полная версия

Николай Александрович Гиливеря
Ювенилия Дюбуа

– На первый раз предъяв не будет, пацаны, но ещё раз заявитесь на мой район… – Не успевает он договорить, как получает удар под дых от ближайшего дяди, а затем эти же сильные руки зашвыривают мудака в кабинет к остальным.

Дверь закрывается на ключ. Три фигуру в чёрном обмундировании неспешно идут в сторону лифта.

Кабинет номер десять. Светлый. Квадрат пять на пять. Приблизительно со среднюю студию, только без мебели, от чего кажется, что пространства здесь более чем. Из мебели только овальный стол посередине. Знаете, почти как в фильмах, где есть кадры из белого дома, только чуть поминиатюрнее, да с привкусом родины. Не очень новый, да и не во всех местах «подмытый».

Отдышавшись от неожиданного удара, разогнувшись и, наконец, встав на ноги, Гриша видит вполне приличную компанию взрослых тёть и дядь. «Приличная» для Гриши, значит, в замкнутом помещении находилось больше четырёх человек, чему он был явно не рад и слегка удивлён. Он насчитал шестерых. Парень сразу приметил, что хоть все уже уселись, «и даже эта грязная шлюха» – промелькнула у него оценочная мысль о Дине, которую он ну очень хорошо знал. Так вот, хоть присутствующие уже припарковали свои тазы на стулья, оставалось ещё четыре свободных места. Один для его величества – ясен красен, а остальные три? «Значит, ещё не все пришли» – смекнул он, похвалив себя за наблюдательность. Такой бандит уж точно не пропадёт.

Гриша облизнул губы. Ребят в чёрной форме здесь не было. Подросток сразу осмелел. Взгляд сделался хищным и надменным. Все присутствующие с вопросом смотрели на него (так ему показалось), он начал изучающе пыриться на каждого по отдельности.

Первым на глаза попался молодой парень, чуть старше его самого. Дрыщавый, взгляд отстранённый. Одет как президент на минималках. Гладко выбритый, руки держит под столом. Сразу рядом с ним, по левую руку, уселась какая-то тётка. Взгляд нагловатый, есть второй подбородок. Её маленькие пальчики наминают плечо «президентскому прыщу», при этом что-то тихо говоря. Рядом с «мамашей» (а вдруг она действительно мать?) сидит ещё один перхастый среднего возраста. Чёрт разберёт, щетина может добавлять, но судя по помятой роже, ему лет тридцать с копейкой. Такой же глистоватый по своей форме, как и маменькин сынок, только ниже ростом, да в придачу всё елозит на стуле. «Понятно всё, петух» – вслух произносит Гриша, обращаясь ни к кому. Рядом с «яйцебородым» села эта шлюшка. Фу, мерзкая дрянь. Подле неё крутит усы плешивый дед, да ещё с такой ровной и гордой осанкой, что въ.., а впрочем, нет. Обычная старая перхоть с лишним весом и таким видом, что уже скоро полетит, как ракета к звёздам.

Рядом пустым краем умостился человек-иллюминаторы, человек-палка копатель говна. Он настолько жалок, что боится элементарно поднять глаза. Вот кто мог стать хорошей партией человеку «я отсидел, меня е…»

Последним на глаза падает мужчина, сидевший рядом с «костюм-тройка» дурачком. Гриша сразу узнал его. Ну ещё бы! Можно смело сказать, что Гриша даже удивлён такой встрече. Мужчина, восседавший на стул, и безразлично, как сквозь стену глядевший на него, был не кто иной, как Андрей Соловьев. Как-никак – звезда центрального телевидения. Ведущий, красавчик, богатей, да и вообще, лучший мужчина во всей стране (после вождя, разумеется) по мнению маленьких девочек, да доброй сотни тысяч уставших домохозяек, которые смотрят его болтовню каждый вечер в надежде уйти от своей колхозной реальности.

Гриша проходит к свободному стулу, что стоит рядом с Соловьёвым. «От него хоть вонять не будет» – думает лучший малолетка на всём белом свете. Он усаживается на свободный стул, а затем очень наигранно обращается к Андрею:

– Мистер великолепный, здесь не занято?! Изволите, я присяду? – Громко чеканит Гриша, раскидывая по столу свои руки.

– А вы, молодой человек, я так понимаю, ослепли? Где же ваш поводырь, в таком случае? – Сухо и спокойно парирует мужчина, теряя к парню интерес. Его взгляд переключается на белую стену.

Сначала Гришин нос чует запах дорогих духов, а затем начинает различаться лёгкий флёр примеси говна с по́том.

– Блять! Кто обосрался?! – Начинает орать он, но не двигается с места. Есть вероятность, что именно он немного и приспустил, но лучшая защита – нападение.

– Да заткнись ты уже! – Не выдерживает Дина, – ты наверно и обосрался! Не прошло и трёх минут, а уже вывел меня из себя!

– Мнение шлюхи никто не спрашивал! Смотри, я сейчас откопаю пару бумажек и заставлю тебя сосать мой хер! – Григорий совсем взъерошился.

– Во-первых, мой рабочий день закончился. А во-вторых, я принимаю только натуралов. Ха-ха. Ты ведь не думаешь, что я тебя забыла? Или мне прилюдно напомнить, как ты… – Дина не успевает закончить, как мальца просто разрывает в клочья.

– А ну молчи, шлюха! Молчи! Я ведь убью тебя! – С пунцовым лицом орёт комок ненависти, приподнимаясь со своего места.

Андрей резко хватает зачинщика за руку, приказывая успокоиться. Ещё он добавляет, что сейчас не время для рукоприкладства. Ведущий спрашивает, знает ли Гриша для чего он здесь? «Чтобы получить лавэ, разумеется». На этой мысли засранец обмякает. Дина с лёгким испугом в глазах победно смотрит на врага. Во время перепалки доносился чей-то шепот «Боже», но идентифицировать личность говорившего уже не получится.

Парень, сидящий рядом с Диной, тихо шепчет:

– А ведь действительно, немного несёт…То ли гнильцой, то ли говном… Будто лёгкий аромат такой, знаете, как будто сквозь несколько слоёв ткани понемногу выходит. – Задумчиво говорит Федя. Всем прекрасно его слышно.

– Да что же вы всё заладили о гадком? Ну! В самом деле. – Возмущается окрещенная мамаша. В этот момент она перестаёт мять плечо. Её пухленькие, но в то же время симпатичные руки, деловито приземляются на край стола.

Гриша собирался перебить женщину, но около двери послышалось шевеление. Сначала донёсся звук, будто кошка лениво скребётся в лотке – это звук вставляемых ключей. Затем пошел такой «шух-шух» – это поворачивается замок. Сквозь появившуюся щёлку врывается мужской приятный голос:

– Поэтому господа, произошла какая-то путаница. Вы уж извините, что мои коллеги так радикально с вами обошлись, но вы не оставили им иного выбора, прошу вас. – Голос всё ещё в коридоре.

На «прошу вас» по очереди заходят двое мужчин. Видок у них оказался достаточно «славный», по издевательскому мнению Гриши. Что у высокого, что у низенького, лица были расписаны кровью и синяками. «Ниндзяки» хорошо так приложили ребята, профессионалы своего дела.

Тот, что повыше, читался явно моложе. Весь из себя гладковыбритый, с женским каре на голове в седину. Зайдя первым, он широко улыбнулся, произнеся: «Вечер в хату, дамы и господа». Второй, что пониже и попухлее, был старше, и имел глуповатые усы на старый манер. И хоть он явно был старше первого, волосы отливали идеальным каштаном. «Крашеный pidor» – отметил про себя Гриша.

Длинный (Миша) отрывисто глянул на подростка, и ухмыльнувшись, сел рядом. Подросток с невозможным отвращением смотрел на гостя, не веря своим глазам. Михаил вальяжно смахнул с лица волосы, открывая заострённый профиль, и специально обратился к парню:

– Тут не занято-о-о? – Протянул он на манер самых манерных gomikov, каких ещё поискать. – Спасибо, дорогуша!

Дина и ведущий прыснули слюной. Гриша, в свою очередь, так обалдел, так обалдел, к слову, что начал просто смотреть в одну точку, пытаясь что-то сообразить. Рядом, со спокойной миной, подсел второй и, видя, как его друг нарочно задел Гришу, спокойно обратился:

– Миша, вот зачем ты так? Не видишь, человеку неприятно. – Сказал он, переведя взгляд на подростка. – Молодой человек, вы извините моего друга, он слегка вне себя от радости, что этим прекрасным вечером его яйца не вздёрнут на плахе правосудия.

– Угу. – Промычал Гриша, только кулаки побелели от напряжения, но перебранки не последовало. Походу парень настроился на взрослую волну, решив сперва получить обещанное, а уже потом уладить личные вопросы. Да ещё эта сучка Дина, слишком много знает для шлюхи. Нужно будет с ней разобраться…

Наконец вошел закадровый голос. Он так элегантно захлопнул дверь, а после прокрутился на каблучке, что никто сразу и не увидел его лица. Только широкая спина красовалась в дорогом костюме королевского синего цвета с маленькими крапинками орнамента иностранного бренда. А ещё эти чёрные такие туфли классической формы на, скорее всего, ногах с идеальным маникюром, аж тошнит от того, насколько всё идеально. Снова раздался звук поворачивающегося ключа.

«Костюм» развернулся на сто восемьдесят градусов. Присутствующим открылось прекрасное лицо мужчины. Средний естественный загар (на родине так не получится подгореть), аккуратно выбритое лицо, большие глаза, пухленькие губы (ботокс?) А ещё вон мужественная челюсть, острая, что аж режет глаз. Очень ухоженные брови. Одним словом – мужчина модель.

Смотришь на такого, и невольно начинает вырабатываться слюна как при запахе съестного на пустой желудок. У Дины сразу намокли трусики, да засосало под ложечкой. Щёки «мамаши» раскраснелись, а Миша завороженно смотрел в район ширинки, прикидывая в уме, что там, да как?

Мужчина обвёл всех взглядом. Каждому он подарил свою дружелюбную улыбку. В руке у него нарисовалась толстая папка скоросшивателя, помеченная на обложке как: «Xdirect734».

– Приветствую собравшихся. Очень рад видеть, что все пришли на это небольшое, так сказать, собрание. Меня зовут Фёдор Абсманов, и я пред…

Его перебила Дина:

– Вы считаете нормальным называть кражу человека и перевозку в чёрном фургоне под угрозами словом «пришли»?

– Ах, что вы, разумеется, нет, но вы не оставили нам выбора. А впрочем, давайте лучше решим все вопросы по порядку и…

– Вы сразу скажите, сколько мне зелени отвалят?! – Встрял Гриша.

– Хм. Молодой человек, не переживайте. Учитывая, что вопрос государственной важности, никто вас не обидит в финансовом плане, можете быть покойны. Но всё же мне хотелось начать наш диалог не в такой хаотичной форме, а всё же выйти из пункта «А», затем дойдя в пункт «Б» со всеми вытекающими. Согласны? – Фёдор ещё раз улыбнулся своей потрясающей улыбкой, обведя каждого своим дружелюбным взглядом.

– А, а зачем вы дверь закрыли на ключ? Зачем вы нас заперли? – Нервно поинтересовался зашуганный, сидевший рядом с Диной.

– Не беспокойтесь. Дверь закрыта, потому что так прописано в нашем уставном кодексе. Если вдруг вам понадобится выйти в уборную или ещё по каким-либо причинам, вы беспрепятственно сможете это сделать. Ещё вопросы есть?

Гриша поднял руку.

– Кроме вопросов о сумме вознаграждения.

Гриша убрал руку.

– Отлично. Тогда предлагаю нам для начала познакомиться. – Фёдор занял последний свободный стул и, положив свою папку на стол, открыл первую страницу.

1.Дом и.д.и.о.т.-а

– Федя… кхм-кхм, Фёдор! – Невысокий дядечка в докторском халате, с присущей ему тихой манерой пытался дошептаться до своего любимого пациента, который неспешно шел по коридору о чём-то думая. – Фёдор Михайлович!.. Мышкин! – Наконец чуть громче окрикнул он парня и тот, наконец, нежно обернулся в профиль, выставляя напоказ свои большие глаза на очень худом лице.

– Здравствуйте, Арсен Маркович. Не услышал вас сразу, обдумывал тут кое-что. – Искренне ответил Федя, которому не так давно стукнуло двадцать шесть лет, но ввиду своей серьёзности и наличия щетины, выглядел он чуть старше, да ещё эта не совсем здоровая худоба накидывала годков.

– Здравствуй-здравствуй, дорогой. Как ты себя чувствуешь? Катя, кхм… то есть, Екатерина Сергеевна говорит, что ты стал очень разговорчивым с ней. – Радостно, в свои пол октава, промурлыкал Арсен.

– Неужели?! – Встрепенулся молодой человек, сильно краснея и уводя глаза в сторону.

– Тише-тише, молодой человек. Ну чего вы, в самом деле, так возбудились, будто я сказал какую-то ужасную новость. Екатерина Сергеевна сказала мне это исключительно в положительном тоне, – озираясь по сторонам, успокоил доктор. Он знал, что половина Фединых эмоциональных успехов – общение с Катей. Было очевидным, что он влюблён в эту молоденькую медсестру. Знал бы Фёдор, какая она в жизни… Хотя, может это просто слухи, чего народ не порасскажет из простой женской зависти, особенно когда этот народ уже не так молод и свеж.

– Неужели? А впрочем, я думаю, если бы Екатерине Сергеевне не нравилось моё общество, то она нашла бы повод не сидеть со мной. Впрочем… не знаю. – Ещё больше покраснел Фёдор, но мимика его лица разгладилась, сделавшись не такой напряженной.

– Давайте сменим тему, чего вы, в самом деле? Успел я вчера полюбоваться на ваше новое полотно. Очень впечатляет, молодой человек, очень впечатляет. Вы сейчас куда-то торопитесь? – Уже совсем было непонятно, где врач, а где пациент. Если отбросить «указывающую» униформу, то можно было предположить, что разговаривают два доктора, либо напротив, два пациента. Одним словом, взятый тон походил на общение двух старых приятелей.

И не удивительно, Федя Мышкин попал в стены психиатрического дома ещё в юности, когда ему только стукнуло четырнадцать лет. Тогда он был совсем плох, что аж жуть берёт.

– Сегодня, если я не ошибаюсь, понедельник. В этот день я позволяю себе лениться, вы же знаете. Да и к тому же для вас всегда найдётся лишних сколько угодно минут. – Оживился Федя.

– Тогда вы не против составить мне компанию и спуститься в приёмную? Мне хотелось бы ещё раз взглянуть на картину, только чтобы на этот раз сам автор был рядом. Ты ведь, Фёдор, знаешь, какой из меня неблагодарный бывает зритель. Пока не ткнёшь мне пальцем, и слона не увижу. Вопросы по твоей работе у меня возникли. А сколько интереса в ней! Ой, всё! Меньше слов, ближе к делу! Пойдём.

Фёдор и Арсен Маркович обменялись улыбками, двинувшись в сторону лестницы. Не было смысла спускаться на лифте со второго этажа, но доктор не ездил в металлических замкнутых коробках и по причине боязни, поэтому у себя дома этому пожилому дяде приходилось каждый день (и каждый вечер) карабкаться короткими ногами на девятый этаж. В его возрасте, а впрочем, может и на пользу, кардионагрузка полезна. Арсен по возможности старался скрывать свой недостаток, свой слепой страх. Ещё бы, он всё-таки высококлассный врач, помогающий бороться со страхами и трудностями людям, и какой стыд и позор иметь такой вот очевидный недостаток, да ещё не иметь сил от него излечиться. В любом случае, Федя являлся доктору другом, он знал о такой «особенности» своего врача, поэтому никаких неловкостей (и колкостей) не возникло.

Мужчины очень быстро добрались до приёмной, хоть шли неспешно, ведя отстранённый диалог. Пара ног в туфлях и пара в тапочках остановилась у стены рядом с мягким диваном для ожидающих. Сейчас в приёмной никого не было.

Только за стойкой мелькала женская молодая головка, тихо шепчущая сплетни в трубку. На такие вещи доктор закрывал глаза. Ну а что? Девочки здесь работают небогатые, а на такой усидчивой работе всегда наступает скука, особенно под вечер. Так хоть поболтает с подругой, посплетничает, после чего эмоционально проще пройдёт очередной долгий рабочий день.

Головы Арсена и Феди теперь внимательно изучали свежее полотно, которое Мышкин недавно закончил. Масляные краски ещё не успели высохнуть до конца, поэтому от картины исходил спорный аромат. Оба мужчины спокойно втягивали запах краски, щурясь от удовольствия.

Работа была написана на зернистом холсте, натянутом на подрамник одним из старых знакомых доктора специально по просьбе Феди. Уже как десять лет у пациента и главного врача был неофициальный договор, по которому Арсен Маркович обеспечивал своего друга всем необходимым материалом, а Фёдор, в свою очередь, изливал свой творческий потенциал. Все написанные картины он дарил клинике, которые и развешивались по всем (разрешенным с точки зрения безопасности и выигрышности) стенам.

Свежая работа оказалась достаточно компактного, стандартного такого размера: восемьдесят на шестьдесят. Для Мышкина небольшой формат, но есть где развернуться средней кистью. Ориентир вертикальный.

Читалась работа сверху вниз из-за своей структурной схожести с игральными картами, их горе-«перевёртышами». Достаточно декоративная заливка без формообразующих мазков. В верхней части располагался царь Николай с родными. У всех членов семьи были неестественные позы. Их изломанные тела буквально сплетались между собой, образовывая некое подобие аппликации. Что одежда, что лица – покрашены в ядрёный красный цвет, что при достаточном свете давало эффект рези в глазах. Так же присутствовал полутон, более тёплый и спокойный. Всю середину и нижнюю часть занимали радостные фигуры Ильича и его пьяных соратников.

Тела же их находились на разном уровне, но почти без промежуточного пространства, что тоже давало аппликативность. Ильич с соратниками выкрашены в голубой цвет, а в руках в-ь держал маленький символ движения (серп и молот), выкрашенные в три цвета: чёрный, красный и золотистый. Если близорукому человеку снять очки, отойти на метра три-четыре от полотна и сощурить глаза, то он вполне мог увидеть обобщенную картинку, где над голубыми скалами разверзлось грозное вулканическое небо.

Фёдор смотрел сквозь свою работу. Его разум был охвачен совсем иными мыслями, хоть они и тесно связывались с постоянной борьбой, которая присуща как любому живому человеку, так и другой живой материи иного свойства.

Разум Арсена Марковича наоборот, в настоящий момент был озабочен только полотном. Его живые и ясные глаза лукаво скакали по работе слева направо, сверху вниз, пытаясь не пропустить ни одной детали, а в лучшем случае, пытались найти те, которых и вовсе нет на плоскости.

Уголки тонких губ чуть приподнялись. Доктор на секунду косонул на автора, а вернув своё внимание снова на работу, заговорил:

– Вот скажите мне, голубчик, основное положение мне понятно. «Красный» Император с семьёй пребывают на небесах. Красные они, я так понимаю, потому что их убили красные? Или это очевидный символ крови?

– Да. – Коротко ответил Федя, не отрывая взгляда.

– Угу…Значит, да… Тогда, любезный, объясните мне, почему Ильич со своей «братией» окрашен голубым цветом? В чём здесь связь? Ты не подумай Федя, работа отличная. Я бы сказал, очень такая исторически-символическая. Просто я, сколько не думал, всё не мог взять в толк, причём тут голубой.

– Ну как же, Арсен Маркович, император он кто, по факту? Король, правильно. – Снисходительно ответил Мышкин, переводя свой взгляд то с картины на доктора, то снова на полотно. – А раз император по факту король, то у королей кровь голубая. Вот и товарищ со своей «братией» замарал свои маленькие ручонки об эту кровь, да не просто замарал их, а так сильно погряз в этой голубой крови, что вымазался ею навзничь.

– Как у тебя они лихо обменялись цветами! Но ведь Николай и после смерти оставил за собой титул последнего императора, то есть остался со своей метафорической голубой кровью, а «завоеватель», в свою очередь, только подтвердил свой красный флаг. Не считаешь? – Лукаво высказал своё предположения доктор, полностью довольный, что поставил своего друга в такой логический тупик.

– Полностью с вами соглашусь, хорошее замечание, но тут есть маленькая неувязочка. Во-первых, вне зависимости от социального статуса, кровь у всех одинаковая. Но здесь, знаете ли, тройное дно. Кровавое воскресение, равенство перед смертью и за что была пролита эта кровь. Проще говоря, Император и его семья как бы оказались на небесах уже не в привычной империи, а в совке под красным флагом. – Обычным голосом подытожил Федя.

– Очень любопытно, под таким углом я не думал, но ты мне не объяснил, почему «красные» покрашены в голубой цвет. Неужели причина только в этой символической голубой крови?! Фёдор! – Доктор говорил на повышенных, несвойственных для себя тонах. Он явно возбудился скорой разгадкой.

– Ну, тут есть ещё один подтекст, кхм… – Немного стушевался Мышкин. – Понимаете ли, в этом цвете и скрыт, скажем так, лёгкий «мазок» современного языка. Этот голубой цвет намекает на то, что «красные» поступили как… pidorasy. – Неловко закончил Федя. У него было такое чувство, что вот он маленький такой, нечаянно сказал бранное слово при отце. Но это, конечно, глупость, ведь он не был знаком со своим отцом лично, только по неохотным рассказам матери.

Наступило секундное молчание. В голове Мышкина эхом разносилось собственное последнее слово. Послышался гортанный непонятный звук, а затем Арсен Маркович зарвался громким хохотом. При виде того, как доктор захлёбывается в слезах, повторяя «pidorasy… мазок с… современного языка», Феде тоже стало смешно. Напряжение спало. Мужчина расслабленно улыбался. Даже девушка за стойкой отвлеклась от своего разговора, с улыбкой наблюдая такой редкий припадок смеха своего пожилого заведующего.

– Ой, Федя, ну насмешил старика. Слушай – это просто КЛАСС. Ха-ха, ну ты понял! Теперь одна из моих любимых работ, вот завернул, паршивец. Талант! – Похлопывал он друга. – Я бы с радостью с тобой ещё поболтал, но нужно подготовиться, сам понимаешь.

– Ещё успеется. – Ответил мужчина, собираясь уже идти в сторону лестницы, на втором этаже находилась его личная палата.

Второй этаж был отведён для самых спокойных пациентов, от которых не ожидалось проблем, и которые имели полное право спокойно передвигаться по клинике без особого надзора.

– А, Федя! Фёдор! На секунду. – Подозвал Арсен. – Совсем забыл о небольшой просьбе… это не обязательно, но, если вдруг у тебя получится…. Не сможешь ли ты прийти на общую терапию? Должны привести новенького пациента с похожей симптоматикой, как и у тебя. Я бы очень хотел, чтобы ты пришел и рассказал свою историю, чтобы эта заблудшая, испуганная душа увидела надежду, а самое главное, уверенность, что и она сможет преодолеть эту «стену». Что скажешь?

– Конечно приду, Арсен Маркович, какие вопросы, я вам всем обязан. После обеда? В двести первом?

– Да, mon cher, место встречи, как говорится. Буду рад тебя видеть. Ты, главное, не переживай. Просто посидим в доброй обстановке, как раньше.

– Тогда до скорого. – Улыбнулся Федя, отправившись к себе. Подобные собрания «откровения» он не посещал уже два года.

Ровно в четырнадцать часов пятьдесят пять минут Федя зашел в кабинет номер двести один. Все лица здесь были знакомые, некоторые завсегдатаи. Эта кучка, разумеется, имела друг с другом определённую дружбу. Не сказать, чтобы это была та самая дружба, о которой говорят «не разлей вода», скорее позитивное общение, иногда сводящееся к простым любезностям. В закрытых стенах головной мозг социального человека начинает находить замещение привычным вещам.

К примеру, палата становится комнатой. Общая столовая проговаривается про себя, как некая закусочная в прогрессивных жилых домах, а все пациенты – соседи, с которыми можно начать дружить, а можно держать вежливую дистанцию.

Вот и сейчас в кабинете собралось несколько соседей: молодая девочка Света, Ольга Павловна (бывшая учительница в государственной школе), очень экзотичный мужчина, просивший называть себя Бернар, и двое неразлучных друзей-дедов.

У всех, кто здесь находился больше года, вырабатывалась негласная привычка приходить на такие занятия заранее. Мотивы, разумеется, у всех разные. Кто-то хотел занять самое выигрышное (по его мнению) место, другой хотел занять место рядом с конкретным человеком. Фёдор же приходил всегда заранее, тем самым считая, что именно так он проявляет своё уважение доктору.

Он занял свободный стул между бывшей учительницей и Светой. Так получалось, что оставалось ещё два рядом стоящих стула. Для доктора и новенького.

Неужели главврач пригласил на сегодняшнюю терапию конкретных лиц? Но зачем? Или в Феде снова заговорил его «помешанный Фёдор». Возможно, старые привычки остаются с человеком надолго, тяжело от них избавиться вот так по щелчку. А если говорить про бзики…. Пути сумасшедших неисповедимы.

Вот по приоткрытой двери доносятся два вежливых стука. Стучащая рука распахивает дверь. Арсен Маркович настолько уважает каждую личность, что в собственный кабинет не может войти без этого вежливого «тук-тук». Он тихо произносит: «позвольте присоединиться», ведя за руку молодого парнишку. На вид тому лет шестнадцать, не больше.

Кудрявый, светлый такой барашек на голове. По-юношески гладкий подбородок, тонкие губы, больше похожие на женские, голубые глаза. Если бы не маленький рост (может ещё вымахает?), то внешность у парня могла бы сойти за модельную.

Доктор свободной рукой указал юноше на свободный стул, а затем и сам сел рядом. Представил новенького сам, сказав, что этого талантливого человека зовут Миша.

– Миша поступил в художественный колледж. Сейчас он решил посвятить немного времени внутреннему себе. – Как всегда деликатно и завуалированно озвучил информацию Арсен Маркович, которая означала, что Миша конкретно поплыл головой, и что без вмешательства опытного мозгоправа ему уже не обойтись. – Кстати, назвал я его талантливым неспроста, – продолжил он, – Миша показал мне на своём телефоне рисунки. Для юного ума очень сильные вещи. Кое-кому будет здесь интересно пообщаться с вами, молодой человек, так сказать, о «высокой материи ума» – пафосно подытожил доктор свою вступительную речь, многозначительно козырнув на Федю.

«Всё понятно, вот зачем я понадобился» – подумал про себя Мышкин. Собственно, терапия давно началась. Таков принцип этого золотого человека. Доктор незаметно начинал внедрять самое главное человеческое чувство, без которого сама личность немыслима, а именно: уверенность.

Когда-то и Федя пришел вот таким вот зажатым, даже намного хуже. Миша может хотя бы украдкой поднять свою голову, посмотрев на секунду в глаза другому человеку. Мышкин не мог себе такое позволить ещё очень долгое время, но правильный подход и соответствующие мысли сделали своё дело. Главное, не перенапрячься, чтобы наработанная «кожа» не лопнула в одно неудачное мгновение от чрезмерной сухости.

Не сговариваясь, группа хором поздоровалась с новеньким. Каждый пытался подарить Мише свою добрую улыбку. Девочка Света особо старалась показать себя во всей «духовной красе». Похоже, что Миша ей очень понравился. Это было понятно, так как она на секунду позже начала говорить своём «привет», дабы её миленький голосок явно выделился на финальном аккорде, и Миша смог услышать его, после невольно сосредоточив своё внимание на её фигуре и улыбке. У юноши покраснели щёки.

– Так, ну что, – начал обводить взглядом Арсен своих пациентов, – пожалуй, стоит начать наше общение, учитывая, что я давно вас всех не видел! Так… – уже более пристально забегали живые глазки, – кто начнёт? Кстати, Миша, если что, то ты не обязан делиться со мной и группой своими мыслями, если того не хочешь. Акт доверия у нас добровольный.

Мальчик кивнул, не поднимая глаз. Света, чтобы (возможно) произвести впечатление, подняла руку.

– Угу, Светлана. Вы, я смотрю, решили впервые открыть нашу встречу. Я очень рад.

– Я… да, я! – Тонкий голосок неестественно прокряхтел. – Я что хочу сказать, я просто решилась, вот и всё… просто когда-то надо начинать, и тут, в общем, – покраснела она. Волнение выходило за грань её внутреннего комфорта, показывая лицо местной публике. Один из дедов хихикнул. – Первое, что я хотела сказать… я хотела спросить: как у вас дела? Я заметила, что мы никогда не говорим о вас.

Такое замечание позабавило группу. Напряжение Светы сразу спало. Хорошее попадание. Она улыбнулась самодовольно, вскользь взглянув на Мишу.

– Да, – продолжила Света, – расскажите, как вы себя чувствуете или, например, что вы ели?

– Кхм. Даааа. – В улыбчивом настроении начал доктор. – Ну что же, раз я вхожу в этот круг, то заявление справедливое…. Вообще, мне очень приятно, спасибо вам, Света. Дела у меня идут отлично. Знаете ли, в моём возрасте по-другому и не может быть. Хочешь – не хочешь, а радоваться надо каждому дню! Ведь каждая минута может быть последней. Хе-хе. Не в обиду, господа. – Обратился он к пожилым мужичкам. – А на счёт еды, всё как у людей, с утра овсянка на молоке плюс кофе, а на обед вот пюре с рыбкой и компотом.

– И мы это ели! – Радостно выкрикнула Света.

– Ну естественно, дорогуша, ведь мы хоть и обедаем в разных помещениях, но повар у нас один.

– Ой, точно!

– А теперь, многоуважаемая, расскажите, как ваше настроение?

– У меня восхитительное! Знаете, в последнее время мне так приятно просыпаться по утрам! Солнце снова начинает дарить своё тепло. Это… это чувство! Знаете, когда в глаза лезет солнечный тёплый луч, и ты щуришься, затем чувствуешь, что выспался. Тело так приятно томно тянет, и я начинаю понимать, что мне хочется есть, хочется двигаться, даже элементарную радость доставляет чистка зубов. Простые вещи начинают казаться такими милыми и важными!

– Полностью с тобой согласна, дорогуша, – в речь девушки ворвалась бывшая учительница, Ольга Павловна, – у меня похожее чувство. А всё проблеск весны. Да и вы сами все прекрасно знаете, что солнце вырабатывает витамин D. Правда, тот факт, что лучи бьют в глаза – мне не близок. Я бы сказала, это даже скорее раздражительный факт. Арсен Маркович, раз уж коснулись темы, не разрешите ли вы повесить в моей палате жалюзи?

– Так, ну…

– А мне вот очень грустно! – Мычание доктора перебил дед, сидевший по левую руку доктора. – Я люблю зиму! Что может быть красивее? Величественные сугробы, которые словно волны бесконечно перетекают и приобретают различные формы. Прохладный и свежий воздух… Когда я рабо… Когда я ещё работал лесником, вот загляденье было! И даже лучи солнца, этого внеземного пришельца, что дал нам жизнь, зимой по-особенному светят. Красота. А ваша весна, что с неё взять? Везде эта грязь, ветер, огромные лужи. Сплошной бедлам!

– Но за весной идёт лето. Человек ведь радуется не грязи, которую подогревают лучи, а мыслям, что скоро эти самые лучи высушат лужи. А ещё дадут пищу цветочкам, а там по цепной реакции уже и лето, а его любят все! – Возразила Света.

Доктор был крайне удивлён такой активности.

– Я терпеть не могу жару! И ваше лето тоже, милочка! – Взорвался второй дедуля.

– Господи, Василий, хватит подпёрдывать своему дружку, чего вы как две сморщенные стервы? – Оборвал смуглый мужчина Бернар, широко улыбаясь своими белыми (на контрасте) зубами.

«Подружки» сразу покраснели, венозные кулаки крепко сжались. Ещё мгновение, и праведный гнев обрушился на дерзкого полукровку, если бы врач не вмешался раньше:

– Джентльмены, джентльмены! Давайте успокоимся. Артём… то есть, Бернар, прошу прощения. Выбирай выражения, я не потерплю агрессии. А вы, мужчины, сядьте и успокойтесь, не стоит бросаться на очевидную провокацию. – Арсен Маркович даже не повёл глазом. Подобные стычки бывали часто, особенно между поколениями. А вот у Миши начали трястись руки. Это не осталось незамеченным. – Давайте сменим тему. Бернар, вас я вынужден буду пропустить. Ваше настроение располагает задевать людей. Не хочу, чтобы у Михаила сложилось о вас дурное впечатление, учитывая, что вы просто очаровательная личность, когда находитесь в своём благоразумии.