Как теперь не верить в то, что любое невозможное – возможно? Мало того, складывалось ощущение, что невозможное в жизни случается чаще, чем возможное.
В то же время – никакой мистики. Нежданное появление Гаруна объяснялось просто. Дребезг поперек музыки – это был входной звонок. Артура не предупредили о тотальной закрытости мероприятия, и он открыл дверь. Что-то предпринимать теперь, типа выталкивания и недопущениия, было поздно. Мы с Мадиной обратились в камни.
– Я, вообще-то, к Кваздику. – Гарун топтался у входа, глаза не отрывались от «сцены»: закрытые шторы, интимные переливы гирлянд, мишура, музыка, сдвинутые кровати, несколько парней в исподнем и – главное – посреди неохватного ложа – почти обнаженная красотка в сливках, к которой тянутся лица и руки…
Гарун потряс головой. Наваждение не исчезло. Он начал снова:
– Кваздапил, прости, что отрываю… Не мог дозвониться. Ты телефон проверь, сел, наверное. Говорят, у вас Валька уехал, можно мне здесь до утра перекантоваться? Я оказался в вашем районе, теперь не хочу к себе переться и сестер ночным приходом пугать. Пойду домой к завтраку, как обычно.
Тимоха понимающе хмыкнул:
– У новой пассии от ворот поворот получил?
– Вот и не хочу домой. Что это за брат, которого среди ночи можно домой отправить? Братом должны гордиться. Хватит обо мне, теперь вопрос номер один: еще один гость на праздник жизни допускается?
Сливки на Мадине едва не превратились в ледяное мороженое. На них теперь, по-моему, можно играть, как на ксилофоне – звук хрусталя гарантирован. Даже по моей спине сбежала холодная капля.
– Что скажет победитель? – Артур уже влез на кровать и обращался к Фильке. – Еще с одним едоком поделишься призом?
– Одним больше, одним меньше…
Филька вздохнул. Ему не хотелось приглашать Гаруна, а отказать не позволили совесть и робость. Если бы решал Тимоха, все могло пойти по-другому, он более дерзкий, к тому же подвыпивший. А если бы спросили меня…
Вообще-то, Гарун спрашивал именно меня, как друга. И остальные ждали ответа именно от меня – как от распорядителя вечеринки. Но слова куда-то испарились, мысли запутались.
Повторять Гаруну не требовалось, он уже приводил себя к общему знаменателю, по сторонам разлетались носки и штаны.
– Что интересного я пропустил? – раздалось у нас над головами через пару секунд.
Разговаривать тихо он не умел.
– Практически ничего. – Тимоха не хотел выдавать тайн, но тогда не следовало бы употреблять слово «практически».
– Скромничаете? Прямо вот так сразу – без одежды в постель? Наверное, сначала потанцевали, поиграли во что-то?
– Потанцевали, поиграли, – нехотя подтвердил Тимоха, – перешли к призам.
– Кто это тут у нас?
– Мэрилин, – представил даму обладатель приза.
– Спрашиваю, кто она?
– Таинственная незнакомка. Сами не знаем.
– А поговорить с таинственной незнакомкой не пробовали?
Гарун старался заглянуть в глаза лежавшей Мадины, а она их старательно прятала.
– Мэрилин немая, – сообщил Игорь.
Гарун хохотнул:
– Знаете, как определить, немой человек или притворяется?
– Не надо, – остановил я. – Хочешь быть участником вечеринки – соблюдай правила: посетившая нас барышня не разговаривает, не открывает лицо и не желает приключений, которые ведут к неприятностям. Я выступаю гарантом. Эти правила – для всех, просто повторяю для тебя как для новенького. За нарушение следует изгнание.
– Нет проблем.
Игорь подтолкнул победителя:
– Филька, приз твой, мы ждем сигнала к продолжению.
На этот раз снятые очки отправились на безопасное расстояние, чтобы не быть раздавленными ретивыми соседями. Филипп скомандовал:
– Прошу к столу!
Теперь конфигурация изменилась. Мы с Артуром отстояли свои места у левого и правого бедер, а сдвинутый от центра Филипп с огорчением занялся спинкой. Между Тимохой, Игорем и Гаруном шла битва за шикарную середину. Подключившийся к пиршеству новичок быстро освоился, он жадно чавкал и совершенно не узнавал сестру в девушке, в которой видел женщину.
Как от него избавиться? В ситуации, когда сами же имели несчастье пригласить, нужна веская причина, чтобы выпроводить. Самое простое – обвинить в нарушении правил вечеринки. Гарун всегда играл роль более разбитного парня, чем был на самом деле, и, без сомнений, где-то он обязательно напортачит. Или можно сделать вид, что уже напортачил, парни поддержат. По одному никто не выступит, но если потребуется просто примкнуть к решению об удалении Гаруна, оно будет единогласным. Дама, вообще-то, пришла в гости к обитателям конкретной квартиры. Пожелай она пойти к их друзьям, пошла бы в другое место. У Гаруна и так полно девушек для развлечений, а в нашей квартире такая впервые. Как правильно дополнил Тимоха – со дня строительства.
– А ну убрал клешни! – Мой грозный оклик пресек попытку Тимохи помочь себе руками. – Хочешь, чтобы удалили?
– А что я? Смотри, Игорь вообще лицом полез куда не надо.
– Игорь! – Я дождался, когда вымазанная физиономия сокомнатника вынырнет из пряных глубин. – Понимаю твой энтузиазм, но пощади дамское белье, прошу заниматься только открытыми местами.
Гарун, лихо расправившийся с одной сладкой половинкой, поднял голову:
– Мне тоже кажется, что так мы даме белье испортим. Предлагаю его снять, чтобы всем было спокойнее.
Его руки взялись за кружевную резиночку.
– Гарун! – гаркнул я.
Он нехотя остановился.
– Ну чего?
– Еще одно неучтивое движение по отношению к даме, и будешь изгнан.
Я чертыхнулся про себя: если бы влез с нотациями на долю секунды позже, можно было исполнить угрозу, и проблема с удалением Гаруна уже решилась бы. Сколько раз говорил себе: сначала думать, потом делать. И не просто думать, а продумывать до мелочей, обсосав мысль со всех сторон и построив «дерево решений». Тактические победы могут вести к стратегическим поражениям.
– Правила есть правила, – продолжил я, кляня себя за поспешность, из-за которой идеальное разрешение ситуации не состоялось. – Будут дельные предложения – прошу озвучивать их мне, как гаранту безопасности гостьи, а я уже соглашусь с ними либо не соглашусь, конечное слово всегда остается за мной. Любое действие в обход ведет к прекращению взаимовыгодного сотрудничества, которое могло бы продолжиться… – это я придумал на ходу, оно пришлось к месту, и все воодушевились, – в случае, если даме понравится в нашей компании.
– А сейчас нравится? – осведомился Гарун.
Все уставились посмотреть на реакцию.
Мадина просто обязана сказать «да», иначе все пойдет наперекосяк. Выкручиваться придется мне, а в голове нет ни единой мысли, как же выкрутиться непредусмотренной сценарием из ситуации.
Я увидел, как дернулась рука Мадины, чтобы показать «окей»… но в последний миг жест заменил кивок. Видимо, знак используется в семье или брат видел его раньше в исполнении сестры. Умница, перестраховалась.
Пшшшш ш щ… – выдал флакон остатки.
– Кваздик, а кто она? – Щетинистый подбородок Гаруна указал на Мадину. – У меня ощущение, что я ее где-то видел.
– Она не местная. – Трудно врать напропалую, а надо, на кону судьбы и жизни. – Познакомились, когда я к родителям ездил.
– То есть, в нашем городе ей ночевать негде? Могу помочь.
– Сами справились.
– А-а, – протянул Гарун, – значит, Валькино место сегодня занято. Сказали бы сразу. Но если барышня так любит приключения, я могу составить ей компанию на одной кровати. Мне много места не надо, а мелкие неудобства растворятся во взаимном удовольствии.
Это было сказано зря. Как друг, я мог бы истолковать такое как юмор, а дама – как флирт, но сокомнатники однозначно приняли в штыки.
– У нас своих компаньонов хватает, – ворчливо объявил Игорь.
– Понятно. Нет проблем.
Некоторое время слышались только шуршание и утробное урчание.
Интересно, хорошо ли Мадине от сбычи мечт, или она, как я, вся в мыслях? Ей должно быть хуже. Я рискую дружбой и лишними зубами, а у нее ставка намного круче. Ничего, если не избавимся от Гаруна быстро, он уйдет чуть позже, поскольку свободного места в комнате, как он думает, нет…
Стоп, машина, якорь ей в глотку! Если Гаруна выпроводить, мы с Мадиной вздохнем свободно, но только на полчаса. Он же пойдет домой. Домой! И через полчаса…
– Кажется, все.
Честно говоря, сливки закончились уже давно. Одна за другой головы поднимались от блестевшей кожи, не просто вылизанной, а выскобленной языками едва ли не до мяса.
Я дал отмашку перехода ко второму этапу:
– Филипп, проводи барышню в ванную.
– Одну секунду. – Поползшую на карачках даму Гарун перехватил на полпути, развернул в руках и, удобно взяв под спину и колени, с комфортом доставил к краю кроватей. Вопреки общему ожиданию, там он ее не опустил, Мадина осталась прижатой к его курчавой груди. Спустившись ногами на пол, Гарун оглянулся на нас: – У вас же были танцы? – Жгучий взгляд перенесся на Мадину. – Потанцуем?
Было видно, что отказа от нее не подразумевается.
Только после того, как нежные руки обвили шею захватчика, ножкам разрешили коснуться пола. Гарун зарылся носом в блондинистый парик, пятерни впились в дрогнувшую мякоть, тут же податливо расслабившуюся. Ну, постаравшуюся расслабиться, насколько возможно в таком состоянии.
Гарун наслаждался моментом. Когда он у себя на вечеринке танцевал с сестрой, он знал, что держит в руках сестру и, естественно, так сильно не прижимал, руки такой воли не получали, грудь и живот такими ощущениями не будоражились. Потому он и не узнавал. Надолго ли?
Мадина стоически принимала знаки внимания. То, о чем она мечтала, когда шла сюда, случилось. Ее с жаром обнимал шикарный самец, тело чувствовало тело, флюиды желания переполняли комнату, как комары летнюю Карелию. Однако флюиды были односторонними, в ответ – сухая покорность и липкий страх. Любопытненько же вывернулась ситуация с исполнением тайных желаний.
Я держался рядом. Если Гарун нарушит правила… Мне, в конце концов, глубоко плевать, если он полезет к Мадине как мужчина, меня волновало другое: вдруг он каким-то образом узнает ее? Что тогда? Гарант гарантом, а в голове не было ни единого варианта, как поступить в таком случае.
Парни глядели на танец с недовольством. Нас и так пятеро, а чужак сладкое отнимает.
– Хватит. – Я сделал шаг вперед, отбирая партнершу и возвращая ее победителю.
Гарун не возражал, его глаза горели сомнением, провожая в ванную две фигуры – мужскую мелкую и женскую стройную:
– И все-таки я ее откуда-то знаю. Вспомнить бы.
– Дверь закрывать? – поинтересовался Филька, как только дама с его помощью перешагнула белый бортик.
– Я тебе закрою, – буркнул Тимоха и покосился на меня.
Все парни шумно переместились под дверь.
Я согласился, озвучив мнение большинства:
– Не надо. У тебя свой приз, у остальных свой.
Едва потекла вода, снова донесся голос Фильки:
– Как мыть, оно же намокнет?
В этот момент мне на плечо легла тяжелая рука Гаруна, а его голос выдал волнение:
– Слушай, а это не…
– Снимай! – разрешил, точнее, приказал я. Почти крикнул.
Установилась тишина, в которой звон предвкушения оказался громче басов музыкального центра. Филька присел, стягивая по бедрам кружевной ободок, тот потащил за собой серединку.
Рука на моем плече расслабилась: золотой пожар на опушке выветрил ненужные подозрения. А у меня от напряжения едва не взорвалось сердце, вообразившее себя гранатой с выдернутой чекой. Четыре, три, два, один…
– Красива, шайтанка. – Гарун покачал головой. – Нет, я ошибся, эту не встречал. Точно.
Гладкие девичьи ножки поочередно вышли из зависшей в руке Фильки добычи. Тот не знал, что делать с нитяной конструкцией, с какой-то стати воображавшей себя одеждой.
– Положи на стиральную машину, – подсказал я очевидное для всех, кроме находившегося в ступоре действующего лица. – Потом вытрешь М… Мэрилин и снова наденешь.
От нервного стресса с языка едва не слетело настоящее имя. Вот была бы потеха. Какой простор для фантазии о том, что случилось бы дальше.
– Не по правилам! – завопил Тимоха. – Договаривались, что победитель только моет, следующие этапы должны достаться другим.
– Поддерживаю. – Игорь серьезно посмотрел на меня. – Это будет справедливо.
– Я тоже. – Артур поднял руку как при голосовании. – Нужно разыграть отдельно.
Гарун улыбнулся:
– Согласен с большинством.
Вот только демократии мне тут не хватало. Может, еще и меня перевыберут? «Пусть с этой минуты за нашу гостью отвечает Тимоха, голосуем. За? Четверо. Против? Один. Одна воздержалась. Большинством голосов принято. Тимоха, что делаем дальше?..»
Жуть.
И не считаться с общим мнением нельзя.
– Хорошо, – сказал я.
Все вновь сосредоточились на зрелище.
Судя по взгляду, Филька отсутствовал в этом мире, пока одна рука направляла струю на снизошедшую благодать, а вторая терла. Совершаемые им движения не имели смысла с точки зрения логики, зато одобрялись инстинктами: окажись подобное в наших руках, каждый из нас делал бы так же.
Мадина одновременно млела и стекленела под разными взглядами, один из которых принадлежал брату. Она боялась отвернуться, чтобы козырь не спрятался. Хорошо, что Филипп не стал затягивать, ему самому было некомфортно под таким вниманием.
– Готово, – объявил он. – Если только…
Его близорукий взор с сомнением уперся в единственную присутствующую часть одежды.
– Да! – завопил Тимоха. – Давай! Там тоже!
– Нет, – сказал я.
Чертова родинка. Чертова Мадина. Чертов Гарун.
Чертов я, что согласился на эту чертову авантюру.
– Почему? – спросил Гарун.
Игорь с Артуром согласились:
– Если уж мыть…
Я попытался сменить тему:
– Кто будет вытирать?
Уловка не сработала, Тимоха бросился на помощь Фильке:
– Помоем по-человечески!
– Там не… – полез я с возражениями, что никакие пачкающие работы над этой частью тела не проводились, и мыть там, соответственно, ничего не требуется.
Поздно. Перехваченный у Фильки душевой рожок ударил струей в грудь Мадины.
Еще когда мы пили чай на кухне, я видел, как выделялась и насильно лезла в глаза яркая родинка на чуточку влажной футболке. Всего лишь на влажной.
Белый бюстик намок мгновенно. Мадина хотела вскинуть руки вверх в призыве помощи, но пришлось срочно прикрываться и отворачиваться. Тимоха полез на нее со шлангом. Игорь с Артуром пытались сдержать меня, и все, на что хватило моей фантазии, это крикнуть другу:
– Помогай! Я давал слово! Я обещал девушке безопасность!
У Гаруна словно пелена с глаз упала. Только что он со всеми пялился на девичьи прелести и мечтал о максимально большем, что могло наступить лишь в обход меня, теперь его корпус технично оттеснил сокомнатников, кулаки грозно сжались.
Поняв, что времени нет ни на что, и я доберусь до него через миг, Тимоха схватился за блондинистый парик. Дернуть он не успел – из ванны на него с воплем кинулся Филька:
– Зачем?! Зачем ты все испортил?! Когда еще…
Поскользнувшись, он ударился о Тимоху, и оба рухнули на подоспевшего меня. Дрожавшая Мадина с плачем держалась одной рукой за оставшуюся на месте маску, сгибом второй – за бюстик, из которого лилось, как в ливень с дерева. Она присела и скрючилась, прячась от начавшийся свалки.
– Ну, дура-а-ак… – Тимоха отдирал от себя Фильку и пытался высвободиться из моих тисков. – Она же не против, чего бы тогда заявилась к стольким мужикам?! А Кваздик не дает ей развернуться в полную силу!
Гарун удостоверился, что Игорь с Артуром не вмешаются, и вдвоем мы утихомирили Тимоху. Тот еще что-то бурчал под нос, когда, облитого с ног до головы, его вытолкали на кухню, где он вроде бы успокоился.
Мокрая Мадина заперлась в ванной, я собирал по комнате и поочередно передавал ей одежду, Гарун присматривал за руинами праздника. Настроение упало в ноль. Сумочку сестры брат мог узнать, пришлось запихнуть ее в пакет, на дне которого оставались какие-то тряпки. Когда Мадина, наконец, собралась, я провел ее в прихожую и кивнул Гаруну:
– Оставайся, моя кровать в твоем распоряжении.
– Я тоже провожу, вдвоем безопасней.
– Гм. Я хочу проводить один, понимаешь?
Гарун вскинул направленные вперед открытые ладони:
– Понял, умолкаю. До утра не ждать?
– Если вернусь, лягу на Валькино место.
Гарун с удовольствием плюхнулся на кровать, Тимоха так и не вышел с кухни, Артур с Игорем огорченно переглядывались. Филька лежал на своей кровати ничком, уткнувшись лицом в подушку.
– Еще одно такое приключение, и мне потребуется краска от седины, – сказал я, как только дом с веселой квартирой остался позади.
До тех пор мы молчали. Пульс по-прежнему напоминал работу отбойного молотка, в одной руке были вещи, вторая поддерживала спутницу, которая все время норовила споткнуться или за что-нибудь зацепиться. Ее мысли и чувства тоже находились не здесь.
Что-то часто я стал гулять по ночам. И всегда ведь получается по делу. Откуда у меня взялись дела по ночам? Раньше их почему-то не было.
В столь поздний час обычные прохожие встречались редко и, большей частью, обходили нас стороной, а от необычных, вроде пьяных на кураже и незаконопослушных, судьба хранила. Но назвать улицы безлюдными было бы неверно. Собственно, ночь в большом городе – это не ночь в прямом смысле. Большой город, к которому я относил наш областной центр, не спит ни днем, ни ночью. Дорожники при свете фар чинили прореженный за зиму асфальт, молодежь спешила в клубы или из клубов, гуляли влюбленные, возвращались с работы или из гостей компании и отдельные личности всех видов и характеристик. Уличные фонари показывали дорогу и зорко следили, чтобы с ночными работниками и гуляками ничего не случилось. И все же, по сравнению с днем людей было меньше в разы. Накрывшая город тьма ограничивала видимость, визуально это уменьшало количество странствующих в ночи до считанных единиц.
Двумя такими единицами, сведенными обстоятельствами, были мы с Мадиной. Впрочем, для окружающих, если бы кто-то всмотрелся, она оставалась копией американской актрисы – яркой блондинкой в туфлях на высоком каблуке, опасно короткой юбке и легкой куртке, из-под которой виднелась неприлично прозрачная блузка. И только мне, шедшему рядом, было заметно, что лицо и волосы ненастоящие, а блузка и юбка прилипли к телу, так как надеты поверх выжатого, но оставшегося влажным белья.
Вместе с многоэтажками на границе микрорайона кончились и фонари. В районе старой застройки чередовались заброшенные здания, деревянные дома и темные ряды гаражей. Выбрав удаленный от света проулок, Мадина оглянулась по сторонам и юркнула в темноту.
– Ты куда? – Я хвостиком последовал за ней.
Если в ответ раздастся «В туалет», то я буду не только выглядеть, но и чувствовать себя полным придурком. А еще на долгое время останусь поводом для насмешек. Уж кому, как не мне, знать, как прилипают прозвища.
Нет, пронесло, Мадина всего лишь решила привести себя в порядок. Первым делом она освободилась от маски.
– Мерзость. – Резина с париком полетели в пакет. – Лицо сопрело.
– Сопрело – не беда, а что с ним было бы, если б твой брат…
– Не надо, меня до сих пор трясет. Подержи.
Мне в руки упала снятая курточка.
Еще раз удостоверившись, что поблизости никого нет, Мадина содрала с себя все, вплоть до последнего. Меня в понятие «кто-то посторонний, кого следует опасаться или стесняться», спутница не вносила. Вроде бы приятно, а с другой стороны – обидно. Словно не мужчина. Хотя… Вызывающие позы и соблазнительные движения – для кого они, если не для меня? Стриптиз для единственного зрителя, если называть все своими именами.
Вслед за маской в пакет отправилась расстегнутая и стянутая с рук блузка, спущена через ноги узкая юбка, расстегнут лифчик…
В глаза бросилась родинка. Половина сегодняшних бед – из-за нее. Не будь у Мадины злополучной, приковывавшей взор, бесовской родинки, и Гаруну не пришло бы в голову олицетворять с прячущей глаза блондинкой родную сестру. И лучше бы мои сокомнатники любовались остроносой грудью без примет, чем сочными складочками под золотым пушком.
А вот, кстати, и он, тщательно ухоженный, подготовленный к возможным приключениям. Здрасьте вам еще раз. Как поживаете? Что-что? Желаете поздороваться за руку? Нет уж, увольте, мои руки из-за вас едва с чужими лицами не познакомились, а зубы и нос – с посторонними кулаками. Можете кривляться, можете отворачиваться, пока хозяйка запихивает в пакет ваш намордник, но мне вы интересны не более как с эстетической точки зрения. Каким бы вы ни были, внешне вы симпатичны и притягательны, но сегодня не ваш день. Да-да, я уверен. Уверен, говорю. У-ве-рен. Согласен, звучит крайне неуверенно и абсолютно неубедительно, и тем не менее повторяю: я уверен. Если нужно подтверждение, то вот возьму и отвернусь. А-а, испугались, не хотите, чтобы я отворачивался? Честно говоря, и я не хочу, но если вы меня вынудите, у меня хватит сил это сделать. Во всяком случае, я надеюсь на это.
Пока я разбирался в своих ощущениях, пакет с использованными вещами на время был поставлен на землю, из сумки извлечены смятое платье до пят и белье намного более ханжеского вида, чем снятое. Новые вещи на миг замерли в руках Мадины, она выпрямилась. В моем взгляде, что ли, несмотря на темноту, что-то заметила, или женская интуиция сработала?
– Созрел? – Мадина указала на свое тело, затем на меня.
В темноте – он и она, они одни, она обнажена и хочет его. Казалось бы – что тут думать?
Именно, что лишь казалось. Мудрость предков говорит: когда кажется – креститься надо.
– Созрел. Чтобы кое-что понять. Дружба дороже любых приключений. Больше не обращайся с такими предложениями.
Сказать такое вслух оказалось сложно, но я справился.
На душе полегчало.
– А с какими обращаться?
– Помочь или спасти, остальное – не ко мне.
Пожав плечами, Мадина змеей скользнула в расправившееся вниз по фигуре платье.
Я смотрел, как она одевается. Она делала это для меня. Еще одно шоу. Последнее. В него вкладывались все силы. Насколько я понял, Мадина не умела проигрывать. Не в том смысле, что это ее расстраивало, вовсе нет. Она просто не смирялась с поражением, билась до конца, даже когда не оставалось ни единого шанса.
– Застегни. – Она повернулась ко мне спиной.
Вот это я с превеликим удовольствием. Пусть на душе кошки скребли и гадили, но пойти наперекор совести я не мог. И так чуть не сломался совсем недавно. Чем это могло кончиться?
Все же, совесть нам дана не в нагрузку к самодостаточному комплекту из всего прочего. Обычно она только мешает, но иногда человека спасает именно совесть. А если говорить не про тело, а про душу, то и говорить, собственно, не о чем.
Под платьем у Мадины не было ни трусиков, ни лифчика, это бросалось в глаза. Интересно, что скажет Хадя по поводу вида вернувшейся среди ночи сестры.
Я кивнул на выпирающие соски:
– Как на это Хадя отреагирует?
– Мне важно, чтобы ты реагировал.
Не сдается, паршивка, борется до последнего. Бойца я в ней уважал. Женщину – нет.
Удивительно. Была бы Мадина из другой семьи или, например, не знал бы я, из какой она семьи, и все было бы по-другому. Я бы не артачился, а отбиваться от излишней назойливости пришлось бы партнерше. И между нами, наверняка, уже все произошло бы. И не раз.
Но я знал семью Мадины, знал ее брата и сестру. Это меняло все.
Молния вжикнула, Мадина выждала несколько секунд, словно еще на что-то надеялась, и обернулась.
– Готова? – Я отступил на шаг.
– Готова.
– Пойдем?
– Пойдем.
Я никогда не думал, что лаконичность так радует. Не разговор, а сказка. Это, конечно, по сравнению с прежними разговорами.
Мадина взяла меня под руку, размеренным шагом мы двинулись в сторону ее дома.
– Кстати, по поводу «обращаться с предложениями помочь или спасти». – Мадина сделала голос мягче, в нем пробилась бархатная хрипотца. – Сегодня ты помог и спас. Значит, обращение было по адресу.
– Не играй словами. Все, что касается приключений, отныне – не ко мне.
– А если что, ты по дружбе поможешь мне с алиби, если я найду приключения в другом месте?
– Мадина!
– А что? Здесь сразу и помощь, и спасение, все как ты сказал.
Я отбросил ее руку и пошел рядом на расстоянии в полметра.
Мадина вновь схватила меня под локоть, о плечо потерлась ее ластящаяся голова:
– Шучу, непонятно, что ли? Какой ты суровый.
Ночной город тихо гудел, как успокаивавшийся улей, пчелки готовились к новому рабочему дню. Бедовая спутница держала меня под руку, но в освещенных местах и вдоль тротуаров, где нас могли увидеть, отходила на достаточное расстояние, чтобы у возможных свидетелей не закралось мыслей даже о нашей дружбе, не говоря о большем.
В одном из тенистых переходов Мадина поделилась:
– Во время танца Гарун шептал мне, что если хочу сбежать от скучных чудиков, то некий настоящий мужчина сделает все, чтобы настоящая женщина об этом не пожалела.
– Теперь понимаешь, почему брат пользуется успехом у женщин?
Мадина фыркнула:
– Между прочим, сегодня его прокатили.
– А у компании, из которой ты возвращаешься, такое «сегодня» – ежедневно.
Ко мне сочувственно прижалось девичье тело.
– Просто вы цены себе не знаете.
– Проблема в том, что ценником никто не интересуется, а любой товар, о котором не знают – каким бы он ни был замечательным – ничего не стоит. Если прорекламируешь в девичьем сообществе, будем рады. Только любопытно, как ты это сделаешь, чтобы не выдать свое инкогнито.
– Придумаю. Я большая придумывательница, ты не заметил? А что именно о вас расскажу, могу сказать тебе прямо сейчас. Ты надежный, Артур умный, Игорь нежный, Филипп милый. Даже Тим чем-то привлекателен. Он забавный и ранимый, а его гонор – защитная реакция от внутренней неустроенности. Он слабый, но так жаждет выглядеть мужественным… И я ему так нравилась.
– Ты всем нравилась.
– И тебе?
– У нас была такая униформа, что вывод очевиден.
Мадина усмехнулась, ее ладони оправили низ платья, донесся вздох:
– Опять краситься. Представляешь, какая морока?
– Очень стараюсь не представлять.
Она снова хмыкнула, дальше мы шли молча.
Перед подъездом на меня поднялся печальный взор.
– Спасибо. Вечер был… – Мадина вдруг хихикнула. – Он был незабываемым.
С этим я согласился:
– В нашей квартире о нем будут сложены легенды, они будут передаваться из поколения в поколение.
Приоткрытые губки долго чего-то ждали.
– Даже не поцелуешь?
Я молча отвел взгляд. Мадина сдернула куртку и тоже запихала в пакет, а пакет сунула мне в руки:
– Выброси, если больше ни на что не годишься.
***
Ночной город не отпускал меня долго. Мозги кипели. Перед глазами носились откровенные картинки.
После всего – вернуться к Гаруну, который едва не узнал в распутной красотке сестру, и к поехавшему крышей Тимохе? Увольте. Свежий воздух полезен, а мне сейчас как никому требовалось исцеление, желательно немедленное. Физическое и душевное.
Кое-что в этом зависело от меня, и, после некоторой борьбы, я стер снимки сокурсниц. Настя сделала это сразу, умная девочка. Нельзя оставлять компромат. Стоило затянуть – и вот уже Тимоха в курсе. Интрига с запятой во фразе «Сохранить нельзя стереть» давно развеялась, промедление могло выйти боком.
Теперь вопрос: куда же мне идти? Время шло, а в голове не родилось ни одной идеи – не только гениальной, решавшей сразу все проблемы, но даже средненькой по степени практичности. Мозги отказывались работать. Нагулявшись по улицам, я понял, что сколько бы ни оттягивался мной момент принятия очевидного решения, а принять его нужно. Решение состояло в том, что нужно идти домой. Или «домой», если выражаться точнее. Ночная прохлада постепенно остудила голову, нервы успокоились, организм напомнил о таком понятии как сон.
По возвращении помириться с Тимохой труда не составило. Он не держал зла, только посетовал, что я всей компании кайф обломал. Я ответил, что с моей точки зрения все было наоборот.
– Сказать, чем мы после вашего ухода всю ночь занимались? – поинтересовался Тимоха.
Ему очень хотелось, чтобы я спросил. Я спросил:
– Чем?
Надеюсь, организованно и быстро наводили порядок.
Ага, разбежались они. Размечтался.
– Завидовали, – объявил Тимоха. – Девушка пришла в гости ко всем нам, а ушла с одним тобой. Разве справедливо?
Гаруна в квартире не было, он ушел с рассветом, чему я был несказанно рад. Остальные внимательно вслушивались из своих кроватей.
Никто не знал, где я был и что делал, так почему не пустить пыль в глаза? Мужчины обожают хвастаться победами, в том числе мнимыми. Даже больше скажу: мнимыми – особенно, поскольку реальных обычно кот наплакал. И некоторыми реальными гордиться не стоило, о них хотелось бы забыть. Вот и получалось, что лучшие победы – те, которых не было. Что нафантазировали, тем и бравируем. Позорище.
А со стороны – каждый чуть ли не Казанова, и жизнь у него сверкает всеми красками. Потому что под жизнью и красками нам внушили понимать количество и разнообразие плотских удовольствий.
Кто внушил? Загадка. Но у него все отлично получилось.
– Ау, ты где? – Тимохин голос вернул меня в реальность. – Об этом и говорю. Почему одному так хорошо, что он плавает в неведомых, но вполне понятных эмпиреях, а остальным от одного вида такого плавания плохо?
О том, что «Мэрилин» – это Мадина, никто не знал, можно врать что угодно.
– Девушка со мной пришла, со мной и ушла, это справедливо. – Я распушил хвост заправским павлином, и все же слова подбирал такие, чтобы смысл получался туманным.
Совесть не давала выдать считаемое всеми действительным за истинно действительное. Совесть и страх. А если Гарун однажды все узнает? А если он уже догадался? Или Мадина проколется на чем-то и выдаст брату всю подноготную…
Тайное становится явным гораздо чаще, чем нам хотелось бы.
Я обличающе продолжил:
– И вы нарушили предварительные условия: «Дама не против любого веселого времяпровождения, которое не ведет к неприятностям». Было?
Филька с категоричностью встал на мою защиту. Даже надетые с моим приходом очки он снова снял, будто собрался драться. Он считал себя проигравшим более остальных, а виноват в этом был конкретный сокомнатник с татуировкой и завышенным самомнением. Игорь и Артур заняли позицию невмешательства, их конечное мнение выглядело так: «Мы понимаем порыв Тимохи, но девушку привел Кваздапил, и если сейчас поддержать последнего, он может еще кого-нибудь привести».
Вечные соглашатели.
Ну и хорошо.
– Всем спокойной ночи. Тушите свет.
Я проспал до обеда, затем еще несколько часов провалялся с книгой. Ничего умного в голову не лезло, будто меня по кругу красными флажками обнесли: «Осторожно, территория заражена, заминирована, простреливается, и вообще – посторонних здесь не любят». Знакомые лица выводили из себя, стены давили, хотелось простора для души и мыслей. Я отправился по магазинам, чтобы совместить полезное с крайне необходимым – моя часть холодильника по шкале пустоты приближалась к межзвездному вакууму.