Наталья Бутырская
Сага о Кае Эрлингссоне
Я вскочил и пнул тлеющие угли, огонь на мгновение ярко вспыхнул, и я успел углядеть лишь красноватую тень, убегающую с нашей едой.
– Да чтоб тобой тролли зад подтерли! – крикнул я с досады.
Вот дурак. Надо было подвесить мясо на дерево.
Глава 5
Фо́льси – весенний бог земли, плодородия, любви. Побратим Скирира.
Первый решился сбежать из моря на сушу, изобрёл земледелие.
Атрибуты – серп, серебряный тур и цеп для обмолота.
Утром мы доели все запеченные кусочки, козью же ногу с жалкими остатками мяса забрала неведомая лесная зверушка, что перепугала меня ночью. К счастью, она была небольшой и не смогла утащить наши рогатые запасы: козы благополучно пережили эту ночь. Я почему-то не подумал заранее о том, что эти животины – неплохой запас еды не только для нас, но и для всех лесных хищников. Волки легко могли почуять их, а заодно проверить и нас на вкус.
От коз надо было срочно избавляться. Или взять с собой, а при нападении зверей бросить для отвлечения внимания.
Словом, я ничего не решил, и мы потащились в гору в том же составе: я, Ингрид и две козы.
В гору без нормальной тропы было идти сложно. Мы то и дело поскальзывались, обходили колючие заросли, проползали под тяжелыми лапами елей и, скорее всего, изрядно петляли. Только к полудню мы выбрались наверх, но я это понял лишь потому, что земля под ногами перестала быть наклонной, а так вокруг были все те же деревья, кусты, иголки под ногами.
– Ой, грибочки, – пискнула девчонка.
Она внешне совсем не поменялась после благодати, и мне было неприятно думать, что у нее та же первая руна, что и у меня. Но ей она досталась как подарок, просто так, а мне пришлось через столько пройти. Клянусь молотом Скирира, у богов дурацкое чувство юмора.
– Ты знаешь, какие можно есть?
В Сторбаше был случай, когда целая семья померла, поев грибов, что собрала и приготовила их рабыня. Ее, конечно, забили плетьми, хоть она и клялась, что собирала только правильные грибы, но кто ж поверит рабыне? Все знали, что хозяин легко гневался и не раз избивал ее до полусмерти. С тех пор мне грибы опротивели. Я видел посиневшие трупы. Это недостойная смерть, позорная. А ведь глава той семьи был неплохим воином, в свое время ходил с моим отцом в походы, а подох, как какая-то псина.
– Эти вроде можно, – ответила Ингрид, но я все же вышиб из ее рук грибы и запретил их трогать.
На склоне я нашел звериную тропу, и идти сразу стало легче. О чем я совсем не подумал, так это о воде, и теперь надеялся, что тропа приведет нас к какому-нибудь ручейку. Пока мы еще держались. Если станет совсем тяжко, то можно было выпить козьей крови, я слышал, что так порой делали в длинных походах.
– А расскажи что-нибудь про богов, – снова эта пискля.
– Ты слышала про Фо́льси? Это весенний бог-пахарь. Он вышел из моря, как и Хуно́р.
– Он его братик?
– Нет. Да. Не знаю, – разозлился я. – Ты будешь слушать или нет?
– Буду-буду.
– Так вот. На самом деле Фольси вышел на сушу даже вперед Хунора. Он был таким красивым и приветливым, что первый же зверь, который увидел его, преклонил колено и позволил Фольси сесть на него. Это был огромный белый тур с гигантскими рогами. Фольси вскочил ему на загривок и поскакал. Когда тур мчался по горам, он копытами взрывал землю. От сильного ветра с головы Фольси сорвалось несколько золотых волос, они упали во взбитую копытами землю и проросли пшеничными колосьями.
– Получается, что зернышки – это Фо́льсевы волосики?
– Нет, дуреха. Волосы превратились в колосья. А зерна – это просто зерна.
– Ладно. А еще?
– Еще? – я попытался припомнить что-нибудь. – А, вот. Однажды Фольси заметил, что его золотые поля кто-то начал портить, то повытопчет почем зря, то сожрет почти созревшее зерно. Вот он и попросил Фомри́ра поймать вредителя.
Мифы про Фомрира я помнил получше, чем про Фольси.
– Фомрир запросил себе половину урожая за свою помощь. Бог-пахарь не хотел отдавать так много, но делать было нечего, и он согласился. Перед тем как идти караулить поля в первый раз, Фомрир потребовал от Фольси еды и питья на всю ночь. Тот послушался, дал ему целую бочку ячменной браги и воз свежевыпеченных караваев, – у меня самого аж слюнки потекли, пока я рассказывал. – Фомрир не стал ждать, слопал хлеб, выпил всю брагу и завалился спать. Наутро приходит Фольси: поля снова вытоптаны, а защитничек дрыхнет. Рассердился Фольси, но ничего не сказал.
На следующий вечер Фомрир снова говорит: «Дай мне попить и поесть, а то вдруг проголодаюсь». Пахарь не хотел соглашаться, но все же опять дал ему бочку браги и воз хлеба. И снова Фомрир всю ночь продрых.
Тогда на третью ночь Фольси сделал по-другому. Он добавил в брагу отвар из ягод жостера. Фомрир выпил всю бочку и уснул. А потом проснулся от того, что у него скрутило живот да так сильно, что никакого терпежу не было. Скинул он портки, сидит и дрищет так, что гул по всему полю стоит. И пока он сидел, выскочил на него огромный кабан по имени Гарт, который как раз и портил зерно. Фомрир от неожиданности как ударит прямо в пятак Гарту, тот зараз замертво и свалился. Вот так Фомрир спас поля Фольси от разорения.
Ингрид захихикала. Под хорошую историю и впрямь идти было веселее. Правда, я не был уверен, что правильно все рассказал, кажется, мама говорила, что это кабан не заметил спящего Фомрира и навалил ему на сапог, тогда бог-воин рассердился, вмиг догнал кабана и убил его ударом в пятак. Но и так неплохо получилось.
Жажда одолевала нас все сильнее и сильнее. Козы тоже не хотели тащиться следом и все время норовили остановиться, чтобы пожевать листья. Поэтому когда мы добрели по тропе до глубокой расселины, из которой явственно веяло сыростью, я обрадовался.
– Так, ты стой здесь и никуда не уходи. Я схожу проверю, безопасно ли там и есть ли вода. Если все хорошо, то сходим и напьемся вволю.
Ингрид кивнула. У нее было одно достоинство: она не ныла и слушалась меня.
Я последовал по тропе в овраг. Там было темно из-за густых нависающих ветвей и очень сыро, ноги то и дело проскальзывали по глине, и все указывало на то, что вода там была. Срубив топориком очередной торчащий из стенки корень, я замер. Показалось, что я что-то услышал, но не долгожданное журчание ручейка. Это было похоже на тихое похрюкивание.
После крутого поворота я вышел на более просторное место, в отдалении и впрямь поблескивала вода, но я уставился на зверюгу напротив меня.
Кабан был просто огромный. Я бывал прежде на охоте с отцом, но тех подсвинков, что мы убивали, было глупо сравнивать с этой махиной. В холке он был примерно мне по грудь, перепачканные землей клыки выступали из нижней челюсти на целую ладонь, а маленькие глазки уже налились краснотой и яростью. Кажется, я вступил на его территорию.
Громко взвизгнув, он помчался прямо на меня. Единственное, что я успел сделать, так это выставить топорик перед собой. И мне повезло, топорище уперлось в морду, застряв между пятаком и клыками, я проехал по скользкой глине несколько шагов назад и только потом упал, все еще удерживая тушу подальше от живота.
Не, кабан, конечно, далеко не Гарт из мифа, но так и я совсем не Фомрир, чтобы уложить такого секача ударом кулака в пятак.
Отец говорил, что если на тебя безоружного побежит кабан, то нужно уклониться от его атаки и покинуть те места, которые он считает своим домом. Если это не бешеная свинья с поросятами, то, возможно, она не станет тебя преследовать.
Кабан отскочил назад и снова напыжился, собираясь атаковать. Я медленно поднялся, глядя прямо ему в глаза, и стал ждать. Как только он помчался на меня, я отскочил вбок и ринулся обратно по оврагу, молясь всем богам, включая миролюбивого Фольси, чтобы не поскользнуться.
К счастью, за поворотом его владения заканчивались, так что он не стал меня преследовать, но к скучающей Ингрид я вылетел гораздо быстрее, чем спускался вниз.
– А что водичка?
Тут я сполз на землю и истерично захихикал, глядя на перепачканный глиной топор. Тоже мне, великий воин, обладатель первой руны, а едва не был убит бегающей ветчиной.
Когда я успокоился, мы прошли вниз вдоль расселины, отыскали вытекающий ручеек, вдоволь напились сами и напоили коз. Я понял, что дальше тащить этих тварей нет смысла. Они слишком сильно замедляли нас, поэтому я принял волевое решение и перед следующим подъемом сам зарезал обеих, втайне надеясь на получение второй руны. Ведь после первой руны я убил еще одного парня, и если добавить двух коз… Вот только у Фомрира было другое мнение. Я не получил ничего. То неведомое глупое условие по-прежнему действовало. А ведь ограничения вроде бы дают только на первую жертву.
Любимец богов! Отмеченный с рождения! Притягивающий молнии! Громогласный! Ох, уж эти боги и их капризы.
Мясо я напластал тонкими кусками, пересыпал их солью, надеясь, что оно испортится не так быстро, обмотал широкими листьями поплотнее, чтобы запах не просачивался наружу, закрепил тяжелый мешок за спиной поудобнее. И мы вновь поползли в гору.
Кабаньи тропы я старательно обходил. Сейчас как раз было то самое время года, когда свиньи-мамашки выгуливали многочисленные выводки, сторожа их, как зеницу ока. Мы видели разных зверей, но нечего и думать было о том, чтобы поохотиться на них. Не с топориком, по крайней мере. Эх, мне бы лук или охотничье копье… Видели и волков, но те были сыты и не обратили на нас никакого внимания. Не трогайте нас, мы не тронем вас. Увы, это правило работало только среди животных, да и то не всегда.
Я старался идти на север, определяя стороны света по солнцу, и не хотел сильно удаляться от берега, но там, где мы шли, морем даже не пахло. Я надеялся, что ближайшая деревня находится в каком-нибудь заливчике, а значит, мы рано или поздно должны натолкнуться на обрыв и воду.
Ингрид молча следовала за мной. Она уже не просила рассказов о богах, а просто пыхтела сзади, останавливаясь лишь для того, чтобы присесть за кустиками. Вечером мы удачно натолкнулись на ручеек, перекусили скукожившимися овощами, рыбой и парой кусочков мяса, но заночевали немного в стороне, чтобы звери, идущие на водопой, не нашли нас.
Еще день похода. Потом еще один. Из еды осталась лишь рыба да подозрительно пованивающие ошметки мяса. Порой мне казалось, что мы топчемся на месте или ходим вверх-вниз по одной и той же горе, настолько все было однообразно. И без того тощая Ингрид осунулась, ее нос и подбородок заострились, и она по ночам вскрикивала от боли, у нее сводило ноги, хотя днем она не жаловалась на усталость. Я уже начал отчаиваться и решил свернуть к морю, чтобы проверить, нет ли где дыма.
Полдня мы добирались до ближайшего берега и обнаружили лишь серые каменные скалы и глухо бьющиеся волны.
– Вон там что-то есть! – пискнула Ингрид и указала на бухточку, которую осталась позади.
– Что? – спросил я и почти сразу заметил легкий растворяющийся дымок. – Вижу.
Меня тут же охватили сомнения. А чего это днем там что-то жгут? А если там всего лишь чей-то корабль остановился, чтобы пополнить запасы воды? И если это так, то это, скорее всего, враги, так как это наши земли. Свои бы пристали к деревушке, а не рыскали в глуши. От деревни Ове плыть сюда всего ничего, особенно при попутном ветре. Почему же Ингрид не знала про соседей? Хотя откуда ей знать, если она целыми днями разговаривала только с козами, даже историй о богах не слышала?
– Пойдем туда?
Я скривился, но кивнул. Выбора толком не было. Еда почти закончилась, девчонка того и гляди свалится от усталости, да и мне изрядно надоело сбивать ноги. То ли дело корабль. Поставил парус и плывешь куда надо.
Лишь к вечеру мы добрались до нужной расселины, но спуск решили искать утром, когда будет светло. Не хотелось свернуть шею перед возможным спасением. Мы, как обычно, запалили два костерка и улеглись между ними.
Проснулся я от сильного тычка в бок.
– Вы одни?
Я откатился вбок, едва не влетев в затухший костер, и попытался вскочить, но в мой живот тут же уперлось острие копья.
– Не дергайся. Вы одни тут? Откуда?
Передо мной стоял нескладный приземистый мужичок с измятым лицом. Из клочковатой пегой бороденки торчала куриная кость, он обсасывал ее и перекидывал из одного уголка рта в другой. Несмотря на его потрепанный внешний вид, я ощутил резкий страх. От мужичка так и веяло опасностью. И не только из-за копья в руке.
– Мы одни. Идем уже четвертый день из Ра́странда. Мы единственные выжили.
Кость в его зубах неприятно хрустнула.
– Что, старик Хо́лдер не справился там, где смогли выжить два детеныша?
– Мой дядя О́ве убил двоих, но Торкель Мачта отрубил ему голову и руки. Я тоже убил двоих, – на всякий случай добавил я.
Не хотел, чтобы этот странный мужчина считал меня трусом.
– Ове – твой дядя? – копье немного отодвинулось назад.
– Не совсем. Он дядя моей матери Да́гней. Я – Кай, сын Э́рлинга, ле́ндермана Сто́рбаша. А это И́нгрид, она жила в Ра́странде, спаслась потому, что пасла коз поодаль.
Он убрал копье в сторону, кивнул в сторону топорика:
– Посмотрим. Оружие сними, хватай подружку и пойдем вниз. В следующий раз не пали костер возле деревни, а то можешь не проснуться.
– А твое имя?
– Аку́н Костлявый.
Я попытался вспомнить кого-нибудь с таким именем, но ничего не приходило в голову. То ли он не сделал ничего достойного упоминания, то ли песни о его подвигах не дошли до нас. Впрочем, не каждому же быть великим героем. Может, он всю жизнь просидел в этой деревушке, ловил рыбу, возделывал землю, а поднялся по рунам только за счет охоты на кабанчиков.
Ингрид не спала, а лишь лежала тихо, ожидая, чем закончится наш разговор, так что услыхав, что все прошло благополучно, сразу поднялась, поправила сбившуюся одежду и пошла за нами. Акун разворошил угли, забрал мое оружие, включая ножи, и пошел по еле заметной тропинке вглубь суши. Дорога была неудобной и петлявой, и в конце концов вывела нас к расселине, где тонкой струйкой спадал вниз ручей. Там нашелся и спуск.
Сама деревня была побольше Ра́странда, находилась в очень удобной долине, которая вся была распахана под огороды. Я насчитал не меньше трех десятков домов, которые выглядели намного лучше лачуг Растранда. Местные жители высыпали на улицу, чтобы посмотреть на новые лица.
– Костлявый, кого притащил из леса в этот раз? – крикнула одна женщина с румяными щеками.
– Неужто там теперь бегает такая дичь?
– Ой, девочка какая тощая. Кожа да кости. Костлявый, ты ее не ешь, пожалей!
Ингрид вцепилась мне в руку.
Аку́н привел нас к самому большому дому и втолкнул внутрь.
– О́лов, глянь. Говорят, на Растранд напал Торкель Мачта и всех там поубивал. Они одни спаслись.
В глубине дома находился массивный мужчина с дремучей рыжеватой бородой, которая сливалась с ярко-красной рубахой. Он встал, неторопливо потянулся, заразительно зевнул и кивнул Акуну, мол, продолжай.
– Мальчишка говорит, что он сын лендермана Сторбаша. А девчонка родом из Растранда.
– Главу деревни знает?
– Да, имя правильно назвал.
– Что по силе?
– У обоих первая руна.
Олов впервые взглянул на нас.
– Что, и у девчонки?
– Сам погляди.
– И что сын Эрлинга делал в Растранде?
Я скрежетнул зубами, так как не хотел особо распространяться о былом позоре, но делать было нечего.
– Боги не приняли мою первую жертву. И отец решил на время отправить меня к дяде Ове.
– А ведь я слышал что-то такое… – почесал под бородой Олов, – что сынок Эрлинга не глянулся богам. Так откуда первая руна?
– Когда на Ра́странд напали, я убил одного, и Фомри́р наделил меня благодатью. А девчонку я заставил зарезать козу, безрунная бы не выдержала похода. Я прошу выделить лодку и отвезти меня в Сторбаш. Отец отблагодарит вас за верную службу, – сказал я и тут же прикусил язык, так яростно полыхнули глаза Олова.
– О́лов больше не служит Эрлингу! – рявкнул в гневе глава деревни. – Девчонку поспрашивай да отправь ее к кому-нибудь. Пусть накормят, помоют.
– А этого? – Акун пихнул меня в спину.
– Не нравится он мне. Наглый больно. Пусть пока посидит на привязи. Потом решу.
– Олов, не хочешь помогать – твое дело, – крикнул я. – Но вязать зачем? Отпусти, я сам дойду до Сторбаша.
– А вдруг ты Торкелев лазутчик? Решил узнать, какие у нас силы, а потом доложить ему? Не, парень, посиди немного.
Акун тут же ловко скрутил мои руки веревкой и потащил на выход. Пока он вел меня к небольшому бревенчатому дому, я все пытался вспомнить, говорил ли что-нибудь отец мне про этот фьорд или нет, но бесполезно. Видимо, иногда все же стоит слушать отца.
Глава 6
Ка́рлы – воины с первой по пятую руну
Хуска́рлы – воины с шестой по десятую руну
Хе́льты – воины с одиннадцатой по пятнадцатую руну.
Сторхе́льты – воины с шестнадцатой по двадцатую руну
Воинов выше двадцатой руны славят поименно.
Внутри дома огромный столб подпирал крышу, рядом с ним валялись железные кандалы с длинной цепью между ними. Когда я понял, что меня посадят на цепь, решил, что как только останусь один, попробую освободиться. Но когда меня засовывали в кандалы, то цепь перекинули через столб. Так что я мог двигать руками и ногами, сидеть и лежать, а о большем не стоило и мечтать.
По моим ощущениям, у Акуна была четвертая, если не пятая руна, и он был посильнее Олова, с таким я б не сладил, даже если бы у меня было оружие. Поэтому я смиренно уселся на земляной пол и стал ждать. И ждать пришлось дольше, чем я рассчитывал, хорошо хоть накормили меня, троллевы выродки. И то не сами – на следующий день прислали Ингрид, уже отмытую, переодетую и даже расчесанную. После нескольких дней в лесу казалось, что будет проще ее обстричь, чем разодрать эти космы. И удивительно, девчонка теперь выглядела не такой уж и страшилой.
Я жадно закидывал в пустой живот кашу с редкими кусками мяса и расспрашивал Ингрид о местных порядках.
– Сколько здесь людей? Сколько воинов? Почему Олов не служит больше моему отцу? Есть ли у них лодки и какие?
Но глупая девчонка мотала головой и говорила, что не знает. Зато вывалила на меня кучу бесполезных сведений.
– Меня отвели к тетке Агне́те, у нее есть козы, одна точь-в-точь моя Беляночка, с вот таким белым пятнышком на лбу. А еще у тетки Агнеты пять детей, три мальчика и две девочки. Вот это платье мне подарили, а старое платье тетка Агнета сказала, что надо сжечь, чтобы не гневить Орсу таким ужасным видом. Еще тетка Агнета много на тебя ругалась, сказала, что нельзя такую кроху наделять благодатью. А дочка Агнеты, я забыла, как ее звать, сказала, что раз я маленькая, то и благодать у меня маленькая, и предложила проверить, насколько я стала сильной. Нам нарисовали круг на земле, и я ее слишком сильно толкнула, она вылетела из круга, упала и сломала руку. Так что я очень сильная! Но тетка Агнета на меня даже не ругалась, она назвала дочь троллевым выкормышем. А ведь та девочка была выше меня, почти как ты ростом. А еще меня тот дядька с костью во рту спрашивал про Ра́странд, я ему ничего не сказала.
– Почему? – еле-еле успел вставить я, пока она набирала воздуха.
– Так ведь они враги!
Я застонал и уперся лбом в столб, не переставая жевать. Мы должны были убедить местных в том, что я обычный парень, который никак не мог навредить деревне, а эта дуреха вслух говорила, что они враги. А ведь ее скорее послушают, чем меня!
– Почему враги?
– Ну как же? Дядька тыкал в тебя копьем, а теперь и вовсе приковал. Разве они не враги? Ничего, – Ингрид прислонилась ко мне и зашептала на ухо, – я ночью приду и спасу тебя.
– Да не надо никого спасать, – заорал я, надеясь, что меня услышат местные. – Они не враги. А меня приковали, потому что думают, что это мы плохие. Так что если тебя еще кто-нибудь будет спрашивать про Растранд, расскажи все, что знаешь.
– И спасать тебя не надо?
– И спасать не надо. Живи спокойно и постарайся больше ничего не ломать.
– Хорошо, – надулась девчонка, но почти сразу оттаяла. – Это хорошо, что они не плохие. Мне тетка Агнета нравится, от нее вкусно пахнет. А еще у нее муж помер в этом году, пошел к Нарлу на корабль. Она сказала, что ему никогда не нравилось грести, а теперь придется всю жизнь просидеть на золотой скамье и ворочать золотым веслом. А почему так?
– Значит, он погиб в битве на море. Вот только с кем он сражался?
– С хуо́ркой, – раздался голос О́лова. – Как раз хотел показать тебе. Если ты и впрямь сын Э́рлинга, тебе следует знать, чего стоит слово твоего отца.
Ингрид ойкнула и опрометью выбежала из дома, едва не врезавшись в невозмутимого Аку́на Костлявого с неизменной костью во рту. Кажется, время от времени он их менял, так как на этой еще виднелись остатки мяса, а вчерашняя была обглодана до блеска. Акун расковал меня и шел вплотную, держа копье наготове.
По дороге я встряхивал затекшие мышцы и потирал застывшую на прохладной земле задницу. Еще несколько ночей – и я точно застужу кишки.
Шли мы недолго, поднялись на пригорок возле самого берега, и Олов указал на море:
– Глянь, опять она резвится.
Я не сразу заметил длинную черную тень, лениво двигающуюся в отдалении под водой.
– Что это?
– Это хуо́рка. В прошлом году ей приглянулась наша бухта, и она решила поселиться здесь. Иногда она выбирается в открытое море, чтобы поохотиться, но всегда возвращается. Кажется, она поймала китеныша.
Из воды вынырнуло громадное вытянутое тело, серая кожа покрыта черными разводами, морду я толком не разглядел, успел лишь заметить мощные лапы-ласты да длинный хвост с торчащей полоской плавника. Судя по всему, хуорка была размером с дракка́р.
– Она топит наши лодки, не дает выходить в море, распугала всю рыбу в бухте. Мы тут задыхаемся, запертые от всех. Ни торговцев, ни гостей, ни рыбалки.
– А за помощью… – начал было я, но тут же осекся.
Кажется, я понял, почему Олов так зол на моего отца.
– Посылали. Эта тварь утопила две лодки с гонцами, но третья успела проскользнуть. Обратно мои люди вернулись пешком, бросив лодку за пределами бухты. Эрлинг передал, что у него нет сейчас людей, чтобы убить хуорку. Какой же он ле́ндерман, если не может защитить свои деревни? Мы ему честно платили дань, отправляли воинов, вывозили китовый жир, а единственный раз, когда нам что-то понадобилось от него, он отказался от своего слова! Так что ты скажешь мне, Кай, сын Эрлинга?
– Как можно убить хуорку? – нахмурился я.
Отец казался таким надежным, таким решительным. И мне пришёлся не по нраву его отказ. Должна быть какая-то причина!
В разговор вступил Акун:
– Я слышал, что в прошлом был сторхе́льт, сумевший убить ее в одиночку.
Сторхельт! Воин выше пятнадцатой руны! Неудивительно, что такой справился с чудовищем. Я настолько сильных людей пока даже не видел. Отец был сильнейшим в Сто́рбаше, но и он был всего лишь хуска́рлом седьмой руны, к тому же без боевого дара. Как он мог справиться с хуоркой?
– Во всем Сто́рбаше не наберется денег на сторхе́льта, – угрюмо сказал я. – Да ее просто так и не убить. Если ранить, она уйдет в море или на глубине заляжет.
– Эрлинг не интересовался нашим урожаем или количеством мужчин. Он приходил и брал, что нужно. Так что теперь и мне плевать, сколько у него денег и воинов!
Возможно, прежде Олов прислушивался к голосу разума, но, проторчав запертым в собственной деревне целый год, не в силах помочь своим людям, он уже не хотел слышать никаких оправданий. И я мог его понять. Сколько они смогут продержаться без притока людей и товаров извне? Как скоро у них закончится железо? Да и рыба всегда была неизменным блюдом на столах. По идее, они могли как-то перетащить лодки за пределы бухты, но я не представлял, сколько времени уйдет на эту затею. Да и первая же буря размечет их по берегу. Оставался лишь один вариант – бросить эту бухту и переселиться всей деревней на другое место, оставив хуорку резвиться в одиночестве. Но это тоже огромный риск. Возвести новые дома, заново распахать землю, построить лодки – и всё это успеть до наступления зимы. А ведь это место было по-настоящему удобным. Много плодородной земли под пашню, крутые скалы за спиной, что защищали деревню с суши, узкая горловина бухты не давала штормам проникнуть внутрь и укрывала от непрошеных гостей. Уверен, что и рыбы в заливчике прежде ловили немало. Здесь поудобнее, чем в Ра́странде.
– Я поговорю с отцом, клянусь мечом Фомрира.
– И что с того? – хмыкнул Олов. – Мои гонцы тоже говорили с ним, а толку?
– Он призовет кого-нибудь. Ведь если убить хуорку, наверное, можно подняться на одну руну? Может, кого-то из хельтов заинтересует такая возможность?
– Если бы. Хуо́рка ведь не первородная тварь, а просто огромная и тупая зверюга. Ей даже не нужны наши корабли. Она путает их с китятами и нападает, чтобы сожрать. А когда до ее пустой башки доходит, что мяса нет, люди уже мертвы.
– А если загарпунить?
– Так, малец, если тебе вдруг показалось, что знаешь побольше моего, то ты ошибся. Придумай лучше, как уговорить, чтоб я тебя отпустил.
– А зачем кого-то уговаривать? Нет никакого смысла держать меня в плену. Если б ты хотел, то уже бы прирезал. И Ингрид тоже, а то она может и разболтать. Я хуорку увидел, беду осознал, отцу передам. Жаль, что нет возможности довезти меня морем. Но без девчонки я и по суше доберусь, особенно если дашь припасы.
Олов звучно рассмеялся, от чего его борода запрыгала по широкой груди.
– А ты еще тот звереныш. Думаешь, так легко дойдешь пешком? Чем дальше, тем сложнее путь. Много трещин и скал, хищники, какие-нибудь твари. Хуорка – не самое страшное, что водится в этих землях.
Я пожал плечами.
– Дойду или нет – не твое дело. Прошу лишь позаботиться об Ингрид. Всю ее семью убили. И коз мы бросили по дороге.
Олов похлопал меня по плечу. Уверен, что там остался изрядный синячище.
– Он и впрямь сын Эрлинга, а, Акун?
Акун ничего не ответил, лишь ловко перевернул кость во рту, оставив снаружи вычищенный до блеска кончик.
– Что ж, сын Эрлинга, больше тебя приковывать не буду. Отдохни пару дней, поговори с людьми, познакомься с деревней. Как знать, может, когда-нибудь и тебе пришлют гонца за помощью…
Судя по всему, Олов был прямым и вспыльчивым, совсем как мой отец: легко загорался, легко остывал. Захотел – посадил на цепь, захотел – отпустил на волю. Мне нравились такие люди.
Когда мы вернулись в деревню, Акун вернул пожитки, включая поломанные ножи и отцов топорик, отвел меня в дом на краю деревни и толкнул в руки мощной женщины с низким, почти мужским голосом.
– Покорми его. Олов велел. Он наш гость.
Она неторопливо вытащила горшок со снедью, положила в миску здоровенный кусок мяса и села рядом, наблюдая, как я ем. Впрочем, это не испортило мне аппетит, и я сметелил все, что дали, обглодал кости и отвалился, сыто срыгнув. Тут в дом ввалились два мальчугана немногим старше меня, на поясах у них висели ножи. Значит, руну они уже получили.
– Мам, говорят, что Олов расковал пришлого… – рыжий с тонкой косицей на затылке осекся, разглядев меня в полумраке. – Ага. Как тебя звать?
– Кай, сын Эрлинга.
– Вижу, ты уже поел. Хочешь, мы покажем тебе деревню?
Я улыбнулся и согласился. Этот рыжий совсем не умел скрывать свои мысли.
Так и вышло. Он вывел меня почти на то же самое место, откуда Олов показывал хуорку, тем временем его брат умчался в другую сторону, стоило нам только выйти из дома.
– Значит, ты и есть сын Эрлинга? Из-за твоего отца к нам не приходят корабли, – как я и ожидал, рыжий начал с обвинений.
– Мой отец пока не повелевает морскими тварями.
– Но он не торопится выполнить свой долг! Неужто в Сторбаше нет достойных воинов?
– Смельчаков полно, как гребцов на золотом корабле Нарла. А вот таких сильных – недостаточно. Ничего. Скоро ты подрастешь и сам завалишь хуорку.
Сзади послышались голоса. Из деревни подошли еще парни, все перворунные, хотя у некоторых уже борода начала пробиваться.
– Что-то он коротковат. Я думал, он будет покрупнее, – сказал один из пришедших, высокий, но тощеватый.
– Копье покороче бревна будет. Да только бревно держит дом и гниет потихоньку, а копье пьет кровь врагов.
– Это ты меня бревном назвал?
– Я-то? Я и имени твоего не знаю. Как я мог назвать тебя бревном?
– Слушай, сын Эрлинга, ты наш гость, хоть и незваный, и Олов не погладит нас по голове, коли ты случайно помрешь. Но он не может запретить рунным мериться силой.
– А давайте, – широко осклабился я. – А то я еще толком не прочувствовал свою руну. Никак не могу понять, то ли я теперь сильный, то ли быстрый…
– То ли тупой, – закончил за меня рыжий.
Все расхохотались, и я тоже. Мне и впрямь было весело, как не было со времен Сторбаша до первой жертвы. Я даже оглянулся по привычке на Дага, но позади было лишь море с резвящейся хуоркой.
– Ну так как? Жребий кинете или гурьбой навалитесь? – с азартом свел я кулаки.
– Я первый. Его девчонка сломала руку моей сестре, – выдвинулся угрюмый парень с тяжелой челюстью. – Каких же коз они там режут? Размером с хуорку, что ли?
– Это Ингрид козу резала. Мне же пришлось рунного убить. Видать, Фомрир посчитал, что я настолько силен, что коза или даже безвольный раб – недостаточная жертва.
Мальчишки столпились вокруг меня, разинув рты.
– Ты убил рунного? Врешь?
– Я же не из Сто́рбаша пришел, а из Ра́странда. Туда То́ркель Мачта привел перворунных за благодатью. На меня кинулся настоящий богатырь в радужной кольчуге с огромной секирой. Если бы он попал, то рассек бы меня с головы до пяток. Но домик дяди был таким низеньким, а воин был таким высоким, что секира застряла в потолочной балке.
Кто-то от неожиданности хохотнул.
– Безрунным же оружие не положено, поэтому я схватил свинокол и ткнул в подмышку, пока он пытался вытащить секиру.
– Зарезал как свинью!
– Да. Он меня как долбанет, я влетел в стену, лежу и чувствую, ща помру. Половину костей переломал. А потом благодать! Все раны тут же залечились. Я схватил топор и выбежал на улицу, там убил еще одного, а потом Торкель убил моего дядю.
– Как?
Уже никто и не вспоминал о поединке. Местные слышали истории о битвах и песни, но сами пускали кровь лишь скоту. Олов и Акун вряд ли уделяли много внимания мальчишкам, а тут настоящий живой свидетель сражения между рунными воинами.
Я устроил настоящее представление. Сначала изображал Торкеля, громко и грозно выкрикивал его слова. Потом вставал с другой стороны и показывал действия Ове.
– И Мачта одним ударом отсек дяде голову и руки.
– Здорово!
Мы до ночи проторчали на том мысе, прокручивая тот бой. Рыжий изображал Ове, я – Торкеля, вместо секиры и меча мы размахивали палками, думая, как бы дядя мог защититься и победить ужасного противника. До настоящей драки так дело и не дошло.
Я провел пару дней в селении Олова, передохнул, а потом решил идти дальше
