Наталья Николаевна Землянская
Хроники Шеридана
Он не стал сразу заходить в дом – пусть все уснут, ему не хочется никого видеть! – и остался в саду.
Присев на скамейке у клумбы с розами, он откинулся на её жёсткую спинку, глаза его устремились в ночную высь, осиянную полной луной. Но он не замечал ни звезд, ни луны, – его мысли занимала та, чьи пальцы сегодня вечером летали над клавишами чёрного рояля. Там, в зале она вдруг показалась ему таинственной незнакомкой: музыка неузнаваемо изменила её, придав девичьей красоте что-то такое, чему он не мог подобрать определения… И потому еще острее ощущалось собственное ничтожество и обыденность… «Что я могу дать ей? – спрашивал он себя. – Я, конторский червь, ради жалких грошей корпящий над пустыми бумажками… А дни проходят впустую, жизнь течет мимо, настоящая жизнь…» И его мысли свернули в привычное русло: подобно многим бездельникам, он принялся рассуждать о том, как много бы сделал, будь у него куча денег. Красавчик принадлежал к той бесчисленной когорте людей, искренне верящих, что бумажки с водяными знаками мгновенно сделают их лучше, талантливее, интереснее, счастливее.
Внезапно к аромату спящих розовых бутонов примешался иной запах… По дорожке, освещённой маленьким, на манер китайского, фонариком, скользнула тень – и рядом с ним на скамью опустилась женщина.
– Не спится?.. И о ком же мы мечтаем летними ночами? – в её словах ощущалась скрытая насмешка, точно ей были доподлинно известны его мысли.
Он достал сигарету, чиркнул зажигалкой. Огонёк осветил её лицо – глаза собеседницы тоже смеялись над ним.
– Ни о ком… – холодно ответил он.
– Неужели? – её голос тоже сделался ледяным. – Ну, сиди, мечтай… Так и будешь всю жизнь в приживалках у родственников.
Юноша почувствовал, как кровь горячей волной прилила к лицу.
– Можно, конечно, подцепить какую-нибудь богатую дуру, – продолжала она. – А что, неплохая мысль! – и женщина рассмеялась, точно рассыпала стеклянные бусины. Каггла уже слышала этот смех. Но она была далеко, и не могла помешать ведьме плести свои сети вокруг новой жертвы.
– Вас так заботит моя судьба? – сухо осведомился Красавчик, выпуская в небо причудливый дымный завиток.
Вместо ответа собеседница протянула руку и забрала у него изо рта сигарету. Сделав затяжку, она выбросила её в траву – багровая звёздочка прочертила в воздухе огненный след и погасла.
– Тебе безумно нравится Кора, – она так спокойно и уверенно озвучила то, что он до сих пор не осмеливался даже произнести вслух! У него бешено затрепыхалось сердце. – Но что ты для неё? Пустое место. Никчёмный мальчишка… А я могла бы помочь.
– Как? – у юноши почему-то пересохло во рту.
– Приглядись к своей бабке… – легко поднявшись с места, она простучала каблуками по дорожке и исчезла в ночи.
Растерянный Красавчик долго смотрел ей вслед.
Наутро он проснулся в прескверном настроении. Давешний разговор не шёл из головы. «Что она хотела этим сказать?..» – думал он, наблюдая за Бабушкой во время завтрака. Красавчик знал, что в своем завещании старуха не забыла упомянуть и его: хватило бы, чтобы получить образование или пристроиться к кому-нибудь компаньоном… Но, по его понятиям, это была совершенно мизерная сумма: ему хотелось много больше и сразу. Выходит, дело не в наследстве…
Из любопытства он даже потащился за Бабушкой в церковь – под предлогом безделья выходного дня. После службы Бабушка надолго застряла возле отца Себастьена. Даниэлю стало скучно и он отошел в сторонку. Дрожащие огоньки свечей и печальные лики святых с нездешними глазами навевали светлую грусть. «Уйти в монастырь что ли…»
– Ваши подозрения беспочвенны!.. – услышал он сердитый голос Бабушки. – Этим людям дано слишком многое, чтобы хотеть чего-то ещё!
– Многое?.. Но если они хотят совершенно другого? – возражал отец Себастьен и, понизив голоса, они принялись о чём-то спорить.
Даниэль вышел на улицу.
В церковном саду басовито гудели шмели и пчелы. Сквозь густую листву просвечивало яркое солнце. Он миновал ограду, подошел к обрыву, поглядел на город: над Зелёной Чашей в глубоком небе плыли причудливые белые облака…
Бабушка неслышно оказалась рядом; они постояли молча, любуясь открывающейся с Холмов панорамой. Потом он помог ей забраться в ожидавший их экипаж. Карета неторопливо спустилась в Город, и вскоре они уже сидели за обеденным столом. Воскресный летний день похитил у Замка большую часть обитателей, поэтому Красавчик оказался в числе избранных, усевшихся вместе с Бабушкой за карточным столиком. К ним присоединились тётка Люсильда, дядя Винки, Зелла Амстьен, заявившая, что после вчерашнего концерта ни на что больше не способна, тетка Миранда, Зануда и еще несколько человек… Они разыграли партию, другую, третью, потом ему наскучило это занятие, и он пересел на диван с каким-то журналом.
Чтение вскоре надоело молодому человеку, и он собрался уже подняться к себе, как вдруг заметил… Нет, вы не поверите! Бабушка жульничала!..
Удивлённый таким забавным открытием, Красавчик снова опустился на диван: с этого места ему отлично были видны её карты.
Ждать пришлось недолго – он своими собственными глазами увидел, как пиковая шестёрка в её руках вдруг прикинулась королём!.. Потом столь же ловко – буквально одним движением большого пальца! – она превратила семёрку в даму.
– Так… – пробормотал про себя внучек, лихорадочно соображая, как бы ему обратить такое чудное открытие в свою пользу, а горка фишек на столе около старухиного локтя всё росла и росла.
Ничего толком не придумав, Красавчик постучался вечером в Бабушкину комнату.
– Ты – не Герман, я – не Графиня! – отмахнулась старуха, выслушав его бессвязные претензии. – И потом, я никогда не мухлюю!.. Разве что нечаянно…
– Да уж! Кто бы говорил!.. Я видел это собственными глазами!
– О чём ты? – искренне возмутилась бабка.
– Научите меня своим фокусам! – взмолился Даниэль.
Но бабуся упорно стояла на своём.
Потерпев в сражении с бабкой полное фиаско, – упрямая старуха или не хотела, или действительно не могла научить его, – разгневанный Красавчик тем же вечером отправился в казино. И – выиграл!
Несколько вечеров подряд ему сказочно везло, а потом он проиграл всё и даже больше. Владельцы казино охотно предоставили ему кредит, он немного отыгрался, а потом снова увяз в долгах. За неделю он превратился в одного из тех сумасшедших, что с безумными глазами сидят у зелёных столов. Фортуна то улыбалась ему, то отворачивалась снова; стайки длинноногих девиц, падких на везунчиков, уже не обращали на него внимания, зато шныряли вокруг подозрительные небритые типы с предложениями продать душу. Он назанимал денег у друзей и знакомых; подделал подпись на чеке и снял все скромные сбережения с банковского счёта матери, – и снова проигрался! Но каждый вечер, словно проклятый, он опять и опять входил в сверкающий зал, где маленький шарик с треском подскакивал на вертящемся круге, заставляя одних визжать от восторга, других – проклинать всё на свете.
«Застрелиться что ли? Или душу заложить?..» – думалось ему спустя дней десять: сидя в саду, он чертил на песке замысловатые узоры, размышляя, где бы раздобыть денег.
На дорожку рядом с ним упала тень. Он поднял голову:
–А-а, это вы… – и снова уставился на землю.
– Как дела? – изящная женская туфелька словно ненароком наступила на его рисунок.
Она могла бы и не спрашивать: усталый, подурневший, с потухшим взором, – он мало походил на того смазливого и самоуверенного парня, каким был совсем недавно. Её замысел вполне удался: муха прочно влипла в паутину.
Красавчик посмотрел сквозь неё пустыми глазами.
– Я – подлец и неудачник, – бесстрастно сообщил он.
– Как раз то, что нужно! – деловито заметила ведьма, и в его безвольную ладонь опустился маленький листок бумаги. – Изучи на досуге.
Он тупо поглядел на строчки из букв и цифр:
– Зачем?
Искусительница засмеялась:
– Надо же тебе помочь! – и уходя, добавила жёстко: – За души нынче мало дают, уж поверь мне!
***
Ему снился сон: он лежит на свежем сене, шею щекочут травинки… В полураскрытую дверь заглядывает солнце. По двору бегают его маленькие братишки – Поль, Жак, Диду… В большом корыте мать купает самого младшего – он силился, но не мог припомнить, как же его звали? – малыш умер, едва ему минуло полгода… В их деревне тогда перемерло много народу от неизвестной хвори. Потом умер Диду – он был самый умный из детей – родители, бывало, не могли нарадоваться на него. Диду ходил учится грамоте в монастырь. Отец мечтал, что мальчик станет священником. Но как-то зимой мальчишка провалился под лед на реке, простыл, слёг – и уже не встал… Так случилось в жизни, а сейчас – во сне – они были все вместе, и, кажется, были счастливы… Мать повернула к нему улыбающееся лицо… Голоса детей стали звонче: братья сбежались в сарай, где он прячется в сене, их маленькие ручки тормошат его:
– Вставай! Вставай!
Коротышка открыл глаза, но детские голоса не исчезли:
– Он очнулся!
Винсент с удивлением взирал на странных незнакомцев, столпившихся над ним. Росточком самый высокий из них был едва ли с десятилетнего ребенка. Он заметил, что руки у них маленькие, толстые, с «перевязочками», какие бывают у младенцев. Да и лица у малышей были совсем детские – ясные глаза, пухлые румяные щёчки… Но на этих личиках курчавились забавные аккуратные бородёнки, придававшие незнакомцам маскарадный вид – этакие бородатые детишки, а из-под разноцветных кафтанов выпирали довольно объёмные животы. Добавьте к этому рыжие шевелюры самых разных оттенков – от винно-красного до медного – и вы получите представление о внешности тьетлей. Хотя оно будет не полным: надобно ещё видеть выражение их глаз, где самым причудливым образом смешались чертовское лукавство и ангельская простота; плутоватые улыбочки – точь-в-точь как у детей, собирающихся нашкодить, хитрющие ямочки на щеках, – словом, всё то, что придает этому народу своеобразную прелесть… И тогда вы поймёте, отчего остальные, живущие в мире Зелёного солнца, снисходительно терпят их выходки и хитрости, часто довольно дерзкие и коварные.
Но Коротышка доселе никогда не встречался с ними, а потому понятия не имел, с кем имеет дело.
– Что сталось дальше с Полем и Жаком? – требовательно спросил один из них. – Да, что случилось потом с твоими братьями?.. – загалдели остальные.
– Откуда вы знаете про моих братьев?! – только и сумел вымолвить Коротышка.
– Мы видели твой сон, болван! – засмеялись они.
– Мой сон… – пробормотал он растерянно. – Да, мне снилось что-то…
Картины из детства снова встали у него перед глазами.
– Поля украли бродяги, – тихо ответил он. – Жак с отцом ушли в город на заработки. Мы с матерью остались. Я тоже хотел повидать мир, и сбежал из дому. Больше я никогда их не видел.
– И это всё? – разочарованно переспросил кто-то, словно ребёнок, которому обещали длинную сказку, но вместо этого отправили спать.
Коротышка промолчал. Он мог бы рассказать, как нищенствовал и воровал на улицах большого города, как потом нанялся юнгой на корабль, мог бы поведать о странах, где ему довелось побывать, о том, как убил капитана, который издевался над ним и другими матросами, как попал в тюрьму – и бежал из неё в ночь перед повешением.
– Отстаньте от него! – властным тоном распорядился один. – Он слишком слаб. Принесите-ка воды… Нет, лучше – вина.
Тотчас в руках у Коротышки оказалась кожаная фляга. Чьи-то маленькие проворные руки услужливо отвинтили пробку. Спасённый с опаской понюхал узкое горлышко – что-то не хотелось ему опять попасть впросак, как тогда в харчевне или в лесной чаще!
– Не бойся!.. – хором сказали малыши, заметив его колебания.
Он исподлобья посмотрел на них: в разноцветных глазах, устремлённых на него со всех сторон, плескалось любопытство. Была, не была!
– Хорошее вино!.. – одобрил он, одним глотком почти ополовинив флягу.
– Ещё бы! – дружно закивали головами тьетли. – Мы везём его к королевскому столу! Кровь великанов из Заморья – дорогое лакомство!
Коротышка, снова приложившийся было к фляге, поперхнулся и закашлялся:
– Кровь великанов?!
– А что?.. – искренно удивились тьетли. – Они постоянно воюют между собой, и продают кровь пленных заезжим купцам: отведавший её становится сильнее и здоровее. Вот ты, разве не почувствовал себя лучше?
– Н-нет… – выдавил Коротышка, разом вскакивая с места и чувствуя, как к горлу подкатывают спазмы.
– Хе-хе-хе! – закатились малыши. – Да мы пошутили, приятель! Будем мы тратить на бродягу дорогой товар!
Он сжал кулаки, но, поглядев на их весёлые лица, только махнул рукой:
– Ладно, ребятки… Уж я вам припомню!
– Однако ты встал на ноги, – рассудительно заметил один из шутников, отсмеявшись, – а так бы, сколько еще валялся!
Позже они позвали его к обеденному котлу. Изголодавшись, он жадно набросился на предложенную уху. Прихлебывая из глубокой глиняной плошки ароматную ушицу, Коротышка не заметил, как переглянулась между собой парочка тьетлей, сидевших напротив… И тут же из гущи – горячей, покрытой золотистыми монетками жирка, – вдруг высунулась варёная рыбья голова и заговорила с ним писклявым голосом, подозрительно смахивающим на говорок его новых знакомцев.
– Как это тебе удалось победить Чёрную Пиявку? – спросила рыбья башка.
Коротышка с испугу выронил плошку с горячим варевом прямо на колени. Шутники захохотали, но тьетль, что помешивал в котле длинной деревянной ложкой, тут же наградил их ею по лбу. «Злодеи» конфузливо примолкли.
– В самом деле, как тебе это удалось? – спросил он после, когда Коротышка осторожно принял из его рук вновь наполненную миску.
– Не помню… – буркнул тот.
Позже, правда, он догадался, как, наверное, было дело: когда они вечером по холодку тронулись в путь, он обнаружил болтающуюся у пояса дорожную сумку. Вернее, то, что от неё осталось… Видать, когда речная гадина раскусила холщовый мешочек, то поранилась о змеиные зубы, – те самые, что когда-то он заботливо припас, съев их хозяйку и получив от неё способность понимать язык всех живых существ. Но он не стал делиться своим открытием с бородатыми насмешниками. С ними, похоже, надо было держать ухо востро.
***
Бутерброды с ветчиной, булочки с повидлом, упаковка паштета, печенье, яблоки, пачки чипсов и крекеров, бутылка с водой – вот далеко неполный список того, что Мэрион намеревалась запихнуть в свой походный рюкзак. Ещё она планировала уложить туда дождевик, запасные носки, фонарик, спички, моток веревки, ракетницу, перочинный нож и ещё кое-чего по мелочи. Всё это было свалено в кучу на кровати в её комнате, и удав, свесившись со шкафа, с интересом наблюдал, как она собирается решить эту трудную задачу.
– Куда столько?! – завопила Рита, узнав, что её юная подруга собирается унести в своем рюкзачке весь Замок.
– Ехать не близко! – возразила девочка. – Нам наверняка захочется перекусить!
– Это ты называешь перекусить? – гневно переспросила Рита, озирая гору провизии. – Я – красивая, миниатюрная женщина, а не бегемот!
– А у меня – молодой растущий организм!
– Хорошо, – согласилась Рита, – но учти: тащить всё это молодому организму придётся в одиночку! Ещё и я сверху сяду! – зловеще прибавила она так, будто весила не меньше тонны.
– Не спорь с ней, – зевнула Зануда, сидевшая тут же, и терпеливо ожидавшая конца сборов. – Пусть надрывается! Дитё ведь собралось в джунгли Амазонки, где нет ни кафе, ни магазинов.
Мэрион наградила сестрицу сердитым взглядом и, пыхтя, принялась коленом утрамбовывать содержимое рюкзака. Надо пояснить, что наши девицы собрались посетить Обсерваторию – накануне Рита, просочившись в комнату ловцов привидений, узнала, что именно на сегодня у них назначена там важная встреча.
– Вот и славно! – мрачно заявила старшая сестра. – Поедем туда вслед за ними, будто на экскурсию!
Сказано – сделано.
Теперь им предстояло добраться до Набережной, сесть на рейсовый прогулочный пароход и, поднявшись вверх по реке, пересесть затем на автобус, а там и конечная цель их путешествия. Вся дорога занимала часа два, и Зануда прихватила с собой лишь куртку и маленькую сумочку, где уместились телефон, тёмные очки, салфетки, кредитки и немного наличности. Рите и вовсе нечего было собирать. Зато Мэрион экипировалась на славу!
– Телевизор не забудь!.. – подначила её сестра.
В ответ младшая повесила на шею плеер – вдобавок к уже болтавшемуся там биноклю, демонстративно воткнула в уши наушники, натянула на голову бейсболку, и храбро подняла с кровати чудовищных размеров рюкзак. Поднатужившись, она закинула его на спину, и тут же опрокинулась на кровать.
Зануда и Рита молча наблюдали за её попытками выпутаться из лямок и встать на ноги.
В конце концов, Рио победила – не столько силой, сколько упрямством, – и наша троица отправилась в путь.
Пройдя пешком до конца улицы, они наняли на перекрёстке экипаж, и вскоре оказались у Набережной: несколько огромных площадок, расположенных на разной высоте. Выложенные мрамором и гранитом, они были украшены клумбами, скверами и фонтанами, и соединялись между собой бесконечными ступенями, – их насчитывалось около тысячи. Со стороны реки Набережная походила на гигантскую лестницу, уходящую в небо.
Путешественницы купили билеты и отправились на причал. Мэрион к этому времени уже представляла собой жалкое зрелище: красная, вспотевшая, она героически тащила свою ношу, и мысль о том, чтобы выкинуть рюкзак через парапет прямо в воду казалась ей всё более заманчивой.
Заняв места на открытой верхней палубе, они приготовились к приятному времяпрепровождению – плыть предстояло около часа. Зануда купила в корабельном баре бокал вина, достала журнал и углубилась в чтение, Рита устроилась в складках её сумочки и приготовилась вздремнуть на свежем воздухе, а Мэрион раскрыла рюкзак и с суровым видом принялась поглощать бутерброды.
– Уже проголодалась?.. – удивилась старшая, оторвавшись на секунду от чтения.
– Да прям!.. – буркнула Рио с набитым ртом. – Просто хочу облегчить свою поклажу.
Сжалившись над сестрой, Зануда тоже взяла бутерброд.
Пароходик дал гудок и отчалил… Тихо заработали огромные винты, вода за кормой закипела, причал провалился куда-то вбок, – путешествие началось. Денек выдался тихим и нежарким – небо затянула ровная серенькая пелена, сходная цветом с водами реки, и только кое-где озорно просвечивало солнце. Разрезая водную гладь, чуть подёрнутую мелкой рябью, пароход плавно уносил их вверх по реке. Стало совсем тихо и спокойно… Лесистые берега нехотя расступались перед белым корабликом – и мимо проплывали и зелёные гиганты, чьи замшелые, покрытые седым мхом стволы походили на причудливые колонны, и целые рощицы молодой зелёной поросли. Изредка тишину вспарывало рычание моторных лодок. Уносясь вдаль, они оставляли после себя терпкий запах отработанного топлива, и сердитое эхо долго ещё корило их за потревоженную тишину.
– Эх!.. – воскликнула вдруг Рио, провожая взглядом очередную лодку. – Так нечестно!
– Что такое? – отсутствующим голосом отозвалась сестра, не отрываясь от журнала.
– Они наняли лодку! – девочка гневно потрясла надкушенным бутербродом.
Зануда непонимающе посмотрела на неё.
– Очнись! – Рио пощёлкала пальцами у неё перед носом и повторила: – Эти парни наняли лодку, и боюсь, что нам не угнаться за ними!
– Им всё равно придётся ждать автобус – раньше они не уедут! – успокоила её Рита.
Но их расчеты не оправдались.
Дорога от пристани медленно поднималась в гору, и Зануде приходилось то и дело останавливаться и ждать младшенькую, которой каждый шаг давался с великим трудом: к тяжеленному рюкзаку добавился туго набитый живот. Подползя к автобусной остановке, они увидели, как ловцы сели в какую-то попутную машину, – и только пыль столбом!
К этому огорчению добавились и новые обстоятельства: плюхнувшись на лавочку, Рио заявила, что, во-первых, она «сейчас сдохнет!..», а во-вторых, ей срочно нужно в уборную.
Отыскав на заправочной станции, расположенной рядом со стоянкой, вожделенное заведение, она надолго забаррикадировалась в кабинке, а когда ей наконец полегчало – автобус уже ушёл.
– Следующий через два часа, – бесстрастно сообщила Рита. – Продолжим экскурсию или сразу вернёмся домой?
– Вот… – начала было Зануда, швыряя недочитанный журнал в урну, но Рио не дала ей продолжить выступление.
– Мы тоже можем поймать попутку! – бодренько заявила она, делая вид, что ничего такого особенного не произошло.
Но дорога, серой лентой уползающая вверх, была безнадёжно пуста.
– Может, хозяева заправки дадут нам напрокат свой автомобиль? – предложила Рита спустя четверть часа бесплодного ожидания.
– Хорошая мысль! – мрачно отозвалась Зануда. – Только я выпила, и за руль не сяду… – кроме того, она отвратительно водила машину.
– Я могу! – обрадовалась Рио. – Меня Красавчик учил прошлым летом!
– Спасибо. Нам почему-то ещё пожить хочется, ты уж извини!
И тут из-за поворота показалось серебристое авто с тёмными стеклами. Мэрион бросилась ему наперерез.
– Вы наверх? – затараторила она, не давая водителю притормозившей машины опомниться. – Подбросьте нас, а то мы опоздали на автобус!.. Мы так хотели посмотреть Обсерваторию, так хотели!
Продолжая кудахтать, она вскарабкалась на переднее сиденье – теперь её отсюда не сгонишь! – и обернулась назад, посмотреть, как там устроилась Зануда. У той было каменное лицо… Такое лицо она делала всякий раз, когда Мэрион выкидывала очередной фортель – даже Мама, да что там! – даже Бабушка никогда не делала такой кислой мины в ответ на её художества!
– В чём дело? – противным тоном осведомилась младшенькая. – Что теперь не так? Кстати, познакомьтесь с моей сестрой!
– Мы знакомы, – усмехнулся водитель.
Мэрион повернулась к нему: прямо на неё смотрел Макс Линд.
«Странно! – промелькнуло у неё в голове. – Я же не слепая! И не сумасшедшая!..» Девочка готова была побожиться, что человек, сидящий за рулем, ещё минуту назад абсолютно не походил на журналиста! Но выскакивать из машины было поздно. Да и что тут такого? Он ведь не знает, зачем они здесь. Поэтому Рио мгновенно нацепила на физиономию самую любезную улыбочку:
– Ой, это вы!.. Здра-а-асьте! Не узнала сразу… Нам прямо везёт сегодня! – в последнюю фразу она вложила скрытый смысл, но он, похоже, принял её слова за чистую монету.
Всю оставшуюся дорогу Рио трещала без умолку, а Зануда отделывалась односложными ответами: да-да, нет-нет…
Они успели как раз к началу очередной экскурсии.
Вылезая из машины, Мэрион быстро оглядела прилегающую к входу территорию. Что-то их постояльцев нигде не видать…
– У вас здесь какие-то дела или тоже на экскурсию? – как бы мимоходом поинтересовалась она у Бороды. – Отлично! Тогда, может, понесёте мой рюкзачок?.. – коварно предложила она, получив утвердительный ответ.
Разумеется, воспитанный человек не мог отказать такому очаровательному ребенку. Хе-хе!.. Десятка два туристов, в том числе Мэрион, Зануда с Ритой в кармане, и Линд, согнувшийся под тяжестью «рюкзачка», проследовали вслед за очкастым парнем в белой рубашке и тёмных брюках.
– Прошу сюда!.. – торжественно объявил очкарик, поправляя узел галстука.
***
…Старик всю ночь просидел у костра, закрыв глаза, раскачиваясь и что-то тихо бормоча про себя, точно разговаривая с кем-то.
– Колдует, что ли? – насторожился Ла Мана. Встав со своего места, он подошел к проводнику и толкнул его в бок ногой. Старик продолжал раскачиваться.
– Не трожь! – велел Юстэс.
Едва из-за горизонта показалась узкая полоска, как Старик вышел из транса.
– Мне указали путь, – ответил он кратко на все расспросы своих спутников.
– Кто? И куда? – насторожился капитан.
Глаза Старика стали прозрачными – и в их глубине отразился надвигающийся смерч – огромный, закрывший собою полнеба. Юстэс в страхе оглянулся назад, но горизонт был чист.
– Тёмная башня… – прошептал Старик. – И её дух. Время повернётся вспять…
Прямо перед ним вдруг возник в воздухе светящийся овал. Он схватил своих спутников за руки и неведомая сила затянула их в образовавшееся пятно…
Там, где острым жёлтым языком берег врезался в море, там перламутровой жемчужиной раскинулся у самого края синей воды чудный город: ажурное переплетение воздушных мостов, высокие тонкие башни бело-розового камня – и россыпь плоских домов у их подножий.
– Экое диво дивное! – не сдержал восхищения Гилленхарт, жадно всматриваясь вдаль.
Он и его товарищи стояли теперь на склоне высокого холма. Между ними и чудесным городом лежала небольшая приморская равнина, густо поросшая синевато-серебристой травой.
– Это город Людей… – чуть помедлив, пояснил Старик. – Он зовётся Акра.
– Как… как ты его назвал?! – вздрогнув, переспросил Гилленхарт. Прошлое неожиданно догнало его в этом чужом мире, и он почувствовал, что оно так же реально, как и теперешнее настоящее.
– Акра… – повторил Старик. – Это значит «убежище».
Гилленхарт почувствовал, как его сердце замерло на долгое-долгое мгновенье, а потом тяжко и глухо бухнуло о кости грудины, и ещё раз стукнуло, и зачастило вдруг мелко и трепетно, словно хотелось ему вырваться из тесной клетки своей наружу и взорваться пламенем. Он так ясно увидел эту картину: алые капли, синяя даль, серебристая трава, что поспешно прижал руки к груди, точно сердце и впрямь могло выскочить.
И тут его пальцы наткнулись на что-то мягкое… На тонком шнурке, обвивавшем шею, обнаружили они маленький кожаный мешочек. Поклясться бы мог всеми святыми, что ещё минуту назад ничего там не было! Но пальцам была знакома шероховатая поверхность загадочного свёртка. Отстав от остальных, он торопливо сорвал мешочек, и ногтями распорол тонкую кожу: на ладонь выпал жёлтый свиток пергамента.
Письмо монаха?!.
Он осторожно развернул ветхий лист. Пергамент был пуст. «Я – сплю… Но как же мне проснуться?!.»
Чертыхнувшись, Юстэс скомкал листок и растёр меж ладоней. Свиток обратился в пыль, ветер подхватил её и унёс прочь.
Ла Мана и Старик тем временем были уже у подножья холма. Юстэс бегом догнал их. Они о чём-то говорили, но он его мысли занимало лишь одно: неужели между маленькой крепостью на берегу Средиземноморья и этим чудом, что раскинулось у неведомого моря, есть какая-то связь?.. А может, и впрямь Фурье посылал его именно сюда? Нет, не может быть!..
Старик вдруг что-то закричал ему, но Юстэс не понял. Внезапно наступила полная тишина… Зацепившись нечаянно за корень, торчавший из земли, он полетел кубарем по склону и, падая, увидел, что Старик вцепился руками в одежды Ла Маны и валит его в траву, а сзади их накрывает огромная тень…
Эта тень стремительно стлалась по земле: высоко же в воздухе над холмами неслись колесницы, запряжённые крылатыми тварями, а вслед им – конные воины, огромные, наглухо закованные в блестящие латы. Небесная кавалькада стремительно промчалась мимо – в сторону города, и уже напоследок один из всадников обернулся и, размахнувшись, швырнул в их сторону светящийся шар.
Шар рассыпался на тысячи ослепительных искр, и всё стало белым…
Когда же зрение вернулось к ним – вокруг снова царило безмятежное летнее утро: трава, стрекот кузнечиков, и синее-синее небо.
– Королевская стража… – сказал Старик, кряхтя и поднимаясь на ноги.
– Какого чёрта! Я чуть не ослеп! – возмутился Ла Мана. Глаза его были красны и слезились. У остальных дела обстояли не лучше.
– На всякий случай… – невозмутимо объяснил проводник. – Мало ли, кто тут шляется! Дурной глаз – страшная сила! Вот они и обезопасили себя.
– Ты побледнел, Старик! – тревожно сказал вдруг пират, вглядываясь в его лицо.
– Что-то нехорошо мне! – признался тот. – Ну, да сейчас отдышусь, и всё… Жжёт только тут, под лопаткой!
На его серой от долгих скитаний рубахе проступило синеватое пятно. Юстэс протянул руку и наткнулся на что-то невидимое, торчащее у Старика из спины.
– Да тут вроде как стрела!
Ла Мана тоже потянулся к пятну, расплывшемуся по спине Старика. Тот повернулся боком к солнцу, и они различили почти прозрачное древко с пушистым оперением.
– Меткий выстрел! – с одобрением сказал Ла Мана. – Да ещё с такого расстояния!
– Тени не промахиваются, – тихо сказал Старик. И Гилленхарту совсем не понравилось, как он это сказал.
Развели костёр, уложили раненого лицом на плащ, расстеленный на земле, и Ла Мана попытался вытащить невидимую стрелу. Это ему удалось; потом они перевязали рану, но пока Гилленхарт возился со Стариком, укладывая его удобней, капитан успел шепнуть, что тот, кажется, уже не жилец.
– Стрела пробила его насквозь…
Юстэс и сам это видел.
К полудню Старику стало совсем плохо, он впал в забытье. Они провели у костра целый день. Потом пришла ночь – безлунная, с редкими злыми угольками звёзд. Пугливо потрескивало пламя, напрасно пытаясь разогнать давящую черноту, окружившую их со всех сторон. Тревожно покрикивала ночная птица. Глухо шумел далекий морской прибой. Стоны раненого становились то громче, то слабее, казалось порой, будто он спорит с кем-то или о чём-то упрашивает.
– И кровь у него синяя!.. – неожиданно злобно проговорил Ла Мана. Легко вскочив на ноги, он обошёл вокруг костра и нагнулся над мечущимся в бреду. – Добью я его! Хоть раз в жизни сделаю доброе… – и в неверном свете костра блеснул нож.
– Не смей!
Но лезвие замерло на полпути: обманчивую тишину безлуния пронзил долгий утробный вой, донесшийся откуда-то из глубин побережья.
– Матерь Божья! – прошептал юноша, крестясь.
– Когда выберемся из этой переделки, буду пить неделю! – торжественно пообещал капитан, опуская нож. – Нет, две недели… Месяц!
И от этих слов Гилленхарт вдруг ощутил такую тоску, такое жгучее желание вернуться домой, какого не изведывал до сих пор. «Я – сплю… Но как же мне проснуться?!.»
К рассвету Юстэса все-таки сморил сон, – молодость и усталость взяли своё. Проснувшись резко, словно от толчка, он обнаружил, что Ла Мана тоже спит, укутавшись с головой в плащ. Старика рядом не было. Юноша вскочил, огляделся… Хотел уж растолкать капитана, но потом увидел: Старик был у сухого дерева, торчавшего чуть поодаль. Стараясь не шуметь, Гилленхарт подошел ближе: старец стоял, прислонившись щекой к иссохшему стволу, глаза его были закрыты, узловатые пальцы нежно гладили шершавую кору, губы что-то беззвучно шептали.
– Ты чего это? Эй!..
– Мне позволили уйти… – отозвался Старик, не открывая глаз. Голос его оказался необычайно чистым и глубоким, словно принадлежал теперь какому-то иному существу. – Я довёл вас… Теперь – всё.
И Юстэс увидел, как сгорбленная высокая фигура бледнеет и тает, становясь всё прозрачнее и прозрачнее.
– Эй!.. – но Старик исчез.
Гилленхарт подбежал к засохшему дереву: по трещинкам ствола разбегались крохотные серебристые паучки. Осторожно погладил кончиками пальцев мёртвую кору, и откуда-то донёсся тихий шелест:
