Павел Соболев
Миф моногамии, семьи и мужчины: как рождалось мужское господство
7. Ну а что мужчины?
Когда лет девять назад подруга поделилась, что после замужества секса в её жизни стало меньше, меня это озадачило. Ведь народный стереотип гласит, что как раз в браке секс становится легкодоступным, а значит, и почти ежедневным. Но подруга прямо изрекла: "теперь с мужем секс возможен только раз в месяц, да и то под дулом пистолета…" Мне это запомнилось и вспоминалось каждый раз, когда об этом рассказывали всё новые подруги, вышедшие замуж.
Тогда это уже заставило задуматься. В то же время на просторах Интернета попались две большие заметки с описанием женских жалоб на мужчин, не желающих заниматься сексом: в красках описывалось, как женщины месяцами (!) пытаются всеми правдами и неправдами склонять своих партнёров к сексу, но те… оказываются слишком ленивыми.
Одна из заметок была в блоге prostitutka_Ket – Екатерина Безымянная писала, что ей приходит много писем от читателей. "И вы даже представить себе не можете, в каком количестве мне пишут женщины, чьи мужчины всячески избегают секса, или занимаются им в духе "да на тебе, отстань уже от меня…"
Можно было бы подумать – что все эти женщины стары, а их мужчины уже давно перешагнули тот рубеж возраста, когда в жизни не остается ничего, кроме утки и клизмы, но… Если свести почти каждое такое письмо к одной фразе, то это будет выглядеть примерно так:
"Мне 22, ему 28, он спит со мной раз в месяц", "Мне 26, ему 32, секса у нас не было уже полгода", "Мне 35, ему 40, как только я начинаю его стимулировать, он уходит спать в другую комнату…". Таких писем не-ре-аль-но, просто таки зашкаливающе много", пишет автор.
Тогда-то пазл и начал складываться. Весь ворох известных мне случаев, когда мужчины отлынивали от секса, из разрозненной массы стал превращаться в осмысленную картину. Доминируемое знание пробилось к свету.
Когда в 2003-м эксперт по отношениям Мишель Вайнер Дэвис написала книгу "Брак, изголодавшийся по сексу" о снижении сексуальной активности между супругами, она не ожидала, что потом её завалят письмами. И писали главным образом женщины, жёны: они сокрушались, что их мужья перестали реагировать на них и будто бы избегают, это изводит женщин месяцами, а порой годами. После этого автор быстренько набросала второй бестселлер – "Изголодавшаяся по сексу жена: что делать, когда он потерял желание" (Weiner Davis, 2008).
В 2008 в США вышла книга и других авторов под названием "Он больше не в настроении заниматься этим: Почему мужчины перестают заниматься сексом и что вы можете с этим сделать" (Berkowitz, Yager-Berkowitz, 2008), где было прямо обозначено, что утрата секса в браке – явление очень распространённое. Супружеские пары, полностью переставшие заниматься сексом или же занимающиеся около 10 раз в год, в американской сексологии называются «no-sex» и «low-sex» соответственно, – и число таких пар в сумме достигает около 20 млн по всем США (Johnson, 2016, p. 24). До 20 % американских пар занимаются сексом реже, чем десять раз в год (Райан, Жета, с. 402). Снижение сексуальной активности в браке носит универсальный характер, и характерно даже для Китая, где более 70 % разводов там инициируют женщины, "причём одной из основных причин является неудовлетворённость женщин сексуальной жизнью" (Почагина, 2008).
Да, мужчины не такие и мачо, охотники за плотскими утехами, как это транслирует культура.
В свои 22 года я плотно дружил с тремя девчонками, сообща снимавшими квартиру. Все они сидели на одном сайте знакомств, и мужчины часто писали им смелые сообщения в духе "Напиши свой адрес, я сейчас же приеду и «взгрею» тебя так, что все последующие мужчины будут блеклыми, как моль". Девчонки показывали мне немало таких сообщений. И в качестве эксперимента они потом забавлялись – в ответ на одно подобное предложение сразу написали свой адрес с комментарием "Жду. Я сейчас одна. Позвони в дверь тремя короткими нажатиями".
Надо ли объяснять, что этот виртуальный мачо затем не только не приехал, но больше не реагировал даже на сообщения? "Все они герои по ту сторону экрана", смеялись девчонки. Опыт в этом деле был у них богатый, можно составлять каталоги.
Что это за тенденция? Мужчины больше бравируют, нежели воплощают в действительности? Просто реализуют культурные сценарии, которые предписывают им быть ненасытными, но в итоге дрейфят?
Когда делишься с друзьями всеми подобными случаями и подозрением, что высокая мужская сексуальность, похоже, просто миф, то можно ждать неожиданных откровений. Один разводившийся в тот момент друг, выслушав мои истории, будто выдохнул, сбросив с себя трёхлетнее проклятие, и сказал: знаешь, а ведь все эти годы я думал, что со мной что-то не так… Она хотела секса почти каждый день, и я старался через "не могу". Я ведь реально думал, что я какой-то не такой, и надо лечиться…
Кстати, если на «Amazon» найти упомянутую выше книгу "Он больше не в настроении заниматься этим" и почитать отзывы, то без труда можно найти такие: "Хорошая книга, заставила меня чувствовать себя менее одиноким" или "Наконец-то какая-то полезная информация, чтобы сказать мне, что я не один в этом и я нормальный!", и т. д. То есть, во-первых, да, мужчин, переставших заниматься сексом в браке или же занимающихся через силу, действительно много; во-вторых, их самих угнетает такое положение дел, заставляя чувствовать себя «ненормальными», "не такими, как все". Мифология мужской одержимости сексом очень токсична для мужской самооценки.
Одновременно с этим страдает и самооценка женщины, ведь вобрав в себя всю эту мифологию, но на практике не встречая ожидаемого рвения со стороны мужа, она склонна искать причину в себе: располнела? утратила привлекательность? больше не желанна? Всё это только увеличивает шанс поиска ею опровержений где-нибудь "на стороне". Потому-то для истинных любителей женщин кольцо на её пальце – не знак «стоп», а скорее зелёный свет. "Нет никого более истосковавшегося по мужской ласке, чем замужняя женщина", говорил мой опытный друг.
В 2011 году мир столкнулся с феноменом "50 оттенков серого" – эротический роман Э. Л. Джеймс, в миг ставший бестеллером и переведённый на 51 язык. За несколько лет в мире было продано более 100 миллионов экземпляров этой трилогии, а в 2012-ом книга стала самой продаваемой книгой и в России. И кто раскупил все эти миллионные тиражи? Мужчины? Основным покупателем "50 оттенков серого" стали замужние женщины старше 30 лет (поэтому журналисты прозвали роман "маминым порно"). Скорее всего, именно замужние женщины потому, что, как известно сексологам, секса в браке, как и в любых долгих отношениях, становится меньше, и потому эротический роман мог быть попыткой восполнить дефицит.
Но если вдуматься, сколько в нашей культуре украдкой рассыпано подобных свидетельств, которые мы не хотим замечать или же замечаем, но с юмором, будто это нечто нетипичное?
Анекдот:
Забегает муж домой, хватает жену за руку, несётся в спальню, бросает на кровать…
Жена в шоке, за 20 лет такого не было!
Муж заваливается к ней, накрывает их одеялом с головой и говорит:
– Смотри! Часы купил… светятся!!!
Комедийный сериал "Счастливы вместе" с вечными и паническими увиливаниями Гены Букина от домогательств его жены помните? И ведь это реально вызывало улыбку. Но почему? Почему мы реагируем смехом на подобное положение дел?
В природе смеха пытались разобраться многие философы прошлого, и они сходились в том, что смех вызывает всё, что вскрывает культуру как фарс, как нечто, что должно быть, но совсем таковым не является. Смех – это реакция на брешь в культурной ткани, в которой проглядывает отрицаемое, но всё же реальное положение дел. То есть это реакция на запрещённую правду, случайно вдруг обнажённую. "Преувеличение комично, когда оно вскрывает недостаток" (Пропп, 1976, с. 67). "Искусство карикатуриста в том и состоит, чтобы схватить порой неуловимую особенность и сделать её видимой для всех увеличением её размеров" (Бергсон, 1900, с. 28). "Гипербола смешна только тогда, когда подчеркивает отрицательные качества, а не положительные" (Пропп, с. 68). "Всё комическое обнажает недостатки" (с. 71).
Как-то я присутствовал на лекции, где сексолог рассказывала о гармонии в браке. Один слушатель начал задавать вопрос, и в нём прозвучала фраза "когда женщина постоянно требует, а мужчина увиливает" – вся аудитория тут же прыснула со смеху. Какая-то женщина, сдерживая смех, попыталась возразить, мол, всё совсем наоборот, но народ разразился ещё большим смехом. И это действительно было забавно.
"Взрывы смеха – и обманный мир распадается" (Шкуратов, 1997).
Доминируемое знание (то, что сокрыто культурой, отрицаемо ею) и вызывает смех. Должно быть вот так, но происходит совсем иначе, – и именно тогда становится смешно, ведь все мы усердно делаем вид, что всё обстоит именно так, как должно обстоять. Хоть на самом деле это и не так. Таким образом, смех как бы оказывается признанием фарса, невозможности осуществляемого, и на что просто принято закрывать глаза. Смех является знаком нарушения правил условной игры. Именно условной, то есть совсем не обязательной, но функционирующей по типу "так принято".
Смех плотно переплетается с явлением карнавала, на время которого все сложившиеся общественные иерархии и нормы упраздняются, люди будто выдыхают накопленную культуру и на мгновение позволяют себе побыть свободными от неё (Бахтин, 1986, с. 298). В этом же ключе и явление русской частушки, в основе которой лежит возможность сказать о том, о чём говорить не принято, формат частушки даже требует табуированных тем (Адоньева, Олсон, с. 201), в силу чего частушка и стала незаменимым средством критики социальной реальности. "Комический эффект частушки определяется её функцией: частушка оглашает скрытое, вбрасывает в сферу общего обсуждения. Частушечная речь отменяет ту социальную иерархию, которую другие формы коммуникации формируют и поддерживают. Смех, который обычно сопровождает исполнение частушек, представляет собой реакцию на открытое высказывание исполнителем того, что обычно замалчивается. Частушка позволяет обществу стать на мгновение открытым" (с. 209).
Наверное, не зря немалое внимание частушка уделяет сексу и половым органам (с. 210). Для частушки характерно, что к ней прибегали только социальные низы (женщины и молодёжь), поскольку их доступ к высказываниям в публичном пространстве был сильно ограничен (с. 202). То есть здесь налицо факт существования (и противостояния) доминирующего знания (о чём можно и нужно говорить) и доминируемого (о чём принято молчать), и именно последнее, как-либо проявившись, вызывает у людей смех. В этом плане недалеко ушёл и анекдот, рассказывая который, "мы смеёмся над попытками культуры контролировать нас и таким образом уничтожать" (с. 229). Иначе говоря, мы смеёмся, когда запретное знание выплывает наружу, и король оказывается голым.
"Что вы, жёны, думаете, – кричит разъяренный супруг-ятмул, – я из железного дерева и могу совокупляться с вами столько, сколько хочется вам?" (Мид, 2004, с. 193). Забавная сценка, не так ли?
Мой друг – красавчик, пользующийся большим спросом у женщин, – однажды поведал, как от всего этого устал. Ему было трудно поддерживать общение с женщинами, с которыми он хоть однажды имел секс, так как при каждой следующей встрече они всячески стремились вновь свести общение к этому же. Наиболее близкая его подруга, с которой встречался больше года, регулярно зазывала на свидания, и он всё чаще выставлял условие:
– Хорошо, давай, но только без секса? Просто прогуляемся, поговорим…
– Так легко, – отвечала она. Но при встрече же вновь запускала руки туда, куда решено было не пускать. И регулярно происходили стычки, вплоть до сильных ссор по этому поводу.
В советской психиатрии даже описан крайний пример такого сценария. Мужчина на фоне некоторых жизненных стрессов больше двух месяцев не проявлял сексуальной активности. "На упрёки жены в прекращении половой жизни отвечал нервными срывами, после которых чувствовал крайнюю разбитость и не мог заснуть. При очередной попытке жены склонить его к половой близости неожиданно для себя ударил её, от чего она скончалась" (Нохуров, 1988).
Но раз культура запрещает сексуальность женщины, то для объяснения того факта, что секс вообще случается, необходимым образом возникает концепция мужской одержимости сексом, сексуальным монстром объявлен именно мужчина. При этом роль полового гиганта, диктуемая культурой, выписывает занятные фортеля: стоит только мужчине откровенно сказать женщине, что к сексу он в целом равнодушен, так тут же будет с удивлением осмотрен с головы до ног, будто школьник на предмет ветрянки, и потом прозвучит сакральный вопрос: у тебя не было никакой детской травмы?
Ещё поэтесса XII века Мария Французская писала о рыцаре, который не смотрел на женщин, что это "большое зло и проступок против природы" (Оссовская, 1987, с. 90). Мужчина должен смотреть на женщин, в этом посыл.
В нашей культуре принято считать любовные подвиги достоинством мужчины и это оказывается явным давлением на него. И потом молодым парням очень сложно признать, что они лишились девственности далеко не в 16–18, а позже, и тот факт, что им совсем не хочется заниматься сексом семь дней в неделю. Когда мне было 24, моя сексуальная наставница десятью годами старше учила: если скажешь девушке, что к сексу ты спокоен, то сразу для неё утратишь интерес… Ей важно оставаться сексуально желанной.
"Иногда мужчина не столько не может, сколько не хочет, но считает, что должен, потому что боится быть неправильно понятым. Отказ со стороны мужчины воспринимается как знак его несостоятельности или как личное оскорбление. Мужчина – пленник стереотипных представлений о собственной силе. Хотя мужчины и много говорят о сексе, в некоторых вопросах они более скрытны, чем женщины. В одном американском исследовании (было опрошено 52 000 человек) молодые мужчины предположили, что девственников среди них – только 1 %, а фактически таковых оказалось 22 %" (Кон, 2004, с. 142). "Традиционная модель сексуального поведения склонна приписывать всю активность, начиная с ухаживания и кончая техникой полового акта, мужчине, оставляя женщине пассивную роль объекта. Строго говоря, эта модель никогда не соответствовала действительности" (с. 144).
Вспоминая юные годы, могу сказать, что друзья часто говорили о девчонках и сексе, и я в этих беседах, больше похожих на браваду, тоже участвовал. Но вот уже тогда осознавал, что делаю это скорее потому, что так принято, нежели я этого в действительности сам хочу. Как-то, уже лет в двадцать, ехал на другой конец города к девчонке, пригласившей пить вино, а сам думал: сидел бы сейчас дома, читал книгу, и никакой суеты… Возможно, мало какой мужчина может позволить себе такие изобличающие самокопания. Хотя уверен, основа для них имеется у многих.
Когда мне было уже около тридцати, с коллективом девчонок я сидел в восточном ресторане, и у нашего столика вдруг начала виться исполнительница танца живота, надолго задержавшись рядом со мной, в полуметре от лица тряся блестящими монистами. Боковым зрением я видел, как девчонки с улыбкой наблюдали за мной, и потому не нашёл ничего лучше, чем жадно глазеть на эту танцовщицу, хотя внутри реально совсем ничего не дрогнуло, и я просто исполнял ту роль, которая, думал, от меня ожидается.
Уверен, точно так же парни с упоением обсуждают свой сексуальный опыт, большую женскую грудь и всё подобное, – потому что считают такое поведение «нормальным», чем-то должным, а не потому что это им реально интересно.
Вера в превосходство мужского сексуального желания так сильна, что люди в целом склонны не верить мужчинам, заявившим, что они стали жертвой женского принуждения. По некоторым данным, из двухсот парней 24 % могут признать, что были жертвами сексуального насилия со стороны женщины (Келли, 2000, с. 680). Лишь 1,5 % женщин достаточно смелы, чтобы признать факт собственного принуждения мужчины к сексу (с. 681). Наиболее распространённой стратегией склонения мужчины к сексу оказывается не применение силы (хотя в 14 % случаях происходит именно так), а простой шантаж или угроза распространения порочащих слухов – 22 % (Weare, 2017). В 62 % женщины склоняют к обычному вагинальному сексу, в 29 % – к оральному и в 9 % требуют анального проникновения. Важно, что лишь незначительное число мужчин склонны описывать случившееся как «секс», тогда как большинство определяют это именно как изнасилование. По понятным причинам (канон доминирующей мужской сексуальности), мужчины редко сообщают о таких инцидентах, и о реальных масштабах подобных действий мы можем лишь догадываться.
Всем известно, что мужчины часто прибегают к фармацевтическим средствам для обеспечения эрекции. Утрата потенции оказывается для мужчины не столько проблемой физиологического ряда, сколько психологического, репутационного. "Мужественность в действительности постоянно подвергается проверке со стороны более или менее замаскированного коллективного мнения, а также в женских разговорах, в которых уделяется много внимания вопросам отношения полов, подвигам и поражениям, подтверждающим или умаляющим мужественность" (Бурдьё, 2005, с. 360).
Культура, построенная на канонах мужского господства, требует, чтобы мужчина всегда хотел и всегда мог. И если мужчина не хочет и не может, он должен сделать всё, чтобы хотеть и мочь. Так проявляет себя культура, затоптавшая женскую сексуальность и объявившая её носителем именно мужчину. Кстати, если задуматься, почему у некоторых народов существуют предания, описывающие силу того или иного правителя путём перечисления его многочисленных отпрысков от множества разных наложниц? Не потому ли, что секс для мужчины в целом оказывается трудоёмким процессом? "Число жён служило одним из главных маркеров сакральной силы архаического лидера" (Бочаров, 2011). "Общение со множеством наложниц – это вменяемая в обязанность обычаем тяжёлая работа, подтверждающая право царя и князя на власть" (Фроянов, 1996, с. 94). Думается, если бы секс для мужчины реально являлся чем-то простым и приносящим лишь удовольствие, то такого героического ореола мужчины, способного удовлетворить уйму женщин, никогда бы не возникло.
Мужчины некоторых аборигенов также прямо сравнивают секс с работой. "Половое желание – это работа", можно услышать от них, или же это просто – "big work" ("большая работа") (Панов, 2017, с. 384).
В заключение можно подытожить:
1. Приматология говорит, что именно самки обезьян (кем является и человек) в большинстве случаев выступают инициаторами сексуальных связей.
2. Причиной этого, возможно, являются такие физиологические переменные, как овуляция и менструация, и такая постоянная, как большее удовольствие от сексуального акта.
3. Фактически у всех видов обезьян царит промискуитет – спаривание множества самцов со множеством самок.
4. Большинство человеческих культур подавляют женское сексуальное желание: где-то его порицают, а где-то просто отрицают (в западных обществах с XIX века).
5. Возможно, в силу подавления женского желания, на передовую выводится желание мужское (чтобы в условиях этой идеологии как-то объяснить, почему секс вообще происходит).
Возникает главный вопрос: когда и как могли возникнуть условия, в которых культура стала подавлять сексуальное желание женщины? Ответу на этот вопрос и будет посвящён следующий раздел. Для антропологии данный вопрос был крепким орешком, но ответ, похоже, есть и здесь он будет предложен.
Глава 4. Рождение моногамной идеологии (реконструкция)
Энгельс был неправ. С этих слов необходимо начать.
Концепция возникновения семьи и моногамии, изложенная Энгельсом в легендарной работе "Происхождение семьи, частной собственности и государства" (1884) по понятным причинам оказала большое влияние на труды советских антропологов: движимое наследием Маркса-Энгельса советское государство вынуждало учёных придерживаться хода мысли "отцов основателей" (Адоньева, 2019, с. 163; Артёмова, 2009, с. 63) – все новые данные должны были осмысляться только исходя из истинности концепции Энгельса. Для советской антропологии (этнографии) это был тяжёлый удар, от которого она не оправилась и по сей день.
По Энгельсу, общественное развитие претерпело ряд универсальных трансформаций, сменяя одну стадию за другой. Исходной стадией была эпоха промискуитета – когда сексуальные отношения в коллективе не были регламентированы никакими правилами, и мужчины с женщинами были свободны заниматься сексом с любым понравившимся партнёром; потом (в силу неких туманно раскрываемых причин "общественно-экономического" характера) следовали несколько стадий с другими вариантами брака, пока в итоге не возникает известный нам брак моногамный – союз одного мужчины и одной женщины. У этой гипотезы сразу нашлось немало противников, но, главным образом, среди западных учёных. В СССР же она была принята на ура.
На Западе энгельсовская гипотеза происхождения моногамии изначально была встречена прохладно, а потому всегда оставалась лишь одной из многих, и даже не в первых рядах. Только в 1960-е (в связи с хрущёвской оттепелью) советская наука стала свободнее от идеологических оков государства, и учёные начали всё чаще подвергать сомнению некоторые тезисы Энгельса (см. Артёмова, 2009; Клейн, 2014; Крих, 2013). Всё сомнительнее выглядели его концепции разных форм брака, якобы предшествовавших современному моногамному; совсем неубедительной была признана его концепция экзогамии, восходящая к табу инцеста (почему вдруг люди однажды стали вступать в брак с представителями других родов или племён, а не внутри своих собственных); да и господство мужчины над женщиной, которое Энгельс объяснял возникновением частной собственности, было обнаружено у современных охотников-собирателей фактически по всему миру, хотя никакая частная собственность им неизвестна.
Совсем в последние десятилетия оказалась очевидной несостоятельность и концепции Энгельса возникновения первых государств: по его версии, это было непременно связано с переходом к земледелию, тогда как всё чаще и по всему миру обнаруживаются остатки древних раннегосударственных образований с явным существованием классовых элит и сложным политическим устройством – и это ещё до какого-либо земледелия, у охотников-собирателей (см. Васильев и др., 2011, с. 158–162; Берёзкин, 2011, 2013b, с. 170; Раннее государство, его альтернативы и аналоги, 2006).
В 1960–70-е многие советские антропологи отвернулись от парадигмы Энгельса (Клейн, с. 465), и верными ей остались лишь самые упёртые единицы (см. Семёнов, 2002).
Помимо идеологического давления гипотез Энгельса, другой катастрофический дефект советской антропологии состоял в почти полном игнорировании или же в очень ограниченном использовании данных приматологии. Поведение обезьян как наших ближайших эволюционных родственников могло бы многое рассказать о нашем собственном доисторическом прошлом, но советские антропологи в целом не заинтересовались этим источником данных. И всё это притом, что в СССР приматология развивалась очень активно, и приматологи даже открыто критиковали откровенно искусственные реконструкции антропологов в их попытках осмыслить доисторическое прошлое человека (см. Тих, 1970; Алексеева, 1977).
В 1960–70-е (и ещё больше – в последующие десятилетия) в мировой приматологии было установлено, что фактически все виды обезьян промискуитетны – то есть большинство самцов спаривается с большинством самок, не образуя никакие "брачные пары". Промискуитет (неупорядоченные спаривания) – характерная черта всех обезьян (Файнберг, 1974, с. 95). Но всё это не мешало советским антропологам измышлять картины доисторического общества, полностью игнорируя факт обезьяньего промискуитета. Советским учёным непременно мыслилась картина, что самке древнего человека было важно спариться только с одним, а потому самцы якобы яростно бились за неё. Забавно, что эти фантазии мешали учёным увидеть даже реальное поведение современных обезьян – в учебниках советской антропологии можно встретить пассажи в духе "шимпанзе и горилла живут парными семьями" (Алексеев, Першиц, 1990, с. 140; этот ляпсус не был исправлен даже в 6-ом издании книги в 2007 году, с. 130). И потому, когда читаешь советскую антропологию, то, как говорится, просто кровь из глаз.
Знакомясь с теми самыми работами минувшего прошлого, трудно избавиться от ощущения, что авторы просто сидели и фантазировали, как же могло быть раньше. Тут тебе и "зоологический индивидуализм", и "половой инстинкт", и "инстинкт пищевой" – хотя приматологам давно известно, что у обезьян (особенно человекообразных) нет никаких инстинктов (Соболев, 2020). Таким образом, если западные учёные только в начале XX века могли писать, будто высшие обезьяны образуют "прочные супружеские пары" (Малиновский, 2011, с. 162), то учёные СССР писали так и 50, и 70 лет спустя. Говоря жёстко, фактически все советские работы по исторической антропологии (попыткам реконструировать становление человеческого общества) можно просто выбросить. С позиции современного знания, это откровенно несостоятельные домыслы. Если у кого есть желание разобраться в нюансах становления человеческого рода, советскую антропологию лучше игнорировать. Инфицированные догмами марксизма, это просто вредные влияния на ум.
В целом использование работ по антропологии – и тем более приматологии – первой половины XX века оказывается очень рискованным, поскольку за прошедшие 70–50 лет было установлено много новых фактов, опровергающих старые. Один мой друг уже в 2010-ом излагал свою версию антропогенеза, отталкиваясь от советских работ 1960-х, когда ещё считалось, что современный человек произошёл от неандертальца. Он был очень удивлён, узнав, что мировая наука уже более 30 лет назад отказалась от этой идеи.
