Сергей Александрович Арьков
Кредо холопа
– Разумеется. Наша священная миссия состоит в том, чтобы, вопреки всему, довести человечество до светлого будущего, – сообщил седой старик, который был тут, похоже, главным.
– До задницы мне, кого вы и до чего доводить собрались, – проворчал Гриша. – Но я ничего делать не буду, пока мы не утрясем вопрос с блондинками.
– С чем, простите? – нахмурился старик, а Ярославна сделала такое кислое лицо, словно только что умяла целый лимон.
– С блондинками, – охотно повторил Гриша. – Понимаете, бывают не очень хорошие блондинки. Толстые, например, или совсем тощие и голодные. Мне таких не надо. Когда я говорю – мне нужно двадцать восемь блондинок, я имею в виду, что мне нужно двадцать восемь красивых стройных блондинок, чтобы попы у них были такие круглые и вкусные, и сиськи чтобы третьего размера, ну или четвертого, я не обижусь. Потому что вы тут могли подумать, что мне все равно, какие блондинки, лишь бы блондинки, и надавали бы мне всяких некрасивых, а мне такие совсем не нужны. Мне нужные такие блондинки, как вот Ярославна. Она, правда, не блондинка, но все остальное у нее подходящее. Так что если будут такие, как Ярославна, но не блондинки, такие тоже подойдут. Но это, блин, не значит, что мне какие угодно подойдут. Мне или классные блондинки нужны, или такие, как Ярославна. А вот такие, – Гриша указал на какую-то худощавую девушку в больших очках, что с любопытством разглядывал новичка, – такие мне и даром не нужны! Я на нее сейчас гляжу, и у меня сексуальная активность снижается. Слушайте, можно ее убрать куда-нибудь?
– Мариночка, иди на свое рабочее место, – попросил дед. Худая Мариночка со слезами обиды посмотрела на неласкового Гришу, и ушла. После этого Гриша смог вздохнуть спокойно.
– Слава богу. Спасибо вам сердечное, – поблагодарил он старика. – У меня к вам большая просьба: сделайте так, чтобы эта Мариночка никогда мне на глаза не попадалась. Потому что сексуальная активность, это самое главное, особенно если у тебя двадцать восемь блондинок.
Дед повернулся к Ярославне, и спросил:
– Ты понимаешь, о чем он сейчас говорит?
Ярославне явно не хотелось обсуждать это, но пришлось.
– Неизменным условием своего с нами сотрудничества он ставит передачу ему в безраздельное пользование блондинок модельной внешности, общим количеством двадцать восемь штук, – нехотя пояснила она.
– Если отдадите мне Ярославну, то я восемь блондинок, так и быть, скину, – подал голос Гриша.
Седой вождь был явно озадачен таким требованием. Ярославна была мрачна, как ночь. По всей видимости, она забыла уведомить своих коллег о специфических особенностях нового оператора, и теперь ей было банально стыдно.
– Послушайте, – наконец заговорил дед, – а нельзя ли заменить блондинок деньгами?
– Ясное дело – нет! – возмутился Гриша. – Что такое деньги? Бумага обычная. А блондинка, это ноги, жопа, сиськи и еще много всякого интересного. Как все это бумагой можно заменить? Резиной иногда заменяют, но это тоже не то.
– Да вы меня не поняли. Я хотел сказать, что, может быть, мы вам вместо блондинок денег заплатим.
– Вы мне и так их заплатите, – кивнул Гриша. – Вы мне за все заплатите. Я уже сколько дней не видел ни пива, ни телок, ни телевизора, ни компьютера…. А вы знаете, какие там прикольные ролики в интернете есть? И как без них жить тяжело? Плюс, когда убегали, я фотографию Танечки забыл. И теперь страдаю. Мы с ней так сблизились за эти дни.
– С Танечкой?
– С фотографией.
– Ну, все, хватит, – не выдержала Ярославна. Она подошла к Грише и крепко взяла его за руку. – Мы все устали, нам нужно отдохнуть. Тем более что вставать рано. Пойдем, Гриша, спать.
– Пойдем Гриша спать с тобой вместе или пойдем Гриша спать в разных комнатах? – уточнил Гриша. – Эй, народ, дайте мне девку на ночь. Какую угодно. Пускай даже ту, страшную в очках. Как ее? Марина? Эй, Марина, иди сюда, у тебя отныне новое рабочее место. Дайте хотя бы журнал с голыми телками, люблю почитать на сон грядущий.
Ничего Грише не дали. Ярославна силой отвела его в его новые апартаменты, втолкнула внутрь, и, пожелав в крепких выражениях доброй ночи, заперла дверь. Гриша с грустью оглядел новое пристанище, и понял, что оно ничем не отличается от старого. Тот же убогий дизайн интерьера, ни тебе телевизора, ни компьютера с бесплатным доступом на порнографические сайты. Кровать, стол, стул, за дверью душевая кабина и крошечный гальюн – даже ноги со вкусом не вытянешь. Гриша без особой надежды поднял подушку – вдруг чья-то заботливая рука положила туда журнальчик с девочками. Увы. Теперь там не было даже фотографии Танечки.
Приняв душ и свалив всю грязную одежду в пластиковую корзину, Гриша рухнул на кровать и забылся беспокойным сном. Всю ночь его мучили кошмары: снилось, что он окаянным отростком вспахивает бескрайнее поле, а Ярославна подгоняет его кнутом по спине.
Проснулся Гриша разбитый и уставший. Дверь в его келью открылась, вошла незнакомая девушка с комплектом чистой одежды. Гриша притворился спящим, подпустил ее поближе, затем внезапно вскочил и попытался схватить с грязными намерениями. Девушка взвизгнула и проворно выбежала из комнаты, захлопнув за собой деверь. Одежду она бросила на пол. Гриша поднял ее и облачился.
– Рано дернул, – бормотал он, застегивая пуговицы рубахи. – Надо было еще выждать. Сорвалась, зараза!
Чуть позже пришла Ярославна, и по ее мрачному лицу Гриша понял, что несостоявшаяся жертва изнасилования уже успела обо всем наябедничать. Действуя на опережение, Гриша заявил:
– Не понимаю, что на меня нашло. Я себя не контролировал. У меня аффект на почве сексуального голодания.
– Еще один такой аффект, и я подниму вопрос о твоей принудительной кастрации, – пообещала Ярославна.
– Можно решить эту проблему проще и приятнее, – проворчал Гриша. – Могла бы навестить меня сегодня ночью. Или прислать подругу. А еще лучше, пришли бы обе, принесли бы пива….
– Ты готов? – прервала его Ярославна. – Идем. Время сеанса.
Она отвела Гришу в операторскую, где стоял точно такой же, как и у опричников, ретранслятор, только вместо гроба тут был вполне комфортный ложемент. Гриша сразу же завалился на него, стараясь не встречаться взглядом с хмурым стариком. Тому, похоже, уже донесли о плохом поведении нового оператора.
– Достигнута синхронизация, – сказала Ярославна, нажимая кнопки на пульте. – Канал устойчивый. Запуск.
«Только бы не кастрировали, пока буду в отрубе» – успел подумать Гриша, прежде чем его создание отправилось в иную реальность.
Глава 34
Гриша понял, что дело дрянь, еще до того, как его сознание успело полностью влиться в тощую немытую тушу зеркального двойника. Это пробуждение в чужом мире чем-то неуловимо напомнило ему его первый опыт путешествия за пределы родной действительности. В обоих случаях его встречали, как дорогого гостя – зверскими тумаками.
Распахнув глаза, Гриша увидел вокруг себя незнакомых мужиков в странной униформе. Судя по отличительным знакам и невыносимо честным лицам, это были стражи правопорядка. Точнее, стражи того беспредела и беззакония, которые назывались порядком в этой конкретной ветви пространственно-временного континуума.
Гриша понял ситуацию очень быстро. Похоже, пока они с Титом спокойно спали под сенью крон, подзакусив трофейными яствами, на их след вышли представители власти. Ответ на вопрос «а как вышли?», лохматый, зубастый, громко лаял и рвался покусать беглых холопов.
– Вот тебе! – закричал один из стражей порядка, и перетянул Гришу по горбу резиновой палкой. Гриша взвыл и шлепнулся на землю.
Второй полицейский вытряхнул из мешка добытую в церкви снедь, и с ненавистью глядя на Гришу, проворчал:
– Еще и ограбили кого-то. Что смотришь, нехристь?
– Да верующий я, – в который уже раз соврал Гриша.
– Где пищу господскую взяли?
– Нашли в лесу, – начал импровизировать Гриша. Еще оставался крохотный шанс, что ситуацию можно из разряда «полный пиздец» перевести в разряд «просто пиздец». У Гриши даже наспех сложился кое-какой план. Он решил косить под дурака (то есть под обычного крепостного) и тупо стоять на своем: дескать, пошли по велению барскому по грибы, да заплутали.
– А почто взяли чужое? – требовал полицейский, размахивая дубинкой перед Гришиным носом. – Почто пищу господскую ели? Или не знаете, что для холопов господская еда – яд.
– Бес попутал, – ответил Гриша. Это был единственный ответ, не способный породить тысячу новых вопросов. Правда, за удачный ответ пришлось поплатиться – дубинка вновь прошлась по его спине.
– Чьи сами? Что тут делаете?
– Да мы… – не успел Гриша озвучить наспех состряпанную легенду, как в дело вмешались форс-мажорные обстоятельства. К разряду таких обстоятельств Гриша разумно причислял тупость своего напарника, поскольку ее невозможно было контролировать, и проявлялась она всегда в самый неподходящий момент. Вот и в этот раз Тит, стоящий чуть поодаль на коленях, и, судя по талантливо расписанному лицу, уже успевший получить свою порцию «доброго утра», распахнул зловонный рот и понес чистую правду:
– Православные мы, крепостные помещика Орлова. По наущению дьявольскому (после этих слов Тит кивнул на Гришу, обозначая, о каком именно дьяволе идет речь) вчера бежали от господина своего. Снедь же была нами, грешными, украдена у святых старцев в храме господнем. Не видать нам царствия небесного, не замолить вины перед господом и барином. Пропащие мы души….
Тит хотел расплакаться, но дубинка полицейского, опробовавшая на прочность его лоб, заставила холопа передумать.
– Так и есть – беглые, – кивнул один из полицейских. – Еще и воры. В храме, говоришь, тварь, еду украли?
– Да, да, – бормотал Тит. – В храме господнем.
– Тут рядом церковь есть, – заметил полицейский с собакой.
– Разберемся. А этих нехристей под суд. Ежели бы только побег, вернули бы барину, пускай сам бы их наказывал. Но кража, да еще из церкви, это уже уголовное преступление. Ну, что расселись, скоты? Встать!
Гриша и Тит вскочили на ноги, их немного обработали дубинками, сковали наручниками и повели из леса.
– Тит, тормоз чудовищный, тебя кто за язык тянул? – спросил Гирша, с ненавистью косясь на подельника.
– Нешто не ответить можно, когда вопрошают? – удивился Тит.
Грише очень хотелось наговорить Титу комплиментов, но идущий сзади полицейский выдал им обоим дубинкой по головам, и приказал не болтать.
На опушке леса их ждал фургон. Гришу и Тита запихнули внутрь, после чего повезли в обворованную церковь. Там уже и не пахло ночным весельем, навстречу гостям вышли сильно опухшие святые старцы и набожные инокини. Стражи порядка поинтересовались у них, не пропало ли чего из церкви, так как неподалеку задержали двух разбойников. Святые старцы хитро переглянулись, и тут же ответили, что да, пропало. И немало пропало. Стали составлять список похищенного добра, и тот оказался неимоверно длинным. В числе украденного были старинные иконы, пять золотых крестов, позолоченное кадило и пятьдесят червонцев из церковной казны. Гриша наблюдал за опросом пострадавших из крошечного зарешеченного окошка фургона, и не особо удивился, когда на них с Титом повесили целое состояние. К тому же было не так уж и важно, что и в каком количестве они умыкнули. Известно ведь – дальше Сибири не сошлют, два раза голову не снимут. А на один раз они уже наработали.
Затем, по просьбе святых старцев, из фургона вытащили злодеев-святотатцев. Хотя господь и завещал прощать обидчиков, святые старцы пренебрегли этим заветом. Били, впрочем, не сильно, но когда одна инокиня с невысохшим молоком на губах, вдруг лягнула Гришу промеж ног, небо показалось ему в конкретную овчинку.
– Ах ты проститутка! – выдавил сквозь зубы Гриша, у которого глаза лезли на лоб от полученного благословения.
Святые старцы и праведные инокини, отлупив святотатцев, долго стыдили их и призывали на их нечестивые головы гнев божий. Тит рыдал от омерзения к себе, ощущая себя последним грешником, Гриша все еще не мог прийти в себя после прямого попадания. Затем, когда составили неприлично длинный список похищенного церковного имущества, двух матерых злодеев загрузили в фургон и повезли на суд.
Потирая отбитое хозяйство, Гриша обратился к ароматному подельнику:
– Надо договориться, что будем на суде врать. Понимаешь, да? Чтобы показания совпали.
– Врать? – спросил Тит, подняв на Гришу полные слез глаза.
– Да, врать.
– Нет уж, не бывать этому! – выпучив глаза, выпалил Тит. – Грех тяжкий на нас, святых старцев и инокинь непорочных обокрали, имущество церковное умыкнули. Лиходеи мы, после этого, не видать нам прощения на страшном суде.
– До страшного суда еще дожить надо, – заметил Гриша. – Нам бы на обычном выкрутиться.
– Иконы украли, кадило, червонцы… – утопая в слезах, блажил Тит. – Как земля-то нас носит? Как святой Пантелей еще не поразил нас молнией небесной?
– Какие еще иконы? – испугался Гриша. – Какие червонцы? Тит! Опомнись! Мы всего-то еды немножко взяли. Не было никаких икон.
– Аль не слыхал святых старцев? – спросил холоп.
– Да они все соврали!
– Что? – ужаснулся Тит. – Старцы святые соврали? Чур! Чур тебя! Одумайся, ирод, что ты говоришь? Да разве могут святые старцы врать?
– Могут, – уверенно заявил Гриша. – Я это только что видел. Ты, кстати, тоже.
Но Тит его не слушал. Гриша еще какое-то время пытался достучаться до тупого подельника, но успехом это не кончилось. Пахучий холоп тупо твердил, что виновен в страшном злодеянии, и желает отныне лишь одного – самого страшного и сурового для себя наказания.
– Провались ты пропадом! – в отчаянии проворчал Гриша, и присел к зарешеченному окошку.
– Вериги пудовые… тысяча поклонов… в Иерусалим пойду… – обмотал слезоточащий Тит.
– Кому ты там нужен, в Иерусалиме? – фыркнул Гриша. – Ты лучше в другое место иди, оно и ближе, и загранпаспорт не потребуется.
– Явлюсь в Суздаль, припаду губами к мощам страстотерпца Потапа, – буровил смердящий холоп.
– Тит, прекращай! – взмолился Гриша. – Без тебя тошно.
Минут через сорок они прибыли в город. Тот оказался небольшим, и без особых достопримечательностей. Единственное, что бросилось в глаза пришельцу из иного мира, это странно малое количество автомобилей на дорогах и отсутствие столь привычных глазу хрущевок. Архитектура была в целом какая-то архаичная, преобладали образцы деревянного зодчества. Людей на тротуарах было мало, в основном это были либо полицейские, либо крепостные, волокущие на своих плечах тот или иной груз в сопровождении надзирателей.
Вот в свое окошко Гриша увидел большое красивое здание с колоннами, перед которым стояла на постаменте весьма сексапильная бронзовая Фемида с четвертым размером правосудия, явно навеянная скульптору после похода в стриптиз-бар. Над колоннами золотыми буквами шла надпись – «Суд господский». Однако «воронок» проехал мимо, свернул в какой-то грязный темный двор, и остановился возле покосившегося на сторону саманного сарая с дырявой крышей. Сарай заваливался на юго-запад, а табличка с названием «Холопское судилище», прибитая к его фасаду одним ржавым гвоздем, напротив, имела крен в северо-восточном направлении. Никаких Фемид рядом с «Холопским судилищем» не было, и все указывало на то, что богиня правосудия сюда вообще ни разу не заглядывала. Вместо нее имелась виселица и большая деревянная колода с вонзенным в нее окровавленным топором. Судя по всему, большинство приговоров приводилось в исполнение тут же.
Преступников выгрузили из транспорта и ввели внутрь. Грише прежде доводилось бывать в суде (однажды судили за кражу металла с дачных участков, но с учетом малолетства ограничились условным сроком), так что он был несколько удивлен, увидев вместо всего положенного один хромоногий стол, один кривобокий стул, и одного пьяного и небритого мужика. На столе стоял графин с прозрачной жидкостью, пустой стакан и тарелка с солеными огурцами.
– Вот, злодеев привели на суд справедливый, – сказал один из полицейских, указывая рукой на Гришу и Тита. – Беглые, воры и разбойники. Церковь ограбили, на жизни святых старцев покушались.
– Не было такого! – возмущенно вякнул Гриша, и тут же получил по спине дубиной.
Мужик за столом, больше похожий на бомжа, чем на судью, громоподобно высморкался в ладошку, вытер оную о штаны, хрюкнул и вынес приговор:
– За побег пятьдесят плетей каждому. За воровство еще пятьдесят плетей каждому. За посягательство на православную веру – два года каторжных работ в каменоломне. Там как раз камень добывают для строительства новой церкви, вот грехи свои и искупите делом богоугодным.
– А потом? – спросил Гриша.
Полицейские переглянулись и громко заржали. Судья, оскалившись, ответил с кривой усмешкой:
– А потом в ад пойдешь. Туда все грешники попадают.
– В ад? – повторил Гриша. – А разве это не он?
– В каменоломнях никто больше трех месяцев не протягивает, – добродушно сообщил полицейский, перетянув Гришу дубиной. – Свежий воздух, активный образ жизни, дружный коллектив…. Сам понимаешь. При таких благодатных условиях живи да живи, ежели, конечно, дневную норму будешь выполнять. А если не выполнишь – не пожрешь.
– Что-то я не слышал, чтобы там хоть кто-то норму выполнил, – заметил судья.
– Был один, – не согласился полицейский. – Настоящий богатырь. Так вот он целую неделю норму выполнял.
– А потом что? – рискнул спросить Гриша.
– А потом его свои же каторжники и убили. Они-то от голода пухнут, а он каждый вечер у них на глазах свою пайку за обе щеки уплетает. Не выдержали. Набросились ночью, когда спал, да камнями ему голову и размозжили. Одно слово – нехристи.
– Да, такую каторгу только нехристи могли придумать, – согласился Гриша, и снова получил палкой по спине.
Часть наказания Гриша с Титом получили тут же, во дворе суда. Пороли душевно и умело, без поблажек. Когда все закончилось, двух злодеев волоком потащили обратно в «воронок», поскольку идти они не могли. В этот момент к зданию судилища подкатил еще один автомобиль, откуда полицейские вытащили грязного и заросшего бородой мужика без штанов. Мужик выглядел так, будто его пропустили через мясорубку.
– Тебя за что? – подняв голову, спросил у него Гриша.
– За кощунство, – простонал бородатый, которого волоком перли на суд – идти он не мог, поскольку у бедняги были переломаны ноги.
– А что ты сделал?
– Во время молебна ветры громкие пустил.
– Ну, за это сразу голову долой, – со знание дела кивнул полицейский, запихивающий Гришу в «воронок».
Гриша невольно позавидовал осквернителю священного обряда. Быстрая смерть в этом прекрасном мире для холопа была чем-то сродни амнистии из преисподней. А вот им с Титом предстало умирать долго и мучительно, поскольку знающие люди утверждают, что смерть от голода так же страшна, как и смерть от отсутствия пищи.
– Все из-за тебя, барана тупого! – в сердцах сказал Гриша Титу, когда двери фургона захлопнулись. – И за каким хреном я тебя с собой взял?
– На все воля божья и промысел, – ответил Тит. – Через муки телесные прощение обретается.
– Не волнуйся, бог тебя уже простил, – заверил товарища Гриша. – Он вообще на дураков не обижается.
Вся судебная процедура вместе с поркой заняла не больше часа. Дело вышло резонансным – когда Тита секли в две плетки, его задница вибрировала, как камертон. Теперь злодеев ждало искупление их грехов – работа на каменоломне, обеспечивающей известняковыми блоками строительство большой церкви, возводимой в честь святого страстотерпца Пантелея, посмертно прославившегося тем, что бросился под колеса барского автомобиля, дабы тот не проколол шину валяющимся на дороге кривым гвоздем. Пантелей выжил после своего подвига, но выжил себе на беду. К тому моменту, когда разобрались в благородных причинах его поступка, надзиратели успели нанести праведнику травмы, несовместимые с жизнью. Пытали быстро и зверски – опасались, как бы он не помер раньше, чем все изведает. Когда человек прибежал от барина, отменить Пантелею смертный приговор, заплечных дел мастера уже смывали с рук кровь. Растерзанный страстотерпец по кускам валялся на полу в луже крови и испражнений.
Эта история волею случая получила огласку, и вскоре святые старцы уже ставили Пантелея в пример в своих проповедях, обращенных к крепостным. Его наскоро канонизировали, нарисовали несколько икон (никто не знал, как выглядел Пантелей при жизни, так что натурщиком послужил другой крестьянин), а затем популярность страстотерпца среди простого бесправного люда стала столь высока, что взялись строить и церковь. Церковь решили возвести из белого известняка, просто потому, что неподалеку имелся заброшенный карьер. Вначале работы велись силами холопов пяти самых богатых помещиков губернии, но в связи с высокой смертностью решили использовать труд каторжников, то есть тех же крепостных, но уже лишенных хозяев, чья смерть никого не ввела бы в убыток.
