Наталья Николаевна Землянская
Хроники Шеридана
– Как?!
– Серая хмарь… Она напала на отряд вольфорранов, но те успели ускакать, а наши были пеши…
– Страшная смерть! – певец был потрясен. – Но почему они не выставили обереги?
– Не хочу сейчас говорить об этом! – перебил Нордид. В его глазах плескалась боль. – Хуже всего то, что когда подоспели Храмовники, там уже некого было спасать… Понимаешь?.. Кто знает, где теперь душа Горста, кому она досталась? Он ведь не успел дать Обет верности! – и они оба точно по команде покосились на запотевшие окна, за которыми ворочалась ночь.
– Да-а… – тяжко вздохнул певец. – Горст всегда был против этих штучек: дескать, не к лицу настоящим людям заниматься колдовством, пусть даже они и короли.
– Но нам придется это сделать! – посуровев, возразил Нордид. – Я не хочу, чтобы кто-то чужой услышал наш разговор. Поэтому – настройся и слушай меня…
Повинуясь его просьбе, агил закрыл глаза и слегка откинулся на спинку стула, расслабив руки вдоль туловища.
– Я – готов!.. – глухо ответил он, спустя какое-то время.
Слегка опьяневший, Юстэс с удивлением наблюдал, как эти двое молча сидели друг против друга с закрытыми глазами. Потом, пожав плечами, снова наполнил свой стакан и отвернулся: его это не касается.
Но он ошибался.
«Через три луны мой отец будет мертв. Башня убьет его…– мысленно говорил между тем Нордид другу, – нам ни разу не дали увидеться – ведь в Башню Забвения можно войти лишь однажды. Но мой отец – о, они еще пожалеют о содеянном! – он может многое. Он явился мне через зеркало. Почти сразу, как его заточили в Башне. Больше контактов не было – боюсь, эта связь забрала у него слишком много сил… Стоит попытаться вытащить его оттуда – никто и не узнает, а потом поможем ему перебраться в Заморье. Но главное, что он успел сказать мне – я должен привести к нему чужестранца, который придёт с тобой на нашу встречу! Поэтому-то я и послал за тобой…»
– Что?! – от неожиданности агил произнес эти слова вслух, и ему понадобилось время, чтобы снова войти в транс.
«Да! Он именно так и сказал. Мне сильно не хотелось впутывать тебя в это дело: мы с Бильямом справились бы сами, а ты – в случае неудачи, – позаботился бы о наших женщинах. Но отец настаивал на этом…»
«Хорошо… Когда?»
«Завтра…»
…Едва молодые люди покинули кабак, ночная бабочка, сонно кружившая под потолком, оживилась и выпорхнула вон. Очутившись на свежем воздухе, она оборотилась совой и полетела над ночными крышами. Её чёрный силуэт пересек желтый круг луны и слился с темнотой…
***
Полная луна скользила в просветах тяжёлых туч, одетая ими, словно в драгоценные меха. Внизу, лежал спящий город – притихший, настороженный, мучимый сновиденьями… Ах, как неспокойно в такую ночь! Как тревожно даже за толстыми стенами из зачарованного камня! Неуютно часовым на высоких башнях, – пристально всматриваются они во тьму, откуда, невидимые, глядят на них тысячи враждебных глаз: в полнолуние самое раздолье детям Ночи!
Пустые улицы освещает ровный свет фонарей, но мало кто отважится пуститься в путешествие по их руслу, столь оживлённому днём. А если нужда и заставит, то такой бедолага нипочем не переступит порога в одиночку, не вооружившись пучком факелов и каким-нибудь оберегом.
И только четверым, собравшимся в небольшом доме у моря, нравилась эта ночь: она была их союзницей.
Незадолго до полуночи, Нордид вытащил из тайника завернутый в ткань плоский предмет, размером с человека. Сняв покровы, он предъявил сообщникам портрет.
– Кто это? – спросил Юстэс, разглядывая изображение.
– Мой отец.
Юстэс подошел поближе: необычайно высокий лоб, глубоко посаженые глаза… Ему показалось, будто изображенный на портрете человек пристально наблюдает за ним.
– У него нет ничего, чтобы исполнить магический обряд, – пояснял между тем Нордид, – потому мы должны помочь ему.
Следуя его указаниям, сообщники расставили на полу комнаты, где они собрались, зажжённые свечи. Язычки свечей образовали дорожку, в одном конце которой поместили стоймя портрет, а в другом – небольшое зеркало в металлической оправе: отражение трепещущих огоньков в его глубине уходило в бесконечность. Нордид придирчиво осмотрел их работу и поправил зеркало, так, чтобы портрет гляделся прямо в него.
– Кто нарисовал твоего отца? – почему-то шепотом спросил певец.
– Не знаю, – тихо отозвался Нордид. – Я ничего не знал об этом, пока отец не сказал мне об этом во время нашего разговора через зеркало. Представляю, какую мину скорчил бы Абигайл, узнай он о портрете! Он один из всего совета не был возмущён арестом отца.
– А что такого в этой картинке?.. – осторожно поинтересовался Юстэс.
– Так ведь как же, – терпеливо, точно неразумному ребенку, пояснил Нордид, – имея под рукой чье-то изображение можно с помощью колдовства подчинить его своей воле! Потому-то наши обычаи строжайше запрещают рисовать людей. Да и нелюдей тоже изображать не след.
– Удивляюсь, как Дарквиш мог позволить такое?.. – заметил агил. – Он сильно рисковал, доверяясь тому, кто это сделал.
– Зато теперь это нам пригодится,– подытожил Нордид.
– Двенадцатая стража бьет! Пора! – услышав бой ночных часов, воскликнул молчавший доселе четвертый их товарищ. То был слуга Дарквиша – Бильям.
Срывающимся голосом Нордид стал читать нараспев заклинания: сначала громко, потом всё тише и всё быстрее, так, что слова слились в неразборчивое бормотание. Пределы комнаты раздвинулись и исчезли, появилось эхо, с губ заклинателя стали срываться синеватые всполохи в такт шипящим звукам. Огоньки свечей вытянулись и заострились, точно их беспокоил сильный поток воздуха… Изображение на портрете покрылось мелкой рябью, поверхность зеркала искривилась, будто стекло стало жидким, темнота вокруг него сгустилась – и из неё вылепилась постепенно человеческая фигура.
– Отец!.. – порывисто шагнул ей навстречу Нордид. Тёмный силуэт качнулся вперед – и юноша вдруг остановился, как вкопанный. – Кто ты? Кто?! – услышали остальные его сдавленный крик.
В руках Нордида блеснула шпага. Он сделал резкий выпад, но шпага выпала из его рук, и с шипеньем растаяла.
– Тезариус… – насмешливо прозвучал в темноте спокойный голос. – И это – мое настоящее имя. Я никогда не боялся называть его.
– Проклятый чернодел! – выкрикнул Нордид. – Где мой отец?! Что ты сделал с ним?..
– Боюсь, он мёртв. Но не я послужил тому причиной.
– Врёшь!..
–Тогда спроси в тот день, когда люди разговаривают с духами почивших, – в День Поминовения – спроси у своего умершего дяди: где его брат – среди живых или среди ушедших?
Пока они спорили, агил схватил стоявшую неподалеку каменную вазу и швырнул её в зеркало. Ваза наполовину погрузилась в серебристую поверхность, потом раздался звон осколков, и только спустя несколько мгновений стекло и в самом деле разбилось, рассыпавшись на сотни мельчайших брызг.
– Теперь, колдун, тебе не уйти отсюда! – торжествующе выкрикнул певец.
– Меня это мало беспокоит, – весьма любезно ответил Тезариус. – Но снаружи этого дома я вижу стражу, её привёл сюда один маленький рыжий хитрец – и пришли они вовсе не за мной… Как вы объясните им всё это?.. – он обвёл рукой комнату, усыпанную осколками стекла, в центре которой красовался портрет: в середине холста зияла теперь огромная дыра с обожжёнными краями.
Не успел он договорить, как раздался сильный треск – то ломали входные двери.
– Гасите свечи! Быстро!.. – велел агил.
Бильям и Юстэс бросились выполнять приказ. Сам же он кинулся к остаткам портрета и, проворно завернув их в тряпье, заметался по комнате, ища, куда бы его припрятать.
– Оставьте всё, как есть, – устало проговорил Нордид, не двигаясь с места
В глубине дома уже раздавались чужие шаги…
Нордид щёлкнул пальцами. В стене открылся потайной проход.
– Уходите!..
Агил и Юстэс рванулись в образовавшийся проём.
В распахнувшиеся двери влетела первая Тень. В её руке полыхнул огненный хлыст – и Нордид упал, пораженный ударом.
Юстэс успел ещё увидеть, как Бильям бросился на помощь упавшему, и вход в потайной лаз сомкнулся…
Оказавшись в кромешной тьме, они бросились назад, но наткнулись на глухую стену.
Разбив руки в кровь о неподатливую каменную кладку, друзья поняли, что обратной дороги нет.
– Мы им уже не поможем! – с отчаяньем проговорил агил.
Когда в доме Нордида всё утихло, из какого-то укромного угла осторожно вылезло маленькое пузатое создание.
– Вот и славно… – пробормотало оно, оглядев разгромленное в неравной борьбе жилище советника. – Вот и чудно! Да, моя красавица?.. – и нежно погладило пухлыми пальцами ночную бабочку, примостившуюся на рыжей бороде.
***
– Собаку надобно кормить два раза в день, и особенно хорошо – вечером, чтобы она не вскакивала с воплями среди ночи! – поучал дядя Винки, сидя в Кухне над пивной кружкой и тарелочкой вареных раков.
– Что-то вы не то говорите, – рассудительно заметила тетка Люсильда. – Собака ночью должна караулить, а не дрыхнуть.
Хендря косил блестящим глазом то на одного, то на другого спорщика, и продолжал уплетать из рук Мэрион куски сладкой булки. После булки в ход пошла связка сосисок, вслед за ними в утробе пса исчезла шоколадка, а когда такса принялась за банан, дядя Винки не выдержал…
– Жадина вы, дядюшка!.. – надула губы девочка.
Изгнанный из Кухни пёс, ничтоже сумняшеся через пять минут деловито вернулся обратно, и уселся с самым несчастным видом на верхней ступеньке, гипнотическим взглядом провожая каждый кусок, исчезающий в пасти толстяка. Кончилось тем, что дядя Винки поперхнулся, закашлялся и был вынужден сдаться врагу. Пес невозмутимо процокал коготками по каменному полу, и снова уселся перед Мэрион.
Случалось ли вам наблюдать за этим Ришелье собачьего мира? Если посмотреть на таксу сверху вниз – то перед вами само воплощение вселенской скорби!.. Но возьмите на руки хвостатого хитреца, приподнимите его повыше, держа точно ребенка под руки, и вы обнаружите донельзя довольное существо – безмятежное и умиротворенное. Кротко вздохнув, оно улыбнется вам так, что покажется – в этом мире есть всё-таки те, кому удалось достичь полной гармонии с окружающим…
Хендря, превратившись в собаку, не стал исключением из правил, и перенял все повадки вислоухих обманщиков. Он состроил такую несчастную физиономию, что Мэрион тут же поддалась на провокацию и снова полезла в холодильник.
– Давай-давай!.. – мрачно буркнул дядюшка. – Может, сдохнет от ожирения… Куда это, кстати, направляется твой отец?.. Ба!.. Да он при полном параде!
В окно был виден идущий по садовой дорожке Виктор фон Гилленхарт. Одетый в безукоризненный фрак, он вышагивал к распахнутым воротам, где ожидал экипаж.
– Корпорация устраивает ежегодное награждение. Лучший менеджер года, – охотно пояснила тетушка Люсильда, с гордостью любуясь на подтянутую фигуру кузена.
– Понятно!.. – небрежно махнул рукой дядюшка. – Очередная раздача слонов.
– При чем здесь слоны?– живо заинтересовалась Рио.
– Ну, так говорят, когда речь идет о какой-нибудь помпезной и ничего не значащей церемонии, – ответил дядя Винки.
– А-а… – разочарованно протянула девочка. Она-то думала и в самом деле!
– Значит, Виктору будет недосуг сегодня выяснять, что же случилось в Обсерватории… – скучающим голосом произнес дядя Винки.
– А что там случилось? – не моргнув и глазом, спросила девочка.
Дядя бросил на неё быстрый испытующий взгляд.
– Да, что там случилось?.. Хотелось бы услышать про это от тебя, ведь вы с сестрой были там.
Мэрион пожала плечиками:
– Сплошная скука! Весело стало, только когда обнаружили, что кто-то спёр метеорит…
– Мэрион! – сделала строгое лицо тётка Люсильда. – Надо говорить: украл!
– Я бы так и сказала, – рассердилась Мэрион, – если бы его украли. Но его – спёрли! Вот так.
И видя, что тётка намеревается прочитать ей лекцию, девочка подхватила пса и умчалась прочь.
***
Мэрион слукавила: посещение Обсерватории оказалось весьма занимательным!
Сначала посетителей пригласили наверх, в круглый зал, где был огромнющий телескоп. Тут же выстроилась очередь желающих поглядеть в небо. Мэрион, разумеется, очень удачно оказалась в первых рядах, но её ухватила за локоть старшенькая:
– Ты не забыла, случайно, зачем мы здесь? – прошипела она.
– Да я одним глазком! – заканючила Рио, видя, что ловцы привидений мирно бродят по залу вместе с остальными туристами.
Но пока сестры препирались, парни куда-то незаметно исчезли.
– Вот видишь! – разозлилась Зануда. – Где теперь их искать?
Из круглого зала, где они находились, вели две двери.
– Давай: ты – туда, а я – сюда! – с важным видом скомандовала младшая.
– Почему? – вдруг озадачилась старшая.
– А какая теперь разница? – дерзко ответила Мэрион. И по-своему она была права.
Не дожидаясь, пока сестра придумает, что ответить, девочка ринулась вперёд. Выскочив в коридор, Рио обнаружила ещё несколько металлических дверей. Приложила ухо к одной из них, подергала за ручку – ничего. Вторая дверь тоже хранила молчание. Третья неожиданно поддалась: высокие скучные стеллажи, заваленные канцелярскими папками, столы, где над бумагами с непонятными цифрами нудно мигали мониторы. В углу мирно гудели какие-то приборы.
– Что хорошего быть учёным?.. – подумала вслух Рио, подойдя к ближайшему столу и разглядывая унылую комнату. Её маленькие пальчики тем временем забарабанили по столешнице, гадая: а не нажать ли какую кнопочку? – Паришься-паришься над учебниками, пока не облысеешь, – продолжала она сама с собой. – Нет, я лучше стану певицей… На-на-фа-фа!.. – и немилосердно гнусавя, изобразила соло на невидимой гитаре.
Но пальцам её было вовсе не интересно упражняться вхолостую – и шаловливый мизинчик на последнем аккорде взял да и ткнул куда-то. Так, между прочим… И ничего не произошло.
Только стеллажи посреди комнаты вдруг стали прозрачными, а потом и вовсе исчезли. На их месте в полу образовался световой конус, расходящийся кверху.
Несколько секунд Мэрион глубокомысленно взирала на дело рук своих, потом сообразила, что ей, пожалуй, пора…
В этот момент по всем законам криминального жанра в коридоре послышались голоса. Недолго думая, девочка пригнулась и заползла в щель между столами. Голоса проследовали мимо, но не успела она обрадоваться, как конус слегка загудел и его свечение изменилось. Мэрион с перепугу снова юркнула в свое убежище.
– И вообще… – пропыхтела она, когда минут через десять из-за неудобной позы у неё затекли ноги. – Нечего двери оставлять открытыми! А то распахнули: заходи, ребёнок, пожалуйста!.. Ну, ребёнок и зашел… – с этими словами она выползла наружу.
Световой конус в центре комнаты был теперь похож на маленький вращающийся смерч.
– Интересненько!.. – пробормотала Мэрион свою любимую присказку.
Подойдя ближе, девочка почувствовала, что от конуса веет холодом. Движение воздуха в комнате усилилось, и она вдруг поняла, что не может вернуться назад – к двери: её затягивало в самый эпицентр вращения…
Девочка стремительно понеслась сквозь холодную пустоту – навстречу темноте, где мерцали тусклые частые огоньки. Потом раздался такой звук, точно она со всего размаху шлепнулась в воду, и…
И был вечер – запах прелой травы, сырость, – то ли весна, то ли осень…
И была река – грязный берег, в тёмных водах – отражения сотен огней… Серое шевелящееся месиво – толпа…
И ожидание – нетерпеливое, жадное, сладострастное…
И сновали по тёмной воде торопливые лодки. Одна, длиннее прочих, выгрузила пригоршню ярких людей-самоцветов … «Филипп!.. Филипп!» – зашелестело в толпе.
И была ещё лодка – полная солдат, – и два старика в чудных бумажных колпаках…
И были хмурые лучники, и огромная – до небес – груда хвороста… И пара унылых, нелепых столбов – зачем?.. для чего?
И был потом – костёр…Удушливый, едкий дым…И проклятье…
И стон толпы…
И обугленная рука – перстом в звёзды…
…Она даже не успела испугаться того, что случилось с ней. Живые люди на её глазах обратились в пепел – она видела, как они кричали!.. Хуже – только телевизор!.. Неведомое чувство разрывало её маленькое сердце, и она не знала ему названия. Слёзы застилали глаза, она побрела куда-то, спотыкаясь… Чья-то рука легла ей на плечо:
– Зря ты сюда забралась, дитя. Негоже такое видеть.
Перед нею стоял… отец Себастьен. Мэрион только и смогла, что всхлипнуть в ответ.
Он покачал головой и положил ладони ей на лоб. Тёплое облако окутало её голову, стало хорошо, свободно…
Потом они вдруг очутились в какой-то башне – много-много ступенек, уводящих вверх, и больше ничего. Они стали подниматься выше и выше, – в проломах стен виднелась сверкающая морская гладь, – пока не добрались до площадки на вершине… Там валялась ржавая цепь. Она задела её ногой, цепь печально звякнула. Видно было далеко-далеко – и только море… Лишь в одном месте она заметила что-то вроде арки, вздымающейся прямо из воды – пенные буруны подтягивали к арке парусник. Но отец Себастьен подвел её к краю и …
… и яркий свет шумного зала почему-то очень удивил её. Мэрион показалось, будто она только что проснулась – и отчего-то проснулась не дома. Потом вспомнила, что вместе с сестрой приехала сюда. А зачем, позвольте, они сюда приехали?… Ах, да! Ловить привидение. Или ловить тех, кто его ловит?.. Думалось ей почему-то с трудом, и она совсем запуталась, – и рассердилась непонятно на кого. Тут под руку попалась старшая.
– Поехали домой! – буркнула Мэрион. – У меня снова живот болит. И голова. И вообще!
– Привет! – удивилась Зануда. – А как же… – но, поглядев внимательно на сестру, замолчала и покорно развернулась к выходу.
Среди посетителей тем временем началось какое-то волнение.
– Что случилось? – спрашивали одни.
– Метеорит украли! – радостно объясняли другие.
В центре зала, где были расставлены экспонаты музея Обсерватории – всякие там разные штучки, – образовалась давка: всем было интересно взглянуть на то место, где только что лежал под стеклянным колпаком небесный камень. Теперь там ничего не было… Стеклянный колпак между тем остался цел и невредим. Больше всего суетились «очкарики», как в городе именовали в шутку работников станции.
– Дорогой, наверное! – посочувствовала Рио, ощутив лёгкий укол ревности: камушек ей тоже очень приглянулся – классно иметь такую штуку!
– Идёмте скорее! – перед ними как черт из табакерки возник Макс Линд. Он выглядел очень озабоченным.
– Да мы уже уходим! – сказала Рио, притормаживая, ей было интересно: обнаружат вора или нет?
Но взвыла сирена и Линд, подхватив девиц под руки, почти насильно потащил их наружу. Они промчались по лестнице и выскочили на улицу. Не особо церемонясь, Линд чуть ли не пинками загнал своих подопечных в машину, и обиженно взвизгнув тормозами, автомобиль вылетел на шоссе.
– Что это мы так торопимся?.. – подозрительно проскрипела Мэрион старческим голосом, копируя интонации тётки Люсильды.
Вместо ответа Линд молча ткнул большим пальцем назад. Сёстры дружно обернулись: здание Обсерватории медленно таяло в воздухе…
– Ого! – присвистнула Рио. – А как же… Как же…
Вцепившись одной рукой в руль, – машину отчего-то сильно кидало в стороны, – журналист другой рукой достал что-то из кармана рубашки и протянул ей: на его раскрытой ладони лежали два деревянных человечка грубой работы. В лицах кукол легко угадывались черты их загадочных постояльцев.
– Эти, что ли? – спросил Борода. – Так они в полном порядке!..
***
Мэрион не стала пересказывать дядюшке подробности вчерашней экскурсии. После истории со скиссором – когда они вместе с Кагглой очутились в картине – он постоянно шпионил за ней. Это ей очень не нравилось: тоже мне папарацци!.
Во дворе ждал Толстяк Дю. Захлебываясь от возбуждения, Мэрион торопливо пересказала ему свои приключения.
– А что, у нас в городе была Обсерватория? – невозмутимо уточнил Толстяк, когда она умолкла. Мэрион в изумлении вытаращилась на него во все глаза. – Ладно, шучу!.. – поспешно успокоил он, видя, что она набирает в грудь воздуха. – Что же: всё ясно, – голос у него был как у доктора, закончившего осмотр надоедливого больного. – Это была воронка, ты в неё попала. Теперь её нет.
– Воронка?..
– Назови это, если хочешь, провалом. Во времени… Скорее всего, ты видела казнь Жана де Молэ. Последнего Магистра ордена тамплиеров. Он и в самом деле проклял своего убийцу – короля Филиппа Красивого, и тот умер почти сразу после казни. Разгром ордена фактически положил конец эпохе рыцарей, – добавил он профессорским тоном. – Настоящих рыцарей.
– А ты откуда знаешь?
– Книжки надо читать!
– Умный ты, прям стукнуть хочется… А зачем он его?
– Денег не хватало. Обычное дело.
– А… а какое сегодня число? – хитро прищурившись, быстро спросила девочка. Толстяк назвал.
– Правильно, – с некоторым разочарованием кивнула Рио. – А… как меня зовут?
– Ты что заболела? – опешил приятель.
– А вот и нет! Я – Мэрион фон Гилленхарт, а не какая-то там «тычто»!
Толстяк вздохнул и молча покрутил пальцем у виска.
– Ладно! – звонко рассмеялась Мэрион. – Я просто проверяла: может, я вернулась не туда? Пойдем-ка навестим отца Себастьена. Надо бы задать ему пару вопросиков… – и ребята отправились на Холмы.
***
В Замке тем временем накрывали к чаю. Чаёвничать решено было в летней беседке, что обычно устраивалось по особо примечательным поводам, а повод тому нашёлся: вернулась Орфа.
Сначала были радостные охи-ахи, – особенно радовалась старая хозяйка! – потом расспросы: что да как? Потом опять ахи-охи… Потом решили попить чаю. По-праздничному.
Но впечатление от приезда служанки было смазано одним забавным происшествием.
– Что это там за шум?.. – спросила Бабушка, едва домочадцы расселись за столом.
Все прислушались.
С улицы доносились приближающиеся глухие удары: туп-туп!..
– Кто-то топает, – любезно объяснила тётка Миранда.
– Это я и сама слышу! – занервничала бабуля. Чашки и блюдца на столе тонко задребезжали, подпрыгивая. Бабушка торопливо прихлопнула свою чашку высохшей рукой: – Хотелось бы знать, кто?..
Дядя Винки проворно поднялся с места и выглянул из беседки:
– Виктор вернулся.
К воротам подъехал экипаж. Сзади кареты, возвышаясь над каменным забором, виднелась лохматая спина с большими ушами. Из кареты вышел ужасно смущенный Папа. Домашние высыпали ему навстречу.
– Ничего не хочешь нам объяснить? – осведомилась Бабушка.
Папа откашлялся:
– Это… Этот чудесный слоник… Словом, он будет жить у нас… – и заискивающе улыбнулся.
В ответ на его слова, животное вдвинулось на полкорпуса в ворота, и меланхолично принялось жевать верхушку ближайшего дерева. Дуния на всякий случай взяла топор наизготовку.
– Слоник?! – ядовито переспросила Бабушка.
– Ой! – восхищенно пискнул кто-то из тётушек. – У него крылышки!
На спине у мохнатика топорщились маленькие смешные крылья, наподобие лебединых.
– Это всё вы виноваты! – накинулась тётка Люсильда на дядю Винки. – «Раздача слонов»!.. «Раздача слонов»! Нате вам, пожалуйста! Накаркали!..
– Сначала он был просто статуэткой, – спохватившись, принялся оправдываться отец. – Корпоративное жюри признало меня лучшим топ-менеджером года…
– Поздравляем! – парировала Бабушка. – Но в дом я его не пущу!
– Надо же!.. – хихикнул Красавчик. – Это наша-то гостеприимная бабуля – и вдруг отказывает непрошеным гостям!
При этих словах некоторые из постояльцев почувствовали себя несколько неловко.
– Он вполне может пожить в саду… – попытался Папа погасить разгорающийся скандал.
– Не может! – категорично отрезала старуха.
– Куда же его на ночь глядя?
Слон отпустил объеденную ветку, дерево с шумом распрямилось. Животное огляделось и задумчиво уставилось на любимые Бабушкины розы.
– Но-но!!! – предостерегающе возмутилась бабуся.
Слон медленно шагнул вперёд. Бабушка попятилась. Слон сделал ещё шаг… И тут откуда-то вылетел Хендря. Нимало не смутившись размером противника, он подскочил к нему и залился визгливым лаем.
Слон сдал назад, испуганно замахал потешными крыльями, и вдруг тяжело поднялся в воздух. Медленно-медленно перелетев через каменную ограду, он постепенно растаял в небе.
– Слава богу!.. – облегченно вздохнули обитатели Замка.
Особенно, кстати, радовался несостоявшийся владелец крылатого «чуда». Но радость его была преждевременной.
На рассвете в спальне родителей раздался долгий телефонный звонок.
– Я всё понимаю, дружище, – просипел в трубку раздражённый голос комиссара полиции. – Но тебе придётся с этим что-то сделать!
– М-м… что такое? – не открывая глаз, сонно промычал Папа.
– Летающий слон – это, конечно, здорово, – продолжал сипеть Шеридан, – дети и туристы пищат от восторга… Но, понимаешь, – и он понизил голос, – ведь эта птичка гадит! Прямо сверху… А слон, извини, не воробушек!..
***
Суматоха с вторжением слона обошла Мэрион стороной. Она вообще узнала о его существовании лишь в финале этой истории. Потому что с того вечера все события стали разворачиваться слишком стремительно, чтобы успевать следить за подобными мелочами.
Поднявшись в тот день на Холмы, ребята прошли через сад прямо к церковной ограде. Но отца Себастьена в храме не оказалось. Тогда они обошли кругом и вышли к маленькой постройке, что ютилась в самой глубине сада, – там священник хранил свою библиотеку, занимался богословскими трудами, отдыхал иногда между службами.
Окна домика были распахнуты.
Оттуда доносились голоса. Они уже собирались войти, но Мэрион сказала:
– Не хочу спрашивать его о вчерашнем при посторонних! Давай обождём, пока он останется один.
Толстяк согласился. Ему вообще было лень что-либо делать – долгая дорога, жара… Мальчишку разморило, и он с удовольствием посидел бы на травке в саду.
– Можно яблок нарвать пока, – предложил он. – Некоторые уже почти спелые…
Но Рио, застыв, точно собака в охотничьей позе, приложила палец к губам.
– Сам жуй свою кислятину! – шепотом отказалась она и, согнувшись, прокралась под окно.
Прислонившись к прохладной стене, она вся обратилась в слух. Толстяк вздохнул и, бухнувшись на четвереньки, проворно подполз к ней.
– Они явно готовили вторжение… – говорил отец Себастьен. – Мне пришлось закрыть канал…
– Хранители Времени? Вторжение?.. – усмехнулся очень знакомый им голос. – Они стояли здесь форпостом на страже Провала, так же как и Смотрители у Ворот города. Вы уничтожили их базу! Спрашивается: зачем?.. Впрочем, я догадываюсь. Кстати, куда вы дели камень?..
– Камень я спрятал. Я слишком долго искал его, и слишком многим пожертвовал, чтобы найти! Потому будет трудно убедить меня отдать его! – горячился священник. – Разве только вы объясните, зачем они открыли проход?
– Они сделали это по моей просьбе… – сухо и жёстко отвечал голос.
– Но зачем?!
– Так нужно! – отрезал собеседник.
Потом была долгая пауза. Ребятишки, затаив дыхание, сгорали от нетерпения, гадая, что же там происходит.
Затем голос сказал:
– И теперь я знаю – кто…
– И кто же? – сорвавшимся голосом спросил священник.
И снова – пауза, точно собеседник наслаждался его нетерпением.
– Кто?! – почти простонал отец Себастьен.
– Палач…
И на колокольне вдруг ударил колокол.
***
Когда маленькие шпионы поняли по доносившимся звукам, что гость священника уходит, они опрометью бросились в ближайшие заросли. Дверь медленно приоткрылась… Но никто не вышел. Потом дверь сама собой закрылась.
Они просидели в кустах с полчаса, и Рио не вытерпела:
– Идём! – подтолкнула она Толстяка. – Что мы прячемся, в самом деле! Сделаем вид, будто только пришли! – и первая полезла обратно.
Наскоро отряхнувшись и придав лицам постное выражение, они поднялись на крыльцо и, постучавшись, вошли.
В доме было тихо и прохладно. Спокойно тикали настенные часы. Где-то у окна жужжала пчела. Свистали птицы. В распахнутое окно смотрелся сад, дальше – зеленела долина, опоясанная синей дугой реки… Над долиной зарождался вечер – тихий, хрустальный, – прекрасный, как все летние вечера, напоенный таким умиротворением, такой благодатью!
Освещенный угасающими лучами, отец Себастьен сидел у окна, словно хотел насладиться заходом солнца.
Жаль только, что у него не было головы, – закат был воистину великолепен!
***
Агил и Гилленхарт долго двигались вслепую – кругом была кромешная тьма. Потом потайной ход стал уже: теперь их плечи касались стен. Постепенно он сузился настолько, что они с трудом протискивались вперёд.
– Мы здесь застрянем, как крысы в мышеловке! – выдохнул Юстэс.
– Тут нам и конец будет! – поддакнул агил. – Да только это лучше, чем попасть в сети Теней!
Через несколько шагов идти стало невозможно. Юстэс протянул руку: тупик…
– Ход кончился, где же выход?
– Ловушка? – предположил агил. – Вернёмся?
Юстэс задрал голову – далеко-далеко вверху светилось белое пятно. Упираясь руками, ногами и спиной в стены – путь наверх тоже был узок, но теперь это обстоятельство играло им на руку, – друзья стали карабкаться наверх.
Поднявшись, они очутились на скале. В тёмных небесах висела золотая монета луны – она-то и указала им путь. Внизу шевелилось, мерно и тяжко вздыхая, море.
– Куда нас занесло? – пробурчал агил. – Чудной, осторожнее, а то навернёшься в воду! Тут, сдается мне, высоко!
– Я вижу свет… – неуверенно сказал Юстэс.
– Где? – удивился его спутник. – Да где же?
– Иди за мной! – приказал Гилленхарт: он-то ясно видел впереди что-то светлое.
– Но я ничего не вижу! – заупрямился агил.
С каждым шагом свет разливался все сильнее, а его товарищ продолжает сетовать, что по-прежнему ничего не видит!.. Его голос становился все глуше, словно отдаляясь, а потом и вовсе пропал. Но Гилленхарт упрямо двигался вперед, как зачарованный, и вдруг в кругу лунного света перед ним на каменном троне возник тот, кого они вызвали из Тёмной Башни вместо отца Нордида.
– Сядь… – приказал он и, повинуясь едва заметному движению его пальцев, перед Юстэсом появился каменный куб. Юноша опустился на камень, и почувствовал, как его покинули последние силы – куб словно сковал его волю.
Тезариус молча разглядывал сидящего перед ним человека.
– Мирта не ошиблась: в этот раз брат Або выбрал крепкого бойца, – задумчиво произнес он. – Никто прежде не добирался до Акры. Кто же помог тебе?
– Не… знаю, о чём ты говоришь… – еле ворочая языком, проговорил юноша. Каждый слог давался ему с превеликим трудом.
Вместо ответа, Тезариус нахмурился и протянул к нему руку. Над головой Юстэса возникло бледное сияние. Делая пассы, чародей переместил это сияние так, чтобы оно оказалось между ними. Юстэс почувствовал дикую боль в голове.
– Сейчас посмотрим! – пообещал Тезариус.
Перед глазами юноши понеслись призрачные картины его долгого пути: вот они с монахом сжигают тело несчастного Якоба… Вот он скитается по пустыне… Гибель каравана… Морской шторм… Пиратский корабль… Скелет с мечом в руке…
Когда сияние погасло, Тезариус долго молчал, глубоко задумавшись.
