Наталья Николаевна Землянская
Хроники Шеридана
– Если он ещё вздумает орать – выкину вас за дверь! – предупредил спутника Коротышки хозяин харчевни. Тот лишь развел руками.
Остальные вернулись к своим делам, изредка нет-нет да и поглядывая в угол, где мирно похрапывал незадачливый певец. Постепенно о нём все забыли. Надвигалась ночь.
Проспавшись, Коротышка вылез из своего убежища. Он совершенно не помнил, о том что случилось. Насмешливые чужие взгляды привели его сначала в некоторое недоумение, а потом и в бешенство. Руки у него так и чесались, а тут за соседним столом раздался взрыв хохота. Кровь прилила к его голове, еще затуманенной парами крепкого зелья, и он ринулся в атаку.
– Смеяться надо мной?! – прохрипел Коротышка, хватая за плечо того, что был к нему ближе всех.
Дюжий детина с бычьей шеей медленно развернулся к нахальному задире: что это за малявка там вякает?.. Смерив его взглядом, он отвернулся и сказал своим:
– Тьетль без бороды – всё равно, что человек без штанов… – и все снова захохотали.
Коротышка не уловил смысла фразы, но понял, что над ним опять смеются, и без долгих разговоров, набычившись, двинул детину в ухо. Насмешник напрасно недооценил своего противника: удар был таков, что обидчик мешком свалился с табурета. Кое-кто присвистнул, раздались возгласы восхищения, вокруг захлопали, а товарищи поверженного вскочили на ноги.
– Давай-давай!.. – распаляясь от пьянящего предвкушения опасности, поманил их Коротышка, и выхватил из-за голенища нож.
Но упавший поднялся, удивлённо мотая головой, и жестом остановил остальных:
– Сам разберусь!.. Ты чего, малыш, взбесился что ли?
Коротышка не собирался объясняться. Сделав ложный выпад, он змеёй скользнул к противнику, тот сумел увернуться. Но после нескольких неудачных попыток маленький забияка успел-таки достать его, и тогда детина, до сей поры лишь вяло отмахивавшийся от настырного карлика, точно медведь от назойливой мухи, рассвирепел не на шутку.
Коротышка был мастак драться: опытный, ловкий, проворный, – он к тому же знал немало подлых и проверенных на деле приёмов. Но его соперник намного превосходил в силе и весе, и тоже оказался не так-то прост!.. Неизвестно, чем бы закончилась эта схватка, но тут входная дверь затрещала от громких и сильных ударов, словно кто-то огромный снаружи бил в неё чем-то железным.
Все тотчас забыли о драчунах и схватились за оружие. Соперник Коротышки отпихнул его от себя, и тоже развернулся к дверям. Коротышка хотел уж было с размаху засадить ему нож в широкую спину, но что-то остановило его руку.
Всё разом стихло – всё, кроме зловещих ударов, отдававших металлическим эхом. На лицах людей читалось такое напряжение, что Коротышке стало не по себе.
– Что за чёрт?.. – спросил он у кого-то, но человек лишь приложил палец к губам, и Коротышка заметил, что рука у того дрожит.
Тогда недовольный тем, что ему не дали развлечься, маленький буян подлетел к дверям и дёрнул засов:
– Ну-ка, что там за гости?.. – в тот же миг его затылок расколола страшная боль, и он полетел в тёмную бездну.
***
Ранним утром погожего летнего дня в дом Гилленхартов пришла Смерть.
Она явилась за Мэрион.
Накануне девочке стало очень худо – путешествие среди зимы под облаками в лёгком бальном платьице наградило её жесточайшей простудой. Ночь она провела в бреду – одна в своей комнате – и не было ни сил, ни сознания, чтобы позвать на помощь.
Ей виделась Каггла: её синие глаза смотрели на неё из огня, и она обещала вернуться и помочь, но не пришла. Мэрион почувствовала, как огонь охватывает и её тело, растекается по жилам, и заплакала во сне…
Потом она увидела двух всадников, закованных в латы: они спускались с тёмных небес по лунной дорожке. За плечами одного из них развевался белоснежный плащ, другой был одет в чёрное. Светлый всадник опередил своего товарища и подхватил её на руки. Она не видела его лица – только в прорезях шлема светились голубоватые огоньки, но ей стало легче.
– Оставь её!.. – глухо проговорил чёрный всадник, но рыцарь в белом плаще лишь покачал головой.
Знаете ли вы, что Смерть чем-то похожа на того, к кому она приходит?.. Та, что постучалась в двери Лостхеда, не была исключением из общих правил: из-под длинного савана виднелись джинсовые шорты с бахромой, на шее болтался плеер, легкомысленную маечку, надетую прямо на костлявые ребра, украшала патлатая физиономия популярного рок-певца… И надо сказать, что чувствовала она себя преглупо. И не только из-за прикида…
Обычно Смерть прокрадывается незаметно – тихая и невидимая. Делает своё дело – и так же незаметно уходит. Но замок наследников барона вовсе не был обычным местом, и ей пришлось явиться вот так вот запросто, средь бела дня у всех на виду! – и это очень её смущало.
Нервно озираясь по сторонам и пряча лицо в капюшон, она постучала косою в двери. Открывать ей не торопились.
– Стыд-то какой! – бормотала про себя Костлявая, переминаясь с ноги на ногу. – Ещё увидит кто! Да спите вы там что ли!?
На пороге возникла тетка Люсильда.
– Здрас-с-сь-те!.. А я – к вам… – приветливо оскалилась Смерть. «Боже, что я говорю?!»
Тетушка, подслеповато щурясь сквозь очки, посмотрела на пришелицу снизу вверх и тоже, на всякий случай, раздвинула пухлые щёчки в резиновой улыбке:
– Ко мне?.. Но я прекрасно себя чувствую!
– У вас тут маленькая девочка… – терпеливо пояснила гостья, пытаясь переступить через порог.
– Не пущу! – решительно заявила тётка, уразумев, в чём дело. – Что ещё за глупые шутки?!
– Какие шутки! – рассердилась Смерть. – Я на работе!
– Дорогуша, вы ошиблись адресом!.. – продолжала гнуть свое тётушка, растопырив толстые ручки и норовя животом выпихнуть незваную прочь. – Убирайтесь-ка отсюда немедленно!.. Настырная какая попалась!.. Нет, вы только поглядите на неё!..
Но Смерть вовсе не хотела чтоб на неё глазели и, поднажав костлявым плечом, прорвала оборону противника. Не удержавшись на ногах, они кубарем ввалились в холл.
По лестнице вниз бежал Папа. Его лицо осунулось, под глазами залегли глубокие тени.
– Она умирает!.. Звоните в неотложку!..
Смерть поднялась с пола, выразительно поглядела на тётушку и, прихватив косу, с видом оскорбленного достоинства тяжело затопала мимо него наверх.
– Виктор! – простонала Люсильда, протягивая к нему руку. – Я не сумела её удержать… Прости! – и по её щекам покатились слезы.
Несчастный отец молча прикрыл глаза.
Мэрион лежала на диване в гостиной, неестественно прямая и спокойная. По её вискам и в уголках глаз разливалась синева, но искорка жизни – уже незаметная окружающим – ещё трепетала в самой глубине её сознания. Та, что пришла за ней, видела это и не торопилась, – она не могла забрать её с собой, покуда теплился этот слабый огонек.
В головах умирающей переругивались, невидимые окружающим, два ангела – белый и тёмный – споря, кому забирать её с собой:
– Она перевернет нам всё вверх дном! – опасался белый.
– А у нас и так хватает всяких… – резонно возражал его тёмный собрат.
На самом деле никому из них не хотелось забирать ребёнка.
Собравшиеся в гостиной испуганно притихли при виде высокой фигуры в саване. Нет, среди гостей и домочадцев Лостхеда было немало людей неробкого десятка, но всех точно охватило какое-то оцепенение, противостоять которому они были не в силах. Многие начали креститься и читать молитвы…
Лишь доктор Сибелиус остался спокоен. Сняв очки, и засунув дужку в рот, он внимательно рассматривал ту, чьё невидимое присутствие ощущал много раз – и у постели роженицы, и у операционного стола, и при последнем вздохе человека, чья жизнь своей протяженностью была подобна реке. Часто бывало, что она оказывалась сильнее, и каждая её победа оставляла шрамы на его сердце, – и сегодня давние соперники встретились.
Смерть смущенно откашлялась и неловко примостилась на краешке стула. Собравшиеся зашушукались, бросая в её сторону осуждающие взгляды.
– Может быть, чаю? – осмелилась Бабушка.
– Пожалуй… – поспешно согласилась гостья, теребя край накрахмаленной скатерти.
На столе появилась дымящаяся чашечка и вазочка с бисквитами. Прислонив косу к краю стола и стараясь ни с кем не встречаться глазами, Смерть потянулась за чаем. «Скорей бы уж! – сердито думала она. – Страсть как неудобно получилось!..» Откинув с головы капюшон, – её череп венчала яркая бандана, она отхлебнула глоток, держа чашку двумя пальцами за ручку и оттопырив мизинец. Ангелы в изголовье перестали препираться и изумленно уставились в её сторону. Один из них выразительно покрутил пальцем у виска.
– Сама знаю!.. – неслышно огрызнулась Смерть сквозь зубы. – Заканчивайте там побыстрее, чтоб вас!
Бабушка за её спиной тем временем делала остальным «страшные» глаза и всяческие замысловатые знаки, надеясь, что кто-нибудь что-то да и придумает.
– Ещё чашечку? – умильным голоском поинтересовалась она у гостьи, желая потянуть время.
– Благодарю!.. – светским тоном отказалась та, – ей сейчас больше всего хотелось провалиться сквозь землю.
– Мадам, – вперёд выступил пожилой, солидного вида господин. На его пухлых пальцах играли огоньками дорогие перстни. – Я – деловой человек и, думаю, могу сделать вам интересное предложение…
Смерть кисло улыбнулась:
– Мне ?..
Господин в перстнях смутился:
– Н-да, действительно… Хотя… – но тут он и вовсе не нашелся, что сказать, и потерянно умолк.
– Что, если вам взять кого-то другого? – нарочито-беззаботно, словно речь шла о совершеннейших пустяках, предложила вдруг Бабушка. – Например, меня?
Смерть внимательно посмотрела на неё и усмехнулась, грозя костлявым пальцем:
– Кого ты хочешь обмануть, старуха!? – и добавила еле слышно: – Тебе вообще не положено… – эти слова никто не услышал, потому что Красавчик, пользуясь моментом, попытался стянуть её косу.
– Э-э!.. А ну, не балуй! – рассердилась Костлявая, отбирая назад своё орудие труда, и нечаянно при этом опрокинула заварочный чайник.
Кипяток плеснул ей прямо на колени. Она подскочила, опрокинув стул:
– Ой, я такая неловкая!.. – нагнулась поднять стул, но сверху упала коса и пребольно огрела её по черепушке, обтянутой яркой тканью.
Тут Смерть почувствовала себя уже полной идиоткой.
– Да ну вас, в самом деле!.. – буркнула она. – Сколько можно! – и подойдя к Мэрион, махнула рукой: – Кыш, пернатые!
Ангелы, точно перепуганные вороны, роняя перья, метнулись к потолку.
– Мы ещё не договорились! – возмущенно завопили они хором.
– А мне что, целую вечность здесь торчать? – огрызнулась Смерть, и занесла над девочкой сверкающее отточенное лезвие.
По комнате пронесся стон…
И в этот миг из-под дивана вылез Хендря – заспанный, голодный и злой. Прямо перед носом он увидел чудеснейшую косточку – любой настоящий пёс на его месте ошалел бы от радости!.. Он, конечно, предпочёл бы что-нибудь посущественнее, но спазмы в пустом желудке сводили его с ума, и пёс от всей души вцепился крепкими острыми зубами в нечаянную добычу.
Смерть выронила косу и, подскочив на месте, издала умопомрачительный вопль, перешедший в ультразвук, – челюсти озверевшего от голода такса намертво сомкнулись на фаланге большого пальца ее босой ноги! Напрасно бедняга пыталась стряхнуть зверя: рыча, тот только крепче стискивал зубы…
Замок тотчас превратился в бедлам: из гостиной с проклятьями огромными неровными скачками вырвалась фигура в белом. За ней, звонко тяфкая, мчалась разъярённая чёрная крыска, а дальше – круша и ломая всё на своем пути – улюлюкающая толпа родственников… Людской вихрь промелькнул мимо убитого горем отца, застывшего на лестнице, и выбив с петлями входные двери, вылетел на улицу.
– Что это было, Виктор?.. – дрожащим голосом спросила, поднимаясь с пола, немного помятая бегущими тётка Люсильда.
– Мэлион завела себе собаську!!! – восторженно прокричал отставший Карапуз, вприскочку спускаясь по лестнице и исчезая в снопе света, льющегося с улицы в полутёмный холл.
– Дева Мария, твое милосердие не знает границ! – радостно воскликнула тетушка, молитвенно складывая ладони и возводя очи к небу. – Наша девочка вернулась!
– Я это уже понял… – только и сумел вымолвить отец.
***
Во дворе на скамеечке под толстым вязом Доктор Сибелиус накладывал пострадавшей гипс.
– Боже, – стонала Смерть, – эта ужасная тварь раздробила мне ногу!
– Не ногу – только пальчик!.. – утешал эскулап.
«Ужасная тварь» с самым дерзким видом прохаживалась неподалёку и рычала всякие непристойности.
– Да чтоб я к вам зашла еще когда! – причитала Костлявая, пододвигая косу поближе к себе. – Даже и не уговаривайте!
– Ах, вы уж нас простите!.. – лебезила вокруг неё добрая, но очень глупая тётка Августа, для которой соблюдение внешних приличий было главным смыслом жизни. – Так неловко получилось! Непременно заходите к нам, когда поправитесь! Непременно!..
У присутствующих вытянулись лица.
Августа продолжала щебетать…
– Сейчас я её убью, разговорчивую такую, и присяжные меня оправдают!.. – тихо пообещал Красавчик.
Но до убийства дело не дошло: по выразительным физиономиям родственников Августа всё-таки догадалась, что сморозила глупость, и замолчала на полуслове, мучительно соображая, что бы такого ещё сказать?.. Кто-то из тётушек подхватил её под руку, пытаясь увести от греха подальше.
– Вот и всё!.. – бодро сказал доктор, закончив свою работу.
Смерть придирчиво оглядела творение рук соперника.
– Производственная травма… – с мрачным удовлетворением подытожила она. – Меня подымут на смех!
– А страховка у вас есть?.. – опять вывернулась откуда-то тётка Августа. Её круглые блестящие глазки светились простотой и ясностью как у новорождённого младенца.
Смерть посмотрела на неё долгим оценивающим взглядом.
– А компенсация вам положена?.. – не унималась любопытная. – А… – но кто-то дёрнул её за руку и таки утащил прочь.
– Нет, я положительно сойду с ума, если пробуду здесь ещё хоть пять минут!– выдохнула гостья, и поднялась с места: – Что же… Прощайте! Было больно, но весело… – и заковыляла, прихрамывая к воротам.
– Позвольте!.. – рядом с ней, галантно протягивая руку, возник давешний господин в перстнях. – Я провожу вас.
Смерть кокетливо улыбнулась и взяла его под руку.
Почти у ворот откуда-то снова выскочила, словно чёрт из табакерки, запыхавшаяся тётка Августа.
– Скажите, – торопливо затараторила она, опасаясь, что её опять куда-нибудь утащат, – а что там слышно про нашего милейшего барона?
– Вы что?! – возмутилась Смерть. – Я же давала подписку о неразглашении!..
За воротами гостью ожидал новёхонький гоночный автомобиль.
– Класс! – восхитился её провожатый.
Смерть задумчиво провела рукой по блестящему капоту.
– Это принадлежит тому, за кем я сейчас отправляюсь…
Она села за руль, повернула ключ в замке зажигания.
– Помнится, вы хотели сделать мне какое-то предложение? – вдруг хитро улыбнулась она, высовываясь в открытое окно.
– О, теперь я даже и не знаю, что предложить такой женщине, как Вы! – не растерялся кавалер. – Но, если бы вы были простой смертной… – и он подмигнул.
– А вы хитрец, господин Дю! Я ведь знаю, что Вам нужно!.. – засмеялась Смерть и, резко оборвав смех, тихо спросила: – Ну и как оно, бессмертие?.. Не надоело? – и, посмотрев ему прямо в глаза, предложила: – Садитесь рядом, трактирщик, другого такого случая не представится!
Дю-старший, словно во сне, медленно протянул руку к дверце – и тут же отшатнулся назад, затряс головой:
– Нет! – прошептал он. – Нет…
Автомобиль взревел и, круто взмыв в небо, растаял в облаках.
Господин Дю долго глядел ему вслед.
– Что же теперь будет? – голос Виктора фон Гилленхарта заставил его вздрогнуть. – Не захочется ли ей отомстить за свое поражение? Один взмах косы – и мы все мертвы…
– Нет… – тихо отозвался кондитер. – Истинно великие мира сего – великодушны и милосердны. Злопамятны и жестоки лишь те, кто на деле – мелок и ничтожен…
***
…Сидевшие ближе к двери, кинулись её закрывать, но какая-то сила мешала людям. Ночи больше не было – за порогом харчевни стояла мутная, чуть колеблющаяся, серая хмарь, в которой шевелились гигантские, похожие на червей, тёмные зубастые твари с приплюснутыми квадратными головами.
– Огня!.. – скомандовал кто-то. – Огня! – подхватили другие.
В середине залы обнаружился большой люк. Приподняв крышку, несколько человек дружными усилиями выкатили оттуда большую бочку. Подтащив её прямо к выходу, люди сбили с бочки крышку, сунули внутрь горящий факел и вытолкнули её за порог. Раздался сильный взрыв – с полок посыпалась посуда – и перед входом встала стена огня. Пронзительный вой заставил людей заткнуть уши.
– Осторожно!.. – в дверной проём сунулся длинный и тонкий, весь почерневший, щупалец неведомой гадины. Судорожно извиваясь, он в конвульсиях шарил по полу. Сразу несколько рук протянулись к нему с пылающими головнями, выхваченными из очага, и щупалец исчез, но ему на смену заползло ещё несколько разом. – Огня!.. Живее!
Коротышку, без чувств валявшегося на полу, там, где его настиг удар, оттащили подальше от двери и связали. Борьба между людьми и Серой Хмарью продолжалась долго, но, наконец, дверь была закрыта на засов, и вой стал тише, точно между живыми и нежитью возникла прочная преграда.
– К рассвету угомонятся! – утирая пот со лба, сказал русоволосый бородач, который командовал обороной с самого начала. – Налей-ка нам ещё вина, хозяин!.. А с этого, – он ткнул пальцем в угол, где безжизненным кулем лежал Коротышка, – глаз не спускать!.. Как очухается, мы с ним потолкуем.
…Приподнявшись на локтях, Коротышка ощупал разбитую голову. Каждое движение отдавалось нестерпимой болью, точно тысячи мелких железных осколков застряли в гудящих висках. Земля под ногами тряслась и покачивалась.
– Чтоб мне сдохнуть!.. – не выдержав, простонал он, ощущая, как к горлу подкатывается тошнота.
– Успе-е-шь! – заверил чей-то грубый голос, и огромный сапог, закрыв собою полнеба, пихнул его обратно на солому, где он лежал.
Больше он не стал делать попыток встать или пошевелиться – и ему чуть полегчало. Осторожно повернув голову набок, он обнаружил, что лежит на телеге. На это движение ему понадобилось столько сил, что он закрыл глаза и снова провалился в темноту…
Очнулся от того, что на него обрушился холодный ливень – ему как раз снилось море, корабль, – и он отчаянно завопил: ему показалось, что его уносит волною за борт!..
Открыв глаза, он увидел прямо над собой чьё-то бородатое лицо:
– Жив, гадёныш?..
Коротышка оскалил зубы и зарычал. Бородатый отпрянул, и отбросив ведро, из которого поливал пленника, схватился за топор.
– Подожди, Фарадир, – сказал кто-то. – Сначала мы с ним потолкуем…
Пленного подтащили к костру, где сидело несколько человек. Поодаль были кругом составлены телеги, – возле них он заметил ещё людей с оружием. Его усадили на землю, поднесли к губам горячую кружку. Он не стал отказываться – глотнул кипятка, в голове немного прояснилось.
– Рассказывай!.. – приказал высокий человек с русой бородой.
– Чего? – буркнул Коротышка и удивился: похоже, его прекрасно понимали.
– Кто ты, и почему пытался нас убить?– терпеливо пояснил незнакомец.
– Я?! – удивился бывший пират. – Побойтесь Бога! Зачем возводите напраслину на человека?..
– Так ты – человек? – сидящие у костра переглянулись.
– Человек!.. – с готовностью подтвердил Коротышка, и перекрестился в знак подтверждения своих слов.
Люди у костра о чем-то негромко заспорили, Коротышка не мог разобрать со своего места о чём они говорят, и принялся осматриваться. Это был большой обоз, он насчитал несколько десятков повозок. Вокруг лежала равнина – под луной серебрился ковыль, поодаль темнела гряда леса… Он понял, что, по всей видимости, они расположились на ночлег у дороги, по которой ехали днем. Пошевелив руками, связанными за спиной, он уселся поудобнее, и стал прикидывать расстояние до леса – может, получится сбежать? Ведь, судя по обвинению, которое ему предъявили, дела у него неважнецкие.
– Давай-ка с самого начала, – снова заговорил тот, кто спрашивал его раньше. – Кто ты, и как тебя называют другие?
– Я – моряк, – отвечал Коротышка. – При крещении мне дали имя Винсент. Впрочем, все зовут меня Коротышкой, но я не обижаюсь, поскольку кулаки у меня крепкие и при случае могу постоять за себя.
Послышались удивленные возгласы:
– Он назвал свое настоящее имя!..
– Если хочешь, пусть будет так, – согласился допрашивающий, переглянувшись с товарищами. – А я – Горст, и это – моя дружина. Мы обещаем тебе суд скорый, но справедливый… Итак, откуда тебе известны колдовские приемы, и как ты сумел отворить нечисти дверь, на которую наложил заклинание сам Рутан Светлый?
– Э-э, погоди, брат!.. – протестующе воскликнул обвиняемый, начиная что-то припоминать. – Я, конечно, грешен, но не хочу отправиться в ад за то, чего не совершал!
Коротышку пробрало холодом: обвинение в колдовстве попахивало костром! А он-то всегда верил, что кончит свою жизнь либо в морской пучине, либо на рее… И то и другое – смерть, но смерть разная… И эти люди не больно-то похожи на монахов.
– Да, я выпил чарочку с устатку, разве это преступление? Но эта гадость так воняла плесенью – просто тина болотная! – что мне захотелось продышаться. Я просто собирался выйти на улицу по нужде… – оправдывался Коротышка, всё ещё не понимая, в чем его обвиняют.
– Плесенью?! – живо переспросил Горст, и приказал своим: – Ну-ка, давайте сюда его приятеля!
В человеке, которого затем подтащили к костру, Коротышка узнал хозяина телеги, что привезла его в харчевню.
– Этот человек говорил, что с тобой были ещё двое, и у одного из них был меч нигильга. Кто они?..
– Не знаю, – соврал Коротышка. – Так, встретились по дороге.
– И куда же вы направлялись?
– В город… – не моргнув глазом, отвечал Коротышка. Он не боялся, что его уличат во лжи: ведь известно, что все дороги ведут в города.
Из-за леса донесся далекий протяжный волчий вой.
– И кто же налил тебе вина? Он?.. – Горст указал на хозяина телеги.
– Нет, – простодушно замотал головой Коротышка. – Этот человек, да продлит Господь его дни, был добр, он купил мне поесть и выпить!.. Но тот кувшин, – Коротышка даже закрыл глаза, припоминая, – тот кувшин принёс другой человек…
Он правда вспомнил: вот к ним подсаживается какой-то детина в тёмном плаще, – они сидели за столом долго и куча всякого самого разного народа подсаживалась к ним, – и Коротышка охотно пил со всеми, кто угощал, а тот парень велел слуге принести целый кувшин вина.
– Он не назвался? – нетерпеливо спросил Горст.
– Н-нет… – неуверенно ответил Коротышка. – У него в шляпе торчало совиное перо.
– Кончай с ним, Горст! – прорычал здоровяк, сидевший рядом с предводителем. – Он морочит нам голову!.. В костёр обоих!.. Человек, отведавший этой отравы, всё равно рано или поздно станет прислужником Тьмы! Разве ты этого не знаешь? От этого зелья нет противоядия!..
– Ты тоже пил из того кувшина? – грозно спросил Горст у хозяина телеги. Тот молча затрясся, а потом заплакал. – Ясно… – тяжело вздохнул русобородый.
Снова послышался волчий вой – протяжный и тревожный.
– Они уже близко… – машинально произнес вслух Коротышка, когда вой стих, и поёжился: что-то совсем нехорошо стало вокруг!
Но его не услышали.
– Отвезем их в город к храмовникам? – спросил Фарадир.
Горст покачал головой:
– Не знаю, успеем ли? Они могут начать превращаться раньше, чем мы доберемся до храма… Справимся ли мы с ними тогда?
– Нужно немедленно уходить отсюда! – перебил их Коротышка. Его охватил ужас: слова тех, что решали сейчас судьбу пирата, больше не имели значения, ибо приближалось нечто, куда более страшное, чем горстка вооружённых, но вполне обычных людей.
– Умолкни, нечестивец!– рявкнул Фарадир, но Горст оказался проницательнее.
– Ты что-то чуешь?..
Словно в ответ на его слова снова раздался вой – теперь он был совсем близко, в его переливах слышалось что-то похожее на смех. Люди притихли…
– К оружию! – негромко скомандовал Горст.
Быстро и слаженно заняв свои места, дружинники замерли, вглядываясь в темноту.
Ветер стих, но серебряное море ковыля волновалось, точно кто-то невидимый надвигался на них из леса. Послышался отдалённый гул, земля задрожала – и тёмная слитная лавина, оторвавшись от края лесного массива, устремилась прямо на людской островок.
– Приготовиться!..
Кольцо обороны дружинников ощетинилось копьями. Лучники взяли луки на изготовку. Лавина приближалась… Гул, сопровождавший её наступление, рассыпался на тысячи составляющих: конский храп, топот, пронзительный визг, свист плетей и отчаянное завывание сотен звериных глоток, – на них летела конница волчьеголовых.
– Я всегда говорил: не стоит доверять вольфорранам! – пробурчал Фарадир, перекладывая меч в руке поудобнее. Так Коротышка впервые услышал настоящее имя одного из самых свирепых и отчаянных племен, населявших мир Зелёного Солнца.
Но на расстоянии нескольких локтей от выставленных копий, лавина всадников резко разделилась и потекла, обходя людской островок и слева и справа. Несметная конная рать с шумом и гиканьем пронеслась мимо и растворилась в ночи за считанные мгновенья.
– У-у-ходите-е-е! – донеслось до людей, приготовившихся к страшной сече. – У-уходи-ии… – то ли слова, то ли ветер, и отчаянный волчий вой растаял в тёмном небе, повиснув на рогах молодого месяца.
Кое-кто из дружинников, не выдержав, пустил стрелу вслед убегающим, и она вдруг вспыхнула огнём! И люди тут же закричали от ужаса: прямо перед ними колыхалась, пожирая всё вокруг – и лес, и ковыль – тысячерукая и тысячеглавая Серая Хмарь.
Десятки стрел взвились в ночное небо, распоров темноту огненными трассами, но Хмарь приближалась, и не было от нее спасенья. Вязкая и непроглядная, она накрыла лагерь дружинников, и исчезло всё – и звуки, и воздух, и ночь, и лунный свет…
…Едва первые солнечные лучи подожгли край земли, как серый и липкий туман исчез, словно его и не было. Только остались вокруг склизкие, мерзко пахнущие обрывки его одежд… Коротышка вылез из-под перевернутой повозки, куда успел залезть, как только началась паника, и огляделся. Увиденное привело его в трепет. Повсюду лежали останки товарищей Горста: нечто словно слизало с костей живую плоть, там, где она не была прикрыта железом доспехов. Немногие из несчастных ещё были живы, но их стенания уже были еле слышны.… И повсюду – серая гадкая липкость, подобная той, что оставляют после себя гигантские садовые слизняки.
Коротышку согнуло пополам и вывернуло наизнанку. Прижимая руки к животу, он заметил, что кожа на них точно обожжённая.… Шатаясь, он подошел к пепелищу, черневшему посреди скорбного круга. Там, головой в угли, лежал Фарадир… Коротышка опознал его по затейливому шлему, ибо лицо человека было съедено начисто. Покачиваясь от слабости, он вытащил из рук воина меч – тот и после смерти крепко сжимал его. Краем глаза уловил какое-то движение позади себя – из-под обломков вылез, щурясь, его давешний спутник.
– Что, повезло нам, брат?.. – хрипло прокаркал Коротышка, и удивился собственному голосу – чужому и неприятному.
Потом они побрели куда глаза глядят… Пришла ночь – упали на голую землю и уснули. Проспали и ночь, и день, – и снова под ногами колыхались серебристые головки ковыля… Ни мыслей, ни чувств, ни желаний, точно Серая Хмарь выела всё внутри, оставив только оболочку. Но на закате Коротышка почувствовал себя лучше. Его спутник тоже оживился.
– Подкрепиться бы!.. – проскрипел он и как-то по-звериному оскалился.
Коротышку вдруг прошиб пот: сквозь лопнувшую кожу на пальцах у его знакомца проросли длинные, похожие на медвежьи, когти. Приглядевшись, он понял, что и весь внешний облик его спутника изрядно поменялся: во впалых глазницах залегла чернота, заострились скулы, в глазах нет-нет да и мелькали желтоватые огоньки, спина сгорбилась так, что непомерно длинные руки теперь почти доставали до земли … И точно наяву услышал слова предводителя дружины: «Они могут начать превращаться раньше, чем мы доберемся до храма, – и справимся ли мы с ними тогда?..»
– Матерь Божья! – прошептал он. – Да что за напасть такая?! – и увидел, как его руки прямо на глазах покрываются крупной чешуей.
К утру его спутник забеспокоился и принялся копать землю своими длинными когтями.
– Ты чего? – осторожно спросил Коротышка, нащупывая меч.
– Скоро солнце, – по-птичьи подергивая головой, пояснил возница, отшвыривая в сторону комья земли. – Мне тяжко будет…
Коротышка посмотрел на свои ладони: «Тоже когти растут… А дальше? Разве что наложить на себя руки? Всё лучше, чем этаким страхолюдом жить, да прислуживаться неизвестно кому!» Его товарищ тем временем вгрызся в склон холма почти по пояс. Коротышка окликнул его, но тот не ответил, лишь зыркнул горящими глазами – и ничего человеческого в том взгляде уже не было.
Тогда он поднялся и быстро пошел прочь…
…Он прятался от дневного света в каменных расщелинах и звериных норах: ему казалось, солнечные лучи сжигают его заживо!.. Но и ночью не было покоя: в его изменяющемся теле словно навеки поселилась адская боль – прежняя сущность не хотела уступать новому облику. В редкие же моменты забытья мучили кошмары: бездонная пропасть разверзалась пред его внутренним взором и оттуда, хохоча и дразнясь, манили к себе страшные, безобразные создания… Он кричал и просыпался, но всякий раз действительность все меньше и меньше отличалась от того, что он видел в своих ужасных снах. Человеческая речь уходила из памяти – как-то ночью, когда мучения перерождающейся плоти чуть утихли, он вылез из своего очередного убежища и, подняв к равнодушной луне искажённое лицо, завыл – злобно и горестно… Этот вой заполнил собою ночное пространство, и если бы слышали его люди, то вздрогнули бы и поплотнее задвинули заговорённые от нечисти засовы на дверях своих, приговаривая: «Вот в недрах ночи рождается еще один прислужник Великой Тьмы!»
Но физическая боль была ничто по сравнению с муками голода – страшный, иссушающий рассудок и чувства, голод выжигал внутренности. И всё чаще ему мерещилась в виденьях разрываемая заживо тёплая человеческая плоть, и всё сильнее становилась жажда крови. Трава, коренья и мелкая дичь не могли утолить этой жажды, и однажды днём, презрев палящие солнечные лучи, он отправился на охоту.
Одинокому всаднику, которого он подстерег на дороге, повезло: когти ослабевшего от голода и солнца чудовища лишь оцарапали бок его лошади. Взвившись на дыбы, испуганное животное ударило Коротышку копытом в грудь, и умчалось, унося прочь полумёртвого от страха хозяина.
След железной подковы пришелся как раз на то место, где болтался на засаленной верёвочке медный крестик. От сильного удара крест глубоко впечатался в кожу. Сочащаяся из раны кровь, засыхая, образовала над ним корку. Память о Распятом и один из тех, ради кого Он взошел на Голгофу, стали единым целым.
