Наталья Николаевна Землянская
Хроники Шеридана
– Меня звали Ортил – последний из рода…
Когда спустя час они собрались в дорогу, затоптав остатние искры костра, он нечаянно оглянулся: крона недавно ещё безжизненного дерева пышно покрылась молодыми блестящими листочками…
***
– Эта стена никогда не кончится!.. – выдохнул Ла Мана и осел на песок. – Никогда!
Над морем горел закат. У горизонта, где медленно тонул огромный красный шар, воды кипели золотом, но тут, возле неприступных стен, море было тёмным и тихим, с его поверхности поднималась прохлада, а в глубине медленно шевелились, тревожимые легкой зыбью, кущи бурых и синих водорослей.
– Должен быть где-то вход! – сам себе возразил капитан, глядя, как Юстэс удаляется от него. На мокром песке оставались глубокие следы.
Несколько мгновений он тупо смотрел, как волны робко слизывают отпечатки человеческих ног. Потом вдруг вскочил и заорал:
– Подожди же ты! Слышишь? Ах, ты, сволочь!..– размахнувшись, он, что было сил, ударил кулаком по каменной стене.
Раздался тяжёлый гул. Все замерло – и волны, и горластые чайки. В стене внезапно образовался разлом, и оттуда шагнули наружу огромные, много выше человеческого роста, серые расплывчатые фигуры, числом более дюжины. Они были словно сотканы из дыма. Юстэс почувствовал, как его охватывают липкие невидимые путы – и закат померк…
…И была долгая, бесконечная тьма. Исчезли мысли, чувства… Потом он очутился в длинном-длинном тоннеле. Где-то впереди брезжил слабый свет… Он пошёл туда и попал в большой светлый зал: выложенные белым камнем стены, блестящий скользкий пол. Белоснежные колонны, уходя ввысь, поддерживали полупрозрачный купол, сквозь который просвечивало солнце – огромный пульсирующий шар. Он невольно приостановился, но сзади возникла серая тень, подобная тем, что пленили его у стен города, и он почувствовал сильный укол в спину: тень подтолкнула его острием копья вперёд, где в то же мгновение вспыхнули языки пламени. Человек отшатнулся назад от нестерпимого жара, но тень снова угрожающе подняла копье, и ему пришлось шагнуть прямо в это пекло. В огне образовалась узкая дорожка, и он побежал по ней. Огонь торопливо лизал края его одежд. Затрещали волосы на голове, раскалённый воздух жёг лёгкие… Ещё немного и он задохнулся бы, но огонь вдруг исчез.
Прямо перед собой увидел он небольшой, по виду золотой, диск. Он висел в воздухе, ничем не поддерживаемый. Его поверхность завибрировала, послышался чистый, мелодичный звон, точно кто-то ударил по нему, и перед измученным огненной стихией человеком возникли трое, одетые в светлое.
– Кто ты? – спросили они.
– Барон Юстэс фон Гилленхарт! – с вызовом отвечал юноша, удивляясь про себя, как тихо и жалко звучит его голос в этом огромном пустом зале. – Сын достопочтенного Рихарда фон Гилленхарта из Майенны.
– Твое имя ничего не говорит, чужеземец, – терпеливо, точно неразумному ребёнку, возразил один из этих троих. – Мы хотели бы знать: кто ты по духу своему? – и с этими словами, говоривший взял его за руку и провел по его ладони длинным и тонким ножом.
Юстэс не почувствовал боли. На коже алыми капельками выступила кровь… Человек перевернул его ладонь над стеклянной чашей, услужливо подставленной одним из тех, что появились вместе с ним. На дне чаши пенилась голубоватая жидкость. Едва смешавшись с ней, капля крови потемнела и съёжилась, превратившись в крохотный бурый шарик. Трое переглянулись между собой.
– Ты и вправду человек! – сказал один из них. В его голосе Юстэсу почудилось удивление. – Можешь остаться в нашем городе.
– А где мой товарищ? – спохватился он, видя, как царапина на ладони стремительно заживает. Но ответа не получил: и люди в светлом, и белые колонны, – всё исчезло, – и он обнаружил, что стоит на широкой незнакомой улице. Мимо спешили по своим делам прохожие, не обращая никакого внимания на одинокую замершую фигуру.
– Пресвятая Дева!.. – пробормотал юноша, перекрестившись.
– Па-а-сторони-ись!..– крикнули сзади, и едва он успел отпрыгнуть в сторону, как рядом пронёсся человек, стоявший на длинном овальном диске.
Прижавшись к стене дома, Юстэс довольно долго наблюдал жизнь чужого города, ощущая скорее ужас, нежели удивление.
В конце концов, он решил, что его жизни всё-таки ничего пока не угрожает, и осторожно двинулся дальше, продолжая держаться рукой за стену. Но стоило ему свернуть за угол, как на него обрушилось новое испытание: несколько человек тащило, опутав веревками, ужасное чудовище. Покрытое чёрной чешуей, похожее на гигантскую ящерицу, оно рычало и отчаянно сопротивлялось; его длинный хвост метался поперек улицы от стены к стене, заставляя разбегаться случайных зрителей в разные стороны. Столпившиеся зеваки наперебой осыпали погонщиков чудовища насмешками, но тут хвост животного упругой плетью взмыл вверх и на головы людей рухнул целый пролет воздушного моста. Послышались крики, стоны… Юстэс снова перекрестился, и не дожидаясь развязки, поспешно свернул в первый же проулок.
Он долго и бессмысленно плутал по улицам, оглушённый и смятый бурным течением местной жизни – местами такой же, как и в его краях, но в большинстве своём – невиданной и непонятной: странные люди, невиданные гады, страшные существа, занимательные предметы, непривычные запахи… И ни одного креста над крышами или хотя бы полумесяца, хотя пару раз ему попадались здания, в которых он угадывал храмовые сооружения. «Куда же я попал?..» – до этого дня, не смотря на всё, что ему довелось повидать во время странствий, вопреки всему происходящему, он ещё питал безумную надежду, что это – просто дальние, неведомые христианскому миру земли, хоть и пылало у него над головой Зелёное солнце. Теперь же эта надежда растаяла окончательно. Но его уму, не отягощённому «лишними» знаниями, чужды были понятия об иных мирах, он знал только ад и рай. И этот мир из-за своей причудливости и постоянной опасности всё больше казался ему адом. Или – сном…
«Я – сплю… Но как же мне проснуться?!.»
Улица вывела его на площадь… Там было устроено что-то вроде рынка – шум, толчея, непривычные резкие запахи, многоголосая речь. Людская река, дробясь на маленькие ручейки, растекалась между рядами прилавков, заваленных плодами, фруктами, рыбой, сочащимися кусками животной плоти; тут же торговали посудой, тканями, украшениями.
Раскрыв рот, бродил он среди этого буйного великолепия даров чужой земли, пока не закружилась голова. Сначала он не понял, почему поплыла вдруг из-под ног выложенная цветным камнем дорожка, а потом, когда всё встало на свои места, резкая боль в пустом желудке подсказала ему: он – голоден.
– Послушай, приятель, я чужой в этом городе, и за душой у меня ни гроша, – обратился он наугад к одному из торговцев, чьё лицо показалось ему более добродушным. – Словом, сколько дашь за мой плащ? – он приподнял полу белого одеяния, которое подарили ему жители горной деревни.
Торговец окинул его быстрым внимательным взглядом.
– Плащ из кожи валлора… В горах – это нужная вещь, но мне он ни к чему. А вот кинжал у тебя знатный! Дай-ка, погляжу…
– Нет, – отрезал Юстэс. – Этот кинжал мне жизнь спас. Продать его – это всё равно что продать друга! Лучше вот возьми плащ… А нет, так поищу другого покупателя.
– Как хочешь, – зевнул продавец, но в его голосе промелькнула нотка плохо скрытого сожаления. – Передумаешь – возвращайся. Я дам хорошую цену!
Раздосадованный, Юстэс отправился дальше. Получив ещё несколько отказов, он совсем выдохся, и присел на ступеньках какого-то заведения. Из его раскрытых дверей нестерпимо пахло съестным: «Харчевня…» Жадно втягивая ноздрями соблазнительные ароматы, он шарил глазами по толпе, пытаясь угадать того, кто согласился бы купить плащ, и тут случайно его интерес привлек один малый. Это был человек невысокого роста, – он сошёл бы за ребенка, если бы не рыжая борода, забавно курчавившаяся на почти детском личике, да огромный живот, выпиравший из-под куцего кафтана. Гилленхарт решил, что перед ним обыкновенный карлик, каких он видел не раз на базарных площадях во время представлений бродячих актеров у себя на родине. На прилавке у малорослика были разложены красивые поделки из горного камня; только людей, подходивших к нему, и рассматривавших изящные безделушки, интересовало совсем другое: о чём-то быстро перешепнувшись с хозяином, они торопливо совали ему в руку монеты и, получив взамен маленький, туго завязанный мешочек, быстро уходили, озираясь по сторонам. «Эге! – подумал юноша, – что-то здесь нечисто!..»
Но тут бородатый малыш заметил, что за ним наблюдают. Нескольких секунд ему хватило, чтобы понять состояние дел соглядатая, и, перехватив его взгляд, он неожиданно подмигнул:
– Что, человечец, не хочешь ли заработать? Ты издалека?
– Да, – не очень охотно вступил в разговор Юстэс. – Поиздержался в дороге.
– Вижу-вижу!..– сочувственно закивал головой продавец. – Ну, так я бы тебе помог, ежели ты на меня поработаешь.
– Что за работа? – помедлив для приличия, спросил Гилленхарт. Запахи, доносившиеся из харчевни, сводили его с ума.
Рыжебородый окинул юношу с головы до ног оценивающим взглядом:
– Да нечего делать! Перекусим, как следует, а потом проводишь меня до одного места, куда я укажу. Мне, понимаешь, нужна охрана, а ты – парень крепкий. И глаза у тебя – честные! – добавил он проникновенно. С ходу учуял, чем взять.
Последние слова немало польстили самолюбию Гилленхарта, рассеяв сомнения относительно выгодности предложения.
– Я согласен, – сказал Юстэс.
Глазки низкорослого заблестели.
– Тогда пошли! Путь неблизкий, надо ещё и поесть, и передохнуть, я-то с утра на ногах!
Быстренько собрав свои вещички, и не переставая тараторить, он дружески поманил Гилленхарта за собой:
– Идём, дружище!
– Зачем далеко ходить? – удивился Юстэс. – Тут бы и поели!
Но низкорослый замахал руками:
– Не больно-то я уважаю местную кухню! Из чего только готовит их повар своё жаркое?
Протолкавшись через базарные ряды, – казалось, им не будет конца , – они добрались до невысокого приземистого строения. Из открытых окон доносилось звяканье посуды, нестройные голоса, смех, а запахи, витавшие в воздухе, показались вконец оголодавшему рыцарю более сладкими, нежели все ароматы райских кущ!
– Вот и добрались! Вот и славно!.. – бормотал маленький купец. – Вот тут-то мы и отдохнём… Идём же, дружище, идём!
Но Юстэс встал как вкопанный.
Недалеко от входа на большом камне сидел юноша, примерно одного с ним возраста. В руках у него был небольшой инструмент – что-то вроде бубна. Отбивая ритм, он пел…
О, как он пел!..
Голос певца то взлетал ввысь, то падал до низкой хрипящей ноты. Дрожащие горловые переливы, нарастая до звучания нечеловеческой силы, заставляли ощутить сладкую тоску – напев совсем не вязался с солнечным светом дня. Но печаль та была светла, как летний дождь: прошелестят капли – и будет радуга.
– О чём он поет? – тихо спросил Юстэс у одного из тех, кто так же замер подле певца, очарованный колдовством его голоса.
– О том, что никогда уже не повторится, и лучше чего никогда ничего не будет… – отвечал тот, не оборачиваясь, и глядя куда-то вдаль, словно там, подчиняясь магическому пульсу мелодии, роились какие-то видения.
Внезапно витиеватый рисунок песни нарушил противный короткий вой: поодаль стояла кучка волчьеголовых, – они тоже заслушались, и один из них, задрав острую морду к небу, вдруг заголосил, желая то ли поддержать певца, то ли посмеяться над ним. Его приятели – толпа из шести-семи широкоплечих громил, – тут же покатились со смеху, громко и визгливо.
– А ну-ка, давай еще, Ярым! – завопил кто-то из них. – Покажи ему, как надо!
Певец оборвал песню на полуслове и встал, устремив на насмешников ненавидящий взгляд. Ворон, сидевший у него на плече, слетел вниз и стал торопливо клевать мелкие монетки, щедро разбросанные слушателями по мостовой у камня. Вольфорраны продолжали изгаляться: теперь они выли уже хором, кто во что горазд, прерывая свое «пение» взрывами хохота и непристойными колкостями.
– Что ты примолк, соловушка? – крикнул один из них, видя, что певец убирает в дорожную суму свой инструмент. – Или мы тебе не ровня?
Певец отвернулся, пряча глаза, но настроение горластых молодцев резко переменилось: угрожающе скаля зубы, они дружно двинулись на него. Зеваки поспешно расступились, но не все: в городе многие недолюбливали вольфорранов, и кое-кто из людей сейчас был тоже не прочь почесать кулаки. Юстэс, помимо воли, оказался в самой гуще: завязавшаяся потасовка захватила и его. Он поймал сильный удар в ухо, от которого зазвенело в голове, и тут же его кулак ткнулся в чью-то волосатую скулу… Потом он увидел, как один из волчьеголовых вырвал из рук певца его котомку, и бросив наземь, занес над ней пудовый сапожище. Юстэс мгновенно подлетел к обидчику и уложил его ловким ударом.
– Дозорные!.. – истошный вопль быстро разрядил густую толпу.
Над головами дерущихся возникли серые тени. Народ бросился врассыпную: несколько человек забились в конвульсиях на земле, пытаясь вырваться из невидимых сетей. Юстэс почувствовал, что его схватили за руку: это был певец.
– Бегом за мной! – приказал он.
Нырнув в подворотню, они промчались по улице, и вновь куда-то свернув, смешались с праздной толпой.
– Всё! – сообщил ему спаситель. – Теперь они вряд ли будут преследовать нас. Хе-хе, достанется же волчьим шкурам!.. Ну и поделом – совсем житья от них не стало!.. А Королева им всё потакает: видишь ли, они состоят у неё на службе, охраняют границы! Да как они охраняют? Грабят деревни хуже Белоглазых!
– Мне надо вернуться назад! – перебил Юстэс. Его совсем не интересовали сейчас местные сплетни – ему хотелось есть, а для того нужно было отыскать рыжебородого купчишку. – У меня там приятель остался.
– Пойдём, провожу, – легко согласился певун. – Там, верно, уже всё успокоилось. Карра, иди ко мне! – крикнул он, и на его плечо, откуда ни возьмись, приземлился ворон. – Хороший, мой! Хороший! – похвалил его парень, гладя жёсткие крылья.
Вернувшись обратно, они обнаружили, что у дверей харчевни и вправду уже всё спокойно.
– Где же твой друг? – поинтересовался певец, когда они зашли внутрь.
– А, вон он! – обрадовался Гилленхарт, заметив карлика, сидящего над кружкой с пивом.
– Тьетль? – неодобрительно удивился певец.
Рыжебородый, заметив его, призывно замахал рукой. Но, увидев, что вместе с юношей к столу подошел и его спутник, насторожился:
– Э-э… рад снова видеть тебя! А что нужно достопочтенному агилу?
– Ты его знаешь? – удивился Юстэс.
– Агил – это имя моего народа, – пояснил певец. – Мое племя родственно людскому. И хотя у нас не принято называть друг другу имена, покуда нет на это веской причины, но имя вот этого тьетля мне известно! – и он ткнул пальцем в карлика.
Коротыш отчего-то занервничал.
– Тебя ведь зовут Рурус? – вкрадчиво спросил агил, опираясь руками о стол, и нависая над карликом, точно скала. Сидевшие рядом стали оборачиваться в их сторону.
– Не знаю никакого Руруса! – заёрзал тьетль.
– Вр-рёт! – угрюмо каркнул вдруг ворон. Юстэс вздрогнул.
– Не знаю я никого… – упрямо повторил карлик и достал из кармана большой носовой платок.
Не успели они и моргнуть, как карлик взмахнул тем платком, и вокруг поднялось облако едкой пыли. Пока они прочихались да глаза протёрли – тьетля и след простыл!
– Вот паршивец!.. – пробасил сидевший за соседним столом детина. – Утёк всё-таки! А кто это был и почему так поспешно скрылся?
– Это – Рурус, торговец сновидениями. Вор и обманщик!..
– Да ну?! – ахнули соседи. – Эх, попадись он нам! – и беседа за столом плавно перетекла от обсуждения видов на грядущий урожай к перемыванию косточек как всего племени тьетлей, так и его отдельных представителей.
Молодые люди уселись за стол, где ещё недавно восседал маленький обманщик.
– Удрал мерзавец! – сокрушенно вздохнул певец. – Я много слышал про этого пройдоху! Ты не первый, кого он пытался обмануть!.. Ну, да ладно. Угощайся! – улыбнувшись, он обвёл рукою расставленные плошки. – В чём-чём, а в еде эти проныры знают толк!
Гилленхарт, само собой, не заставил себя долго упрашивать.
– Ты сказал, что он – торговец сновиденьями, – начал расспросы Юстэс, немного утолив голод. – Как это понимать?
– Так и понимай: ворует чужие сны, а потом продает их другим, – прихлебывая из кружки, отвечал агил. – Думаешь, что ему от тебя нужно было? Подсыпал бы сонного зелья – и выкачал бы всё до капли из спящего. А то, говорят, бывает и хуже: слышал я, что растет в дальних землях дурман-трава, варят из неё особое зелье. Ну, само собой с заговорами, с нашёптом.… И потом, когда опоят этим зельем какого-нибудь бедолагу, становится он вроде пьяного: спит всё время, а когда и не спит, всё одно словно сонный, а уж сны у него!.. Такого и Проклятому Королю не снилось!.. Только снов тех я бы никому покупать не советовал: кто их смотрит, тот со временем сам теряет и волю, и разум! – и, помолчав, печально добавил: – У меня так друга сгубили.
– Ничего я, однако, не понял, – помотал головой Юстэс,– Да кому нужны-то чужие сны, если их даже и можно украсть? Кой в них прок?
– Нынче многим по ночам не спится, – сильно удивившись такому вопросу, ответил агил. – А ты сам, брат, откуда? – перевёл он разговор.
– Не знаю, как и объяснить! – честно признался Гилленхарт. – Мне здесь надо найти одного человека…
Видя, что он не собирается ничего рассказывать, агил не стал настаивать. Подозвав хозяина, он расплатился, и поднялся из-за стола.
– Хорошо, что встретились. Может, свидимся и ещё… – Постой! – видя, что он собирается уйти, окликнул его Гилленхарт. – Скажи хоть своё имя и где тебя можно найти? – сама мысль о том, что вот сейчас он останется опять в одиночестве в этом чужом и непонятном городе была невыносима.
Агил остановился. На его лице появилось странное выражение.
– Пойдем-ка со мной!..
Они вышли в ночь. Дул холодный ветер. Юстэс плотнее закутался в плащ: не прав был тот торговец, что отверг его предложение – ночи здесь холодные.
–Ты спросил мое имя, – заговорил агил, размеренно шагая в темноте. Юстэс не видел его лица, но ему показалось, что тот рассержен. – Видно, ты совсем не знаешь обычаев!.. Настоящее имя живущего ведает лишь мать, что даёт его, да самые близкие. Остальные придумывают ему прозвища… Даже умирая, каждый уносит своё имя с собою, чтобы не тревожили черноделы его дух, – и резко остановившись, он схватил Гилленхарта за грудки. – Спрашиваешь моё имя, а какие на то имеешь причины?!
– Да в самом-то деле!.. – с сердцем отвечал Гилленхарт, резко стряхивая его руки. – Откуда мне было знать, что у вас считается это оскорблением!
– Нет! – с жаром возразил певец. – Совсем наоборот! Имя можно сказать лучшему другу. Или невесте… Но не первому же встречному!
– Что тут такого? – вконец разозлился Юстэс. «Господи, как же ему это все надоело!»
– Зная имя, можно околдовать его хозяина. Напустить порчу… Или вообще сделать его своим рабом! Недаром же спрашивают: «Как тебя зовут?» – позови живущего по имени, и он придёт. Позови ушедшего – и он тоже может явиться… – терпеливо пояснил певец.
– А вот мне один назвался! – упрямо заявил Юстэс, вспомнив уход Старика. – И ничего не случилось!
– Значит, его больше некому было помнить. Или он хотел, чтобы ты его вызвал когда-нибудь.
– Зачем это?.. – испугался Юстэс. Возможность общения с духами всегда внушала ему суеверный ужас.
– Ладно. Я другое хочу сказать, – грубо перебил его агил. – Когда-то ведунья предсказала мне: я встречу человека, который, ни с того ни с сего, захочет узнать моё настоящее имя. Она много чего наговорила, и не стану пересказывать её болтовню. Важно другое: я должен буду ему помочь. Так сдаётся мне: не ты ли и есть тот самый любопытный?
И Юстэс, словно наяву, услышал голос монаха: «Тот человек сам найдет тебя!»
– Как знать, – ответил он, чуть помешкав. – Может, и я.
***
Новые приятели поселились вместе на постоялом дворе, и следующий разговор о житье-бытье завёл уже сам агил.
– Я слова меняя на золото монет, а ты? Чем ты добываешь себе пропитание и славу?
– Славы я пока не добыл, – чуть усмехнувшись, ответил Гилленхарт. – И всё, что у меня есть – это крепкие руки: могу рубить, могу стрелять. Я – воин.
– Тогда что держит тебя в Акре? – удивился агил. – Здесь возможно разве что наняться в провожатые к какому-нибудь толстопузому купчине или охранять сборщика податей. Но по мне уж лучше – к купчине: глядишь, доведётся побывать в дальних землях. Охранять мытаря куда опаснее – не любят их, так уж повелось, потому и платят за это больше, да не в почете это дело у настоящих рубак. Те же, кто хочет славы и денег – нанимаются в порубежные дружины. Или идут в наёмники к чужим.
– А здесь? Нет разве здесь королевской дружины?
Глаза агила округлились, потом он звонко рассмеялся:
– Туда ещё успеешь попасть!.. Нет, ты и вправду чудной! – тут он слегка призадумался, потом сказал: – Так и буду тебя звать – Чудной.
Гилленхарт ещё не успел назваться ему, а после ночного разговора и вовсе держал язык за зубами.
– Чем я насмешил тебя? – нахохлился Юстэс.
– Дворец, Королеву и город охраняют Тени. Это духи павших воинов. Старое заклятье, – пояснил певец. – Королевская семья пользуется им ещё со времен Проклятого Короля. Тень – сильнее и могущественнее нежели целый отряд, таких как ты, и – главное! – никогда не предаст своего повелителя. Никогда!
Юстэс вдруг вспомнил луч света, упавший из предутренних облаков на землю, там, в горной деревушке.
– Получается, – медленно проговорил он, – душа воина попадает в вечное рабство к вашим королям?
– Их никто не неволит! – возразил рассказчик. – Наоборот, это большая честь – лишь самые храбрые и достойные дают Обет верности! И поверь, никто ещё не отказывался!.. Известно, многие охотятся за душой человеческой, когда она остается без приюта. Успеет ли она пробиться к Свету, найдутся ли рядом те, кто сумеет защитить её, пока она остается беспомощной, словно младенец? А клятва защищает её и от Охотников, и от Тьмы.
Юстэс ничего не ответил на это: перед его внутренним взором проносились картины сражения с нечистью в горах.
– Пойдёшь со мной?.. – прервал его воспоминания агил. – Я должен встретиться сегодня вечером со своим старым другом.
– Стоит ли? – с трудом вернулся к действительности Гилленхарт. – У вас свои дела и разговоры.
– Да, мы давненько не видались, но мне боязно оставлять тебя одного – попадёшься ещё опять на удочку какого-нибудь жулика! Ведь Рурус знает теперь, что мне всё известно о нём, и что он предпримет в ответ? От тьетля можно ожидать любой гадости… Хотя среди них есть и очень славные ребята.
Юстэса не очень-то испугали слова агила: он был уверен, что запросто справится с целой оравой недоростков. Если, конечно, они будут вести честную игру.
– Не будут! – заверил его певун. – Уж это точно!.. А мой друг – сын очень влиятельного вельможи. Может, что и присоветует.
Последний довод показался Юстэсу разумным: ему было неловко, что агил платит за его кров и пищу.
Выйдя на улицу, они смешались с вечерней толпой, неспешно текущей по улице. Засмотревшись по сторонам, Юстэс нечаянно сильно толкнул плечом высокую, богато одетую женщину.
– Экий невежа! – её красивое лицо сморщилось от негодования. Она высокомерно оглядела юношу снизу вверх.
– Покорнейше прошу меня простить, сударыня! – Гилленхарт поклонился.
Но она вдруг заглянула внимательнее в его глаза, и выражение её лица изменилось:
– А ведь ты издалека-а! – проговорила она так, словно уличила его в чём-то постыдном или запретном. – И я вижу на тебе чужое заклятье!
Юстэса неприятно насторожил и её пристальный взгляд и то, как она произнесла последние слова. А незнакомка схватила его за руку, вцепилась точно клещами:
– Хочешь, скажу, что тебя ждёт? – вкрадчиво спросила она.
– Ворожба – занятие такое же богопротивное, как и колдовство! – твердо заявил юноша, вырывая руку.
– Не хочешь?.. – переспросила женщина. – А ведь многие умоляют меня об этом!
– Нет. Оставь меня.
– Ладно!– презрительно махнула рукой незнакомка. – Как знаешь… А я всё равно погадаю тебе. Просто так! – и прищурив глаза, выдохнула ему прямо в лицо: – Будет у тебя большая любовь, да только обманет! Будет дальняя дорога, в конце дороги той – сокровища несметные! Да только богатым не станешь ты! – голос её опустился до свистящего шёпота: – И конец твой вижу: убьёт тебя лучший друг!
– Каркать будешь над моею могилой! – чуть побледнев, жёстко ответил Гилленхарт. – А сейчас – прочь с дороги, брехливая ведьма!
Но в лицо ему рассмеялась вещунья:
– Всё, что я сказала тебе, так же верно, как и то, что того, кто пришёл с тобой, казнят сегодня на Храмовой площади!
– Идём… – тихо шепнул юноше агил, видя, что тот потянулся за кинжалом. – Идём, кому говорю! – и крепко взяв его за локоть, потащил прочь.
– Очень плохо, что ты с ней повздорил, – озабоченно сказал певец, когда они свернули на другую улицу. – Это была Мирта-предсказательница. Говорят, она любит предсказывать худое.
Юстэс лишь нахмурился в ответ. Приятели молча зашагали дальше.
– Не хочется верить этой вороне, – проговорил, наконец, Юстэс, когда они были уже далеко от злополучного места. – Но со мной и взаправду был товарищ…
– Проверить нетрудно, – мрачно отозвался агил. – Если хочешь.
– Хочу!..
***
Посреди круглой площади тянулось к небу высокое сооружение: несколько острых тонких башен, соединенных вместе полукруглыми арками.
– Храм Солнца!.. – благоговейно пояснил агил.
Чуть поодаль, перед огромной линзой, выточенной, очевидно из какого-то кристалла, был прикован цепями к столбам человек. Приглядевшись, Гилленхарт узнал капитана.
Первым побуждением его было броситься на помощь: в честном поединке он с удовольствием насладился бы предсмертными хрипами разбойника, но позволить чужим попам казнить того, кто долгое время был его спутником, делил с ним кусок хлеба и все невзгоды?!
– Стой! – агил вовремя схватил его за руку, и увёл в толпу, собравшуюся поглазеть на казнь.
– Хотелось бы знать, в чем он провинился!.. – шипел Юстэс, пытаясь вырваться
– Храмовники не станут жечь невинного!.. Да смотри сам! – воскликнул агил, указывая туда, где был прикован несчастный.
Солнечные лучи сфокусировались тем временем через линзу прямо на багровом шраме, что косо перерезал грудь казнимого. Спустя мгновение маленькая фигурка между столбами словно взорвалась, и к небу вздыбилось туловище громадного скорпиона… Толпа зрителей завопила и откачнулась назад. Одним неуловимым движением чудовище вырвало с корнем каменные столбы. Издав невыносимый для человеческого слуха визг, оно подалось вперед, и над головами замерших в ужасе людей пронеслась гигантская клешня. Точь-в-точь как когда-то на корабле!.. Поднялась страшная паника… И только жрецы в белых одеждах, что стояли вкруг помоста, остались спокойны. Повинуясь еле заметному знаку одного из них, они протянули вперёд руки с раскрытыми ладонями, – и в тело чудовища вонзились десятки огненных лучей, заставляя съёживаться и обугливаться напоенную ядом плоть.
Юстэс остался на площади до самого конца.
– Эй!.. – тронул его за плечо агил.
Словно во сне, Юстэс повернулся и пошёл за ним, спотыкаясь, как слепой. То, что произошло у него на глазах… Нет, он не мог выразить свои чувства – слишком многое смешалось в один огромный клубок: негодование, мстительное удовлетворение, суеверный ужас. «Я – сплю… Но как же мне проснуться?!.»
– Что это было?
– Его душа, – как само собой разумеющееся, ответил певун. – В Акре безопаснее, конечно, чем в других местах. Но даже тут порой такое бывает!
Он что-то ещё говорил, пытаясь отвлечь юношу от его мыслей, но, в конце концов, умолк.
***
Человек, что ждал их в одном из трактиров города, показался Юстэсу холодным и надменным, и он удивился даже: что может быть общего у его нового друга и этого вельможи?
Заказав кувшин вина и фрукты, они уселись за дальним от входа столом.
– Проследи, чтоб нас не беспокоили! – властно приказал хозяину знакомец агила .И по тому, как проворно толстый и вальяжный трактирщик бросился исполнять его просьбу, Юстэс понял, что тот и вправду – важная птица.
– Знакомьтесь, други! – весело провозгласил певец, когда они уселись в ожидании еды и питья. – Этого парня я прозвал Чудным, потому что он какой-то странный. Впрочем, как и все чужеземцы… – и агил похлопал Юстэса по плечу. – А это – мой названный брат! – торжественно объявил он, указывая на своего друга. – Мы выросли под одним кровом. Не знаю, какое имя дала ему мать, но я и другие зовем его Нордид.
Служка принёс поднос и проворно накрыл им стол. Отдав должное напиткам и закускам, старые приятели перешли к делу.
Юстэс угрюмо потягивал вино, – оно было превосходным! – и не особенно прислушивался к тому, о чем говорили его соседи по столу. Между тем, разговор складывался интересный.
– Твоего отца заточили в Тёмную башню? – ужаснулся агил, когда названный брат поведал ему о судьбе Дарквиша.
– Тебя это пугает, брат? – спокойно переспросил Нордид. – Если так, то давай на этом закончим наш разговор, допьём вино – и разойдёмся.
– Но это был самый честный, самый порядочный… Самый светлый человек из всех, кого я знал! Постой, но он ведь – глава Девяти! На него бы обрушилась вся сила заклятья!..
– Он и не совершал измены. Это я знаю точно – ведь он ещё и мой отец! – голос Нордида чуть дрогнул – всего на мгновение. – Но преступление налицо: он поднял оружие против Королевы. Совет не мог проголосовать за его оправдание.
– Чем я могу помочь? – после долгой паузы спросил агил.
– У худых вестей длинные ноги. Многие из тех, кто ещё недавно из кожи вон лез, чтобы попасть отцу на глаза, отвернулись от нас. У меня почти не осталось друзей. Настоящих друзей… Ты да мой кузен, который не очень-то хорошего мнения о Королеве после странной гибели своего отца. Ну, помнишь, тот участвовал в походе к Побережью?
– Помню. Королева, говорят, искала Камень Проклятого.
– Больше мужчин в нашем роду не осталось… – и он посмотрел прямо в глаза агила. – Не хочу тебя неволить, ты вправе отказаться.
– Нет, – покачал головой певец. – Твой отец когда-то спас мне жизнь, я вырос в вашем доме. Пришло время отдавать долги.
Нордид благодарно положил руку на его плечо:
– Я так и думал! Теперь слушай, – и тут он, спохватившись, спросил, кивком головы указывая на отрешенно молчащего Юстэса. – А что он за человек?
– Так. Простой паренек, похоже, из деревенских… Он не из этих мест. Но уверяет, что хорошо знаком с воинским ремеслом. Я хотел просить твоего отца определить его в дружину Горста, но раз такое дело…
– Горст погиб, – сухо отозвался Нордид. – И вся его дружина тоже.
