Петр Сосновский
Папенькина дочка
25
«Хундай» шел по дороге прекрасно – легко и быстро. Это не «Жигуленок». Автомобиль другого порядка. Я заметить не успел, как мы подъехали к поселку.
– Ну, что сделаем круг почета, – сказал Максим и стал приставать к матери.
– Хорошо, только отстань от меня, – ответила она, – хотя хвалиться автомобилем зазорно.
– Я хочу увидеть поселок! – сказал сын.
– С окна автомобиля, да? – спросил я его.
– Ну, пусть так! – ответил он и поморщился. Сын не любил, когда его в чем-то уличали. Он с удовольствием бы сам прокатился по поселку, но мать с ним была строга и автомобиль ему давала только в том случае, когда чувствовала себя усталой и управлять не могла.
Я не подозревал, что поездка по улицам поселка меня натолкнет на размышления, которые помогут в будущем мне, Светлане и нашему сыну соединиться – жить одной семьей.
В центре поселка я увидел церковь и попросил бывшую жену остановиться. Какой она была раньше – находилась в запустении – купола облезлые, лишь один большой долгое время сохранял свое величие, несмотря ни на что, другие – маленькие, лепившиеся по бокам, были в плачевном состоянии, звонница зияла дырами, и какой она стала, ее было не узнать.
– Да, здесь поработали основательно, – сказал я Светлане и попросил ее подъехать ближе. Я, как когда-то в молодые годы, пожелал зайти в нее. Просто постоять. Однажды, расписавшись в Сельском Совете, став мужем и женой, мы уже заходили в нее. Но тогда было другое время.
– Нет, я к церкви не смогу подъехать, – возразила мне Ямаева, – с одной стороны улица – дома стоят плотно друг к другу. Там между ними есть проход, но не проезд; а с другой – школа – там тоже дороги нет. Мы лучше позже сходим пешком, хорошо!
Я согласился. Максиму было все равно. Светлана круто развернула машину, и мы покатили к дому.
Нас у дома встретила Мария Федоровна. Из калитки вышли Алексей и Людмила.
Мария Федоровна долго обнимала внука Максима, затем меня и уже после дочь.
– Сто лет вас уже не было вместе, – сказала она с горечью в голосе, – забыли вы нас здесь горемык. Андрей, – она посмотрела на меня, – хотя мне и не сын, но чаще тебя навещает, а ты – родная дочь…
– Мам, нет времени. Я о себе даже не могу подумать. Вот если бы не Андрей, то, наверное, и не приехала бы никогда. Он меня вытянул. Ругай, если хочешь! Я того заслуживаю!
Зоров сунул мне руку. Я пожал ее и посмотрел ему в глаза. Глаза его уже были не те, что раньше. Взгляд у Алексея Владимировича был осмысленным.
– Это все она, – тут же сказала Мария Федоровна и показала на Людмилу, – не знаю, чтобы я без нее делала. А Надежда? – Она бросила его. Зачем он ей нужен больной – калека.
Я подошел к Людмиле поздоровался. Ямаева обняла брата, а затем его подругу. Максим, вырвавшись от объятий бабушки, больше целоваться ни с кем не стал, отделался обычным: «Здравствуйте!»
– Вот еще нежности, – буркнул он и пошел к калитке. Я отправился за ним, следом – остальные. Мария Федоровна, ступая за нами, приговаривала:
– Вылитый отец и ростом вышел и статью. Девки, наверное, бегают – проходу не дают?
– Не дают! – ответила дочь и добавила: – Еще как не дают.
Мы прошли в дом. Мария Федоровна меня и свою дочь без всяких слов разместила в одной комнате, Максима в другой.
Дом мне показался пустым из-за того, что в нем не было Филиппа Григорьевича его глухого голоса. Он бы сразу же сказал: «А ну мать накрывай стол! Да побыстрее, не видишь, гости в доме?» и полез бы за припрятанной где-нибудь в тайнике, известном только ему – бутылкой. Я бы лишь пригубил и отказался. Он бы пил и говорил, говорил без конца.
Мария Федоровна, через какое-то время позвала нас кушать. За столом было спокойно. Разговор шел вяло. Я лишь сказал теще о том, что после обеда мы со Светланой собирались сходить в церковь.
– Давно пора! – услышал я ее слова. – Не знаю, как тебе, но вот моей дочери обязательно нужно сходить и не только сходить, но и как следует помолиться. Совсем о матери забыла.
Ямаева сидела за столом сама не своя. Она готова была выскочить и убежать, но Мария Федоровна успела вовремя опомниться и перевести разговор на другую тему. Она стала рассказывать нам о ремонтных работах, которые велись в церкви.
– Храм не тот, что был раньше – внутри красота. В нем даже венчания проводят. Загляните к Алексею. Он с Людмилой ходил на работы. Там в церкви заправляет его знакомый, в прошлом учитель, а теперь поп. Алексей, вам все покажет, – сказала Мария Федоровна.
Брат Светланы Филипповны с удовольствием вызвался нас сопровождать. Максим с нами не пошел.
– Вот если бы на автомобиле я проехался, а пешком не интересно, – сказал он.
– Ну, раз не интересно, оставайся дома, – тут же предложила ему мать, и мы вышли на улицу.
Мария Федоровна жила на краю поселка. Я, приезжая к ней на своем «Жигуленке», далеко в центр не забирался – тут же сворачивал с трассы и оказывался на нужной мне улице.
Мы с удовольствием шли рука об руку. Я и Светлана. Мне было приятно идти с нею. За нами следом шел Алексей и Людмила.
До храма мы добирались минут десять-пятнадцать. Оставили позади ни одну улицу. Оказавшись в центре поселка, мы прошли вдоль ставшего ненужным закрытого на замок Дома культуры, затем у одного из прудов развернулись и по узкой грунтовой дороге между домами стали подниматься на возвышенность, на которой стояла церковь. Ямаева оказалась права, подъехать к ней на машине мы не смогли бы. Нам бы пришлось ее бросить на одной из центральных улиц поселка.
Я задрал вверх глаза и осмотрел храм. Купол был один – большой, покрыт оцинкованным железом и отсвечивал солнце, показывая круглые бока. Луковички, маленьких четырех куполов, были снесены. Наверное, на их восстановление не было денег. Вместо колокола я увидел кусок рельсы. Отличия резко бросались в глаза. Но это было не главное.
Мы зашли вовнутрь. Было тихо. Где-то у алтаря возился какой-то человек в рясе. Алексей его окликнул, и он подошел к нам.
– Михаил Потапович, – назвал он себя. Мы познакомились. Говорил поп приятным, тихим голосом. От брата Светланы я после узнал, что отец Михаил неплохо поет, но еще не вошел во вкус. Ему мешает стесненье.
– Это пройдет, – сказал он.
Поп рассказал нам о своем приходе и людях, посещающих церковь. Ничего, не скрывая, он пожаловался:
– Тяжело мне приходиться, я еще не в полной мере освоил христианские обряды. Да вот, хотя бы взять венчание… – и он принялся описывать нам случай, имевший место в его практике всего месяц назад.
– Я столько претерпел, начав венчание, чтобы его закончить. – Поп потеребил роскошную бороду. – Мне в поселке больше приходиться отпевать покойников. Жизнь, видите какая? Но я бы не отказался еще раз попробовать и обвенчать кого-нибудь. Вот пристаю к Алексею и Людмиле. Но Алексей женат на другой женщине – ему прежде нужно развестись… Обряд венчания очень интересный. Его нельзя сравнить с регистрацией в поселковом Совете.
– А крещение часто проводите? – спросил я.
– Нет, не часто, а если случается, то у купели оказываются не младенцы, а уже взрослые люди. У многих еще нет веры, но торопятся, хотят во чтобы то ни стало, повесить на шею крест – модно, видите ли, быть крещеным.
Провожая нас, священнослужитель не удержался и обратился ко мне и Светлане:
– А вы не хотите обвенчаться?
– А что можно? – вопросом на вопрос ответил я.
– Я думаю можно, если вы являетесь мужем и женой – расписаны – это закрепит ваши отношения, или же если свободны, не имеете обязательств перед другими людьми, но желаете быть вместе.
– Нет, мы свободны – разведены, но желаем быть вместе, – тут же сказала Ямаева.
– Тогда, нет проблем! – ответил поп и потеребил свою роскошную бороду. – Я не против, приходите!
Предложение священнослужителя – обвенчаться, мне пришлось по душе. Я слышал о том, что многие пары наряду с официальной регистрацией брака часто еще идут и в церковь. Светлана не хотела снова идти в поселковый Совет или же во дворец бракосочетания – обряд венчания давал нам возможность соединить разорванные узы. Найти что-то лучшее было невозможно. Обряд был красив, и я загорелся желанием.
– Как ты? – спросил я у Светланы Филипповны, – не против венчания? Менять фамилию тебе не придется. Ты сейчас Ямаева – Ямаевой и останешься. Венчание в церкви равноценно браку неофициальному – на документах это никак не отразиться, но мы снова почувствуем себя мужем и женой перед Богом и людьми.
Убеждать долго Светлану Филипповну мне не пришлось. Слова Алексея и Людмилы о том, что они бы и не раздумывали – были ни к чему. Мое предложение тут же было принято.
– Я согласна, – ответила Светлана Филипповна и прильнула ко мне. – Ты это хорошо придумал.
26
Прошел почти месяц, прежде чем я и Светлана Филипповна Ямаева нашли время отправиться в поселок для венчания. Моя бывшая жена была человеком занятым и поэтому все дела переложила на меня. Я ни один раз ездил и договаривался со священником Михаилом, выяснял процедурные вопросы, утрясал их. Мне было интересно, и я подготовился, чтобы выполнить все требуемые обрядом действия осмысленно. Вместе со мной готовился и сам батюшка, чтобы не оплошать – опыт его был невелик – одна попытка и всего лишь. Михаил Потапович дал согласие только после того, когда проникся таинством, которое должен был совершить. Назначил день. Но все чуть было не сорвалось, Светлана Филипповна, отбыв в командировку, задерживалась. Я, о том узнал, когда, не дозвонившись до нее, отправился в Москву. Вначале я зашел к Инге и затем уже поехал на квартиру к Ямаевой. Двери мне открыл сын Максим. Я поздоровался и справился о нахождении матери. Она отсутствовала. Максим недоуменно сказал:
– Я не знаю, что могло такое случиться, она еще вчера должна быть дома, – и пожал плечами. Я был вне себя, ходил по квартире, натыкаясь на стулья, и бубнил себе под нос:
– Завтра у нас венчание, завтра, а ее еще нет. Даже, если она утром появится, то мы все равно не сможем отправиться в храм. Она будет не готова. – Максим ходил за мной попятам из комнаты через коридор в кухню и обратно, успокаивал меня:
– Пап, да все будет нормально. Что ты так беспокоишься. У мамы к венчанию все уже готово. Все!
– И платье есть? – спросил я. – Сын промолчал, ничего не ответил, но затем дополнил свои слова: – Ну, почти все готово, – сказал он. Я хотел отправиться домой, но сын остановил меня:
– Оставайся, завтра будет все известно. Как там говорят – «утро вечера мудренее». – Я, согласился и домой не поехал, сходил в ванную и завалился на постель жены. Максим отправился на кухню. В однокомнатной квартире обитать Светлане Филипповне с взрослым сыном было тесновато. Он спал напротив столов и полок небольшого кухонного гарнитура на диване, упиравшемся торцом в холодильник. На холодильнике у парня стоял маленький телевизор с комнатной антенной, чтобы лишний раз не беспокоить мать. Светлане Филипповне было неудобно, если ночью приходилось вставать и идти на кухню за стаканом воды или же по другим каким-нибудь делам. Но что сделаешь – в тесноте, как говорят, но не в обиде.
На удивленье, я ночь спал спокойно, проснулся чуть свет, в бодром здравии, лишь только заслышал шум в коридоре. Закрывая дверь на ночь, я ключ со своей стороны слегка вытащил, и Ямаевой не представило труда войти в квартиру, не всполошив Максима звонком, так как он еще досматривал очередной утренний сон. Я не стал нежиться в постели, быстро оделся и вышел в коридор. У меня мелькнула мысль отчитать свою бывшую жену за опоздание. Однако я не стал поднимать бучу. Светлана Филипповна, у меня на глазах опустила с плеча на пол дорожную сумку, сбросила туфли на огромных каблуках, высотой все пятнадцать сантиметров, если не больше и тут же из «светской львицы» превратилась в обычную женщину, измученную ночной дорогой, достойную жалости.
Она подбежала ко мне и прильнула к груди.
– Я согласна, я согласна венчаться, – сказала Ямаева. Отчего задержалась, расскажу после, а сейчас нам нужно торопиться. Буди Максима. Я побежала в ванную.
Не знаю, сколько ей потребовалось времени, но скоро она предстала передо мной, и проснувшимся Максимом, в новом платье.
– Это я привезла из Европы, как оно вам? – не дав ответить, продолжила: – И вот это, – потрясла головой, – прическу. – Я, оглядел Светлану. У нее были прекрасные ноги и она, одеваясь соответственно, часто их выставляла напоказ, но на этот раз платье было удлиненное, как у нимфы из греческой или же римской мифологии. Оно гармонировало с туфлями, прической и зелеными-презелеными глазами.
– Нет, ты не зря ездила в командировку, не зря. Что еще я скажу? Ты в этом одеянии ни какая не заместитель директора фирмы, а владелица прекрасного природного ландшафта с журчащим ручьем – нимфа. Я готов пойти к тебе во служение. Словом, я доволен. Не буду говорить о работе, не знаю, похвалит ли тебя Анатолий Никитич или же нет, но вовремя венчания я рядом с тобой буду неотразим – это точно.
Ямаева покрутилась возле нас и приняла мои слова. Ее зеленые глаза заискрились. Я догадался, что она довольна не только приобретением – платьем, но и чем-то большим, словно выполнила договор, закрыла дело.
– Ой, нужно позвонить, Инге и матери сообщить им, что мы скоро будем, – сказал я Светлане Филипповне и Максиму, – и побежал к телефону, а они отправились на кухню. Затем и я присоединился к ним, где мы плотно покушали из холодильника вчерашней курицей гриль – сын притащил из ее магазина – не стали даже разогревать – готовить не хотелось, да и некогда было, после чего быстро собравшись, вышли из дома.
Автомобиль стоял недалеко от подъезда. Он был готов. Блестел. Бак полон, Максим постарался. Мы забрались в него и покатили по просыпающему городу. Светлана Филипповна после ночной дороги не выспалась и поэтому доверила руль сыну, при этом с заднего сиденья бросила лишь одну фразу:
– Максим, веди осторожнее, – и замолчала, возможно, чтобы еще немного поспать. Меня Ямаева посадила рядом с сыном: я должен был его контролировать. Но парень очень хорошо себя чувствовал на улицах города, и у меня не было нужды открывать рот что-то говорить. Я молчал, правда, недолго, до тех пор, пока к нам в салон не забрались Инга и ее мальчуган. После него сидеть в тишине стало невозможно. Он требовал к себе внимания. Руки мальчугана тянулись к ручкам дверей, к кнопкам стеклоподъемников. Инга, глядя на проказы сына, сказала:
– У вас ни каких проблем – Максим уже взрослый парень, в институте учится, а нам расти и расти!
Ямаева потянувшись, усмехнулась:
– Маленькие дети, маленькие заботы, – так Максим, скажи тете Инге.
– Ну, так-так, – откликнулся Максим, слегка повернув голову, и заулыбался, наверное, вспомнив одну из своих «заек» – так молодежь называла любимых девчонок.
– Андрей, нам нужно бы по пути заскочить в магазин, не поедем же мы с пустыми руками? – добавила Ямаева.
– Хорошо, на выезде из города, заедем, – сказал парень и вскоре притормозил у большого магазина. Ингу с мальчиком мы оставили в машине, а сами отправились за покупками. Утром магазин оказался пустым – людей – раз-два и обчелся. Я хотел всего взять по минимуму, но Светлана Филипповна меня не послушалась, валила в коляски все, что попадалось ей на глаза, даже салатов набрала. Я катил свою – и ворчал. Максим молчал – знал, что с матерью спорить бесполезно.
– Не будем же мы готовить? Я просто не в состоянии, – сказала мне Ямаева, – Деньги есть, – и достала у кассы кошелек, – а вот времени в обрез. – Она была права. Я беспокоился, как бы не опоздать к назначенному часу. Мы подвезли две больших коляски заполненных пакетами к машине и сгрузили их в багажник.
Задержка в магазине была небольшой. Мы потратили минут двадцать. На дорогу до городка еще пятнадцать. Могли бы потратить и больше, но на трудном участке автомагистрали, где Максима постоянно «глючило» моя бывшая жена, взяла «командование» на себя и сын успешно преодолев сложную развилку, выехал на нужную дорогу.
Моя мать встретила нас на крыльце в назначенный час. Она была ни одна: пришли наши друзья с большими букетами цветов и тут же их нам вручили. Я не хотел им говорить о венчании, но они каким-то образом обо всем вызнали. После выяснилось Татьяна Полнушка, часто бывая дома в поселке, однажды пообщавшись с Людмилой, привезла эту новость в городок. Правда, сама она отсутствовала. Михаил Крутов сказал:
– Моя жена будет вас ждать возле церкви, – и пожал мне руку. Затем я поздоровался с Виктором Пресновым и, приблизившись к Валентине, она пришла с дочуркой, подхватил девочку на руки, слегка помял ее и хотел поставить на землю, но ее мать поманила, и ребенок тут же потянулся. Я поднес малышку к Валентине и, передавая на руки, случайно коснулся ее тугой груди. Она тут же покраснела, и чтобы прийти в себя принялась целовать девочку. Следом за мной, ничего не заметив, подошла к нам Ямаева:
– Девочка, уже большая. Сколько, ей? – спросила она. Подруга ответила, затем Светлана Филипповна развернулась и пошла в дом. Я отправился за нею.
– Ну, что будем делать? – спросил я у Ямаевой. – За одну поездку мы всех не увезем. Может быть, я попробую завести своего «Жигуленка». «Старый конь – думаю, борозду не испортит», выручит нас.
– Да ничего не будем делать, – ответила моя бывшая жена. – Ты, считаешь, что они готовы все поехать с нами, даже Валентина с малышкой? – помолчала и дополнила: – Мы после здесь устроим встречу и отметим наше венчанье. Там, в поселке достаточно одной Татьяны, если мало давай возьмем Михаила, ну и все. – Я согласился со Светланой Филипповной, и мы вышли из дома.
– Ребята, кто готов поехать с нами в поселок на венчание, – обратился я к друзьям и тут же добавил: – Для отказавшихся нас сопровождать я со Светланой устрою встречу здесь в городке. – Ямаева оказалась права – ехать никто не хотел, но за то с удовольствием согласились на мое второе предложение после отметить наш праздник. «Жигуленок» мне не понадобился. Я, мать, Инга с ребенком, Максим и Светлана Филипповна забрались в машину и отправились в поселок.
– Любовь Ивановна, – спросила Ямаева, когда мы уселись в автомобиль. – «В тесноте, но не в обиде?»
– Точно, не в обиде, – ответила мать, и Максим нажал на акселератор. «Хундай» рванулся вперед и помчался по дороге.
Нас ждали: Мария Федоровна, Алексей и Людмила. Максим подрулил к дому и мы, выбрались из автомобиля. Минут пять постояли у калитки, приветствуя друг друга, а затем я, взглянув на часы, сказал:
– Уже время. Пойду к отцу Михаилу в церковь. Да, где наши кольца, – обратился я к Ямаевой. Она достала их из сумки. Они были приготовлены еще дома, и отдала мне. Это были наши старые кольца. Я положил их в карман, а затем взглянул на Зорова: – Алексей, пошли и ты, а то мне одному будет не очень удобно. Михаил Потапович твой знакомый, не мой. А ты Светлана со всеми подходи чуть позже – минут двадцать вам достаточно, чтобы собраться?
– Достаточно, – ответила за всех Ямаева, и я с Алексеем отправился в центр поселка.
Погода была прекрасной. Июль не январь. Большие, но редкие кучевые облака время от времени заслоняли солнце. Оттого на улице не было жарко, я, одевшись в добротный костюм, чувствовал себя уверенно, даже не вспотел. Добравшись до церкви, я увидел Татьяну Полнушку, поздоровался, сообщил ей о том, как будет проходить венчание и затем вместе с Алексеем зашел к отцу Михаилу. Он нас ждал. Я поприветствовал его и отдал кольца.
– Ладно, вы идите, ждите, когда все придут, я тут еще немного пробегусь по своим записям, – сказал священник, и мы вышли. Татьяны Полнушки уже не было. Я так понял, что она должна была подойти позже, и оказался прав: я ее увидел рядом со Светланой, Марией Федоровной, моей матерью Любовь Ивановной и Максимом. Он шел несколько в отдалении.
Началась праздничная литургия. Я не узнал отца Михаила – это был совершенно другой человек. Его уверенный голос, звучал торжественно и мы подобно сосудам наполнялись живительной силой любви друг к дружке, ко всем людям рядом стоящим, ко всем жителям поселка, нашей страны, нашей благодатной земли. Мы стояли рядом жених и невеста и боялись шевельнуться, чтобы не пролить ни единой капли из своих тел – сосудов.
Затем наступил момент обручения. Человек, помогающий отцу Михаилу, вынес на подносе кольца. Священник, держа перед нами поднос с венчальными кольцами, предложил мне и Светлане обменяться три раза этими кольцами. Мы три раза передвигали на подносе кольца друг дружки, а затем надели каждый свое, на пальцы. Затем наступил кульминационный момент таинства православного венчания. Отец Михаил взял венец жениха, и крестообразно ознаменовал меня этим венцом. Затем он дал мне поцеловать образ Спасителя, прикрепленный к его венцу. После этого возложил венец мне на голову. Тоже проделал с венцом невесты – Светланы. Я помню, что нам подносили чашу с вином. То ли кагором то ли хересом, прежде освятив ее крестным знамением. То я, то Светлана попеременно в три приема выпили эту чашу и стали единым целым. После этого отец Михаил своей рукой соединил мою правую руку с правой рукой Ямаевой, и трижды обвел нас вокруг аналоя. Далее нас подвели к царским вратам. Там я поцеловал образ Спасителя, а Светлана образ Божьей Матери. Затем я образ Божьей Матери, а моя невеста образ Спасителя. Я был окружен каким-то ореолом, нимбом и не только я, но и моя невеста. Не зря же говорят, что браки совершаются на небесах. Мы и были на небесах. Это точно. Нам произносили здравицы многолетия новобрачным, затем нас поздравили присутствующие, и мы отправились с гостями на свадебную прогулку.
Я не ожидал такого благолепия, не ожидала того и Ямаева. Во время церемонии Светлана шепнула мне:
– Вот бы отец находился, рядом с нами?
– А может быть он и стоит за нами, среди народа. Ты разве не чувствуешь его присутствия?
– Чувствую! – прошептала Ямаева.
Откуда стало известно о нашем венчании, я и предположить не мог, но – людей в церкви было много – может весь поселок. Все желали нас видеть. Мне было неудобно. Моей жене тоже. Мы рассчитывали, что обряд пройдет в узком кругу родственников и только, но не тут-то было. Однако мы прошли через все, и вышли из церкви мужем и женой.
Я торжественно взял Светлану Филипповну под руку и повел к машине. «Хундай» стоял далеко от храма. Нам пришлось пройти через коридор, образованный жителями поселка. Кто-то сказал: «Новые русские венчаются». Я слова не принял, пропустил. Светлана тоже ничего не замечала. Добравшись до автомобиля, мы быстро забрались в него, и Максим надавил на акселератор. На заднем сиденье рядом со мной уселась Мария Федоровна, Любовь Николаевна забралась на переднее сиденье возле Максима. Инга с сынишкой, Людмила и Алексей отправились домой пешком. Им места не хватило, но они на нас не обиделись.
– Машина, не резиновая, – вставил свое замечание Зоров.
Максим был доволен, что ему доверили везти молодых – мать и отца, двух бабушек. Он неторопливо объехал весь поселок. В центре – сын остановился у памятника павшим воинам. Мы взяли букеты цветов и положили их у подножья воина-освободителя – белой фигуры на постаменте. Ямаева сообщила мне шепотом:
– На фронте, при защите отечества погибло более пятисот сельчан.
«Хундай» слушалась сына. Он вел автомобиль прекрасно. Я как водитель со стажем был им доволен. Максим умел плавно, остановить машину для чего заблаговременно снимал ногу с педали газа и выжидал некоторое время. Тяжелый автомобиль на грунтовой дороге довольно быстро сбрасывал скорость. Затем, когда он уже ее полз, парень надавливал на педаль тормоза. Затормозив у дома, переключив скорость на нейтралку и поставив машину на ручной тормоз, Максим тут же соскочил с сиденья и помог выйти бабушке Любовь Ивановне и Марии Федоровне, а я открыл двери и подал руку Светлане Филипповне. Женщины тут же поспешили в дом. Я помог Максиму загнать «Хундай» во двор и уже затем мы поднялись по ступенькам на крыльцо.
– Ой, что такое? – услышал я голос тещи, – неужели я забыла запереть дом, или может пока нас не было кто-то забрался из чужих и похозяйничал?
– Мария Федоровна, пропустите меня, я сейчас быстро разберусь! – сказал я и открыл двери.
– Мама, не ходи, пусть Андрей, – тут же поддержала меня Светлана Филипповна.
Я осторожно вошел в прихожую. Она была пуста. Затем я побывал на кухне и заглянул в соседнюю с ней комнату. За мной по пятам следовала жена.
– Заходите, не бойтесь, в доме пусто, – крикнул я, и отправился осмотреть еще одну – последнюю комнату. В ней, развалившись на кровати, безмятежно спал Филипп Григорьевич. Я его не сразу признал и чуть было не набросился на своего тестя, но хорошо, что вовремя подоспела Светлана и остановила меня:
– Да ты что? Это же мой отец!
Я тут же пожелал его разбудить, но супруга не позволила мне.
– Нет-нет, отца сейчас не нужно будить. Он с дороги. Не проснется. Дней несколько, наверное, глаз не сомкнул.
Мы тихо прикрыли дверь и вышли.
– Ну, что там? – спросила с опаской, появившись на пороге дома, Мария Федоровна.
– Там, Филипп Григорьевич, он вернулся, – ответил я.
– Как это вернулся, не может быть? – запричитала теща. – А где же он, почему прячется, не выходит?
– Его сейчас из пушки не разбудишь, спит, как медведь, павший в зимнюю спячку, – сказала Светлана Филипповна.
– Ну, и ладно пусть спит на здоровье, – тут же успокоилась Мария Федоровна. – Я только взгляну на него, и давайте займемся столом, нужно же наше событие как-то отметить, так ведь?
Отец Ямаевой проснулся и вышел к нам в тот момент, когда стол ломился от кушаний. Он словно почувствовал подходящий момент, когда мы готовились торжественно отметить наше венчание.
Филипп Григорьевич разрешил нам всем обнять себя и поздравить с возвращением. Он подпустил к себе даже Алексея, и что было для меня странным видеть: по-отечески обнял его и похлопал по плечу, словно между ними никогда и не было разногласий. Зоров не боялся его, в общении был прост – плохое у него из памяти стерлось. Будто и не было. Филипп Григорьевич сразу же это почувствовал и спросил у меня, как только представилась возможность. Я рассказал ему о том, что приключилось с Алексеем. Филипп Григорьевич сочувственно сказал:
– Я постараюсь для него быть не отчимом, а отцом – хорошим отцом.
Ямаев долгое время был в этом доме хозяином, им и остался. Он тут же взял на себя роль командира и принялся отдавать приказы, лишь свою любимую доченьку и слушался, правда, после того, когда она, выбежав из кухни, через минуту возвратилась и показала паспорт.
– На, посмотри, посмотри! – и протянула документ отцу.
Он долго и тщательно осматривал его, прочитал все страницы, ни одной не пропустив. Довольство так и светилось у Ямаева на щеках, на лбу, сверкало огоньком в зеленых глазах, он теперь знал, что его дочь – его. Он – Ямаев и она – Ямаева. Много-много лет она была дочерью Марии Федоровны, сестрой Алексея, но только не была его кровиночкой, и вот все образумилось.
– Ну, что убедился, чья это дочь? – и Мария Федоровна ткнула пальцем в Светлану. – Папенькина? Папенькина, вся в тебя, зря сомневался!
– Да не сомневался я, – в сердцах сказал Филипп Григорьевич, – не сомневался, но пойми, мне было обидно. Моя дочь и не моя – Зорова – твоего первого мужа. Я будто ни причем, выкрикнул тесть и замолчал, но ненадолго. Он после нескольких лет отсутствия не мог молчать – хотел высказаться. Ямаев убедившись в достигнутой, наконец, справедливости, успокоился и уже без горести, спокойно сказал:
– Я, понимаю, в это наше неспокойное время – фамилия Ямаева для жизни не подходит. Меня, пока я добирался до дома, раз сто проверили и всегда странно косились, будто я не человек. Паспорт спасал, то есть прописка. Национальные передряги – распри изменили нашу действительность. Нужно приспосабливаться: быть среди русских – русским. Я, например, маджахед, твой отец, – обратился ко мне Филипп Григорьевич, пусть не по фамилии – по внешности – лицо кавказкой национальности, так ведь? – и мой тесть каждому из нас заглянул в глаза, даже к Людмиле.
– Я, не буду против, если, ты, Светлана снова возьмешь фамилию мужа. Вы ведь не зря отправились в церковь? Я, думаю для того, чтобы жить вместе?
– Да, папа! – ответила Ямаева. – Значит, ты там был?
– Был! – сказал Филипп Григорьевич, – и, хотя христианство это вера не моих отцов я рад за тебя и Андрея. Я, как мы все здесь, не был особо верующим и не стал им, если бы стал – меня уже не было бы в живых. Я должен был искупить грехи… Видел я своего сына, законную жену… Ты, у меня жена, одна единственная, – тихо сказал Филипп Григорьевич и обнял Марию Федоровну, – другой у меня нет. Никого у меня там, на родине, нет. Ну, разве что мать и отец, но они уже в земле. Я им поклонился… Отдал дань и уехал…
– Папочка-папочка, как ты мог усомниться в том, что я не твоя? Я твоя и ничья более, – и Светлана бросилась к Филиппу Григорьевичу, стала его обнимать, целовать и все время что-то шептала и шептала.
Ямаев Филипп Григорьевич вернулся домой. Он должен был получить в Москве пояс маждахеда и погибнуть. Но желание увидеть перед смертью заблудшую дочь, находящую в здравом уме и выбравшую при разводе не его фамилию, а какого-то Зорова заставила его заехать в поселок. И эта заблудшая дочь оказалась папенькиной дочкой. Она спасла его.
– Папочка, папочка ты мне нужен! – шептала Светлана. – Грехи ты будешь искупать, когда наступит время и тебя возьмет к себе Бог. Мне все равно кто – Мухаммед или же Иисус? Только тогда. Сейчас мы тебя хотим видеть живым, только живым!
– Я, с вами, – сказал, словно, – отрезал Филипп Григорьевич. – И никуда не поеду. Я снова хочу жить. Мне бы поговорить с Николаем Валентовичем, увидится с Любовь Ивановной. А где же они? Андрей! – увидев меня, сказал Филипп Григорьевич, – Живо в машину и чтобы все были здесь. Я не сяду за стол без своих дорогих родственников.
– Пап, не нужно, Любовь Ивановна здесь, она сейчас где-то во дворе, с минуты на минуту подойдет – тут же поспешила ответить Светлана, – а вот Николая Валентовича уже среди нас нет, вот так.
– Как – это нет? – опешил Ямаев. – Я же его видел… Ну, что же это он не дождался моего возвращения.
– Жизнь быстротечна, – ответила Любовь Ивановна, поднявшись в дом, – поэтому нужно торопиться жить. Давайте помянем Николая Валентовича, а затем отметим венчание Светланы и Андрея. Они снова вместе. Теперь уже навсегда, на веки вечные.
Филипп Григорьевич выпил стаканчик и задумался, отрешившись от всех, не слыша голосов.
– Ну, что ты пап, не нужно так переживать, – подошла к Ямаеву дочь. – Все будет хорошо!
– Да-да, все будет хорошо! Одно мне не дает покоя. Я, находясь в поезде, борясь с собою, только благодаря Николаю Валентовичу заехал домой. Мог и проскочить свою станцию. А из Москвы я бы уже… – Филипп Григорьевич сглотнул слюну. – Поезд ведь не останавливается, а тут вдруг встал как вкопанный, что тот конь. Я вещи в охапку и выскочил. Мне вслед проводница кричала-кричала: «Пассажир? Куда вы, еще не приехали!» – Ямаев снова замолчал, а затем снова продолжил: – Я последние дни не спал и в поезде не мог смежить глаза, что-то не давало, мысли обуревали, а тут вдруг сморил сон. А может, это был и не сон – провидение. Будто я сижу на нижней полке и рядом Николай Валентович, сват и мы разговариваем. Я ему говорю все о Боге, о своей религии, словом, о том, что мне вбили в голову мои покровители – новые мессии, а он отмахивается от меня: «Бог, един, запомни это, един, а Мухаммед, Иисус, появившаяся неоткуда Мария Девис Иисус и многие другие это всего лишь пророки. Бог никогда не пошлет одних людей на убийство других. Люди неправильно понимают законы жизни. Им их неправильно объясняют новоявленные пророки, толкователи сур. Они в этом виноваты. Бога не вини. Я тебе это говорю я, запомни мои слова», затем сдвинул зановесочку и, выглянув, крикнул: «Быстрее, быстрее твоя станция…» Вот я и здесь!
