Петр Ингвин
Кваздапил. История одной любви. Начало
Глава 8
После областного центра в нашей глуши оказалось тускло и тоскливо. Заняться нечем, пойти некуда. Первые впечатления от приезда улеглись, папа с мамой весь день на работе, сестренка трещала без умолку, сообщая новости, кто умер, кто женился, а кто из ее подружек с кем гуляет. До колик хотелось вернуться в иногороднюю самостоятельность, где никто не стоит над душой, а попытавшегося встать посылают в пешее путешествие по известному маршруту. С близкими родственниками такой финт не пройдет. Решение вновь уехать практически созрело, и тут мне позвонили.
Номер не высветился. Рука тянулась к телефону, призывно светившийся экран рисовал в мозгу соблазнительные картинки. Я сдерживался из последних сил. С первой минуты приезда душу рвали сомнения: что делать, когда Мадина позвонит? Именно «когда», никаких «если», я достаточно понял ее непробиваемую натуру. Летящий самолет не остановить, его можно только сбить. Или сесть к нему на борт. Вопрос: люблю ли я кататься на автобусе без тормозов? Такой подбросит до нужной точки со всеми удобствами, но он, во-первых, даже не такси, а общественный транспорт, а во-вторых, напоминаю, без тормозов, без серьезных травм соскочить не получиться. Но главное не это, то есть не забота о себе, любимом, электромясорубкой прокручивала мне мозги в фарш.
Жизнь на Кавказе наложила отпечаток, я жил двумя культурами и понимал обе. Каждая чем-то манила и чем-то отпугивала. Мне нравилась надежная патриархальность южных нравов, но одновременно нравилась легкость бытия у молодежи озападнившегося центра. С уважением относясь к одним традициям, я следовал более приятным другим.
Мадина сделала тот же выбор. Следует ли осуждать человека, который думает как я?
Но что-то во мне воспротивилось, и кнопка разговора осталась не нажатой. Но и сбросить звонок это «что-то» не позволило, чтобы для звонившего сохранялась интрига. Дескать, я не ответил не потому, что не хотел (ведь хотел!), а, наверное, не услышал. Не перезвонил, потому что номер скрыт. В следующий раз, мол, обязательно отвечу.
Если это Мадина, следующий раз не заставит себя ждать. Хватит ли у меня воли?
Брошенная на телефон подушка не помогла, уши еще долго слышали крик далекой души даже после того, как он умолк. Чтобы не терзаться, я отключил телефон.
Еще один день прошел бессмысленно и бездарно. Вечером сестренка потащила меня гулять. Ей всего четырнадцать, а разговоры только о мальчиках. И мальчик, как выяснилось, уже появился – во дворе нас поджидало нескладное чучело гороховое в бейсболке, кедах и джинсах, на которых дыр было больше, чем ткани. Поперек куртки – надпись по-английски с примитивно-тупым слащавым текстом. Парнишка сидел в круглой беседке, скрытой гаражами и деревьями. Идеальное местечко для молодежи, которая ищет уединения.
При моем появлении вид у пацана стал испуганным, что немного успокоило. Опасности в Машкином избраннике не чувствовалось. Ненавижу дерзких и борзых, когда дело касается близких мне людей.
– Саня, это Захар, он почти на год старше, живет в соседнем доме и занимается каратэ.
Чтобы не отвечать на лишние вопросы, сестренка называла меня просто Саней, родительское «Ксаня» напоминало ей Ксению. Я не возражал.
Парень недовольно протянул:
– Про каратэ не совсем правда, я только начал.
Честность – это хорошо. На правах брата, ответственного за порхающее рядом юное создание, я оглядел кавалера с нарочитой придирчивостью. Из-под кепки торчали темно русые патлы, уши оттопырены, лицо никакое. Именно так, никакое, и точка. Ни глупое, ни умное, ни наглое, ни забитое. Тонкие губы были крепко сжаты – будто боялись, что вылетит что-то непотребное. Щеки… У моей сестренки щеки во время разговора жили собственной жизнью, пластичные и растягиваемые, как меха гармошки, а у начинающего каратиста они оставались неподвижными, словно гипсовые.
Машка объявила непререкаемым тоном:
– Мы погуляем немного. Если что – скажешь родителям, что я весь вечер с тобой была?
Вот так. Растет сестренка. А я о чужих беспокоюсь.
– Машка, не в службу, а в дружбу, сгоняй домой за моим телефоном. Я его под подушкой забыл.
– А-а, понятно, хочешь с Захаром с глазу на глаз поговорить? Только не пугай сильно, у меня не так много ухажеров, как у Ирки Северцевой.
Вообще-то, позыв у меня был другой, но о нем я никогда не сказал бы вслух.
– Беги, разберусь.
Захар с тоской проводил глазами умчавшуюся Машку.
– Нотации читать будешь? – скривился он.
– Зачем? Вы оба взрослые люди, сами все понимаете.
Металлическая беседка скрипела проржавевшей крышей, мы с Захаром сидели друг против друга на затертой круговой скамье и смотрели в разные стороны. Пахло краской (в соседнем доме красили балкон на втором этаже) и сигаретным дымом, безоблачное небо радовало теплом и штилем. Лето. Привычное. Родное. Чудесное. Я словно вернулся в детство.
Машка обернулась пулей, из открытой двери подъезда уже слышался приближавшийся топоток – сестренка не хотела оставлять меня с поклонником надолго. По лицу Захара расползлась довольная улыбка, и я завершил речь:
– Только помни, что сестра у меня одна, и ты у себя один. Спасибо.
Последнее предназначалось протягивавшей мне телефон, взмыленной, как лошадь кавалериста после боя, бурно дышавшей Машке.
У дальнего подъезда нашего дома о чем-то срочном и невероятно важном судачили три старушки, около гаражей полная женщина выгуливала болонку, а вдоль пятиэтажной «хрущевки», расположенной напротив нашей, еще одна женщина, беременная, в джинсовом комбинезоне, медленно катила перед собой коляску. Больше во дворе никого не было. Асфальт дороги без бордюров сразу переходил в «клумбы», если так можно назвать участки под окнами, где росли березы и корявые кусты. Из пятиэтажки напротив истошный женский вопль позвал какого-то Федю, женщине ответил мальчишка из окна в другом подъезде того же дома: «Сейчас приду!»
Обычная жизнь. Ничего не изменилось. Впрочем, во времена моего детства звали Васю. Я не сомневался, что до темноты зов раздастся еще не раз, и каждый раз ему так же звонко ответят «Сейчас приду!» Меняются имена и фасоны одежды, но не провинциальные дворы. Любопытно смотреть на центр жизни своего детства как бы со стороны. Представляю, как на мою жизнь студента в областном центре (бурлящем котле событий нашего региона) поглядел бы столичный житель. Наверное, он бы тоже не впечатлился. На ярко-белом серое кажется черным. Все же, радовало, что этот природный закон работал и в обратную сторону.
– Ну, мы пошли. Не забудешь, что обещал?
– А я что-то обещал?
Машка свела брови в одну ровную короткую полоску:
– Сказать родителям!
– В смысле, соврать, что ты была со мной?
– Ага. Не забудь.
Молодежь отправилась по своим молодежным делам куда-то за гаражи, откуда дорога через арку выводила в соседний микрорайон, а я включил телефон. Руки почему-то дрожали. Пульс бил в голову. История вызовов сообщила, что скрытый абонент перезванивал еще трижды, затем пришло текстовое сообщение с номера, который не шифровался: «Как насчет еще раз в картишки перекинуться? Мухлевать не буду, обещаю. Завтра после шести у меня».
Настя. Солнце нашего курса. Ей стоило поманить пальцем, и у ног свалились бы штабеля желающих, но ей почему-то захотелось повторить со мной. Повторение, говорят, – мать учения. Мать-перемать. Как ее понимать? В прошлый раз мой неутоленный энтузиазм в полной мере обеспечил поддатую сокурсницу нужными впечатлениями. Выходит, я произвел впечатление. И лишние кило не оказались проблемой. У Насти тоже хватало лишнего, которое в определенные моменты совсем не лишнее.
Пересмотренные в телефоне снимки заставили сглотнуть и опасливо рыскнуть взглядом по сторонам, что оказалось своевременным: сестренка с парнем повстречали друзей, теперь объединившаяся компашка возвращалась. Кроме Машки и Захара там был расхлябанный детина с раздраженно прищуренными глазами, на вид – примерно призывного возраста. Он вел двух девчонок, держа за талии, – рыжую стройняшку и крупную высокую брюнетку. Захар, обладатель только Машкиной талии, люто ему завидовал, негодник.
Вышагивавший между девушек парень важно объявил:
– Какой-то жирдяй наше место занял.
– Сам ты жирдяй. Еще Дашку жирдяйкой обзови, – Машка посмотрела на рослую плотную брюнетку слева от себя, – увидишь, что она скажет.
Затронутая разговором девушка смутилась. Видимо, как и меня, ее нервировали казавшиеся лишними килограммы. Больную мозоль трогать не стоило. Не дождавшись поддержки, Машка помахала мне рукой.
– Это мой брат.
Светлая, смешливая, курносая, моя сестренка имела благостное личико ребенка, случайно оказавшегося в теле женщины. Сейчас она мне напоминала Хадю – такое же наивное мягко-хрупкое создание с женственными обводами и прочими необходимыми выпуклостями. В обеих чувствовалась подростковость, только Хадя благополучно вплыла во взрослость, а Машенька застряла на границе. Дочери, как считается, похожи на матерей, а наша мама не из худеньких, и подумалось, что прежде чем достичь маминых результатов, Машенька станет этакой Настей – златокудрой бойкой пышкой, по которой будут сходить с ума сокурсники. Пока же по ней сходил с ума только Захар, да и тот периодически косился на приведенных приятелем более созревших особ.
Мое поколение, с которым в свое время я здесь играл, дружил и дрался, разъехалось – по учебе, по работе, в армию. Кто-то загремел в места не столь отдаленные. Кто-то женился и переехал. Во дворе обосновалась новая компания, частью которой стала моя Машка. Верховодивший в компании долговязый парниша отличался худощавостью, но выглядел спортивно. Одет он был стандартно-неприметно, что объяснялось просто: в нашем городишке любое выделение из толпы рано или поздно каралось.
Девицы были примерно его ровесницами. Рыжая худышка с чутким носиком напоминала выискивающего добычу хорька. Она первой вырвалась из объятий, ее хлипкий задик оседлал перила беседки и, когда водрузился на парапет, даже проминаться оказалось нечему – ничего не облегло и не свесилось. Я говорю с такой уверенностью, поскольку вид снизу мне открывался чудесный.
Вторая – антипод предыдущей. Большая и плотная, пухлощекая, крашенная в цвет свежевымытого катафалка. Чернотой она походила на Мадину, волосы тоже просто спускались на плечи, но краска и естественность – разные вещи. Одна была, другая казалась. Лопающийся от содержимого бюстик брюнетки звал на подвиги, крупная фигура дышала чувственностью, однако во взгляде пряталась некая конфузливость за внешний вид и все, что происходило с ней и вокруг нее. Девушка, которую сестренка назвала Дашкой, словно стеснялась окружения, хотя, допускаю, всего лишь внутренне посмеивалась. Серые глаза как бы говорили мне: «Видите, уважаемый, чем дети тешатся? И мне приходится, я же как бы с ними».
– Какой, однако, у тебя брат. – Обе девушки смерили меня озорными взглядами, демонстративно ушедшими в плотоядность. – Познакомь.
Такое внимание к моей персоне сестренку обрадовало, подростки обожают, когда возникает повод чем-то возгордиться.
– Саня, это Данила, а это Ната и Даша.
Данила нехотя снизошел до рукопожатия, девушки кивнули. Данила распростер длинные руки, как Христос над Рио-де-Жанейро:
– Звезды нашего двора: Маша, Даша и Наташа. Не имена, поэма!
– Беседка превращается в трехзвездочную, – пошутил я.
Только рослая Даша чуть растянула губки, остальные не поняли или проигнорировали. Компания унылой змейкой втянулась в беседку. Я занимал крайнее место справа у входа, Маша плюхнулась рядом, между мной и спешно подсевшим Захаром. Даша томно расположилась напротив меня, по левую сторону входного проема, около Наташи, висевшей на перилах, как птичка на жердочке. Розовое пятно трусиков выглядывало из-под юбочки, задранные коленки этому сильно способствовали. Рыжую нахалку такие мелочи не волновали, хищный взгляд оглядывал меня с ног до головы – придирчиво, с профессионализмом оценщика, определяющего стоимость принесенной безделушки. Дескать, вдруг под неказистой поверхностью сверкнет драгоценность? Важно не упустить. А пока ничего не сверкнуло, нужно быть готовой к любому развитию событий. Для этого – на все намекнуть и ничего не обещать.
Данила остался стоять вне беседки, снова обняв обеих девушек, теперь за плечи.
– Закурить будет? – спросил он меня.
– Брат не курит, – влезла Маша.
Данилу мое общество откровенно злило: обе его подружки проявили интерес к более взрослому сопернику. И Машке, скорее всего, хотелось побыть в своем кругу. Мне так показалось. Поэтому я поднялся.
– Пойду, наверное.
Пробежавшийся по лицам взгляд поймал гамму чувств. Долговязый лидер удовлетворенно кивнул. Сестренка странно сжалась, но не возражала. Ее бойфренд-малолетка не знал, как воспринять высказанную идею, сам он моим соседством тяготился, но хотел слиться мнением с остальными. Зато обе девушки, большая и миниатюрная, однозначно огорчились. Крупная Даша перевела взор на Машку:
– Почему не предложишь брату посидеть с нами?
– А действительно, почему? – Сестренка обернулась. – Посидишь с нами?
– Зачем?
– Разве ты чем-то занят? – удивилась Машка.
Одновременно Данила съязвил:
– Сразу видно старпера, ровесник такой глупый вопрос не задаст.
После «старпера» во мне взыграло… или взбурлило… короче, что-то растормошилось. Зря парниша меня задел. Настя ждет меня только завтра, до завтра будет тянуться невыносимая бесконечность. Время ожидания надо как-то убить. Почему заодно не подгадить малолетнему засранцу? Его понять легко: кому понравится, что в компании появился кто-то старше и, скорее всего, сильнее и умнее? Был бы вежливее, остался бы царем горы, а теперь – поборемся. Жизненный опыт против наглости и самомнения.
– Как говорил незабвенный Пятачок, до пятницы я абсолютно свободен.
Я откинулся спиной на решетчатую стеночку. Пригласили? Мучайтесь.
Повисла тишина. Девушки ждали чего-то от парней, Захар, типичный «гамма» (если не «омега»), волею случая выбившийся в «беты», молчал в присутствии самцов более высокого ранга, а я, оказавшийся с Данилой в «альфах», инициативы не проявлял. Вопрос «Зачем?» облили сарказмом, теперь мое дело сторона.
Машка хоть и оказалась в компании самой мелкой, не выдержала первой.
– Сыграем во что-нибудь?
– Например? – чирикнула Наташа со своего насеста.
Мерзавка. Хоть бы коленки свела.
– В бутылочку!
– С братом? – Данила поморщился.
Маша хлопнула ресницами:
– А что, брат у меня славный, я его с удовольствием поцелую.
– Я тоже. – Наташа хитро подмигнула.
– У вас здесь тоже есть брат? – пошутил я.
– Разве меня много? – возмутился рыжий хорек на жердочке. – Прошу не выкать, если ты не мент, а я не на пенсии.
– Зато меня много. – Даша сделала упор на слово «меня». Ее светлые глаза наполнились горькой самоиронией, губы на миг поджались, словно она хотела заплакать. Секундный позыв миновал, передо мной вновь сидела уверенная в себе молодая… ну, юная женщина, у которой все соблазнительное гордо выпирало и предлагалось как хлеб-соль дорогому гостю. – Разрешаю выкать, тыкать и даже мыкать.
– Ты за словами следи, – хохотнула Машка, и мне в бок прилетел острый локоток, – а то Саня действительно тыкнет.
– Так тыкнет, что только мыкнешь, – презрительно добавил Данила.
– А то и ейкнешь, – поддержала Наташа, у которой подруга отобрала мое внимание.
Ее тонкие губы раздвинулись в циничной ухмылке, глаза сузились.
Я понимал, что за колючей ядовитостью пряталась обычная неустроенность, так свойственная подросткам. Мир еще изучается, ответные реакции не всегда понятны и непрогнозируемы, поэтому защитой выступала улыбочка, на которую легко списать все ляпы. Поняв, что вернуть к себе интерес можно только чем-то действенным, Наташа еще больше расширила мне вид на розовое пятно и вкрадчиво сообщила:
– Наша Даша такая: типа, почему бы не мыкнуть, чтобы потом хорошо оттебякали?
Беседа выходила за грань светского разговора. Сестренка напряглась, на меня вскинулся ее беспокойный взгляд:
– Не принимай всерьез, мы так шутим.
Наташа пожала плечами, на которых по-хозяйски лежала рука Данилы:
– Кто шутит, а кто нет. Когда меня тыкают, во мне все ейкает, я онкаю, и сразу хочется васкать, ихкать и оникать.
– Успокойся, все поняли, что ты прекрасно разбираешься в местах… в местоимениях. А я… – Даша картинно вздохнула. – Вот вечно я так. Брякну не подумав, а потом расхлебывать. И ничего не поделать, слова сказаны.
Даниле категорически не нравилось происходящее. То, что началось как легкий флирт, постепенно перетекало за грань приличий, и пусть большинство не возражало, но местный заводила терял главенство. Он кивнул Захару, тот достал из-под скамьи пыльную пивную бутылку, будто специально дожидавшуюся звездного часа. Переданная Машке, она вернулась на землю, в центре беседки закрутился волчок.
– Захар! – Объявив результат, сестренка снова с силой провернула бутылку.
На этот раз носик остановился между Наташей и Дашей, где позади стоял Данила. Его в расчет не взяли, началось выяснение, к кому из девушек ближе указующее горлышко. Большинством голосов сошлись, что счастье выпало крупной Даше.
– Единственный плюс быть толстым, – фыркнула Наташа, чью кандидатуру не поддержали. – Трудно промазать.
Даша не была толстой, она плотная и рослая, вроде меня. На выпад она не отреагировала, и вместе с первым выигравшим они потянулись друг к другу, губы встретились.
В мое время во дворе в бутылочку не играли. Наши пацаны не разделяли единого подхода к развлечениям, отчего составились разрозненные группы по интересам, разбившись на любителей спирта, спорта и компьютеров. Вместе вставали только за честь двора. Дворовые девчонки были разновозрастными, одни таскали с собой мелких братьев и сестер и все время на что-то отвлекались, вторые крепко держались за своих парней, третьим категорически не нравились оставшиеся мальчишки, и они предпочитали кого-то со стороны. А с четвертыми никто не захотел бы целоваться даже под страхом смерти. Теперь я с недоумением смотрел, как парень моей сестры целуется с другой девушкой, а Машка относится к этому совершенно нормально. Не понимаю современную молодежь.
Нет, внутри у сестренки не все было в порядке.
– Хватит уже, сколько можно. – Под ногами целовавшихся она вновь запустила стеклянный волчок, отчего подвинутая парочка едва не завалилась набок.
– Не виноватая я, он сам пришел, – возвращаясь на место, отшутилась Даша фразой из старинного фильма.
Покрасневший Захар стирал с губ следы помады, Машка надуто отвернулась от него.
Второй тур указал на меня и снова на Дашу.
– А я о чем говорю? – съязвила Наташа, глазами обрисовав гигантскую окружность, в которой подразумевалась удачливая подружка.
– Как сказал классик, красоте требуются жертвы. – Даша оказалась передо мной настолько быстро, что показалось, будто ее телепортировали.
Я поднялся. Ростом мы оказались почти одинаковы. Близко посаженные глаза делали широкое лицо девушки еще шире, но при опускании взгляда иллюзия полноты терялась, плотно сбитое тело выглядело соразмерным и дышало женственностью. Чувственный рот с удовольствием обтек мои губы. Ниже тыкнула грудь. Я мыкнул. Познакомившиеся языки оникнули. Игра местоимений оказалась чудесной. Превратившиеся в глаголы, они не опустились до вульгарности высказанного рыжим хорьком, но витали весьма близко к тем смыслам. Во мне поднялась теплая волна, губы и мысли стали горячими.
– Пардоньте, дайте и другим сыграть. – Машка с лукавой улыбочкой раздвинула меня и Дашу, бутылка вновь раскрутилась.
Дыхание никак не выправлялось. Мы сели на места, но взгляды, словно магниты, нашли друг друга, серые девичьи глаза что-то выискивали во мне, мои рылись ответно.
Игра? Ну-ну. Если игра, то совсем не детская.
Данила думал с точностью до наоборот.
– Что за детский сад? – Он скривил губы, затем сплюнул. – Следующий тур давайте с объятиями.
Я с тревогой оглянулся на сестренку. Ее плечи виновато вздернулись:
– Это же просто игра, Саня, ничего серьезного.
Целоваться выпало Наташе и Захару. Рыжий чертенок бодро соскочил с жердочки, тела прижались, руки обвились. Два лица слились, поедая друг дружку с жадным прихлебыванием.
– Достаточно. – Машка хмуро полезла с бутылкой на середину, не давая победителям тура насладиться моментом.
А я смотрел на Дашу. Она не отводила взгляда меня. То, что происходило рядом, больше не трогало душу. Сестренка сама разберется с нерадивым дружком, ежу понятно (но, к сожалению, только не влюбленной малолетке), что он ей не пара. Во мне росло будоражащее возбуждение, в мозгу пульсировал вопрос: а надо ли куда-то ехать? Настя, это, конечно, Настя, златокудрый ангел грез, фантомная боль надеющегося организма. Однако, здесь тоже прорисовывается что-то взрывоопасное. Когда на тебя смотрят так, как Даша, это всегда что-то значит. Любопытно одно: сколько же лет рослой соблазнительнице, чей возраст на взгляд не определялся. Ныне встречаются пятиклассницы, которых не отличишь от студенток. В этом плане Настя выигрывала в надежности, жар воспоминаний влек к известному, и Даше придется постараться, чтобы решение переменилось. Кстати, сейчас, на расстоянии вытянутой руки, его очень хотелось переменить.
– Ну? – Сестренка бедром пихнула занятых друг другом победителей.
Наташа не пожелала отлипать от покорно опустившего лицо и руки Захара.
– Надоела ты со своей ревностью, – объявила она Машке. – Не хочешь играть – хотя бы другим не мешай.
Ее хлипкая фигурка раздраженно расправила крылышки и вспорхнула на любимый насест.
Стеклянный указатель остановился на мне.
– Ну, Саня, готовься. – Машка с улыбкой вновь раскрутила бутылку.
И опять горлышко, как заколдованное, уткнулось в мою ногу.
– Не понял. – Я обернулся к сестренке. – Пропускаю, что ли? Или самого себя целовать?
– Один момент…
Зеленый снаряд вновь поднял пыль, превратившись в юлу… и в третий раз ткнул в меня перстом судьбы. Захар осторожно напомнил:
– Правила бывают разные. Кто-то вертит еще, у кого-то выбранным считается следующий по часовой стрелке…
Даша встрепенулась, взгляд с надеждой обежал приятелей: именно она сидела слева от меня через проход. Встряла Наташа:
– Судьба указывает нам на героя дня. Пусть он сам выберет, кого хочет.
Она поелозила бедрами по перилам, выставленные коленки упрямо глядели на меня. Тонкие ноги даже в сведенном виде ничего не скрывали, скорее намекали и предлагали. Рыжая бестия изо всех сил привлекала мое внимание, показывая, что я не на ту запал и что рядом есть возможности не меньшие, пусть они и прячутся в глубине. Дашины прелести сами лезли в глаза; казалось, что любой ветерок их колышет, а случайная встряска приведет к большому землетрясению. Потому рыжей стервочке приходилось доказывать, что она тоже соблазнительна. Хиленькие плечи переходили в маленькую грудную клетку, славную тугими пупырышками, которые смотрелись такими исключительно из-за присутствия рядом объемистой подруги. Из-за худобы сложение Наташи казалось больше детским, чем женским, но тонкие ноги и узкий таз – тоже шарм своего рода, вот Наташа и старалась. Честно говоря, я назвал бы ее красивой, если б не оценивающее выражение риэлтора, делавшее лицо неприятным, а красоту сводившее на нет.
Между тем, все ждали моего решения.
– Выбираю сестренку.
Я склонился к Машке и чмокнул ее в гладенькую прохладную щечку.
Машка воссияла новогодней елкой. Как же, ее признали в собравшейся компании самой-самой!
– Извращенец, – проворчала Наташа, поиграв краем юбки, словно проветривая. – Выбирать для интимных игр родственницу – инцест. Если не хочешь, чтобы о вас поползли слухи…
Машка побелела.
– Правда, Саня, это неправильно, – просительно протянула она. – Мне приятно, но выбери другую.
– Он уже выбрал и поцеловал, – с пакостливым удовольствием констатировал Данила.
– Давай я тебя так же поцелую, и ты скажешь, считается это или нет, – отбрила Машка.
– К тому же, он не обнял, – тихо добавила Даша.
Наши с ней взгляды вновь пересеклись. И зацепились. Заискрило. Меня будто краном подняло, ноги сами шагнули вперед, а руки, без участия мозга, на одних рефлексах, призывно поднялись.
– Тогда выбираю Дашу.
– О-о, да тут новые отношения складываются. – Наташа прекратила игры с юбкой, и колени, наконец, соединились вплотную, а взор потускнел.
Объятия получились самыми настоящими, поцелуй – яростным, сладким и многообещающим. Тела проснулись. Сознание поплыло. От наших действий распалились зрители. Донесся голос Данилы:
– Давайте разнообразим. Со следующего раза выбранная девушка будет сидеть на коленях парня.
Оторваться от нежелавшего свободы мягкого счастья было трудно, но я справился и покосился на сестренку. Так дело не пойдет, пора прекращать провокации. Одно дело мы – взрослые и те, кто уже почти, и совсем другое – всякие шмокодявки, у которых на губах молоко не обсохло. Умненькая Наташа перехватила взгляд и что-то шепнула Даниле.
– Молодежь, вы же куда-то шли, пока нас не встретили? Вот и идите, не мешайте дядям и тетям.
Машка надула губки, зато Захар вскочил с радостью. Машка поднялась демонстративно медленно, чтобы оставшиеся почувствовали всю глубину ее возмущения и своего морального падения, и они с Захаром, наконец, отбыли. В беседке остались четверо: я, Данила, Даша и Наташа.
– Даша, крути, – распорядился Данила.
Как я уже понял, ни Даша не была его девушкой, ни Наташа, при этом лихая троица прекрасно чувствовала себя вместе, пока не появился я. Теперь девушки боролись за внимание нового кавалера, а недавний баловень судьбы ощущал себя обделенным. Он о чем-то пошептался с девчонками, обе нехотя кивнули. Вообще-то, шептаться при посторонних – неприлично, но, с другой стороны, если посторонних нет – зачем шептаться? У шепота должен быть смысл. Может быть, в моем присутствии девушкам напоминали про некие планы, о которых мне, как брату Машки, знать не следовало, чтобы не рассказал сестренке.
Игра продолжилась. Теперь со стороны Данилы неприятия не было, он словно бы подталкивал меня к более откровенным действиям.
– Везунчик, – сказал он, когда после застывшей в нетерпении Наташи, на которую горлышко указало первой, оно остановилось около меня.
То, что недавно висело на жердочке прикрытое розовым и, после ухода Маши и Захара, лишь на минуту распласталось по деревянным доскам круговой скамьи, превратилось в вихрь, налетело и оседлало мои колени. Моя шея попала в капкан, а чужой рот показал все, на что способен сам и что обещало все другое, еще незнакомое со мной столь близко. Я машинально свел руки в ответном объятии. Даша презрительно скривила губы, но взгляда не отвела. Распыляясь под напором Наташи, я одновременно косился на вторую игрунью, которая вдруг улыбнулась и послала обнадеживающий воздушный поцелуй: «Все понимаю и найду чем ответить на потуги рыжей выскочки». У меня вспотела спина. Пусть по сравнению с мальчишками двора я выглядел мешковато, зато весомо и солидно. Понимаю, почему вызвал ажиотаж. Имейся выбор, мне никогда не достичь такого успеха, но на безрачье и креветка омар. Как же приятно оказаться в нужное время в нужном месте.
Данила вскинул голову, вглядываясь куда-то вдаль позади меня. Я обернулся. Возвращались Машка с Захаром, и делали они это максимально быстро. На обоих, как говорится, лица не было, они почти бежали, изо всех сил стараясь сохранить достоинство и не превратиться для окружающих в испуганных детей, которыми, в сущности, быть еще не перестали. Машка едва не ревела, а кавалер мог спрятаться на фоне машины «Скорой помощи», если глаза закроет. У него даже губы побелели.
Достигнув беседки, Захар бросился к Даниле и зашептался с ним, а сестренка виноватой походкой гусеницы просеменила ко мне. Ее опущенные глаза пытались сквозь землю разглядеть Америку на той стороне планеты.
– Саня, тут такое дело… Мы шли… Мальчишки с соседнего двора начали меня задирать, а Захар ответил. Слово за слово… В общем, получилось, что он оскорбил их, и нашему двору забили стрелку. Через три часа в парке. А у нас все разъехались на лето. Кто остался – сейчас все здесь, это Захар и Данила. Пойдешь с ними на разборку с соседями?
– За них – нет. – Я выдержал паузу. – За тебя – да.
– Спасибо! Я знала, ты настоящий брат!
Даша с Наташей ревниво проследили за последовавшими сестринскими объятиями.
Приятно чувствовать себя востребованным. Хорошее выдалось лето. Что ни день, то приключение, а лето ведь только началось.
Как пояснил Захар, противников будет человек десять, в основном малолетки. Раньше в нашем дворе такие даже за боевые единицы не считались. Я размышлял, могу ли рассчитывать на знакомых из своего круга. Старая дворовая компания распалась, новое поколение в количестве двух особей сейчас таращило глаза в надежде на чудо. Данила – парень не промах, иначе не вылез бы в лидеры, Захар – просто пушечное мясо, хоть и мнит себя каратистом. Точнее, его мнят. Я тоже не боец в полном смысле слова, если сравнивать с теми, для кого это профессия или привычное развлечение. Но за себя и, тем более, за сестру постою. Нескольких пацанят явно стою.
Перебор в уме прежних приятелей ничего не дал. Почти все, с кем я учился и дружил, сейчас далеко, остались двое: обремененный близнецами молодой папаша, которого не хотелось впутывать в неприятности, и опустившийся одноклассник-выпивоха, связываться с которым выйдет себе дороже. В момент раздумий, на кого еще можно положиться, в кармане затрезвонило.
– Здорово, братан, – понесся из телефона знакомый гортанный говор, – на вечер галстук не одолжишь? Намечается культурное мероприятие с возможными некультурными последствиями, а у меня, как назло, все либо порвано, либо отдано.
Судьба подкинула идеальную кандидатуру, но время играло против. Не получится помочь друг другу, хотя оба могли бы.
– Я далеко.
– Жаль. – Гарун на секунду задумался. – Насколько далеко? А то, может быть, все решаемо.
– У родителей. – Я тяжко выдохнул.
– Да, не близко. И энтузиазма не слышно. Наверное, скука смертная?
– Не сказал бы.
Что-то насторожило друга.
– Так, выкладывай, где ты и что делаешь?
– Не поверишь: собираюсь на стрелку с малолетней шпаной.
– Ты?! Как угораздило?
– Из-за сестры.
– Понятно. Куда подъехать?
Вариант зубодробительно чудесный, но невыполнимый.
– Не успеешь. – Я еще раз вздохнул. – Стрелка через три часа, а электричкой или автобусом со всеми их остановками в наш городок добираться дольше.
– Адрес у меня записан, жди. – Дыхание Гаруна сбилось, словно он куда-то бежал.
– Говорю же: не успеешь!
– Сейчас скорый поезд отправляется, он идет через твои чепыжи. Если поторопиться…
– Гарун, поезд у нас не останавливается, здесь только электричка…
