Наталья Николаевна Землянская
Хроники Шеридана
– Где свиток с заклинанием, что дал тебе монах? – спросил он наконец.
– Его больше нет.
– Неужели? – Тезариус поднялся с места, и подойдя к нему, сорвал с его шеи вновь невесть откуда взявшийся кожаный мешочек. В нём оказался знакомый уже Юстэсу кусок пергамента. Но юноша почему-то не удивился. Чернодел пробежал свиток глазами. Его лицо озарилось мрачной радостью: – Вот как? Ха-ха!.. Это мне на руку! – он закружился по каменной поляне, что-то вполголоса бормоча и жестикулируя. Потом остановился перед Гилленхартом и хлопнул в ладоши. Юстэс тотчас пришел в себя. – Само провидение послало тебя! – проговорил колдун. – Они хотят использовать предсказание о белом и чёрном рыцаре… Я им помогу!
– Что тебе нужно от меня? – с вызовом спросил юноша.
– Этот мир издавна принадлежал моему народу – и народу Вальгессты, – заговорил чародей нараспев, словно читая текст по книге. – Племя Вальгессты – древняя, ныне почти вымершая раса. В те времена, когда сюда пришли мы, их было уже очень мало, но ведомо им было многое!
Они в совершенстве владели искусством претворения в жизнь своих желаний: силой мысли сдвигали с места горы, обращали вспять реки, разжигали огонь, оживляли умерших… Мы называли это колдовством и почитали их за богов. Постепенно мы стали их рабами… Они относились к нам свысока, но некоторые из них, нарушая все запреты, брали потихоньку самых смышленых из низших, и обучали азам своего мастерства. Кое-кому из этих учеников удалось достичь небывалых высот, и они, в свою очередь, посвящали других. Нескоро, но мы сделались намного сильнее и могущественнее, чем прежде. Боги стали нам не нужны.
Последние из настоящих вальгесстов укрылись где-то в недоступных местах – изредка они ещё являются нам, но очень редко… Мирные времена сменялись периодами раздоров, единый народ распался на множество племён, общий язык – на множество наречий. Одно из племён до сих пор носит имя исчезнувшей расы Древних, но между ними и истинными вальгесстами – огромная пропасть.
Потом пришли чужие…
Так под лучами Зелёного Солнца появилось небольшое, но сплоченное племя Людей. Чужаки были сильны и агрессивны, их вождь Ахайя знал многое из того, что было доступно лишь сильнейшим. Они сильно потеснили настоящих хозяев этого мира – и Белоглазым, как они презрительно называли нас, – пришлось уступить. Люди отвоевали себе земли в дельте Великой реки, но этого им показалось мало, и они двинулись на запад, – к горам. Воины Ахайи вытеснили Белоглазых к Побережью. Уцелели немногие. Погрузив женщин и детей на корабли, остатки племени Белоглазых бежали за море.
Тезариус замолчал, а когда он снова заговорил, в его глазах вспыхнули багровые огоньки:
– И вот представился подходящий случай отомстить и тем и другим! – почти промурлыкал он.
Держа в руках пергамент, исписанный монахом, он длинным острым ногтем что-то подправил на нём.
В небе вспыхнула длинная молния…
Чародей повел рукой: сбоку от него на каменном выступе появились маленькие фигурки. Скрестив руки на груди, Тезариус в задумчивости уставился на них. Юстэс подошел ближе: это были скульптурные деревянные изображения разных существ – одни смахивали на людей, другие – на животных, третьи – и вовсе какие-то диковинные.
– Узнаёшь? – спросил чародей, показывая ему одну фигурку чёрного дерева.
– Али?!– удивился юноша, вглядевшись.
– А это? – спросил колдун, снимая с каменной полки что-то, отдаленно напоминающее птицу. Юстэс напрягся, припоминая: да… что-то ведь было такое?
– Ты был совсем ещё мальчишкой… – подсказал колдун. – Чёрная птица… Огромная чёрная птица приземлилась вечером на твое окно – в комнате, где вы спали с братьями. Была зима, вы спали все на одном огромном соломенном тюфяке, чтобы согреться, – Гилленхарты, кроме пышного титула да маленькой крепостёнки, не имели ничего за душой, – и птица клюнула тебя в голову. И с тех пор тебе снятся странные сны. Не из-за них ли тебе вздумалось покинуть отчий дом?
– Там была ещё одна история… – уклончиво ответил юноша.
– Да! – осклабился Тезариус. – С женой твоего старшего брата. Она, кстати, родила девчонку.
Юстэс вспыхнул до корней волос.
– Аньес?.. Девчонку? – пробормотал он.
– Мы отвлеклись, – сварливо заметил чародей. Снова повернувшись к своим фигуркам, он запорхал над ними пальцами, о чем-то размышляя. – Эту?.. Не-ет! Это нам не подойдет… Тогда… Нет…– наконец, он протянул юноше большую конскую бабку: – Держи-ка!..
Гилленхарт машинально взял её.
Откуда-то из складок своих одежд колдун извлек песочные часы, только вместо песка в них были голубоватые светящиеся снежинки. Поставил часы рядом с фигурками, отошёл чуть назад, полюбовался на медленный танец снежинок, потом обернулся к юноше и проговорил, тая в воздухе:
– Время пошло… Не успеешь – пеняй на себя!.. Восставший мертвец даст тебе оружие. Им ты сразишь того, кто разделит с тобою вино из одного кубка! Прощай, человечек!..
Пустота разразилась громовым хохотом, и налетевший вихрь сбил юношу с ног и поволок в темноту…
Юстэс очнулся от раскатов грома. Кругом по-прежнему была ночь… Выл ураганный ветер, норовя сбросить людей со скалы в бушующее море. Сквозь стремительно несущиеся рваные облака нехорошо усмехался мёртвый глаз луны.
– Чудной, мы погибнем здесь!.. – голос агила едва перекрывал рёв шторма.
Но Юстэс не успел ему ответить. Снова ударила молния, и расколола скалу надвое. Огромные глыбы полетели вниз – в пасть беснующихся волн. Вдогонку грянул гром – и они на несколько долгих мгновений оглохли.
Юстэс почувствовал что-то в своей руке. Подарок колдуна!.. Он сердито отшвырнул ненужную кость – и, ударившись о землю, она в тот же миг обернулась огромным жеребцом.
– Держись!.. – взлетая в седло, крикнул Юстэс. Агил в одно мгновенье оказался рядом с ним – и чёрный скакун прыгнул прямо в бездну, унося их прочь от плавящихся камней.
И неминуемо сгинули бы в ревущих глубинах и конь, и его седоки, но плащ Юстэса превратился в тугие белые крылья – и ветер понёс их к луне…
***
…Ночью – вьюга, потом всё стихло, обессилевший ветер уснул среди печных труб. Из просветов белесых облаков робко выглянуло солнце, – снег тотчас вспыхнул мириадами алмазных бликов. Тогда, успокоившись, солнышко осмелело, поднялось повыше, – вот вам и новое утро!..
Каггла проснулась, но вставать не хотелось, и она нежилась в постели, размышляя, как убить очередной день. В камине потрескивали дрова. На столе сиял влажными лепестками огромнейший букет свежих роз, – она сама вчера нарисовала его. Теперь цветы ожили и благоухали на всю спальню.
Протянув руку, она нашарила серебряный колокольчик.
– Что бы такого сегодня придумать? – спросила, зевая, у появившегося на зов слуги.
– Можно устроить бал…
– Скучно! – поморщилась Каггла.
– Катание на лошадях, каток, ледяные горки, – перечислял Заяц.
– Нет!.. – капризно отвечала хозяйка.
За время пребывания в зачарованном замке все эти невинные забавы успели ей наскучить, равно как и большинство гостей, посещавших её.
– Охота? – продолжал слуга.
– Фу-у!
– Настоящая охота! – вкрадчиво добавил Пьеттро.
Она внимательно посмотрела на него. Человечьи глаза слуги светились звериной хитростью.
– Настоящая? И на кого же?
– У госпожи – богатая фантазия, – уклончиво отвечал он. – Всякое можно придумать.
Каггла перевела взгляд на букет роз.
– Именно об этом я и говорю! – мурлыкнул Пьеттро.
– Кофе, ванну и всё для работы! – властно распорядилась хозяйка, вскакивая с постели.
Утренняя лень и скука тотчас исчезли: новая идея захватила её без остатка, подобно тому, как огонь охватывает стог сухой травы.
Она отказалась завтракать в столовой, где Заяц собирался накрыть как обычно.
– Не нужно мне этих твоих церемоний! – отмахнулась она в ответ на возражения дворецкого.
Наскоро, обжигаясь, проглотила чашку кофе прямо на Кухне, и полетела в Западную башню, где под самой крышей устроила себе с недавних пор мастерскую. Холст и краски уже ожидали её, но стоило взять в руки кисть, как возбуждение тотчас угасло. Образы, роем теснившиеся в голове, разом куда-то исчезли.
– Что за напасть!.. – воскликнула она в сердцах, ломая кисти одну за другой. Промучившись ещё с час, но так и не притронувшись к холсту, она подскочила к окну и распахнула тяжёлые ставни. В лицо ударил морозный ветер. Она оперлась руками о подоконник, глубоко вдохнула…
– Настоящая охота… – раздался сзади тихий голос. – На настоящего зверя…
Она быстро обернулась, но в комнате кроме неё никого не было.
– Пьеттро?
Тишина…
Зябко потирая руки, она неуверенно вернулась к мольберту. Но комната была такая светлая, а за окном лежала такая красивая заснеженная равнина, что страх постепенно прошел.
Ею овладело странное чувство, будто кто-то другой водит её рукою – и она подчинилась, полностью отдавшись во власть давно забытого ощущения, которое раньше всегда охватывало её в такие минуты: реальный мир исчез, и она осталась один на один со своими фантазиями.
Чудовища, одно другого причудливее, рождались по мановению её кисти. Они заполнили почти весь холст, но она не останавливалась, забыв обо всём… Погрузившись в некий мистический транс, она не видела того, что рождало её воображение. Перед её внутренним взором проносились совсем другие видения: вот воины, закованные в латы, сходятся в кровавой сече, и горит земля у них под ногами, пылают леса и нивы… распятые в пыли мёртвые, растоптанные чужими конями… И огромный костёр – и пылающий старец, и другой – торжествующий, хохочущий, – о, какие страшные у него глаза!.. И голос: «Пусть сны твои станут явью!..»
Рядом бесшумно возник Пьеттро с подносом.
– Пора подкрепиться, госпожа!
Каггла машинально взяла услужливо подставленный бокал. Тягучая, сладковатая жидкость…
– Что это?
– Сок, госпожа.
– Что это? – почти закричала она, вглядываясь в свой рисунок.
Но Пьеттро взял её за локоть:
– Успокойтесь, госпожа! Вам нужно отдохнуть.
Она почувствовала, как её охватывает внезапная страшная сонливость и апатия.
– Да, – вяло согласилась она, позволяя увлечь себя прочь. – Да… Я устала.
Они вышли. Дверь захлопнулась. Твари на холсте зашевелились…
***
– Как хотите, господин Гилленхарт, но Центральная площадь должна быть убрана! – кипел Рэг Шеридан. – Виданное ли дело! Послезавтра – открытие Летнего карнавала, приезжает сам глава Корпорации «Каролина», а тут такое!.. Нечего сказать, хорошо ваш слоник порезвился!.. Да отстань от меня, зараза! – последние слова относились уже к Хендре, который упорно пытался растерзать штанину форменных брюк комиссара.
– Рр-р-га-рга! – нагло отвечал Хендря, не разжимая челюстей.
– Фу!.. – попытался исправить ситуацию Папа. Но Хендря и ему ответил неласково.
Тогда Папа решил применить силу и потянул пса за ошейник. Штанина комиссара затрещала и разъехалась пополам до середины икры.
– Спасибо, Виктор! – с чувством произнес Шеридан, разглядывая свою волосатую ногу, появившуюся из прорехи, так, словно впервые увидел её.
– Извини…те, господин комиссар… – пробормотал Гилленхарт.
– Папа!.. – влетела в комнату Мэрион.
– Сейчас же забери свою собаку! – перебил её отец.
– Папа! – не слушая его, затарахтела дочь. – Там к тебе какие-то люди!
– Сейчас спущусь… Только не говори, что к нам пожаловала очередная тётушка!
Но четверо, что ожидали в холле, вовсе не походили на дальних родственников. Одного из них отец знал – он работал в службе безопасности Корпорации. Трое других были ему незнакомы.
– Доброе утро, господин Гилленхарт! – поздоровался работник службы безопасности. – Надеюсь, что для вас оно таковым и окажется.
– В чем дело? – удивился Папа.
– Вам придётся проехать с нами, – процедил сквозь зубы один из незнакомцев. – Мы хотим задать несколько вопросов. Это не займет много времени.
– Тогда почему бы нам не побеседовать в моем кабинете?
– Не спорьте с ними, господин Гилленхарт, – мягко возразил его коллега. – Всё очень серьезно.
Совершенно сбитый с толку, Папа молча вышел с ними на улицу, где за Воротами ожидал чёрный автомобиль с тонированными стеклами.
– Мне кажется, случилось что-то очень нехорошее … – проговорила Бабушка, глядя в окно, как автомобиль заворачивает за угол.
– Ах, бросьте!.. – беспечно отозвалась Мама. – Так у них всегда перед Карнавалом, тем более что приезжает сам Кагицу Торокара!
– Кто это? – машинально переспросила старуха, не отрывая взгляда от окна.
– О, это же глава и владелец Корпорации!
Отец вернулся довольно скоро. Он был бледен и беспрестанно потирал рукой левую половину груди.
– Ты не забыл, что мы сегодня приглашены? – капризно напомнила Мама, не замечая его состояния.
Зато Бабушка сразу спросила:
– Что стряслось?!.
– Орфа, милая, – не отвечая ей, обратился Папа к служанке, – сделай мне чаю – и пару таблеток … ну, сама догадайся каких.
Орфа тут же бросилась исполнять его просьбу.
– Что случилось? – настойчиво повторила Бабушка.
Отец медленно опустился в кресло.
– Со счетов нашего отделения Корпорации исчезла очень внушительная сумма. Служба безопасности установила, что взлом системы произошел с моего компьютера и под моим паролем.
– Но они хотя бы понимают всю абсурдность подобного обвинения? – вскипела Мама.
– Разумеется… – слабо улыбнулся отец. – Потому-то я и вернулся. Пока официально мне предъявлено только обвинение в служебной халатности. Но даже если истинный виновник будет найден, работу я потеряю: Торокара не прощает ошибок.
Новость быстро облетела весь Замок, и к обеду некоторые из постояльцев потянулись к выходу с чемоданами.
– Крысы бегут с тонущего корабля! – презрительно фыркал дядя Винки.
Среди отъезжающих неожиданно оказался и Красавчик.
– А ты-то куда? – удивилась Зануда.
– Начинаю новую жизнь! – улыбнулся он. Улыбка получилась наигранной.
– Удачи!.. – презрительно пожелала кузина.
Насвистывая, юноша торопливо сбежал по ступенькам парадного. Из боковой аллеи сада навстречу ему вышла черноволосая женщина. Он сделал вид, будто не заметил её, но она загородила ему дорогу.
– Вижу, воспользовался моим советом? – спросила она.
– О чём это ты?.. – сделал удивлённое лицо Красавчик.
– О той маленькой бумажечке с цифрами, что давала тебе.
– Не помню…
– Не помнишь? Ладно… – она отступила в сторону. – Прощай!
Едва он прошел мимо, как она щелкнула пальцами, и юноша бездыханным упал на дорожку. Воровато оглянувшись по сторонам, ведьма быстро склонилась над ним и, прошептав заклинание, положила ладонь ему на грудь. Там тотчас образовалась широкая рана, в глубине которой пульсировало сердце. Быстрым движением ведьма вырвала этот трепещущий комочек и с наслаждением вонзила в него зубы. Управившись с кровавым лакомством, она вытерла губы, и снова щёлкнула пальцами: лежащий у её ног человек разом превратился в маленькую деревянную фигурку. Она подобрала деревяшку и сунула в карман.
– Новая жизнь, говоришь?.. – и стеклянный смех бусинами рассыпался по саду.
***
…Конь Тезариуса вынес летучих всадников из бури, но ветер зашвырнул их далеко от побережья: к Белым скалам.
– Говорят, эти скалы не что иное, как зубы Первого Дракона… – сказал агил, когда измученные, они остановились, наконец, на привал. – Спасибо твоему коню, что мы не разбились об них в темноте! Откуда он вдруг взялся?.. – Юстэс поведал агилу о встрече с Тезариусом. – Полно!.. – усомнился приятель. – Да было ли это взаправду?.. Тезариус… Говорят, он давно сгинул! Тебе, верно, померещилось там, на скале. Ты ведь на самом деле был всё время рядом со мной!
– А конь тогда откуда?.. – на это агилу нечего было возразить.
Юстэс оглядел острые рваные каменные пики: они и впрямь напоминали клыки сказочного чудовища.
– Чьи это земли? – спросил он.
– Когда-то здесь было много людских поселений – мимо Белых скал проходил большой караванный путь. Потом Люди поссорились с местными гномами, и те ушли из этих мест. Их подземелья тотчас заняли выползни – и прости-прощай урожай! Эти гигантские черви необычайно прожорливы и плодовиты… Кто-то посоветовал крестьянам завести скиссоров, чтобы они охотились на вредителей, но, истребив чёртово отродье, скиссоры принялись за своих хозяев.
– Скиссоры?..
– Такие здоровые летучие твари… Смахивают на кузнечиков с длинными когтистыми птичьими лапами. Еще у них есть огромный клюв, коим они разбивают головы своим жертвам.
Юстэсу припомнился погибший Бекет: сдаётся, бедняга попался в лапы к такой же зверюге… Но приятелям повезло: они добрались до ближайшего селения без приключений. Там агил заработал пением немного денег, и друзья, изрядно оголодавшие за время пути, отправились в местную харчевню.
Каково же было изумление Гилленхарта, когда в толстом трактирщике он узнал… Харди!
– Как ты здесь очутился? – спросил он, когда поутихли шумные возгласы радостного взаимного удивления.
– А я тогда дунул прямо в лес… Ну, когда в нас посыпались стрелы, и отсиделся до рассвета. Потом побрёл, куда глаза глядят. Споткнулся, скатился в какой-то овраг, стал выбираться – гляжу, деревня!.. Так тут и остался… – объяснил толстяк, оглядываясь на красивую, дородную бабу, зорко наблюдающую за ними из-за стойки. – Жинка моя… – смущенно и горделиво пояснил он.
Выяснилось, что кроме «жинки» Харди уже обзавёлся ещё и тремя ребятишками.
– Да когда же ты успел?! – оторопел Юстэс.
– Так я здесь, почитай, уж лет десять живу, – невозмутимо сообщил толстяк.
– Сколько?! – юноша не поверил своим ушам.
– Всё может быть, – подтвердил агил, – если ты или он попадали в перекат…
Дальше ещё хлеще!
Поели они, попили: за встречу, за здоровье гостей и хозяина, за его семью, за вечный свет Солнца, – и вот тут-то малость захмелевший Харди вдруг хлопает себя с размаху по лбу и вопит: ах, мол, я растяпа! – и достает откуда-то из дальнего угла нечто длинное, завернутое в промасленные тряпки.
– Эт-то… – говорит, – …ик!.. капитан наш велел тебе передать, когда пару лет назад … ик!.. останавливался у меня на постой… Я ещё: откуда вам, мол, знать… ик!… что этот малец ко мне заглянет? Он, говорю, может, сгинул давно! …ик!.. А он мне: я, брат, всё знаю!.. – и, пьяно прищурившись, Харди погрозил пальцем кому-то невидимому.
– Ла Мана?.. – неприятно удивился Гилленхарт. – Но его ведь сожгли?
– Значится, эт-то было… ик!.. его привидение! – заявил Харди. – А ведь жрал и пил как взаправдашный! И уехал… ик!.. не заплатив… Нее, брат! Это точно был наш капитан – все повадки евойные! Небось тоже в перекат попадал…
Юстэс вдруг припомнил, как исчез Коротышка вместе с телегой. Капитан ведь тогда тоже пропадал… Он развернул тряпки – и в его руках засиял меч нигильга!
Заклятие Тезариуса начало сбываться.
***
…Из тяжёлого, беспокойного забытья Кагглу вывел злобный протяжный вой. Она села на смятой постели. Прислушалась… Уже почти успокоилась, решив, что ей показалось или приснилось, – и тут опять раздалось жуткое завывание. Звук шел со стороны леса – с другого берега реки. Прежде она никогда не слышала здесь ничего подобного.
– Пьеттро!.. – крикнула она. Ответом ей было молчание.
Тогда Каггла схватила серебряный колокольчик и бешено затрясла им над головой. Но ночная пустота огромного Замка осталась нема. Борясь с нарастающей тревогой, она встала, закуталась в одеяло и, взяв свечу, осторожно выглянула в коридор. Навстречу пахнуло сыростью и тлением… Каггла обернулась: её уютное спальное ложе исчезло… Исчезли гобелены со стен и пушистый ковёр с пола, пропали красивые подсвечники и изящные кресла, зеркало в дорогой оправе… Пустая, нежилая зала с прогнившими полами и вековой паутиной по углам. Сиротливо скрипнула рама с разбитым стеклом – и снаружи снова донесся мерзкий, наполняющий душу холодом, вой. Только теперь он был ближе.
– Пьеттро?.. – робко позвала она в темноту.
Порыв ветра распахнул окно и на пол со звоном посыпались остатки стекла. Снаружи мелькнула, уносясь вверх, мутная бесформенная тень…
Стараясь не дышать, Каггла тихо шагнула в коридор и крепко прикрыла за собой дверь. Темнота тотчас окутала ее плотным зябким покрывалом: тусклый огонек свечи трепетал, едва освещая пустоту на два шага вокруг. «Только не погасни!..» – мысленно взмолилась она, прикрывая его ладонью от сквозняка.
Сколько она так простояла, прислонившись к холодной стене, пытаясь совладать с дрожью в ногах?..
Наконец, девушка медленно-медленно двинулась вперёд… Жалкой, испуганной тенью скользила она по мрачным лабиринтам мёртвого Замка. Ещё вчера в угоду её фантазиям здесь кипело праздное веселье, – теперь всё тлен, всё – прах!.. – да и было ли что на самом деле?.. Так, верно, чувствует себя курильщик опия, когда вместе с парами дурмана исчезают цветные сны, а реальность превращается в кошмар. Споткнувшись, Каггла повела вокруг свечой и поняла, что перед ней ступени, ведущие в Западную башню. Прошедший день отчетливо всплыл в памяти: и хитрые глаза неверного дворецкого, и шёпот в пустой мастерской, и белый холст… Вот оно что! Каггла торопливо заспешила наверх. Запыхавшись, распахнула дверь в мастерскую…
Картина исчезла.
И вот тут-то она и услышала шаги… Мерные, тяжёлые, – они неотвратимо приближались вслед за ней по лестнице. Одновременно с этим снаружи раздался мерзкий скрежет. Она обмерла, почти теряя сознание… Снова посыпалось стекло – и в башню влетела крылатая тварь. Отвратительно вереща, она бросилась на беззащитную добычу – и в тот же миг между человеком и исчадием Тьмы встала огромная фигура рыцаря… Сверкнула сталь – и хищник с ужасным стоном вылетел вон и рухнул вниз
Железный воин медленно поворотился к ней:
– Охота началась!.. - и в прорезях его шлема вспыхнули синеватые огоньки.
***
– Я всегда ценил Вас, господин Гилленхарт, – Кагицу Торокара поставил кофейную чашку на стол, и чьи-то услужливые руки тотчас убрали её. – Но обстоятельства сейчас складываются не в вашу пользу, – он аккуратно промокнул губы белоснежным платком.
Разговор происходил в гостиничном номере, где остановился глава Корпорации.
– Ваш племянник действовал как дилетант. Но мы обязательно найдём и его, и деньги. Если Вам что-либо известно – лучше сообщить об этом сразу.
Виктор фон Гилленхарт устало качнул головой:
– Я ничего не знаю…
– Жаль. Это усложняет дело, – Торокара умолк, и отвернулся к окну. Лицо его закаменело.
Два человека в тёмных костюмах, почтительно застывшие у входа, выдвинулись вперёд и напряглись, точно псы, ожидающие команды. Но Кагицу едва заметным движением бровей вернул их на место.
– Надеюсь, вы не рассчитываете на выходное пособие? – процедил он сквозь зубы, не поворачиваясь к своему собеседнику, и сделал движение пальцами, точно смахнул несуществующую пылинку с безукоризненно отполированной поверхности стола.
Этот жест ознаменовал конец карьеры Виктора фон Гилленхарта.
Но Папа недаром был потомком древнего рыцарского рода: ни один мускул не дрогнул на его лице, и гостиничный номер он покинул с высоко поднятой головой. Спокойно и гордо прошествовал он по улицам родного города, – Города, чьи красоту и богатство он приумножал своим трудом изо дня в день в течение многих-многих лет своей жизни, – и ни один человек не посмел бросить в его сторону косого взгляда!
Вернувшись домой, он поднялся в свой в кабинет, запер за собой дверь и, подойдя к стене, где висели ружья из его коллекции, снял одно – самое любимое – и взвел курок.
– Честь дороже жизни…
***
Отослав прочь телохранителей, Торокара вышел на лоджию. Там, в шезлонге, свернувшись точно кошка, сидела темноволосая женщина.
– Ты всё сделала правильно, моя девочка, – склонившись к ней, он коснулся губами её щеки. – Остался один финальный аккорд, – он сделал широкий жест, обводя раскинувшийся внизу город, – и тогда всё это станет прошлым, а мы… О, мы станем хозяевами этого мира!
Послышалась трель телефонного звонка, и Торокара торопливо вернулся в номер.
– Мы!.. – презрительно скорчила губы черноволосая, едва за ним закрылись раздвижные двери. – Нет, дорогой мой, я обойдусь теперь без тебя.
Заложив руки за голову, она с наслаждением потянулась всем телом, потом резко поднялась на ноги. Подойдя к перилам, она долго, не щурясь, смотрела на жёлтое солнце, так не похоже на её родное… Она отдаст его в обмен на воскрешение своей повелительницы. Если те трое нигильгов не надуют её… А старый демон останется с носом.
***
…После встречи с Харди, пути друзей разошлись: агил отправился в Акру – он переживал о судьбе семьи Нордида.
– Нордид просил позаботиться о своих, если случится беда… А его наверняка или убили, или отправили за решётку – такое колдовство людям не прощают! Тем более, когда это связано с Тёмной Башней…
Юстэс же остался, потому что попал в порубежную королевскую сотню, охранявшую эти места, – протекцию ему устроил трактирщик: жена Харди приходилась родной сестрой предводителю военного отряда.
– Только особо не рассказывай – кто ты, да откуда, – велел толстяк. – Я сказал, что ты мой земляк, долго странствовал… Ну, и всё такое прочее. Сам понимаешь – время сейчас тревожное.
– Земляк?.. – усмехнулся Юстэс. – И где же протекало наше детство?
– В Приречье… – не моргнув глазом, пояснил трактирщик. – Там ведь давно все людские поселения выжгли – ещё во времена Дикого нашествия, так что, поди теперь разберись, кто откуда… Я, думаешь, рассказывал здесь кому, как мы носились по волнам с Чёрным Ястребом?.. Да и неважно это всё: ты ведь человек…
– Почём ты знаешь?.. – прищурился юноша.
Харди сглотнул слюну.
– Слушай, – прошептал он, склоняясь близко-близко, – если ты того… Лучше тогда это… Уходи, одним словом! Иначе и тебе и мне худо придётся!
– Не дрейфь, старина! – хлопнул его по плечу Гилленхарт. – Я пошутил.
– Плохая шутка… – набычился трактирщик, и юноша сразу вспомнил, что на корабле пудовые кулаки Харди пользовались заслуженным уважением.
– Ладно, – примирительно сказал он. – Не обижайся!.. Лучше скажи, как мне быть? – и кратко поведал о встрече с Тезариусом, не упомянув только о его предсказании.
– Свят! Свят!.. – перепугался толстяк и опасливо отодвинулся подальше. – Не вздумай даже упоминать вслух его имя!.. Это – демон! Он люто ненавидит род человеческий!.. Вот ведь незадача! Ох, беда-то, беда!.. – и продолжая причитать, Харди скрылся в кухне и вскоре вернулся с кувшином вина.
Добравшись одним глотком до дна глиняной посудины, Харди немного успокоился и сказал:
– Я тебя к одной старухе свожу, она тебе оберег даст… А уж там, как сложится, так тому и быть.
Сказано – сделано, и вечером того же дня, осушив для храбрости ещё пару кувшинов с вином, приятели оседлали коня чернодела, и вскарабкавшись вдвоём на его широкую спину, отправились в соседнюю деревню.
Старуха, о коей упоминал трактирщик, жила в маленькой развалюхе на самой окраине. Выслушав невнятный рассказ пришельцев, старуха достала длинный кривой нож.
– У меня цена для всех одна, – сказала она, и из её рта вылетела маленькая летучая мышь. – Знаете, какая?
Харди тупо закивал тяжелой башкой. Юстэс не знал, но на всякий случай тоже кивнул.
– Давай руку!.. – приказала старуха, и еще несколько летучек заметались по убогой светёлке.
– Д-дай ей руку! – пошатываясь, заплетающимся языком велел товарищу трактирщик.
Гилленхарт, которому благодаря вину море было по колено, наотмашь выкинул вперёд правую руку, едва не задев старуху по лицу. При этом он чуть не упал, и потому другой рукой ему пришлось схватиться за приятеля, который тоже едва держался на ногах.
Бабка цепко ухватилась птичьей лапкой за молодецкую длань и ловко полоснула по ней ножом.
– Чего она?.. – озадачился потерпевший, наблюдая, как кровь тонкой струйкой стекает в подставленную деревянную чашу.
– Пс-с! – невразумительно цыкнул на него приятель: молчи, мол… Потом замахнулся на обидчицу: – Хорош! Кому сказал?!
Старуха ловко опрокинула содержимое чаши в узкую щель беззубого рта.
– Оберег давай! – грозно приказал трактирщик.
– Зачем ему оберег? – тоненько хихикнула бабка. – У него уже есть! – и скрюченным пальцем указала на кинжал, прицепленный к поясу Юстэса. Тот, что достался ему от убитого пленника на корабле. – Лучше этого и быть не может!
Харди попытался сфокусировать взгляд в указанном направлении.
– Что же ты нам голову морочишь, нечисть! – взревел он, когда это ему удалось. – Напилась задарма кровушки – теперь расплачивайся! Думала, дураков нашла? Я с-счас живо всю вашу деревню спалю!
– Тихо-тихо, касатик!.. – залебезила бабка.
– Пошли! – буркнул Харди. Уходя, сплюнул на порог, и пригрозил: – Смотри, старая: коли чего не так – я к тебе с осиновым колом вернусь!
– Иди-иди! – огрызнулась старуха. – Взойдёт луна, проснутся мои молодцы, я посмотрю тогда, как ты запоёшь!
– Что-о?! – развернулся было обратно буян. Но Юстэс, которому происходящее нравилось всё меньше, перехватил забияку и вытолкал наружу.
Харди продолжал грозить и ругаться, Юстэс, не слушая его, поволок толстяка к плетню, где они привязали коня. Распутывая поводья, он заметил, как от ближайших хижин по направлению к ним спешат длинные тени.
– Давай!.. – подтолкнул он неповоротливого приятеля: ему внезапно стало жутко. – Залезай же в седло, братец!.. – и вдруг прямо перед ним очутилось чужое бледное лицо. Пахнуло гнилью…
– Ату их, ребятушки! – завопила фальцетом, высунувшись из окошка, бабка.
На подмогу бледнолицему скользнуло из темноты еще несколько фигур.
Юстэс даже не понял, как они с Харди очутились в седле. Ударил коня пятками в упругое брюхо, и замелькали мимо вперемежку деревья и звезды… Сзади засвистали, заулюлюкали, – насилу вырвались!..
Бешеная ночная скачка выветрила остатки хмеля. Вернулись домой тихие, трезвые… На цыпочках, – не дай бог разбудить хозяйку!– прокрались на кухню, осушили по кружке воды. Отдышались. Поглядели друг на друга…
– И к кому это ты меня в гости водил? – начал Юстэс, нарочито хмуря брови.
– Да к упырям… – с самым невинным видом отвечал приятель.
И-и!.. Тут их и разобрало!.. Хохотали до слёз, вспоминая прошедший вечер, пока и впрямь не разбудили хозяйку.
Известное дело, сердитая жена почище стаи вурдалаков! Долго разбираться она не стала: громила Харди получил тумака по шее и покорно отправился спать; гость избежал подобной участи, но, ворочаясь после на жёсткой постели, решил, что жениться, пожалуй, лучше не стоит.
***
…Выстрел эхом раскатился по всем уголкам старого Замка.
– Виктор?.. – Бабушка выронила из рук вязанье. – Виктор!
У дверей папиного кабинета собралась толпа.
– Ломайте дверь! – приказал дядя Винки.
Тётушки заголосили, кто-то побежал за инструментом… Дуния молча вытащила свой боевой топор и, примерившись, рубанула с плеча, но не попала, потому что дверь открылась.
На пороге стоял… Папа. Он был бледен, но спокоен. Лезвие топора просвистело в дюйме от его лица, но он даже не отшатнулся.
