляд на своей спине, и не мог избавиться от этого раздражающего впечатления. Он даже спросил у Михайло, когда они ненадолго остановились передохнуть:
– Тебе не кажется, что мы не одни в этом буреломе?
Михайло ответил не сразу, а сначала оглянулся вокруг.
– По правде говоря, иногда чудится, – сказал он. – Но я оборачиваюсь – и никого. Лишь единожды будто тень за корягой мелькнула. Но это мог быть солнечный блик.
– А главное, что ни птица не вскрикнет, ни зверь не рыкнет, ни комар не пропищит, – пожаловался Олег. – Но ощущение чьего-то присутствия есть.
– Только не говори этого матери, – попросил Михайло, бросив взгляд на бабку Ядвигу, сидевшую на пеньке в отдалении с недоуменно-хмурым лицом, на котором не было заметно ни малейшего следа усталости. – Не пугай её.
– Не буду, – пообещал Олег. – А то опять назовёт меня трусом.
– Не обижайся, – посоветовал Михайло. – Это она не со зла.
– Ну да, по доброте душевной, – улыбнулся Олег. Но под укоряющим взглядом друга он снова стал серьёзным и сказал: – Я думаю, что нам стоит поторопиться. Не хотелось бы заночевать в этом проклятом месте.
– Ты прав, – кивнул Михайло. – Лучше на болоте, чем здесь. Гнус кажется не таким опасным, как эта мёртвая тишина. – И сам себе удивился: – Никогда не думал, что такое скажу!
Но по лицу Олега он понял, что тот думает так же.
Они шли ещё несколько часов, а потом бурелом неожиданно закончился. Сразу за ним начинался пронизанный лучами солнца обычный лес, светлый и населённый разной живностью. Запели птицы, загудели насекомые. Будто это был другой мир. Но когда они входили в него, вдруг раздался треск и шум падающего дерева. Бабка Ядвига едва успела увернуться от обломанной верхушки пихты, дотянувшейся своими разлапистыми ветвями до её ног.
– Бурелом разрастается, – сказал Олег. – Может быть, он и в самом деле живой? Как вампиры. Они мертвы и живы одновременно. Никогда не понимал, как такое возможно, до этого дня.
– А ты вампиров-то видал? – язвительно спросила бабка Ядвига, стряхивая с себя зеленые иголки, обсыпавшие её при падении пихты. – Или тоже только в кино?
И Олег был вынужден признать, что его познания в этом вопросе чисто теоретические.
– А вы, Ядвига Станиславовна, их встречали? – спросил он больше из вежливости, чем из желания знать.
– Доводилось, – буркнула бабка Ядвига. – Только питались они не кровью.
Однако она не стала вдаваться в подробности, а вместо этого сказала:
– Надо поторопиться. До темноты мы должны пройти болото.
Олег и Михайло обменялись удивлёнными взглядами.
– Может быть, сделаем небольшой привал, Ядвига Станиславовна? – предложил Олег. – Наверное, вы устали. Да и мы, признаться, немного утомились.
Но бабка Ядвига с презрением усмехнулась.
– С чего уставать-то? Это были только цветочки, ягодки впереди.
И она повелительно произнесла:
– Держитесь за мной и идите след в след.
И, пристыженные, уже без возражений они покорно пошли за старухой.
Идти было легко, почва под ногами мягко пружинила. Постепенно земля становилась всё более влажной. А вскоре она начала чавкать под ногами и налипать большими комками грязи на сапоги. Когда уже стало трудно шагать, бабка Ядвига остановилась.
– Нарвите ветвей с деревьев и кустов, – сказала она. – И прикрепите к ногам.
Они так и сделали. После этого идти стало легче, словно они на лыжах скользили по снегу. Сама бабка Ядвига обломала еще и длинный сук с дерева, и теперь проверяла им почву перед тем, как сделать следующий шаг.
Они шли, казалось, через цветущее поле, покрытое густой ярко-зеленой травой. Но это была не обычная трава, а мох. Кое-где росли низенькие сосны, берёзы и чахлые кусты багульника. Иногда стайками пролетали птицы – куропатки или кулики, а то и утки. Одинокая цапля, стоявшая на одной ноге, с любопытством смотрела на них и не улетала. Она охотилась на лягушек и жаб, которых здесь обитало множество. А те то начинали орать хором, то вдруг замолкали, будто повинуясь невидимому дирижеру. Над травой вились тучи комаров, а по воде пробегали голенастые водомерки. Обитатели болота жили своей жизнью, и они не боялись людей, по всей видимости, редко сюда заходивших. И Олег вскоре понял почему.
Он наступил на кочку, и нога сорвалась, тут же провалившись в топкую жижу. Олег пошатнулся, неловко шагнул второй ногой – и оказался по колена в грязи. Он даже не понял, как это произошло. Олег попытался выбраться, но каждое движение только усугубляло ситуацию. Его словно кто-то схватил за ноги и с силой тянул вниз. Туда же увлекал и рюкзак за спиной. Олег попытался скинуть его, но в результате увяз ещё больше. Он барахтался, а мерзкая жижа с противным чавканьем заглатывала его, как будто она была живым организмом и нуждалась в пропитании.
Если бы Олег шёл один, он не выбрался бы. Но его спас Михайло. Тот оглянулся, услышав странные звуки за спиной, и протянул руку. Олег ухватился за неё и, перестав тонуть, понемногу начал освобождаться из вязкого плена. Почувствовав снова твердую почву под ногами, он отпустил спасительную руку. Грязь неохотно стекала с него медленными густыми ручейками, в сапогах глухо хлюпало.
– Ты почему не кричал? – спросил его удивленно Михайло. – Я мог и не оглянуться.
– Сам не знаю, – искренне ответил Олег. – Слишком неожиданно всё вышло, я даже не успел ни о чём подумать.
Помолчав, он неожиданно улыбнулся и сказал:
– А, может быть, стыдно было позвать на помощь и окончательно пасть в глазах твоей матери.
Он показал на бабку Ядвигу.
– Ты только посмотри на неё! Словно не идёт, а парит над водой. Живой укор мне.
Старуха действительно шла легко и быстро, будто не сама она искала дорогу через болото, а ей кто-то подсказывал, куда ставить ногу, и какую кочку лучше обойти стороной.
– И мне тоже, – сказал Михайло. – Признаться, я начинаю другими глазами смотреть на свою мать. Я её явно недооценивал.
Услышав их голоса, бабка Ядвига обернулась и недовольно крикнула:
– Опять отдыхаете? Сколько можно!
И друзья поспешили вдогонку за старухой, старательно ступая по её глубоко вдавленным в мягкую почву следам, которые медленно заполнялись водой, угрожая повторить судьбу Атлантиды…
Солнце уже скрылось за верхушками деревьев, и тени легли на землю, когда они вышли из болота, не чуя под собой ног от усталости. Поэтому они не сразу поняли, что под их ногами наконец-то твердая почва. Это сказала им бабка Ядвига.
– Марь прошли. Будете отдыхать или потерпите до пещеры?
