Наталья Николаевна Землянская
Хроники Шеридана
– Сумасшедший дом!.. – первой завопила тётка Люсильда. – Виктор, что это ты затеял стреляться средь бела дня?
– Лучше бы он сделал это ночью? – съязвил дядя Винки.
– Как вы могли подумать, что я так поступлю? – удивлённо отвечал Гилленхарт. – Чтобы ни случилось – жизнь продолжается. Пусть сегодня не повезло, но пока есть люди, которым ты нужен… – тут он замолчал и обвел глазами собравшихся. – Да что вы, в самом деле, господа!.. Неужели вы подумали, что я мог бросить вас?.. Ружьё просто выстрелило само!
Но домашние унялись нескоро. Тётушкам непременно захотелось взглянуть на то самое злополучное ружье, и Папе пришлось приложить немало усилий, чтобы переключить их внимание на более обыденные вещи. Наконец, возле отца остались только дядя Винки и Рэг Шеридан, который, придя еще утром, не успел покинуть дом Гилленхартов, соблазнившись Бабушкиным обедом.
– А теперь, дружище, выкладывай все начистоту!.. – сказал дядя Винки, убедившись, что поблизости не осталось ни одной юбки, и жестом фокусника извлек откуда-то плоскую фляжку.
Вместо ответа кузен кивком головы пригласил их войти в кабинет.
Там, в стене, где раньше висел портрет барона Юстэса фон Гилленхарта, зияла огромная дыра. Сам портрет, вернее, то, что от него осталось, валялся на полу.
– Мне ужасно хотелось как-то разрядиться, – пояснил смущенно потомок барона. – И я не придумал ничего лучше, чем выстрелить из ружья. Сначала я собирался пойти в лес, побродить там… Но во мне буквально всё кипело – и тут на глаза попался этот дурацкий портрет!
– Чем родственничек-то провинился? – буркнул дядя Винки, прикладываясь к плоской фляжке, которую достал их кармана.
– Понимаете, – задумчиво протянул Гилленхарт, – меня не покидало чёткое ощущение, что все неурядицы, последнее время свалившиеся на нашу семью, так или иначе связаны с именем барона: мне постоянно в той или иной форме предлагали продать Замок. Это были разные люди, они предлагали разные условия – порой, даже доходило до прямых угроз!
– Одним словом, нашел козла отпущения, – подвел итог комиссар.
– Да… – нехотя признался Виктор. – Только мне всё равно не остается ничего другого: я по уши в долгах, и иного выхода не вижу. Но сейчас я позвал вас не за тем, чтобы сетовать на судьбу… Смотрите!
Подведя друзей ближе к дыре в стене, он просунул в отверстие руку по самое плечо.
– Там тайник или потайной ход! – объявил дядя Винки, проделав то же самое вслед за кузеном. – Надо расширить дыру и посмотреть.
– Именно это я и хотел сделать, но решил, что мне нужны помощники – вдруг это какой-нибудь Провал?.. Попадёшь куда-нибудь, а все подумают, что я сбежал с денежками Корпорации!
– А так мы пропадём втроём, и все решат, что ты и в самом деле свистнул эти деньги, только вместе с сообщниками! – перебил его Шеридан. – Ладно, давай поглядим, что там…
Вооружившись чем попало, мужчины быстро расковыряли отверстие настолько, чтобы можно было пролезть.
– Темно! – сообщил комиссар, протискиваясь первым. – Да не наступайте мне на ноги, Винсент!
Папа, пошарив в недрах своего письменного стола, нашел электрический фонарик и передал его комиссару.
– Тут какой-то ящик!.. – пыхтя, сообщил Шеридан.
– Тащите его сюда! – деловито распорядился дядя Винки, так, словно он тут был самым главным.
Спустя несколько минут на свет божий был извлечен небольшой ларец.
– Больше там ничего не было? – азартно поинтересовался дядюшка.
– Я не заметил… – сухо отозвался полицейский, отряхиваясь от пыли и паутины.
Дядя Винки принялся ковыряться в замке. Комиссар наблюдал за ним, сморщившись точно от зубной боли.
– Дайте-ка лучше я!– заявил он, отодвигая дядюшку в сторону.
– Интересно, чем вы занимались до прихода в полицию? – спросил дядя Винки, следя за его ловкими пальцами.
– Я многому научился у своих подопечных, – скромно пояснил комиссар.
Внутри ларца что-то щёлкнуло.
– Але-оп!.. – сказал Шеридан и откинул крышку, хвастливо глядя на своих друзей. Но выражение их лиц заставило его тут же перевести взгляд на содержимое ларца. – Да-а… – сказал он, первым обретя дар речи. – Это явно не сокровища барона…
– Полагаю, – медленно проговорил Гилленхарт, – никто не должен этого видеть.
В этот момент у комиссара зазвонил сотовый.
– Да? – раздраженно отозвался он в трубку. – Что?!.. Хорошо, я сейчас же выезжаю.
Отключив телефон, он устало взглянул на ларец.
– Час от часу не легче! С отцом Себастьеном беда… Вот что, господин Гилленхарт: одолжите-ка мне какие-нибудь брюки! Ваша собака со мной теперь не расплатится. А с этим, – и он указал на ларец, – я потом разберусь!
Они ушли.
Дядя Винки остался один. Приложившись к фляжке, он снова откинул крышку таинственного ларца. Там, окутанная прозрачной тончайшей пленкой, лежала отрезанная человеческая голова. Он долго вглядывался в её черты.
– Интересно… – хмыкнул он, захлопывая крышку. – Очень интересно. Неожиданный поворот! Чем только теперь всё это закончится?..
Вернувшись к себе, дядя Винки заперся в комнате, зажёг свечу, хотя на дворе было ещё светло, и подошел к большому зеркалу, стоявшему в углу. Тихо проговорив какое-то заклинанье, он стал ждать. Середина зеркала помутнела, потом сквозь мутную пелену проступило очертание некоего существа: половина лица его была человеческая, половина – заячья.
– Что там у тебя?.. – сердито спросил дядюшка.
– Я сделал всё, как вы велели, хозяин! – прошелестело зеркало.
Задув свечу, дядюшка уселся за стол и крепко задумался, обхватив голову руками. Прямо перед ним стояли песочные часы толстого стекла: за стеклом медленно порхали голубые светящиеся снежинки.
– Времени осталось совсем мало… – прошептал он. – Ах, Вэллария, Вэллария!..
***
…Военная служба очень скоро заставила Юстэса забыть о прошлой жизни. Он был молод, ловок и силён, но дело приходилось иметь с врагами совершенно иного порядка, нежели раньше. Прежде, каким бы коварным и искусным ни был его противник – он оставался таким же человеком, как и он, существом из плоти и крови. Теперь надо было сражаться с теми, кого одолеть с помощью одного только боевого умения порой было невозможно. И в редкие часы затишья ему приходилось постигать сложную науку боевой магии. Кое-что он усвоил быстро, но многое давалось с трудом.
– Кабы не твой конь да меч – давно уже сгинул бы ты, парень! – вздыхал Радисвет – воин, приставленный к новичку наставником.
Бывалый вояка не преувеличивал: в первом же бою, когда на них неожиданно напали, свалившись с неба, люди-саранча, Гилленхарта выручил только подарок Тезариуса: конь вынес его, израненного, из самой гущи сражения, и уже после, обеспамятевшего от потери крови, юношу подобрали товарищи. Долго ещё потом видел он во сне страшные лица с глазами насекомых и ужасными жвалами…
– Ведь людям не положено колдовать? – спросил он как-то у Радисвета.
– По-чёрному не положено, – отозвался тот. – А так – можно… Иначе нас уже извели бы под корень. Да и что говорить, – добавил он с горечью, – ведь все эти неурядицы от людей и пошли. Слыхал, небось, про Безумного Короля?
– Это, которого прокляли маги Вальгессты? – осторожно уточнил юноша, боясь показаться чересчур осведомленным.
– Вот то-то и оно!.. – понизив голос, продолжал Радисвет. – А только ходят слухи, что Проклятый до сих пор жив, от того и множится всякое разное – день ото дня всё хуже и хуже!.. Потому-то, говорят, Королева Чара и затеяла в свое время поход к северному побережью: черноделы бают, будто там он скрывается, а вовсе не в Башне Забвения… И король Игнаций – прадед её – тоже его искал. Да только ничем хорошим это не закончилось…
Юстэс ещё о многом хотел расспросить разговорчивого товарища. Но дозорные с воздуха заметили подозрительное передвижение в лесной чаще, чуть к северу от того места, где расположилась их сотня. Объявили тревогу.
Из того боя Радисвет не вернулся… Отряд Белоглазых, внезапно появившийся перед горсткой людей, измученных непрерывными стычками с нечистью, превосходил их по численности в несколько раз. Как удалось врагу пройти незамеченным столь долгое расстояние от побережья, так и осталось загадкой. Но еще большей неожиданностью оказалось предательство конницы вольфорранов, присланной на подмогу гибнущей дружине Людей: они ударили в спину своим союзникам.
Это стало началом конца…
Как выяснилось позже, невидимый флот противника – сотни плавучих крепостей – высадил на северное побережье Королевства огромную армию хорошо вооруженных и обученных солдат. Поддерживаемые огневой мощью с моря, несметные полчища Белоглазых в считанные дни лавиной перекатились через Драконьи горы, смели с лица земли города и селения Людей, оказавшиеся у них на пути к южному побережью полуострова, и остановились лишь в трёх днях перехода от стен Акры. Усилиями жрецов Солнца Люди успели выставить магическую блокаду, преодолеть или разрушить которую нападавшие пока не могли.
– Побережье усеяно разлагающимися трупами морских змеев, – Абигайл, худой, высокий, вышагивал перед Королевой на негнущихся ногах, и его скрипучий голос, ей казалось, раскалёнными шипами вонзался прямо в мозг. – Белоглазые сумели снять заклятье – вот и проскочили. Со времен Игнация они многому научились!.. Наши воздушные стрелки уничтожили много вражеских кораблей, но было слишком поздно – десант уже высадился. Хуже того: никто из тех, кто участвовал в налете на эскадру неприятеля, не вернулся назад. Они просто исчезли!.. На севере у нас больше ничего нет. Ничего! Восстание Вальгессты на юге – вопрос времени… Белоглазые, по моим сведениям, заключили договор с Тёмными силами, потому и не можем их остановить!
– Я знаю, – спокойно отозвалась Чара, – договор на крови… Это их и погубит! – жёстко добавила она, чуть помолчав. – А что касается юга… Эти заносчивые ископаемые не станут заключать союз с бывшими собственными рабами: Вальгесста предпочтет стать мифом, легендой, – да просто сгореть в огне! – но никогда не попросит о пощаде! В их языке даже слова такого нет.
– Возможно! – сердито отозвался Абигайл. – Но пока горят наши земли! И другие племена, даже те, в чьих жилах течет капля человеческой крови, они все встали под знамёна врага!
Он говорил и говорил, женщина, казалось, слушала, но глаза её были устремлены мимо старика – в окно. Там, вечный и равнодушный, кипел серый океан, исчерченный белыми и чёрными линиями, рваные тяжелые облака шли на закат, и в этом упрямом, подчинённом неведомой цели, движении таилась скрытая угроза. Уставшее зелёное солнце из последних сил боролось с притяжением горизонта, но ещё немного – и оно захлебнется в клокочущих водах, и Акра вновь на долгие часы останется беззащитной перед теми, кто так ненавидит её.
– Ступайте, – перебила она советника. – Я хочу остаться одна.
Абигайл умолк, поперхнувшись слюной, лицо его побагровело от гнева, но, встретившись взглядом с повелительницей, он нехотя покорился, и медленно развернувшись, тяжелой поступью вышел вон. Кланяться на прощанье он не стал.
Оказавшись в одиночестве, Королева щёлкнула пальцами: тотчас рядом возникла стройная черноволосая девушка. Вряд ли сейчас кто-нибудь узнал бы в ней то кособокое и кривоногое лесное чучелко, каким она была когда-то.
– Налей мне воды…
Возвращая хрустальный бокал, Чара окинула служанку внимательным взглядом:
– Ты стала совершенной красавицей, Кирия. Если так пойдет и дальше – я подарю тебе душу, и ты совсем превратишься в человека.
Юная ведьма согнулась в поклоне:
– Я очень хочу этого, госпожа! – прошелестела она. Голос у нее был мерзкий, надтреснуто-сиплый, как и у всех представителей данной породы, и Чара почувствовала, как по её спине пробежал холодок.
Дождавшись наступления темноты, Королева достала из тайника тонкий металлический обруч. Надев его, она прошептала заклинание и исчезла.
Кирия, дремавшая на коврике у порога в опочивальне хозяйки, мгновенно приподняла голову: осторожно заглянув в покои Королевы, она оскалилась, и втягивая носом воздух, подобно животному, пошла по следу.
Знакомый запах привёл ведьму к городским стенам. Здесь след обрывался… Жалобно поскуливая, точно собака, потерявшая хозяина, Кирия заметалась между деревьями, вглядываясь, принюхиваясь… Наконец она уловила тонкое, незаметное простому смертному колебание воздуха, и приникнув к земле, крадучись поползла вперёд. Её глаза видели в темноте гораздо лучше, нежели при свете дня, и она успела заметить, где в зачарованных стенах, вот уже несколько сотен лет хранивших этот город и его обитателей от внешнего мира, образовался узкий проход. Он тотчас сомкнулся, но от её острого слуха не ускользнули слова приказания, что прошептала невидимая беглянка, и, подобравшись поближе, ведьма робко повторила их. В камне тотчас образовался просвет и, дрожа от радостного возбуждения, смешанного со страхом, – ведь она не покидала Города с тех пор, как её совсем маленькой привезли из Хмурых лесов, – преследовательница выбралась наружу.
Шёпот невидимого прибоя и солёный, терпкий запах океана ошеломили её, – они были слишком сильны, слишком резки для её обостренного восприятия! – и она невольно отступила назад, желая вновь обрести убежище за крепкими стенами Города. Но дотронувшись до холодных камней, Кирия вспомнила, что привело её сюда. При свете луны она отчетливо разглядела на песке бесформенные отпечатки: нагнувшись, ведьма торопливо и жадно втянула ноздрями воздух, и её диковатое лицо озарилось довольной улыбкой – теперь уж она не потеряет след!
Чутьё и упорство привели ведьму туда, где песчаный пляж постепенно сменялся каменной россыпью, переходящей в нагромождение огромных валунов. Прислушавшись, Кирия поняла, что должна теперь быть осторожнее: её жертва была совсем близко. Приникнув к земле, ведьма оборотилась маленькой змейкой, и проворно заскользила дальше.
Чара между тем достигла вершины скал… Там из трёх плоских каменных глыб – две стоймя и одна плашмя сверху – было устроено нечто вроде ворот. Тяжело вздохнув, как человек, собирающийся нырнуть глубоко под воду, она подошла ближе и стала ждать. Крохотная юркая змейка застыла неподалёку, невидимая в тени, отбрасываемой валунами.
Вскоре сквозь каменный проем стали различимы три светящихся силуэта. Они приближались… Чара напряглась, пытаясь унять внезапно охватившую ее дрожь.
Трое по ту сторону остановились, – видимо, нечто мешало им пройти сквозь портал.
Королева Людей решительно встряхнула головой и встала против пришельцев. Лицо её приобрело странное выражение: гордость, отвращение, страх и отчаянная решимость. Незнакомцы – двое мужчин и женщина – некоторое время хранили молчание, разглядывая ту, что стояла перед ними, ярко освещённая лунным светом. Потом женщина заговорила… Чужие слова медленно перетекали сквозь огромное расстояние, которое на самом деле отделяло стоящих друг против друга: видимые невооруженным глазом, эти трое находились в ином пространстве, – дальше, чем любая из звезд, ярко сияющая этой ночью в небесной короне луны.
– Хорошо, – только и вымолвила Чара, выслушав чужеземную речь. – В условленный час я открою Врата. Ради спасения тех, кто остался… – и не дожидаясь ответа, развернулась и поспешила прочь так быстро, словно за ней гнались.
В проёме портала снова стало темно. Кирия, очнувшись, помчалась за хозяйкой.
Чара была уже почти у стен Города, когда над поверхностью спящего океана взвихрился смерч. В мгновение ока он достиг бегущую человеческую фигурку и увлёк ее ввысь. Королева выхватила меч, но бороться с пустотой бесполезно – металл напрасно пронзал воздух. Вихрь пронёс человека над побережьем и бережно опустил на землю – далеко от притихшего Города.
Тяжело дыша, Чара крепко сжимала рукоять меча, утомлённая бесплодной борьбой с неведомой силой. Вокруг замерли огромные вековые деревья… Где-то в ночи гулко кричал филин. Послышался гул и земля под её ногами заколебалась. Не зная, откуда ждать опасности, Чара прислонилась спиной к ближайшему древесному гиганту, сжимая меч обеими руками. По земле поползла багровая трещина: глаза человека сузились от слишком яркого света, бьющего из подземелья, в лицо пахнуло жаром, – и она невольно отвернулась в сторону, боясь ослепнуть. Когда же она вновь повернула голову, – перед ней стоял человек. За его плечами развевался огненный плащ.
– Даниил! – выдохнула женщина, и меч сам собой выпал из её враз ослабевших рук.
Он порывисто шагнул к ней, и тут же остановился, будто что-то мешало ему. Она умоляюще взглянула на него: в её взгляде светилась такая тоска, такая нежность!.. Человек продолжал оставаться недвижим, и тогда она бросилась к нему, но он остановил её, предупреждающе вытянув вперёд руку:
– Не приближайся, ты можешь сгореть!
– Мне всё равно! – она порывисто обняла его за шею и потянулась к губам.
Лицо Даниила исказилось мукой. Боясь дотронуться до любимой, он запрокинул голову вверх, но она приникла к его устам, пока боль не заставила её вскрикнуть. Он испуганно оттолкнул её:
– Прости!
– Ничего… – улыбаясь сквозь набегающие слезы, сказала Чара. – Это стоило целой жизни… О, боги, почему мы не можем быть вместе?!
– Когда-нибудь это непременно случится, – глухо отозвался Даниил. – Но сейчас я пришел не за этим: ты собралась впустить сюда нигильгов…
– Да! У меня нет выбора: Белоглазые продались Тьме – и мой народ на краю гибели… Мне не на кого больше рассчитывать!
– Нельзя открывать им Портал! – твёрдо заявил Даниил. – Всё, что они обещают – ложь! От начала и до конца!.. Они сожрут этот мир так же, как погубили десятки других! Вспомни: однажды это чуть не случилось из-за Игнация, но он сделал это по неведению, а ты…
– Нет!.. – пылко перебила его Чара. – Это ты лжешь! Как я могу верить тебе, Повелителю Драконов? Ты и твои звери принесли уже тысячи несчастий!.. А Князья Нигильгов дали мне клятву!
– Можешь не верить, – горько усмехнулся Даниил, – но я служу Свету. Мои звери огнём выжигают скверну там, куда не дотягиваются руки ваших жрецов и магов! А ведь Тьма множится по-прежнему благодаря безумию человеческого разума! И если бы не драконы…
– Но Проклятый давно мёртв! – сжав кулаки, выкрикнула Чара. – Мёртв!.. Ахайя мёртв!.. Я искала его, чтобы уничтожить. Искала его Камень – чтобы найти ответ на все вопросы! Я сгубила Дарквиша – лучшего из лучших, по совету Рутана Светлого отправив его в Тёмную Башню: я надеялась, что если Безумный всё ещё там, то Дарквиш убьёт его…
– Ты избавилась от Дарквиша ещё и потому, что он знал про нас, – тихо сказал Даниил.
– Я боялась, что тебя уничтожат!
– И совершила непростительную глупость! – снова перебил ее мужчина.
Они оба умолкли, опасаясь, что переполняющие их чувства перехлестнут через край, и спор превратится в ссору. Лес притих, весь превратившись в слух, но маленькие люди у подножия зелёных гигантов молчали. Лишь тревожно постанывал ветер, да перешёптывались невидимые листья: неспокойная ночь… недобрая луна… и такие острые, такие колючие глаза звёзд! Не к добру, не к добру…. Не к добру…
От Даниила исходил нестерпимый жар, а ей было холодно. Холодно, тяжко, тоскливо… И чёрная тоска неизбежного расставания – болезненная, давящая, безысходная: ничего не изменить, ничего не исправить… Он, верно, чувствовал то же самое, и снова заговорил – торопливо, горячо, обрывисто, лишь бы не дать этой тревожной тишине, этой тоске предчувствия разрастись и заполнить всё вокруг:
– Если Ахайя всё-таки мёртв и развоплотился… Но физическая смерть вовсе не означает смерти духовной. Он принадлежал к тем, чьим мыслям и деяниям суждено ещё долго нестись сквозь время, подобно свету погибшей звезды, и оказывать влияние на живущих… Только он оставил нам тьму, а не свет!.. И более того, я боюсь, что он жив! Мы не знаем доподлинно, что происходит в Тёмной Башне…
– Во всем виновато проклятье Вальгессты… – отрешенно проговорила она, думая совсем о другом: о нём, о себе, и о том, что всему – конец.
– Нет! – непреклонно заявил Повелитель Драконов. – Кто посеял первые семена вражды между Людьми и иными племенами? Кто разжёг искру ненависти?.. И старое проклятье, и эта война – у них общие корни: гордыня возомнившего себя равным богам!.. Только в суете своей самозванец пренебрег главной заповедью: божественность – не в силе разума, а в величии духа! Истинные боги – творцы, а не разрушители!
Но его слова упали в пустоту, – за эти краткие мгновенья она все уже решила. Над поляной снова наступила тишина.
– Скоро рассвет. Мне пора.
– Прощай… – эхом отозвался он.
– Обещай мне… Обещай, что не разрушишь Город, если…
– Если ты окажешься упрямой и поступишь по-своему?
– Если всё пойдет не так… – и обожжёнными губами она вновь прикоснулась к его устам.
И он обещал. Он не хотел обмануть.
– Помнишь старое предание? – спросил он на прощанье: разверзшаяся огненная трещина подползла к его ногам. – Мне так часто рассказывала матушка: «И будет корабль к берегам разорённой земли. И будут двое – один белый, как снег, второй – чёрный, как ночь…»
– А дальше? – спросила она.
– Забыл… – улыбнулся он. – Но все кончится хорошо.
***
…Расследование убийства отца Себастьена почти сразу зашло в тупик.
Двое малолетних свидетелей показали, что якобы слышали голос возможного преступника и указали на Макса Линда, но на этом единственная ниточка и оборвалась: нашлось немало очевидцев, под присягой подтвердивших, что журналист в это время был на приёме у мэра в честь президента Корпорации «Каролина».
– У этого ребёнка богатая фантазия! – невозмутимо заявил подозреваемый, и хитро прищурившись, добавил: – Не правда ли, Санни?..
– Мы и в самом деле все слышали! – покраснев, заявила Рио. Толстяк, надувшись, молча пыхтел рядом.
Макс Линд, невозмутимый и великолепный, лишь снисходительно улыбался: дети, мол, что с них взять!
Комиссар сердито дымил сигарой.
– Хорошо, – буркнул он, отправляя окурок в пепельницу. – Допустим, вы слышали голос этого человека. Но вы видели его?
– Нет… – честно призналась Мэрион. Толстяк молча замотал головой.
– Видели вы там ещё кого-либо?
– Нет…
Шеридан продолжал задавать вопросы. Промучившись с час, и не добившись толку, он устало откинулся на спинку стула.
– Полагаю, я могу идти? – осведомился Бородатый
– Пожалуй, – нехотя согласился комиссар. Он не верил в виновность Линда, но что-то ему в нём не нравилось. – Я вынужден взять с Вас подписку о невыезде. Это формальность, но я обязан, пока идёт следствие.
– Я все прекрасно понимаю, не беспокойтесь! – перебил журналист и вежливо улыбнулся. – Я понимаю. Посему, давайте покончим с этим побыстрее.
Когда Линд скрылся за дверью, Шеридан достал из коробки новую сигару, и, не зажигая, сунул её в рот. Сцепив руки на животе, он несколько минут молча жевал сигару, внимательно рассматривая сидевших на диване у стены детей.
– Послушай, Мэрион, – спросил он тихо, – а почему всё-таки ты так уверена в виновности этого человека? Он тебе просто не нравится? Или на то есть причина?
Его голос прозвучал так проникновенно, что девочка вдруг увидела перед собой не простоватого увальня в тесной форме, этакого служаку, каким он всегда представлялся ей, да и многим, а пожилого усталого человека, в умных и проницательных глазах которого светилось нечто большее, чем просто любопытство. И совершенно неожиданно для себя она вдруг выложила ему всю историю своего знакомства с Бородатым – от начала и до конца.
– И вообще! – мстительно добавила Мэрион, чуть помолчав после долгого рассказа. – Даже если он и вправду не убивал священника, – но ведь он там был!.. Почему же теперь врёт, что его там не было?!
– Ладно, – тяжело вздохнул комиссар. Пепельница перед ним была полна окурков. – Вам пора по домам.
Проводив детей до выхода, Шеридан медленно вернулся к себе. Подойдя к окну, снова закурил, пуская к потолку сизые кольца. За время своей службы в Городе, он многое повидал, только в отличие от девочки ему приходилось помалкивать. Ничего, вот распутает это дело, – и на пенсию! – а там, глядишь, напишет книжку про всё, что случилось здесь на его веку.
– Что же, – сказал он вслух, – проверим, что за птица этот Макс Линд.
***
…Холодные дожди, пришедшие с севера, превратили дороги Великой Равнины в жидкую слякоть. Они же заставили спуститься на землю крылатых ящеров. Твари отказывались подниматься в небо – и летучим стрелкам Белоглазых пришлось брести пешком по этой непролазной грязи, таща своих животных чуть ли не на себе: слабые ноги крыланов не были предназначены для долгих пеших переходов.
– Доберёмся до Акры – там будет всё: сухая постель, хорошая жрачка, красивые бабы! – подбадривал своих предводитель отряда. – А ну-ка, прибавьте ходу!.. – и его плеть яростно гуляла по спинам отстающих.
– Лучше бы подарил пару горячих кому-нибудь из колдунов! – бурчали те. – Глядишь, разогнали бы тучи, а то льёт без передыху уж вторую неделю!
– Переждать бы непогоду! – шептались они во время коротких остановок, наскоро поедая скудный паек, – да нельзя! – и со страхом оглядывались назад, туда, где покачивались в пелене дождя огромные расплывчатые фигуры. – Эх, связались с нечистью: как бы они и нас вместе с людишками не того!..
Ползущие в арьергарде отряда хоромоны – выходцы из племени великанов – не особенно церемонились с союзниками. После одного из ночных привалов отряд недосчитался нескольких солдат, и Белоглазые поняли, что их несчастные товарищи пошли на закуску вечно голодным исполинам: у старшего хоромонов торчала из меховой сумки объеденная кисть руки в кожаных латах. Такая же печальная участь постигла и парочку крыланов, совсем ослабевших из-за непогоды: великаны отняли их у погонщиков, и устроили тут же кровавое пиршество, ударами кулаков разбив ящерам головы.
Но эйфория быстрых побед над застигнутым врасплох противником была сильнее, чем недовольство, страх и усталость, – и отряд упрямо продвигался вперёд: туда, куда стягивались все военные силы Белоглазых – к самому горлу Королевства Людей.
Когда до цели оставалось совсем немного – один-два перехода, рыскавшие по сторонам разведчики привели пленного.
– Человек! – определили Белоглазые.
– Челове-е-чек… – принюхавшись, подтвердили хоромоны, радостно облизываясь, и пленный горько пожалел, что уходя в разведку, оставил в военном лагере свой длинный меч.
Сильный толчок бросил захваченного в грязь и лиловый язык одного из людоедов нетерпеливо задрожал над самым лицом пленника, роняя на его грудь хлопья слюны. Остальные, сопя и толкаясь, старались отпихнуть товарища от лакомого кусочка. Мгновенно образовалась куча-мала, и пленник оказался бы неминуемо раздавлен под огромными тушами великанов, но каким-то чудом он исхитрился и успел выскользнуть из гибельной свалки. Между хоромонами завязалась драка – не жалея сил, они яростно лупили друг друга, начисто забыв о пленном. В ход пошли огромные камни, коих множество валялось по обочинам дороги.
Яростный рёв исполинов в первые минуты вынудил Белоглазых разбежаться подальше. Пользуясь возникшей суматохой, человек отполз к лесу, вплотную примыкающему к тракту. Обернувшись, он увидел, что все увлечены дракой. Кровавое зрелище заставило Белоглазых забыть обо всём: побросав крыланов и повозки, они столпились поодаль, свистом и улюлюканьем подбадривая наиболее свирепых драчунов.
– Давайте-давайте… – прошептал человек, и подобие улыбки искривило его лицо жуткий оскалом.
Скользя по грязи, он ужом юркнул в заросли терновника и, раздирая в кровь кожу, ринулся в чащу. Вожделенная свобода, казалось, была уже совсем близко, но тут в воздухе что-то просвистело, и страшной силы удар в спину сбил его с ног. Упав лицом в прелую листву, он ощутил, как сотрясается земля, – его догонял кто-то огромный. Человек зажмурился и мысленно распрощался с жизнью. Громадная когтистая лапа сгребла упавшего и легко оторвала от земли.
– Мясо!.. – жадно выдохнул преследователь, пряча в меховую сумку пращу. Зловоние, исходившее из пасти преследователя, привело жертву в чувство.
Извиваясь, человек попытался ударить великана ногой, целя ему в глаз. Хоромон ощерился и схватил добычу за шею, собираясь свернуть ей позвонки, но его остановил властный голос:
– Нельзя!.. Брось!
– Мясо! – обиженно возразил охотник.
– Оставь его! – сурово велел голос.
Хоромон тихо зарычал, как побитая собака, и каким-то детским движением быстро спрятал руку, сжимавшую добычу, за спину:
– Нету! – хитро улыбаясь, объявил он, и для убедительности продемонстрировал стоящей перед ним высокой фигуре в латах другую руку, – пустую.
– Отдай! – строго приказал закованный в железо.
В ответ великан проворно выхватил из-за пояса палицу и с рёвом бросился на противника. Воин ловко увернулся и взмахнул рукой: с его ладони слетел маленький тёмно-голубой шарик – прямо в грудь обидчику. Раздался треск, противно запахло палёной шерстью, и в мгновение ока хоромон превратился в кучку пепла.
Пленник, пошатываясь, поднялся на ноги, не совсем понимая, что произошло. В ту же секунду его туловище опутала клейкая тугая паутина, толщиной с хорошую верёвку.
– Вот так! – удовлетворенно произнес воин, уничтоживший великана, и щёлкнул пальцами.
Человек почувствовал, как земля уходит из-под ног: воин в латах молча развернулся и зашагал, связанный поплыл за ним по воздуху. Их появление в лагере было встречено дружным рёвом и гоготом: потрясая оружием, Белоглазые приветствовали своего могущественного товарища, выкрикивая его имя.
– Оридэм! Великий колдун Оридэм! – кричали они.
Великаны угрюмо теснились поодаль. От их толпы отделилась огромная фигура и качнулась навстречу триумфатору.
– Где мой лучший воин, Оридэм?
– Я убил его, – кратко отвечал Белоглазый. – Хочешь разделить его судьбу? – и подняв забрало, впился взглядом в лицо великана. Несколько долгих мгновений они с ненавистью глядели друг на друга, пока людоед не отвёл глаза.
– Не расстраивайся, дружище! – Белоглазый похлопал исполина по волосатому колену. – Этот олух был слишком туп.
– Так-то оно так, – провожая взглядом удаляющегося обидчика, глухо проговорил великан. – Но он был моим братом…
***
Огромные, кажущиеся бездонными глаза – белые, блестящие, точно перламутровая раковинка, покрытая сложным узором трещин, – кровавой сеточкой мелких сосудов. В этой сетке пульсирует светло-розовая жемчужина зрачка, – бледная, почти незаметная… Теперь он понял, отчего Люди прозвали своих недругов Белоглазыми. Эти жуткие глаза долго всматривались в его лицо, потом отдалились, и он почувствовал острую боль в висках.
– Ю-юстэс-с фон Гилленхарт… – врастяжку произнес знакомый голос. – Странное имя… Ничего не означает.
Юстэс приподнял разбитую голову: Белоглазый, что спас его в лесу от великана…
