Павел Александрович Новиков
Полное собрание сочинений. Том 4
Философия – не наука и наукой не может быть в принципе. Не наука – т.к. не отвечает ни одному критерию научности; а не может быть таковой – т.к. если философию загнать в такие рамки, то философии, как мы её наблюдаем уже ни одно тысячелетие, просто-напросто не будет. Научность убивает философию. Вот сейчас, философию всё силятся и силятся запихнуть в рамки научности, и что от неё остаётся?
Не скрою, к своему стыду, я сам достаточно долго прибывал в этой свойственной нашему времени иллюзии. Думал, что философия – это самая настоящая наука, и нужно только четче её обозначить, выкинув отсюда всякую субъективность. Но чем больше мне раскрывался мир философии, тем больше я сомневался в этой точке зрения, пока, наконец, мне не открылась вся правда. Характерной особенностью философии является то, что она всегда хочет заглянуть за горизонт, и горизонт этот может быть совершенно где угодно. Наука же смотрит под ноги. В этом вся разница: философия идет, высоко подняв голову и смотря далеко вперед, силясь хоть что-то разглядеть там, вдалеке, в то время как наука голову опускает и рассматривает каждую ямку и каждый камешек. Опускать философии голову – значит лишать её всякого отличия. В итоге мы получили забавного уродца, которого тукают носом в землю (приговаривая, что такой он и есть), а он всё косится туда, за горизонт, силясь разглядеть Даль. Этого урода мы и имеем сейчас.
Ну, какому дураку могло прийти в голову, что философские вопросы и задачи могут быть познаны рационально, объективно и в итоге стать проверяемыми и всеобщими?! Это же абсурд! Как же тогда вся онтология, гносеология, этика, человеческие ценности, бог, в конце концов? Это в принципе не может быть научно; всё это слишком субъективно, чтобы тягаться с наукой. Ну, черт с вами, давайте выкинем все эти «отголоски протознания», пусть философия отвечает всем критериям научности, что тогда? Что у нас останется от философии? Да ничего не останется! Будет у нас ничто и ни о чем. Та же философия науки, та часть философии, которую хоть как-то ещё можно назвать наукой (пусть критерии всеобщности, проверяемость и объективность мы проигнорируем, считая, что и до них эта дисциплина дорастет), что она есть без всей остальной философии? Пустой, никому не нужный звук! Но хотя да, философия науки ещё может быть наукой, и на настоящий момент стоит где-то между философией и собственно научной дисциплиной (на наших глазах происходит зарождение новой науки; типичный пример эвристики). Но разве философия науки – это вся философия? Да это крошечная, ничтожная, почти уже вышедшая из нее часть, которая ещё и не оформилась-то по-человечески. Но даже когда эта философия станет наукой – это будет уже не философия. Точно так же психологию, вышедшую из философии, можно назвать «философией личности» или физику «философией природы». Они потому и стали науками, что стали способны решать свои проблемы без философии и со всеми научными требованиями. И философию науки может постичь та же судьба, и называться она будет как-нибудь вроде «наукология», но то будет уже не философия. В этом основная функция научной стороны философии – создавать новые науки.
Впрочем, я увлекся. Давайте вернемся назад и, наконец, поставим точку в этой главе. Коли уж философия только тогда будет отвечать критериям научности (будет наукой), если выкинет всё из себя ненаучное (это я уже не раз перечислял), т.е. перестанет быть философией, то… Я даже не спрашиваю, что за убожество тогда получится. Я спрашиваю: что за Штука тогда занимается онтологией, гносеологией, этикой, аксиологией и всеми остальными философскими вопросами? Что это за такой род деятельности, когда вопросы решаются на уровне одних размышлений? Или вы скажете, что такой деятельности не бывает? Если это не философия, то скажите, как мне назваться? Не знаете? А я знаю, но пока не скажу. Читайте дальше.
Философия и творчество
Перво-наперво, что я вообще понимаю под словом «творчество». Понимание же здесь узкое: как свободное создание чего-то нового. Продукт такого творчества есть искусство. Причём искусство в узком смысле этого слова – как некая часть культуры (поэзия, живопись, музыка…) Свободное же – значит нестесненное никакими формальными, социальными, временными рамками, а также (что немаловажно) рамками действительного бытия. К примеру, художник, в принципе, ограничен только своей фантазией и ничем более. Или поэту, который пишет о какой-нибудь только вот прошедшей мировой агонии, и которому нет дела до того, было ли дело на самом деле, или это лишь его вымысел. В этом смысле творят писатели, художники, поэты, скульпторы… Конечно, учёный тоже творит, но у него творчество уже иное; он стеснен рамками соответствия эмпирическими данными, рамками формальностей и, бог знает, чем еще, т.е. это творчество несвободное. Тут я ставлю вопрос: является ли философия тем, вышеозначенным, свободным творчеством? И тут же отвечаю: нет, не является.
Объясняю. Бесспорно, та социальная среда, в которой воспитывался и/или работает философ, накладывает некоторое ограничение полету мысли, но то – ограничение фантазии; философ в иных рамках просто не может думать, или может, но с трудом. С другой стороны, реальность фантазию как таковую ограничивает не сильно; я могу представить много чего, что в действительности невозможно, но этого философ писать не будет (по крайней мере, до сих пор никаких таких прецедентов не было) если, конечно, не обманет сам себя, по причине элементарного незнания или непонимания. Если же философ говорит о том, что не видится (объективно не наблюдается), как то: бог, субстанция, душа и т.п., то всё же для него это есть, а потому он (т.е. субъект) говорит всё-таки в согласии с действительностью. Т.е., рамки у философа, так или иначе, существуют – это рамки действительности. И если философ даже вышел за оные, он должен доказать свой выход, т.е. опять же подвести под действительность. Отсюда, пожалуй, ещё не ясно, что я тем самым хочу сказать, но не переживайте, скоро всё станет на свои места.
То мнение, что философия – один из видов искусства (опять же в узком смысле этого слова, т.е. как создание эстетических ценностей) и ничего более – неверно. Если писатель может зайти в своих фантазиях сколь угодно далеко, то философ должен постоянно оглядываться назад, на то, согласуются ли его воззрения с действительностью. Тут, конечно, возникает вопрос в плане демаркаций: а если писатель пишет в стиле реализма, что же, получается, он философ? Да. Но с одной «небольшой» поправкой: как ни крути, а философ в своем произведении хочет показать свой взгляд, свою теорию, свою систему. Философ показывает и/или решает проблему. Как бы реалистично ни было произведение, но если оно ни о чём, то это, очевидно, и не философия. И если наш уважаемый писатель-реалист тоже хочет показать какую-то точку зрения, то он, следовательно, философ. Думаете, чушь? А как же Достоевский, Толстой, Чернышевский, Кафка, Хемингуэй и прочие? Они же писатели? Писатели. Но среди историков философии они так же замечательно бытуют в роли философов. Так что эта размытость демаркации, на самом деле, давным-давно известная вещь и никаких устоев философии я здесь не рушу.
Но где тогда предел? По какому критерию можно сказать, что вот «Братья Карамазовы» Достоевского – это философия, а например, «Желтая стрела» Пелевина – не философия? А нет никакого критерия, по крайней мере, объективного. Смысл, а значит и философию, можно найти в любой ерунде. Посадите вы обезьяну за печатную машинку и ту получившуюся белиберду назовите «Знание»: «Как глубоко! Наше знание – набор букв и не более того, оно бессмысленно… Какой продуманный и так оригинально показанный скептицизм! Просто «Черный квадрат» в мире философии…» Разве такое не могло случиться? Да запросто! Так где же предел философии? Если говорить формально – нигде. Кстати сказать, по этому поводу я ещё поговорю в дополнениях.
В то же время, философская работа должна в обязательном порядке отвечать двум требованиям: 1) Соответствие действительности и 2) Целеполагание.
Первое. Соответствие философии действительности вовсе не означает, что сия философия не может быть приведена иносказательно, на каких-то совершенно фантастических примерах или сюжетах. Это значит, что решаемые здесь проблемы и те явления, факты, понятия, в конце концов, с помощью которых данные проблемы решаются, должны действительно существовать или существовать хотя бы на уровне вроде бы существующих понятий (а-lа бог, субстанция, душа…). Если я говорю, что есть такая проблема – у людей на 20-м году жизни руки отваливаются – это не будет проблемой, ведь в действительности ничего такого не наблюдается. Или проблему кризиса среднего возраста я буду объяснять тем, что в это время к каждому спускается ангел с электродрелью и просверливает дырку в левой височной кости – это также не будет философским решением проблемы, ибо такое её решение, что очевидно, спорно и требует серьезного доказательства; его нельзя приводить просто так или с минимальным объяснением. Другое дело, если я это всё выведу из каких-то известных фактов, пусть и не очень логично (философия и логика вообще вещи мало совместимые), тогда да – это философия.
Таким образом, любое философское решение должно так или иначе соответствовать действительности, что вовсе не обязательно для свободного творчества вообще; в том и отличие философии. И хотя это соответствие/несоответствие зачастую вопрос спорный и во многом зависит от авторитета конкретной личности, тем не менее, такой критерий можно считать обязательным.
Второе. Целеполагание означает, что философская работа должна имманентно заключать в себе какую-то цель, задачу. Если у работы нет никакой задачи, и ничего она не решает или даже не пытается показать какую-то проблему, то она так же и не философия, что, в свою очередь, можно считать весьма существенным критерием. Отсюда, философия хотя и, как видим, скорее ближе к творчеству (искусству), чем к науке, тем не менее, её нельзя поставить в один ряд с поэзией, музицированием или живописью; по причине вышеозначенных критериев или свойств философии.
Хотя и любое произведение искусства (в т.ч. и книги) имеет ту цель, что оно заявляет об авторах; тем самым цель работы – показать творчество автора, философское произведение ещё и в самом себе должно обладать некой целью, т.е. о чём пишется. Это не обязательно решение, это может быть и постановка проблемы, но ведь постановка – это тоже задача. Без задачи же мы получаем просто литературное произведение, вроде как дядя Вася пошел к тете Маше, и у них случилась любовь (на том и конец). Что характерно, и здесь не всё так однозначно; цель может и не обозначаться автором, а читаться как бы между строк. «Между строк» же означает, в свою очередь, определенную субъективность, ибо между этих строк можно вычитать едва ли не все, что угодно, но что уж поделать: философия и искусство, как ни крути, а четко и категорично делиться никогда не будут.
Конечно, у философии можно выделить и ещё ряд особенностей в плане формы, как то: стилистика (приближенность к научной форме изложения материала), сама форма (как правило философия излагается в форме эссе) или даже «претензия» на общезначимость (а иначе, что же это за философия?). Но это всё совсем не обязательно; исключения из таких правил встречаются на каждом шагу, а потому оставим эти «недокритерии» без внимания.
Таким образом, философия и не наука, и не свободное творчество. По поводу последнего мы можем сказать, что хотя и философия является неким видом искусства (от противного: если не наука, значит искусство), но это всё же нечто отдельное; нечто из ряда вон. Говоря другими словами, искусство свободно, оно «безоглядно» (на действительность), и в нём так же свободно мышление. Наука и не свободна, и в ней не свободно мышление (здесь целая куча научных требований). Философия же не свободна, но у неё свободно мышление: от действительности можно идти куда угодно, и никакое требование научности тебя не остановит. Философия есть связующее. Она есть ещё не доказанное, не оформившееся знание, до-знание, протознание. Философия и протознание – это синонимы, и иное немыслимо, как… Да что же я опять спешу?
Психологические истоки философии
Мы уже достаточно видели в разграничении философии и науки, философии и творчества, но пока это разграничение во взаимозависимости, а значит разграничение по следствиям (ибо зависимость на чем-то ведь строится). Здесь же мы будем говорить о разграничении в основании, основание же всего человеческого, что вытекает из самого понятия («человеческое»), есть сам человек, т.е. его психология. Данная глава будет представлена в двух частях: психология философии и науки, психология философии и творчества (свободного, само собой). Начнем же мы с науки.
Что движет человеком, когда он хочет стать ученым? Отбросим денежные интересы или выбор профессии «по обстоятельствам», пусть нам представлен тот самый фанатичный ученый, который ради эксперимента своей жизни не пожалеет. Даже, не вдаваясь в какие-то очень уж хитрые размышления, мы можем сказать, что им движет жажда знания, или, если говорить более конкретно, такой человек хочет выведать у природы все интересные ему тайны, т.е. цель его ВКС (см. «Человек как он есть») – знание. учёного прежде всего интересует достоверность, ибо только тогда он выведал, когда его знание, его теория, сообразуется с действительностью. Конечно, плох тот ученый, который не хочет быть Эйнштейном, но, тем не менее, главное для него истинность, и при выборе «либо достоверные факты, либо беспочвенная теория (система)» учёный всегда отдает предпочтение первому. Жажда открытия, достоверного знания – вот исток учености.
А философия? Философия, по сути дела, вообще не эмпирична. Философу нет дела до экспериментов, достоверных и однозначных фактов (хорошо бы, конечно, но не обязательно), 100% доказуемой теории. Философу подавай всё, ему нужно цельное объяснение, и его никак не устроят несколько разрозненных, пусть и достоверных фактов. Да, философом тоже движет жажда знания, но то жажда не вглубь (если можно так сказать), а вширь. Жажда знания философа – это совсем не жажда знания (жажда открытия) учёного и желание здесь совсем иное: это желание объяснить то, что необъяснимо. Безусловно, и учёный в идеале хочет того же, но он начнет с единичного, ибо главное – достоверность, только потом может получиться нечто всеобщее. Даже если изначально думается что-то такое цельное, теория полностью, то её подтверждение всё равно будет идти от единичного. Философ же, наоборот, начнет с общего, с какой-то получившейся, сформировавшейся у него теории, ища единичное только для её лучшего доказательства, а если не найдёт… Не беда, всегда можно удариться в мистику или сказать, что ничего-то мы сейчас не знаем. Т.е. учёный в основе своей «индуктор», философ же – «дедуктор».
Отсюда и истоки: желание достоверности у учёного и фантазия у философа. В первом случае – мышление конкретное, во втором – абстрактное. Это, конечно, совсем не означает, что учёный напрочь лишен фантазии, а философ только и знает, что витать в облаках; вопрос здесь в количественном соотношении. Более того, зачастую и у отдельного человека одерживать верх может то первое, то второе, или же конкретность у него будет выражаться в науке, а фантазия в философии, хотя во многом (относительно) и строящаяся на науке. К примеру, Шипов, который в своих научных построениях являет нам чистейшую натурфилософию, ибо фактического материала у него явно недостаточно для чисто научного доказательства предложенной им теории. Или тот же Пригожин, который на конкретном уровне являет из себя самого настоящего ученого, однако его фантазия требует идти дальше – и вот вам философия, синергетика. Впрочем, что у кого и когда перевесило – это вопрос иной, главное же, что истоки у науки (любой науки) в конкретном мышлении, философии же – в абстрактном. Можно даже сказать, что учёный – это тот, у которого абстрактное мышление необходимо для приведения в целостность и к общему фактов мышления конкретного. Философ – тот, у которого конкретное мышление нужно для большей обоснованности и удержания мышления абстрактного.
Что же творчество? Творчество, что, пожалуй, и так очевидно, коренится в том же абстрактном мышлении, что и философия; потому, в общем, философия и ближе к собственно творчеству, искусство, нежели чем к науке (это нам замечательно показывают произведения Былых философов). Единственное отличие здесь в совсем уж малой примеси мышления конкретного. Творческому человеку это последнее нужно разве что как материал для абстрактного мышления, при этом на них (эти продукты конкретного знания) можно и вовсе не обращать никакого внимания. Философ же не волен до такой степени. Пусть и на уровне абстрактного мышления, но ему необходима теория, построенная на конкретике. Т.е. философия – это такой продукт абстрактного мышления, который для своего подтверждения нуждается в мышлении конкретном.
Когда у философа конкретное мышление доминирует над абстрактным, т.е. когда философ, подобно ученому, начинает думать конкретно, то мы получаем либо пустопорожние, никому ненужные фактики или и так всем ясные «теории» (это то, что сейчас); либо, когда из конкретного уходит всякая примесь фантазии, мы получаем новую науку (та самая эвристическая функция философии). Но, тем не менее, необходимое условие философии – это абстрактное мышление. Философия исходит из абстрактного мышления, пусть и с оглядкой на практику. Наука же исходит из мышления практического; абстрактное ей нужно только для лучшего обдумывания и приведения к единой теории того, что обдумано практически. Свободное творчество в практическом мышлении и вовсе не нуждается. Вот вам и всё психологическое разграничение.
Уже, исходя из вышеозначенных истоков, мы с полной уверенностью можем сказать, что философия не может быть наукой в принципе, ибо тогда она теряет то, на чем собственно строится (фантазия, абстрактное мышление), что есть её основа. И в то же время, мы можем смело говорить, что философия – это именно искусство, творчество, хотя и с большей долей конкретики. Тут ещё возможно некое недопонимание, в плане того, как искусство всего лишь с относительно большей долей фактов действительности определяет развитие науки, и из того выходит вообще всякая наука, но то я разъясню в ближайшем будущем. Пока же я отделил философию от всего прочего-соседнего и на том, самом глубоком уровне (уровень психологии), который нам сейчас только мыслится.
Что есть философия
Пока мы определили философию лишь негативно. Мы сказали, что все доводы современных «философов» на эту тему – ложь; сказали, что философия – не наука и во всей своей полноте наукой не может быть в принципе, ввиду изначальной субъективности столпов философии. Мы сказали, что наука и нечистое, свободное творчество, ибо не всякое творение «от-действительного», и не всякое претендует на решение тех или иных проблем. Плюс к этому, мы в общих чертах обозначили психологические истоки философии. К чему же мы в итоге пришли? Повторяя всё сказанное ранее, но в более сжатом виде, я скажу, что философия – это постановка и/или решение проблем (это для философии очевидно, иначе о чём тогда вообще говорить?) ненаучными методами (ввиду всё той же субъективности фундамента философии, субъективность же и наука – вещи несовместимые).
Теперь давайте ещё упростим. Уровень субъективности означает, что проблемы решаются «от себя» (по самому определению субъективизма); решение строится исключительно на собственных мыслях, хотя и отталкиваясь от объективных фактов. То, что в такого рода построениях используется фактический материал – здесь не важно, ибо всё его соединение и все выводы отсюда – всё равно есть продукт собственного, неограниченного объективными требованиями мышления. О самих проблемах мы скажем следующее: не вдаваясь в их содержание, мы можем утверждать, что их решение однозначно подразумевает желание их решать; не важно, сам ли я этого хочу, или мне приходится.
Таким образом, подставив данные упрощения, мы получим: философия – это желание мыслить. Теперь применим увеличительные степени (желание – любовь; мыслить – мудрствовать), что получаем? «Любовь к мудрости» – это любовь к мудрости. Все!!! Это же просто до абсурда! Это кем надо быть, чтобы извратить весь смысл философии, в поисках какой-то немыслимой «правды», когда вся правда в самом названии! И я как дурак доказываю эту очевидность, эту тавтологию (!) на протяжении уже не одного десятка страниц!
Вы посмотрите на всю историю философии! Философы всегда хотели объяснить то, что объяснить чисто объективно было невозможно, и если, наконец, нечто объяснялось действительно объективно, это сразу же утрачивало всякий философский интерес (много сейчас философия говорит о строении атома?); философы всегда стремились заглянуть за горизонт, туда, где работать может одна мысль, безо всякой объективной основы (все эти ключевые вопросы о познаваемости мира, предназначении человека, истоков морали на худой конец). Философия и есть «заглядывание за горизонт», туда, где хочется знать, но объективно не «можется». А это заглядывание и есть чистое мышление (без рамок рациональности), философия есть само мышление. Быть философом, любить философию (а как можно быть философом, не любя философию?) значит любить мыслить, мудрствовать. И нечего здесь стесняться, придумывать отговорки и пытаться впихнуть философию туда, где она находиться просто не может, где она задыхается. всё гораздо проще, чем кажется.
Но давайте подойдем к этой проблеме с другой стороны. Пока наука не достигнет конечного, абсолютно точного знания, всегда будут вопросы, ответить на которые она будет не в силах. Но если вопросы существуют, на них всегда хочется знать ответ, и кто-нибудь обязательно будет хотеть ответить. И то – не наука и не чистое творчество. Что же это тогда? Ты, утверждающий, что философия есть наука или должна таковою быть, скажи, что тогда это? Протознание? Да философия и протознание – это синонимы. Причём синонимы в самом широком смысле. Это просто разные названия одного и того же. Философия – это знание, не ставшее ещё полностью объективным, до–знание, прото–знание. И если ты говоришь, что всю субъективность, всю мысль из философии надо выкинуть (чтобы она стала полноценной наукой), то что это будет за философия? Настоящая философия, без примеси иррационального? Нет! Настоящая философия – это Сократ, Гоббс, Ницше… Вот они – Философы. И назови ты их хоть «протознологами», хоть «чудознологами», они всё равно останутся Философами.
Ладно, давайте теперь пройдемся по протознанию. Какие у него характерные черты? Построение на основе субъективного; неконкретность (беспредметность); недоказуемость и плюс к этому из протознания выходит, собственно, знание (читай – наука). Это, пожалуй, основное. Никто не спорит, философия вплоть до ХХ века (как минимум) обладала всеми этими признаками, и она (что очень важно) называлась именно философией. Что изменилось в ХХ веке? Философия обрела предмет? Нет. Онтология, гносеология и этика (особенно) теперь 100% доказываются? Нет. Философия перестала зависеть от личного мнения автора? Нет. Генерирует философия сейчас новые науки? До середины ХХ века – бесспорно, но и сейчас эта функция выполняется. Мы перед своим носом видим, как зарождается новая наука – «наукология» (по моему названию), хотя она и является ещё частью самой философии и называется не иначе как «философия науки». Все эти признаки есть и у современной философии, которая, таким образом, есть такое же протознание, как и раньше, ведь ничего не изменилось.
Но нет, есть такие люди, которые говорят, что это всё не философия, это протознание, пережиток философии, а настоящая философия – это … Не слишком ли наглое заявление? Три тысячелетия философия равнялась протознанию; протознание, по сути, и называлась философией, и вот приходит не(и)-кто и заявляет, что то всё неправильная философия, а философия – это вообще удел будущего, нечто совершенно новое, то, что я говорю. Кто ты такой, чтобы такое утверждать?! Кто ты такой, чтобы сказать Канту: «Ты не философ, ты лжешь!»? Какое ты имеешь право переиначивать понятие, существующее уже не одну тысячу лет? Хочешь разъединиться с прошлым? Да флаг тебе в руки! Но почему тогда ты меняешь имя истории, а не своё? Назови свою науку «тупософией» (оно и к истине ближе), но не извращай историю и философию; если нет мозгов, то имей хотя бы совесть.
Итак, я подвожу итог. Философия не имеет никакого права называться наукой, она есть до-наука, протознание в самой своей основе, она есть заглядывание за горизонт, любовь к мудрости, она сама творческая мысль в решении проблемы. Так было, есть и будет всегда, как бы не тряслись за свою «ученость» современные «философы». Но то лишь одна сторона философии, её «до-научная» сторона, есть же у нее и сторона искусства.
Впрочем, из того, что я сказал о соотношении наука/философия, уже вполне отчетливо проистекает тот факт, что философия это скорее творчество, о чём я и говорил ранее. Философия и есть творчество, только направленное на проблему. Но не буду повторяться; здесь куда более интересно провести демаркационные линии, чем пытаться по десятому разу объяснять на пальцах какие-то и дураку понятные вещи. Можно изобразить презабавный график (рис. 6):
Рис. 6
Здесь ось У – точность знания; ось Х – тип мышления (это я так, грубо говоря). Наименее точный, наиболее свободный участок 0-1, это свободное творчество, где вообще может не быть никаких рамок объективности. Участок 2-∞ – это наука, самое точное, самое объективное и рациональное мышление. А что у нас объективней свободного творчества, но не столько, чтобы быть наукой? Правильно, участок 1-2 – философия. То, что этот участок будет (до самого конца), и никуда нам от него не деться – это ясно как день божий и то, что этот участок называется именно философия – об этом тоже сказано предостаточно, и то нам показывает вся история и философии, и науки. Сейчас мы, для пущей определенности будем говорить о границах. Кстати, вы их видите? И я не вижу. К чему бы это?
Начнем с границы 1. философия начинается там, где появляется проблема. Но проблема, а тем более её проявление, описание, решение – это очень уж сложная и неоднозначная вещь. Кто-то видит в «Обломове» великую философскую проблему (а чем не экзистенциализм? Я бы не удивился, если бы «Обломова» написал Сартр), а кто и в «Преступлении и наказании» не видит ничего кроме детектива. Где тот ясный и четкий критерий? Нет его, а значит, нет и четкой границы.
Граница 2. если философия здесь есть всякая теория, недоказуемая на 100% научно (а именно это я и утверждаю), то Пригожин – философ, Шипов – философ, Бобров – философ… Всякая научная гипотеза есть философия. И в этом нет ничего удивительного. учёный тоже человек, и порою он хочет объяснить и то, что чисто научными методами не объяснимо (не доказуемо), здесь учёный выступает именно как философ. Вся совокупность гипотез и мнений в науке и есть её философская составляющая: философия-в-физике, философия-в-псхологии… Точность науки и определяется тем, как много в ней философии… По большому счету, и разница между естественным и гуманитарным знанием сейчас в том, что во вторых, по сравнению с первыми, философии (недоказуемых размышлений) явно больше. Но это я так, к слову. Но здесь и так, мы всё же ещё можем достаточно четко отделить философию от науки, но как быть с гипотетически правильными, но непроверяемыми выводами? Это выдумка, философия (ибо выводы-то фактически не подтверждаются) или наука? А все те теории, где учёный из каких-то двух предложений выбирает одно, основываясь только (по сути) на своем субъективном мнении, это философия? Но в науке слишком многое поначалу просто предполагается, неужели ж вся незакостенелая наука – это философия? А как быть с парадигмальностью? Когда сегодня это считают выдумкой, философией, а завтра это же будет называться наукой? И здесь не получается провести четкой линии.
Странно? Ничуть. Вспомним, что философия есть само мышление, моё субъективное мышление, а где мышление начинается? Где заканчивается? Это вопрос мнений, конкретного здесь ничего быть не может. Мышление – повсюду, а значит повсюду и философия (в меньшей или в большей степени). Мы, конечно, можем утверждать, что Достоевский ближе к свободному творчеству, чем к науке (точка А), измученный мною Шипов наоборот, чуть-чуть не наука (точка В), а например, Маркс где-нибудь в районе Б. Но далее таких пространных размышлений мы никуда не уйдем. В конце концов, и новые науки образуются из философии не в один момент, зачастую это очень длительный процесс, и даже когда наука юридически уже самостоятельна, она в большинстве случаев мыслит ещё во многом «по философски» – вот вам типичный показатель «размытости». В тоже время философия и отдельный род деятельности, творчества – если угодно. Точно так же, как бабулька дома может спиртометром мерить сколько градусов в её самогонке, т.е. проводить, по сути, научный эксперимент, она, тем не менее, всё же не учёный. Так же и философия, которая может служить и как составляющей чего-то иного, и как нечто «само-в-себе».
То, что философия – не наука, это совсем не минус (как могут подумать некоторые). Сказать, что философия ущербна, значит сказать, что наша тяга к знанию есть ущербность, а если так, то апогей знания – наука, не верх ли это тогда ничтожности? Если вы антисциентист, то вы можете сказать и так (отчасти вы и правы), но если вы называете науку великим достижением человечества, то извольте уважать и философию. Наука начинается с мышления, с субъективного мышления; у истоков всякого знания и всегда лежит философия, ибо думать и философствовать (в плане решения каких-то всеобщих проблем) – это одно и то же. А эта современная нам философия, якобы единственно верная и якобы «наука»… Трижды был прав Фейербах, когда говорил «Единственно положительная философия есть отрицание всякой школьной философии; … она есть сам мыслящий человек».
Теперь уж мы окончательно созрели для определения философии. Слушайте, ибо я отвечаю, что есть философия: философия – это род искусства, представляющий собой постановку и/или решение проблем, гипотетически относящихся к каждому человеку и объективной действительности, не одними научными методами. Всё!
