Павел Александрович Новиков
Полное собрание сочинений. Том 4
Материальная сфера – самая простая. Чем больше я могу приобрести материальных ценностей на свои доходы – тем лучше. В идеале – практически не работать (только деньги получать) и кушать всё, что захочу, причём в любом количестве; из предметов – также иметь всё, что захочу. И всё это, разумеется, лучшего качества. С этим просто.
Государство и закон. Чем более обо мне пекутся, чем в большей безопасности я нахожусь, и чем менее я замечаю само это государство – тем лучше. И тут совсем не обязательно, чтобы была демократия. Если и так всё делается лучше и справедливее некуда, то зачем мне голос? Только создавать себе лишние проблемы и понапрасну думать? Демократия – это лучшее сейчас, но не лучшее для всех и во все времена. Идеал – это наоборот, тоталитаризм, но тоталитаризм «хороший», когда я о государстве ни капли не беспокоюсь, не думаю о нём, не замечаю его, а оно создаёт мне наилучшие условия жизни. А закон и свобода… Спокойней, но свободы меньше. Оно и понятно, это явления – антагонисты. Закон же должен быть таким, чтобы я имел всю полноту самовыражения, но не в ущерб другому. Это, разумеется, ограниченность, но это наилучший вариант и для человека, и, главное, для общества.
Творчество же должно быть неограниченно. В творчестве качество жизни тем лучше, чем более у меня информации, и чем более общество создаёт мне условий для творчества. К последним относится обучение грамоте, доступность соответствующего инструмента, различных школ и обществ. Короче говоря, всё то, что способствует творческому процессу. Само собой, должна быть свобода слова, свобода любого выражения мыслей, свобода творить, хотя опять-таки не в ущерб другим, не оскорбляя других. Конечно, «рамочность», но от неё никуда не деться. Тут уж либо полная свобода и анархия в обществе, либо нормальное прогрессивное общество, но с определённой ограниченностью в действиях.
Взаимоотношения – все те, о которых мечтается. Всеобъемлющая любовь и братство. Ни ненависти, ни злости, ни использования друг друга (в обычном понимании). Сплошная честность, взаимопомощь, сострадание, дружеские, уважающие и любящие отношения. И чем всего этого «хорошего» больше (в сравнении с «плохим»), тем лучше качество жизни. Вроде бы тоже всё ясно и понятно.
Идеалы расписаны, приблизительная оценка качества налицо. Можно приступать к анализу. Но перед тем – небольшое отступление-пояснение.
Кто-то этого может и не хотеть. Аскет считает, что жизнь тем лучше (ибо тем лучше для жизни), чем менее в ней материальных благ. Анархист считает, что должна быть неограниченная свобода и «вся власть народу». И т.д. Но эти желания неестественны. Это не врождённое и всеохватывающее стремление, а цель ВКС. Человек, любой человек, хочет получать больше удовольствий, отсюда такая оценка качества жизни в материальной сфере. Любой человек не хочет себе лишних забот и лишней ответственности, потому такое государство. Любой человек творит (хоть что-нибудь и хоть чуть-чуть) и хочет в том иметь все возможности, потому такое творчество. Любой человек хочет быть уверенным в своём окружении; хочет, чтобы его ценили, и он сам для этого готов придерживаться таких взаимоотношений. Все эти стремления появляются ещё до всякого опыта, они заложены в природу человека, они естественны, и они есть у каждого из нас. Почему тогда мы до сих пор так не живём? Потому что есть в нас и такие же естественные деструктивные (для идеального общества) стремления. Они и мешают. Почему кто-то этого не желает? Потому что есть другая, полученная из опыта, цель, перекрывающая естественную. Как стремление жить естественно, но самоубийца соответствующей целью может его и побороть. Но это, повторюсь, противоестественно; это не тенденция, а исключение. Идеал же общества таков, и именно относительно его мною и будет оцениваться качество жизни. По поводу самого идеала я скажу в одной из следующих глав, сейчас же вернусь к анализу выявленного качества жизни.
Что ж, как лучше, и что тогда есть прогресс – понятно (должно быть), но какие из этого следуют выводы? Давайте снова по порядку.
Если хлеба вдоволь, то какова его ценность? Вот именно! Во времена средневековья хлеб ценился. Представьте себе, если бы тогда человек нашёл буханку свежего хлеба? Это же какое счастье! А сейчас? Да никто и не позарится! Тогда за кусок хлеба могли убить; кто им поделился – тому обязан до конца жизни. Сейчас же, если дать последнему нищему кусок хлеба, он в лучшем случае скажет «спасибо», и то сквозь зубы. Впрочем, за примером далеко ходить не надо. Ещё несколько лет назад, компьютер, к примеру, – это была роскошь, компьютер ценился, о нём мечтали, его берегли. Теперь же компьютер в аксиологическом плане и гроша ломаного не стоит: у всех есть и совершенно ничего особенного он из себя уже не представляет. В общем, довольство продуктами приводит к их обесцениванию, и не только в экономическом понимании.
А государство? Если раньше по поводу принятия хорошего закона ликовали и устраивали гуляния (средневековье), то что сейчас? Ну приняли, ну молодцы, ну стало жить лучше, ну хорошо… И всё. Незаметно, обесценилось. Когда за каждую подвижку идёт борьба – тогда и ценность, а если и так всё хорошо, борьбы не видно и не слышно, то и ценность закона (напомню: аксиологически) соответствующая. И государство, само по себе: если на фоне плохого оно делает хорошее; если государство (своим народом) выигрывает войну; если оно спасает от кучи преступников, то оно и ценится. А если всё хорошо, войн нет, преступности нет, пусть в том и заслуга государства, то какова его ценность? Кто его вообще замечает? Как будто так и надо, т.е. никакой ценности. Как начальство у меня на работе. Если оборудование «сыпется», и человек, обслуживающий его, из цеха не вылазит, то, значит, он молодец, он работает. А если оборудование так отстроено, что в цех и заглядывать не надо (а, следовательно, инженер может целый день ничего не делать), то работник – плохой, потому что не работает. Вот вам ценность первого работника и ценность второго. Хотя первый – хуже, ибо он в своём разобраться не может, но именно потому он и заметнее. А если всё так хорошо, что работа и не заметна… Да грош цена такому «лодырю»!
Творчество. Сейчас, в век всеобщего просвещения и невиданной доступности информации, какова ценность знанию, ценность информации? Вообще, с появлением интернета произошло величайшее обесценивание творчества и знания за всю историю человечества. Если в былые времена каждая книга была на вес золота, что ни писатель – то из ряда вон, то сейчас? Книга – ширпотреб; писателей, как собак нерезаных. Книгой уже никого не удивишь. «Я написал четыре тома произведений!». «Да? Ну… молодец». Вот и всё. Тоже по поводу скульптур, картин, кино… И это – свобода, разрушающая творчество. Когда за слово могут убить – вот тогда слово ценится, сейчас же слова – это мусор. Когда, чтобы написать картину, нужно всё делать самому, всё пропускать через себя (ибо невозможно найти учителя), нужно умудриться достать краски и холст, писать нужно тайком, во избежание крупных неприятностей, вот тогда творчество ценится. Тогда есть смысл творить, а сейчас (даже сейчас) творчество ценится ровно столько, сколько стоит холст или лист бумаги.
Думаете, иначе в наших отношениях? Вот если тебя все не любят, а один любит, тогда его любовь ценна. Если среди всеобщей озлобленности нашелся добрый человек, тогда его добро есть ценность. Если сейчас тебе помогли, да ещё и бескорыстно, это значит многое. А что всё это будет значить, когда чуть что все кинутся тебе на помощь? Да мы и замечать не будем, что с нами дружат, к нам добры, нам помогают. Это будет в порядке вещей, и этому снова не будет никакой ценности.
Так чем же сопровождается улучшение качества жизни? Везде и всегда – обесцениванием. Отсюда: прогресс – это обесценивание. Вот она простая, обязательная и действующая повсюду мера прогресса. Прогресс тогда, когда наблюдается обесценивание. И общество тогда прогрессивное, когда в нем всё обесценено.
Для пущей важности проверим от противного. Выходит, что регресс – это увеличение ценности чего бы то ни было. Но разве ж не так? В условиях регресса экономики, разве покупки не приобретут большую ценность? Разве не станешь ты тогда дорожить своим последним телевизором? Разве не будет для тебя счастьем съесть на ужин кусок мяса? Или регресс в отношениях, ведь доброта на фоне озлобленности будет куда ценней, чем даже сейчас. И в творчестве: если всё под запретом, невозможно творить, невозможно достать холст, то каково будет творить тебе? Как ты будешь относиться к творчеству другого? Каждый художник на вес золота, каждая картина бесценна, ибо мало этого, трудновыполнимо, опасно. А сейчас многих ли ты знаешь художников? И неужели у тебя захватывает дух при взгляде на все эти миллионы картин? Регресс, вполне очевидный, но как увеличивается ценность! Так же и на заре цивилизации: произведения искусства – иметь его, творить – счастье невероятное; хлеб – самое дорогое; доброта – бесценна и т.д. Вот это – отсталое общество, а когда всё есть и ничто не ценится – тогда общество передовое, прогрессивное. Как в раю: всё есть, только пожелай и никаких забот. Или как у Шопенгауэра: «Когда человек отнёс все страдания и муки в ад, для неба не осталось ничего кроме скуки». Ведь действительно – скука. К примеру, много ли тебе будет счастья от того, что ты нашёл яблоко? Что кто-то сказал тебе «добрый день»? Что ты на всём готовеньком (при уйме времени и ничем не стеснённый) что-то там сотворил? Обыденность; цена – 0. И ад: кусок хлеба за счастье, минута отдыха бесценна, просто не жариться на сковородке уже ого-го как ценится! Вот вам и рай, вот вам и ад.
Ценность – верная оценка развития. Если обесценивание, значит улучшение, прогресс. Если ценность увеличивается – ухудшение и регресс. И так не только для общества в целом, но и для каждого человека в отдельности. Примеры, полагаю, излишни. И если мы посмотрим на всю историю человечества, то, в общем, мы можем и запутаться, где прогресс, а где регресс; где лучше живётся, а где хуже, но если мы применим критерий ценности… Тут же всё становится на свои места. С каждым годом, каждым столетием ценность чего бы то ни было падает. Материальные блага, в т.ч. и еда, государство, доброта, тем более продукты творчества – всё обесценивается. А значит, человечество явно прогрессирует, как бы ни кричали об обратном скептики. Тем более высоки темпы прогресса в XIX и XX веках.
Но есть и исключения. Их тоже нетрудно проверить. Монархия и коммунизм в России: в СССР творчество несравнимо ценнее, хлеб – снова в цене, доброта – величайшая ценность и редкость (если помог гонимому или хотя бы не настучал, хотя и мог – уже очень ценится. Ценилось ли при Николае II, что с этим человеком я могу поговорить о минусах власти?). Следовательно, с воцарением коммунистической партии русское общество стало регрессировать, и хоть какой-то прогресс наметился только в 60-х годах (за хлеб не убивали, друг на друга смотрели уже не так косо). Впрочем, это именно исключение. В целом же, повторюсь, человечество прогрессирует, ибо ценностей становится всё меньше и меньше.
Таким образом, наиболее достоверная, простая и надежная мера прогресса – обесценивание. Или мера любого общественного изменения – ценность. Как бы прискорбно сие не звучало, но это так. В конце концов, и ежу понятно, что тем лучше, чем больше (хорошего, разумеется); чем больше, тем доступней; а чем доступней, тем ниже ценность. Это логично до безобразия. И если человечество прогрессирует (а так оно и есть), то в итоге нас ждёт тотальное обесценивание всего и вся; как в раю. К тому и идёт. Впрочем, с этих позиций история человечества требует отдельного рассмотрения.
Что было
Перво-наперво – о масштабах и границах. История имеет свойство повторяться; это действительно развитие по спирали. Потому, в общем-то, рассматривать прогресс можно и в масштабах одного витка. Иначе говоря, чтобы понять тенденции в развитии человечества, не обязательно знать и говорить вообще обо всех цивилизациях, когда-либо существовавших на земле. Везде одно и то же. Те же закономерности и те же изменения; конечно, при разной внешней организации. Достаточно, например, взять для рассмотрения западную цивилизацию. Т.е. приблизительно от первых веков, от рождества христова и до наших дней. Я не говорю о стадиях, о смене строев, о смене религий и смене экономического уклада. Мне важны только самые общие тенденции, ибо о них речь.
И границы. Прошлое здесь – это всё средневековье, вплоть до XVIII в., когда начинается (по многим причинам) переходный период, который специально я рассматривать не буду. Переходный период заканчивается только в начале XX века, когда воцаряется то общество и та жизнь, которую мы имеем (в своих основах) и на сегодняшний день. Это у меня настоящее. Далее будущее, причем будущее весьма отдалённое. Его наступление спорно, ибо условия могут поменяться, но исходя из того, что было и что до сих пор есть – оно такое. Впрочем, об этом я уже говорил.
Итак, прошлое, средневековье. Хотелось бы развеять некое идеалистическое представление о тех временах. Я думаю, никто не будет спорить со мной, если я скажу, что в то время процветала нищета, голод, болезни, отсутствовали элементарные материальные радости (вроде чистой одежды и тёплого жилья). Так же бесспорны произвол властей и террор, практически повсеместный, по отношению к собственному населению. Далее можно ошибочно полагать, что зато уж творчество бушевало. Но где и когда? Практически ничего вплоть до реформации. А если произведения искусств и создавались (в рамках церкви и для церкви – не в счёт), то только среди высших сословий. Положение дел начало меняться только в XVIII веке, и никак не ранее того. Так что и творчество в те времена было развито слабо. Слишком мало возможностей и слишком велико давление власти. Лишь когда власть стала слабеть (а это XVII в.), лишь тогда начался «творческий разгул», «золотые века» во всех видах искусства. Ибо условия оптимальны: запрещено, но уже можно и попытаться. Хотя, конечно, возрождение искусств и началось, соответственно, в эпоху Возрождения. Но то лишь начало; сильное, бесспорно, но всеобъемлющего для общества (хотя бы и внешнего) характера это творчество ещё не имело. По сути же, в до переходный период, во времена собственно средневековья, творчество имело крайне мало возможностей, было практически недоступно простому смертному и, в общем, развито было слабо.
Ещё большее заблуждение связано с отношениями между людьми. Будто в высшем обществе все были людьми чести, благородными, честными, за зря никто никого не обидит, все ценили и уважали друг друга. В самом же народе тоже никакой жестокости, спокойствие и порядочное отношение друг к другу. Мол, это в наше время человек обратился в скотину; стал жестоким, бессердечным и только о себе и думает. Категорически неверное понимание. Я, конечно, в те времена не жил, но для представления более или менее реальной картины достаточно взглянуть на самые простые факты.
Начнём с низов. Разгул воровства такой, какой нам и не снился. Рабство. Убийство раба наказывалось чисто символически, жестокое же обращение с рабом, а равно и с наёмными рабочими (а ведь тоже люди) считалось нормой. Порка никого не удивляла и была в порядке вещей; на отца, который не бил сына, смотрели бы как на юродивого. Казнь пред всем честным народом, на главной площади, была едва ли не главным развлечением. И никому не становилось плохо, никто не закрывал глаза, а только радостно смотрели и одобрительно (а может негодующе, но какая здесь разница?) кричали. Детские игры, вроде бросания камнями и драка палками, как безобидная игра в войнушку. Драки с поножовщиной, убийствами. Выпили, подрались, убили, плюнули и снова пошли пить. И это было в порядке вещей, особенно в портовых городах. А войны? Стрелять из автомата и драться в толпе с мечами, пиками, дубинками – это две очень большие разницы. Выстрелить куда-то там может едва ли не каждый, а вот пойти в рукопашную, да со всем этим средневековым оружием, на это сегодня мало кто отважится. По крайней мере, история локальных войн XX века знает достаточно случаев, когда у враждующих сторон заканчивались боеприпасы, и они отступали. Заметьте, не шли в рукопашную, а отступали, ибо боялись, да и не каждый сможет убить вот так, всё видя. А тогда ничего, могли, в порядке вещей.
Или высшее общество. Честь – это, по большей части, бравада. На деле все замечательно друг друга подсиживали, без зазрения совести убивали (и частенько не самыми гуманными способами) врагов. И кто там кого уважал? Боялись только денег и власти, за спиной же сплошная ненависть, интриги, слухи.
И разве ж было не так? Не воровали, не казнили прилюдно (и всегда с аншлагом), не воевали так и проч.? Всё это было. Люди в то время были куда более жестокими по отношению друг к другу, нежели сейчас. Сегодня только последние отморозки могут убить и потом продолжить пьянствовать. Чтобы дети ради забавы кидались камнями? Да через минуту они разревутся от боли и от стыда. Или как бы вы повели себя, если бы увидели казнь? Да вас бы, такого жестокого и бессердечного, стошнило бы, и потом вы ещё месяц кошмары бы видели. А чтобы рабочих бить (даже если они ничего и не сделают; вроде гастарбайтеров), да где это видано? О каждом случае в газетах пишут. Или чтобы лупить своего ребенка… Какие жестокие методы воспитания!
В общем, мы стали куда мягче, терпимее и добрее друг к другу. Жестокости в нас несравненно меньше, чем в людях средневековья. Той же благотворительностью сейчас уже никого не удивишь, а в средние века? Если такое явление и было, то уж точно – это единичные случаи. Сейчас мы вовсе не такие бессердечные, как кажется многим. Мы слабые (развращённые цивилизацией), добрые и заботливые. На сегодняшний день отношения между людьми несравнимо лучше тогдашних.
Мне могут возразить, мол, посмотрите сколько убийств! Но в процентном соотношении со средневековьем, у нас убийствами можно вообще пренебречь. О каждом же случае в газетах пишут. Или возмущаются, что жестокие дети издевались над кошкой, такой случай! Да, случай из ряда вон, тогда же домашних животных и на улицу не выпускали, дабы их кто-нибудь не прибил и не замучил. Или самосуд, часто ли он у нас встречается? Сенсация, если вдруг! А если и случается, то потом вспоминается с содроганием. А тогда… Самосуд – нормальное явление, а казнь никого даже не удивляла, не говоря уже о том, чтобы повергнуть в шок и трепет.
Короче говоря, полагать, что ранее человек был менее жестоким может только летающий в заоблачных далях гуманист, дабы он имел право воскликнуть «Куда катится мир!». Но мы, на самом деле, по своим моральным качествам, не ухудшаемся, а только улучшаемся; мы не катимся под гору, а медленно, но уверенно карабкаемся на самый верх. Мы стали добрыми (относительно) и продолжаем добреть. Не замечаем же мы это только потому, что эта доброта стала рядовой, она обесценилась. Но это ли не показатель прогресса? В общем, было так.
Что есть
Об отношениях между людьми в настоящее время я, по сути, говорил только что, потому будем считать, что с этой сферой мы разобрались. Таким образом, остаётся ещё три сферы нашего с вами бытия. Но и по поводу остальных сфер хотелось бы повозмущаться. Ведь как же плохо всем живётся! На красную икру денег хватает, а вот на чёрную – нет. Нищета! А как власть давит! Говорить можно всё, что угодно, а вот голый зад в окошко президента показать нельзя. Тоталитаризм! И как же у нас плохо с творчеством! Хорошего писателя днём с огнем не сыщешь. Ужас, а не жизнь. И, естественно, с каждым днём жизнь только ухудшается… Ну что за чушь?
Даже в России, не самой передовой державе, на среднюю зарплату можно очень даже неплохо питаться. Хлеб, картошку, макароны, соленья-варенья никто уже и за еду не считает. Конечно, это не предел совершенства, но когда говорят о нищенском существовании… Извините меня, это значит, либо ты дурак, либо зажрался. А скорее всего и первое, и второе. В Европе (коли уж я говорю, прежде всего, о Европе) вопрос о еде, тем более о скудной еде и голоде вообще не стоит. Даже диковинки и те ни во что не ценятся; приелись. С одеждой, бытовой техникой, автомобилями – тоже никаких проблем. И плохо живётся! Как те эмигранты во Франции: в доме стоит кинотеатр, компьютер, на доходяг никто не похож и всё это на одно голое пособие. И ещё бунтуют! Жизнь плохая! Заелись мы с вами, господа-товарищи, достаток, невиданный за всю историю человечества, и в грош не ставим, не замечаем его. А он есть!
И государство. Институт демократии рушится, тоталитарные наклонности усиливаются… Это какой же тоталитаризм, если зарплату по первому требованию не подняли (забастовка авиаслужащих в той же Франции), а подняли только после забастовки! Совсем народ власти безразличен, только о себе власть и думает. Да даже в начале XX века, не говоря уже о средневековье, всех бунтарей просто-напросто уволили бы. А еще раньше – казнили и дело с концом. Но нет же, это не улучшение; всё очень плохо.
А с творчеством? Художников нет? А вы много смотрели? Писателей нет? Да хоть пруд пруди; в кого ни ткни, попадёшь либо в писателя, либо в музыканта. Некачественно? Перевелись? Нет, просто не издаются. Издаётся же ширпотреб, но что уж поделать, если это у нас и читают? Думаете, появись сейчас второй Достоевский, и он тут же стал бы популярным? Чудо, если его вообще заметили бы, среди всей этой толпы. А если бы и заметили, кто его стал бы читать? Вот Маринина, Донцова – это вещь, а Достоевский… тягомотина какая-то. Вы сами ничего не видите и хотите чего попроще (т.е. ерунду), а потом возмущаетесь, почему никого не видно, и везде одна ерунда? Уж чего-чего, а творческих работ (и во всех видах искусства) у нас хоть отбавляй. Не видно же их именно потому, что их слишком много. Вот будет посреди пустого поля расти три плохоньких подсолнуха – заметите. А увидите ли вы хоть сто замечательнейших подсолнухов среди подсолнечного поля? Вряд ли. Ибо что на них смотреть, на эти подсолнухи, если их море? Надоели, безразлично.
В сравнении со всеми предыдущими эпохами наше время характеризуется невиданным достатком, вопиющей свободой и практически безграничными возможностями как для того чтобы творить, так и для лицезрения чужого творчества. Не забудьте, что к нам так же относится неслыханная доселе доброта и отзывчивость. И всё это, заметьте, совершенно объективно. Сравните нынешний доход (и цены) в Европе с доходами средневековья. Даже сравнивать как-то неудобно, так же с качеством государства, так же с объёмом творческих работ (не говоря уже о количестве творческих людей), так же с отношениями между людьми. По правде сказать, я даже не представляю, как надо исхитриться, чтобы утверждать, что в прошлом было лучше.
Но почему же тогда все недовольны?
Во-первых, что за недовольство. Это недовольство на словах, в «глубине души» всё всех более или менее устраивает. Когда люди недовольны властью – происходят бунты и революции, у нас же сейчас и близко такого нет, хотя на словах все возмущаются как никогда раньше. Но это недовольство надуманное, оно не от плохой жизни, а от свободы слова и оттого, что принято власть не любить. Так же обстоят дела и с недовольством в других сферах. Были бы недовольны на самом деле, не сидели бы сложа руки.
Во-вторых, потому что человек всегда хочет большего, он всегда недоволен. Человек будет требовать больше и всё ему будет мало. Даже когда у него будет всё, что только можно себе представить, он всё равно сначала будет недоволен, потом поймёт, что у него есть всё и… снова будет недоволен, что теперь не к чему стремиться. Довольство для человека – это состояние-исключение; в то время как недовольство жизнью состояние вполне обыденное и естественное.
И, в-третьих, мы недовольны (и это первый толчок, первопричина), потому что мы не замечаем того, что имеем. Замечали бы – успокоились (пусть не полностью, но значительно). Вот когда ты съедаешь один кусок хлеба в день – он заметен; когда ешь всякие вкусности без остановки, они и незаметны. Или если ты умудрился раз в жизни найти хорошую книгу, ты будешь получать настоящее удовольствие от чтения и долго её не забудешь, а когда книг (и хороших, и не очень) хоть … ешь, то что ты там среди них заметишь? На то он и прогресс, что обесценивание; на то и прогрессивное общество, что никто ничего не замечает и не ценит. «Так и надо, так и будем жить».
Таковы современные условия. Такая вот «плохая» у нас жизнь. Однако же не о хорошем или плохом отношении у нас сейчас идёт разговор, а о прогрессе. И, исходя из прошлого и настоящего, линия прогресса чертится довольно просто и предсказуемо. Иначе говоря: дальше – больше. Вот и вопрос: куда больше? Что ждёт нас в будущем?
Что будет
Давайте же продолжим намеченную линию и увидим, что будет после. Проще всего в материальной сфере: всё больший и больший достаток. Еда – какая угодно; вся техника по последнему слову. Общество потребления в своём расцвете. Уже сейчас в развитых странах любимое хобби – шопинг. Что дальше? Смысл жизни и сведётся к тому, чтобы купить. Самое новое, самое качественное и чтобы лучше, чем у соседа. А как иначе? Куда-то ведь деньги девать надо. Кстати, и деньги обесценятся тоже. Это раньше над златом корпели, да и сегодня деньги ценят, ценят и хорошую работу. Ибо нет работы – нет денег, а нет денег – многого себе не позволишь. Однако уже сейчас на пособия по безработице, на пятую часть средней западной зарплаты можно вполне сносно жить. Есть разница, когда получаешь деньги, и не хватает даже на пиво по праздникам, и когда денег хватает на дешёвое пиво, но хоть каждый день. Тут деньги ценятся. Но разница, когда можно пить каждый день простенькое пиво или каждый день дорогущее, уже не такая разительная. Если на хорошую жизнь хватает 1000 у.е. (в России), то эти деньги в сравнении со 100 у.е. ценишь. Если же получать 5000 у.е., то эти деньги и не ценятся, ибо большую часть из них тратишь впустую; лишь бы потратить, они не необходимы. Зарплаты же, доходы растут, и деньги, естественно, обесцениваются (в аксиологическом плане). И вроде бы ничто не указывает на то, что доходы снизятся. Как следствие, в будущем и еда, и товары, и сами деньги обесценятся настолько, что по этому поводу просто перестанут думать. Хотя желать большего всё же будут, но это уже не от физической необходимости, а исключительно от ВКС; самоутверждение такое. Впрочем, с обесцениваем денег и таковая цель ВКС будет отмирать. Ведь зачем желать того, на что никто всё равно не обратит внимания? И к слову сказать, этот процесс уже начался в развитых странах. Уже сегодня в Европе людей, желающих (имеющих главной целью) разбогатеть куда меньше, чем, например, в начале XX в. «Лёд тронулся». Так что в ближайшем будущем стремление заработать как можно больше денег отомрёт, или, по крайней мере, значительно уменьшится, на радость всевозможным гуманистам. Но какие же цели будут вместо этого?
Цели перейдут в разделы творчества и секса. С сексом – дело понятное. Его основа (физиология) известна, и эта цель никуда не денется так же, как и желание вкусно поесть. А в условиях простоты достижения, в условиях больших возможностей эта цель будет только усиливаться. Тут даже страшно представить, что будет завтра. Но не менее страшно и то, что будет с творчеством. Если уже сейчас продукты творчества так обесценились, то что же будет через пару сотен лет? Как сейчас совершенно не удивляет нормальная внешность (в смысле хорошей причёски, целых зубов, чистой кожи и т.д.), так же скоро перестанут удивляться, что кто-то пишет, рисует или музицирует. Но благодаря СМИ, шоу-бизнесу, эти творческие цели долго не сойдут со сцены. В условиях огромных возможностей, различного рода писателей, художников, музыкальных групп… будет такое количество, что на них просто перестанут обращать внимание. И увлекаться этими делами будут также: побаловался годик-другой и хватит. Сегодня, и то состояние очень близко к этому тотальному обесцениванию искусств, а уж завтра…
А ещё люди покультурнее возмущаются, что молодежь не интересуется искусствами. Вообще-то творцов немерено, но кто из людей постарше обращает на них внимание? Им (нам) всем грош цена. И молодежь нетворческая так же: зачем обращать внимание на то, что ничего не стоит? Всё правильно: иного и быть не может.
Но если все (или почти все) цели ВКС существующие ныне обесценятся, то к чему же стремиться? Тут существует две области действия: в молодости – «нереальная реальность»; в зрелом возрасте – работа. Иначе говоря, в молодости – игры, постарше – карьера. Так уже началось. Так и будет продолжаться. И это самое лучшее, ибо и безопасно (как для человека, так и для общества), и эффективно.
В общем, весь этот процесс смещения целей уже идёт вовсю. Далее акценты сместятся окончательно (сейчас только начало и еще сотню-другую лет будет переходный период), и будет так, как сказано выше. Другие же цели… Материальные ценности – обесценены. Творчество – обесценено. Хотя, казалось бы, если акценты с творчества уйдут, оно приобретёт ценность. Но этого не будет. Как только какое-то искусство вновь приобретёт вес, в него тут же будет устремляться куча желающих и далее вновь обесценивание. Будет шатание около этого апогея бесценности (в буквальном смысле), но ценности от того не прибавится. Думаете, как же так, если все (или почти все) ударятся в карьеру или в игры? А много ли надо для обесценивания искусства? Сотня человек в одной стране, занимающихся одним делом уже обесценивает это дело (речь только о творчестве) в пух и прах. В процентном соотношении к обществу – мелочи, второсортные цели, но для искусства вред непоправимый.
А что же с самим обществом? Каковы здесь отношения? С одной стороны, хорошая жизнь порождает эгоизм. Обесценится не только всё, но и все, кроме, естественно, моей (такой хорошей) жизни. Но это внутри, а снаружи… благодать. Никто никому слова грубого не скажет, все друг друга уважают, все друг с другом дружат. Как такое возможно? Посмотрите на США: собственнические наклонности, как нигде в мире, эгоизм процветает, но как все друг к другу относятся! Сплошная забота и сплошные улыбки. И это самое начало мира будущего. Далее все будут ещё более добрыми, т.к. будут ещё более слабыми. Слабыми, т.к. трусливыми. Трусливыми, т.к. ВКП в расцвете. ВКП в расцвете, потому что жизнь хорошая. Элементарные причинно-следственные связи. Только ВКП не хочет проблем и не хочет рисковать, а потому взаимопомощь будет (ведь не откажешься), но «сквозь зубы»; сострадание так же. Зато всех будет бросать в обморок при виде крови, а об убийстве и помышлять станет страшно. Добрый, слабый эгоист – вот человек будущего.
