Павел Александрович Новиков
Полное собрание сочинений. Том 4
Оправдание науки
Введение
Название говорит само за себя: философия науки и не более того. Соответственно, и будут решаться здесь именно философские вопросы науки, известные, пожалуй, всякому человеку, который хоть как-то разбирается в философии ХХ века.
Философия науки сейчас в моде; как ни прискорбно это осознавать. Почему прискорбно? Потому что данный род философии есть паразит; это отросток Великой философии, накрепко прилипшей к науке, который последней, за редчайшим исключением, ничего не дает. Знаете, как шавка, которая лает на слона: слон идет себе вперед уверенными десятимильными шагами, а вокруг него бегает эта шавка, путаясь в ногах Могучего слона, беспрестанно лая, что, мол, это он не идет, а ему только кажется, что не туда-то он путь держит; ничего-то он вкусного не найдет и т.д., а сама только знай подъедает слоновьи объедки (да тем и живет). Надеюсь, я никого не обидел? Философия науки всегда только и занималась, что превращала научные достижения в метафизику и брехологию, причем, выдавая оные за такую истину, до которой науке ещё расти и расти. И что мы имеем теперь? Покажите мне того ученого, который уважал бы философию науки, а уж тем более такого, который следил бы за её развитием и прислушивался бы к её мнению; вряд ли вы сейчас отыщите такого замечательного человека.
Впрочем, здесь я буду таким же паразитом. Зачем я так самоунижаюсь? А чтобы было! Проблемы-то ведь действительно существуют: что есть наука, зачем она, что есть истина, верифицируемость, наука как культурный феномен… Все эти вопросы имеют место быть. И пусть они самой науке что шли, что ехали, философу же сие интересно. Соответственно, и решаются они сугубо по-философски: топчась на одном месте и создавая видимость решения путем «заимствования» достижений прочих наук. Короче, не философское это (уже) дело, а… Нет, об этом позже.
Итак, здесь мы будем в очередной раз паразитировать и решать нерешаемое: ибо философия потому и философия, что сама ничего не решает. Кстати, попрошу заметить, что последнее выражение есть «удобрение в философский огород». И ничего странного здесь нет; попробуйте дочитать всю эту муть и сами поймете. Да, я опять отвлекаюсь. И снова:
Итак, что тут намечается, стало более или менее ясно, теперь пора бы сказать и о самом этом «что». Как и всякое размышление, начнем мы с самого общего определения того предмета, что мы собираемся «размыслить», т.е. начнем с определения науки. Да не просто с определения (определений этих хоть пруд пруди), а в основном даже с границ: где границы науки и обыденной деятельности, науки и творчества, науки и философии. Хотя последнее здесь будет лишь обозначено; детально об этом будет сказано в следующем разделе. Следом за определением науки целесообразно определиться с её истоком и назначением. После такого поверхностного рассмотрения можно и углубиться, сказав о структуре науки (опять же в самом широком, философском смысле), а именно о естественной и гуманитарной науке; ведь проблема их соотношения в настоящий момент одна из наиболее важных в перечне проблем философии науки. На этом первый (условный) этап рассмотрения науки заканчивается.
Далее последуют вопросы уже не вида «наука …», а «в науке …». Перво-наперво сюда относится вопрос истины и, соответственно, её критериев, затем последует как бы «истина в динамике», т.е. как одна истина переходит в другую, что, в общем, и есть прогресс науки. Но пока этот прогресс «изолирован», он вне социальных реалий и человеческого фактора. Прогресс же с учетом всех «возмутительных» факторов последует далее. В этой же главе, к сведению сказать, будет рассмотрена демаркация науки и ненауки (псевдонаука, лженаука, антинаука…). Может возникнуть вопрос: почему я эту проблему не затронул ранее, в той главе, как давалось определение науки и происходило отсеивание от нее всего остального. Разъясняю: до того ещё не было введено то понятие, на котором вся эта дифференциация строится. На этом прошлое и настоящее науки заканчивается, уступая своё почетное место будущему.
В отличие от первого раздела здесь не будет дано каких-то «невероятных» построений. Практически весь этот раздел полностью укладывается в современное представление о науке. В то же время, кругом пруд пруди различного рода прагматистов, попперианцев или попросту скептиков. Против данного рода мнений, в основном, и будет направлено нижеизложенное. Понятное дело, что хаять науку сейчас модно: мол, существуют такие глобальные проблемы (а то и апории), которые как минимум «ставят» науку в тупик, а как максимум и вовсе лишают её права на существование. При этом я не имею в виду моральный, этический подход, всё это в чисто гносеологическом русле. Я же попытаюсь вернуть всё на свои законные места образца «первого типа рациональности». Думаете – атавизм? Нет, это будущее.
Всё, очертания обозначены и совесть моя чиста.
Начинаем.
Что есть наука
Что есть наука? Определений можно встретить несметное количество, начиная от «это социальный институт» и заканчивая едва ли не эпосами на полстраницы. Я не буду исхитряться и скажу (всего лишь), что наука – это род деятельности человека, направленный на достижение истины и согласующийся с нормами и правилами соответствующего социального института. Уточню насчёт «достижения истины»: знание истины означает лучшее овладение практикой. Более, пока что, ничего не скажу. Может быть, такое определение звучит и не очень изящно или даже как-то не вполне прозрачно, но, в общем-то, его можно принять, ибо суть вещей оно всё-таки вскрывает. Но определиться с наукой – это так, самая малость. Что такое наука, может объяснить и ребёнок; казуистикой же заниматься не хочется. Гораздо сложнее здесь иное, а именно – провести границу между наукой и прочим: искусством, творчеством, обыденной деятельностью. Отделить зёрна от плевел и щи от мух нам необходимо, иначе может возникнуть целая куча вопросов, непосредственно к науке и не относящихся. Начнем с последнего, т.е. с обыденной деятельности, как с самого нам близкого.
Действительно, зачастую какие-то «опыты» ставятся и в домашних условиях (например, измерить спиртометром сколько градусов в самогонке), однако научными такие опыты явно не считаются. В то же время, если этот же опыт сделает человек с ученой степенью и соответствующим образом оформит и опишет его, то это однозначно будет научный эксперимент. А по сути-то, в чем разница? Даже если оба эти эксперимента будут сделаны по всем правилам, статус у них всё равно будет разный. Известен тот факт, что если у вас нет учёной степени, и вы заявитесь со своим открытием, вас никто и слушать не будет. А вот если это же открытие делает учёный…
Следовательно, граница здесь не фактическая, а чисто номинальная: решение всякой задачи только тогда научно, когда оно отвечает юридическим требованиям научности, а никак не собственно научным. Хотя последние и нельзя совсем уж списывать со счетов. Т.е., во-первых, решать задачу должен не абы кто, а человек, имеющий на это право: совершенно элементарный и никчемный эксперимент доктора наук будет иметь несравнимо большую научную силу и важность, чем даже самое великое открытие какого-нибудь «просто-думающего-лежа-на-диване». Конечно, бывают и исключения; порою прислушиваются и к людям, собственно, к науке не относящемся (к примеру, астрономия, где большая часть изучающих небо – любители), но это скорее исключение, чем правило. Здесь в любом случае, чтобы «обыденные слова» приобрели научный вес, нужен ученый, который скажет, что вот, Вася Иванов говорит правильно, и только тогда на вас ещё могут обратить внимание. С одной стороны это, конечно, хорошо, так отсеивается несметное количество людей просто-напросто несведущих, но с другой стороны, запросто отсеиваются и действительно стоящие идеи. Но что поделать? Меда без мух не бывает. Во-вторых, любая даже самая крошечная мыслишка, а уж тем более эксперимент, должна быть соответствующим образом оформлена, и если опыт не будет описан по всем правилам, то грош ему цена, а потому, чтобы быть в науке, надо придерживаться законов науки, а иначе… Уж извините.
Таким образом, «обыденность» и «научность» на своих стыках имеет разницу лишь формальную (юридическую), в самих фактах искать границы просто бессмысленно (в виду, очевидно, их отсутствия). То, что «обыденность» может и не отвечать научным требованиям – это само собой, и здесь я даже говорить ничего не буду. Фактические же (они же юридические, номинальные) границы обозначены.
Далее сложнее.
Зачастую можно услышать, что в науке не место творчеству (?!), и что наука творчеству едва ли не противоположна. При этом, надо думать, под творчеством понимается не иначе как фантазия. А почему? Непонятно. В самом широком (и в самом верном) смысле творчество – это процесс создания чего-то нового. Все остальные определения творчества есть уже ненужная конкретика, из-за которой весь смысл данного понятия исчезает. Иначе творчество понимать недопустимо (во избежание опрометчивого отбрасывания присущих ей элементов), но в таком смысле наука, по большей части, и есть творчество; всякое новое открытие, всякий новый эксперимент есть по определению новое, новое же значит: творчество. Ученый, если он ученый, а не «сдиральщик из интернета» есть творец, ибо он творит науку. Где же тогда граница? А нигде. Наука, как и вообще любой вид деятельности человека, включает в себя и нечто старое и создание чего-то нового, ранее неизвестного (пусть даже неизвестного данному человеку), а потому наука и творчество в принципе неразделимы.
Напомню, то было творчество в широком смысле, т.е. как процесс создания чего-то нового. Творчество же можно понимать и более узко – как только свободное творчество. Свободное означает выход за рамки действительности. Это полёт фантазии, полёт мысли… Свободное творчество можно так же понимать как искусство. Если понимать творчество так, то здесь уже появляется достаточно чёткая граница. Наука перестаёт быть наукой, когда начинает увлекаться выдумками. Конечно, всякая наука начинается с пока ещё беспочвенных мыслей, которые лишь со временем доказываются и приобретают научный статус, но то ещё и не наука. Научно то, что доказано, т.е. действительно. Свободное же творчество не действительно. Там, где начинается одно, заканчивается другое. В таком понимании творчества – да, наука и творчество противоположны друг другу. Так что, в соотношении науки и творчества всё зависит от того, что понимается под последним.
Искусство же я практически обойду стороной, т.к. смыслов у слова «искусство» несметное количество, и относительно каждого из них можно будет вести отдельную беседу. Но, тем не менее, уж чего-нибудь, а сказать надо (коли уж заговорил).
В одном смысле искусство есть «большое умение», тогда и учёный может быть искусным; ведь есть же среди учёных люди по-настоящему умные, и их не так уж и мало.
В другом смысле искусство – синоним творчества, причём творчества именно свободного. Только что я об этом говорил, и повторяться не вижу смысла.
В третьем смысле искусство – это определенные занятия человека (живопись, скульптура, музыка …), тогда наука – никак не искусство по простой причине номинального словоупотребления. И т.д.
Все эти смыслы можно варьировать, придумывать к ним что-то новое и, в конце концов, так раздуть это понятие, что даже оперировать им станет просто невозможно. Я же остановлюсь.
Так что же в итоге? Относительно границ сказано следующее: наука дифференцируется от всего прочего двояко: фактически и юридически. Первые (т.е. собственно критерии научности) мною не рассматривались по причине их очевидности и уже изрядной изученности. Второе не менее очевидно (если, конечно, вы не законченный романтик науки) и означает то, что к науке имеет отношение только то, что 1) отвечает юридическим требованиям данного социального института и 2) имеет доказательную базу, т.е. не выходит за рамки действительности.
Границы эти, конечно, не очень однозначны. Нельзя сказать, что они совсем уж размыты, но, тем не менее, вопросы на стыках возможны. Законы, хотя они и достаточно ясны, всё же не могут расставить все точки над «i». За примером далеко ходить не надо: любой научный документ должен быть написан научным стилем, иначе это не документ, а филькина грамота. А где та яркая и непреклонная граница, что разделяет науку и публицистику? В написании диссертации (к примеру) это – практически полностью на усмотрение научного руководителя, и о какой же однозначности, в таком случае, может идти речь?
То же и с критериями научности. Эти критерии мало того, что чуть ли не в каждом институте свои (вариации, само собой), так они ещё и меняются; следить не успеваешь. Да и те же гуманитарные и естественные дисциплины – критерии разнятся (в основном требовательностью), а что же делать науке на стыках? Проблема!
Как видим, если копнуть поглубже, обнаруживается много сложностей и неясностей, которые, пожалуй, неустранимы (разве что умалчиванием или софистикой). Да и бог с ними. Обозначили же мы искомые нами границы? Обозначили. А только это нам и требовалось.
Истоки и назначение науки
«Зачем нужна наука?» – вот тот вопрос, который будет решаться. Признаюсь, то, что такой вопрос (проблема) вообще существует, я узнал совсем недавно, когда стал разбираться с философией науки. Для меня ответ всегда был очевиден: чтоб жилось лучше. Ан нет, оказалось, что не всё так просто. До сих пор бытуют (и очень даже авторитетно бытуют) такие ответы как: чтобы познать абсолютную истину; чтобы сделать человека Человеком или даже: смысл существования человека вообще в том, чтобы постигать. И т.д. Начну же я с доказательства именно моей (впрочем, не только моей) точки зрения.
Зачем человек (да и вообще всякое живое) стал познавать? Чтобы лучше приспособиться к условиям окружающей действительности. А откуда пошла наука? От познания. На определённом этапе своего развития человечество перешло обыденное познание и открыло первые закономерности. Как только эти закономерности стали выражаться численно, и на них стали строиться какие-то решения практических задач (т.е. появилось соответствие действительности; закономерности теперь верифицируются), тут-то и появилась наука. Далее только непринципиальное усложнение. И если цель познания – практика, а наука полностью вышла из самого обычного познания, то и цель науки – практика. Наука нужна для того, чтобы лучше приспособиться к окружающему нас миру. Исток науки – практика. Её назначение – сделать жизнь как можно более комфортной. Её цель – приспособить под нужды человека всю природу. Чистейший прагматизм. И всё это настолько просто и логично, что даже и не знаю, что ещё сказать.
Но если мы ответили на вопрос «откуда?», то давайте-ка поподробнее разберёмся с вопросом «зачем?». Обозначим одно очень важное положение: наука не делается наукой, наука делается людьми. Причем далеко не всем населением земного шара, а относительно совсем небольшой горсткой людей. В то же время, наука, точнее – достижения науки, нужны не только ученым, но и подавляющему большинству вообще всех, кто хоть как-то знаком с цивилизацией. Следовательно, наш изначальный вопрос делится на два вопроса: 1) зачем наука нужна учёным (зачем человек занимается наукой) и 2) зачем наука остальным людям.
Начнем с первого.
Как уже было сказано, наука сама себя не делает и вовсе не «самоорганизуется»; науку всегда конституируют люди (ученые). Зачем же человек выбирает своим жизненным путем науку? Есть такая штука – ВКС (см. «Человек как он есть»), а наука – чем не средство? Наука – такое же средство самоутверждения, как и «писательство», музыка, «актёрство»… И «сделать открытие» – такая же цель, как «получить Оскара», «заработать миллион» или «… 100 женщин». И точно так же редко человек делает действительно важное открытие, как зарабатывает миллион или получает Оскара. Несмотря на всю кажущуюся «глобальность» учёного – это одно из …, которое имеет целью, в конце концов, получение удовольствия как от процесса, так и от достигнутой цели.
Но почему тогда, спрашивается, люди-учёные не избирают каждый свой собственный путь и не диктуют всем (без оглядки на прочее) именно свою точку зрения? Почему наука есть продукт коллективный? То, что наука не есть простое скопище рвущихся куда-то вдаль (своими эксклюзивными путями) людей-ученых также объясняется весьма просто. Во-первых, редкий дурак попрет против мощного течения, и хочешь ты того или нет, всё равно приходится придерживаться (или хотя бы оглядываться) существующей парадигмы. Конечно, людей, которые хотят перевернуть всё с ног на голову – навалом, но получается это у единиц (Ньютон, Эйнштейн, Дарвин …), остальные же либо смиряются и сдаются, либо их считают «странными», «не от мира сего» или и вовсе дураками, со всеми вытекающими отсюда выводами. Это первое.
Во-вторых: наука имеет множество писаных и неписаных правил, от которых не очень-то и убежишь, если хочешь быть «в науке». Это тоже организует всё ученое сообщество, причем очень даже серьезно организует. Чтобы быть учёным, надо быть в рамках социального института науки, а это ко многому обязывает.
Но если учёный занимается наукой из-за своего ВКС, а может быть, порою, и ВКП, или ещё чего посложнее (это здесь не принципиально; главное – из-за своей подсознательной и далее сознательной деятельности, т.е. из-за индивидуальных стремлений), сдерживаясь, по тем или иным причинам, в определенных рынках, то люди, они-то чего? Им-то на кой эта наука сдалась? Для обычного человека наука не есть ни цель ВКП, ни цель ВКС, и вообще всё это могучее знание ему, как говорится, что собаке пятая нога. И правда, наука обычному человеку даром не нужна, ну разве что из интереса; нравится «Наука и знание» в туалете почитать. Но человеку совсем не безразличны достижения науки. С ними (с этими достижениями) человеку удобнее, проще, приятней… В общем, с ними человеку лучше, чем без них. Т.е. наука устраивает человека как средство к лучшей жизни (большему господству над действительностью), о чём, кстати сказать, и говорилось в самом начале этой главы.
Таким образом, достижения науки (а значит и сама наука) нужны для человека, в самом широком смысле, для большего удовольствия, а мимо «большего» ни один человек не пройдет. Конечно, наш человек не будет следить за каждым патентом и каждым подающим хоть какие-то надежды ученым, он просто зайдет в магазин, увидит, обдумает и купит. всё просто, на первый взгляд, и легко, хотя за этой простотой и кроется огромная и очень сложная организация. Но на то и маркетологи, на то и предприятия, на то и конкуренция. Да и вообще, все эти мучения по преобразованию голой идеи в Нечто – это отдельный разговор, да и не мне его «разговаривать».
Тут же возникают другие вопросы: «А зачем тогда теоретическая наука?», «А зачем нам атомная бомба, яды и т.п.?» Под этими вопросами я понимаю не теоретический уровень «плазменный экран» и «сколько раз можно переписать CD-RW», а такой далекий Уровенище, как, например, «размер Вселенной» или «сколько миллисекунд сможет прожить сто пятидесятый элемент таблицы Менделеева». Что нам от этого размера и этого времени? Да ничего. Однако ж, занимаются учёные такими вопросами и ещё как занимаются.
Ну что здесь сказать? Вопросов можно выдумать много, ответы давать замучаешься, а потому я дам лишь один общий принцип всех решений: понимать всё нужно конкретно. То, что идеализм и идеализация ни к чему хорошему привести не могут, об этом говорил (причём очень даже неплохо говорил) ещё Фейербах. Та же астрономия не есть некое «самообразование» науки. Она вышла не из науки как таковой, а из людей, которые её создали. Астрономия есть кандидат Петров, доктор Иванов, академик Сидоров… Каждому интересно нечто своё и каждый, соответственно, этим занимается. Иванову интересны метагалактики, он выпросил денег на изучение этой проблемы и изучает себе потихоньку. Ну да, никому, кроме Иванова, это, может быть, и даром не нужно, но Иванову-то нужно. И если ему субсидируются деньги, или хотя бы платится зарплата, почему бы ему не заниматься своими метагалактиками?
То, что какое-нибудь государство построит за бешеные деньги ускоритель, не значит, что в этом кроется какой-то великий смысл. Это вопрос общественного мнения, вопрос государственного престижа, вопрос развития науки… Последнее можно читать как вопрос более быстрого достижения цели науки, т.е. вопрос опять же практической пользы. Т.е., всё конкретное должно пониматься конкретно (данной ситуации) и вовсе не следует, думая абстрактными категориями, строить всё на конкретных фактах (и наоборот). Да, в некотором приближении, мы можем сказать, что наука создала телевизор, что науку субсидирует государство, что наука дифференцируется. Но это всё приближение и абстракция. Наука не создавала телевизор, его создали такие учёные как … ; Дума дала денег на …, учёные таких дисциплин, как … отдаляются от учёных … И т.п. И если мы примем именно такой подход к нашей задаче, именно на таком уровне будет мыслить, то всё нам станет очевидно. Все эти построения, не учитывающие людей и конкретной ситуации, не имеют базы, а, следовательно, являются ничем (а потому ничего и не решают). Мы же взглянем глубже и увидим… Взглянули? Ну, я же говорил. Все же остальные точки зрения на предназначение науки не выдерживают критики. Я уж не говорю о том, что они и сам факт возникновения науки видят в неверном свете идеализма, ибо и последнее необходимо, иначе вывод предназначения науки становится, как минимум, ущербным. Здесь никак не обойтись без метафизики.
Наука есть апогей человеческого стремления к познанию. Согласен. Но стремление к познанию не заложено в нас как нечто отдельное. Это один из способов приспособляемости. У животных же нет такого стремления? Нет. Но если мы произошли от животных эволюционно, откуда оно у нас? Откуда, в таком случае, это стремление? Ответ можно получить только одним путём – путём метафизики. Или, что наука есть некое «самовыражение» разума. Замечательно. Но и сам разум обусловлен практикой, а значит и наука имеет своей основой и целью опять же практику. Или вот, утверждение, что наука стремится и держится только на том, что верит в достижение абсолютного знания. Вы поспрашивайте, много ли учёных верят в достижимость абсолютной истины? Учёный – это не только и не столько безумный седой старик, не желающий видеть ничего кроме своих проблем. В подавляющем большинстве случаев учёные – это люди, которые просто работают учёными. Если мне платят за то, чтобы я чинил какой-то там агрегат, то для его починки мне вовсе не обязательно верить в то, что после моего вмешательства (или вообще в конечном итоге) этот агрегат станет лучшим в мире. У меня просто-напросто появилась проблема, и я хочу (если мне эта работа интересна) и должен её решить. Так что, если отбросить даже в прочих теориях всякие необоснованные нагромождения, то мы вновь придём к одному: исток и назначение науки – практика. Иного не допускаю.
Естественные и гуманитарные науки
Прежде чем говорить о различиях между естественными и гуманитарными науками, необходимо сказать, что вообще они такое есть. И сразу же проблема. Однозначно сказать, что вот это – наука естественная, а это – гуманитарная, зачастую составляет проблему. Конечно, существует определенный и вполне ясный костяк данных видов наук: физика, химия, биология … с одной стороны и психология, социология, экономика … с другой. Но как быть с науками на стыках? Изучение структуры психики с помощью приборов (т.е. чисто естественнонаучными методами) – предмет изучения вроде бы и гуманитарный, а вот методы уже совсем нет. Или зоопсихология – с точностью до наоборот. Многие вопросы биофизики… Или натурфилософия – это что? Мы, конечно, номинально можем сказать, что естественные науки – это науки о природе, а гуманитарные – о человеке (в т.ч. социуме). Но разве человек не есть существо природное? Разве у животных нет психики или того же общества? В конце концов, разве мышление – это что-то вне природы? Впрочем, разговор этот ни о чем. Вряд ли найдется такой ученый, который скажет, что естественные и гуманитарные науки нигде не пересекаются, а потому оставим данную тему в покое. Пересекаются? Ну и ладно; сказали, и совесть чиста.
Проблема в другом. Бог с ними, с этими предметами, но как быть с методологией? Вот тут начинается самое интересное. О том, является ли методология (а, следовательно, и определенные критерии, принципы) гуманитарных наук отличной от методологии естественных – спорят с тех самых пор, как таковое деление зародилось. Сейчас и я скажу свою точку зрения.
Начнём мы, как ни странно, с гносеологической проблемы. А именно, заявим о существующих мирах. До сих пор принято выделять два мира – объективный и субъективный. Под первым, при этом, принято понимать такой мир, который будет существовать даже после смерти последнего человека. Второй – внутренний мир самого человека. Однако такое деление слишком упрощено, и хотя для решения подавляющего большинства вопросов этого достаточно, порою, все-таки, необходимо проникнуть глубже. Не претендуя на честь первооткрывателя, я выделяю следующие миры. По поводу вышеприведенного определения объективного мира некоторые могли не согласиться, и были бы в этом абсолютно правы. В более широком смысле объективный мир – это мир вне человека (в отличие от субъективного, который в). «Вне» означает не только «природа», но и «социум». Отсюда мы приходим к дихотомии объективного мира: природа и общество. При этом ты можем говорить о природе отдельно, и это будет объективный мир (ОМ) первичный, об обществе же мы отдельно говорить не можем, ибо если природа вовсе не подразумевает общество и может замечательно существовать и без него, то общество без природы немыслимо; оно выходит из природы и выступать может только во взаимосвязи природа-общество. Следовательно, если мы в размышлениях имеем в виду и (или прежде всего) общество, то мы, тем самым, говорим об объективном мире (ОМ) вторичном, ибо он выходит из первичного. Здесь можно дать определение данному миру и позабавнее. Если первичный объективный мир – мир продолжающий жить и после смерти последнего человека, то вторичный – это мир, исчезающий со смертью предпоследнего человека.
А теперь немного отвлечёмся на мир субъективный. Субъективный мир – это внутренний мир человека. Здесь без изменений, а потому целесообразно для дальнейших размышлений отталкиваться именно от этого мира. Давайте же представим себе схему познания (а равно и бытия) человека через его субъективность (рис. 3).
Рис. 3
Здесь природа – это всё то, что вне человека как отдельного организма. Первичные преобразователи – это различные органы чувств (глаза, уши…), ХиОИ – хранение и отображение информации. При этом здесь, как органы, выполняющие данные функции, так и сами процессы хранения и обработки информации. ВИ – видимая информация (образы). Ибо, ясное дело, человек видит далеко не всё, что есть у него в сознании; большинство образов скрыто. 1, 2 … n – первый, второй, n-ный человек соответственно.
Теперь по взаимодействию. Первичные преобразователи переводят параметры окружающего нас объективного мира в информацию, с которой может работать ЦНС и, в частности, мозг. Очевидно, эта информация где-то хранится и обрабатывается. Но видим ли мы это хранение и обработку? Нет. Работа сознания для нас до сих пор загадка, хотя информацию мы все-таки видим, видим отображающей частью. Здесь, конечно, надо бы знать принципы работы психики, которые изложены в «Человек как он есть», но попробуем обойтись без этого. Информацию мы видим образами, которые и есть искаженное представление объективной действительности. Образы же – это уже визуализация итогов той работы, что проводит сознание. Работа нам не видна, мы о ней ничего не знаем, а вот эти образы, детерминированные и проистекающие непосредственно из работы сознания, и есть собственно информация, видимая нам. Наглядный пример: есть сеть с каким-то напряжением – это объективная действительности (природа), это напряжение измеряется вольтметром (первичный преобразователь), после ряда вспомогательных преобразований она (эта информация о напряжении) обрабатывается процессором (и прочим), со всей кучей регистров, триггеров и инверторов, и переходит на хранение на жесткий диск. Эти же нули/единицы, по сути, высвечиваются на мониторе – это картинка, но получается-то она из нулей/единиц, её всю определяют именно эти нули с единицами, с которыми и работает процессор, жесткий диск и вообще вся система. Теперь чувствуете дуализм? Если продолжать разговор о компьютере, то его в самом простом случае можно представить как системный блок и монитор. И хотя системный блок может замечательно работать и без монитора, а монитор на все 100 % зависит от работы системы, вещи это всё же взаимодополняющие. Теперь представим, что все компьютеры разные. Да, работают они на одних и тех же принципах, но программы немного различны (разное «воспитание») и «железо» у них разное (кто-то внимательнее, у кого-то память лучше или обоняние развито) – вот вам и индивидуальность, субъективность. Но то субъективность природная. Природная не значит от природы, это значит обособленность и различие людей на уровне природы, материи. У каждого «процессор» со своей изюминкой. Но в то же время это свой, особенный мир, который хотя и природен, всё же отличен от прочего – это и есть субъективный мир; Собственно субъективный (т.е. свой, внутренний) мир. Но, как уже было сказано, хотя этот мир и основа, коррелят, но человек живет не в нем, человек видит только монитор, он живет в мире образов-продуктов собственно субъективного мира. Для меня это мир вторично-субъективный. Этот мир образов всех людей и образует вторичный-объективный мир представленный на схеме.
Что особенного у такого мира? Он разграничен с миром объективным первичным. Он много чего не знает, многое искажает, создавая на запросы такие образы, которых нет в объективной действительности, которые не дают в опыте. Эти же понятия затем так же ошибочно переносятся на мир, и вот вам «объективное» бог, свобода, добродетель… Человек же, не видя всей работы, происходящей в субъективном мире, в своем мире иллюзий видит и понимает и понятие бога, и свободы, и хорошего/плохого… всё это, тем самым, существует, но не первично-объективно, а вторично. Да, этот мир полностью построен на первичном объективном мире, он материалистичен, здесь нет никакого идеализма, но это всё же иное (хотя и не более того). Точно так же, как в работе с компьютером человек видит и понимает только через монитор, хотя тот и является лишь прямым отображением работы системного блока.
