Сергей Александрович Арьков
Кредо холопа
Глава 19
– У тебя какой-то подавленный вид, – заметила Ярославна, когда он выползал из гроба. – Что-то случилось?
– Просто устал, – ответил Гриша, потирая ладонями виски. Голова болела, хотя, казалось бы, с чего ей болеть? Его сознание весь день находилось в другом теле, а это тело должно было хорошо отдохнуть и излучать бодрость. Вместо этого Гриша чувствовал себя так паршиво, словно устроился на постоянную низкооплачиваемую работу, связанную с физическим трудом.
Ярославна с сочувствием посмотрела на него, улыбнулась и сказала:
– А у меня для тебя сюрприз.
Были времена, когда подобная фраза, прозвучавшая из уст красивой девушки, наполняла Гришину душу восторгом. Но это было давно, до знакомства с Ярославной. Например, когда бывшая подружка Машка обещала ему сюрприз, это всегда означало одно и то же – секс. Сюрприз, обещанный Ярославной, мог означать что угодно, кроме секса и пива. Проблема заключалась в том, что ничего, кроме секса и пива, Грише уже давно не хотелось. Примерно со времен детского сада.
– И что за сюрприз? – спросил он без особого энтузиазма.
В лучшем случае его ожидало какое-нибудь очередное исконно славянское блюдо без красителей, ароматизаторов, эмульгаторов, усилителей вкуса идентичных натуральным, и прочих вкусных вещей. Гриша кое-как привык питаться по рецептам пращуров, но здоровая кормежка не радовала ни вкусовые рецепторы, ни ливер. В худшем случае Ярославна могла подарить ему книгу и заставить ее читать. В любом случае, сюрприз не сулил положительных эмоций.
– Пойдем, – поманила за собой Ярославна. – Сам увидишь.
Гриша покорно поплелся за ней по однообразным белым коридорам тайного логова опричников. Виляющая перед ним девичья попа неземной красоты вызывала одно раздражение. Эта попа была сродни музейному экспонату, на который можно только глазеть, но руками не трогать. Глазеть Гриша уже устал. Попыток нарушить главное музейное правило он больше не предпринимал – хватило одного раза. Понимал – неприступная Ярославна может ненароком покалечить его, а то и вовсе убить. Рисковать своим родным телом Гриша не хотел. Оно было ему нужно, чтобы с кайфом потратить два миллиона долларов.
Они прошли мимо Гришиных апартаментов, и остановились напротив двери с электронным замком. Ярославна приложила ладонь к специальной пластине, что-то запищало, и замок, щелкнув, открылся. Такие штуки Гриша видел прежде только в кино про фантастику. Впрочем, на фоне ретранслятора (так называлась машина, отправляющая его сознание в параллельную реальность) любые другие электронные примочки казались дешевым отстоем из «детского мира».
За дверью оказалась уютная двухкомнатная квартирка со всеми удобствами. Гриша, как дикарь, приведенный из пещеры, уставился на телевизор, затем на компьютер. Мебель была дорогой и красивой, на многочисленных полках стояли книги. На одной из стен висела картина, списанная, как показалось Грише, с пятидесятикопеечной монеты. На ней был изображен мужик верхом на коне, протыкающий палкой гигантскую глисту.
– Это Георгий Победоносец, – подсказала Ярославна, проследив за Гришиным взглядом. – Знаешь что-нибудь о нем?
Гриша громко кашлянул, давая тем самым понять, что задавать подобные вопросы молодому человеку его социального положения, образования и круга общения просто неприлично.
– Георгий Победоносец – мифический герой, – объяснила Ярославна. – Согласно легенде, он уничтожил некого монстра, змея. Понятное дело, что за прошедшие века истинная история исказилась, превратившись в очередную красивую сказку, рассказанную на христианский лад. В руке у Георгия появилось обычное копье, сам он стал святым, а змей символизирует языческую веру. Но на самом деле змей был, и не какой-то символический, а самый настоящий. И сразил его Георгий не копьем, а жезлом Перуна. Только назывался он иначе.
– Иначе?
– Да. Этот предмет встречается в фольклоре разных народов. Молния Зевса, копье Одина, дротик Индры…. Названий много, но речь идет об одном и том же предмете. Жезл Перуна – наследие древней цивилизации, прекратившей свое существование двенадцать тысяч лет назад.
– Давно, – равнодушно прозвучал Гриша. – Так это и был твой сюрприз?
– Нет, – засмеялась Ярославна. – Сюрприз вон там.
Она подвела его к столу, на котором стояла небольшая картонная коробка. Ярославна сунула руку внутрь, и вытащила – Гриша глазам своим не поверил – настоящий сочный гамбургер мичуринских размеров.
– Это мне? – не веря своему счастью, спросил Гриша, не сводя голодных глаз со своего любимого лакомства. Всякие глупые люди верили, что гамбургеры вредны, что от них толстеют, глупеют, болеют и стареют, но Гриша знал правду. Старели, болели и глупели не от гамбургеров, а от работы. Гамбургер же являлся вкусным и полезным источником жизненных сил. Полезнее гамбургера были только сухарики со вкусом хрена и чеснока.
– Да, это тебе, – кивнула Ярославна.
– И я могу его съесть? – недоверчиво глядя на девушку, спросил Гриша.
– Можешь.
– Прямо сейчас?
– Да.
– И ты меня за это не ударишь?
Ярославна протянула ему гамбургер. Гриша вцепился в него мертвой хваткой, и тут же вонзил в нежную плоть добычи свои молодые крепкие зубы.
– Боже, сейчас кончу! – простонал Гриша с набитым ртом. – Давно бы так. А то заладила – вредная еда, вредная еда…. Вреднее ваших коктейлей из сока подорожника и отвара лопуха еще ничего не придумали.
Гриша хотел бы потребить гамбургер в священной тишине, наслаждаясь каждым мигом неземного блаженства, но Ярославна опять зачем-то стала рассказывать ему о жезле Перуна и прочих неинтересных вещах.
– Тебе, видимо, давно хотелось узнать, с какой целью мы разыскиваем этот артефакт, – сказал она, и очень ошиблась. Грише было наплевать на мотивы других людей. Он знал только то, что сам горбатится за два миллиона долларов, а все остальное ему было до того места, каким Тит думал. – Возможно, ты предполагал, что мы хотим использовать его в качестве оружия, чтобы завоевать мир, или типа того. Но это не так. Использовать жезл Перуна как оружие можно, но это все равно, что забивать микроскопом гвозди. Жезл не оружие. Его возможности простираются далеко за рамки банального истребления человеческого ресурса. И ключом к пониманию особых свойств жезла служит ретранслятор.
Гриша дожрал гамбургер, слизал со стола крошки, после чего вопросительно уставился на Ярославну. Та без слов поняла Гришу, и вытащила из ящика вторую серию счастья. Гриша занялся делом, Ярославна продолжила лекцию, которую собеседник слушал краем уха, и даже не пытался понять, о чем идет речь. Дело было в том, что Ярославна совершила страшную педагогическую ошибку, на которую ей мог бы указать любой дрессировщик. Она напрасно покормила Гришу раньше, чем выложила ему все, что хотела сказать. Голодный Гриша еще мог как-то концентрировать свое внимание на предмете беседы, не из любопытства или жажды познания нового, а просто из страха, что могут не дать еды. Но сытый Гриша был глух ко всему, что пыталось достучаться до его ума из внешнего мира.
– Эта машина была построена по чертежам, которые мы обнаружили во время археологических работ в Антарктиде. Об этом никто ничего не знает, я имею в виду простых людей, но подо льдами южного полюса располагаются руины древнего города.
– Типа Атлантида? – вдруг блеснул познаниями Гриша.
Судя по округлившимся глазам Ярославны, она была сильно поражена осведомленностью собеседника.
– Ты слышал об Атлантиде?
– Ага. Кино смотрел. Там типа корабль затонул, а один мужик спасся, и его занесло в Атлантиду. А там короче, прикинь, одни телки, мужиков вообще нет. И он как давай там всех типа удовлетворять во все щели. Мне такое вот порно, с необычным сюжетом, очень нравится. Я еще один фильм смотрел, там типа мужик попал в Африке в какое-то племя, где тоже одни телки. У них там тоже такая жестка Атлантида была. Если хочешь, можем с тобой вместе эти фильмы посмотреть. Тебе понравятся. Я даже названия помню. Один называется «Атлантида тонет в сперме» а второй «Большой член в песках Сахары».
Радость Ярославны, вызванная неожиданной заинтересованностью Гриши, закончилась, едва она услышала названия шедевров кинематографа. Отдав Грише последний третий гамбургер, она заговорила вновь:
– Ретранслятор – примитивный механизм, он жалок и убог в сравнении с достижениями исчезнувшей цивилизации. Но это все, что мы смогли создать, опираясь на наш уровень знаний и технического развития. С его помощью нам удалось создать только один канал, связывающий нашу ветвь реальности с ближайшим ответвлением. Но дело в том, что ветвей гораздо больше. Их сотни, или даже тысячи. Линия пространства-времени делилась много раз, и сейчас, одновременно с нашей реальностью, существует множество альтернативных ветвей истории. Но достигнуть их мы не в силах – ретранслятор на это не способен. К тому же он не может перемещать материальные объекты, только сознание, да и то лишь в том случае, если для него на той стороне имеется подходящее тело-носитель. А вот жезл Перуна может все. Жезл – это ключ, отпирающий врата, ведущие в бесконечное многообразие миров. Жезл может перемещать, в том числе, и материальные объекты. И живых людей тоже. Только представь, что с помощью жезла мы сможем открыть дверь в ту ветвь пространственно-временного континуума, в которой древняя цивилизация Атлантиды существует до сих пор. Невозможно даже представить, какие знания мы сможем почерпнуть у них. И вечный двигатель, и эликсир бессмертия, и секрет антигравитации, и способы, позволяющие преодолеть громадные межзвездные расстояния за считанные дни. Тот, кто будет владеть подобными знаниями, будет править миром.
Гриша дожрал гамбургер, облизал пальцы и сказал:
– Вы мир хотите захватить? Так бы сразу и сказали. Требую прибавку в виде еще одного миллиона. Одно дело какую-то старинную палку искать, другое дело – помогать вам мир захватывать. И еще я бы хотел обсудить вопрос о фотомоделях.
– О ком? – не поняла Ярославна.
– О фотомоделях. Я вот чего сказать хотел. Бывают очень худые модели, совсем костлявые, плоские и голодные. Не люблю таких. Да и за что их любить? Мне бы не очень худых, чтобы и жопа и сиськи присутствовали, потому что зачем мне модель без жопы? Да и без сисек, если на то пошло. И еще одно, самое главное. Надо очень внимательно проследить, чтобы не одной крашенной не подсунули. Хочу натуральных блондинок. Крашеные не прокатят, я им специально буду волосы бензином мыть, так что если Толстой, гнида жадная, думает на мне сэкономить, пускай сразу бежит в аптеку за упаковкой губозакатина. И баночку вазелина пускай прихватит – я, когда злой, я отчаянный, себя не контролирую. Меня однажды в магазине на червонец обсчитали, так я им в книгу жалоб насрал.
– Я что-то не очень понимаю, о чем ты говоришь, – наморщилась Ярославна. – Какие еще фотомодели?
– Это мое условие, – сообщил Гриша. – Помимо большой кучи денег хочу тридцать фотомоделей, и чтобы все блондинки, но если разрешите Толстого ногами попинать, я соглашусь на двадцать восемь.
Ярославна страдальчески улыбнулась. Только сейчас до нее дошло, что вся ее лекция о древних цивилизациях и их наследии была интересна Грише не больше, чем любая другая звуковая волна, зафиксированная его ухом.
– Тебе зачем так много блондинок? – все же спросила она.
Этого вопроса Гриша ждал с гордостью. Он уже давно все спланировал, и теперь ему не терпелось похвастаться.
– С двумя спать буду, – ответил он, – остальных в аренду сдам. Так что давайте, раскошеливайтесь. Одно дело палка старинная, тут и двумя миллионами можно обойтись. Но раз уж речь пошла о захвате мира – требую солидную прибавку.
– Мы вовсе не планируем захватывать мир, – сказала Ярославна. – Наша цель более благородная и не обусловлена исключительно корыстными мотивами.
– А что же вы хотите?
– Спасти человечество от надвигающейся катастрофы.
– А от чего конкретно?
– От него же самого, – ответила Ярославна. – Дело в том, что на развалинах Атлантиды мы обнаружили письмена, и сумели их расшифровать. Этот текст – что-то вроде дневниковых записей, и он рассказывает о последних днях гибнущей цивилизации. Благодаря ему мы узнали, как и от чего Атлантида прекратила свое существование. И теперь та же самая угроза нависла над цивилизацией людей.
– Цивилизация Атлантиды достигла невероятного величия и могущества, – воодушевленно вещала Ярославна, в то время как Гриша, доев последний гамбургер, мечтал только о том, чтобы собеседница внезапно потеряла сознание, и он бы получил возможность цинично воспользоваться ее беспомощностью в угоду своим гормонам. – Источником их силы служил гармоничный сплав технической науки и гибкой морально-этической системы, способной чутко реагировать на изменения условий жизни и подстраиваться под них. Это как раз то, что так не хватает нашей цивилизации. По твоему лицу я замечаю, что ты не все понял. Наверное, ты хочешь, чтобы я объяснила это подробнее?
Гриша кивнул головой, а сам подумал о том, что фригидные женщины, как теперь выясняется, вовсе не являются мифическими существами, как он полагал прежде. Ярославна жила в этом бункере, никуда из него не отлучалась, и при этом вела себя так, будто секс ее вообще не интересует. Впрочем, была еще одна версия, объясняющая ее равнодушие к Гришиным намекам: не стоило исключать вероятности того, что у нее под подушкой хранилась резиновая радость одинокой девушки на батарейках. Гриша прикинул, как бы заглянуть под подушку, и решил дождаться удобного момента – авось Ярославне приспичит в уборную. Гриша сразу решил, что если обнаружит в тайнике у Ярославны своего электрического конкурента, ему несдобровать. Об колено будет сломан, и это в лучшем случае.
– Все дело в том, – стала разжевывать Ярославна, – что человечество всегда живет вчерашней моралью. Критерии добра и зла, которыми мы пользуемся сегодня, сформировались довольно давно, еще в те времена, когда люди были убеждены, что наш мир это плоский диск, покоящийся на спинах трех слонов и одной черепахи. Но жизнь не стоит на месте. Меняется поведение людей, возникают пути, которых прежде просто не существовало, и все это неизбежно ведет к тому, что старая мораль вступает в конфликт с новыми реалиями жизни. Ты, наверное, хочешь сказать, что есть во вселенной и некие универсальные величины, и что именно на них опирается любая мораль?
– Да, хочу, – прогудел Гриша, которому, на самом деле, хотелось совсем иного.
– А вот и не угадал! – как-то по-детски обрадовалась Ярославна. – Все человеческие представления о добре и зле, о морали и нравственности являются, с непредвзятой точки зрения, полной ерундой, и не имеют под собой никакого серьезного основания. Ты, наверное, скажешь, что таким основанием может служить религия?
– Скажу.
– Но и это не так. Не знаю, верующий ты или нет, так что заранее предупреждаю, что не имею намерения оскорбить твоих религиозных чувств, но факт в том, что всякая религия, и христианство не исключение, подгонялась под уже сформированную морально-этическую систему, и никак не может служить основанием тому, что возникло раньше и послужило основанием для нее самой. Согласен?
– Базара нет, – кивнул Гриша.
– Следовательно, что мы имеем. Древние представления о том, что хорошо и что плохо, существуют уже сотни, а то и тысячи лет, и человечество продолжает упрямо пользоваться этим хламом, вместо того, чтобы выбросить его на помойку истории.
«А не лесбиянка ли она?» – вдруг вспыхнула мысль в Гришиной голове. Это бы многое объяснило, если бы на объекте, где они проводили все свое время, имелись другие женщины. Но их не было. Не считая разве что Галины, но ее сексуальную ориентацию Гриша уже выяснил, притом так досконально, что до сих пор по ночам просыпался в холодном поту и кликал маму.
– Нашу цивилизацию рвут на части противоречия, рожденные в такие лохматые времена и так сильно исказившиеся за минувшие столетия, что все это давно напоминает со стороны коктейль маразма и абсурда. Древняя мораль, словно лебедка, тянет людей в прошлое, и они не в силах сделать в будущее ни одного шага. Наш мир застопорился, он уперся лбом в невидимую стену. Ни один человек на всей планете не сможет дать внятного ответа на простой вопрос – что будет завтра? Просто потому, что никакого завтра у нашей цивилизации нет. Пока мы все не перестанем быть рабами давно отжившей свое морали, мы так и будем топтаться на одном месте. Чтобы скрасить это состояние безвременья и безнадежности людей ткнули рылами в мониторы компьютеров, в мертвый мир интернета, где каждый получил возможность имитировать кипучую деятельность бегая по просторам виртуального мира в доспехах тридцать восьмого уровня или упражняясь в словоблудии. Людям стали внушать мысль, что стабильность это прекрасно, в то время как любые перемены преподносятся как происки сил зла. Люди жрут гамбургеры, платят ипотеку, каждый день трясутся, как бы их не поперли с работы, плодят детей и растят из них таких же тупых биороботов, как они сами. И все это на одном месте, без малейшего движения вперед. Уже сейчас существуют технологии, способные открыть человечеству дорогу в космос, но о них молчат, показывая тупому народу какие-то примитивные ракеты а-ля F-2, которые еще Вернер фон Браун запускал с пинка в направлении Лондона. Технологии есть, но о них молчат. Потому что передовая технология никуда не пойдет и ни к чему не приведет, если не создать под нее новую мораль, отвечающую запросам времени. Я, например, не могу себе представить капитана космического корабля, несущегося сквозь громадное пространство вселенной к далекой звезде, который, как и его предки, продолжает тупо верить в библейские сказки о чудесах, совершающихся волей божьей. Вот для чего нам нужен жезл Перуна. С его помощью мы сумеем помочь людям обрести новую мораль, нравственные ориентиры, новые границы добра и зла. Человечество пойдет вперед, как некогда шла Атлантида.
– Все равно медным тазом накрылась, – заметил Гриша.
– Да, Атлантида погибла, – согласилась Ярославна. – Ее населяли умные, добрые и высоконравственные люди. Они жили сотни лет, проводя время в познании мира. Они создавали удивительные вещи, строили величественные города, имели колонии на Луне и на Марсе. Но в один кошмарный день их цивилизации пришел конец.
– Я слышал, на них метеорит упал, – сказал Гриша.
– Если говорят «метеорит упал», это значит, что сами ничего не знают. Никакой метеорит на Атлантиду не падал, да и не мог упасть – атланты имели орбитальную систему обороны, способную отразить любую угрозу из космоса, даже если эта угроза выражалась в огромном камне. На самом деле все было проще и страшнее. И началось с того, что на экраны Атлантиды вышел фильм «Крутая езда». Вначале атланты не поняли и не приняли этот фильм, потому что все, что показывалось в нем, не имело ничего общего с их образом жизни. Герои фильма не учились и не работали, не совершали новых открытий и вообще не делали ничего такого, за что в Атлантиде уважали людей. Напротив, они только пили вино, совокуплялись с женщинами и устраивали гонки на виманах – так назывались транспортные аппараты атлантов, что-то вроде современных автомобилей, только летающие.
– Классный, наверное, фильм, – мечтательно протянул Гриша, который, кстати, вспомнил, что он уже чудовищно давно не пил пива, не совокуплялся с женщинами и не гонял по городу на тачке, то есть был лишен всех своих радостей жизни.
– Как я уже сказала – фильм не приняли и не поняли, – продолжила Ярославна. – Но все же некоторым, очень немногим, он запал в душу. И они, соблазнившись увиденным, стали копировать образ жизни героев фильма. Свои виманы они раскрашивали в яркие цвета, рисовали на корпусе голых женщин или хищных животных, напивались, и носились по Атлантиде как умалишенные. Вместо слова хорошо они стали, подражая героям фильма, говорить круто, вместо плохо – отстой. Всех, кто не разделял их взгляды на жизнь, они называли лохами. Это было слово, заимствованное авторами фильма из языка шумеров, на тот момент – дикого и темного народа, считающего атлантов богами. В языке шумеров слово лох буквально означало человека, не преуспевшего в сборе кизяка. Дело в том, что кизяк служил для них основным топливом, так что на нем строилась вся шумерская цивилизация. Успех в обществе шумеров определялся умением собирать кизяки, сушить их и накапливать. Тех, кто хорошо собирал кизяк и имел его значительный запас в своих закромах, шумеры называли реальный пацан, что в буквальном переводе означает – властелин чужих испражнений. Иногда их так же называли крутыми пацанами, намекая на самую ценную категорию кизяка – густого, крепкого, то есть – крутого. Самый низший сорт кизяка назывался отстой – этот тот кизяк, на который кто-то наступил и размазал его по земле.
Так же из языка шумеров вначале в фильм, а затем и в лексикон атлантов попало слово зажигать, имеющее смысл – заниматься неким приятным активным делом. Когда шумеры зажигали, это означало, что они зажигают кизяк. Атланты стали называть этим словом свой активный отдых с элементами крутой езды в пьяном виде.
Затем в прокат вышел фильм «Крутая езда 2», и он уже имел определенный успех у зрителей. Если в колониях в Египте, Африке и Южной Америке атланты все еще сохраняли свой исконный образ жизни и сопротивлялись странным веяниям моды, то сама Атлантида и культурная столица цивилизации Гиперборея вскоре потонули в реве моторов, а по ночному небу носились уже целые сонмища разноцветных, украшенных лампочками, виманов, управляли которыми в стельку пьяные атланты.
Третья часть «Крутой езды» оказалась той критической массой, после которой уже невозможен никакой обратный процесс. Атлантиду стремительно охватывал хаос и анархия. Главный правящий орган – верховный трибунал, в полном составе сделал ноги на марсианскую базу, подальше от одичавших соотечественников. Город оказался завален мусором, в магазинах было пусто. Мимо витрин с выбитыми стеклами носились крутые виманы со снятыми защитными экранами, и круто поливали все вокруг жестким гамма-излучением. Надвигался неминуемый голод, но атлантов это не волновало. Поскольку канализация давно не работала, реальные пацаны и классные телки утопили все улицы в фекалиях. Из-за проблем с продовольствием участились случаи бытового каннибализма, причем съедали обычно проигравшего в уличных гонках.
«Крутая езда 4» вышла в тот день, когда в Гиперборее из-за отсутствия какого-либо контроля, на энергетической станции Светлосказ взорвался четвертый генератор антиматерии. Гиперборея, культурная столица цивилизации атлантов, была полностью уничтожена. Уцелевшая горстка бедолаг, у которых в результате облучения обесцветилась не только кожа, но даже глаза, обосновалась на прилегающей территории, то есть вдоль побережья Северного Ледовитого океана. Там они просуществовали довольно долгое время, обитая в пещерах и питаясь подножным кормом. В легендах они упомянуты под именем чуди.
– До сих пор живут? – спросил Гриша.
– Нет, их всех истребили. Этим, по секретному царскому указу, занимался атаман Ермак, который не столько покорял Сибирь и обитающие там народы, сколько истреблял последних представителей древнего народа. Последнего оставшегося в живых атланта Ермак доставил в Москву пред ясны очи государя, за что получил в награду позолоченный доспех. Этот доспех и стал причиной его гибели, когда царь-батюшка, сделав чужими руками всю грязную работу, решил убрать ненужных свидетелей, и сдал Ермака хану Кучуму.
– Подставил, – констатировал Гриша. – Пацаны так не поступают.
– Просто царь принадлежал к ордену опричников, и действовал по их указке. Опричники были заинтересованы в том, чтобы никто из атлантов не уцелел и не мог бы рассказать о причинах гибели своей цивилизации. И о тех ее осколках, обладающих колоссальной силой, какие до сих пор еще можно найти. Жезл Перуна один из таких осколков. Есть и другие. Археологи натыкаются на них время от времени, после чего начинается всякая мистика с криминальным подтекстом. Чаще всего все списывают на древние проклятия растревоженных гробниц, на месть духов и тому подобную ерунду. На самом деле археологов просто устраняют, как Ермака в свое время, чтобы лишнего не сболтнули. К тому же в СМИ сейчас идет обширная компания по обесцениванию самого слова сенсация, в ходе которой людей приучают равнодушно воспринимать новости, хоть и имеющие грандиозное значение, но лично на них сиюминутно никак не отражающиеся. То есть если завтра по телевидению объявят, что в лесу поймали живого динозавра, никто и не почешется, а вот слух о возможном подорожании бензина на десять копеек способен вызвать бурю эмоций и шквал возмущенного словоблудия в интернете. Пропадает интерес к фундаментальным знаниям, зато возрастает заинтересованность злободневными вещами. Это и есть новый мировой порядок, когда каждая двуногая скотина интересуется только тем, что делается в ее стойле, а что там снаружи, это ей до лампочки. Насыпали бы вовремя корм.
– У нас в имении та же ботва, – кивнул Гриша. – Тоже все тупые, ничего не знают. Тита спрашиваю, какая тачка самая крутая на свете, а он мне показывает на ту тачку, на которой навоз возим, и отвечает – эта. Идиот клинический!
– Да, ты прав. То, что происходит в вашем имении это прообраз будущего нашего мира. И это лишний повод что-то делать…. Извини, я на минутку отлучусь. Надо носик попудрить.
– Носик попудрить? – удивился Гриша. – Зачем? Он у тебя и так белый. Или ты болеешь? Ничего заразного, надеюсь. Я лучше подальше от тебя сяду, вдруг чихнешь на меня, или еще что-нибудь сделаешь. Слушай, а это у тебя давно? Ты бы не запускала, сходила в больницу. Вдруг обострение, или еще что. Сляжешь, кто за тобой будет ходить? Я, конечно, могу тебе горчичники на грудь поставить, но вот насчет утки это ты с Толстым договаривайся. Вдруг ему нравится в дерьме ковыряться….
– Да я в туалет! – закричала Ярославна, не выдержав Гришиного монолога.
– В туалет или нос пудрить? Или и то и другое одновременно? Ты бы не совмещала. Вначале на унитазе посиди, подумай, потом руки помой с мылом, и уже за нос хватайся. Не дай бог прыщи по лицу пойдут. Я прыщавых телок, если честно, вообще не люблю.
– Так и сделаю, спасибо, что подсказал, – буркнула Ярославна, и что-то добавила от себя, но так тихо, что Гриша не расслышал.
Едва девушка скрылась в уборной, как Гриша метнулся к ее постели и сбросил на пол подушку. Но фалоимитатора под ней не оказалось.
– Где же она его прячет? – проворчал Гриша, и, поднатужившись, стащил с кровати матрас. Под ним было пусто.
Гриша бросился шарить по всем ящикам, выдвигал их, вываливал на пол содержимое. В одном ящике обнаружил кружевное белье Ярославны – беленькие трусики и бюстгальтер, недолго думая сгреб добычу в охапку и сунул в карман.
Пересмотрев все ящики, Гриша нырнул в платяной шкаф. На пол полетел черный кожаный плащ, короткая шубка. Гриша топтался по ним ногами. Заметил на дне шкафа картонные коробки из-под обуви. Схватил одну, внутри оказались зимние сапожки. Сапожки полетели на середину комнаты. Схватил вторую – внутри были летние туфли. Гриша со злости швырнул туфли так далеко, что те приземлились на книжную полку.
– Да где же он? – злился Гриша. – Куда она могла его спрятать? Куда бы вот я спрятал надувную бабу? Я бы ее спрятал….
Гриша задумчиво оглядел комнату.
– О! Книги! Он за книгами!
Гриша налетел на полку и пошел сваливать книги на пол. По упавшим книгам он топтался ногами, пинал их, одну, старую и ветхую, даже порвал со злости. Но ничего не нашел.
Тут зашумела вода, и Гриша стремительно бросился обратно, уселся за стол и принял максимально невинный вид.
Дверь в ванную открылась, следом за этим из груди Ярославны вырвался крик ужаса.
– Что здесь произошло? – закричала она, в ужасе глядя на перевернутую вверх дном комнату.
– Сам не пойму! – округлив глаза, завопил Гриша. – Похоже, тут у тебя привидения живут. Ты только на парашу метнулась, как тут все пошло летать и падать. Я такого в жизни не видел. От страха даже в промежностях пропотел. Не веришь – можешь пощупать.
– Господи! – бормотала Ярославна, схватившись за голову. – А почему ты меня не позвал?
– Зачем? Чтобы ты тоже пропотела? Да и что тебя с толчка срывать, ты же не охотница за привидениями. И вообще….
– Мои книги! – вдруг завопила девушка, и бросилась к горе макулатуры. Схватив разорванную Гришей книгу, она со слезами на глаза простонала:
– Я ее два года искала. Это же редчайший экземпляр, таких всего пять в мире осталось.
– Теперь четыре, – заметил Гриша.
Ярославна вдруг залилась слезами как маленькая девочка. Прижав к себе разорванную книгу, она что-то бормотала, но разобрать слов было нельзя. Гриша осторожно подошел к ней и, присев рядом на корточки, погладил Ярославну по голове.
– Не плачь, – утешил он. – Когда я свои деньги получу, куплю тебе новую книжку. И не такую старую, как эта, а нормальную, даже с картинками.
Ярославна оплакала книги, затем долго рыдала над своей шубой, затем пролила немало слез над бельем. Гриша ходил следом и утешал девушку, обещая купить ей все новое, как только разбогатеет.
– А где комплект белья? – вдруг взволновалась Ярославна, перебирая разбросанные по полу тряпки. – Новый, очень дорогой. Я его всего один раз надевала.
– Ты о чем? – вообще не понимая, о чем таком речь идет, спросил Гриша, рукой заталкивая трофеи поглубже в карман.
– Трусики и бюстгальтер. Вот в этом ящике лежали.
– А какого цвета?
– Белые.
– Белые, говоришь. Кружевные такие, полупрозрачные, да?
– Да, это они.
Гриша печально мотнул головой, и чистосердечно признался:
– Никогда их не видел. Может быть, привидения утащили? Среди привидений тоже ведь извращенцы бывают. Сейчас сидят в могиле, и нюхают твое бельишко.
– Чего его нюхать? – возмутилась Ярославна. – Оно постирано. Я грязное белье не складирую.
– Жаль, – искренне огорчился пробудившийся в Грише фетишист.
– Чего тебе жаль?
– Жаль, говорю, что вот горбатилась, стирала, и все зря. Не придется больше надеть. А как бы хотелось увидеть тебя в этом комплекте.
Видно было, что из-за потери белья Ярославна переживает едва ли не больше, чем из-за порванной книги. Гриша, как умел, попытался ее утешить:
– Да ладно, не страдай ты так. Подумаешь – трусы. Вон у тебя их сколько.
Гриша схватил лежащие рядом с ним трусики вызывающе-красного цвета и стал вертеть так и этак, изучая со всех ракурсов, а сам в это время представлял, как они будут смотреться на попе.
– Вот тоже хорошие трусы, – заметил он. – Даже нигде не рваные. И тоже стиранные. Ничем не пахнут. Ну-ка получше понюхаю….
