В комнате жило шесть человек, и ни у кого не было девушки. Этот факт многое говорил о, так сказать, контингенте. Здесь собрались любители книг и интернета, а частые «выходы в люди», где каждый мнил себя единственным и неповторимым, как правило, заканчивались столь же дружным тоскливым возвращением. Добравшись до кроватей, команда половых неудачников за бутылочкой вина или пива изливала досаду на тупых баб, которым непонятно чего надо… но на следующий же день планировались новые выходы. Давно известно: «Кто хочет, тот добьется» и «Всему свое время» – значит, однажды такое упорство вознаградится. Однако, сейчас я со своим предложением оказался манной небесной. Меня готовы были носить на руках.
– Очень страшная? – полюбопытствовал Игорь, возвышаясь над всеми минимум на одну голову.
– Мэрилин Монро, – ответил я. – Только худовата.
– Мэрилин Монро? – Низенький очкарик Филька грустно вздохнул. – Врешь ведь и не краснеешь. Если в нашу дыру придет такая, как Монро, то я английская королева.
– Короную, Филька, – пообещал я.
Он не любил своего разговорно-уменьшительного имени и всегда представлялся как Филипп, но сейчас, ввиду особых обстоятельств, пропустил мимо ушей.
– Худовата как я? – Игорь поиграл мышцами на тощих конечностях.
– Было сказано худовата, а не дистрофична, – напомнил Филька.
– Худоватый – это стройный, – вставил Тимоха, – а ты больной.
Он тоже быстро приводил себя в порядок.
Игорь не обиделся, подначки в нашей компании были нормой:
– Лучше изображать восклицательный знак, чем вопросительный.
– Вопросительный в любом случае лучше точки с двоеточием на носу. – Оба весело оглянулись на мелкого очкарика Фильку.
– Без точки вы ни вопросительный с восклицательным, а палка с червяком, – отбрил тот. – Без точки никуда, это вам не ноль какой-то.
Все трое со смехом поглядели на чуточку раздавшегося в талии меня.
Я прекратил перепалку:
– Даю три минуты на приведение комнаты в порядок, потом мы заходим. Время пошло.
Я нажал на дверную ручку.
– Она уже здесь?!
– Три минуты, – повторил я и вышел.
Даже за дверью слышалось, как гремела посуда, двигалась мебель и летали, шмякаясь об пол и стены, убираемые с проходов вещи. К этому времени Мадина вставила линзы и заканчивала с маской.
– Придерживайся сценария, – попросила меня копия Мэрилин Монро. – Если подниму обе руки и буду держать, будто сдаюсь – значит, требуется помощь.
– Надеюсь, до этого не дойдет. А какой знак, что все в порядке? Иногда не мешает удостовериться.
– Просто – окей. – Указательный и большой палец сложились в кружок.
– Принято. Уверена, что сможешь долго молчать?
– Для женщины с Кавказа это нетрудно.
– Все же признаешь, что ты горянка?
– Какая разница, где человек родился? Родину и родителей не выбирают, остальное зависит от нас.
– Настроился на спор, а приходится согласиться.
– Всегда бы так, цены бы тебе не было.
– Плохо, если у человека есть цена.
– Плохо, когда человек вообще ничего не стоит.
– Это еще хуже, но человек с ценником – вещь, а не человек.
– С этим соглашусь. – Мадина закончила с выравниванием плотно облегающей маски, на меня глянули голубые глаза блондинки. – Готова. Заходим?
– Я первый.
За несколько минут комната изменилась до неузнаваемости. Кровати были заправлены и сдвинуты, в центре образовалась площадка, где из нескольких слоев ковролиновых дорожек сокомнатники соорудили подобие ковра. Стены и люстру украшали вытаскиваемые раз в год новогодние гирлянды и мишура. На кухне из раковины исчезла грязная посуда, в углу логично появился дополнительный мусорный пакет. Действительно, не мыть же? Главное, потом не перепутать.
За окном стемнело. Три разномастных фигуры, что будто бы собрались в клуб, выстроились в рядок, на лицах застыло ожидание.
Задвинув шторы наглухо, я выключил верхний свет, теперь гирлянды создавали в помещении мягкий интим. Пунктами один и два в сценарии стояло: «Создать полумрак. Не допустить съемок на камеру».
– С этой минуты – никаких звонков, ни сюда, на которые нужно ответить, ни, тем более, отсюда. У кого дела – пожалуйста, идите, занимайтесь делами, никто не держит. К остальным просьба отключить телефоны.
Парни выключили, я протянул руку:
– Сдайте, чтоб не было проблем. Не возражаете, если вместе с телефонами сложим планшеты и компьютеры?
– Зачем такие строгости?
В двери появилась Мадина. На снятые туфельки опустились сумочка и пакет, сверху стопку накрыла куртка. Девушка во всей красе встала перед зрителями.
Обо мне забыли.
– Мэрилин! Не обманул! – воскликнул Ее Величество Филипп. Потом я ему все припомню, еще коронуем по всем правилам – слово не воробей, нужно держать клетку прикрытой.
– Офигеть, – намного проще отреагировал Тимоха.
Пока парни приходили в себя, я собрал технику в коробку и задвинул под дальнюю кровать. На меня не обращали внимания, все глаза поедали новоприбывшую.
Я многозначительно кашлянул:
– Дама и господа, прошу минутку внимания. Уважаемая Мэрилин, позвольте представить вам цвет высшего общества нашей квартиры, а то и всего подъезда. Длинный, который не сводит глаз с вашей чудесной фигуры – это Игорь, он же Гарик, он же Гоги, он же Гоша.
Игорь склонился почти вдвое, проще сказать переломился:
– Приятно познакомиться.
Мадина радушно кивнула. Глаза, спрятанные в глубине маски, сияли.
– Она не говорит, – шепотом напомнил Филька и тут же громко представился, пока не сократили до междусобойного: – Филипп.
– Тим. – Тимоха оттеснил мелкого соседа. – Позвольте ручку.
Мадина протянула холеные пальчики. Тимоха бережно принял их и поцеловал. Восторгу Мадины не было предела – только вошла, а уже такое преклонение. В ее взгляде читалось: знала бы – давно бы к нам пришла, и никакие стены не удержали бы.
– Мэрилин здесь проездом, – сообщил я. – Надо постараться, чтобы от посещения нашей скромной обители у нее остались только наилучшие впечатления.
– Обеспечим!
– Тогда начнем. – Я обернулся к Игорю, как к старожилу, первому нанимателю жилплощади. – Маэстро, урежьте марш! В смысле, музыку включи.
– Ты же всю технику убрал.
– А хозяйский музыкальный центр?
Игорь хлопнул себя по лбу.
– Одну минуту!
Из кучи хлама в шкафу он вытащил древний проигрыватель компакт-дисков – в начале заселения сердобольная хозяйка оставила его бедным студентам для поднятия настроения. Загромыхали танцевальные ритмы. Игорь не любил, когда тихо. Соседи жаловаться не будут, нам с ними повезло: обе смежные квартиры временно пустовали, лето, все разъехались. А старушка, обитавшая снизу, глуховата.
– Бал по случаю приезда чудесной гостьи объявляю открытым, – провозгласил я. – Танцы!
Все ринулись к Мадине. Тимоха протиснулся первым.
– Разрешите.
Он прижал к себе партнершу, хотя мелодия грохотала более ритмичная. Сейчас этот факт роли не играл, Мадина не возражала против медленного танца, для того и пришла. Столько восхищенных кавалеров, и ни одного родственника в пределах выстрела. Разве можно вообразить нечто лучшее?
Вместе с остальными парнями я пританцовывал рядом в ожидании очереди. В кармане лежал сценарий со многими пунктами, но – куда торопиться? И вообще, нужна ли дальнейшая программа, если без того все замечательно? Все довольны, и танцующие, и ожидающие. Предвкушение – не меньшее удовольствие, просто не каждому дано понять и, тем более, ощутить.
– Переход.
Я отобрал партнершу у Тимохи. Он мотнул волосами:
– Так мало?!
– Поверь, скоро поблагодаришь. – Я прижал к себе растекшуюся в счастье Мадину и начал осторожно переступать ногами, боясь наступить на маленькие ступни.
– Ловлю на слове. – Тимоха пристроился к остальным. – Если что – пеняй на себя, никто тебя за язык не тянул.
– Спасибо, – раздалось в ухе сквозь жуткие басы. – Все оказалось даже лучше, чем я думала.
– Молчать! Спалить нас захотела?!
– Можно? – К нам протягивал руку Игорь.
– Естественно. – Я отступил в сторону.
Мадина едва доставала партнеру до груди. Объятия танцующей пары выглядели забавными, но только снаружи, внутри пары по-взрослому искрило и жгло, не заметить мог только слепой. В комнате слепых не было, только временно онемевшие.
Игоря сменил Филька:
– Простите. Разрешите и мне пригласить вас на танец.
С величавой благосклонностью Мадина разрешила. Петли рук связали тела, началось раскачивающееся кружение. Ситуация изменилась: теперь партнерша была выше, и лицо кавалера виновато крутилось, чтобы не упираться взглядом в чувственную благодать. Филька нервничал, расстояние между танцующими составляло пару ладоней, и дама сама притянула робкого кавалера. Очки впечатались в ключицу, руки сомкнулись вокруг талии, причем та оказалась настолько узкой, что Филькины кисти перехватили свои же запястья. Животы и бедра ритмично терлись, щека с дужкой съехавших очков блаженно расползлась по мягкому основанию.
Через миг стянувший обруч рук был разбит нарочным виляньем таза, и с брошенным в мою сторону хитрым взором («ты ведь понимаешь?») Мадина разрешающе положила чужие ладони гораздо ниже. Негодница. В сценарии написано «танец», а не возмещение морального ущерба за недополученное на домашних вечеринках.
Филька млел. Такого красного лица я не видел у него с тех пор, как он пытался в одиночку подвинуть шкаф.
Мадина тоже плыла в непонятном блаженстве. Дорвалась, коза безрогая. Если муженек ей достанется нерасторопный и рассеянный, боюсь, при первой же возможности жена обеспечит его рогами. Хорошо, что я к тому времени буду далеко. Не хотелось бы попасть под горячую руку.
Пока же удовольствие от горячих рук получали оба танцующих.
Ко мне склонился Тимоха:
– Почему она в маске? Прыщи или рожей не вышла?
– Дочка богатых родителей. Любит приключения и не хочет, чтобы о них узнали.
– Любит приключения – это хорошо.
Пришлось напомнить:
– Мы договаривались: она здесь для веселого времяпровождения, которое не ведет к неприятностям. И за словами следи, «рожа» и тому подобное – не для сегодняшнего вечера.
– Заметано.
Я смотрел на танцующих. Оба упивались маленьким счастьем, нежданно свалившимся среди будней. Могла ли так поступить Хадя, кровь от крови Мадины? Только через свой труп. Кольнуло в сердце: а Машка? Позволила бы сестренка парню мять себе мягкое место на глазах посторонних? Что-то унылое из недр подсознания позорно подтвердило: возможно. Она у меня из тех, кто боится упустить время. Каждый шанс кажется последним, каждый посмотревший с интересом мальчик – добычей, которую подкинула судьба. Подсекай! Тяни! Хватай! Взрослые удовольствия кажутся допустимыми. Дескать, не попробуешь сейчас – потом будет поздно!
Давным-давно сформулировано: есть время собирать камни, и есть время разбрасывать. В переводе с игнорируемого подростками на современный это значит, что каждому свое, и всему свое время.
Не понимают. Как и я не понимал, пока не задумался. То есть, пока не увидел два противоположных примера. Хадя и Мадина росли в одной семье, обеих воспитывали одинаково. Обе приехали учиться в один город в один и тот же институт и живут в одной квартире. Но. Одна сестра никогда не позволит чужому мужчине коснуться себя, а другая блаженно закатывает глаза от того, что первая не приемлет. И я понимаю обеих. Мое сердце на стороне кроткой недотроги, а глаза и тело жаждут продолжения «банкета» с сумасбродной авантюристкой. Мне нравится Хадя, но еще больше мне нравится Мадина, потому что Хадя сейчас сугубо виртуальна, она – просто картинка перед глазами, а Мадина реальна до безумия, ее можно потрогать – даже вот так неприлично, как на глазах у всех делает Филька. Настоящее всегда выигрывает у будущего, оттого у нас такое прошлое.
И да, возвращаясь к мысли о Машке, я думаю, что она, скорее всего, позволит так же сделать Захару, а еще, ревнуя своего парня, если его рукам так же разрешит гладить и мять себя какая-нибудь Даша или Наташа, то Машка позволит то же самое и Даниле, и еще кому-нибудь. То есть, кому-то – для собственного удовольствия, кому-то – из ревности, кому-то – из вредности, кому-то – из боязни показаться недостаточно взрослой и современной. И пусть такое поведение порадовало бы ее каким-то образом, но меня, как брата, от мысли об этом в пот бросает. Мне не хочется, чтобы кто-то лапал мою сестру. Но…
Она достаточно взрослая, чтобы самой принимать решения. При чем здесь я и мои рассуждения «хочется – не хочется»? Это ее жизнь.
И что же? А если мне это не нравится? Я – брат, неужели я ничего не могу сделать?
Но тискать других девушек мне нравится, тогда чем я лучше той, кого хочу учить жизни? Почему она должна меня слушать, если говорю одно, а делаю другое? И откуда у меня такое двуличие?
Тоже из-за неумении понять, когда собирать камни, а когда разбрасывать. Для Хади здесь даже проблемы нет, она четко знает, что можно, а что категорически недопустимо. И если бы Маши, Даши и Наташи поступали так же, то проблем не было бы ни у кого.
Один-ноль в пользу Хади.
А мне нужно думать не о поведении сестры, а о собственных мыслях и поступках. Хочешь изменить мир – начни с себя.
А если не хочу?
Вот именно. Как чего-то требовать от других, если не определился, чего хочу сам?
Песня закончилась. Я вспомнил о сценарии.
– Стоп! Игра «камень, ножницы, бумага». Ну-ка: раз, два, три!
Каждый выбросил вперед руку с определенной фигурой.
– Все, кто в носках, снимают носки, а проигравшие – еще по одной вещи.
Проигравших оказалось трое: я, Филька и Мадина. Мы с Филькой стянули рубашки, оставшись в заправленных в штаны майках, а третья проигравшая задумчиво замешкалась. Наконец, ее пальцы взялись за пояс, и юбочка съехала вниз по ногам. Когда Мадина выпрямилась, полупрозрачная блузка покрывала ее вплоть до низа белых трусиков и ни сантиметром ниже. Сами трусики являли собой произведение искусства: вышитые кружевами ниточки разбегались в стороны, сходясь спереди в волшебно выполненный лобастый треугольник, в который гипнотически уперлись все взоры. Парни синхронно сглотнули.
– Вечер обещает быть жарким. – Тимоха повертел шеей и отстегнул пуговичку ниже горла. Ему уже было жарко.
– И томным, – выдохнул Филька.
Его щеки горели, руки не знали, куда пристроиться.
Придраться к телу Мадины было невозможно: огонь и лед, блеск и красота. Родинки, шрамы и прочие возможные приметы на видных местах отсутствовали. Фигура просто идеальна для выступления инкогнито. И то, что единственная родинка, о которой я знал, располагалась в таком интересном месте – это чудесно, не надо бояться, что взбалмошная особа в кураже перейдет черту. Ей категорически нельзя быть узнанной, Мадина понимала, чем это грозит, поэтому мне можно расслабиться и даже получать удовольствие. Конечно, такие развлечения не дело для горской женщины, но лучше такие, чем как с Султаном. Я решил, что поступаю правильно. А когда правильно и приятно совпадают, это намного лучше, чем хорошо.
Подсуетившийся Игорь уже держал даму за талию, с началом музыки они начали движения. По примеру предыдущего танцора новый сразу взял быка за рога… дались мне эти рога. Он взял даму за то, за что в другое время можно схлопотать по мордасам. Но дама приняла дерзость как данность, и чуть позже сменивший Игоря Тимоха поступил так же. Несмотря на удовольствие от танца, против смены партнеров никто не возражал, алгоритм просекли мгновенно: чем быстрее кончатся кавалеры, тем скорее сыграем на светивший вдали приз. Лишь я знал сценарий, но делиться не собирался. Написанное превышало ожидания собравшихся.
– С вашего разрешения. – Мои пятерни отобрали сладкую мякоть у Тимохи, ошалелый взгляд которого метался, грудь вздымалась. Он отправился на кухню выпить холодненького.
Так мы с Мадиной еще не танцевали. Под ладонями мялась шелковая прослойка, нижние фаланги пальцев впитывали живую кожу, а пульсы перестреливались, как враги в момент штурма. Нельзя быть с человеком так близко и остаться безучастным. Я крепче прижал Мадину, она не без удовольствия подалась вперед.
Чертовы руки. Чертова девка. Чертов ее брат, из-за дружбы с которым невозможно вместе со всеми наслаждаться тем, что само приплыло в руки.
– Простите, можно?
У меня вырвался вздох досады, но пришлось отдать «переходящий кубок» очереднику с вечно грустными, даже если они смеялись, глазами, прятавшимися за очками. Впрочем, неожиданно для всех глаза загорелись. Странно загорелись.
Что-то произошло. Танцующая Мадина занервничала, немое лицо уставилось на прихожую. Я еще оборачивался, а ноги уже понесли к Тимохе, беспардонно рывшемуся в сумочке Мадины. Прошибло потом: там могут быть документы, и телефон не выключен…
– О, Кваздик, извини. – Тимоха поднялся. – Хотелось посмотреть, кто же к нам пришел. Обидно, что ты это знаешь, а мы нет.
– Все, что вам нужно знать, вы узнали, остальное достаточно видеть и чувствовать. Хочешь лишить этого удовольствия себя и всех?
– Виноват, командор, больше не повторится. Разрешите приступить к разрешенным обязанностям?
– Если еще раз что-то учудишь…
В жесте величайшего раскаяния приложив руки к груди, Тимоха по-быстрому слинял с места несостоявшегося преступдения. Сумку и пакет я на всякий случай переложил в ту же коробку под кроватью, где хранилась техника. Ттеперь незаметно не достанешь.
Думаю, владелец потных очков достаточно насладился. Убавленная громкость музыки позволила разговаривать без крика.
– Стоп! Настало время игр. – Я поднял над головой колоду карт из волшебного пакета Мадины. – В «дурака», как понимаю, умеют все, дополнительные правила просты: каждый за себя, подкидывают двое крайних, проигравшие снимают по одной вещи, пока не продуют последнюю. Внимание: последнее не снимается! А если кто-то станет выпендриваться… – Я строго посмотрел на главных подозреваемых: на Тимоху, в зависимости настроения способного отчебучить что-то непотребное, и, само собой, на Мадину. – В таком случае неоправдавшее надежд собрание будет немедленно покинуто нами ради более вменяемого.
– Проигравшего все же нужно как-то наказать, – влез Тимоха.
– Все учтено, вы не дослушали. Тому, кто проиграет, придется надеть что-то из женских вещей и ходить так до конца вечеринки.
С тощего Игоря юбка может свалиться, а на Тимоху, если он расправит плечи, не налезет блузка. И только Фильке по ширине все придется впору, и выглядеть он будет уморительно. Но все поглядели на меня: с такими талией и объемом груди ни юбка, ни блузка в живых не останутся. Как в таком случае девушка домой пойдет?
И еще. Если проиграет она – получится, что вновь наденет дополнительный элемент, это как бы очко в ее пользу. На эту тонкость никто внимания не обратил. Хорошо бы, чтоб так продолжалось подольше.
Я подсластил пилюлю, превращая ее в гигантский торт:
– А победитель заключительного тура получит право отобедать кое-чем вкусненьким с тела любого из присутствующих по своему выбору.
На кровать упал заранее добытый из того же пакета-самобранки флакон взбитых сливок.
«Победитель заключительного тура получит право отобедать кое-чем вкусненьким с тела любого из присутствующих по своему выбору». От сказанного собравшиеся возликовали. Формулировка про «любого из присутствующих по своему выбору» заставила тихо усмехнуться, предпочтение каждого из парней очевидно. Интрига в том, что выиграть может Мадина, и тогда…
Все четверо, и я в том числе, мечтали быть выбранными. С ростом конкуренции выросло напряжение. Приятели превратились в соперников.
Черт подери, у нее же рот закрыт!
Я упустил этот момент так же, как и госпожа сценаристка. Почему-то на ум приходили только варианты с победителями-парнями.
Вероятность обратного – одна пятая. Теоретически, двадцать процентов – очень много, такой исход весьма вероятен. Практически же, по теории больших чисел оставшиеся восемьдесят процентов должны задавить количеством. Я почти уверен, что выиграет кто-то из парней. Особого эротизма в слизывании сладости с мужского тела нет, это дело сугубо на любителя, и такое развитие событий большинству даже в голову не приходило, иначе давно прилетело бы указание на резину вместо губ у главного участника вечеринки.
Кстати, нельзя сбрасывать со счетов версию, что у Мадины на уме еще что-то. Например, она может убрать сливки с кожи избранника каким-нибудь приятным женским местом.
Фу, что за мысли? Скорее всего, Мадина специально поддастся, если к финалу игра пойдет в невыгодную ей сторону. Она пришла за эротическими приключениями, которых не получит в семейной жизни. Конечно, слизать лакомство можно и с мужа, он будет в восторге, если, конечно же, такое для него приемлемо, а сами игрища зайдут под настроение. Но я не думаю, что наша авантюристка мечтала об этом.
Мадина неотрывно смотрела на меня из маски взглядом побитой собаки. Она ждала, пауза тянулась, я молчал. Одолевали вновь возродившиеся сомнения.
«Нужно ли? – спросили мои глаза. – Уверена?»
«Ну пожалуйста!..»
«Наверняка, потом я буду жалеть…»
«Не будешь!»
«Черт с тобой. Но если что – я предупреждал».
И я завершил речь:
– Если у победителя возникнет желание, то несъеденное можно смыть под душем, это тоже входит в призовой комплект.
Виртуальный торт стал до изжоги приторным, но участники мгновенно примерили будущую победу на себя, и восторгам не было предела.
Пять человек влезли на три кровати, сдвинутых у стенки, и расселись в кружок. Игра началась. Мадина сидела напротив меня между длинным Игорем и патлатым Тимохой. Я примыкал к Игорю, примостившийся справа Филька застенчиво протирал очки. Он не лез вперед и занял то место, которое осталось, и в ответ удостоился от прекрасной половины поощряющего взгляда: Мадине хотелось держать временных поклонников в чувственном напряжении, никого не выделяя, но и оставляя без внимания, не давая сорваться с крючка. Сегодня она отрывалась, отыгрываясь за потерянные годы. Я все понимал, в меру поспособствовать считал правильным, но именно, что в меру. За черту перейти не дам. Балансирование на грани само по себе достаточно мощное ощущение, впечатлений оно оставит на годы вперед.
Тимоха с Игорем повели игру так, чтобы топить Мадину. Когда они могли завалить меня или Фильку, то придерживали хорошие карты. Их замысел лежал на виду, в ответ Мадина поочередно то со мной, то с Филькой валила соседей.
Сначала повезло парням, слаженная игра в одни ворота принесла плоды: девичья блузка рассталась с кожей и подружилась с полом. Ажурный белый комплект надолго притянул взгляды. Атмосфера сгустилась. Следующий тур мог оказаться последним.
Но нет. В очередном круге я чересчур рисковал, и моя майка отправилась на встречу с дальними родственниками.
Затем Игорю пришлось снять рубашку. Еще одна игра – и он же остался без майки. На меня Игорь глядел зверем, поскольку именно моей заслугой было скинуть ему козыри в момент, когда у Мадины не осталось, чем отбиться. Он взял, а она сумела сбросить остальное.
Затем не повезло Фильке. Просто не повезло. Он застенчиво стянул майку, и теперь в помещении три мужских голых торса составляли компанию украшенному белым бюстиком женскому.
У Мадины затекли мышцы, она сменила позу, но вынутая из-под себя нога теперь слишком торчала, мешая картам на покрывале, и тогда Мадина уселась по-турецки. Пока она крутилась, проиграл Тимоха. Я едва сдержал смех: Мадина побила козыря не козырем, но никто не заметил, внимание парней отвлекли ее перемещения.
Рубашка Тимохи отправилась к другим павшим на поле брани вещам, а Мадина таким же способом еще раз обыграла Игоря.
– Пендель мне в шноркель и циркуль в штрудель, вот же невезуха.
Долговязая фигура проводила в последний путь мятые джинсы. Теперь Игорь с Мадиной смотрелись парочкой – она в кружевах, он в серых труселях, совершенно не скрывавших, как владельцу нравится соседство с сексуальной незнакомкой.
– Не везет в картах – повезет в любви, – объявил Тимоха и тут же остался без майки.
Мадина пару секунд разглядывала его татуировку, затем внимание вернулось к картам, и очень вовремя. Ее едва не завалили, ситуацию перевернул Филька, он по-рыцарски спас гостью, взяв удар на себя: скинув все на Тимоху, сам остался ни с чем и проиграл. Пляжному полку прибыло, еще одни штаны отправились на свалку истории, и еще одни мужские желания больше не прятались под покровом ткани. Мадина была счастлива. Ей хотелось чувствовать себя желанной – пожалуйста, ноу проблем, примите, распишитесь. И пусть щекотливое приключение подано в самом скабрезном виде, но она получила то, что хотела. Надеюсь, нынешнее веселье зачтется мне как доброе дело, а не наоборот.
Тимоха снова сбегал на кухню попить.
– Нам захвати, – бросил вслед Игорь.
– Нет уж, если даме нельзя, то и остальные только сами, своими ножками.
Резиновая маска оставляла открытыми только глаза и ноздри, и Тимоха прав: даже если дама умирала от жажды, попить не получилось бы чисто технически.
Ситуация накалялась. Сложившаяся «сладкая парочка» – длинный и волосатый – четко работали против прекрасной одной пятой нашего коллектива, и на этот раз рыцарство проявил я: хорошие карты просто так перекочевали к соседям, а мне по примеру большинства пришлось остаться без штанов. Мадина едва в ладоши не захлопала.
– Так нечестно, – буркнул Тимоха.
– Нечестно вдвоем против одной, – ответил я. – К тому же, она гостья, а главное – она дама.
– Вот именно, дама, потому и.
– Благородный господин хочет дуэли?
На нас застопорились все взгляды. Мадина, кажется, заволновалась. Или она радовалась, что мужики за нее драться хотят, по глазам не определишь – лица не видно, а остальное только отвлекает.
Маслица к первой искорке с удовольствием подлил Игорь:
– Почему нет? У Филиппа брат работает в «скорой помощи», он откачает, если что. Какое оружие предпочитают господа?
Я успел высказаться первым:
– Совесть.
То, что вертелось на языке Тимохи, он проглотил, в ответ прилетело новое:
– Не пользуюсь. Как насчет кто кого перепьет?
– Категорически не мое.
Филипп осторожно вставил:
– Мой брат – хороший врач, но если проблемы именно с совестью, то, боюсь, он не поможет. Если только кардинально.
Мадина стала подавать знаки, резиновое лицо указывало мне на листки в кармане штанов. Точно, в сценарии были конкурсы и турниры с претензией на роль дуэльного баттла: гольф с ягодкой, которой нужно попасть в лунку пупка искусительницы, ее одевание-раздевание дуэлянтами на скорость, разные виды «угадаек» с ощупыванием при завязанных глазах… Лишний раз радовать конкурента в борьбе за девичье расположение не хотелось, тот же Филька более достоин поощрений на ниве эротики, чем бульдозером прущий Тимоха. Итого: либо все, либо никто.
Я протянул перетасованную колоду под нос Фильки:
– Сдвинь.
Прошедший в тишине тур оказался последним. Хороший расклад помог Фильке. Ликующий победитель стыдливо расцвел в предвкушении, а Мадину Игорь с Тимохой все-таки завалили. Я взял карты, чтобы убрать. Их накрыла рука Тимохи:
– Погоди, это не по правилам.
– Мы договаривались!
– Договаривались по-другому. «Проигравшие снимают по одной вещи, пока не продуют последнюю». Так было?
Он обернулся к парням. Смекалистый Филька сжался, как от удара, и мысленно распрощался с выигрышем. Игорь с ухмылкой поддержал:
– Именно так. «Последнюю».
– Значит, игра должна вестись до одной оставшейся вещи. – Тимоха победно оскалился.
На Мадине их было две, бюстик и трусики. До наступившей минуты здравый смысл уверял меня, что две вещи на даме – неразрывный комплект, как носки или перчатки. Эти вещи можно представить по одной, а также, если приспичит по некой дурости, их по одной даже носить можно, но все равно: бюстик и трусики – это комплект!
Так говорил здравый смысл. К сожалению, я кое-что забыл. Когда в мужском обществе оказывается дама не самых строгих принципов, здравый смысл уходит на покой.
Мое возмущение сменилось тревожной напряженностью.
– Нижнее белье у женщин – комплект! – попытался я образумить распаленную компанию. – Комплект – это одна вещь!
– Ага, только эта двойная вещь называется разными именами, выглядит по-разному и надевается на разные части тела. – Тимоха не скрывал довольной улыбки.
Непосредственная причина спора – наша дама – разговаривать не могла, за нее говорил я, и Тимоха прекрасно знал: логика – моя путеводная звезда, где она, там и я. Против факта, как против танка, не попрешь. То, что трусы и лифчик – две самостоятельные вещи – неоспоримый факт. Почему я не видел этого раньше? Как отстаивать точку зрения, в которой обнаружилась брешь, и мне прямо указали на несоответствие?
Понятно, что меня волновали вовсе не лингвистические проблемы. Мне требовалось защитить даму от позора и посягательств, и до последнего времени мне казалось, что озвученные правила игры справлялись с этой ролью.
Увы и ах.
Тимоха поставил в дискуссии жирную точку:
– О том, чтобы очевидные для всех две вещи считать одной, следовало договориться заранее.
Было обидно, что против меня и девушки, за которую я отвечал, встали все, даже логика. Спорные вопросы у нас в квартире решались голосованием, но доводить до крайноти не стоило – при поиске истины демократическим путем двое всегда проиграют троим. Точнее, полтора – двум с половиной. При победе партии Тимохи Филька терял свой выигрыш, поскольку подразумевался еще один тур. Зато ему, как и другим (но ведь и ему тоже, а главное разве не это?), откроются запретные прелести. Оказавшись на распутье, он, как мне думается, не упустит шанс вкусить невозможного. Пусть с колебаниями, но после долгого внутреннего конфликта Филька примкнет к Тимохе с Игорем.
А Мадина не могла высказаться в свою пользу, за нее отдувался я. И что я мог сделать, кроме как прекратить балаган?
Видимо, время пришло. Я набрал воздуха, но высказаться не успел, меня опередил Тимоха:
– Как принято у всех цивилизованных народов, предлагаю решить вопрос голосованием.
– Нет, – выдохнул я.
– Но… – возмутился Тимоха.
– Погоди, – перебил его Игорь. – Деликатные вопросы так не решаются.
Я поблагодарил его взглядом. Но что он предложит взамен? Как и Тимоха, он лицо крайне заинтересованное, причем заинтересованное именно в худшем для меня и Мадины варианте.
– Мы зря треплем себе нервы, – продолжил Игорь. – Голосования, диктаторские замашки, ссоры на пустом месте… Кому это нужно? Мы теряем драгоценное время. Посмотрите на нашу даму. Мне кажется, она нисколько не возражает против еще одного тура.
– Если Кваздик отстаивает ее интересы, а она не против, то Кваздик не прав! – радостно заключил Тимоха.
В сторону Игоря он благодарственно потряс сложенными ладонями, а к Мадине полетел воздушный поцелуй.
– Спросим у дамы. – Игорь обернулся к Мадине: – Игра продолжается?
Мадина кивнула.
Я ощутил себя персонажем финальной сцены Гоголевского «Ревизора». С одной особенностью: неожиданной и обескураживающе-неприемлемой концовка оказалась только для меня.