Павел Александрович Новиков
Полное собрание сочинений. Том 4
Хотя, и это следует отметить, и ВКП желает быть свободнее. Но это всегда частность, а не коренное стремление. Если меня обирают налогами, не дают тем самым сытой (а значит, спокойной) жизни, то ВКП, естественно, для своего же спокойствия хочет быть свободной от налогов. Впрочем, и не высовываться тоже хочет (типичный пример неоднозначности целей). Правда, как только эта цель будет более или менее достигнута, ВКП тут же успокоится. На этом, кстати, власть (любая) и играет. Людское ВКС всегда хочет большего, это вполне понятное стремление, но если всё нормально, то ВКП не хочет. Отсюда много разговоров, но мало дела. Людям вроде и большего хочется, но и сейчас жизнь устраивает. Власть на такое стремление реагирует слабо (и правильно делает), потому что так человек ещё не опасен. Кроме разговоров и небольших частных выпадов человек ещё ничего не сделает, а власть такие мелочи мало интересуют. Но со временем и ВКП такая жизнь перестаёт устраивать; ВКП тоже становится неспокойно. Вот тогда человек перестаёт держаться за имеющееся, у него появляется действительно сильное стремление к большему, и вот тогда возникает реальное опасение для власти: мысли, бунты, революции… Хорошая власть (умная и наблюдательная) эту метаморфозу в психике человека видит и кидает подачку. Немного ослабляет налоги (всё по мере надобности), отменяет какие-то преследования, кого-то (в людском понимании виновного) наказывает и т.п. Всё это делается ровно с тем усилием и в той мере, чтобы ВКП успокоилось. Тогда снова ВКП держится за то, что есть, большего не желает, человек снова не знает, чего хочет (то ли большего, то ли и так неплохо), и ситуация для власти перестаёт быть опасной. На этой игре с ВКП человека и строятся отношения власти к людям. Так делались, делаются, и будут делаться все преобразования в обществе, идущие от власти. Потому, в общем-то, и прогресс, и больше свободы, а государство стоит и никуда не девается. А ВКС… Да пускай себе хочет на здоровье!
Так мы, кстати, совсем вплотную подошли к вопросу о роли свободы и её ценности в нашем обществе. Само собой, роль свободы в том, чтобы ВКС имело поле для деятельности. Нет свободы (вообще никакой, даже пальцем пошевелить) – нет ВКС. Хотя, с другой стороны, если государство тоталитарно, то для ВКС – это самое удачное устройство общества. Ведь так есть и цель, и значимость её достижения (удовольствие от достижения) куда выше, чем в обществе свободном. Но это только, когда тоталитаризм не слишком сильный, т.е. какая-то свобода всё-таки быть должна, без этого никак. Типичный пример тому – СССР. Хорошо ли было в СССР при Сталине? Вряд ли. И не видели мы в тот период примеров борьбы, подпольного творчества, бунтов… Свободы слишком мало и ВКС практически бездействует. А тоталитаризм при Брежневе или, тем более, при Горбачёве? Какой разгул для ВКС, такое удовольствие для многих и многих людей! Так что в идеале свободы должно быть ровно столько, чтобы можно было действовать, но ещё не всем и не по-всякому (этакая «полусвобода»). Тогда и ВКС есть, где развернуться, и удовольствие неописуемое. При Сталине же ВКС развернуться негде, и поэтому человеку плохо; сейчас наоборот, слишком много свободы, развернуться есть где, но удовольствия мало. Ибо, что действительно особенного в том, что я этого достиг? Всё равно, я один из многих, или, по крайней мере, так могут сделать очень и очень многие. Всё обесценено.
Таким образом, ценность свободы в том, что ВКС может действовать, что приносит человеку определённое удовольствие и делает его счастливее. Или, говоря в общественном масштабе, создаёт довольство в обществе, т.е. делает общество здоровым. Если же свободы нет, то ВКС плохо, человеку плохо, обществу плохо.
Это само собой и это первое. Второе и самое близкое из важного – прогресс (культурный, технический…). Ведь что прогресс делает? Его делает ВКС, а ВКС нужна свобода. Не зря застои в развитии общества (и в науке в частности) – всегда в периоды минимальной свободы (средневековье, СССР 20-40-ч г.г.), а наивысшие пики развития во времена свобод (сравни всю предыдущую историю человечества и один лишь XX век). Так что свобода во многом способствует прогрессу, хотя и нельзя сказать, что прогресс напрямую и жёстко привязан к свободе. Но тем не менее, определённое взаимовлияние прослеживается вполне отчётливо. Это вторая ценность и роль свободы в обществе.
Третье самое сложное, но и самое важное. По сути, это продолжение предыдущего, но глубже (касается самых основ) и несколько шире в понимании. Свобода делает общество обществом, усложняет и улучшает отношения в нём, не даёт застояться и развалиться. Что? Говорите, что свобода общество разрушает? Да, и конечная свобода – это анархия, т.е. смерть общества? Вы правы. Это точно так же, как вода позволяет человеку жить, но и её переизбыток приводит к смерти. Вода дарует и жизнь, и смерть в зависимости от количества. Со свободой та же история. Свобода убивает общество (когда её слишком много), и не даёт ему умереть (если свободы слишком мало). Свобода должна быть, но в определённом количестве. Количество же это индивидуально для разных ситуаций, разных культур, разных уровней развития человека… Она определяется только эмпирическим путём, а потому неблагодарное это дело – говорить о золотой середине, да и не о том речь. Важно то, что свобода обществу нужна.
Свобода, помимо вышеозначенного, позволяет людям общаться. Чем меньше свободы, тем меньше общения, и тем оно ущербнее. Причём, общение это не только на словах, но и в сферах экономики, науки, культуры, власти… На общении же стоит всё общество, это его фундамент. Без общения будет кучка людей, но не общество. Именно через общение общество вообще живёт, развивается, усложняется и т.д. и т.п. И в этом едва ли не самая главная ценность свободы. Это глубоко, широко, сложно… Но во многом роль свободы для нас с вами именно в этом и заключается.
Всё остальное (прочие роли), пожалуй, не столь важны, да и наверняка выводится из вышеозначенного. Так что роль свободы переоценить трудно. Хотя, подчеркну ещё раз, «слишком хорошо – тоже нехорошо». Когда свободы становится избыточно много (т. е. когда ВКС уже не знает, за что хвататься, чтобы показать значимость человека), человек начинает ею злоупотреблять. Ведь надо же как-то выйти за рамки (у многих ВКС на меньшее не согласно), а рамки эти так далеки… Значит, надо не просто книжку написать, не просто жить в достатке, не просто быть сильным, а надо быть таким жестоким, чтобы из ряда вон, надо столько заработать, чтобы ходить на золотой унитаз… И вот вам уже безнравственность, беспринципность, жестокость, ненависть… И, в конце концов – распад общества и «война всех против всех». Это другая сторона свободы. Потому лучше всего свободы вдоволь, но не слишком. Вроде, как в 60-70 годы на Западе. Уже не тоталитаризм и не жёсткость законов, но ещё и не столько вольностей, как сейчас, когда всё обесценено так, что страшно смотреть. Впрочем, «лучше» – это кому как кажется; даже спорить не хочу. А по поводу свободы, как явления нашей жизни, я вроде бы сказал всё, что хотел. Переходим к следующему.
Власть
Власть, вообще, можно понимать двояко: как власть моя и власть надо мной. Можно также сказать, что существует «параллельная власть», т.е. не моя и не надо мной (как у милиционера его коллега – милиционер). И этот вид тоже имеет право на существование, правда с оговоркой: эта власть для меня (для данного человека) только по названию. Т. е., по сути, это не власть, ибо она таковой не воспринимается. Правда, воспринимается кем-то другим, но тогда это и вид другой. Однако ж введение такого вида в этом случае нам ничего не даёт, а значит, что есть эта власть, что её нет – безразлично. Другое дело, власть и люди так переплетены, что власть безразлична всем просто не бывает, кто-нибудь под неё да подпадает. Хотя, повторюсь, если говорить не об обществе в целом (игнорируя многих), а именно об обществе и образующих его личностях, то такая власть и не власть вовсе, а пустой звук. Поэтому данный момент я опускаю.
Но что нам с того, что существуют два этих вида? А от этого и надо плясать. Ведь изначально надо сказать об основах; основы же разные. Впрочем, к чему все эти длинные объяснения? Ещё в позапрошлом разделе было сказано, что власть для себя желает ВКС (ведь это и есть самоутверждение, т.е. сохранение себя, как социального индивида), а власть над собой – ВКП (чем меньше выбор, тем меньше ответственности, тем меньше надо решать, а значит тем спокойнее). Иначе говоря, истоки у этих двух видов власти совершенно разные. Отсюда поголовное стремление, как иметь власть, так и отказаться от неё (последнее масштабнее, но менее заметно). Отсюда и разное отношение к власти, и разные оценки, и разная степень важности/никчёмности.
Что необходимо отметить в масштабе всего общества, так это то, что эти виды властей не разделены. Власть и есть власть, кто бы ею не обладал. Но общество складывается из отдельных людей, а для человека очень большая разница, он ли командует или им. С этих двух позиций (от человека и от общества как такового, неличностного) я и буду говорить о власти вообще.
Начну с первого. Нужна ли человеку власть, и зачем? Может, лучше не иметь власти совсем? Ответ: власть человеку нужна. Пусть она будет выражаться в собственности, в положении, в авторитете… да в чём угодно! Но без власти человек быстро перестанет быть человеком. ВКС требует самоутверждения, а значит, требует власти. И отнять у человека возможность её достижения – это то же самое, что нагружать его проблемами и не давать ни минуты отдыха психике. Только в последнем случае нивелируется ВКП, но всё равно одна из двух воль, которые и отличают человека от животного. Без власти психика будет находиться в ужасающем состоянии (ВКС же всё равно хочет), а значит, и человек будет мало похож не то что на счастливого гражданина, но и на человека вообще. Так что с этой стороны, власть – это необходимая и естественная потребность любой личности. Человек имеет право на власть, ибо по своему устройству власть ему нужна. С другой стороны, человек совсем не хочет власти. Власть – это одно беспокойство (особенно её достижение), а беспокойство не нужно уже ВКП. ВКП власти не желает, а значит, не желает её и сам человек. Мы, тем самым, находимся между двух огней: мы и хотим, и не хотим одновременно. Как следствие, и общество хочет больше свободы, больше возможностей обрести власть, но и хочет отказаться от власти; всё упорядочить, подчинить правилам, законам, а управление отдать на волю «избранным», кому не лень, т.е. людям государственным. И эта потребность также естественна и необходима.
Но что с того обществу? Как это «раздирание» проявляется, я уже сказал, но, спрашивается, что с этим делать? Вот тут я вплотную подхожу к обсуждению власти вне личности, в контексте общественного. И, прежде всего, интересно, что делать? Давать человеку власть или не давать? И если давать, то сколько?
Да, человек и сам не знает, нужна ли ему власть, и хорошо ему будет от того или плохо. Но что это значит? Если человек, вот сейчас, вроде бы хочет пить и не хочет, то что? Отнять воду и запретить ему пить вообще? Нет, это его естественная потребность, отнимать нельзя. Так что же, залить его водой, чтобы плавал и пил, пока не лопнет? Тоже нет, ведь и не пить он тоже (порою) хочет; и это естественно. Вот вам прямая аналогия. Попробуйте решить, исходя из этих крайностей. Впрочем, сразу понятно, что и так, и так вы человека угробите. Оптимальный вариант (если ещё этот человек не знает меры в приёме воды) выдавать ему определённое необходимое, но не слишком большое для него количество воды. Так и первая, и вторая его потребности будут удовлетворены. Но тогда вопрос об организации сего процесса. Кто решает, сколько воды давать? Сам человек не решит, иначе он от жадности захлебнётся в первый же день. Но и совершенно отвлечённые люди могут решить неправильно, давая или слишком мало, или слишком много воды. А если таких людей миллиарды? Вот тогда и начинаются философские и политические споры, законы, в конце концов, выборные органы власти и т.д. и т.п. Но это всё вторично (как организовать), идея же такова, что человеку власть нужно и дать, и сдержать её.
Причём, что интересно, в мировом и всём историческом масштабе, человек сам себя и сдерживает. Ведь ВКП человека изобрело государство, законы, наказания… т.е. власть государственная («всеобщественная»), в идеале должна прислушиваться к пожеланиям масс и отсюда сжимать пальцы крепче или разжимать их. Впрочем, так оно всегда и было. Власть, которая не слушает, долго не удерживается. Десятилетие-другое и начинаются бунты (эти народные крики), а если и так власть не услышала, то смерть ей, революция. Но это, как вы и сами наверняка знаете, не такое уж и частое явление. Так что власть слушает, как правило, хотя и реагирует с некоторым запозданием. Тем самым люди имеют столько возможностей в достижении власти (т. е. выбор и свобода), сколько на данный момент для данных людей требуется. Исключения из этого правила – кризисы (существенные), которые встречаются, в общем-то, редко.
Говоря другими словами, люди сами и определяют количество необходимой им власти. Конечно, может быть и много недовольных (как излишком, так и недостатком потенциальной власти), но, говоря об обществе, подразумевается среднее, в масштабе целого личность теряется и не учитывается. В свою очередь, такое определение количества власти указывает на ряд прелюбопытных вещей. Во-первых, отсюда видно, что человеку власть действительно нужна; это естественная и необходимая потребность. Во-вторых, человек хочет и власти над собой. Ни первое, ни второе у человека отнимать нельзя. Да, он (конкретный человек) сам отказался от власти, это его дело, но заставлять его отказаться – значит убивать именно как человека. В-третьих же, такое установление (от «среднего человека», от «среднего подсознания») указывает на то, что любым общественным изменениям должны предшествовать изменения психические. Последнее же в естественной среде есть процесс эволюционный. Нельзя взять и в один день внешними силами изменить устройство и отношения в обществе. Это под силу только психике, а ей революции неведомы. Как сказал Герцен: «Нельзя людей осовободить в наружной жизни больше, чем они освобождены внутри». Для тех, кто не понял, повторю яснее: революционные изменения в обществе бесполезны и бессмысленны; революцией нельзя добиться ровным счётом ничего, кроме перетасовки власти. Тем более нельзя революционным путём дать людям больше или меньше власти. Они тогда ею либо не воспользуются (как в начале 90-х в России), либо всё равно найдут себе власть и способы самоутверждения (как на заре СССР: в жестокости, в теневом бизнесе…). Другое дело, если сам народ созрел для большей власти, а государство не даёт. Тогда полезно и прорваться. Но вся польза от таких революций только в этом прорыве, перескоке и заключается. Порою революции действительно нужны, если власть совсем обнаглела; тогда правителей можно и поменять. Но смена организации общества (кардинальная), отношений, устоев – это уже дело не только бесполезное, но и вредное. Впрочем, я снова отвлекаюсь.
Однако же, кажется, я сказал всё. Власть человеку нужна, нельзя у него её отнимать. Но нельзя и давать слишком много власти, ибо с другой стороны, власти человек не хочет. Потребность же определяет каждый для себя. Надо только давать возможность актуализироваться этой потребности, но и не в ущерб тому же стремлению остальных. Как и всё в этом мире, власть чем-то хороша и чем-то плоха, но вот и надо стараться придерживаться золотой середины, а не кидаться в крайности, уничтожая тем самым человека. Власть обуславливает неравенство, власть его детерминирует, но ведь неравенство – это идеал; это естественно. Нельзя заставить людей быть равными или отказаться от власти (власть всех, кстати, = ничья власть); это и противоестественно, и жестоко, и глупо, и, в сущности, бесполезно. Да и, в конце концов, надо признавать за человеком его потребности.
Ценности
Прежде чем говорить о ценностях, скажу немного об идеале. Идеал – это нечто совершенное; нечто такое, лучше чего и быть не может. У человека таких идеалов несметное количество и ранее я именовал их целями. т.е. идеал и цель – это одно и то же, только слова разные. Но чисто лингвистически разница всё-таки есть. У того же человека принято говорить, что есть много целей и идеал его самого. Иначе говоря, идеал – это совокупность всех целей. Есть цели: быть честным, быть сильным, быть богатым… В целом же человек хочет видеть себя честным, сильным, богатым… Это есть его идеал. Это, конечно, и цель, но актуально, как таковой, она не выступает, она распадается на множество целей, к которым человек и стремится. Актуально же эти частности называют целями (как нечто более мелкое), а общее называется идеалом (как наиболее содержательное). Так для человека.
В обществе же мы не говорим «цели»; не принято говорить «общественные цели». Но, в то же время, вполне свободно оперируют словосочетанием «общественный идеал». Который означает какое-то абстрактное среднее идеалов всех людей данного общества. Выходит, идеал у общества есть, но ведь он состоит из частных целей. Как же тогда называют «общественные цели»? Правильно, ценностями. Таким образом, ценность – это средняя обобщенная цель каждого человека в данном обществе. т.е. ценности – это другое название (и не более того) «общественных целей». Весь вопрос только в словоупотреблении. На самом же деле, ценность – это цель.
Сразу скажу об истоках ценностей. Исток – «Сверх-Я» человека. И далее ВКП и ВКС. Подробнее об этом в «Человек, как он есть». На этом о психологии – всё.
Но это так, чтобы сходу расставить все точки над «i». Это не интересно. Интересно же то, правильно ли я понимаю ценности, и какова тогда ценность этих ценностей (извините за тавтологию)? И здесь я, прежде всего, отмечу всё то же лингвистическое отличие. О целях принято говорить «быть» («быть добрым», «быть богатым»…) или «иметь» («иметь хороший дом», «иметь машину»…). О ценностях же так не говорят. Ценности – это имена собственные: доброта, дружба, ответственность… Отсюда трудности. Достаточно просто из цели «быть добрым», имеющейся у очень многих (т. е. когда можно говорить о ценности), вывести ценность «доброта». Но как назвать ценность из цели «быть киллером» (цель весьма распространённая в России начала 90-х годов)? «Киллерство»? «Убийство»? получается какая-то несуразица. Ценность, выходит, такая есть, а название не придумаешь. Хотя реально это не имеет никакого значения. Но как говорить? Я не буду исхитряться, и в таких случаях я буду называть ценности по содержанию (названию) самой цели, т.е. в данном случае ценность будет «быть киллером». А потому будем считать, что с этим разобрались.
«Но, – возразят мне многие, – какая же это ценность? Ценности – это любовь, доброта, а вы – убийство! Никакая это не ценность! И Вы, следовательно, даже в истоках не правы». Возражение понятное, но глупое. Давайте пойдём от общего. Доброта – это ценность? Бесспорно. Ценность на том основании, что люди не хотят, с одной стороны, быть плохими и злыми (хотя, разумеется, далеко не все), они хотят быть добрыми. Ведь если бы не было такого желания, то какая же это (доброта) ценность для людей? Это был бы пустой звук, а не ценность. В свою очередь, что значит «хочу»? Это значит, есть такая цель. Не было бы цели, человек и не хотел бы. Ибо зачем ему хотеть, если ему это не нужно? Значит, исток ценности «доброта» в цели «быть добрым», которая имеется, повторюсь, у большинства людей. По поводу большинства, кстати, подразумевается само собой. Если такую цель имеет всего несколько человек, то это не общественная (по определению, имеющаяся у подавляющего большинства), а частная цель, т.е. не ценность. Ценность – это именно обобщенное. Это к слову.
Далее, получается, что доброта (а равно и дружба, любовь…), как ценность исходит всё-таки из цели. Тогда спрашивается, почему ценности – это только «хорошие» цели? Кто это выбирает? Кто решает, что вот это цель «хорошая» и общая – значит, ценность. И эта цель тоже общая, но «плохая», значит не ценность? Кто ставит границу между «хорошим» и «плохим»? Даже нет, не так должен звучать этот вопрос: кто додумался ставить границу между «хорошим» и «плохим»? Как можно поставить то, что нельзя поставить в принципе? «Хорошее» и «плохое» очень относительно. Тот же СССР образца 40-х годов. Цель «помогать ближнему» выродилась окончательно. Да, на словах она была, но кто её действительно имел? И, с другой стороны, у всех (почти у всех) была цель «разоблачить какого-нибудь врага». Просто поголовное увлечение. Что на самом деле есть стукачество или даже предательство. Вот вам ценность «предательство», и отсутствие такой, казалось бы незыблемой ценности, как «взаимопомощь». Предательство – это хорошо, а помощь – плохо. И как здесь провести демаркационную линию?
Плохое и хорошее – это человеческие оценки, это субъективность. Это далеко не объясняет и, более того (да и, прежде всего) – это «от человека», а не «от природы». Природа не делит на хорошее и плохое, для природы все цели равны. Ибо у всех у них один исток, одни проявления и одни свойства. Цель и есть цель. А то, что для человека… Это вопрос уже совсем иной.
Таким образом, ценность – это всё-таки общая цель. Думать иначе – значит думать «от человека», а не «от природы» (от реальных основ); поддаваться стереотипам. Такое понимание ценностей (единственно верное) говорит о том, что, во-первых, ценности могут быть какими угодно (и популярность, и богатство, и то же быть киллером…), и, во-вторых, что не существует никаких абсолютных, вечных ценностей. Все ценности относительны и преходящи. Правда, одни приходят на несколько лет и исчезают, а другие остаются тысячелетиями, но это вопрос непринципиального количества. Поэтому все эти разговоры «философов-моралитиков» лишены всякого смысла. «Мы теряем свои ценности», «ценности перестают иметь значение» и т.д. Конечно, ценности можно и терять, и приобретать, но почему-то принято (у многих) считать, будто есть несколько ценностей, которые вечны и которые уж никак нельзя заменить на другие (ведь так и общество развалится). Я же скажу, что очень даже можно. В процессе смены ценностей, в процессе отмирания одних и прихода на их место новых нет ничего странного. Конечно, есть ряд и «вечных» ценностей, т.е. таких, которые присутствуют почти во всех обществах (не убей, не укради и т.п.). Но, во-первых, это именно «почти» (есть и исключения), а во-вторых, чтобы общество не разрушило само себя, такие ценности должны быть, потому они и встречаются везде. Т.е., есть данные ценности – есть и общество; нет их – нет общества. Следовательно, везде, где общество, там и такие ценности. Иначе – деградация и саморазрушение. Они попросту оптимальны, но и не более того. В целом же – общество развивается, открываются новые возможности, и, как следствие, новые цели, а далее из этих целей образуются ценности. И наоборот, что-то перестаёт быть значимым, и цель ослабляется, ценность отмирает (как сейчас с такой ценностью, как «семья»). Это вполне естественный процесс развития. Плохо было бы наоборот, если бы ценности долгое время оставались одними и теми же, что означало бы застой в обществе, со всеми вытекающими отсюда плачевными выводами.
Мне могут возразить, мол, вымирает хорошее, а на его место приходит плохое. Но это, повторюсь, относительно. Были ценности «взаимопомощь» и «не выделяйся», стали же «будь сам за себя» и «будь богаче всех». Плохо? Хорошие ценности сменились плохими? Не согласен. Так получается, что гуманнее держать человека в нищете и всячески попирать его «Я», чем ежели он будет богатым и будет личностью. Неужели ж общество из нищих серостей лучше общества из богатых сытых Личностей? И вообще, хватит об этой относительности.
Ценности – это «общественные цели» и этим, в общем-то, всё сказано. Виден и исток, и их содержание, и их значимость, и их роль в обществе. Ни добавить, ни убавить. Просто «проинтегрировать» конкретные индивидуальные цели – и вот вам ценности. Всё. Да и, кстати, пора бы уже поговорить и о собственно сферах жизни общества.
Собственность
С основными понятиями, организующими наше общество, более или менее мы разобрались. Перехожу не к понятиям, но к сферам, также основным и также, прежде всего прочего, организующим опять же нашу жизнь. Начну с экономики. Ибо что ближе к телу, если не само тело? И как я говорил во введении, экономическая сфера социального бытия будет у меня представлена тремя главами: собственность, трудовые отношения и труд. Именно эти институты я считаю ключевыми в образовании всей экономической сферы. И здесь на первом месте у меня стоит вопрос собственности. На первом же, потому что от его решения во многом зависят решения последующих вопросов, да и вопрос этот очень уж близок к вопросу о власти, который был рассмотрен буквально только что.
Что же такое собственность? А точнее, собственность частная? В самом широком смысле, – это всё, что моё. Моё же то, на что я имею такие права, которых не имеет больше никто. В общем-то, определение хоть и широчайшее, но зато безошибочное; уж точно включено всё. А раз уж это достоверно (что моё), то от того я и буду отталкиваться. Что может быть моим? Моё, естественно, тело; мои мысли; моя работа; мой отдых; моё поведение и, наконец, мои вещи, которые можно так же разделить на живые и неживые. Столько видов и есть. На всё это я имею эксклюзивные права, это действительно моё, моя собственность.
Однако ж, не всё я буду рассматривать пристально, хотя скажу, так или иначе, обо всём. Ведь что-то более спорно, что-то менее; что-то интересно или наболело, а что-то нет. В этом, я полагаю, нет ничего страшного. Плюс к этому, что хотелось бы ещё отметить, главный вопрос этой главы, который так и будет сквозить везде и всюду, это вопрос о частной и общественной собственности. А если точнее, то, что лучше, что естественнее, что имеет право на существование, а что нет и т.п. Предложу же я вашему вниманию два вида собственности: интеллектуальную и вещевую (выраженную двояко: право собственности на живое и неживое). По крайней мере, в философской и экономической практике этим видам всегда уделялось наибольшее внимание. Потому я и буду соблюдать пропорции. Начну же, с чего попроще (конечно, на мой взгляд), а именно с собственности интеллектуальной.
Мысль только тогда становится собственностью, когда она приобрела осязаемое выражение? А если я просто мысль высказал, она моя (собственность), или незадокументированная мысль – это ещё общее, и прав у меня на неё никаких? По закону, это ещё общее, но тогда получается, что моя мысль не моя? Нелепость какая-то. А если высказанная мысль принадлежит мне (казалось бы, разумеется), то невысказанная чистая мысль, моя? Извиняюсь, моя мысль, она – моя? Получается, что всё это моя частная собственность, и я имею на неё все права. Вроде логично и вполне естественно; так и надо. Но когда говорят, что собственность должна быть общей, то что же? И мысли мои уже не мои, а общие? Значит, я уже не я, а абстрактное общее? Думаете, я утрирую? Хорошо, но ведь при общественной собственности все патенты, изобретения автоматически становятся общими, и я не имею на них никаких частных прав. Да, придумал я, но что с того? Всё равно у меня этой собственности нет. И, по мнению коммунистов (и т. п.), всё правильно, всё справедливо, так и надо. А если я просто выскажу (документально не оформлю) какую-нибудь полезную мысль? Тоже, это будет уже не моё, у меня снова нет прав на свои слова. И далее мысли, догадки и т.п. мыслительная деятельность, получается, если всё общее, то и это общее (ибо, где граница? Кто её сумеет поставить?); у меня нет права на самого себя. Я, таким образом, не имею в собственности (моей, частной) даже себя самого; я общий. Отсюда, к слову сказать, и следуют все эти «незаменимых людей не бывает», «общество – всё, человек – ничто» и т.д. и т.п. Так что же лучше: общественная собственность или частная? И возможна ли здесь собственность общественная? На эти вопросы я отвечу чуть позже, сейчас же далее.
Далее – собственность на материальное. И сначала немного о собственности на живое. Да-да, человек имеет право на обладание, как собственностью, живым. И это не рабы, рабы – это скорее вещи, нежели люди; рабы за людей не считаются; к ним не испытывают человеческих чувств. Потому, это живое относится более в следующий вид собственности. Сейчас же о другом. Например, собака – это моё? Бесспорно. А жена – моя? А чья же ещё? Я имею соответствующие права и на жену, и на собаку; другие этих прав не имеют. Значит, если права только у меня, это моя собственность. Правда, не зря я этот вид (на живое) выделил отдельно: в таких ситуациях отношения двусторонние. Я тоже не бесконечно волен в своём произволе, как с материальными вещами. Я не могу по своей прихоти продать, сжечь, выкинуть, поменять свою жену без её на то согласия. Она тоже имеет права. Вещь же прав вообще никаких не имеет; я что хочу, то с ней и делаю. Но, тем не менее, хотя у объекта собственности есть свои права, у меня тоже есть права, отличные от прав остальных. Настолько отличные, что я могу сказать «моё», а более никто так сказать не может. Потому и собственность. Но там, где есть собственность, есть вопрос и о частной, и об общественной собственности. Нужна ли здесь частная собственность, и зачем она нужна? Впрочем, и тут решение этих вопросов будет позже, после разбора последнего вида.
Напоследок же я оставил собственность вещевую, собственность на неживое. Вот где слюны набрызгано моря и океаны! Впрочем, что такая собственность существует (а равно, и что она из себя представляет) понятно и ребёнку. Не спорю, если вдаваться во все правовые тонкости, да если ещё и по частным проблемам, то тут столько всего неясного! Такие сложности! Но я в такие дебри не лезу и лезть не хочу. Я, так, по верхам, философски. А раз уж понятно с содержанием, то пора бы уже, наконец, перейти к вопросу о частной и общественной собственности. И, кстати сказать, именно в этом виде вся проблема (да и её решение) видна как нельзя лучше.
Вы поклонник общественной собственности? Тогда не вдаваясь в пространные философские размышления, назовите мне хоть один пример, когда общество, построенное не на частной собственности, процветало или хотя бы вообще существовало. Нет таких примеров. Да, общины были, даже и процветали, но только до тех пор, пока делить нечего и пока членов общины немного. И это, извините меня, не общества, а именно общины; как только община перерастает в общество, вся общность тут же и разваливается. И так было везде и всегда.
