Сергей Грушко
Восставшее поколение
Глава 19. Из отчета первых. Место появления
В тот день, когда по нашим подсчетам была годовщина попадания, я не уходил далеко от вышки. Внимательнее, чем обычно, наблюдал за округой, часто залезал на лестницу, поддерживал наготове огонь. Во мне теплилось ожидание, может быть даже предчувствие, чуда.
Но чуда не произошло. Заменой ему было вполне реальное чувство – головная боль. В первой половине дня я неожиданно почувствовал кратковременный приступ головной боли, не очень сильной, но неприятной. Длился он буквально секунду. Я посмотрел на жену, она смотрела на меня. Я хотел было спросить, почувствовала ли боль и она, как приступ повторился, той же силы и длительности. И все.
– Голова? – спросил я.
– Да, два раза кольнуло.
– Коля, – посмотрел я на старшего сына, – ты что-нибудь сейчас чувствовал?
– У меня заболела голова. А потом еще заболела.
– А сейчас болит?
– Нет. Два раза поболела и прошла.
– Жорик, у тебя сейчас что-нибудь болело?
– В голове болело. Один раз. Потом еще один раз. А сейчас не болит.
– Так, беремся за руки и идем к тому знаку.
Мы медленно пошли к треножнику, поставленному на месте попадания. Приблизились, подошли вплотную, походили вокруг. Ничего не произошло.
– Что это могло быть? – Лиза первой нарушила молчание.
– Мне кажется, это было напоминание о двух оставшихся годах. Два приступа боли – два года.
– И все?
– Подождем, узнаем.
Мы прождали день, потом еще один, потом еще неделю. Потом сели на плот и отбыли к дому. Я отталкивался шестом и смотрел на грустное лицо Лизы, видел, как она бросает взгляды в сторону уменьшающейся вышки.
– Я думаю, что это все, что они смогли сделать для нас – напомнить о сроке.
– Пожалуй, ты прав. Ничего другого мне на ум не приходит. Получается, еще два года?
– Хорошо, что два, а не десять. И вообще хорошо, что они дали понять: «Не отчаивайтесь. Есть надежда».
Лиза ничего не ответила, лишь в глазах у нее блеснули слезы.
– Лизонька, всего два года. Самое трудное уже позади. Мы выдержим. Не то что выдержим – спокойно, уверенно проживем это время. Когда-нибудь даже будем скучать по этому миру.
– Сейчас я скучаю по нашему миру.
– Я тоже. Но мы здесь все вместе, поэтому все это терпимо.
– Терпимо. Но почему-то не сейчас.
За июль мы закончили делать саманные кирпичи, и я сразу же приступил к кладке стен. К концу августа дом был в основном готов, и у меня появилось время на дальние походы. Я решил в деталях осмотреть наш берег Дона на восток, особенно балки, рассекающие его высокие берега. Скорость мне не требовалась, поэтому в качестве средства передвижения я выбрал плот.
Ближайшие две балки были мною уже хорошо осмотрены, и на них я потратил немного времени. Третья балка запомнилась большими зарослями дикого винограда. К четвертой балке я подошел уже во второй половине дня. Это была фактически небольшая, почти пересохшая в это время года речка. В зарослях по ее берегам я нашел кусты черной смородины. Интересно, что больше она нигде не встречалась. Ягоды уже в основном осыпались или высохли, поэтому собирать было практически нечего, но вот позже можно будет выкопать кусты и посадить у себя.
Здесь в заливчике я переночевал. Утром прогулялся в сторону степи, безрезультатно. По дну пятой балки бежал ручей, виднелись следы животных. На берегу ручья я наткнулся на кремень, отличный камень для изготовления орудий. Наполнил им все корзины, какие у меня были, и отправился домой. Плыть по течению было легче, и к вечеру уже пристал к родным берегам.
Казалось бы ничего принципиально нового этот поход мне не дал, но после него я перестал надеяться обнаружить поблизости какой-нибудь металл. Технологии исключительно каменного века – вот что было нашей реальностью.
В сентябре мы окончательно переехали в новый, пока еще не совсем обсохший дом. Все усилия сконцентрировались на обустройстве жилища и заготовке шкур. Помимо регулярной добычи сайгаков я еще раз добыл зубра – нужно было обновлять зимнюю обувь.
Благодаря постоянной практике, мои навыки в стрельбе из лука достигли небывалых высот. Я сделал более мощный лук, и с его помощью мог подстрелить сайгака. Старался ходил на охоту с кем-то из детей. Они тоже пытались охотиться, но их луки были слишком слабы для результативной охоты.
К концу сентября мы уже были готовы зимовать. Соли за жаркий сезон было запасено с избытком. Подвал был заставлен томатной пастой и солеными помидорами с добавками разных трав и кореньев. Мяса и рыбы было запасено больше чем нужно. Сухофрукты и сушеная зелень хранились в мешочках из ткани, подвешенных под крышами сараев. Дрова на зиму были аккуратно сложены в поленицы в тех же сараях. Дом был побелен известью внутри и снаружи, пол выложен керамической плиткой. Кушали мы за столом, сидя на стульях. Я сделал унитаз с сифоном, туалет оборудовал в пристройке, которая соединялась с домом там, где проходила печная труба. По моим предположениям вода в пристройке не должна была замерзать зимой. Вход в туалет был через холодные сени, но это все же намного лучше, чем бегать по морозу через весь двор. Для стока вырыл очень глубокую и длинную канаву, выходившую к ручью, начинающемуся у нашего родника.
До того, как простым людям стало доступно стекло, окна делались из слюды или пузыря животных. Слюды поблизости не было, а как-то нормально скрепить несколько пузырей сайгаков, так чтобы ими можно было покрыть площадь окна, я не смог. Поэтому окна закрывались ставнями, а на зиму были заготовлены и камышовые «заглушки».
Спирт у нас еще оставался с прошлого года. Мы его готовили для настоек на случай болезней, но никто из нас так и не заболел, – причиной тому была закалка на свежем воздухе и отсутствие сезонных вирусных эпидемий.
Специально для детей я нажег древесного угля. Они должны знать, как это делается. Я объяснил им, что если мы все-таки разыщем что-то содержащее металл, то выплавлять его надо будет с помощью этого угля. Простые дрова не подойдут. Они не создают нужной температуры.
Кстати, печку топить лучше древесным углем, чем дровами. Он дольше горит. Проблема только в том, что на его изготовление уходит слишком много времени.
В октябре в качестве эксперимента, поймав в ивовую ловушку трех уток, поселили их у себя. Опять же сделал это скорее для детей. Показал им, как обрезать крыло, чтобы не улетели. Мы вместе ходили за водорослями и травой для корма. Варили и им рыбу, соорудили бассейн, сарайчик, огородили поляну.
Учебу детей старались не запускать. Занимались фактически каждый день, даже по воскресеньям. Календарь вела жена. Мы точно знали, когда какой праздник, день рождения, интересная историческая дата.
Самым удобным приспособлением для письма оказались белые, тонкие плиты, вылепленные из известкового раствора. Писали на них угольками, потом стирали. Жена не только писала, но и рисовала, и проводила с детьми уроки рисования.
Вообще, известковый бетон – хорошая штука. Жаль только, что хорошего известняка поблизости было не так много. К тому же на его изготовление уходит намного больше времени, чем на тот же саман. Но он крепче и не боится воды.
В темное время суток мы играли в шашки, шахматы, домино, уголки. Уголки хороши тем, что в них можно играть вчетвером, всей семьей.
Однажды я случайно обнаружил брошенное пчелиное гнездо. Восковые свечи стали нашим новым средством освещения дома. Использовали их экономно, только если занимались каким-то трудом, требующим хорошего освещения: вязанием, плетением, шитьем.
В середине октября установилась сухая и теплая погода, позднее для этих широт «бабье лето». И я решил осуществить свою давнюю мечту – продвинуться по нашему берегу Дона как можно дальше на запад. От Кумшака и до ближайшего притока – Северского Донца – расстояние по моим прикидкам было километров восемьдесят по прямой. Северный берег Дона повыше, менее заболочен, но и там хватает препятствий. Для тщательного осмотра двигаться нужно медленно. Это можно сделать на плотике, который резво пойдет по течению. А вот возвращаться нужно будет пешком, причем идти не вдоль берега, а огибать разные затоны и старицы, то есть фактически по степи. Ночевать я смогу в гамаке на деревьях, погода еще позволяет. Мои навыки стрельбы из лука позволят мне худо-бедно отбиться от волков, если они запрут меня на дереве.
Как обычно, попрощавшись с женой и детьми, рано утром я отправился в путь. В первый день плыл быстро, особенно в начале. Путь лежал по Сухой, более-менее мне известной. Конечно, останавливался, если замечал что-то интересное, но буквально несколько раз. Заночевал в нашем шалаше, откуда мы отплывали год назад, и где я провел одну ночь зимой. В дальнейшем плыл медленно. Хотя держался правого берега, посматривал и на левый. Попадалось немало участков берега вообще без леса, где степь подходила прямо к реке.Особенно внимательно исследовал обрывистые и каменистые берега.
Во время третьей ночевки меня уже посещали мысли, что я зря отправился в эту экспедицию. Ничего принципиально нового мне не встретилось. Но вот в конце четвертого дня я приблизился к месту, где Дон огибал высокий холм, испещренный выступами каменистых пород. Утром я стал шаг за шагом исследовать эту гору, поросшую обычной степной растительностью, и метрах в трехстах от берега увидел грот. Около него было неестественно много камней. Я с замиранием сердца приблизился. Видно было, что грот неглубокий, но создает убежище от осадков. И камни. Откуда здесь столько камней? Я очень внимательно стал исследовать все, что лежало на земле. Самым примечательным были старые кости какого-то животного. Зашел под каменный козырек и внимательно осмотрел стены. Никаких необычных следов. И на земле тоже ничего. Но камни. У меня складывалось впечатление, что их сюда принесли. Или у меня на фоне одиночества фантазия бурлит?
Я целый день посвятил этому холму и близлежащей территории, но так и не нашел ничего, что являлось бы точным доказательством присутствия человека. Переночевал здесь же и утром отправился домой. К Северскому Донцу решил не идти, хотя оставалось не так уж и далеко. По дороге, как обычно, старался держаться ближе к деревьям, обходил стада зубров, старался не забираться в камыши. В первой половине третьего дня пешего похода я уже подходил к моему месту охоты на сайгаков. Отсюда рукой подать до мостика, под которым мы ставим сеть. Я немного расслабился и поплатился – наступил на гадюку. Она вывернулась и укусила меня за ногу. Укус был н очень болезненный. Я сел, согнулся в три погибели, стал отсасывать и выплевывать кровь. Я потихоньку двинулся домой. Минут через двадцать стала опухать нога ближе к месту укуса. Опухоль усиливалась, стала кружиться голова. Я доковылял до дома и рухнул на постель.
Конечно, Лиза была в ужасе. Я рассказал, что произошло, и попросил ее не беспокоиться. Провалялся две недели. Лечение было одно – обильное питье и покой. За это время рассказал жене о своем походе и необычном оформлении грота. Однажды ночью, когда дети спали, я шепнул ей:
– Если когда-нибудь наши надежды попасть в свой мир рухнут, мы отправимся вниз по Дону, оттуда пойдем к Черному морю и его побережью на юг. Если где-то есть люди, то на юге, в субтропиках.
– Какие люди?
– Да любые. Хоть неандертальцы. Неандертальцы, вообще-то, не самый худший вариант.
– Они нас могут убить.
– Значит, нужно вооружиться так, чтобы не убили. И у нас трое мужчин. Будет через десять лет. Так что время сделать оружие и научиться им пользоваться есть.
– Не хочу даже об этом думать, – Лиза отвернулась и замолчала.
В ноябре, когда уже мог потихоньку двигаться, не спеша засадил соседнюю террасу саженцами яблони и груши. Вдоль опушки, ближе к нам, высадил абрикосы. Опять разобрал большой плот. Отправляться к солеварням на другой берег в таком состоянии я не решался, чувствовал себя еще не очень хорошо. Они остались не разобранными и не подготовленными к зиме.
Снег выпал в конце ноября, когда я уже почти полностью оклемался, да так и не растаял. Что не совсем обычно для этих краев.
Новый дом пришлось топить основательнее, но совсем уж сильных морозов не было. Наш родник всего лишь пару раз за зиму замерзал. Еще раз убедился, что правильно выбрал место для поселения. Высокие холмы по обеим сторонам долины не давали разгуляться холодному воздуху.
За зиму мы всего лишь один раз слышали волчий вой, но в гости к нам никто не пожаловал. То ли зима для хищников была не слишком холодной, то ли они помнили опасность, которая поджидает их в наших краях.
Когда Дон основательно замерз, я все же сходил к солеварням и подготовил их к зиме.
Этой зимой мы были более активны. Чаще устраивали лыжные походы по степи и по льду реки. Но все равно далеко уходить не решались и всегда были начеку.
Уток мы съели по порядку на Рождество, Новый год и еще одно Рождество. Приятное разнообразие вместо солонины. Кстати, корм для них мы с таким расчетом и заготавливали.
Пользуясь возможностью относительно легко перетаскивать тяжелые грузы, я всю зиму возил куски известняка из своего рода карьера, устроенного мной в месте выхода этого полезного минерала километров за десять отсюда, на другой стороне Дона. Хороший строительный песчаник был на нашей стороне, километрах в шести. Точнее, он встречался во многих местах, но в том месте, откуда я его возил на санках, его было легко извлекать из обрывистого берега.
Зимой я ни в какие дальние походы не выбирался. Мой пыл охладел от вида царящего вокруг дикого, хотя по-своему прекрасного однообразия.
Весна пришла рано и быстро. Еще неделю назад лежал снег, и вот уже днем градусов пятнадцать тепла. Прошла еще неделя, стало достаточно сухо для того, чтобы можно было начинать строительные работы. Восьмого марта мы вместе с детьми поздравили нашу единственную, неповторимую женщину с праздником, и на следующий день я приступил к рытью неглубоких траншей под фундамент. Моей задумкой было поставить трехметровый каменный забор по всему периметру двора, а освободившиеся палки пустить на строительство сараев по всей длине забора. Причем с таким расчетом, что крыша станет одновременно и мостками, по которым можно будет ходить и наблюдать за происходящем в округе. Если деревянный забор был защитой только от животных, то каменные стены смогут защитить и от человека. Но размышления об угрозе со стороны человека были лишь чем-то совсем уж нереальным. Конечно прежде всего я думал о животных. Они ведь разные бывают. Кто знает, что сюда забредет. Медведь, например. Или примчится стадо обезумевших зубров, сметая все на своем пути. А может степная трава загорится, и за ней наш сухой деревянный плетень.
Это строительство и было основным моим занятием на всю весну и начало лето, не считая рыбалку, охоту, рутинных походов за солью, камнями и травами.
* * *
К концу июня мы стали готовиться к поездке к месту появления. Большой плот уже был готов. Памятуя о прошлогодних прорывах сквозь камыш, я в этот раз предварительно сплавал туда на лодке один и основательно почистил водный путь. Заодно и проверил нашу вышку. Подремонтировал ее немного, подготовив к заселению.
Мы без приключений достигли места назначения. Неделю до дня второй годовщины попадания я занимался тем, что ставил плетень из принесенных в прошлом году палок и в изобилии росшего поблизости терновника. Опять ходил и внимательно изучал окрестности, пытаясь обнаружить какие-то следы нашего мира. И, как обычно, безрезультатно.
Ерик Подпольный был неглубокой речкой, обучение плаванию шло в нем хорошо. Коля научился плавать еще в прошлом году, а Жорик как раз за эту неделю. Раньше у него был чуть ли не страх перед водой, а теперь он плескался и бултыхался дни напролет и не хотел вылезать из воды.
В день икс мы были наготове с самого рассвета. Никуда далеко не уходили. Поближе к знаку поставили навес от палящего солнца и ждали. Мы с Лизой сидели лицом друг к другу. Она смотрела на меня и рассказывала о своих опытах по получению мыльного щелока из древесной золы. Дети рядом с нами строили домики из палочек. Вдруг я почувствовал приступ головной боли. Одновременно с этим Лиза замолчала. Я взглянул на нее. Она смотрела мимо меня с выражением изумления. Я повернул голову и увидел скорчившегося на земле маленького человека, полностью голого. Мой инстинкт сработал мгновенно. Копье оказалось у меня в руках, и я сделал шаг вперед, загораживая собой жену и детей. Человечек поднял голову и сказал, выдавливая из себя слова:
– Здравствуйте. Я Павел. Я за вами.
Ростом он был может быть чуть больше метра, как Жорик. Но это был взрослый человек, не ребенок. «Карлик», – мелькнула мысль.
Почему-то в этой ситуации мне особенно хорошо запомнилась реакция мальчишек. Они не стояли, разинув рот, а тоже схватили свои копья и направили их в сторону неизвестного.
– Как за нами? – выпалил я первый пришедший мне в голову дурацкий вопрос.
– Вы Александр? – спросил карлик.
– Да.
– Значил это ваши жена и дети – Лиза, Коля и Жора.
– Да. Именно так.
– С вами есть кто-нибудь еще?
– Нет. Нас четверо.
– Точно нет?
– Был еще один человек, сержант. Он умер.
– Когда умер?
– Через несколько часов после попадания. Два года назад.
– Почему он умер?
– От сильных ожогов. Мы нашли его уже умирающим и не смогли ничем помочь.
– Понятно, – сказал Павел. – А еще какие-нибудь люди есть? Жители этого мира, например.
– Мы не встречали здесь людей. Вообще никаких следов.
– Вы попали в этот мир именно в этом месте?
– Да, именно здесь, с небольшим разбросом. Этот знак стоит там, где попал я.
– Понятно. Тогда слушайте меня внимательно и запоминайте. Я – разведчик. Я направлен сюда, чтобы узнать, что здесь происходит. Хорошо, что вы находитесь на месте. Значит, можете попасть назад, в наш мир. Вы хотите попасть назад?
– Да, – ответил я за всех, чуть поперхнувшись.
– Очень, – уверенным голосом подтвердила Лиза.
– Последовательность такая. Примерно через десять минут я отправлюсь назад, один, – он поднял руку как бы останавливая наши возражения. – На месте я сообщу, что здесь за ситуация. Через полчаса после моего ухода или меньше примерно в этом же месте один за другим пройдут в этот мир три человека. По инструкции они должны выйти из круга перемещения. Он метров двадцать в диаметре, плюс-минус. Ровно через минуту после попадания последнего из них запустится механизм возвращения. Для четырех человек. Это должны быть вы. Тех трех новичков к этому времени уже не должно быть в круге. Но если они почему-то не выйдут из круга перемещения, вы все равно должны зайти в него и оказаться выше их. Механизм подхватывает людей сверху, одного за другим, с секундной задержкой. Тот, кто в это время будет выше, тот и вернется назад.
– Может нам посадить детей к себе на шеи?
– Тогда не будет гарантии, что после них попадете вы. У вас есть какие-нибудь палки, лестница?
– Да-да. Есть лестница. Вон она, на вышке, – я показал на нее.
– Отлично. Подойдет. Тащите ее сюда. После появления третьего человека ставьте ее в круг и забирайтесь на ступеньки. Детей, конечно, надо разместить повыше.
– А что с этими людьми, которые попадут сюда?
– Они останутся здесь.
– Надолго?
– Как указано у них в контракте.
– А что у них в контракте?
– Это закрытая информация, – Павел оставался невозмутим. – Так, подходит время моего возвращения. Вы все запомнили?
– А нам с вами никак нельзя? – спросила Лиза.
– Нет. Механизм настроен именно на меня. Или я, или никто. Но лучше я, чтобы принести информацию о вас.
– Да, конечно, – Лиза смутилась.
И Павел исчез. Просто исчез. Был, и его не стало. И опять головная боль.
– Через полчаса или меньше, – произнесла Лиза. Она явно была меньше ошарашена, чем я.
– Лестница, – сказал я. – Ждите здесь. Сейчас я принесу.
Через пять минут я уже вернулся:
– Давайте залезем все вместе, проверим, держит ли она.
Мы забрались. Дети на верхние перекладины, мы на нижние. Все было в порядке.
– А если они тоже полезут к нам? Если начнут нас сталкивать? – настороженно спросила Лиза.
– Не должны. У них контракт. Они исследователи, типа космонавтов, – с неуверенностью сказал я.
– Ну да, – процедила Лиза и посмотрела на мое копье.
– Все, Лиза, все. Расслабься. После третьего человека идем. Делаем эти двадцать шагов. Дети, держите маму за руки.
Так мы и простояли еще минут десять: Лиза – с детьми, я – с высокой трехногой лестницей-стремянкой. Наши копья лежали рядом.
Первой появилась довольно полная, чернявая женщина лет сорока пяти. Голая. Было видно, что ей тяжело, но она, поднявшись с травы, сразу же двинулась из круга, почему-то в сторону от нас, хотя наверняка нас заметила. Через миг за ней появился высокий, худой монголоид. Он ойкнул, морщась от боли, огляделся, встал и с виноватым выражением лица, неуверенно пошел к нам. Сразу за ним на земле оказался грузный мужчина. Он, как стоял на коленях на траве, так и продолжал стоять, обняв голову руками.
Я визуально выбрал точку между местами попадания этих трех людей и двинулся к ней:
– Пошли!
Узбек, как я назвал его про себя, сделал шаг в сторону, пропуская нас, и произнес с легким акцентом:
– Здрасте.
– Здравствуйте, – автоматически ответил я. Абсурдность ситуации чуть не лишила меня дара речи.
– Поселок далеко? – спросил узбек.
– Здесь нет поселка. Есть вышка и плот. На плоту можно плыть в ту сторону, и попадете к Дону.
– Там поселок? – удивленно спросил узбек.
– Там дом. Хороший саманный дом. И запасы еды. И огород. На той стороне Дона, около устья Кумшака.
– Кумшака? Что такое Кумшака?
– Речка такая. Будет по левому берегу. Первый отсюда приток.
Лиза нетерпеливо подтолкнула меня:
– Ставь лестницу.
Я опомнился и начал раздвигать ножки. Мы залезли на перекладины. Я осмотрелся, оценивая ситуацию.
Полная женщина стояла в стороне и как-то хмуро поглядывала на нас. Высокий узбек удивленно наблюдал за нашей коллективной эквилибристикой на самодельном деревянном снаряде. Третий, грузный мужчина, продолжал стоять на коленях, но вроде чуть-чуть шевелился.
Жорик посмотрел на него и спросил:
– Мама, космонавту плохо?
Лиза ничего не успела ответить. Мы последовательно перенеслись в другое место и упали там на траву, голые, со знакомой уже головной болью. И опять я почувствовал ожог на том месте, где за миг до этого была одежда. Сразу открыл глаза – жена и дети здесь, поднимаются. А вокруг нас высокий металлический забор.
«Металл. Мы дома!»
* * *
– Ну, Александр Яковлевич, вы прямо настоящую повесть написали. Я, честно говоря, не ожидал. Чрезвычайно детальный, хотя и не очень эмоциональный текст, даже с нотками драматизма, – с улыбкой глядя на меня сквозь стеклянную перегородку, произнес невысокий, усатый мужчина с короткой стрижкой, в которой кое-где виднелись седые волосы.
– Давно не печатал на клавиатуре. Вот дорвался и выдал. Можно сказать, само получилось. А драматизма в том мире мы старались по возможности избегать.
– Понимаю… Да, творческий вы человек. Отлично, спасибо большое. Хочу вас известить, что три недели карантина подходят к концу. Ну, и нам с вами нужно определяться, что дальше.
– Давайте определяться.
– Ситуация такая, Александр Яковлевич. Проект наш, как вы знаете, секретный, но, согласитесь, интересный и в какой-то степени перспективный, – Степан Викторович вопросительно посмотрел на меня.
– Интересный, – неуверенно подтвердил я.
– Не буду юлить. Мы в вас заинтересованы, как в источнике бесценной практической информации. Я приглашаю вас работать в нашем проекте – вас с Елизаветой Павловной, – скажем так, научными консультантами. Зарплаты в два раза выше, чем на вашем прежнем месте работы. Туда вам навряд ли получится вернуться, потому что на вашем прежнем месте, как вы знаете, уже два года работает другой человек.
Я молча кивнул.
– Наш институт находится в Ростове. Здесь у нас летний … этно-археологический лагерь. Пока летний. Скоро будет круглогодичный. Но жить вы сможете в Ростове. А сюда нужно будет время от времени приезжать. У нас здесь отличные условия. И будут еще лучше. Из-за того, что проект закрытый, есть ряд ограничений. Самое серьезное – нельзя выезжать за рубеж, по крайней мере ближайшие пять лет. Однако это условие для вас сохранится в любом случае, безотносительно того, согласитесь вы у нас работать или нет, – Степан Викторович опять посмотрел на меня. – Детей устроим в хорошую частную школу. Тем более, им нужна определенная реабилитация, согласитесь.
Я опять кивнул.
Наш куратор еще раз улыбнулся:
– Александр Яковлевич, здесь вы будете на своем месте. Вы уникальный специалист, эксперт. Уверен, вам приятно это осознавать. Я понимаю, что опыт этот вы приобрели не по своей воле, но так уж вышло. Ошибки случаются, и, как я вам говорил раньше, вас ждет ощутимая материальная компенсация.
Степан Викторович встал:
– Поговорите пожалуйста с супругой. Я навещу вас завтра после обеда и буду готов ответить на все ваши вопросы.
Итог нашего семейного обсуждения кратко подвела Лиза:
– Ну, а что мы теряем? Поездки в Турцию и Египет?
– Заграница для нас в любом случае закрыта.
– Тогда, что думать? Ты же хотел жить на юге.
– А ты?
– Что я? Мне все равно, где жить. Лишь бы не в саманном доме без стекол.
На том и порешили.
На следующий день мы со Степаном Викторовичем уже могли поздороваться за руки, первый раз за три недели наших с ним почти ежедневных бесед, точнее его расспросов. В конце разговора куратор обрисовал ближайшие планы:
– Отдохните две-три недельки, а в начале сентября ждем вас. Тем более, детям уже нужно будет идти в школу. Спасибо еще раз.
– Степан Викторович, ну теперь вы можете ответить на несколько вопросов?
– На закрытую тему?
– Конечно.
Он молча смотрел на меня.
– Кто те три человека, которых отправили вместо нас?
– Ладно. Хоть вы еще документы о неразглашении не подписали, думаю, уже могу открыть некоторую информацию. Зоя Морозовская, цыганская баронесса, отбывала пожизненное заключение за организацию убийства семьи своих конкурентов в, так сказать, бизнесе. Гражданин Узбекистана Рафик Камилов, отбывал двенадцать лет как организатор и хозяин наркоканала. В тюрьме пережил два покушения, организованных кредиторами. Сергей Васильев, сидел за мошенничество в особо крупных размерах. Последняя стадия СПИДа, несколько попыток самоубийства. Полностью разрушенная психика. По прогнозам специалистов жить ему оставалось недолго.
– Боже! Но они смогут вернуться назад?
– Теоретически, да. Но такой вариант серьезно не обсуждался.
– А Павел, разведчик? Почему он такой маленький?
– Павел – лилипут. Прекрасный человек, уникальный специалист. Благодаря небольшой массе тела подошел для первой реверсивной заброски в мир, где вы находились.
– Тот мир, он один такой?
– Этот вопрос вне моей компетенции. Думаю, нет.
– Ну, а почему эксперименты проводятся именно в этой местности?
– Здесь уникальное место, с уникальным сочетанием ряда факторов. Если кратко: отсутствие рудных аномалий, наличие извилистой реки, возможно влияние расположенной недалеко атомной электростанции.
– Тот мир – прошлое нашей земли? Почему там нет людей?
– Нет, просто параллельный мир, в котором люди еще не появились, или появились, но не добрались до этого региона.
– И что с ним делать? Ну не зэков же ссылать?
– Нет, конечно. Эти трое были исключением. А что с ним делать, это, Александр Яковлевич, предмет очень серьезного обсуждения, на очень серьезном уровне. Все не так просто. Есть значительные ограничения на перемещения больших групп людей и еще кое-какие проблемы.
– Почему сержант сказал: «Ждите три года»?
– Два года назад к заброске готовилась группа из шести человек, значит, согласно нашим расчетам обратный проход должен был открыться через три года. В реальности вас там оказалось трое взрослых и двое маленьких детей. Из-за того, что ваша общая масса была значительно меньше, появилась возможность организовать ваше возвращение через два года после попадания.
– Выходит, нам повезло, что мы оказались в нужном месте на год раньше?
– Психологи предсказывали вероятность такого поведения вашей семейной пары в девяносто процентов, – улыбка опять озарила лицо куратора.
– Но те два приступа головной боли в первый год? Что они означали? Мы правильно их поняли?
– Механизм действительно включали для обозначения какой-то связи с нашим миром. Мы боялись, что на одиночный сигнал вы просто не обратите внимания, поэтому сделали его двойным… Александр Яковлевич, мне надо идти, да и вам, наверно, уже хотелось бы побыстрее выбраться из карантинного блока. У нас с вами будет еще много времени подробнее обсудить эти темы. Что касается вашего подробного отчета, он содержит бесценную информацию для нас и для тех добровольцев, которых будут готовить к переброске в новый мир.
– И сколько их будет, этих … ну, добровольцев?
– Ученые предлагают отправить сразу триста шестьдесят человек.