Павел Александрович Новиков
Полное собрание сочинений. Том 4
Дополнения
Об априорных формах познания и познании вообще
Под априорными формами познания я буду понимать то, что предшествует всякому опыту, т.е. то, на чём последний строится. При этом априорные формы можно понимать двояко. Это либо та информация, что заложена в человеке уже на момент рождения, т.е. то, что «грязнит» нашу «чистую доску», либо – это то, что предшествует вообще всякой информации, будь то информация, приобретённая с опытом, а равно и информация до опыта, присущая человеку с рождения. То мнение, что человек с рождения есть не иначе как tabula rasa неверно. Ведь у человека на момент рождения уже имеются и инстинкты, и рефлексы. А что есть рефлекс? Это единство физиологического стремления и присущей ему информации. Ребёнок же имеет сосательный рефлекс? Имеет. Но он же не постоянно работает. Сознание как-то распознаёт, что вот, у рта появилось что-то, после чего даётся команда на соответствующие сосательные движения, т.е. происходит управление телом. Телом же управляет сознание (а хоть и подсознание – всё равно это те или иные образы, суть информация), а не одни гормоны и периферийная нервная система. Вот вам и информация, имеющаяся до всякого опыта, врождённая информация, а в некотором смысле и априорная. Безусловно, здесь не приходится говорить о том, что у человека с рождения имеются такие «глобальные» образы и понятия, как «бог», «жизнь», «добро», «зло»… Это слишком сложно, да и, в конечном счёте, ребёнку не нужно. Впрочем, такая врождённая информация – это отдельный разговор.
С другой же стороны (а эта сторона нам и будет интересна), априорные формы познания – это то, на чём вообще строится всякая информация (как врождённая, так и приобретённая). Но что предшествует любой информации? Что предшествует её получению, обработке и хранению? Очевидно, что чтобы информация была, она должна быть где-то, т.е. всякой обработке и хранению предшествует нечто, где эта информация потенциально может храниться и обрабатываться. Для человека – это его тело. Действительно, чтобы человек мог думать, уже должен быть человек (как организм) и это ясно как божий день. Точно так же, как записи и обработке информации в компьютере предшествует процессор, материнская плата, жесткий диск… (и прочее, не суть важное), так же и для человека до опыта должно быть сознание и память как некие физиологические образования. Всё просто. Чтобы опыт появился, нужно, чтобы он появился где-то, ибо если ему негде появиться, то он и не появится. Т.е. то, что работает с опытом (в самом широком смысле этого слова) должно появиться прежде опыта, априори. Это и есть априорные формы познания. Априорных форм пять: первичные преобразователи, сознание, память, проводящая (нервы) и вспомогательная (кровеносная, лимфатическая, пищеварительная…) системы. Чтобы опыт появился, всё это у человека уже должно быть. Т.е. в самом общем понятии априори должна быть физиология. И если физиология проводящей и вспомогательной систем (а равно и физиология первичных преобразователей) – это как-то скучно (нам, философам), то с сознанием и памятью всё куда интереснее. Особенно сознание, ибо не ясно, что есть априорное сознание не на уровне физиологии (просто должны быть мозги, грубо говоря), а на уровне психологии. Здесь вопрос сужается до «что в сознании должно содержаться такого, чтобы оно было способно работать с информацией?». Вот вопрос. Отвечаю: логика. Самые общие логические законы, а именно закон противоречия, синтеза и тождества (хотя я и далёк от панлогизма). Эти законы сами по себе не требуют понятий, происходящих из опыта, они даны до него, даны априори. Точно так же, как вся цифровая электроника строится на логических законах «И», «ИЛИ», «НЕ», т.е. всякой операции это логика предшествует, так же и для сознания те логические законы есть элементарные операции с данными.
Может, конечно, возникнуть вопрос, а чего это логика априорна? Может она тоже возникает со временем, из опыта? Очень вряд ли. Без всякого упорядочивания всё наше знание будет сумбурным нагромождением данных, из которых никакие логические законы невыводимы в принципе; логические законы не даны нам в опыте. Чтобы их получить, надо додуматься, а как додуматься, если нечем? Как можно сказать, что у белого холодильника и белого стола один цвет, если нет того, что может произвести такую операцию сравнения? Никакой связи, без логики, мы никогда не получим. А если нет связи, как её можно ещё и обобщить, чтобы вывести законы? Замкнутый круг. Так что логические законы апостериори вообще немыслимы. С другой стороны, эти законы могут выйти случайно, методом проб и ошибок, как наиболее оптимальные для данной жизни. Теоретически, мы можем такое допустить. Но очень уж подозрительно, что абсолютно все люди случайно приходят (и обязательно приходят) именно к этим законом, причём почти в одном и том же возрасте, при всем различии как в окружении (от современного благополучного европейца, до человека, воспитанного какими-нибудь пингвинами), так и в личных способностях. Не видеть за такой «случайностью» закономерность даже нарочно не получится. И раз логика невыводима апостериори, но на ней всё строится (т.е. она есть) значит, она априорна. Логика (её самые общие, фундаментальные законы) и есть, в психологическом смысле, априорной формой познания.
При этом, что очень важно, эти законы не есть понятия. Понятия – это уже информация. Законы же логики ей предшествуют, а значит, информацией не являются. Так же, как элемент «И» или «НЕ», предшествуя обработке данных, не являются ни нулем, ни единицей. Это железо. Для человека законы логики тоже железо, какое-нибудь элементарное соединение нейронов, по сути – опять же физиология. Хотя, быть может, понятия (т.е. собственно информация) логических законов и появляются раньше всего… Впрочем, какая разница? Появляются, не появляются – априорности от этого ни холодно, ни жарко.
Замечу, раз законы логики, по сути, не информация, а её физиологическая (или психологическая) основа, то человек тем самым здесь (в контексте логических законов) остается tabula rasa, если говорить касательно априорных форм. Логика эту доску не исписывает, она ей индифферентна. Другое дело, нет ли у человека от рождения каких-то образов. Но то, как я уже говорил, совсем другой (!) вопрос, и к нашему делу напрямую никак не относится.
Теперь по поводу познаваемости этих априорных форм познания (созерцания). Вернемся к Канту. Кант считал, что путем строгого мышления можно дойти до априорного знания, со всеми вытекающими отсюда выводами. Не согласен. Грубо говоря, Кант утверждал, что если долго и пристально вглядываться в монитор, то мы поймем, где стоят и как работают, например, RS-триггеры. На самом же деле от такого всматривания в лучшем случае можно разглядеть пиксели, и может быть то, что они с определенной частотой меняют цвет и глубину цвета (и то вряд ли). Так мы даже о структуре можем только догадываться, не говоря уже об основах. Это совершенно разные уровни познания; структура и работа сознания могут быть какими угодно, хотя итоговый образ в нашем иллюзорном мире образов будет одним и тем же. Немыслимо судить по опосредованным следствиям об изначальных причинах. Мы можем знать это следствие (образ) вдоль и поперек, но причины (тем более физиологические) его возникновения от того яснее не станут. На том с априорными формами и закончим.
«Вы сказали, что мы живем в мире иллюзий (образов), и что априорные формы невыводимы апостериорно? Это же чистейший субъективный идеализм (со всем присущим скепсисом) получается, а не Ваш хваленый оптимизм!». Вовсе нет. Мир иллюзий не означает разрыв с объективным миром. Если монитор – это картинка, а в системном блоке (и тем более окружающем его мире) картинок нет, это совсем не значит, что монитор не зависит от системы. Я говорил как раз обратное. К примеру, абсолютно точное знание о напряжении тока в данный, конкретный момент времени – это 3,625 В. Это напряжение объективно существует. Монитор (иллюзорный мир, наш субъективный мир образов) показывает 3,625 В. Точное знание. Иллюзорное означает не несуществующее (это лишь одно из значений слова «иллюзия») оно означает представление. Да, в объективной реальности нет представлений (потому это и отличные вещи), но почему не может быть представлений об этой реальности? И если они есть, почему они не могут быть адекватными, т.е. истинными?
По поводу непознаваемости априорных форм скажу следующее. Речь шла о познаваемости в Кантовском смысле, т.е. психологическим (по сути) путем, путём гуманитарных наук (см. предыдущее). На этой психологичности не делался акцент только потому, что его не делал Кант, ибо он другого пути и не видел. Я же вижу. Да, какую программу не изобрети, никогда вы не узнаете, из какого материала сделан корпус того же процессора (читай, как физиологически устроен наш мозг, и как он работает), но можно же создать этакую муху с чудо-камерой, создать для нее программу, и пусть она исследует, что там: пластмасса или керамика. Но это уже уровень не программы (психологии), а уровень железа (физики). Вот физика (плюс биология, химия и проч.) может познать априорные формы, но никак не психология. Конечно, это совсем иной подход и совсем иные методы, но нам-то что? Познать можно, правда как хотел Кант – это непознаваемо; на одном чистом разуме далеко не уедешь, но если познавать не имманентно (психологию психологией), а трансцендентно (психологию физикой), тогда из нашего познания действительно может выйти толк. Психология вообще не точная наука, её область – субъективный мир образов, иллюзорный мир, ну или объективный мир социума; она и не собирается докапываться до химических реакций на стыках нейронов. Но ведь там основа, там точность, и если мы хотим знать абсолютную истину – извольте искромсать нейрон. Психологический же подход такого не позволяет, а вот естественнонаучный… Так что мир познаваем, как и раньше. Аминь?
Детерминизм
Доказательству детерминизма мы посвятили достаточно много и времени, и места. Но то было доказательство «от-объективного», сейчас же мы будем говорить «от-субъективного». Хотя, конечно, это скорее не доказательство, а рассусоливание и без того понятных всякому здравомыслящему человеку вещей. Однако, не каждый человек – здравомыслящий; некоторые, пока им не разжуешь и в рот не положишь, так ничего и не съедят. И т.к. непосредственно к доказательству моего гносеологического оптимизма это отношения не имеет, то рассматриваться сие будет именно в дополнениях.
Я много раз слышал такое «опровержение» детерминизма: «Но я же: захочу – махну рукой, захочу – не махну, и что же получается, если мне положено махнуть, а я не захочу махать, то я всё равно махну, хоть я эту руку держи?» Т.е., я-то свободен в своем выборе; свободен, а значит, детерминизма нет. Глупость. Не стоит путать детерминизм с бабулькиным пониманием судьбы. Это относительно судьбы ещё можно сказать, что, например, если мне положено умереть в такой-то день, то хотя я и свободен в выборе, буду ли я сидеть дома, на работе или шататься по улице, но умру я всё равно, ибо судьба. Но такое понимание и судьбы, и (тем более) детерминизма в корне неверно. Ты махнул рукой, потому что не мог не махнуть, и подумал ты о том, что хочешь махнуть, потому что не мог этого не подумать, и, в конце концов, то, что ты этим опровергаешь детерминизм – иного ты мыслить не можешь. Мышление, как часть действительности, точно так же детерминировано, как и всё остальное. И ты думаешь так, а не иначе, не потому что ты хочешь думать так, а потому что не так думать невозможно. Свобода мнения есть иллюзия. Беспочвенное заявление? Отнюдь. Читайте «Человек как он есть» (раздел «Сознание»), там всё очень подробно расписано. Здесь же я не буду останавливаться на этом.
Ну да бог с ним, с мышлением. Давайте поговорим на более общие темы, т.е. о свободе. Я заявляю – свобода есть иллюзия. Не думайте, что это так уж удивительно. Человек вообще живет в мире иллюзий. Что такое цвет? Одно из качеств предмета? Предмет бесцветен. Цвет – это электрическая волна, и то, что стол коричневый – иллюзия. Он бесцветный, а вот волны, отражающиеся от него… Но разве мы говорим о волнах? Мы говорим о предметах. И это сейчас данная иллюзия открыта, а ещё несколько веков назад? Тогда и ежу было понятно, что предметы обладают цветом. Вот вам и иллюзия. То же звук, вкус, запах… Это всё нам только кажется. И хотя объективные причины этих «кажимостей» и существуют, они всё же далеко не есть свои следствия. Точно так же можно сказать и о свободе. Она кажется, в природе же никакой свободы нет.
Человек живет в двух мирах: объективном и субъективном. И если с первым более или менее понятно, то второй ставит нам множество вопросов. Но что есть субъективный мир? Это мир образов. Да, он тесно связан с миром объективности, но в нем вся объективность переносится на основу иллюзии и мыслится иллюзорно. Это, конечно, ни в коем случае не означает, что раз иллюзия, значит, о мире мы ничего знать не можем. Иллюзия иллюзии рознь. Есть факты объективной действительности, и человек их знает, но то (если можно так сказать) объективная часть субъективного, ибо это объективно есть. Есть же и чисто субъективная, иллюзорная часть, как то: честь, долг, свобода… Ничего подобного объективно не существует, такие понятия не онтологичны, это выдумки человека. И если говорить об этом мире (мире наших представлений, мире образов), то да, человек свободен, ибо ему кажется, что он свободен. И в этой области я могу вполне оправданно и свободно рассуждать о морали, смысле жизни или той же свободе. Почему бы нет? Пусть не объективно, но это же существует, а значит, почему бы об этом не сказать? Другое дело, что всё это не будет иметь никакого отношения к природе, которая, среди прочего, включает в себя и человека. Это иной уровень. На уровне же природы… Никакой свободы, выбора и мнений, а равно и свободно мыслящего человека. Абсолютно детерминированные причинно-следственные связи и не более того. И тот человек, который не хочет «зрить в корень», мысля только на этом уровне субъективности, конечно, будет отфыркиваться от всякого детерминизма. Он будет видеть и свободу, и возможность собственного выбора, и собственную ответственность… Но где он это видит? Я же вам толкую не о той области.
И что с того, что повсюду всесильный и всевластный детерминизм? Что в этом плохого? Что от этого меняется? Человек живет через свою субъективность; всё человеческое общество построено на субъективных принципах (объективными их можно считать разве что на том основании, что они не только во мне). И если вся наша организация общественной жизни построена на иллюзии (свободе и, в частности, на принципе вменяемости) и идет из иллюзии, то, что всему этому дела до объективного? Кант был неправ в своем стремлении объективно оправдать принцип вменяемости (за что его и критикуют по сей день), этот принцип не требует такого оправдания. Вся мораль, имея источником субъективность (вторичную), мир образов человека, и пониматься должна на том же уровне. Как можно найти какие-то её принципы и основы там, где её и быть-то не может? В природе же как таковой нет никакой морали, это человеческое. А потому, в плане морали детерминизм совершенно индифферентен. Так что, вы не правы, если думаете, что я лишаю человека свободы, а значит и всякой ответственности; вся человеческая свобода лежит «по ту сторону».
И сколь же дурного в этом всеми проклятом детерминизме? Столько же, как от того факта, что в сети напряжения в норме 220±20 В. А потому отбросьте всю эту неприязнь детерминизма, имеющую корни в каком-нибудь гуманизме или филантропии. Объективно детерминизм существует, и опровергнуть его, идя от субъективного, как делает, наверное, каждый второй, просто-напросто невозможно. Вся это свобода, мораль… Я ещё скажу об этом подробнее; пока же не время и не место. А детерминизм – он очень даже оправдывает себя, не вступая при этом в противоречия ни с объективными фактами, ни с субъективными размышлениями. Так что, «да будет!».
«Погрешизм»
Что это за «чудо-концепция» вам уже, наверное, стало ясно из ранее сказанного. Обозначим основные тезисы. Всякое познание (будь то обыденное или научное) несет в себе погрешность; стремиться к точному, абсолютному знанию значит стремиться минимизировать эту погрешность; развитие знания означает снижение его погрешности; относительная истина имеет погрешность (внешнюю), абсолютная же не имеет; абсолютное, конечное знание есть такое знание, которое не имеет никаких погрешностей. И еще, безусловно, всё это говорится о познании «вглубь», а не «вширь», которое погрешизмом не затрагивается.
Давайте же разберемся с тем, что конкретно и почему погрешизм утверждает. Перво-наперво, погрешность – это отклонение практически полученного результата измерения от теоретического. Но то – узкое понимание погрешности. Для нас же потребуется некоторое расширение этого понятия, причём без изменения его сути. Теперь, погрешность – это расхождение теоретического материала с фактическими данными. Или, погрешность (если говорить количественно) – это интервал расхождения теории с практикой с заданным доверительным интервалом. Как видите, первое от второго отличается не очень-то сильно, а потому нам это не принципиально. Принципиально же то, что мы можем почерпнуть из этих определений.
Прежде всего, бросается в глаз негативный момент. Чтобы оценить погрешность, нам, помимо теории, нужно знать и практику. Т.е. в любом случае для оценки погрешности теории нужно точно знать практику. Мы не можем сказать, на сколько процентов теория соответствует действительному положению вещей, ибо мы это действительное на данный момент не знаем. Да, мы можем знать нечто с вполне определенной и ясной погрешностью, но погрешность уже в самой проверке не дает нам понять, то ли теория у нас абсолютно истинна, а все отклонения из-за несовершенства измерения, то ли эти несовершенства не основное в получаемой погрешности, а погрешностью обладает именно сама теория. Не имея никакой опоры объективно (научно), погрешности теорий замерены быть не могут. Мы, конечно, можем замерить погрешность, отталкиваясь от какой-то другой, более совершенной теории (как то: определение погрешности механики Ньютона относительно релятивистской теории), но особого смысла это иметь не будет; разве что для оценки прогресса науки, но в отношении теория-практика всё так же останется неясным. Такие размышления дают следующий вывод: «концепция» погрешизма практически и в отношении объективного мира использована быть не может, это чисто теоретическая идея. При этом объективное здесь понимается узко, как то, что находится «вне-людей» и будет существовать даже после смерти последнего человека.
Где тогда может быть использован этот погрешизм? В объективном мире людей; в понимании как самого знания, так и его развития. Всё это, как обычно, просто до безобразия. Всякое человеческое знание об объективном мире означает переход объективного в сферу субъективного (человеческого), переход же означает преобразование. А что гласит первый закон метрологии? Никакое измерение (читай преобразование) не может быть проведено абсолютно точно (за исключением количественного подсчета). Для вас метрология не авторитет? Что ж, подумайте сами. Время преобразования данных окружающего мира во внутренние (какие-то там) импульсы безумно велико. Не важно, одна ли это секунда, или одна тысячная секунды, в любом случае не время, равное (или хотя близкое) минимальной единице времени. Это, я полагаю, доказывать излишне. В свою очередь, это означает не мгновенное конкретное измерение, а некую интегральную величину. Ибо редкий объект и редкое явление может находиться в одном и том же состоянии хотя бы два элементарных (т.е. прошедших в минимальном времени) взаимодействия; «всё течет, всё меняется». Интегральная же оценка, в свою очередь, означает некое среднее значение, т.е. отклонение, погрешность. Тоже и по поводу приборов. Не даром говорят, что борьба за точность – это борьба за быстродействие. Так что, как сам человек познает мир с некой погрешностью, так и приборы измеряют не точно. И хотя гипотетически мы можем абсолютно точно замерить какое-то значение (дискретной мерой и за минимальное, элементарное время), сейчас такое невозможно.
Таким образом, всякое познание, представление, теория… несут в себе погрешность. Человек же, для своего лучшего житья, хочет повелевать природой; чтобы ею повелевать, надо её знать, и чем лучше знаешь, тем больше ты можешь на нее воздействовать и извлекать для себя выгоду. Больше знать – значит знать с меньшей погрешностью, следовательно, стремиться знать означает минимизировать погрешность. Вот вам и наименование развития знания, и его критерий, и его цель. Просто, не так ли? Человеку неискушенному может показаться, что всё это и так само собой разумеется, но не тут-то было! Как только не оценивают знание! От совершенно нелепого и неуместного здесь гуманизма, до какого-то не менее нелепого прагматизма. А оно всё вот, пищит и просится наружу.
В этом вся суть погрешизма: что несет знание, как его оценить и как оно развивается и всё это через погрешность. Пусть погрешизм не отвечает на философские проблемы отношения теории-практики, но он замечательно объясняет всё в самой теории. Может быть эта «концепция» уже и была придумана кем-то ранее. Я даже скорее удивлюсь, если ничего такого не было, чем, нежели, это будет новым словом. Но почему я достаточно много слышал о коммулятивизме, прагматизме, конвенциализме и прочей ерунде, а об этом ничегошеньки не знаю? Несправедливое умалчивание или глупейшее игнорирование, только так можно назвать данное положение вещей. А ведь истина, пусть и примитивная или даже банальная, она здесь, на радость всякому здравомыслящему.
Этика науки
Очень неоднозначная «наука». Наука, как целое, с одной стороны вне этична, с другой же – с точностью да наоборот. И не всё здесь так просто, как может показаться на первый взгляд. Во-первых, наука – это не только теоретическое осмысление (теория), но и практическое применение (практика) того или иного знания. Теория, в свою очередь, не одна голая истина, но и её поиск, поиск же подразумевает методологию. Практика, в свою очередь, – это дело не только и не столько самого ученого, но и вышестоящих инстанций, которые, во многом, и говорят, что делать.
Сама научная (объективная) истина вне этична, она «по ту сторону» всякой иллюзии, в т.ч. и этики. Именно поэтому одним из свойств науки является вне моральность, и с этим, в общем-то, никто не спорит. Действительно, какое дело этике до возможностей расщепления атомов или возможности клонировать человека? Это голые факты и жизнь они, в общем-то, никак не затрагивают. Таким образом, вопросы вроде «А можно ли такое открывать?» или «Хорош или плох такой-то закон (именно как сам закон, а не его использование)?» – это вопросы совершенно несуразные. Задавать их – значит вообще не понимать, что есть то, о чём и к чему они вопрошают (собственно знание). Но то – объективность. Истина, объективное знание – это факты реальной действительности; сама действительность. Как, спрашивается, действительность может быть этичной или неэтичной? Это просто есть, а уж нравится вам это или нет – решать вам и только вам. Факты, они, знаете ли, вне человека.
Впрочем, что законы реального мира не зависят от человека – дело ясное. И здесь, действительно, ни о какой этике речи не идёт. Но остальное-то уже от человека. Поясняю. Одно дело – истина как таковая, это вне человека, но достижение этой истины, ясное дело, дело рук человеческих. А то, что от человека, то уже может быть как этично, так и неэтично, следовательно, методология (т.е. путь к истине) этична. В самом деле, здесь мы можем в полном праве говорить об этике. Можно ли использовать в опытах людей или животных? И если да, то в какой степени? Можно ли загрязнять окружающую среду? Насколько? И т.д. Само собой, этична и практика науки. И если о приказах сверху мы можем сказать, что то – и не наука, а политика (внутренняя или внешняя), т.е. этика науки сюда не относится, то к самому учёному этика имеет уже самое непосредственное отношение. Основной вопрос здесь в том, должен ли учёный исполнять приказы, противоречащие этическим нормам? Как то: создать бактериологическое оружие, прибор для воздействия на подсознание людей и т.п. С одной стороны он должен, за то ему и деньги платят; в конце концов, это его долг как учёного. Но с другой стороны – мораль, и он может отказаться, уволиться, если ему так уж не хочется делать какую-то работу. Так что же надо? Вот вам и вопрос этики.
Таким образом, все, что зависит от человека – этично. Зависит же путь к истине (ибо открывает истину всё же человек) и её применение (практика). Здесь этика науки вправе говорить, но… В самом начале данной главы я сказал, что этика науки очень неоднозначная «наука». На счет неоднозначности (т.е. с разными ипостасями науки) мы разобрались, но и кавычки здесь были поставлены не случайно. Этика субъективна. Вот вы скажете, что клонировать человека неэтично, а я скажу, что это великое благо, добро (и т.п.) и очень даже этично. Или ядерное оружие, угроза уничтожения мира? А я скажу – спасение от мировых войн. Где правда? Или методология: на людях нельзя проводить опыты? А лечиться мы тогда чем будем? Или, быть может, хотя бы нужно, чтобы человек был осведомлен? А если весь смысл данного (безусловно, теоретически замечательного) метода в том, чтобы человек не знал, что его лечат? На счет этики нельзя сказать ничего общеобязательного (что необходимо для науки), это частное мнение. Причина тут всё в той же не «от-объективности», а «от-человечности», т.е. субъективности. Так что, этика науки, безусловно, имеет право на существование; как особый раздел этики как таковой. Но то не наука. Нет и не может быть такой науки, как этика, к чему бы она ни относилась. Как только этика приобретает всеобщий статус (объективность, в широком смысле), она становится законодательством и переходит из философии в правоведение. На уровне же собственно философии, этика науки являет и может являть из себя только субъективные размышления, что, впрочем, и так очевидно, ибо это философия.
Что же в итоге? Во-первых, нужно понимать, где об этике говорить можно, а где нельзя, что, однако, понимает далеко не каждый. И, во-вторых, даже там где этика есть, она – не наука и наукой быть не может. Так что, господа философы, размышляйте сколько вам влезет, но знайте себе место, ибо смешно смотреть.
Не могу не затронуть здесь и ещё одну очень интересную проблему: а наука, вообще, это хорошо или плохо? Несёт ли наука благо, или зло? Что больше от науки – вреда или пользы? Разумеется, объективно на все эти вопросы ответить невозможно; это уж кому как нравится, но я всё же и здесь скажу свою точку зрения. Нечто может быть безусловно хорошим (полезным) только тогда, когда это находится в подчинении человека. Т.е. когда человек не чувствует зависимости от этого «нечто». Говоря другими словами – наука полезна и не есть зло, когда она только служит человеку, но не подчиняет его себе. Так было вплоть до ХХ века. В те времена, если зависимость и была, то совсем небольшая; от науки всегда можно было отказаться. Но если брать настоящее время… Человек «подсел» на науку; люди целиком и полностью зависят от достижений науки. Что говорить, когда человек может покончить с собой, если у него отключили свет или сломался телевизор? А такие прецеденты были. И, заметьте, всё только начинается, а что будет дальше… и представить страшно. Одно клонирование чего стоит. Так и хочется воскликнуть: «Руссо, почему мы тебя не слушали?».
Но то одна сторона медали. Наука несёт и огромную пользу. Эта куча удовольствий, созданных наукой, высокий уровень медицины, доступность информации, дешевизна продуктов и т.п. И весь вопрос в том, что перевешивает. Но коли уж я обещал своё, субъективное мнение… Была б моя воля, я давно бы уже изничтожил и электронику (её я всегда терпеть не мог), и машиностроение, и химическую промышленность… Вы бывали в деревне? Спокойствие немыслимое. А если ещё и без телевизора… Так и жил бы, да вот прогресс не позволяет; пристрастился. Вся эта беготня (т.е. «жизнь»), вопиющая зависимость от информации, все эти такие доступные пути к удовольствию… Ну, какой нормальный человек в силах от этого отказаться? Но как представлю себе мир какого-нибудь ХХII века… С кучей роботов, клонов, с вживлённым едва ли не в мозг интернетом, с бесконечно долгой жизнью… Как мне кажется сейчас, там я и дня не протянул бы – повесился.
Наука помимо кучи благ создала и кучу проблем. Да, наука, тем самым, замечательна, она работает на все пять баллов, но так ли это хорошо? По мне – не хорошо. Впрочем, если вы не согласны, я понимаю; вы тоже правы. Если же говорить о науке как таковой, вне её этических оценок, то она превзошла самую себя. Мыслимо ли, разве ещё тридцать лет (а что такое тридцать лет для истории человечества?) мы могли представить себе все возможности современного компьютера? Разве мы могли помыслить такое количество доступной, практически бесплатной информации, что даёт нам интернет? И пока философы кричат о том, что наука есть неверное представление о действительности, что не то она делает, она за это время убежала в такие дали, что ни одному философу и не снилось. А вся эта этика… В конце концов, – это относится скорее не к науке, а к самому человеку, к его оценке науки, но то уже совсем другой разговор.
Иррационализм
Коли уж я пишу гносеологию, то и иррационализм здесь только гносеологический. Здесь нам не важно, есть ли бог, душа и т.п. иррациональные вещи, нам важно само познание, какой бы источник у него ни был. Проще говоря, речь будет идти об иррациональном познании, т.е. таких путях познания (таких познаниях), которые не признаются современной наукой. А потому помните, под иррационализмом далее будет пониматься иррационализм познания и не более того.
Иррационализм можно понимать трояко: во-первых, как собственно иррациональное познание (нерациональным методом); во-вторых (да и в-третьих) более узко, как познание мистическое, может быть даже трансцендентное. Первое, по сути, означает информацию, полученную вне пяти наших чувств. При этом обработка и хранение такой информации происходит всё же обычным нашим сознанием. Второй вид иррационализма говорит: 1) получение информации непосредственно, вне каких бы то ни было первичных преобразователей и обработка её сознанием; 2) то же самое, но обработка информации происходит как-то вне сознания. Третий вид иррационализма подразумевает информацию полученную: 1) неизвестными нам первичными преобразователями с дальнейшей её обработкой вне сознания; 2) известными первичными преобразователями, но так же не сознанием. Так о каком же иррационализме говорить? Я, как человек жадный, буду говорить обо всем. Теперь почерпнём главное в этих видах иррационализма. Первый вид утверждает наличие каких-то неизвестных, нерациональных первичных преобразователей. Второй вид утверждает возможность получения информации вообще не первичными преобразователями (т.е. теми или иными органами чувств). Третий вид говорит, что возможно некое «мышление» вне нашего сознания.
