Наталья Николаевна Землянская
Хроники Шеридана
Втроем они вышли на улицу. Комиссар достал сигару, дядя Винки – любимую трубку. Закурили, пуская к небу пухлые клубы дыма…
– Я почему-то сегодня только заметила – у них такая странная эмблема, у смотрителей, то есть…– ни к кому конкретно не обращаясь, проговорила Зануда. – Что она означает?
– Этот знак… – замялся комиссар, – а не замечали вы его раньше потому… Э-ээ… Ну, словом, потому что они используют его только в крайних случаях… Когда нужна сильная защита. Да вы побледнели, сударыня! Вам нехорошо? – он с тревогой всмотрелся в лицо девушки.
Она же замерла на мгновение, глядя куда-то в пространство. Её и впрямь побледневшее лицо застыло точно каменная маска – словно она внезапно увидела перед собою нечто ужасное… Или что-то вспомнила…
– Нет, всё нормально, – проговорила она спустя несколько секунд, и чтобы сгладить неловкость, потянулась к волосам, желая поправить прическу. Дрожащие пальцы её тут же сломали заколку, и густые чёрные волосы блестящей волной легли на плечи.
– Какая досада! – рассердилась она сама на себя, рассматривая обломки заколки. Маленькое происшествие не ускользнуло от внимательных глаз полицейского.
Но он приписал её волнение суматохе прошедшего часа. Да и откуда ему было знать, что его юная собеседница уже видела подобные обереги. На плащах тех, кто однажды поздним осенним вечером ворвался в её студенческую комнатушку.
***
…Едва забрезжил рассвет, Гилленхарт двинулся обратно в сторону Города. Так же как и накануне вечером он брёл вперёд в состоянии бездумного отупения, – все чувства разом умерли в нём. Только в голове гудело точно колокол… Или барабан?.. Полубезумный, он кружил по сожжённым улицам; не один раз на него пытались напасть, но судьба благоволила ему, и он уходил от врагов невредим… Наконец, ноги принесли его к заливу, отделяющему Город от королевского дворца. Запрокинув голову, он долго смотрел из-под полуприкрытых век на острые скалы, среди которых прятались дворцовые шпили и башни. Сердце подсказало: дворец пуст… Горестно взревев, точно дикий зверь, вернувшийся с охоты и обнаруживший свое логово разорённым, рыцарь бросился прочь…
Только стихли его шаги, как к причалу крадучись спустилась стая пришельцев самой разной масти. Толкаясь и переругиваясь, захватчики расселись в брошенные лодки, и торопливо налегая на весла, направились в сторону дворцовой громады, предвкушая поживу. Далеко отплыть они не успели: гребни невысоких волн вдруг оборотились во множество прозрачных рук, и утянули лодки под воду, а заодно – и тех, кто там был. Маленькая птичка, наблюдавшая за расправой с берега, довольно пискнула и вспорхнула ввысь: заколдовав воды залива, она сделала всё, что могла, в память о той, которую любила и ненавидела…
Покружившись над разорённым городом, птица направилась в сторону побережья, старательно огибая то место, где дрожащей воронкой уходила в небо Тёмная Башня: гудящий смерч, словно напитавшись дымом городских пожарищ, стал намного шире и выше. Но на какое-то мгновение ей показалось, будто голос того, чей дух был заточен в Башне Забвения, зовет её!.. Покорившись призрачному зову, она уже легла на крыло, чтобы сменить направление, и тут, откуда ни возьмись, налетел огромный ворон.
– Карра!.. – крикнул он почти по-человечьи, и бедняжка едва увернулась от его клюва.
Сложив крылья, птица камнем ухнула вниз. Ворон спикировал за ней. Он легко бы настиг её, но у самой земли его жертва юркнула в клубы дыма и исчезла. – Кар-ра! – повторил неудачливый охотник и, предельно снизившись, медленно полетел вдоль улицы, выискивая пропавшую.
И он действительно вскоре отыскал её, только теперь она была уж в человечьем обличье. Недобро усмехаясь, ведьма, что было сил, натягивала тетиву лука, подобранного ею тут же. Острие стрелы смотрело прямо в глаз оторопевшему ворону.
– Так кто кого? – ласково спросила ведьма.
Захваченный врасплох, Карра метнулся в сторону. Стрела пробила ему крыло навылет. Вторую стрелу ведьма отправила в грудь одинокому всаднику, на свою беду вывернувшемуся из-за угла разрушенного дома. Раненый ворон тяжело спланировал на землю. Кирия схватила под уздцы лошадь убитого ею и ловко запрыгнула в седло. Пришпорив животное босыми пятками, она направилась прямо на сидящую в пыли птицу. Тяжелые копыта ударили рядом с поверженным вороном…
Оглядываться назад ведьма не стала, уверенная, что растоптала обидчика.
***
Гилленхарт в конце концов, несколько раз чудом избежав гибели, пробрался к казармам. Они пострадали меньше, чем многие здания Города – основные бои проходили в стороне, ближе к Арсеналу. Какое-то время он тупо смотрел на то, что еще недавно было его домом, потом, осознав, что и здесь никого нет, почувствовал ужасную растерянность… В душе образовалась невыносимая пустота: что теперь?..
Сбоку раздался шорох… Приглядевшись, он заметил в пыли комок перьев и дотронулся до него носком сапога. Комок отпрянул в сторону, сверкнул тёмным глазом.
– Бедолага! – жалость к раненой птице напомнила ему, что он сам – ещё жив. Осторожно взяв ворона в руки, юноша шагнул с ним во двор казармы. Ворон слабо клюнул его в палец. – Не балуй! – тихо сказал Юстэс.
– Кар-ра! – хрипло отозвался раненый.
– Э, брат, да мы с тобой знакомы!.. – колодец во дворе был цел. Отыскав смятое ведро, Юстэс напился сам, напоил из пригоршни клювастого приятеля. – Где же твой хозяин, а?..
Карра заволновался и что-то невнятно пробормотал.
Юстэс медленно обвел взглядом почерневшие ряды деревянных зданий. Они в ответ скорбно глядели на него провалившимися глазницами обгоревших окон.
– Надо выбираться отсюда… – сказал, обращаясь то ли к ворону, то ли к самому себе. И в этот момент ему показалось, что в мёртвом провале одного из окон что-то шевельнулось. – Бьюсь об заклад, мы тут не одни… – прошептал он ворону, сажая его на остов колодезного сруба. Ему почему-то пришло в голову, что внутри прячется кто-то из своих. Совершенно не таясь, он торопливо подбежал к дому и переступил через обгоревший порог. – Эй, кто здесь?..
Расплата за необдуманную поспешность последовала сразу же: откуда-то снизу его ударили острым в бок, и он успел только заметить, как мелькнул и скрылся в дверях некто маленький и рыжий.
– Стой!.. – прохрипел он, невольно опускаясь на колено и хватаясь рукой за дверной косяк, чтобы не упасть совсем. – Стой, дьявол тебя подери!.. – другая рука нащупала рану. Ладонь сразу стала влажной и липкой. Усилием воли он поднялся и вышел наружу. – Стой…
Но нападавший был уже у ворот: проскользнув между покосившихся створок, он скрылся из виду. Лицо Юстэса перекосилось от досады и боли. Сев на землю, он кое-как стянул рубаху.
– Да-а, скверно… – пробормотал он. Ворон внимательно смотрел на него, склонив голову набок. – Глупо получилось! – оправдываясь перед ним, пояснил юноша. – Сто раз мог умереть – и не помер, а вот поди-ка ты…– кровь лила сильно, и Юстэс почувствовал головокружение: ворон и колодец тихо уплывали куда-то в сторону.
Скомкав снятую рубаху, он прижал её к ране. Грязная ткань быстро окрашивалась в красное. Глядя, как она меняет цвет, Юстэс вдруг засмеялся: откинув назад голову, он хохотал все громче и громче, временами повизгивая и срываясь на стон. Ворон хрипло и тревожно каркнул.
– Бог мой!.. – еле проговорил человек сквозь смех. – Ведь ничего не жалко! Ни-че-го!.. – ворон снова крикнул в ответ. – Думал, за плечами жизнь, оказалось – пустота… Тебе тоже смешно, крылатый?.. Я ничего не оставил в память о себе. Ничего… Никто не зажжёт по мне свечи и не прочитает молитвы… Матушка бы, верно, помолилась за меня. Как думаешь, помолилась бы? Матери всегда просят Небеса за своих детей… – голос его на мгновенье прервался. Юстэс смежил веки, точно вспоминая что-то, а потом его плечи снова затряслись от смеха. – А ведь гадалка наврала! – пробормотал он, не открывая глаз. – Нет, про любовь и богатство – это она верно угадала. Но она сказала, что убьёт меня мой лучший друг… Выходит, ошиблась?..
– Или ты умрешь не сейчас!. – сварливо возразил ему вдруг кто-то.
Юстэс в недоумении воззрился на ворона, – все предметы были нечёткими, точно в тумане, но птица сидела, нахохлившись, и помалкивала. Потом, опустив глаза, он осознал, что рядом с ним появились чьи-то грязные, дорогой кожи сапоги. С трудом задрав голову, Юстэс увидел хмурое лицо… Коротышки. В одной руке тот держал меховую суму, доставшуюся Гилленхарту от хоромона, в другой – короткий меч.
– Ты?.. – вяло удивился раненый.
– Почему бы нет? – сухо переспросил тот.
– Пришел добить меня? – криво улыбнулся Юстэс.
– А я что, записывался к тебе в лучшие друзья?
Присев на корточки возле раненого, он покопался в заплечном мешке и выудил оттуда коробочку с густой мазью. Отняв от раны пропитавшуюся кровью рубаху, он ловко наложил жирный слой снадобья. Юстэс почувствовал, как боль утихает, и по телу разливается приятная прохлада. Его спаситель снова порылся в своей котомке, и достал склянку, запечатанную туго притёртой пробкой.
– Глотни-ка! – велел он, откупорив пузырек и поднеся его к губам Юстэса. – Да немного!.. Хорош!..
Рана тем временем схватилась коркой.
– А я ведь по дороге сюда встретил, знаешь кого?.. – спросил Коротышка. – Руруса!.. Прямо у ворот!.. Нет, каков проныра! Ведь это он твои камушки утащил! – и встряхнул в руках меховую суму. -
– Значит, это он меня? – Гилленхарт осторожно потрогал пальцами затянувшуюся рану: в душе Юстэса зашевелилось смутное подозрение. Уж больно складно всё как-то получалось!
– Вот ведь зараза!.. Ну, ничего, я его тоже зацепил хорошо! Думал даже, что прибил гадёныша… Да только он прикинулся, мерзавец, дохлым… А пока я камушки разглядывал, он и смылся!
– Ты сюда… зачем пришёл?
– Тебе правду сказать или соврать? – усмехнулся Коротышка, снова потряхивая сумой. – Нет, я же не знал, что ты тут! – добавил он тут же, оправдываясь. – Думал, дай забегу по дороге на всякий случай… Я вообще к Храму пробираюсь, – и он похлопал по кожаным ножнам, прикреплённым к поясу, где был кинжал, который он выменял у Гилленхарта. – Уходить, брат, надо! Вон, видишь?.. – Коротышка ткнул пальцем куда-то вверх и в сторону.
Юстэс последовал взглядом туда, куда он указывал. Край неба закрывал медленно вращающийся смерч.
– А убивать тебя я не хочу! – мрачно заявил Коротышка. – Эти камушки, даже если поделить, на три жизни хватит. Только бы выбраться отсюда! Вдвоём-то сподручнее будет… – и он выжидающе посмотрел на Юстэса, словно тот мог и отказаться. Но юноша согласно кивнул и поднялся на ноги:
– Идём…
– А это? Пополам? – и Коротышка указал на наследство хоромона.
– Ты спас меня. Ещё несколько времени тому назад я понял – моя жизнь мне ничего не стоит. Но и эти камни на самом деле ничего не значат. Потому сделка наша верная. Получишь, сколько просишь…
– Побожись, что не обманешь! – требовательно насупился рыжий.
Юстэс поклялся. Тогда Коротышка вытряхнул драгоценные камни на его окровавленную рубаху и на глазок разделил кучку на две части. Одну – ссыпал в свою котомку, другую – увязал в узелок из лохмотьев и протянул юноше вместе с меховой сумой:
– Это твоё. Сам береги своё добро, ну, а я позабочусь о своей доле…
Выйдя из ворот, они крадучись, перебежками, стали пробираться по улицам в направлении Храма.
***
Захваченный город был страшен.
Заваленные трупами улицы – лёгкая добыча для всякого рода бестелесных духов; разрушенные здания, некогда величественные и прекрасные, и удушающий смрад пожарищ… Порой Юстэсу казалось, что они попали прямиком в ад! Сходство было ещё более удручающим из-за того, что городские развалины кишмя кишели чудовищными созданиями – большими и малыми…
– Чую, сожрут нас раньше, чем мы доберёмся до Храма! – сказал Коротышка, после того как в нелёгкой схватке приятели уложили очередную образину. – И ведь ты посмотри, какие рожи!.. Я такие и не встречал раньше! – и он бросил долгий озабоченный взгляд туда, где гудел столб Тёмной Башни. – Не иначе, Безумный Король проснулся!…
– О чём ты?..
– Тьетли болтали меж собой, что Тёмные сумели разбудить дух Проклятого, и с его помощью устроили всю эту заваруху.
– Зачем ему это?
– Они пообещали ему воскрешение… Берегись!..
Над головами людей пролетела, тяжело хлопая крыльями, гарпия. Её волосатое брюхо так раздулось, что она еле держалась в воздухе. Скользнув взглядом по нашим спутникам, она коротко крикнула и потащилась дальше.
– Ишь, отъелась! – с ненавистью бросил ей вслед Коротышка. – Стрелу бы влепить в глаз! Да сразу примчится целая стая её родственничков!..
– Уже летят! – отирая пот со лба, выдохнул Юстэс.
Вдоль разрушенной улицы, почти прижавшись к земле, на них надвигался многоглавый и многоголосый клубок. Приятели забились в какую-то щель в развалинах, тщетно надеясь, что их не заметят. Но не тут-то было!
…И даже спустя долгие-долгие годы Коротышка будет покрываться холодным потом, вспоминая эти мгновенья: невыносимые крики злобных тварей, их пустые глаза, одержимые лишь жаждой крови, скрежет скользких когтей, а потом – сверкнувшую вдруг прямо рядом с ним длинную узкую молнию и мерзкий запах палёного пера… Но ничего слаще этого запаха не было в мире! Потому что так пахли, обугливаясь и сгорая под ударами юного рыцаря, туши гарпий. Оружие, доставшееся от безымянного скелета, снова выручило их самым чудесным образом: луч света, вырвавшийся из расщеплённого конца обоюдоострого лезвия, одинаково легко крушил и мягкие тела врагов, и каменные груды, и почернелые остовы вековых деревьев, чьи кроны ещё вчера так горделиво сияли золотом уходящей осени. Последней осени Города Людей…
А потом Юстэс повёл мечом в ту сторону, где над горою тёмно-сизых останков городских кварталов дрожала в дымной пелене светлая стрела храмовой громады, и луч проложил прямую дорогу в оплавленных камнях.
Вот только идти по дороге этой сам он уже не смог. Меч выпал из ослабевших рук воина, и он бессильно опустился на землю.
– Ты что? – испугался Коротышка. – Ты что… – бестолково бормотал он, подхватывая своего рослого спутника и пытаясь поставить его обратно на ноги. Но тот, будто пустой мешок, безвольно валился обратно.
– Не могу… – прошептал он еле слышно. – Вся сила ушла… в меч…
Коротышка посмотрел на сияющий вдали купол Храма, потом – на неподвижно лежащего юношу, снова – на Храм… Ворон каркнул и, растопырив крылья, закружился по земле у его ног.
– А-а… чёрт! – рыжий стукнул кулаком по своей же раскрытой ладони, нагнулся, ухватил приятеля поперёк туловища и, крякнув, взвалил его себе на плечо.
Придерживая одной рукой свою ношу, он ухватил ещё и меч, и затопал вперёд, закусив губу. Ворон торопливо заковылял за ним вслед. Коротышку шатало, пот заливал ему глаза, но он упрямо шёл и шёл, так, словно прогуливался по палубе, и это не ноги его дрожали и подгибались от неимоверной усталости и напряжения, а просто шалила, качая корабль, морская волна…
…Широкие ступени, с четырёх сторон поднимавшиеся к стенам Храма, были чисты и светлы, как и в мирное время. Казалось, грязная накипь военного лиха не смогла дотянуться до этих мраморных плит, растеряв всю свою силу на разорённых ею же улицах. Но подобравшись ближе, спутники поняли, что на самом деле заслон ей поставили Тени: призрачные гиганты преградили путь сотням недругов, рвавшихся к святыне Людей, и площадь перед Храмом стала полем битвы. Пришедшие могли только представить себе, какая страшная сеча кипела тут всего несколько часов назад, но теперь здесь было тихо, лишь ветер шевелил одежды погибших, да шуршали опавшие листья…
Признав своих, Тени пропустили их к дверям Храма.
Скинув Гилленхарта на мраморный пол – вышло у него это не очень аккуратно, Коротышка бросил рядом с ним остальную амуницию. Сам привалился к стене, перевёл дух, огляделся… Чёрный дрожащий столб на западной стороне стал еще выше и шире. Теперь он больше напоминал гриб – вершина его расплылась над гибнущим Городом в гигантский неровный круг, словно некая невидимая преграда на небесах расплющивала её и не давала подняться выше.
– Вот ведь погибель!.. – пробормотал Коротышка, заворожённо наблюдая, как чернота медленно и неотвратимо пожирает светлое пространство. Потом опомнился, сплюнул, утёр губы рукавом, и достал из-под одежды потёртые кожаные ножны.
– Ну, что? Опробуем твой подарок?.. – спросил он у Юстэса, показывая ему извлечённый из ножен кинжал. Тот взглянул и ничего не ответил, и глаза у него были совсем потухшие.
Повертев кинжал в руках, Коротышка вставил клинок в еле заметное отверстие в дверях. Сжал рукоятку, попробовал повернуть… Туда, сюда… Не получалось.
– Ишь ты!.. – злобно пропыхтел он. – Входит, как родной, в скважину-то, а проворачиваться не хочет!
Поднатужившись, Коротышка ухватился за кинжал обеими руками, так, что спина его взбугрилась узлами мышц, но непокорный замок не сдавался. Раненый ворон беспокойно закричал, вытянув шею.
– Что?.. – не оборачиваясь, переспросил его Коротышка, продолжая возиться с замком.
Ворон снова прокричал непонятное, точное силился что-то объяснить. Коротышка отпустил кинжал и повернулся к крикуну. Тот широко разинул клюв и громко каркнул… Рыжий внимательно посмотрел на юношу.
– Ты уверен?.. – спросил он ворона и, не дожидаясь ответа, легонько пнул Юстэса ногой. – Эй, твой приятель говорит, что ты можешь открыть эти двери…
Гилленхарт медленно поднял голову. В его помутневших глазах появилось осознанное выражение.
– Он? Говорит тебе?..
– Ну, да! – рассердился Коротышка, и нетерпеливо пояснил: – Я разбираю язык зверей, чуешь? И птиц и всех прочих тварей…
В ответ Гилленхарт лишь вяло качнул головой и закрыл глаза. Его маленький приятель начал заводиться, и тогда ворон снова что-то прокаркал.
– Он говорит, – перевёл Коротышка, – что это он привёл тебя сюда… – Юстэс хрипло засмеялся. – Он был сначала той птицей, что напала на тебя в детстве, – продолжал Коротышка, – потом превратился в человека, того, что спас тебя в пустыне. Его звали Али…
Юноша резко оборвал свой смех:
– Зачем он сделал это?
Коротышка выжидающе посмотрел на пернатого. Тот раскатился долгой деревянной трелью.
– Его хозяин – некий брат Або, – пояснил рыжий. – Монах, что ли?.. Ты знал его под именем Фурье… А ещё он говорит, что тебя закляли убить Собирающую Души, но ты её не убил, и поэтому мы не сможем уйти отсюда. Вот так… – философски закончил он, отчего-то успокоившись, и сел рядом с Юстэсом, уткнувшись подбородком в колени. – Вот так! – повторил он почти весело. – Не уйти нам… и эта дрянь проглотит нас вместе с этим паршивым городишком… И всё из-за какой-то бабы. Всегда знал, что от баб – одни беды!
Ворон вдруг резко каркнул, разбежался, и неуклюже взмыл в воздух. Припадая на крыло, он медленно улетел прочь.
– Куда его понесло? – пробормотал Коротышка, толкнув Юстэса в бок. Но тот не ответил. – Ладно, посидим тут, передохнём… Тени защитят нас, если кто-то вздумает сюда сунуться… А там… – и не договорив, закрыл глаза, и, казалось, задремал.
Медленно потекли часы…
Юстэс находился в том состоянии, когда исчезают и мысли, и чувства, – и зыбкая грань между жизнью и небытием приобретает вдруг зримые очертания. Может быть он так и ушёл бы в мир иной, незаметно для себя самого, но перед ним вдруг возникла высокая человеческая фигура, а рядом с ней – ещё одна, пониже.
– Я же говорил – Карра не зря нас зовёт! – радостно проговорил тот, что был пониже. Ворон, сидевший у него на плече, согласно каркнул. – Умница!..
Высокий же незнакомец некоторое время молча рассматривал измученных странников, а потом простёр руку над головою Гилленхарта, и юноша почувствовал, как в затылок ему вливается тёплый невидимый поток. Этот поток быстро побежал по усталому телу, наполняя его жизненной силой, точно река по старому, высохшему руслу. Коротышка тем временем очнулся и торопливо вскочил на ноги:
– Ты кто такой?! – грозно воскликнул он.
– Это Рутан Светлый! – встал между ним и чародеем агил.
Но ладони пришельца вдруг вспыхнули огнём – и в воздухе возник зеленовато светящийся овал в рост человека. Недолго думая, Коротышка выхватил заветный кинжал – и тут же был отброшен назад. Крепко ударившись о мраморную стену, он потерял сознание, а когда очнулся – рядом никого не было…
***
…Пальцы Юстэса ощутили влажный песок. Он открыл глаза: берег, река… Яркий день. Солнечный диск в ослепительно голубом небе. За дни осады он уже успел забыть, что небо может быть таким… И тревожно-сладкое ощущение невозможности происходящего: этот день уже был! Был раньше!.. Он знал это точно. И невыразимая тяжесть легла на сердце – он знал теперь так же, что должно произойти сейчас.
Медленно, точно осуждённый на казнь, Гилленхарт вошел в воду, волоча за собою ставший невыносимо тяжёлым меч. Кто сказал, что нельзя войти в одну и ту же реку дважды?
Заныла раненая скиссором нога… Настоящая боль это была или только воспоминание о ней?..
Он остановился, посмотрел на своё отражение, и не узнал себя. Сжав меч обеими руками, он размахнулся и изо всех сил ударил по воде. Тучи брызг поднялись над ним, и сквозь сверкающую пелену он увидел на берегу всадника – женщину на прекрасном белоснежном коне. Из-под головного покрывала цвета снега, выбивались длинные золотые локоны; спускаясь до колен всадницы, они переплетались с лохматой гривой коня.
Держа меч, он приблизился к ней.
Ему хватило одного краткого мига, чтобы снова увидеть: она воистину была прекрасна!.. И вновь, как и тогда, он преклонил перед нею колени…
Она же смотрела на него сверху вниз, но в этот раз он заглянул ей в глаза – и поразился странной смеси жестокости, радости и печали. А потом рыцарь поднял меч – и световой луч испепелил последнюю хранительницу тайн Вальгессты.
***
…Конус света – такой беспощадно ослепительный! – уходил прямо в разверзшуюся небесную высоту, пронзительно голубую по краям, иссиня-чёрную там, где в её нежную плоть вонзался свет, точно его сила сжигала синеву до пепла. Кинжал, торчащий в узкой щели, рассекавшей надвое храмовую плиту, откуда вырывался этот световой поток, раскалился добела.
– Это портал, ведущий в твой мир, рыцарь, – голос Рутана был тихим, но слова его легко перекрывали шум битвы, доносящийся из-за храмовых дверей. – Теперь можно вернуться… Но я буду честен: после перехода ты станешь бессмертным… И ты – и те, кто последуют за тобой. Подумай – ещё есть выбор!.. Ты можешь остаться и разделить судьбу Города. Поверь, это лучше, чем грядущая бесконечность.
– Так ли это, колдун? – недоверчиво улыбнулся Гилленхарт.
Вместо ответа Рутан расстегнул ворот своего одеяния: его грудь украшал тонкий длинный шрам.
– Тогда, на корабле, я сумел освободиться от боли и страдания, – сказал он. – Но сколько такого ещё будет в моей вечности?..
Перед глазами Юстэса воочию встала страшная ночь расправы над пленниками на пиратском корабле.
– Это был ты?!
Чародей молча кивнул:
– Дух, заточенный в Тёмной Башне, послал меня. Ты должен был получить этот кинжал. Ключ к переходу.
– Безумный Король? Но почему?! – не веря своим ушам, воскликнул юноша.
– Он и я – когда-то были одним целым… – загадочно ответил Рутан. – Акра уже погибала однажды, – продолжил он. – Тогда Королева сумела отворить портал, и впустила Нигильгов. Они уничтожили всё! Проклятый вызвал тебя, и с помощью Ортила отправил в прошлое. Ты исправил всё, что мог. Город погиб, но жизнь продолжается. И детей спасли – род Человеческий возродится…
– Но… Почему я?
– У Времени – свои законы. Никто из прежних участников этой драмы не смог бы ничего изменить. Только человек Извне…
Юноша хотел продолжить расспросы, но в этот момент агил, до той поры молча стоявший рядом, с нечеловеческой быстротой схватил меч нигильга, лежавший у его ног, и обрушился на чародея!.. Сверкающее лезвие мелькнуло в воздухе быстрее молнии, но пронзило лишь пустоту – там, где только что стоял волшебник: Рутан бесследно исчез.
– Что ты делаешь?!.. – только и успел крикнуть Юстэс, и это были его последние слова: не останавливая движения, агил крутанулся вокруг своей оси, и чужеземный клинок легко отсёк человеку голову.
С минуту постояв над неподвижным, залитым кровью телом своего друга, агил бросил меч и, раскинув руки, вошёл в изливающийся светом портал.
Когда его силуэт расплавился в кипящем свете, из-за дальней колонны выскользнул Коротышка.
– Погоди!.. – пробормотал он, поправляя на плече лямки мехового мешка, и поднимая с пола брошенный меч. – Я те покажу бессмертие!.. – и шмыгнув носом, решительно шагнул вслед за исчезнувшим предателем.
***
– Нет уж, господин комиссар! Пусть сначала этот прохиндей вернёт мне мой человеческий облик, а тогда делайте с ним, что хотите! – дядя Винки возвышался над письменным столом шефа полиции, точно скала, и грозный вид его не сулил ничего хорошего.
– С тьетлем разбираются Смотрители, – невозмутимо отвечал Шеридан, попыхивая изжёванной сигарой. – Все оказалось гораздо серьёзнее, чем мы предполагали.
– Куда уж серьёзнее! – завопил, теряя самообладание, несчастный оборотень, машинально проведя лапой по заросшей шерстью кабаньей личине. – Они развоплотят его, и я останусь в таком дурацком виде навсегда!
– Ну и что же?.. Тебе ведь не привыкать, Коротышка, – раздался знакомый обоим присутствующим голос. – Или я ошибаюсь? – в кресле, стоящем рядом с окном, оказался Макс Линд. Скрестив руки на груди, он насмешливо смотрел на толстяка.
Взревев от ярости, кабан взрыл задней лапой паркет, и бросился на насмешника, нацелив клыки прямо обидчику в голову. Он несомненно размозжил бы человеку череп, но Линд выставил вперёд руку, на которой сверкнул яркий перстень, и нападавший был вынужден резко остановиться, точно налетел на невидимую преграду.
Тяжело дыша, дядя Винки с ненавистью уставился на журналиста. Его крохотные глазки покраснели от гнева.
– Спокойно, маленький пират… Спокойно! – точно няня ребенку, проговорил неожиданный гость. – Твою беду мы легко поправим, – и сделав изящный пасc рукой, щёлкнул пальцами.
Тотчас, словно по мановению волшебной палочки, звериная шкура сползла с толстяка. Вместе с одеждой… Оставшись в чём мать родила, дядя Винки нисколечко не смутился, и деловито сопя, тут же принялся выбирать из клочков звериной оболочки свои вещи. Тщательно застегнув последнюю пуговку, он оглядел себя в зеркало, и, подобрав трость, неторопливо направился к выходу из кабинета.
– Обождите минуточку, господин Винсент, – попросил Линд.
Толстяк взялся за ручку двери:
– У вас есть ко мне какие-то вопросы? – надменно переспросил он. – В таком случае, обратитесь сначала к моему адвокату.
– В этом нет надобности, – лучезарно улыбнулся журналист. – Поскольку вопрос у меня только один: зачем вы отрубили голову барону Юстесу фон Гилленхарту?..
Комиссар, услышав такое, поперхнулся табачным дымом, и громко надрывно раскашлялся.
– Во-первых, – невозмутимо отвечал дядя Винки, приоткрывая дверь, – он уже был мёртв… А во-вторых, это был не барон, – и с этими словами толстяк удалился.
– А-а… – только и сумел вымолвить комиссар, откашлявшись, и бестолково тыча окурком сигары в сторону захлопнувшейся двери. – А?..
– Да пусть себе уходит, – спокойно отозвался Линд. – Я выяснил то, что хотел.
***
– Ты – не человек, Даниил, и не умеешь плакать.
– Боги лишили меня этого дара, чародей…
Повелитель Драконов и Рутан Светлый стояли посреди огромной выжженной пустоши, серой от пепла. Бесцветное небо печально глядело на разорённую, безжизненную землю. Тихо завывал ветер, точно боясь спугнуть погребальную тишину, плотным покрывалом укутавшую всё вокруг, и лишь где-то вдали, чуть слышно вздрагивал колокол. Прозрачный хрустальный звук тревожил печальную тишь, и ветер в ответ ему вздувал с земли пыль и пепел, и тут же утихал бессильно и сердито.
– Когда-нибудь здесь снова вырастет трава. Поднимутся сады… Огонь драконов очищает землю, но не лишает её жизни! – быстро и угрюмо проговорил Даниил.
– Я не виню тебя, – возразил Рутан. – Ты поступил правильно. Так, как должен был… С непомерно возросшей мощью Тёмной Башни не справились бы даже нигильги, хотя они-то уж умеют многое.
– Всё так, – подтвердил чернодел. – Но я нарушил обещание, данное ей… – его лицо на мгновение исказила боль.
– Часто приходится жертвовать малым ради чего-то большего, – уклончиво ответил Светлый.
От ног Даниила поползла в земле, постепенно расширяясь, багровая трещина.
– Что ты собираешься сделать?
– Тезариус… – хрипло выдохнул Повелитель Драконов. – Он – всему виной!.. Он пустил рыцаря по ложному следу! Чужеземец должен был убить только Вэлларию!.. Демон ускользнул от расплаты, но я отправлю по его следу неутомимого убийцу – и он уничтожит и его, и …и того, другого. И весь род его! Под самый корень!..
Из пылающей огнем расселины показалась голова дракона.
– Хальгиг!.. – почти нежно позвал его Даниил, точно мать любимое дитя. – Он – самый молодой. И последний… Тёмная Башня, издыхая, уничтожила всех его сородичей, – он хрипло рассмеялся: – Мне теперь некем повелевать!
Хальгиг тем временем полностью выполз наружу. Огромный, прекрасный, страшный…
– Он родился в тот самый день, когда чёрный и белый рыцарь Извне пришли на эту землю, – поглаживая бугристый бок дракона, сказал Даниил. – А теперь скажи мне, Светлый, отчего же не сбылось предсказание?..
Чародей едва заметно улыбнулся.
– Почему не сбылось? Всё вышло так, как было предсказано: уничтожена Башня – сила, грозившая гибелью всему Сущему… Нигильги – эти пожиратели миров – остались ни с чем…
– А наша земля? – запальчиво выкрикнул чернодел. – Сказано было, что спасётся она и род Человеческий вместе с ней, а взамен того… – и он обвёл рукой безжизненную пустыню вокруг..
– Все напророченное – сбылось… – тихо ответил Рутан. И перед мысленным взором его встал далёкий морской берег, где кружились на песке в смертельном танце двое – в белом и чёрном, а поодаль покачивался на волнах корабль. – Всё сбылось, – медленно повторил он. – Поверь мне.
Даниил злобно поглядел на него, но было в глазах чародея нечто такое, что заставило его остыть.
– Ладно… – процедил он сквозь зубы. – Мне теперь уж всё равно… Лети, мой друг!.. – и с силой хлопнул дракона по крупу.
Расправив огромные крылья, Хальгиг медленно поднялся ввысь, застыл на мгновение светлым причудливым облаком, и плавно развернувшись, скользнул к горизонту.
Они долго смотрели ему вслед, пока он не растаял в дали.
– Вот так! – с мрачным удовлетворением сказал Даниил, когда зверь исчез. – Дракону не нужны порталы. Он найдет их, где бы они не спрятались… Найдёт и убьёт!
– Твоя боль ослепляет тебя, – скорбно покачал головою Рутан. – И я ничем не могу помочь. Разве что… – и с этими словами, он набрал в руку горсть пепла, и сжал её в ладони.
