Петр Сосновский
Папенькина дочка
3
Мой друг Виктор с Татьяной сошелся быстро. Везде и всюду он ходил с ней под ручку, не отпускал от себя. Другую девушку, ради которой Преснов когда-то вытащил меня в дом культуры на танцы, он оставил. Забыл напрочь и даже не заикался о ней. Мой друг мог быть забывчивым. Я ему о том не напоминал, лишь про себя улыбался.
Дружба Преснова с Полнушкой мне была на руку. Я мог вместе с ним ходить к девчонкам в общежитие. Это упрощало общение. Виктор часто приходил мне на помощь и помогал поддерживать разговор, если он вдруг становился трудным или заходил в тупик.
Я переживал больше не за него, а за Валентину. Мне было жалко девушку. Она была без парня и оттого дружба с нами ей часто была в тягость. Я не раз наблюдал: во время разговора со мной или же с Виктором как она, отчего то краснела и опускала вниз глаза. У меня порой от этого пробегали по телу мурашки. Преснова – это обстоятельство развлекало. Он, измывался над Валентиной и не раз пытался ее завести. Татьяна спасала положение и отбивала напор своего парня:
– Виктор, перестань, сейчас же перестань! Любишь же ты над людьми поиздеваться.
Мне не всегда было удобно препятствовать другу. Не знаю отчего, но я порой боялся за него – это добром не должно было окончиться. И не напрасно переживал.
Однажды, по прошествии многих лет, Валентина не удержалась и сказала мне, что я ей понравился сразу, как только она меня увидела, но соперничать со Светланой не могла, уж очень та выделялась не только среди них, но даже в техникуме была на виду. А вот Татьяна, она для Валентины, оказалась простушкой. Мой друг, не желая того, чем-то увлек девушку, и она без труда легко отодвинула от него Татьяну, полностью завладев им. И случилось это – нет, не из-за горячей, вдруг вспыхнувшей любви девушки к моему другу. А из-за того, что Татьяна была наиболее близкой подругой Светланы – ее землячкой – из одного поселка. Их отцы дружили. Однополчане – этим все сказано. Отбив Виктора она таким странным образом отомстила Светлане за ее любовь ко мне.
Данное происшествие случилось неожиданно. Я тогда его полностью и не принял – логика Валентины была мне, да и не только мне, но и другим моим друзьям непонятна. Признать свою вину я также не мог, хотя Татьяну Полнушку с ямочками на щеках мне было искренне жаль.
Долгое время я видел перед собой только образ Светланы, наверное, из-за этого и не смог ничего изменить – повлиять на Виктора. Он был мой друг. Если бы я настоял, возможно, Преснов меня послушал. Для своего оправдания, произошедшее событие, я списал на недостаток времени. Его у меня порой не хватало даже для своей подруги. Я за счастье почитал, когда вдруг, благодаря расписанию или же болезни преподавателя лекции для наших групп совмещались, и мы имели возможность сидеть вместе. На практических занятиях мы совсем не встречались. Больше было возможности попасться друг дружке на глаза в коридоре, в перерыве.
Олег Анатольевич Физурнов меня доставал – гонял как «сидорову козу» не только на занятиях физкультуры, но и внеурочное время. Моя девушка понимала меня. Она как ребенок радовалась любым нашим встречам, не обижаясь на то, что они часто были мимолетны и коротки. Я мог, например, во время массовых забегов указать Светлане время и место, где проходила трасса и, пробегая по ней, лишь только помахать девушке рукой и поймать ее улыбку. Мне порой этого было достаточно – тело наливалось силою, и я побеждал.
На индивидуальные тренировки физорг посторонних никого не пускал. Он не терпел сентиментальностей. Его строгость меня порой поражала. Я ни разу не видел возле Олега Анатольевича ни его жену, ни детей.
Светлана могла приходить на соревнования. Там она была не одна вместе со всеми – места, где крутились спортсмены для нее, как и для других зрителей были закрыты. Вместе со Светланой я брал на соревнования Виктора Преснова со своей девушкой и, конечно же, Валентину. Михаил Крутов бывал редко. Мои друзья, устроившись в зале на первых местах, болели за меня. Их близость придавала мне уверенность. Я часто побеждал.
Спорт – в то время в стране был на одном из первых мест, ему уделялось особое внимание. Не было ни одного учебного заведения, предприятия, общественной организации, где бы не устраивались всевозможные спортивные праздники. Они проходили торжественно, под оркестр выстраивалась линейка, вверх поднимался флаг. После соревнований снова звучал оркестр, лучшие из лучших спортсменов награждались. Им вручали кубки, медали, вымпелы, грамоты.
Я помню, большинство моих сверстников жили небогато. У многих ребят не было коньков, лыж, настоящих футбольных мячей, специальной одежды и обуви. Однако мы не унывали, спортивный инвентарь брали бесплатно, для этого стоило лишь только записаться в клуб, кружок или какую-нибудь спортивную секцию. Тренеры и не только они, но и администраторы от спорта входили в штат завода и получали деньги – зарплату. Было, кому с нами работать.
Нас почти в принудительном порядке заставляли бегать, прыгать, подтягиваться на перекладине. Мы круглый год играли в футбол, зимой – не расставались с лыжами. Лыжи были везде. Их нам выдавали на спортивной базе машзавода. В выходные дни мы часто отправлялись за город на прогулки.
Правда, за город я часто отправлялся один, без Светланы. На выходные дни она, и не только она, но и Татьяна, порой даже Валентина уезжали к себе, домой.
Не только я один страдал, но и Виктор Преснов. Не знаю, чтобы я делал, если бы не Олег Анатольевич. Он ни раз выгонял меня на трассу.
Зима была прекрасна: мороз, снег, солнце – упускать такое время Физурнов не желал.
– Андрей, спортзал нам сейчас не нужен. Давай на лыжи. Они – лыжи тренируют «дыхалку», укрепляют ноги. То, что надо.
Я брал с собой Виктора, а порой и Михаила. У нас тогда была чисто мужская компания. Олег Анатольевич хотя и доверял мне, но нет-нет и устраивал проверки. Я не раз встречал его где-нибудь на лыжне. Он приветствовал меня и спешил скрыться. Для него это не представляло труда. Бег на лыжах у него был, что у иноходца. Смотреть, как он шел, просто загляденье.
Дома, Светлану ждал отец – одно слово – папенькина дочка. Мне трудно было уговорить девушку остаться в общежитии. Мой друг был более счастливым. Зазноба Виктора, Татьяна Полнушка, хотя и дружила с моей девушкой, к тому же была ее соседкой – жила на соседней улице, однако часто ему потакала, и выходные дни порой проводила в городке. Правда, на лыжи становиться отказывалась: «Лыж мне и на физкультуре, вот так хватает», – говорила она, проводя рукой по шее, и отправляла парня за город одного. Он для меня был «тормозом», уже минут через тридцать начинал маяться и поглядывал в сторону дома.
– Да не переживай ты так! – подбадривал я парня. – Все будет нормально. Татьяна к тебе еще только приглядывается. Жди, наступить время, и она будет рядом. Я думаю, у нее хватит смелости, даже на лыжи станет. Ты ведь непостоянный. Сколько девушек сменил. У тебя были…, – и я принимался перечислять имена, увидев злой взгляд друга, запинался, но тут же продолжал снова: – От тебя многого можно ожидать. Что не так?
– Да, так, так, – отмахивался от меня Виктор и, перебирая лыжами, шел искать сочувствия у Михаила Крутова. Он тоже ему помочь не мог. Девушка – «своя», за которой Крутов бегал – знала парня как «облупленного», знала его семью. Ей не нравилось то обстоятельство, что парень из рабочей семьи и учится не в институте, а лишь только в техникуме. Выходить замуж за него она не торопилась.
– Да, мой папаня не подарок, – жаловался нам Михаил, – он мне репутацию изрядно подпортил. Нет бы пил дома, а то надерется в сквере у завода, с такими же оболтусами, как сам и лазает в самых людных местах, ко всем пристает и говорит о том, как тяжело работать в горячем цеху. А мне из-за него после страдай!
– А ты не страдай! – говорил в ответ Виктор Преснов. – Дались тебе эти, свои. Они все воображалы. Открой глаза – Валентина – красавица и одна мается, возьми и подкати к ней. Я тебе с Андреем помогу! – Я тут же соглашался, кивал головой. Мне было жалко Крутова, да и девушку не терпелось пристроить, уж очень она по-особому смотрела на меня.
Михаил хотя и сторонился девушки, но нет-нет и оказывался в нашей компании. Я, глядя на парня, ни раз ловил себя на мысли, что ему не нужна Валентина. Ему бы больше подошла Татьяна. Но, она была что надо и для другого моего товарища – Виктора. Не мое дело пусть сами разбираются, делал я заключение и успокаивался.
У меня не было свободного времени задумываться. Мне даже со Светланой находиться рядом не всегда удавалось. Не зря я все делал, возможное и не возможное, чтобы она не могла без меня прожить и дня. Мне было ясно – наше счастье не за горами. Светлана, как ни кто другой, если не считать матери, чувствовала мое состояние. Она ни раз угадывала – если говорила: «Андрей тебя ждет победа!» – я побеждал. Я знал, что девушка для меня не была чужой. Это точно. Достаточно одного примера. Это произошло на спартакиаде, я чуть было не разуверился в ее словах – разминка у меня прошла плохо. Но Зорова оказалась права, я снова победил, тут же разыскал девушку и выдал ей:
– Знаешь, кто ты, знаешь? Ты у меня ясновидящая! – и завалился в кресло, которое подруга мне заблаговременно приберегла. А она в ответ засмеялась. Смех ее был по-детски тонким и приятным, я был им очарован:
– Ты смейся, смейся, – сказал я, – не останавливайся. Светлана тут же отмахнулась от меня.
– Ну, что ты Андрей, народ рядом, сразу же подумает, что я у тебя дурочка. Тебе ведь этого не надо. Или ты согласен? – И снова засмеялась.
Большую часть времени я, и Светлана находились рядом не физически, а в мыслях. Я с каждым днем привязывался к ней. Она мне нравилась. Расставаться всегда было трудно. Проводив девушку до общежития, мы подолгу толклись у входа. Нас отрезвляла тетя Надя. Она в отличие от других вахтерш выходила на улицу и, постояв с минуту, предупреждала:
– Все, закрываю дверь. Кто не успел, тот остался на улице.
Я в душе был оптимист. Мне была понятна концепция отца, я ее принимал беспрекословно. Он всех людей делил на три большие группы: одних он считал весельчаками, к ним он причислял в первую очередь себя, других носителями негатива – они везде и всюду жизнь видели с изнанки и от этого мучились, третьи у него были люди, подверженные влиянию тех, которые могут и грустить и радоваться жизни.
Моя девушка была, как-то солнышко. Я с ней всегда чувствовал себя хорошо, как наедине, так и в компании. Даже ее «лишняя» подруга – Валентина, всегда находилась рядом с нами и не была в тягость – все это благодаря Светлане. Моя зазноба умела ее удержать своими теплыми словами. Может быть, причина была в другом, – хотела бы ушла, не знаю. Однако чтобы там ни было, она везде и всюду находилась рядом с нами. Редко какое мероприятие проходило без Валентины.
Однажды я попросил своего отца, и он у себя на работе достал мне и моим ребятам билеты в столичный театр. Татьяна не смогла поехать с нами, у нее заболела мать. Девушка отправилась к себе домой, забросив даже занятия в техникуме. Преснов от культурного мероприятия не отказался.
– Молодец! – сказал я улыбнувшись. – Сам понимаешь, мне ведь с двумя красавицами никак ни управиться, – и я обвел рукой, стоящих рядом девушек Светлану и Валентину.
Столица, есть столица. Везде было много людей и мы, чтобы не потеряться часто держались друг за друга. Я ни на шаг не отпускал от себя Светлану, а Виктор – Валентину. Правда, первое время он шел с нею на расстоянии, стеснялся и только иногда брал девушку то за талию, то под ручку. В метро мы чуть было не растерялись, и я предложил им: «Да возьмитесь вы за руки. Ищи вас потом» – мы тогда боялись опоздать в театр. Времени у нас было немного.
– Это все штучки Валентины, – впоследствии заподозрила Светлана. – Она специально все так устроила. Ей это было надо. Ты видел, как Валентина хватала Виктора за руки. А руки – это что оголенные провода – соедини их и вот ты уже ощущаешь любые токи души другого человека – ничего нельзя скрыть, завуалировать – открыт, как на духу.
Я любил ходить в театр. Меня в детстве родители часто таскали по спектаклям и научили разбираться в условностях, без которых театр был бы не театр. Мне хотелось, чтобы и Светлана понимала происходящее на сцене. Я, часто обращался к ней и объяснял те или иные запутанные сцены. Она с благодарностью жала мне руку. Рядом с другой стороны находилась Валентина, чуть дальше Преснов. На его месте мог быть Крутов. Я, не понимал поведения Михаила. Валентина легко, без проблем могла стать городской девушкой. Она была наблюдательна, легко поддавалась обучению. Природная стеснительность уберегала ее от плохих поступков. Она не способна была сделать шаг, не увидев себя мысленно со стороны. Я заметил у девушки чувство такта. Чем-то она была близка Михаилу Крутову. Виктор Преснов с ним не мог сравниться. Он, я бы сказал – был грубее и очень уж прост.
Спектакль окончился поздно. Домой мы приехали за полночь. Хорошо, что мы предупредили тетю Надю, и она без криков лишь только я стукнул в дверь, впустила нас в общежитие. Я поцеловал на прощанье Светлану и расстался с ней. Мне трудно было понять, что привлекло Виктора в Валентине, отчего он вдруг забыл о Татьяне. Во время расставания подруга Светланы навалилась случайно на него своей большой грудью, и парень дрогнул. Я, когда дверь за нами закрылась, не узнал Преснова. Он весь дрожал, как от сорокаградусного мороза. Зуб на зуб не попадал.
– Успокойся! – съехидничал я. – На дворе скоро уже весна – погреешься, когда начнешь таскать Валентине цветочки.
Зря, я тогда сказал так. Борьба страстей у Виктора продолжалась не один месяц. Татьяну от себя друг «отрывал с кровью». Сблизился он с Валентиной летом во время практики. Практика у нас проходила на машиностроительном заводе в одном из цехов. Уж не знаю, где там, наверное, за одним из станков девушка обвила его своими тонкими, гибкими словно змеи – руками, запутала в волосах и парень просто «погиб».
4
Светлана меня воодушевляла на многие дела. Я ею был доволен. Благодаря девушке, я стал лучше учиться, хотя, если говорить честно, меня техникум в нашем городке не привлекал. Я поступил в него совершенно случайно. На горизонте была Москва. Для меня родители готовили институт. На какое-то время московский вуз отошел на второй план. Причина была в том, что я вернулся из армии поздней осенью. Набор в учебные заведения уже был окончен. Я не знал, что мне делать, необходимо было как-то убить время.
Мои друзья Виктор Преснов и Михаил Крутов возвратились со службы раньше меня – весной. У них было предостаточно времени, чтобы успешно сдать экзамены и поступить в наш техникум. О чем-то другом они и не помышляли.
Я уже не помню, как все это было, кто конкретно из ребят сказал мне первым: «Асоков! Иди к нам учиться», – но я случайно о данном предложении ребят проболтался дома, и отец, махнув рукой в знак того, что так тому и быть, тут же отправился в дирекцию учебного заведения, в котором учились мои друзья, и пристроил меня.
– Андрей! – сказал мне тогда он. – Это неплохое предложение, выход. Иди! А там видно будет! Не понравиться учеба, я тебя на следующий год переведу в столицу. Сейчас даже я не в силах что-либо сделать. Сам понимаешь, поздно, учебный год начался.
Учиться я пошел без особой охоты, за компанию – рядом будут мои товарищи, а значить, мне скучать не придется. Встреча с Олегом Анатольевичем – физоргом несколько отодвинула меня от Виктора и Михаила, хотя я с ними контакта и не терял, но за то придала смысл моим походам в техникум. Светлана – для моих занятий спортом предоставила мне крылья. Я лишь ради соблюдения этикета подходил к физоргу и говорил ему: «спасибо». Нет, я не мог отрицать, его помощь была ощутима, но без девушки я, завоевав приз, не смог бы себя чувствовать на седьмом небе. Без крыльев нет неба.
Я летал. Рядом была Светлана. Я, благодаря ней, стал более аккуратным и внимательным. Мои родители не раз обращали на это мое внимание.
– Да, это все она – Светлана, ее влияние, сын наш таким никогда не был, – говорил с поднятой головой отец, – никогда!
– Ты, должен, – обращалась ко мне мать, – нас с нею познакомить. – Я, соглашался, говорил: «Хорошо-хорошо!», а после отнекивался, тянул время. Особенно на меня нажимал отец.
Однажды, он не выдержал и, уставившись на меня своими стальными глазами, они у него могли быть самыми разными и даже такими, строго сказал:
– Андрей, если ты завтра, ну крайний срок послезавтра не приведешь Светлану к нам в дом, не познакомишь нас с нею, я сам отправлюсь в общежитие и поверь мне, найду что сказать девушке, пусть тебе будет после стыдно.
Я выполнил просьбу отца. Тянуть время стало опасно. Он работал в министерстве в каком-то управлении начальником отдела, и, наверное, оттого был решительным, напористым, умел требовать. Я понимал, когда он говорит и дает время – можно не спешить, а когда голос у него строг – это значить, необходимо его желание выполнить – выполнить незамедлительно.
На следующий день я разыскал девушку во время перерыва в длинном коридоре и попросил после очередной – последней пары лекций подождать меня у входа в техникум. Когда занятия окончились, мы встретились. Я подхватил Светлану под руку и увлек ее за собой. Она еле поспевала за мной, быстро-быстро перебирая ногами.
– Андрей, что-то случилось? – спросила девушка, заглянув мне в глаза. – Или ты просто соскучился по мне, а, говори?
– И то и другое! – ответил я. – Мои родители хотят тебя видеть.
– Прямо сейчас? – спросила она.
– Да, прямо сейчас! – ответил я, ничуть не сбавляя шаг. – Мать взяла отгул. Отец ради этого приедет раньше домой. Он завтра уезжает, ему нужно хорошее настроение. Мы ему должны помочь его обрести.
– Не мог меня предупредить раньше? – спросила Светлана.
– Извини, не мог.
Командировка у моего отца была на большой завод – туда к себе. Там он, наверняка, должен был встретиться со своей дочерью. Я это понял по поведению матери. Он не удержится, и сообщить хрупкой девочке из прошлого обо мне, и еще о Светлане – моей принцессе. Непременно похвастается ей. Я представлял, как отец скажет и потрет при этом руки. В глазах замужней сводной сестры я стану взрослым и она, возможно, забудет мою детскую выходку – избиение ее прутом.
Минут пять-десять Светлана шла по инерции, размышляя над моими словами.
– Ну, хорошо! – согласилась она, – наверное, так и должно быть. – Для меня слово «отец» – свято. Отец, есть отец, – сказала девушка и задумалась.
Всю оставшуюся дорогу мы шли молча.
На морозе девушка раскраснелась и выглядела просто русской красавицей. У дома, на крыльце она остановилась, я легонько подтолкнул ее:
– Заходи!
– Асоков, не торопи, дай, я соберусь с духом.
– Запомни, обратной дороги нет! – сказал я и она, с шумом вдохнув морозный воздух, подняв голову вверх, быстро вошла в дом. Я, проследовал за ней.
Прихожая у нас не была светлой, даже днем, летом в ней царил полумрак, а тут вдруг странно хоть иголки собирай. Я свет не стал включать, ни к чему.
– О, солнышко! – сказал отец. Он уже был дома. Отец умел делать комплементы. Его слова были, кстати. Услышав их, в прихожую вышла мать.
Я помог Светлане раздеться, представил ее родителям, и мы прошли в зал. Отец посадил девушку на диван. Я устроился рядом, чтобы в случае необходимости прийти ей на помощь. Моя мать могла приревновать меня к Светлане и невольно обидеть ее. За отца я не беспокоился. Хотя кресло было более представительно и могло выделить Светлану, он не посадил в него девушку, а сел сам. Я был доволен этим обстоятельством. Моя зазноба не была под перекрестным огнем наших глаз. Что было важно особенно в первый день знакомства.
Мои родители были в восторге. Светлана им пришлась по душе. Она косноязычием не страдала, говорила легко, порой была наивна. Это особенно радовало мою мать. Отец хотя и загадочно улыбался, однако воспринимал слова Светланы также по-доброму.
Девушка рассказала, кто она, упомянула о своих родителях, сообщила, где они живут и кем работают, затем принялась описывать свою жизнь в городке. Долго говорила о занятиях в техникуме, мы с ней были в разных группах, объяснила причину выбора своей будущей профессии.
Я ее слушал с удовольствием. Себя, она не выделяла. У нее на первом месте были друзья, подруги. Особенно много было слов о Татьяне Полнушке. Девушка была ей более близка, чем Валентина. Как ни как из одного поселка. Татьяну она знала с детства. Их отцы фронтовики – дружили.
Мой отец Николай Валентович на работе человек значительный, дома в семье среди близких и друзей не страдал манией величия. Я знал – он, если бы слог у моей зазнобы был вычурным и многосложным, ее бы не принял. Отец очень тонко умел поддерживать беседу и я, наверное, только благодаря нему, стал Светлане еще ближе.
Время прошло незаметно быстро. Был накрыт стол. Мы покушали. Мать к чаю приготовила пироги. Наконец настал момент, я пошел провожать девушку до общежития. Отец, улучил мгновение, за спиной у моей подруги, поднял вверх большой палец и прошептал мне:
– Во-о-о!
Меня, его жест обрадовал.
Я стал часто приглашать Светлану к себе домой. Ей было у нас хорошо. Она с удовольствием помогала моей матери Любовь Ивановне возиться на кухне. Та, ею не могла нахвалиться:
– Андрей, она у тебя работящая. И, что главное – все умеет делать по дому. Даже пироги печь. Отличная будет жена.
– Ну, это ты ее, наверное, всему учишь? – тут же парировал я.
– Да нет, она сама.
Светлана Зорова любила бывать у нас дома. Однажды я провожал ее до общежития. Мы шли, прижавшись друг к дружке. Я шел, держа правой рукой левую руку Светланы, пропустив ее сзади со спины, а левой спереди – правую. Песня рук – иначе такое переплетение не назовешь.
Однажды Виктор Преснов хотел перенять у нас манеру так ходить, но не смог. Хотя я ему и ни раз показывал, все бес толку.
– Не знаю, как это у вас получается? Я и Валентина, в недоумении, – сказал он мне с завистью.
Я с трудом удержался от ответа: – «И не получиться, Валентина – другой человек – это тебе не Татьяна!»
До закрытия общежития еще было много времени. Мы шли неторопливо. Зорова не удержалась и сказала мне:
– Андрей, я у вас порой чувствую себя лучше, чем дома. Такое состояние ощущала я только в детстве. Но это было давно.
Дома – это было дома. Лучше нигде не может быть. Я не принял ее слова, но вникать в смысл сказанного не стал и посчитал их за обыкновенную лесть. На самом деле все было не так. Мне это стало понятно значительно позже.
Мою мать Светлана называла леди. Она Любовь Ивановну несколько побаивалась. А вот с отцом чувствовала себя на равных, хотя часто и говорила о нем:
– Николай Валентович элегантен, как граф! – Отец к особам женского пола относился очень деликатно. Он, это умел делать, мне до него было далеко. Я не обладал тем шиком, которым был наделен отец. Это у него было от природы.
Я с родителями девушки познакомился значительно позже. Прошел не один год. Светлана, ни в какую не хотела меня везти к себе в поселок. Что-то ей мешало. Она постоянно придумывала всевозможные причины, чтобы не поехать. То, она говорила, что у нее отец болен, то вдруг эта самая эпидемия перебрасывалась на мать и уже она неважно себя чувствовала. Алексей, брат также присутствовал у нее в разговорах, и часто из-за него она оттягивала день моего знакомства со своими родителями.
– Вон, смотри! – говорил я ей, – Преснов с Валентиной уже скоро поженятся, а я еще не знаю ни твоей матери, ни твоего отца, хотя ты в своих словах очень часто говоришь о них. Они у тебя присутствуют везде.
– Ну, Андрей, не обижайся на меня, познакомлю я тебя с ними. Придет время…
И время пришло. Я помню – мы не учились – выполняли заключительные работы. После их защиты нам должны были вручить дипломы об окончании техникума.
Однажды, когда я перестал ждать, Светлана сама подошла ко мне и сказала:
– Андрей, ты можешь со мной поехать?
– Да! – ответил я. – С удовольствием.
До поселка, в котором жила семья моей девушки, мы добрались быстро – на автобусе. Я не ожидал, что это так близко от моего городка. Москва и та была дальше, правда, она расширялась и оттого семимильными шагами подступала к городку, и недалеко было то время, когда она, как большая река вбирает малые водоемы, могла вобрать его в себя полностью, целиком.
Светлана на улицах своего поселка со всеми встречными здоровалась, вынуждая и меня быть вежливым – следом за ней говорить «здравствуйте», при этом я слегка склонял голову. Люди на меня глазели, как на заморское диво. А у моей девушки спрашивали:
– Света! Это не жених твой?
– Да, жених! – отвечала она, и отпускала вниз глаза. За спиной я слышал: «Дочка Киргиза вон какого знатного жениха себе отхватила… А он тоже не русский, есть в нем что-то не наше».
Однажды – это было уже после нашей со Светланой женитьбы, я спросил у нее: «А почему твоего отца в поселке зовут Киргизом? Он же никакой не киргиз!». «У нас любят давать прозвища, – ответила Светлана. – Мой отец не русской национальности. Этого достаточно. Никуда не денешься. Как назвали, так назвали. Вот так!»
Девушка вела меня под руку к себе домой с боязнью. Я ощущал ее тревогу – что еще будет. Ее опасения мне стали понятны значительно позже. А до этого я четко делал шаги навстречу своего будущего.
Дом был большой из кирпича одноэтажный, двухквартирный, покрыт железной крышей. Я увидел у калитки пожилую невысокого роста умеренно полную женщину и направился к ней. Светлана пошла следом за мной.
– Здравствуйте баба Паша! – сказала моя подруга. Я также поздоровался. Девушка представила меня:
– Это, Андрей, – и все, больше ничего. Женщина, знающая цену жизни – это было видно по ее изможденному лицу, в отличие от других знакомых Светланы не стала интересоваться и выяснять кто я такой, не видела в том необходимости. Ей оказалось достаточно одного моего имени.
Девушка немного постояла, перекинулась с бабой Пашей ничего незначащими словами и, взяв меня за руку, потянула в сторону.
– Наша квартира чуть левее, – сказала моя зазноба и, отпустив мою руку, показала на окна, затем оторвалась от меня и пошла вперед, выигрывая доли минуты, для того чтобы предупредить своих родных о моем появлении. Она чувствовала себя неуверенно, словно чего-то боялась.
Я поднялся на крыльцо и прошел в прихожую следом за нею. Меня встретил отец девушки, он испытывающим взглядом окинул меня с ног до головы, затем, освободив правую руку, он ею держал завернутое в полотенце белье, протянул для приветствия, пожав, спешно выставленную мою, представился:
– Дядя Филипп. – Мать Светланы, следом за мужем тихо добавила: – Я, Мария Федоровна. – В доме находился и Алексей. Я его не понимал. Он был женатым человеком, но часто пропадал в поселке, оставляя жену с ребенком в городе. Не знаю, то ли она не хотела общаться с его родителями, то ли он ее просто не брал с собою, чего-то стеснялся. Брат Светланы тут же подошел ко мне со словами:
– А, это ты, – и подал руку. Он тоже держал в руках белье.
Филипп Григорьевич мужчина лет пятидесяти оказался очень уж прост, мне незнакомому парню тут же предложил:
– Андрей, у нас сегодня банный день, не желаешь с нами сходить за компанию? – и при этом кивнул головой в сторону Алексея. Я тогда отказался, но то тогда, а после с превеликим удовольствием ходил в баню. Она у Филиппа Григорьевича оказалась отменной. Мне понравились его березовые и дубовые венички с вложенными в них стеблями мяты. С каким жаром я научился стегать себя ими – до изнеможения и обдаваться после холодной водой. Это не в городской бане мыться. Невозможно даже сравнить.
– Хозяин барин, – сделал заключение Филипп Григорьевич, услышав мой отрицательный ответ и сказав Алексею: – Пошли, – двинулся к двери, оглянулся, и Марии Федоровне выдал:
– Вы в баню пойдете вечером, гостя нужно как следует встретить, чтобы стол ломился, вот!
Они ушли. Я остался со Светланой и ее матерью, затем Мария Федоровна занялась готовкой, а мы отправились в зал – другую комнату. Что мне бросилось в глаза обстановка в доме была бедной: большая русская печь, рядом слегка занавешенный ситцевыми шторами настил, упирающийся другой своей частью в стену – на нем видно как и на самой печи спали, стол у окна, большая скамья, несколько, табуреток – это в одной комнате. В другой – зале тоже печь – Светлана назвала ее грубой. На ней можно было, как на диване, посидеть и не только, развалится – «погреть кости» – это выражение Филиппа Григорьевича. Зимой, в лютые морозы, груба была просто необходима. Еще в комнате стоял письменный стол, вокруг него располагались стулья, сундук для одежды. В спальную комнату я не заходил. Мне было достаточно взмаха руки девушки и слов:
– Там, апартаменты родителей. – Слово – «апартаменты» было произнесено, как-то свысока и я для себя принял его как место, ничуть не уступающее предыдущим помещениям, мной уже виденным, однако, пользующееся положением привилегированным – особым статусом.
За русской печью находилась детская. Светлана показала мне и ее. Алексей обычно спал на печи, а она на кровати – железной с никелированными набалдашниками. После того, когда они стали взрослыми, ее брат на ночь стал располагаться на настиле – летом или же в зале, на грубе – зимой.
Тому, что я увидел в доме у Светланы, особого значения не придал: поселок, ни город и интерьер должен быть соответствующим. Наша квартира выигрывала, она была меблирована просто шикарно. Я, предвидел разницу в обстановке задолго до знакомства с семьей девушки, слыша ее ахи, когда она бывала у меня в гостях. Меня поразило, то, что произошло несколько позже, когда с бани вернулся красный, что тот рак, хозяин. Он разыскал меня и Светлану в детской и настоял:
– Так, молодые люди, живо за стол. Все уже готово! Бутылка в центре. Нужно выпить за знакомство! – Я начал что-то говорить, пытаясь отказаться от такого приглашения, но Филипп Григорьевич моих возражений не принимал.
– Нет-нет, – дыхнул он на меня перегаром. Заметив, как я поморщился, Филипп Григорьевич в свое оправдание, тут же рассказал притчу о том, что еще царь Петр говорил: «Нет денег, теленка последнего продай, но с бани вернувшись, выпей!» – Я вот сто грамм уже принял, так что извиняемся. А теперь, вот еще примем, – сказал он и стал меня поднимать со стула. Мне пришлось отправиться на кухню. Следом за мной пошла и Светлана. Она себя чувствовала неудобно. Ей было стыдно за настойчивость отца, но поделать она ничего не могла.
