Тит какое-то время лежал тихо, ожидая смерти, затем помолился богу, повернулся на бок и захрапел. Гриша улыбнулся, закрыл глаза и послал свое сознание обратно в родную ветвь пространственно-временного континуума.
Едва он успел поднять свое тело из гроба, как на него набросилась Ярославна.
– Ну? – прошептала она, прижавшись к Грише так тесно, что парень всерьез забеспокоился, как бы дело не обернулось алиментами.
– Все пучком, – заверил ее Гриша. – Сегодня из имения сбежали.
– Сбежали?
– Да. Я Тита с собой прихватил. Надежный мужик. И полезный. На него все мухи слетаются, а меня не беспокоят.
– И где вы сейчас?
– Хрен его знает. В каком-то лесу. Церковь обокрали, и в зарослях спрятались. Кстати, там такие попы интересные, такие веселые и затейливые. Если бы в наших церквях такое же творилось, я бы каждый день туда молиться ходил….
– Ладно, потом расскажешь, – прервала его Ярославна. – Ситуация изменилась. Я перехватила послание Толстого в центр. Он что-то заподозрил, и попросил прислать компетентных людей. Завтра они будут здесь.
– Компетентные люди, это кто? – уточнил Гриша.
– Это те люди, которые занимаются утилизацией останков шпионов и предателей, – растолковала Ярославна. – Но прежде они их зверски пытают, дабы выбить всю информацию. Если бы ты знал, какие варварские методы работы с персоналом у этих опричников. Еще до твоего появления тут работал один паренек. Его заподозрили в связях с какими-то негосударственными общественными организациями, финансируемыми из-за рубежа. Толстой вызвал компетентных людей. Те приехали, схватили паренька, и пытали его три дня и три ночи. В итоге выяснилось, что подозрение было ошибочным, а то, что осталось от бедняги, вынесли наружу в трех пакетах для мусора.
Побледневший Гриша решительно заявил:
– Я категорически не имею ни малейшего желания знакомиться с компетентными людьми.
– Я тоже, – кивнула Ярославна. – Остается только один вариант – немедленный побег.
– Но как? – растерялся Гриша. – Единственный выход заперт бронированной дверью, а ключ у гоблинов. А спят эти гады по очереди – один спит, а второй сидит с пушкой наперевес, и охраняет. Я к ним ночью один раз заглянул, так меня чуть не пристрелили.
Ярославна схватила Гриша за руку и потащила за собой.
– Уйдем через подземный ход, – сказал она на ходу. – Я его три месяца копала чайной ложкой.
Они вбежали в апартаменты Ярославны. Хозяйка заперла за собой дверь, затем прошла в угол и сдернула с пола ковер. Под ним оказалась картонка, а под картонкой черный провал подземного хода. Ход был не слишком широкий – Ярославна явно рассчитывала его под свои модельные габариты.
– Вот, возьми, – сказала девушка, протягивая Грише сосательную конфету.
– А шоколадных нет? А гамбургеров? А пива?
– Это не просто конфета. Внутри леденца находится цианистый калий. Если нас схватят, постарайся успеть раскусить конфетку, если не хочешь провести следующие три дня и три ночи в лапах компетентных людей.
– Ясно, – кивнул Гриша, пряча конфету в карман. Про себя он твердо решил, что не станет глотать эту гадость ни за что на свете. – Что теперь?
– Лезь в нору. Я за тобой. И постарайся не шуметь.
Побег начался так внезапно и происходил так стремительно, что Гриша даже не успевал толком удивляться. Тем не менее, грядущие перемены радовали его. Тюремный режим объекта откровенно утомил. Уже которую ночь он видел во сне огромный, наполненный пивом, бассейн, в котором плескались обнаженные объекты его сексуальных фантазий – Ярославна, Танечка и Матрена. Все это говорило о том, что с воздержанием от всех радостей бытия пора уже завязывать раз и навсегда.
Гриша с трудом втиснулся в узкий тоннель, попутно расширяя его плечами и задом. Путь ему освещал крошечный фонарик на присоске, который Ярославна прилепила ему на лоб. Гриша вспомнил, что не успел поужинать, но возвращаться было поздно – он, при всем желании, не сумел бы вернуться назад, поскольку размеры тоннеля исключали возможность маневра. Теперь у него был один путь – только вперед. За собой он слышал громкое дыхание Ярославны, ползущей следом. Как бы Грише хотелось заставить девушку дышать так же громко и страстно в своих объятиях. Но стоило ему подумать о прекрасном, как его изголодавшийся по работе окаянный отросток охотно пришел в боевое положение и начал вспахивать землю, мешая продвижению вперед.
– Вот блин! – прорычал Гриша, стараясь думать о чем-нибудь другом, кроме голых баб. Это оказалось нелегким делом, поскольку он уже давненько не думал ни о чем другом.
– Ты чего застрял? – спросила Ярославна.
– Да у меня тут этот… Блин! Якорь сбросился.
– Что-что?
Гриша, напрягая силы и поднимая целину, прополз еще сантиметров двадцать, но тут его мужское начало окрепло настолько, что намертво зафиксировало хозяина на месте. Теперь он не мог сдвинуться ни вперед, ни назад.
Это был конец. Это он, паразит, мешал ему двигаться к свободе.
– Будь добр, поторопись немного, – раздраженно попросила Ярославна, хватая его за ноги.
У Гриши сдали нервы и он заплакал.
– Все ты виновата, – глотая слезы, бормотал он. – Неужели трудно было доставить мне радость? Ведь столько раз просил. Нет, блин, все ломалась, недотрогу из себя строила. Теперь видишь, к чему это привело.
– Господи, что ты там скулишь? – проворчала Ярославна, и ущипнула его за ногу. – Хватит отдыхать. Ползи!
Гриша собрал все силы, зарычал, но не сумел сдвинуться с места. Он чувствовал себя гвоздем, вбитым в землю по самую шляпку.
– Я застрял, – прорыдал он громко.
– Не может быть, – не поверила Ярославна. – Я все рассчитала, ты должен пройти.
– Не все ты рассчитала, – отозвался Гриша. – Одного ты не учла. Самого главного.
– Самого главного? О чем ты говоришь?
– Как это о чем? О самом главном, что у меня есть. Надо было канавку прокопать, что ли.
До Ярославны, наконец-то, дошла суть проблемы, и она, в сердцах, произнесла:
– Если бы я знала, что все так обернется, я бы тебе….
– Да, теперь уже поздно кусать локти, – прервал ее Гриша. – Понимаю, ты теперь раскаиваешься, жалеешь, что не одарила меня неземными ласками, что не вознесла меня на вершину орального блаженства….
– Я бы тебе его отрезала, – закончила свою мысль Ярославна.
– Что? – взвыл Гриша. – Да как у тебя язык повернулся?
– Ори громче, – проворчала Ярославна. – Мы как раз под комнатой охраны.
– Никогда больше так не говори! – громким шепотом потребовал суеверный Гриша. – Еще накаркаешь.
– Тут и каркать нечего. Боюсь, что теперь это неизбежно.
– Что неизбежно? – простонал Гриша.
– То, чего ты так боишься. Когда нас схватят, то меня сразу убьют, но вот ты им нужен живой. Живой, но не здоровый. Им твой мозг нужен, а всем остальным организмом можно пожертвовать. Думаю, тебя обязательно кастрируют.
– Зачем? – разрыдался Гриша, в полном отчаянии кусая зубами землю.
– В целях улучшения твоего послушания. Котов ведь, знаешь, тоже кастрируют, чтобы они стали смирными и спокойными. Ты тоже таким котом будешь, которому кошечки до фонаря. Представляешь, как обидно – дадут тебе двадцать восемь блондинок, а тебе и одной не надо. С другой стороны, это даже к лучшему. Возникнет много свободного времени, глядишь, учиться пойдешь, красный диплом получишь. Хобби себе придумаешь какое-нибудь. Например, запишешься в танцевальный кружок.
Слушать все эти ужасы было страшнее смерти. Ярославна умела найти нужные слова, когда хотела запугать до икоты. Только что Грише казалось, что он намертво застрял в земляной норе, но после прогноза на будущее у него словно открылось второе дыхание. И он пополз вперед, пропахивая в земле глубокую борозду, цепляясь за грунт руками, ногами, зубами.
Впереди забрезжил свет, точнее, чуть менее темная тьма, чем в тоннеле. Гриша, напрягая остатки сил, словно младенец из утробы матери, вывалился из тесной норы на свет божий.
Свобода встретила Гришу ночной тишиной и непривычно свежим воздухом, наполненным всевозможными ароматами. Примерно так же ароматизировал окружающую действительность некий Тит и его коллеги по реальности. Гриша встал и огляделся – вокруг вставал таинственный ночной лес. Кривобокие деревья стояли редко, вся трава под ними была вытоптана и завалена мусором. Бутылки, фантики, кульки от чипсов и сухариков, сигаретные пачки, коробки из-под сока устилали землю. На ветвях висело рваное женское белье и использованные презервативы. Слабый ветерок доносил откуда-то ядреный запах фекалий.
Сзади послышалось кряхтение. Ярославна, некоторое время тщетно выжидавшая, что в Грише проснется джентльмен и поможет ей покинуть нору, так ничего и не дождалась, и выбралась самостоятельно. Если где-то в глубине Гришиной души и спал джентльмен, будить его не стали.
– Где мы сейчас? – спросил Гриша.
– За городом, – ответила Ярославна. – Это место, куда цивилизованные люди выезжают отдохнуть на природе.
– А воняет откуда?
– Тут рядом очистные сооружения. Большая часть городской фекальной массы стекается сюда и здесь складируется. Ладно, хватит болтать. Нужно спешить. Если обнаружат, что мы сбежали, могут организовать погоню.
Они побежали через лес. Ярославна двигалась первой, поскольку только она знала дорогу, Гриша трусил следом, стараясь не отстать. За время, проведенное на секретном объекте опричников, он двигался так мало и так обленился, что теперь физические нагрузки давались ему очень тяжело. Впрочем, Гриша и в своей прошлой жизни старался больше ездить на автобусе, чем ходить пешком. Он уже задыхался, когда лес внезапно оборвался, и перед ними простерся дачный массив, погруженный во тьму зловещую. Откуда-то издалека, впрочем, неслась музыка, и долетали звонкие девичьи голоса. Грише неудержимо захотелось туда, к девкам, музыке и пиву, но у Ярославны были совсем иные планы на будущее. Перемахнув через забор ближайшего участка, она подбежала к небольшому кирпичному домику, вытащила из кармана крошечный фонарик и осветила замок. К тому моменту, когда Гриша перетащил через забор свои мощи, Ярославна уже справилась с дверью. Амбарный замок, вскрытый куском стальной проволоки, валялся на ступеньках, девушка проникла внутрь. Все эти действия попахивали статьей, но Гриша вспомнил о тех миллионах, которые ему предстоит получить от щедрых стрельцов, и решил не забивать себе голову законопослушанием. В крайнем случае, он всю вину на допросе свалит на Ярославну, а себя выставить невинной жертвой, находящейся в момент совершения преступления в состоянии аффекта. Гриша не знал, что такое аффект, но из криминальных сериалов выяснил, что это такая хреновина, которая помогает избежать тюрьмы.
В дачном домике не нашлось ничего интересного. Он, как и весь участок, выглядел заброшенным. Похоже, в этом году хозяева сюда даже не наведывались. Гриша пошарил по шкафам, но нашел только ржавый напильник и радиоприемник, сошедший с конвейера во времена динозавров. В кастрюлях и чашках была только пыль, она же лежала на всем, что оказалось в домике.
Появилась Ярославна. Она закончила исследование дома, и нашла это убежище непригодным для того, чтобы пересидеть тут до утра.
– Я видела во дворе бак с водой, – сказала она. – Надо выстирать одежду и помыться самим, прежде чем двигаться дальше.
Это действительно требовалось сделать, поскольку Гриша, пробираясь сквозь подземный ход, прихватил с собой на память пуда три грунта.
– Как скажешь, – не стал спорить Гриша. – А бак-то большой? Вдвоем поместимся?
– Придется по очереди. Мало ли что. Пока один будет мыться, другой его прикрывать.
Ярославна протянула Грише крошечный пистолет, и спросила:
– Умеешь обращаться?
– Шутишь? – презрительно усмехнулся Гриша. – Да у меня вторая группа по стрельбе. В смысле – второй разряд. В смысле – первый. В смысле…. Ладно, ладно, умею я стрелять. Кино смотрел, в компьютер играл. Последняя игрушка такая классная была, правда, там не пистолет был, а полуавтоматический плазмотрон с лазерным прицелом. Эх, мне бы сейчас ту штуку, я бы тебе показал, как крутые перцы стреляют.
Первой, как решили на общем собрании акционеров, мылась Ярославна. Гриша настоял, что в целях безопасности он должен находиться как можно ближе к ней. Ярославна не стала протестовать и быстро разделась, оставшись в одном нижнем белье. Узрев свою богиню в лунном свете, Гриша выронил пистолет, и схватился одной рукой за сердце, а другой за ниже – и одно и второе рвалось наружу. Пока Ярославна полоскала в баке свои тряпки, Гриша боролся с желанием подойти сзади и погладить ладошкой по попе. Попа притягивала его, как магнит. Эта попа каждым своим заманчивым движением словно требовала, чтобы ее погладили. Она настаивала. Умоляла.
– Скорее бы дали мои миллионы! – страстно шептал он, воображая, как оторвется тысяч на триста за все дни тотального воздержания в логове опричников. Вообще-то Гриша планировал одним махом прогулять примерно миллион баксов, но вспомнив подаренное Ярославне белье, в частности его цену, решил включить эконома. Ухаживание за такой дорогой девушкой неизбежно встанет в копеечку. Был, правда, вариант вернуть Машку – той хватило бы издали показать стодолларовую купюру, как живо прибежала бы с извинениями. Но Гриша не хотел Машку. Он хотел Ярославну. Сотрудница тайной организации сумела изрядно его раздразнить.
– Спинку потереть? – спросил Гриша.
Выстирав одежду, Ярославна залезла в бак, немного поплескалась и, выбравшись на сушу, надела мокрые тряпки.
– Мойся живее, и идем, – сказала она Грише.
– Идем? А разве мы не заночуем здесь?
– Слишком близко к логову опричников. Опасно. Нужно связаться со стрельцами прежде, чем враги обнаружат наше бегство. Ведь если опричники настигнут нас и схватят, то меня немного попытают и убьют, а тебе сломают позвоночник, чтобы больше не бегал, и заставят искать жезл дальше. А если откажешься, начнут шкуру заживо сдирать, в день по лоскутику. Или мясо срезать, по кусочку. А чтобы жизнь медом не казалось, будут раны солью присыпать. Или вот еще – ты помнишь тот анальный зонд? У них в медицинском отсеке три таких, разных калибров. Тебе самый маленький показали. А через самый большой кошка пройдет, не опустив хвоста. Одному из твоих предшественников, когда он начал утрачивать синхронизацию, провели анальное зондирование самым крупным калибром. До сих пор вздрагиваю, когда вспоминаю его дикие крики. Так кричат, когда…. Да так вообще никогда не кричат.
Ярославна очень нравилась Грише, она была и умна, и красива. Но вот ее методика подбадривания не лезла ни в какие ворота. Обрисованная ею перспектива заставила Гришу обильно пропотеть.
– Не буду мыться! – решительно заявил он. – Грязным похожу. Только бы поскорее отсюда свалить.
Дачный массив тонул во мраке, его хаотично проложенные улочки напоминали лабиринт. В темноте Гриша два раза падал в лужи, и тихо радовался, что не потратил время на стирку и мытье. Ярославна была более осторожна, держалась ближе к заборам и все время к чему-то прислушивалась, словно ожидая услышать лай собак, крики загонщиков и прочие звуковые атрибуты погони. Но было тихо. По всей видимости, в логове опричников еще ничего не знали о состоявшемся побеге.
Вскоре им посчастливилось наткнуться на разумную жизнь в лице отдыхающей на даче мужской компании. Мужики средней поношенности, судя по рожам – пролетарии, из тех, что считают свои неновые автомобили своим главным достоянием, а уход за ними возводят в степень религиозного культа, сидели во дворе дачи, под навесом из маскировочной сетки, кушали, пили и вели беседы матом. Гриша давно подметил, что пролетарии в принципе не могут говорить ни о чем, кроме как о своих автомобилях и о половых извращениях. Попавшаяся им компания не стала исключением. Пьяные мужики перечисляли поломки своих тарантасов, как бабки на скамейке перечисляют свои болячки, и как бабки делятся с подругами народными рецептами и эффективными творениями фармацевтики, так и мужики взахлеб рассказывали, где можно недорого заменить ту или иную деталь.
Грише не слишком хотелось связываться с пьяной компанией. Он один, с ним весьма симпатичная Ярославна, а этих целая толпа, и, похоже, отдыхают они без баб. Но это вовсе не значит, что они откажутся от подарка судьбы в лице симпатичной Ярославны.
– Пойдем дальше, ну их, – предложил Гриша, но Ярославна возразила.
– Я должна позвонить своим, и за нами приедут. Нужен левый телефон. У них телефоны есть.
– И не только телефоны, – проворчал Гриша, прекрасно понимая, что если мужики начнут приставать к Ярославне, а они ведь точно начнут, ему придется вмешаться. Их много, он один. Опричники шкуру не содрали, зато эти все кости переломают.
– Ты тут меня подожди, – предложила Ярославна, – а я одна подойду к ним и попрошу телефон позвонить.
– Да делай ты что хочешь, – безнадежно бросил Гриша, предвидя скорое знакомство с чужими кулаками.
И Ярославна, в самом деле, сделала так, как хотела. Ее появление из тьмы ночи было встречено вначале удивленным, а затем восторженным ревом. Возникла пауза – Ярославна говорила. Следом опять зазвучали пьяные крики, и речь уже зашла о порядке очередности. Судя по всему, назревал конфликт – каждый хотел быть первым. Вдруг прозвучали три хлопка, кто-то заорал, послышался звон бьющейся посуды, грохот, мат. Еще два раза хлопнуло. А затем, в воцарившейся тишине, прозвучал голос Ярославны:
– Гриша, иди сюда. Я нашла телефон и машину.
Автомобиль летел по ночному шоссе к точке встречи, где их должны были ждать агенты стрельцов. За рулем была Ярославна, Гриша сидел рядом в кресле пассажира, и жадно пожирал прихваченную со стола покойных мужиков копченую курицу. Были там еще шампуры с ароматным шашлыком, но те оказались забрызганы человеческой кровью, и Гриша ими побрезговал.
То, с каким хладнокровием Ярославна убила пятерых незнакомых людей, неприятно поразило Гришу. Теперь, косясь на девушку с опаской, он начал понимать, что связался с очень серьезными людьми, для которых что человека шлепнуть, что муху прихлопнуть – одно и то же. Заметив, что Гриша притих, Ярославна заговорила первой.
– Не одобряешь наших методов? – спросила она прямо.
– Одобряю, – быстро ответил Гриша, боясь, как бы его не заподозрили в измене. – Просто как-то типа жестоко – сразу пятерых на тот свет отправить оптом. Можно было просто припугнуть, ну или ранить одного, или двух. Или убить одного. Но всех-то зачем?
– Ага, ясно, – кивнула Ярославна. – Сейчас ты мне будешь читать лекцию на тему гуманизма, скажешь о том, что у всех этих мужиков есть жены, дети, а я вот, такая плохая, лишила семьи кормильцев. Сиротами хочешь пристыдить?
– Нет, не хочу, – сказал Гриша, и нехотя признался. – Я вообще-то детей не люблю. Они мелкие, тупые, все время орут. У меня в подъезде живет один такой ребеночек. Всего пять лет отроду, а уже такой большой мешок говна. Каждый день на меня своим предкам жалуется, те приходят, скандалят, мешают наслаждаться жизнью. И было бы из-за чего! Продумаешь, леща звонкого выдал или пендаль смачный прописал – прямо катастрофа. Я, может быть, так с детьми здороваюсь. У меня к ним свой подход. А то, что я ему в лоб камнем попал, так это не считается. Я в голубя целился, а этот малолетний недоумок сам под траекторию булыжника выскочил. Вот второй камень я уже в него кидал, не спорю, но ведь за дело же, а не просто так. Он мне всю охоту испортил, тормоз юных годов, голубя-то спугнул. И камень-то был, смешно сказать, так, ерунда – четвертинка силикатного кирпича. А они там раздули, что я в него чуть ли не бетонным блоком запустил. Даже заявление на меня написали. Но я тоже в долгу не остался – на следующий день их собаку поймал, облил бензином, поджег и в мусоропровод сбросил.
– Да ты просто маньяк! – ужаснулась Ярославна. – И ты еще меня упрекаешь в жестокости. А ты, выходит, издеваешься над детьми и животными, то есть над теми, кто тебе ответить не может.
– Детей терпеть не могу, признаюсь, – сказал Гриша. – А вот животных люблю. Правда, не везет мне с ними. После того как я в пятом классе вскипятил аквариум в красном уголке вместе с рыбками и черепахой, ни одна скотинка у меня не приживается. Котята все время в окно вылетают, попугай трагически утонул в унитазе при самопроизвольном спуске воды из бачка, произошедшем без моего участия. Щенок и недели не протянул – залез, шалун, в барабан стиральной машины и дверцу захлопнул, а та сама собой включилась в режиме центрифуги.
Ярославна молчала, молчала, затем вдруг всхлипнула, и по ее щекам покатились слезы. Гриша, обнаружив, что девушка плачет, очень взволновался.
– Да ты не принимай все так близко к сердцу, – поспешил успокоить он. – Тот щенок и без центрифуги какой-то болезный был, долго бы не протянул. А что касается котят, так они теперь в раю, им хорошо.
– Я не из-за котят, – всхлипывая, ответила Ярославна.
– А из-за чего? Из-за моего малолетнего соседа? Не реви! Ты его еще не видела. Если бы ты его видела, тебе бы тоже захотелось этому тормозу леща прописать. Хочешь, поедем ко мне, я тебе его покажу. Даже постою на стреме, пока ты его лещами будешь угощать. Потом можем ко мне зайти, выпьем пивка, поставим романтическую музыку. Насчет резинок не беспокойся, я их всегда под подушкой держу, на всякий случай. И еще, если ты не против, давай Кольку Скунса позовем. Нет, я не в том смысле, что и он тоже участвовать будет. Просто пускай он посмотрит, какая у меня девушка, истечет завистливой слюной и всем потом расскажет. Блин, как же мне будут завидовать. А когда до Машки дойдет, вот она локти-то кусать будет…. Эй, ну хватит уже плакать. Вдруг нас гаишники остановят, а ты вся в слезах. Подумают, что я тебя побил.
– Я просто вспомнила свою черепашку Лялю, – громко шмыгая носом, сообщила Ярославна.
– Чего? Кого вспомнила?
– Черепашку. У меня в детстве была черепашка.
– Черепашка? Нет, у меня черепах не было. А вот у Кольки была. Помню, мы ею зимой в хоккей играли. По льду катится хорошо, а вот удар держит неважно. Колька мне передачу сделал, я прошел защитника, пробил по воротам, но мимо. Черепаха ударилась о бортик коробки, и нам пришлось искать новую шайбу. Хорошо Витька рядом жил, сбегал домой за хомячком.
– Бедная Ляля, – утопая в слезах, бормотала Ярославна.
– А что с ней случилось? – участливо спросил Гриша. – Тоже хоккей? Или эксперименты с микроволновой печкой? Нет! Не говори! Сейчас угадаю. Ты просверлила панцирь дрелью, чтобы посмотреть, где у нее моторчик. Точно?
– Боже мой! Нет! – в отчаянии вскричала Ярославна. – Я любила Лялю. Я бы никогда не причинила ей вред. Тем более, не стала бы сверлить панцирь дрелью.
– Тогда что же с ней случилось?
– Она улетела в космос.
– Чего?
– Я так любила Лялю, что хотела сделать ее первой в мире черепахой-космонавтом, – стал рассказывать Ярославна. – Я сконструировала ракету, посадила в нее Лялю и запустила с балкона к звездам.
– Неужели она в космос улетела? – изумился Гриша, ощущая укол зависти. Как убого он выглядел со своими живодерскими достижениями в сравнении с Ярославной и ее конструкторской мыслью. Это же надо – запустить черепаху на орбиту Земли!
– Ракета взорвалась при запуске, – выпалила Ярославна, и громко зарыдала. – Ляля погибла. Балконную раму разнесло вдребезги, из всех соседних окон стекла выбило.
– Ничего себе! – восхитился Гриша. – Блин! И чего мы раньше с тобой не познакомились? Ты такая классная. Я бы в жизни не додумался балкон взорвать. Слушай, а в милицию тебя не забрали?
– Мне тогда всего восемь лет было, – проворчала Ярославна, прекращая оплакивать первую в мире черепаху-космонавта. – Какая милиция? Отругали, конечно, сильно, потом месяц гулять не пускали.
– Да, здорово, – продолжал восторгаться Гриша. – Слушай, а давай еще раз такое повторим, вместе? У Кольки Скунса балкон большой, а соседи все одни уроды. Взорвем весь дом на хрен! Я знаю, где можно пороха достать. Давай! Будет весело. Уверен, что это нас очень сблизит. Вот только где Колька после этого жить будет? – вдруг озадачился Гриша. – Как бы ко мне не пришел проситься. Так-то он парень терпимый, но уж больно прожорливый. И храпит он жутко. И еще у него привычка дурная есть – грязные носки не стирает, а в морозилку складывает, чтобы они морозной свежестью пропитались. Вместо этого вся еда пропитывается ароматом его ног. Нет, Кольку к себе пускать не вариант. Придется ему жить в подъезде. Поставит там раскладушку, телевизор, нужду будет в шахту лифта справлять.
Ярославна вытерла слезы, и сказала уже спокойно:
– Подъезжаем. Веди себя хорошо. Не провоцируй людей резкими движениями и глупыми вопросами.
На обочине стояло два автомобиля. Рядом с ними топтались люди в черном одеянии, весьма зловещие на вид. Ярославна съехала с дороги, заглушила двигатель и выбралась наружу. Гриша, немного робея, вылез следом. К Ярославне привык, уже не боялся, но эти, новые, незнакомые и невесть что замышляющие, внушали определенные опасения. Толстой ведь тоже обещал миллионы и блондинок, а на деле выяснилось, что хотел расчленить и скормить голодным животным. Быть может стрельцы окажутся добрее опричников?
Гриша опасливо приблизился к группе людей. Ярославна говорила с лысым типом средних лет, судя по уголовной физиономии – потомственным коллектором.
– А с этой машиной что делать? – спросил лысый, имея в виду трофейный автомобиль, на котором они прибыли на место встречи.
– Отгоните в лес и сожгите, – ответила Ярославна.
– Опричники знают о вашем побеге? Погони ждать?
– Не думаю. Но нужно спешить. Утром наш побег раскроется в любом случае.
Один из крепышей подошел к Грише, держа в руках подозрительный прибор с длинной и очень толстой антенной. Гриша попятился, и с опаской спросил:
– Это случайно не анальный зонд?
– Нет, – сухо ответил крепыш, и провел прибором вдоль Гришиного тела. – Просто хотим убедиться, что на вас нет жучков.
– Каких еще жучков? – возмутился Гриша. – Нет у меня их. И никогда не было. То есть, один раз подцепил от жрицы продажной любви, но я их уже давно вывел. Да и откуда им взяться? Меня последние недели держали в условиях преступного воздержания. Разве что от Толстого перебежали, он все время чесался, скотина заразная.
Лысый, кивнув на Гришу, спросил:
– Это он и есть?
– Да, – подтвердила Ярославна.
– Сотрудничать согласился добровольно, или пришлось заставить угрозами? А то мы тут прихватили цепи и мешок, если вдруг откажется ехать с нами по-хорошему.
Услыхав эти слова, Гриша громко сказал:
– Очень люблю стрельцов. Давно мечтал с ними куда-нибудь поехать добровольно.
Ярославна подошла к оробевшему Грише, и сказала:
– Не бойся. Тебе не причинят вреда. Доверься нам, и все будет хорошо.
Гриша попытался поверить ей, но у него не получилось. Впрочем, отступать было поздно. Начти он артачиться – сунут в мешок, обмотают цепями и поместят в багажник. Хорошо, если при этом бить не будут. Очень не хотелось становиться инвалидом накануне получения миллионов и блондинок.
Грише завязали глаза, чтобы он не видел дороги. Стрельцы при нем не разговаривали, даже Ярославна помалкивала. Гриша пробовал задавать разные вопросы, но никто ему ничего не ответил. Тревожные предчувствия стали овладевать им. Такими ли плохими были опричники? Действительно ли Толстой хотел его кинуть? А не могло произойти так, что Ярославна просто обманула его, наврала с три короба, чтобы заманить к своим подельникам? Гриша запоздало корил себя за доверчивость, но теперь он уже не в силах был что-то сделать. Оставалось уповать на то, что Ярославна все-таки сказала правду хотя бы отчасти.
Автомобиль остановился, двери открылись. Гришу довольно грубо выволокли наружу, и, не позволив снять повязки, куда-то повели.
– Ярославна? – жалобно позвал он, боясь остаться наедине с незнакомыми людьми.
– Я здесь, – откликнулась Ярославна.
– Мне в туалет надо.
– По маленькому или по большому?
– По огромному. Можно повязку снять, а?
– Скоро будет можно. Потерпи.
Довольно долго его куда-то вели, затем вдруг рука поводыря жестко придержала его за плечо, а голос Ярославны предложил:
– Можешь снять повязку.
Гриша медленно стащил с глаз платок, больше всего на свете боясь обнаружить себя в камере пыток, где классические аттракционы типа дыба и «испанский сапог» мирно соседствуют с такими новинками, как кинетический удалитель мужского начала и анальный зонд несовместимого с жизнью калибра. Но на деле все оказалось не так плохо. Они стояли в довольно просторном помещении с множеством дверей, а к ним как раз приближался незнакомый седовласый старик в костюмчике и при галстуке.
– Рад тебя видеть, Ярославна, – сказал старик, и по-отечески обнял девушку. – Все хорошо?
– Да, вовремя успели уйти, – ответила Ярославна. – Проблем не возникло.
– Ясно. Вот только хотелось бы знать, откуда у опричников возникли подозрения на твой счет.
С этими словами старик покосился на Гришу, и тот, переполнившись возмущением, закричал:
– Не надо на меня так смотреть! Я пацан конкретный, не стукач.
– Вас никто ни в чем не обвиняет, – примирительно сказал старик.
– За базар отвечаю! – на всякий случай сообщил Гриша. – Сам стукачей не перевариваю. Был у нас в школе один, любил классной на всех жаловаться. Другие побоялись, а я его реально наказал – навалил, гаду, полный ранец. Его до самого выпускного говновозом обзывали. Все над ним смеялись, ни одна девчонка дружить не хотела. Я слышал, он после школы маньяком стал, пять человек зарезал. С чего бы это? Вроде такой тихий был, безобидный…. А что касается вашего дела, так это Толстой во всем виноват. Вы ведь не знаете, что он извращенец, в замочную скважину любит подглядывать. За мной-то особо не поподглядываешь – он раз попробовал, да я его раскусил, и замочную скважину трусами заткнул. А вот за Ярославной он точно мог подглядывать, когда она вам шифровки передавала. За ней бы и я подглядывал, если бы меня на ночь не запирали.
– Кто такой Толстой? – спросил старик.
Гриша покосился на седовласого неуча с великим презрением и произнес высокомерным тоном:
– Толстой Тигр Николаевич, писатель с большой бородой. Что, не слыхали? Надо было меньше школу прогуливать.
– Он говорит о докторе Новикове, – пояснила Ярославна.
– А, понятно. Да, этот неприятный субъект мог пуститься на любую подлость и низость. Как и все опричники, он эгоист, готовый идти к своей цели по трупам.
– Узнаю, где эта гнида живет, подстерегу его вечером! – грозно сообщил Гриша.
– Дело не только в докторе Новикове, – заметил старик. – Все опричники злодеи, без исключения.
– С этим я согласен, – кивнул головой Гриша. – Там фашист на фашисте. Обещают долларовые горы, а потом хотят кинуть через конский пенис. Но вы ведь не такие, да?