Наталья Николаевна Землянская
Хроники Шеридана
– Зато я хорошо дерусь! – сжав кулаки, с вызовом отвечал Коротышка.
– Да ну?! – расхохотался вожак, запрокинув зубастую пасть. – Эй, Сауг! – окликнул он проходившего мимо товарища. – Вот эта вонючка сказала, что запросто пересчитает тебе все зубы!
Мрачный гигант по имени Сауг, видимо, был из тех, кого «завести» – раз плюнуть… Ни говоря ни слова, он развернулся и пошел на мнимого обидчика. Вокруг мгновенно собралась вся стая. Ах, как это напомнило Коротышке былые развлечения на корабле!.. Земля чужая, но обычаи те же.
Пудовый волосатый кулак просвистел мимо – Коротышка успел увернуться. Былая сноровка сослужила ему хорошую службу – и, высоко подпрыгнув, он обрушился всем своим весом на мощный волчий загривок. Сауг зашатался – и рухнул… Больше он не поднялся – маленький противник сломал ему хребет. Стая недовольно заворчала.
– А ты и впрямь мастак драться! – оскалил зубы вожак. – Тихо, вы!.. – и замахнулся плетью на тех, кто слишком близко подобрался к малышу. – Оставайся с нами, – предложил он Коротышке. – Можешь взять себе лошадь Сауга.
Кое-кто попробовал было возразить против такого расклада, но вожак прорычал:
– Это – его добыча! – и охотников поспорить больше не нашлось.
В стае Коротышка продержался недолго. Вольфорраны приняли его, ибо слово вожака – закон. Но уж слишком не похож он был на остальных, и оттого ему приходилось всё время подтверждать своё право быть среди них. В мире людей ему тоже постоянно приходилось бороться за место под солнцем, за кусок хлеба, и стая волчьеголовых в этом смысле мало чем отличалась от пиратской вольницы. Они, правда, не занимались грабежами в открытую, но крестьяне в деревнях, куда они нагло напрашивались на постой, не осмеливались требовать с них денег за выпитое и съеденное, особенно, если поблизости не было королевской дружины. Тем не менее, Коротышка чувствовал себя белой вороной, и потому сбежал, как только выпал подходящий случай.
Продав коня, – в седле он чувствовал себя неважно, поскольку наездник из него был никудышный, – наш герой отправился дальше. Куда? Зачем?.. А Бог его знает! В поисках лучшей доли, наверное, хотя и сам не ведал, сколько и чего ему причитается… Надеялся только, что дорога его дней окажется длинной, – но сказал бы кто ему тогда, насколько долгой она будет!
Деньги вскорости вышли, работать в поле он не хотел, ремеслу, кроме морского, был не обучен – и пустой желудок вновь привел его к реке. У воды всегда худо-бедно прожить можно.
Поразмыслив, Коротышка решил спуститься вниз по течению, и где-нибудь на морском берегу наняться на корабль. Смастерив плот, он отправился в путь – в сторону, откуда началось его странствие по чужой земле.
Однажды на край его утлого суденышка взобралась русалка. Её длинные зеленоватые волосы венчала речная трава, по нагой груди сбегали бриллиантовые капельки воды. И вся она была такая…
Словом, Коротышка схватил самодельное весло и что было сил погрёб к берегу, приговаривая:
– Подожди, красавица, подожди!..
Над речной гладью резвились мотыльки: малюсенькие человечки с цветными крылышками. Коротышка успел уже привыкнуть к ним, но название маленького народца не давалось его грубому уху. Русалка, кокетливо поглядывая на кавалера, поймала одного из мотыльков, и, глупо улыбаясь, оборвала ему крылышки – точно на ромашке гадала: любит, не любит… Враз обострившимся зрением Коротышка увидел как выгнулось от боли крошечное тельце, как раскрылся в беззвучном крике крохотный ротик, а русалка, продолжая улыбаться, выбросила искалеченного мотылька в воду – за ненадобностью. Под водой мелькнула рыбина – и несчастный исчез в пучине.
– Ах ты, пакостница!.. – и он с размаху звучно хлопнул её веслом по чешуйчатому заду.
Русалка проворно соскользнула в воду и тотчас скрылась в глубине – только хвостом махнула на прощанье.
– Негодница какая! – продолжал злиться Коротышка, но впереди вдруг забурлило, и из зелёных вод медленно поднялась копна зеленых водорослей.
Это была огромная немолодая русалка.
Облокотившись на край плота, она молча уставилась на него выцветшими припухшими глазищами. Взгляд этот не обещал ничего хорошего.
– Э-э… мамаша… – забормотал Коротышка, неприятно поражённый мощью её мускулистых плеч. – Ежели я вашу дочку – или кто она вам там – ненароком обидел, так простите великодушно!
Русалка цвикнула зубом, точно не слыша его слов, желтоватым ногтем поковырялась меж зубов, посмотрела на свой ноготь, сполоснула палец в воде. Плот заходил ходуном.
– Поосторожней!.. – возмутился он, едва не слетев в воду.
Чудище не ответило. Еще раз смерив его презрительным взглядом, оно с неожиданным изяществом нырнуло – на солнце сверкнул крутой рыбий бок – и не успел он перевести дух, как из глубин поднялся, закрывая собою небо, гигантский блестящий хвост.
Ужасной силы удар разнес плот в мелкую щепу, чьи-то скользкие руки потянули его под воду и, захлебываясь, он успел увидеть как со дна стремительно несется навстречу ему огромная чёрная тень…
***
Улучив подходящий момент, Мэрион поведала старшей сестре всё, что ей удалось узнать за последние несколько дней.
– То, что рассказала Рыжая Рита, вполне похоже на правду, – сказала, выслушав сестрёнку, Зануда. – Кстати, а где она сама?
– Ну-у… – промямлила застигнутая врасплох Рио, – ей пока не очень хочется с кем-либо встречаться. Она, понимаешь ли, плоховато выглядит…
Старшая окинула ее подозрительным взглядом.
– Рита не велела говорить! – отрезала младшая и, видя, что глаза сестры сделались ещё более недоверчивыми, торопливо заявила: – Честное слово, я здесь ни при чем! Она сама влипла!
Отговорки не помогли, и Мэрион пришлось показать сестре спящую лилипутку.
– Кошмар!.. – только и смогла вымолвить Зануда, когда они на цыпочках вышли из комнаты, где в новой кукольной кроватке посапывала Рыжая Рита.
– Смотри, не проболтайся, что я тебе её показала! – предупредила Рио. – Ей очень уж не хочется, чтоб на нее глазели, словно в цирке!
На улице шёл дождь, и по такому случаю в Замке было полно народу.
– Поедем куда-нибудь? – предложила Зануда. – Что-то у меня совсем настроение испортилось. Да здесь и не поговоришь толком – кругом чужие уши.
«Ха! – подумала Рио, – ты ещё не всё знаешь!»
Сестры взяли экипаж и долго катались по городу.
Блестящие витрины, мокрая мостовая, влажная сочная зелень, пёстрые зонтики уличных кафе, люди за столиками, целующиеся парочки, – и тихий-тихий шёпот летнего дождя… Звуки стали глуше, потемнело небо. Опустели аллеи. Спрятались в арках уличные музыканты… Жизнь города переместилась в кафе, бары, магазины и многочисленные пивные подвальчики, лишь на гранитных ступенях набережной по-прежнему было полно гуляющих. Они отпустили карету, и устроились за столом пиццерии, чьи окна, увитые плющом, выходили прямо на реку.
– Рыжая Рита хотя бы не опасна, – продолжая прерванный разговор, сказала Зануда, – но эти парни? Что им нужно?
– Они пляшут под дудку Макса Линда, я ведь тебе рассказывала! А он не так прост, как кажется!
«Я знаю, – подумала старшая сестра. – И знаю это лучше, чем кто-либо…»
– У меня есть классная идея! – продолжала Мэрион, переходя на шепот. – Мы подсунем им липовое привидение – и посмотрим тогда, как они запоют!
– Где же ты возьмешь привидение? – продолжая думать о своём, спросила Зануда. – Сама что ли нарядишься в простыню? Да не купятся они на такую дешёвку!
– Не беспокойся! – с оттенком легкого превосходства отозвалась младшенькая, откусывая огромный кусок пиццы. – Я им такое шоу устрою! – и её жующую физиономию осветила довольная улыбочка.
– Не сомневаюсь… Надеюсь, Замок останется цел?..
К осуществлению своего коварнейшего плана Рио приступила незамедлительно, как только они вернулись домой. Посвящать Зануду в детали она не стала – для этого требовались другие помощники.
Зелепусов долго уговаривать не пришлось.
– Ты только покажи нам настоящее привидение, а уж мы его передразним в два счета! – заверили они.
Мэрион растерялась:
– Здрасьте! Если бы у меня был всамделишный призрак, стала бы я с вами связываться?
Но решение пришло само собой, и в ход пошли лучшие бабушкины льняные простыни.
Увидев переодетую хозяйку, Хендря заскулил, а потом бешено залаял.
– Походи-ка по комнате, – велели Зелепусы, – нам нужно войти в образ!
Маленькая шкода с удовольствием исполнила их просьбу.
Когда разбуженная шумом Рыжая Рита оторвала тяжёлую голову от подушки, глазам её предстало занятное действо: по кроватям, столам и стульям носилось нечто, укутанное в белое, за ним с истошным лаем скакал взъерошенный пес, а на люстре, видимо, опасаясь быть растоптанными, сидели Зелепусы, и подобно режиссеру на съёмочной площадке, подавали оттуда полезные советы.
– Что происходит?! – сердито спросила Рита.
– Ничего особенного, – отозвался откуда-то со шкафа удав. – Девочка репетирует изгнание из Замка последних уцелевших родственников.
Вволю напрыгавшись, Мэрион сбегала в комнату Красавчика и позаимствовала у него десятка два видеокассет с «ужастиками», до которых её кузен был большим охотником. Оставшаяся часть дня была посвящена просмотру «шедевров». Правда, смотрел, в основном, Хендря, потому как Мэрион в особо занимательных местах закрывала глаза, Рыжая Рита, пробурчав что-то непочтительное в адрес создателей подобных вещей, отгородилась от экрана книжной ширмой, а зелёненькие незаметно уснули ещё где-то в середине первого фильма.
Просмотр закончился лишь тогда, когда один из Зелепусов нечаянно свалился во сне с люстры. Бедный Хендря от испуга подпрыгнул на месте – глаза у такса были уже квадратные, Мэрион тоже испугалась, и решила, что, пожалуй, хватит.
– Ну, как? – спросила она. – Вошли в образ?
– Да!.. – не моргнув глазом, соврали благополучно продрыхнувшие весь сеанс Зелепусы.
Рио взглянула на часы – шёл первый час ночи.
– Пора! – решительно заявила она и, выставив Зелепусов за дверь, повернула в замке ключ: что-то теперь боязно было оставлять ее незапертой. – Вы там побольше перед камерами помелькайте! – посоветовала она в замочную скважину новоявленным артистам, и торопливо юркнула под одеяло. Хендря подумал-подумал, и залез под кровать.
В саду глухо кричала ночная птица. Где-то далеко зловеще хохотал филин… По стенам шевелились чудовищные тени. Ветви деревьев скреблись о каменные стены дома – будто чьи-то когти терзали камень, пытаясь добраться до окна… Очертания предметов расплывались и удлинялись во тьме, и казалось, что отовсюду тянутся жадные чужие руки, а в углу – в самом тёмном углу между стеной и шкафом – притаился кто-то чёрный и страшный.
– Насмотрелась!.. – подумала вслух Рио, и накрылась с головой: известно, что одеяло – лучшая защита от ночных кошмаров.
Тем временем, в пустых и тёмных коридорах, наполненных чужими сновидениями, одиноко бродили Зелепусы. Отчаянно зевая и натыкаясь на углы, они нечаянно очутились на Кухне: нельзя же приниматься за серьёзное дело на пустой желудок!
Обстоятельно ознакомившись с содержимым нового холодильника, Зелепусы, засыпая на ходу, переместились к буфету, где мирно почивали всякие милые сердцу любого обжоры мелочи, как-то: варенья, печенья, конфеты и тому подобные прелести. Помогая друг дружке, зелёные вскарабкались на полку, где отдали должное гостеприимству приютившего их дома.
Там, на буфетной полке, они и уснули, перемазанные сливками и шоколадом, сытые и счастливые…
Зануда провела вечер в домашней библиотеке. Очнувшись, она услышала, как где-то далеко пробили часы: « Два…» – машинально отметила она про себя, ещё не совсем вернувшись в реальность из мира книжных грез. Оставив недочитанную книгу, она побрела к себе.
Двигаясь в темноте на ощупь – ей не пришло в голову включить свет или зажечь свечу, поскольку мыслями она все еще была далеко, девушка кружила, точно сомнамбула, по спящему Замку, пытаясь отыскать свою спальню. Голова её была полна видений далёких миров и времен, так что минутами она даже забывала, куда и зачем идет… Одетая в длинный, просторный халатик светлых тонов, её неуверенно двигающаяся фигура с вытянутыми руками напоминала заблудившегося призрака. По крайней мере, именно так показалось не вовремя проснувшейся тётке Августе, пробиравшейся к туалетной комнате…
Дикий визг огласил ночные коридоры Северной башни, заставив выскочить из постелей всех её обитателей.
– Привидение! – вопила Августа. – Привидение!!
– Где? Где?! – возбуждённо переспрашивали друг друга сонные жильцы башни, выглядывая из своих комнат.
– Да вот же! Вот!.. – задыхаясь, тыкала пальцем Августа в оглушённую её визгом, и ничего не понимающую Зануду.
Тут кто-то догадался включить свет.
– И где же призрак? – насмешливо осведомился граф Сазерленд, заботливо придерживая за плечи свою супругу.
– Вы его спугнули! – тут же нашлась тетка Августа. Она была не из тех, кто признаёт свои ошибки.
– Вот так рождаются легенды… – буркнул дядя Винки. – Истеричка! – добавил он, скрываясь в недрах своей спальни. Остальные тоже разошлись, ворча и пересмеиваясь.
Во время этой недолгой суматохи Зануда немного пришла в себя – она, правда, не поняла ничего толком, – зато почувствовала острый приступ голода. С ней так всегда случалось после «чтейного столбняка», как именовала её книжные марафоны Бабушка. Ноги сами принесли её на Кухню.
Уставляя поднос разной снедью, она заметила в дальнем углу длинную белую фигуру.
– Всё-таки нацепила простыню! – вспомнив давешний разговор, сказала она. – Думаешь, тебе поверят?
– Угм… – неопределенно отозвалась фигура глухим голосом, и угрожающе приподняла руки. На её запястьях звякнули ржавые цепи.
– Ну-ну!.. – скептически усмехнулась Зануда. – Хотя если попадется кто-нибудь впечатлительный… Но технику ты не обманешь! – и преспокойненько удалилась прочь.
Возмущённое таким пренебрежением к своей персоне, привидение, – а на сей раз это было именно оно! – обиженно гремя цепями, полезло в буфет. За вареньем или там ещё за чем, этого так никто теперь и не узнает, потому что из тёмных глубин заветного шкафа на него уставились две пары горящих глаз…
– Оу-у! – взвыло от неожиданности привидение, бросаясь наутёк.
– Вау! – завопили зелёные, мгновенно принимая вид напугавшего их существа.
Настоящий призрак был морально не готов к конкуренции, и с проклятьями растворился в воздухе. Перепуганные Зелепусы забаррикадировались на полке.
Спустя минут десять в Кухню спустилась тётка Августа. Решив, что ей уж теперь всё равно не уснуть, она собралась побаловать себя сладеньким. Налила чайку, распахнула буфетную дверцу…
– Привет!.. – сказали Зелепусы, всё ещё находясь «в образе».
В этот раз на её крики сбежалось куда меньше народу…
Когда все утихло и незадачливую паникершу под конвоем отправили спать – хватит, мол, шляться по ночам и будить нормальных людей! – виновники переполоха вылезли из своего убежища и отправились шататься по коридорам в поисках новой жертвы. Очень уж им понравилась эта шутка! Но, увы! – утомлённый Замок крепко спал.
Тогда они пробрались в первую попавшуюся комнату и спрятались там под кроватью.
Стоит ли говорить, что это оказалась спальня злополучной тётки Августы?
***
…Зимние дни текли неспешной чередой, и Каггла временами ловила себя на том, что её прежняя жизнь становится сном – бледным и почти забытым. Заснеженный мир вокруг – яркая картинка с рождественской открытки – был тих, светел и почти необитаем. Солнце, ледяные ножны реки, сверкающие снега, спящий лес, прозрачное небо – и дорога, уводящая к горизонту.
Однажды она спустилась в Кухню рано утром. Пьеттро разжигал очаг.
– Что это? – спросила она, заметив в его руке смятый клочок бумаги.
– Для растопки, – равнодушно отозвался слуга.
– Дай-ка мне! – велела она.
Это напоминало пергамент. В глаза бросились незнакомые письмена, похожие на руны.
– Что здесь написано? – требовательно спросила Каггла.
Пьеттро пожал плечами.
– У меня таких целый сундук… – и указал на большой ларец, стоявший у стены. Ларец оказался битком набит исписанной бумагой.
– Сколько же ты уже сжёг, варвар?!
Пьеттро потупился и сделал вид, будто ему стыдно. Потом заявил с вызовом:
– Не всякое чтение приносит пользу!
– Не твое дело! – резко ответила Каггла. – Ступай.
Слуга замешкался, неловко топчась на месте, словно что-то мешало ему уйти. Его получеловеческое лицо приобрело хищное выражение.
– Ступай прочь! – прикрикнула хозяйка.
Заяц, вместо того чтобы, покорно согнувшись в поклоне, исчезнуть за дверью, шагнул вперед. Тогда Каггла схватила серебряный колокольчик, коим обычно вызывала слугу, и который, как она уже поняла, имел непонятную власть над её странным прислужником, и сделала вид, что намерена швырнуть изящную вещицу в огонь камина, жарко пылающий в углу.
– Нет! – умоляюще вскрикнул Заяц. – Я ухожу!
Выждав, пока его шаги стихнут, она вскочила и, одним прыжком оказавшись у двери, закрыла её на ключ.
Но напрасно вглядывалась она в чернеющие на пожелтелых страницах знаки. Они ничего не говорили ей. В Кухне было темновато, и Каггла подсела к окну. Едва лучи бледного зимнего солнца упали на ветхий лист, как молчавшие доселе письмена вдруг чудесным образом сложились в слова, понятные и знакомые.
«…среди пришедших Извне было мало женщин… Но Ахайя спросил себя: «Разве я не есть бог, раз Он создал меня по образу и подобию Своему?..» И взяв в горсть прах, дунул – и прах обратился в человека… И возгордился он и стал умножать число Людей, но те, что пришли с ним, роптали, ибо созданные им не имели настоящей души и легко становились добычей иных духов… Ахайя же терял силы, потому как дарил своё Дыханье новым… он стал забирать энергию у тех, что пришли с ним, ведь он сам когда-то дал им её для продолжения жизни… И тогда двое его учеников тайно сбежали…»
Каггла не знала предыстории появления людей в чужом мире, и могла лишь догадываться о роли Ахайи, и том, как это случилось. По обрывочным фразам рукописи она предположила, что пришельцы были то ли изгнаны, то ли стали жертвами какой-то случайности… До того, как она сама «провалилась» в картину, Каггла решила бы, что перед ней фантастический роман или сказка, но теперь она воспринимала скупые строки, как повествование о реальных событиях.
Потом она прочитала как, расплодившись, Племя Людей стало теснить другие расы, коим издавна принадлежал тот мир. Ослабленные междоусобными распрями, они не смогли дать достойного отпора пришельцам, и Люди уничтожили многих из них…
Мечты Ахайи о справедливом переустройстве собственного мира «с самого Начала начал» выродились в череду кровавых бесконечных войн в мире чужом. Виноваты ли в том были обстоятельства, боги, или несовершенство его собственной души?..
Пергамент подтверждал последнее.
– Госпожа неправильно читает, – спустя несколько дней сказал Заяц. – Надо закрыть глаза и приложить ладонь к листу. Иначе вам жизни не хватит, чтобы прочесть всё.
Каггла едва дождалась восхода солнца. Последовав совету слуги, она положила ладонь на недочитанную страницу и тут же отдернула руку: её словно пронзило разрядом тока! Но природное упрямство Гилленхартов взял верх над болью и, притерпевшись, она закрыла глаза…
Боль вскоре исчезла, и перед ней потекли удивительные картины, такие ясные и отчётливые, точно она видела всё описываемое наяву: действие разворачивалось перед её мысленным взором, как на экране волшебного зеркала.
Она видела суровые лица воинов, отправлявшихся в дальние походы. Следуя стопами воителей, она наблюдала жизнь молодого Королевства – тучные нивы и пастбища, огромные стада овец и коров, маленькие селения, зажатые подступающими со всех сторон кудрявыми лесами, полными зверья и птицы. Посреди каждого поселения находилась обязательно круглая молельня, где висел золотой диск, символизировавший солнце.
Но чем дальше уходило войско, тем мрачнее становились картины.
Вековые леса и болота кишмя кишели разными гадами, реки коварно меняли вдруг течение своих вод, норовя потопить незваных, земля трескалась у них под ногами, и огромные расселины уходили, казалось, к самому сердцу мира… С истинно человеческим упорством, Ахайя и его воины продолжали свой путь, великой кровью одолевая все преграды. Рубили заколдованные леса, разжигая костры – гигантские деревья с чёрными листьями стонали и корчились в огне, точно живые, – и свет пламени, зажженного человеческой рукой, прокладывал дорогу солнцу. И не только жажда золота или иных сокровищ вела их вперёд, но и унаследованное от предков стремление знать: что же там, за вечно ускользающим горизонтом?
…Настал день, когда людское воинство достигло водных рубежей. За ними лежала Вальгесста – таинственная и прекрасная. Её обитатели предпочли заключить мир с воинственными пришельцами. Но благоразумия Людей хватило ненадолго.
«…Забыв о старых клятвах, они затеяли бесконечную, кровопролитную войну с Древними… Те защищались как могли: в ход пошла самая страшная магия. Так появилось то, что ныне именуется Тьмой…»
И вот однажды, после кровавого поражения, один из магов Вальгессты проклял Ахайю – первого Короля людей – за то, что он со своими воинами разорил его землю.
«Пусть оживают твои сны!..» – сказал он, перед тем, как сгореть на костре. Ахайя лишь засмеялся в ответ: «Знал бы ты, что мне снится!» Маг тоже улыбнулся, корчась от боли, ибо огонь уже лизал его волосы, и что-то крикнул в ответ, но ветер и треск горящих деревьев заглушили его слова… И это было плохо: не зная слов заклинания, нельзя снять проклятье…»
«…И в ту же ночь Короля стали мучить кошмары … Проснувшись, он обнаружил, что сон обратился в настоящее… Рожденные им чудовища были из плоти и крови, они плодились и размножались, и он не властен был что-либо изменить… Он перестал спать, но сон побеждал волю человека, сковывая воспалённые бессонницей веки, и на свет появлялись новые созданья. Одно из них убило почти всю его семью, и Король сошел с ума… Это едва не стало концом всего: больное воображение вызывало к жизни самых ужасных тварей… Люди научились сражаться с ними, но, умирая, чудовища становились принадлежностью Тьмы и, в свою очередь, охотились за душами людей… Тогда решено было убить Безумного Короля, но одна из служанок, подкупленная магами Вальгессты, напоила его соком бессмертия…»
Остаток дней своих Ахайя потратил на строительство Храма Солнца – в противовес созданной им же самим Тьме. Однако проблески разума становились все реже, а порождения его затмений – всё сильнее и чудовищнее. Уцелевшие ученики, те двое, что успели покинуть его, тайно от Учителя создали некий пространственно-временной континуум – особым образом замкнутое пространство, куда и заключили безумца, дабы нейтрализовать его силу: «…Последние оставшиеся из тех, что когда-то пришли вместе с Ахайей, сотворили Тёмную башню – Башню Забвения – великое Ничто, превращающее в несуществующее всё, что попадало внутрь. Хитростью им удалось заключить Безумного в эту ловушку…»
Чтобы запустить в действие механизм западни, создателям пришлось растратить всю свою жизненную энергию, и её тайны, казалось, умерли вместе с ними.
С заточением Проклятого Короля пришел конец безраздельному владычеству Людей в завоёванном ими мире: созданные разумом Безумца вольфорраны, тьетли, великаны, драконы, агилы, и многие-многие другие, заявили о своем праве на жизнь и свет Солнца, и Людям пришлось смириться. Со временем кровь Людей и вовсе смешалась с кровью племён, порожденных безумной фантазией…
На этом рукопись обрывалась. Донельзя раздосадованная этим обстоятельством, Каггла пристала к Зайцу с расспросами, но тот понятия не имел, о чём идет речь.
– Но где же ты взял этот ларец? – спросила она, наконец поняв, что толку от него не добиться.
– Купил у заезжего тьетля, – равнодушно отвечал слуга. – Среди барахла, которым торгуют эти прохиндеи, частенько встречаются занятные вещицы.
– Встретишь его – спроси, нет ли у него продолжения! – велела Каггла.
Пьеттро усмехнулся:
– Тьетли редко возвращаются в те места, где уже один раз побывали.
– Почему?
– Да мало ли! – продолжал улыбаться слуга. – Вдруг их неласково примут?
***
Старик и его молодые спутники продолжали свой неспешный путь.
– Надо быть осторожными на дороге! – поучал старик новых друзей.
– Что, разбойнички шалят? – поинтересовался Ла Мана.
– Бывает. Но я про другое толкую, – и взяв в руку увесистый камешек, старик огляделся, и с неожиданной силой бросил его в сторону.
Камень, пролетев несколько, вдруг словно завис в воздухе и стал падать на землю – медленно-медленно.
– Вот! – старик наставительно поднял вверх палец. – Там, значится, Чёртова Дыра… Место такое, где время по-иному течёт – быстрее или медленнее. Можно в такую передрягу угодить, что и не выберешься! Местные дороги называют еще Тропами Короля Игнация: говорят, именно тут дед теперешней королевы проходил с остатком своих войск, а по пятам за ним гналась разная нечисть… Вот Король, чтобы следы замести, и устроил разные ловушки – ежели просто идти, то до Королевства вовек не добраться, хотя пути тут – крылану день лету… Потом, правда, стали поговаривать, что и нечисть намутила здесь всего вдоволь. Да кто только теперь разберёт! Давно дело было, а ухо до сих пор надо держать востро… – и старик тяжело вздохнул. – Оно, конечно, ничего, если в замедление попадёшь – иные через мно-о-го лет домой возвращались, которые даже помолодевши… Порой, их уж и встретить некому было. А иные – в одночасье стариками становились, а то и не возвращались вовсе. Так-то вот!..
– У нас по дороге товарищ пропал, – сказал Юстэс. – Исчез прямо на глазах, вместе с телегой и возницей, мы и оглянуться не успели!
– Значится, либо возница опытный был: нырнул в перекат – это там, где два разных места словно притягиваются друг к дружке, и за один шаг оказался далеко отсель, либо… Может, и не свидеться вам более, – «утешил» старик.
К вечеру они достигли предгорья.
– Здесь заночуем, – распорядился старый, – а утром, глядишь, будем в столице, если я найду подходящий перекат…
Путники развели костёр, поужинали. На склонах гор тоже кое-где засветились редкие огни.
– Сторожевые вышки, – пояснил старик. – Уцелевшие после нашествия нигильгов ушли в горы, я вам про то рассказывал… Люди всё ещё боятся Долины, только пастухи сюда спускаются, да бродят искатели приключений вроде вас.
Словно в ответ на его последние слова, из темноты к костру вышел человек, закутанный в тёплый плащ. Ла Мана схватился за меч.
– Вечного солнца! – приветствовал их незнакомец.
– Тебе того же… – спокойно отвечал старик. Его молодые товарищи настороженно наблюдали за пришельцем, ловя каждое движение нежданного гостя.
– Со мной еще четверо, – сказал человек, – дозвольте нам остаться на ночь у вашего костра – вместе веселее будет…
Старик вопросительно посмотрел на остальных.
– Тебе решать, старче, – буркнул Ла Мана. – Мы местных обычаев не знаем.
– Зови своих друзей, – кивнул старик пришельцу, – мы на них поглядим.
Человек негромко свистнул, и рядом с ним выросли четыре одинаковые фигуры. Старик долго вглядывался в их лица, а потом приглашающе указал рукой на траву возле костра.
Ночные странники оказались людьми разговорчивыми. Доставая из дорожных мешков нехитрую снедь – сыр, вяленое мясо, овощи, хлеб – они охотно поведали о себе. Все пятеро были родными братьями, и направлялись в деревушку, расположенную высоко в горах.
– Тут идти-то осталось – нет ничего, – говорил старший из них, тот, что первым вышел к костру, – только ночью в деревню никого не пустят.
Из разговора выяснилось, что отправиться в дальнюю дорогу людей вынудила беда: в той деревне умирал дальний родственник братьев, и сородичи позвали их защищать его душу..
– Как это? – поинтересовался Юстэс. – На похороны, что ли?.. А если он не умрёт?
Братья воззрились на него в крайнем недоумении.
– Зачем бы родные стали нас попусту тревожить? Дорога-то неблизкая и опасная! Раз зовут, значит точно знают. Такими вещами у нас не шутят.
– Да откуда же им знать? – настаивал на своем Гилленхарт, хотя старик уже несколько раз незаметно толкнул его локтем в бок.
– Им знать и не положено, – насупился старший из братьев, – на то вещуны есть.
– Мои друзья издалека и никогда не были в этих краях, – вмешался старик, желая прекратить расспросы.
– Издалека?..
Наступила долгая пауза. Братья настороженно переглядывались между собой, точно ведя неслышный разговор. Ла Мана демонстративно занялся едой, будто всё происходящее его вовсе не касалось.
– Вроде вы не похожи на нечистых, – промолвил наконец один из братьев. – Иначе бы не сидели у огня…
– А хотите, пойдём завтра с нами? – вдруг предложил старший. – Если вы – люди. Нам силы – во как нужны!
– Мы подумаем, – неопределенно ответил Ла Мана. – Теперь же пора и об отдыхе позаботиться.
Братья согласились с ним, и старший отправил двоих собирать хворост.
– Побольше натаскайте, чтоб на всю ночь хватило!
Один из них, собирая сухие ветки, наткнулся на странный череп. Неприбранные кости частенько попадались здесь, но этот – обугленный, приплюснутый, с косо вырезанными овальными глазницами, не принадлежал ни человеку, ни животному.
– Череп нигильга! – сказал кто-то, и нашедший испуганно отбросил ногой страшную находку.
Череп подкатился к ногам старика и уставился на него пустыми глазницами. Старик долго смотрел на череп, потом взял его в руки, огладил ставшие каменными кости, и сказал:
– Зло ушло отсюда…
– Конечно, ведь он умер! – эхом откликнулся кто-то, но старик покачал головой:
– Нет, не то… Я хотел сказать, они ушли совсем.
– И не вернутся?..
Он пожал плечами.
– Не знаю… Если никто не откроет Врата.
– Какие врата? О чем ты говоришь?
Но старик смотрел сквозь вопрошавших невидящим взором, точно вслушиваясь в неведомую речь, текущую к нему через пальцы, обнимавшие чужую мёртвую плоть.
– Просто она открыла Врата… – повторил он, спустя какое-то время, – И пришли Нигильги.
Ночь прошла беспокойно. Ничего не случилось, но толком так никто и не уснул, ворочаясь и прислушиваясь к разным звукам, доносившимся из темноты. Едва рассвело, наскоро перекусили и отправились в путь.
– Спасибо, что согласились помочь нам… – сказали братья, узнав, что их новые знакомцы решили отправиться в путь вместе с ними.
К полудню они добрались до горной деревушки.
Путников заметили часовые, прятавшиеся среди деревьев на подходе к селению, и окриком заставили остановиться. Поселяне велели вновь прибывшим пройти между двух костров. После этой нехитрой процедуры их провели тайной тропой в ущелье, где они уткнулись в сплошную каменную стену. Человек, шедший впереди, шепнул что-то, приблизив лицо вплотную к стене, и в ней неожиданно появился узкий, едва одному протиснуться, проход.
