Наталья Бутырская
Сага о Кае Эрлингссоне
Ярл поприветствовал собравшихся воинов, выпил первую чарку со всеми, а затем высокий стол занялся своими делами.
За общим столом было шумно и весело. Расторопные рабыни меняли кувшины с пивом и брагой, вздрагивали от шлепков по тощим задам, кулёчные доходяги-рабы меняли огромные миски с мясом. Я уже не вспоминал о собственном провале на пиру отца и пил свободно. Как-никак третья руна! Да и не одна кружка пива выпита за это время. Теперь я знал меру.
Рассадили нас тоже с умом: те кряжистые мужики равномерно распределились между наемниками и вмешивались в разговор, если он начинал принимать неприятный оборот. Ни одному хирду не позволили сесть кучей, а раскидали попарно. А еще за столом сидели женщины.
Хвала Скириру и Орсе, ярл Сигарр не сошел с ума, чтобы позволить крестьянкам сесть за стол с воинами. То были особые женщины! Они, как и Дагна, выбрали путь Фомрира и были полноправными воинами в одном из прибывших хирдов. Только вот красотой Дагны никто из них не блистал. Глядя на них, я понимал, почему женщинам не стоит сходить с пути Орсы. Сражения никого из них не сделали краше. Чересчур широкие плечи, тощие зады, груди не видно за плотными слоями одежды, у некоторых были выбриты виски (как я понял, в подражание самой знаменитой женщине-воину), кое-кто похвалялся шрамами.
Но чем больше пили мужчины, тем симпатичнее становились воительницы. Со всех концов слышались крики «Дранк», и хирдманы рассказывали о своих подвигах или делились смешными историями о неудачах.
История о наших приключениях у Тугой Мошны и охоте на троллей вызвала одобрительный гул. В начале все похвалы обрушились на Энока и его невероятный выстрел точно в глаз троллю, так как Альрика рядом не было. Зато во второй половине рассказа воссияла моя слава.
– А потом Кай крикнул: «Да это же троллиха!», вырвал из земли столб и как давай её охаживать!
Я благодарно посмотрел на Бьярне, сам я вступить с речью не мог, пережевывал особо жёсткий кусок мяса, его прожилки напрочь забили все промежутки между зубами.
Когда я наконец справился с неподатливой снедью и глотнул пива, сильный удар локтем пониже рёбер едва не выбил его обратно.
– Так ты Кай Погонщик Троллей? – девичий голос справа звучал с неподдельным интересом.
– Скорее Пожиратель Троллей! – хохотнул слева Тулле.
Тем временем рассказ уже дошёл до того места, где троллиха бросилась на меня. Отхлебнув еще пива, я перехватил нить рассказа, а братья по оружию дополняли речь. Присутствующие хирдманы из разных ватаг, все опытные сильные воины, хвалили мою храбрость и ярость. Вот это настоящая жизнь! Сначала подвиги, потом пиры и хвалебные речи! Я и не вспоминал про переломы, Ящерицу, про долгие бесплодные переходы и жидкие похлебки, разбавленные дождевой водой.
Пока говорил, меня буравил взгляд этой девушки справа. Я подвёл итог длинным глотком пива и закашлялся, поперхнувшись из-за еще одного тычка локтем поддых.
– А ты действительно могучий воин, Кай Эрлингссон! – снова она.
Я обернулся на нее. Там сидела женщина лет двадцати пяти и широко улыбалась. Мда, совсем не Дагна!
– Конечно. У нас в ватаге все такие, просто мне в этот раз повезло больше.
В ответ на мои слова она весело расхохоталась, и её косо обрезанная челка съехала в сторону, открывая спрятанный прежде левый глаз. Я невольно вздрогнул. Если правый глаз был привычного голубого цвета, то левый был чёрным, как потухший уголёк. Теперь понятно, почему она не сидит дома и не нянчит детей. С такой отметиной замуж не выйдешь, да и не каждая ватага возьмет человека с таким знаком.
Девушка заметила мой взгляд и перестала улыбаться. Поправив чёлку, она шумно отхлебнула из рога, качнулась ко мне и жарко прошептала на ухо:
– Ну, вот ты и узнал мой маленький секрет, расскажи теперь свой!
Я кое-как отбился от её пьяных расспросов, против воли узнав о ней больше, чем нужно. Зачем мне ее имя, имена родителей, длинный и сбивчивый рассказ о ее поселке и куча остальной словесной чепухи? Единственное, что показалось немного интересным, так это история о ее глазе. Хельга сказала, что родилась, как и все нормальные дети, с двумя голубыми глазами, но как-то раз не вовремя подвернулась под руку пьяному отцу. Он треснул ее по голове так сильно, что она два дня лежала пластом. Думали уже, что помрет. Потом Хельга пришла в себя, но один глаз навсегда остался черным. Родители решили, что не рука Орсы ее вылечила, а дыхание Бездны, твариной праматери. Вполне разумно. Я бы тоже так решил. От этого стало еще тошнее.
Выслушав всё это, я развернулся к Тулле, налил еще пива и подхватил залихватскую песню, что уже затянули под ритмичные удары бодрана.
– Кай, а Кай!
– Да?
Что этой женщине от меня нужно?
Ответ пришёл незамедлительно. Хельга впилась мне в губы. Во рту появился чужой вкус пива, чеснока и мяса. Горячие губы с языком мокро прошлись по моему лицу, словно вылизывание собакой, а не поцелуй. По подбородку потекла тягучая струйка слюны. Слышался гогот, подбадривание и улюлюкание.
С победным «Ха!» Хельга отцепилась от меня, встала из-за стола и пошла в сторону выхода, сделав знак следовать за ней. Я вытер рот рукавом и длинным глотком допил пиво, поймал рабыню с кувшином, налил ещё и залпом выпил. Хотелось напиться и в баню, несмотря на то, что я помылся перед самым пиром.
– А чего ты с ней не пошёл? – Тулле смотрел на меня с искренним недоумением. – Не красотка, конечно, но ведь и не рабыня.
– Ты глаза её видел?!
– Нет, а что? У неё нет глаза? То-то волосы так обстригла!
– Да лучше бы одноглазая была. У нее глаза разного цвета. Один нормальный, а другой черный, как безлунная ночь.
– Фу ты, гадость какая! Давай тогда лучше пить!
И снова полилось рекой пиво, на которое я теперь налегал сильнее, чем прежде, пока не почувствовал, что пора прогуляться до ветру. Шатаясь и раскачиваясь, я добрел до нужного места, сделал свое дело и пытался непослушными руками завязать поясок на штанах.
– А я уже думала, что не придёшь. – прошептали мне на ухо.
К спине прижалась грудь, если это можно так назвать, сильные руки обхватили меня, поползли вниз, ловко завязали пояс, попутно ощупав все, что ниже.
– Я… я не к тебе шёл.
Я не очень хорошо соображал, но знал, что времени после ее ухода прошло немало.
– Все так говорят. Пойдём! – Хельга схватила меня за руку и потащила за собой.
Я, наверное, мог бы освободиться, будь я трезв. Но сейчас я даже не понимал, в какой стороне пиршественный зал, куда мы идем и зачем. Да и хватка у девицы была неженская. Проще было бы отрубить ей пальцы, чем разжать. Пока я соображал, мы оказались на пристани и поднялись на какой-то корабль.
Девица, не отпуская руки, ловко развернула несколько шкур, бросила сверху плащ, толкнула меня на походную постель и опустилась рядом.
Глава 9
– Кай, ты тут? – голос Тулле доносился будто издалека.
Я с трудом приоткрыл глаза и снова зажмурился. Свет больно бил, усиливая и без того режущую головную боль. Мерзко крутило живот, словно я сожрал вчера что-то не то, и было непонятно, откуда оно вылетит: сверху или снизу. Убедившись, что прямо сейчас ничего ниоткуда извергаться не собирается, я вылез из-под плаща.
Вылез и скривился. Опять то же самое.
Я что, каждый раз после пира буду просыпаться на незнакомых кораблях? Да еще и в одиночку? А в этот раз было или не было? Мужчина я уже или как?
– О, Кай, так вот вы чем занимались всю ночь! – мой друг широко улыбнулся. – Вы ловили ручную рысь Хельги, а потом ты упал в воду и тебя пытался задушить осьминог?
Голос Тулле звучал так невинно и искренне, что я почти повелся. Но тут я вспомнил кое-какие детали ночного приключения. По крайней мере на один вопрос у меня был вполне определенный ответ, без всяких сомнений и двусмысленностей.
– Можно и так сказать, – буркнул я и еле удержал съеденное вчера.
Кишки скрутило узлом.
Тулле расхохотался. Я тоже попытался, но быстро понял, что тогда точно изгажу палубу, хоть и не был уверен, как именно. Кроме раскалывающейся головы, болели и другие части тела. С животом все понятно. Но почему так ныла поясница?
Держась рукой за мачту, я натянул штаны и двинулся за Тулле к выделенному нашему хирду дому. Я ковылял словно беременная корова, и с каждым шагом обнаруживал новые очаги боли. Раньше я даже не подозревал, что такие места вообще могут болеть. Что было еще хуже – я постепенно вспоминал прошедшую ночь: отрывками, смутными кусочками, скорее ощущения, звуки, вкусы. Скрип досок. Плеск волн о борт. Сбившееся дыхание. Аромат прогорклого пива. Масляные волосы. Невыносимо приятную и тягучую сладость. Выдох. Пальцы, впившиеся в спину. Царапины и сейчас горели огнем. И ухо. Я дотронулся до него и почувствовал под пальцами запекшуюся кровяную корочку. Она что, пыталась мне ухо отгрызть? Безумная баба. В следующий раз лучше возьму рабыню помягче и потолще, с большими сиськами и пышной задницей.
– Эй, Кай! – до боли знакомый женский голос донесся сзади.
Я не стал оборачиваться и проверять, она это или нет, лишь зашевелил ногами пободрее. Нет так уж и болят у меня ноги, с утра можно и пробежаться. Тулле, хрюкая и давясь от смеха, припустил следом.
– Кай, подожди!
Вот уже и наш дом. Я влетел внутрь, дождался Тулле и захлопнул дверь. Не то чтобы это было сложной преградой для четырехрунной девки, но не станет же она прилюдно вламываться в чужой дом?
Наше прибытие встретил взрыв хохота, привычные скабрёзные шутки, смешные для всех кроме того, над кем шутят, ободряющие хлопки по спине, от которых по телу прокатились новые волны боли. Я невольно поморщился, чем вызвал очередной приступ смеха у хирдманов.
– К нашему Каю все время каких-то троллих тянет, – как бы невзначай обронил Альрик. – Уж не пора ли дать ему настоящее имя?
– Что-то ничего на ум не приходит, – пожал плечами Хвит, ныне признанный скальд хирда. – Любимец троллей плохо ложится в песню.
– Ты титьки у нее хотя бы нашел?
– А то, может, она вовсе и не она была?
Я был бы счастлив поговорить с ребятами об этом, только в другой раз. Когда голова не будет разламываться от боли, вчерашнее мясо не будет лезть обратно, и волны удовольствия и стыда не будут окатывать при каждом новом воспоминании. Поэтому я скривил злобную морду, отполз в дальний угол и отрубился там.
Следующие несколько дней стали настоящей пыткой. Я слышал, что девушки после первой проведенной с мужчиной ночи привязываются к нему, а парни, наоборот, бегают за девками лишь до той самой ночи. Но для Хельги я явно не был ни первым, ни вторым. Так чего же она продолжала бегать за мной?
Стоило лишь выйти из дома, как я сразу натыкался на ее прищуренный голубой глаз. Продолжать знакомство желания не было. Слишком уж она стара да жестка для меня, да и знак бездны не увеличивал ее привлекательность. Потому я толком не выбирался на волю и не смог познакомиться с остальными хирдами, помериться силами и добыть новый топорик.
Ярл Си́гарр, несмотря на хилость, не был дураком и устроил небольшое торжище, где гости могли продать оружие, из которого они выросли, и выбрать что-то подходящее. Конечно, оружие продавалось и перепродавалось, и с каждой покупки Сигарр хотя бы один эрторг да клал в карман. Кормил он воинов исправно, но простой едой. Копченые колбасы да пряные меды можно было лишь купить в торговых рядах. И при этом ярл не выглядел скупердяем, как Торир Тугая Мошна. Может, потому что он не скупился на улыбки, на разговоры и на самое необходимое.
Сигарр скрывал от гостей расположение своего хутора и остальных поместий, спрятал вольных девок, зато отстроил временное поселение и пригнал кучу рабынь на любой вкус. И своим угодил, и чужих не обидел.
Через несколько дней я уже лез на стену от скуки и не мог дождаться начала боя. Ярл с хёвдингами каждый день чего-то совещался и совещался. Зачем эти бестолковые разговоры, если можно просто столкнуться лбами с вражеской армией и выяснить на поле боя, кто сильнее? Какой бы ты хитроумный план не придумал, все равно все будут решать мечи и топоры! Кто сильнее, у кого выше руна, кто отважнее и кто удачливее.
Альрик рассказал, что Сигарр стал ярлом не так давно. Его отец и старший брат были настоящими воинами, крепкими, храбрыми. А Сигарр с детства был слабеньким, быстро уставал от борьбы, запыхивался во время бега, заболевал после небольшого купания. Руну он получил в срок, как и все, но она не помогла ему стать здоровее. Жрец сказал, то была врожденная хворь, которой одарили Сигарра боги, и они не стали забирать ее. Потому Сигарр, как подрос, уехал в отдаленное поместье, где и жил с немногими помощниками.
Отец Сигарра, ярл Си́гвальди Добряк, в свое время изрядно поватажил и вернулся в родные земли, остановившись на десятой руне – пороге хускарла и хельта, и его люди, те самые опытные воины во главе с сакравором, почти не отставали от хёвдинга.
Пока Сигвальди был жив, его сосед – ярл Хрейн – сидел тихонечко и не зарился ни на какие земли, но стоило Добряку поперхнуться костью и помереть прямо за пиршественным столом, как Хрейн выполз наружу. Он совершал мелкие набеги на земли Сигвальди, ловил его корабли, не оставляя свидетелей. Сигарр предлагал брату пойти на суд ко́нунга Ра́гнвальда, но тот был слишком горд и говорил, что справится сам.
Немало хороших воинов погибло в те годы. А потом и сам брат погиб в неравном морском бою, только и смог передать Сигарру небольшой амулет – топорик Фомрира.
Никто не ожидал, что ярлом станет слабак Си́гарр, и не все местные были с этим согласны, вот только заплечный еще самого Сигвальди, опытный сакравор на девятой руне, что отказался следовать за старшим сыном ярла, внезапно занял сторону Сигарра. Да что там! Встал за его плечом, поднял всех старых соватажников, оторвал их от земли и внуков, заставил признать Сигарра ярлом.
Тот же сразу отправился к конунгу, поведал ему свою историю и добился разрешения спорного вопроса на одной-единственной битве. А чтобы все было справедливо, Рагнвальд Беспечный отправил своих людей приглядеть за сражением.
В означенный час хирды погрузились на корабли и отплыли к острову, причине всех бед.
Странно это было. Обычно на закате причаливают к берегу и ночуют на твердой земле. А сейчас все было наоборот. Едва солнце коснулось круглым боком земли, как мы оттолкнули «Волчару» от причала и дружно взялись за весла, уходя в ночное море.
Когда же опустилась темнота, мы последовали за мерцающими огоньками на впереди идущих судах. На нашем также горели лампы: одна на носу, вторая на корме и третья – на верхушке мачты. Если прочертить между ними линии, то получится фигура с тремя углами, так дети рисуют на песке кораблики. И можно не бояться, что в ночи не заметишь союзный драккар и врежешься в него.
Звуки ночью слышались иначе. Более гулко. Более громко. Мы не говорили и не смеялись. Молча гребли, вглядываясь до рези в глазах в огоньки и вслушиваясь в плеск весел. Если вдруг решит всплыть какая тварь, то мы у нее будем как на ладони, а вот ее саму не заметим, пока не окажемся у нее в пасти.
Я не боялся смерти, но предпочел бы умереть, стоя на земле. Да, я все еще не хотел становиться ватажником Нарла и грести целую вечность на его золотом корабле. И вообще – это несправедливо! Фомрир дал условие на получение руны, Фомриру я приношу жертвы, но если помру в море, то последую за Нарлом.
– Оооой! – раздался протяжный крик.
Альрик тут же приказал сушить весла. Мы замерли. Где-то тут был остров с его рифами, неровными берегами и прочими прелестями, а мы, как слепые котята, плыли наощупь.
– Двое сторожат, остальным спать!
Я завернулся поплотнее в плащ и улегся на палубу. Когда теперь еще доведется поспать?
– Подъем!
Уже? А ведь, казалось бы, только что заснул после своей очереди. Я протер лицо морской водой, огляделся. Солнце еще не встало, но небо уже посветлело. Еле виднелись бледнеющие звезды. Остров оказался совсем близко. Слишком близко для ночного плавания, я бы сказал. Видать, у Сигарра отменный кормчий, что может ходить по морю вслепую. Остальные корабли стояли неподалеку.
Все воины напряжённо смотрели на восток. Ещё немного, и можно будет бежать к крепости. Некоторые со страхом проглядывали на берег – там стоял наблюдатель от конунга. И он впечатлял! Полноценный хельт, двенадцатая руна, секира в человеческий рост, кольчуга, сплетенная из толстенных колец. И самое главное – он не сдерживал силу. Она омывала горячими волнами, путала мысли и давила мельничными жерновами, ни у кого даже мысли не возникало нарушить правила и сойти с корабля прежде назначенного времени.
Скоро рассвет. Мы принялись поправлять оружие и доспехи. Я несколько раз присел, пара наклонов – и кровь уже бурлит в теле от предвкушения славной битвы, заново перетянул завязки куртки, закрепил наручи, повесил на спину щит, топорик, как обычно, на поясе. В последнюю очередь взял два увязанных обрывками бечевки копья.
Первый луч солнца ласково коснулся верхушки мачты. Заплетенная в косу борода наблюдателя качнулась от кивка, и давление чужой силы сразу же пропало. Я словно глоток свежего воздуха вдохнул.
Началось!
Мы спрыгнули в лодки, в несколько взмахов достигли берега, подхватили назначенного нам проводника и рысью последовали за ним.
Согласно плану именно наш хирд, как самый равномерный и слаженный, должен был первым занять крепостицу и удержать её до подхода остальных сил. Это не сильно понравилось остальным хёвдингам, ибо сулило нам больше славы, правда и риск был больше.
Мерный бег не был похож на безумную погоню за троллем, но и не походил на патрули в поисках следов сноульверов. Проводник по имени Аку́н Челюсть вёл нас самой короткой тропой, тяжелая огромная челюсть первородной твари, что он приспособил вместо оружия, в такт шагам покачивалась на плече. Я бы такую, конечно, поднял, но сражаться бы ею не смог.
– Почти на месте, – с этими словами Акун снял чудовищное оружие с плеча и двинулся в обход последнего холма.
На ходу развязывая копья, я последовал за остальными.
Дом, выстроенный на пригорке, был окружён невысоким частоколом, вместо ворот имелся только проём в стене, но самое главное – там были враги. Мы увидели несколько человек, что уже забегали внутрь, а чуть подальше, примерно на таком же расстоянии от дома, что и мы, шел вражеский отряд. Враги соображали ничуть не хуже.
Акун, не оглядываясь, помчался к дому. Альрик крикнул:
– Вепрь, Трю́ггве – за мной, остальные – в бой! – и побежал следом за Челюстью.
Мы рванули изо всех сил, чтобы перекрыть врагам путь к поместью. Те уже не спешили, поняли, что боя не избежать. Мы выстроились в линию, слева от меня встал верный Тулле, справа – Эйрик. Я глянул на их лица, пытаясь угадать, что они сейчас чувствуют. Лицо Эйрика было спокойным и сосредоточенным, словно он собирался дрова нарубить, Тулле же кривился, как от зубной боли.
Наш строй шагнул вперед. Снова меня подхватило то же ощущение, что во время охоты на каменного зверя. Единение. Чувство плеча. Я уже не был собой. Я был сразу всеми, целым хирдом, я-мы был сильнее, чем один человек, быстр и несокрушим. Во мне-нас не было страха. Разве великан боится мышь?
– Тум! Тум! Тум! – я слышал бой сердец всех сноульверов.
Люди с другой стороны были разобщены. Они шли не вместе. Каждый был за себя. И каждый видел перед собой единое, и это единое было направлено лично против него.
Шестьдесят шагов. Копьё в правой руке подрагивало от нетерпения, щит все ещё был за спиной, но я не боялся шальной стрелы. Хирд прикроет. Тум!
Сорок шагов. Я вскинул копьё и отвел руку назад.
Тридцать шагов. Пора! Я выбрал цель – карла с неприятной на вид секирой – и швырнул первое копье. Не глядя на результат, перебросил второе в правую руку и снял щит со спины. Тут же рядом со мной вонзился в землю вражеский подарок. И без того расхлябанный строй противников рассыпался.
Тум! Щит вперед! Удар копья направо. Враг дернулся, и тяжелая секира Эйрика врубилась ему в плечо. Я выхватил топорик и набросился на следующего. Тум! Он взмахнул коротким мечом. Не меч, а кинжал-переросток! Принял удар на щит и тут же рубанул сам. Рука противника бессильно обвисла, вспоротая от локтя до запястья. Потому и нужны хорошие наручи. Тум! Еще удар! Топор прошелся по лицу противника вскользь, оставляя рваную рану. Он упал и завыл, прижав здоровую руку к щеке.
– Тулле! – я чуть отодвинулся, и Тулле быстро перерезал раненому горло.
Немногие уцелевшие из вражеского хирда отступили. Бежали в сторону леса, бросив раненых.
Единение распалось.
– Все в дом! – прорычал Эйрик.
Скоро появятся новые враги, нужно успеть занять поместье и наладить оборону до прихода основных сил. Потому мы взяли только самое ценное и ушли под защиту частокола. Я успел схватить лишь кошель и меч. Как раз вовремя: топорик, данный отцом год назад, треснул поперек лезвия. Теперь только на перековку. Правда к мечу придется привыкать и привыкать быстро. Другой замах, другое расстояние, другие удары. Отец учил разному оружию, мало ли что в жизни пригодится, только вот уже больше года я сражался одним топориком. Заработаю серебра, куплю нормальное оружие, под пятую руну, не меньше.
Тем временем, хирдманы готовились к будущему штурму. Поместье явно заброшено, но главный дом был еще крепким, лишь крыша вся заросла высокой травой. Рыбак взялся за ее расчистку. Частокол скорее обозначал границы, чем защищал их, но и он поможет задержать врагов. Грядки уже давно затоптали, колодец засыпало землей, а сараюшки обвалились, их жалкие покосившиеся останки разбирали на части, отбрасывая гнилье в сторону.
Не было ворот.
– Дом пуст, – сказал Косой, вынырнув из дверного проема. – Ни лавок, ни даже чашки какой.
Трю́ггве с Вепрем вытащили трупы и положили их с другой стороны ограды. Э́йрик, И́вар и Альрик умчались к ближайшей рощице, хёвдинг хотел было позвать меня, но заметил треснутый топор и передумал. Там Секира срубил ель, Беззащитный практически в одиночку дотащил ее до проема и уложил так, чтобы ветви торчали наружу. Так себе защита. Любой пятирунный вытащит ее и не запыхается. Но это хотя бы заставит врагов немного задержаться.
Я уселся на землю. Пока было время, хотел оценить трофеи. В кошеле обнаружилось только серебряное кольцо да пара серёг с запекшейся кровью.
Мне на голову с размаху нахлобучили шлем и для верности еще и прихлопнули сверху, отчего в ушах зазвенело.
– Держи! – сказал Эйрик Секира. – А то мне маловат слегка.
Я кивнул в благодарность, снял подарок, чтобы рассмотреть его во всей красе. Шлем оказался отличным. Вытянутый опытным кузнецом из одной пластины, полукруглый, легкий, он выглядел весьма прочным. Изнутри он был подбит войлоком, а кожаные ремешки, сплетенные сеткой, берегли от прямого прикосновения железа. Я снова надел подарок Эйрика: сидит как влитой. Я мотнул головой, потряс, подергал в разные стороны, и он даже не шелохнулся. Это был очень хороший шлем, и стоил он гораздо дороже, чем моя помощь Эйрику. Впрочем, он отдал его сам и по своей воле, так что всё в порядке.
И в конце пришла очередь меча. Простенькие ножны не сочетались с массивным бронзовым эфесом, покрытым искусной насечкой в виде листьев. Сам клинок был коротковат. На пару пальцев короче – и это был бы уже кинжал. Шириной в четыре пальца у основания, он плавно сужался к острию, достаточно тяжелый, но основной вес приходился на рукоять.
– Неплохой меч был, – Альрик опустился рядом со мной.
Сегодня он был далеко не беззащитным: кольчуга тройного плетения, шлем, за спиной щит.
– Был?
– Видимо, прежде это был меч для пятирунного воина, не меньше, а потом сломался, и из остатка переточили это, – Альрик улыбнулся и продолжил: – У меня был похожий, только не сломанный, а сточенный до игольной толщины. Дед подарил на первую руну.
– И где он сейчас?
– Сломался о чужие рёбра. Как тебе первая настоящая битва?
– Битва как битва, – я не понимал, с чего бы хёвдингу интересоваться моим мнением.
– Тулле сказал, что ты отдал ему своего подранка, – Альрик уставился на меня испытующим взглядом.
– Да там вторая руна всего, – пожал я плечами. – Мне с него пользы как с козла молока, а для Тулле шаг к следующей руне.
Хевдинг похлопал меня по плечу, поднялся и отошел в сторону. Я оглянулся: он подошел к Ларсу и перекинулся с ним парой фраз, затем к следующему хирдману. Он словно бы проверял, не передумали ли мы после краткой схватки, не испугались ли. Альрик не был с нами в цепи, потому он не знал, что чувствовали мы одно и то же.
Я усмехнулся, встал и сделал несколько взмахов новым мечом. Привыкал.
– Ярл Сиггар идёт! – крикнул Энок Косой с крыши дома.
Отлично! Они успели до прихода вражеских сил. Может, с другой стороны острова пути к поместью менее удобные? Или тот ярл придумал какую-то хитрость?
Акун с одной стороны и трое наших с другой оттащили дерево, впуская людей ярла и остальные ватаги, в подворье сразу же стало тесно.
Сам ярл выглядел бледновато, постоянно кашлял и сплевывал. Сакраво́р стоял рядом и поддерживал Сигарра. Остальные же едва-едва разогрелись во время прогулки.
Галдёж стоял неимоверный. Хевдинги переговаривались с ярлом, карлы из разных ватаг слушали краткий пересказ нашей схватки.
– Враг идет!
Разнесшийся рёв лишь отдалённо походил на мягкий голос Хвита. Видимо, Энок не смог докричаться до гомонящих хирдманов и попросил помощи у скальда. Вмиг наступила тишина, каждый отряд уставился на своего хёвдинга, а те, в свою очередь, на ярла.
Сигарр выпрямился, убрал тряпицу ото рта. На его шее блеснул железный топорик. Осанка ярла изменилась, он выглядел более уверенно, взгляд стал внимательным и колючим.
– Си́гурд, твои люди держат ворота.
– Да, ярл.
Сигурд развернулся и рявкнул что-то невразумительное своим людям. Именно в его хирде и находились те женщины-воительницы. Хе́льга тоже была там, моргнула мне голубым глазом, хитро улыбнулась и последовала за своим хевдингом к проему.
– Корень, Медведь, вы с ним.
Из личной ватаги ярла вышли два пожилых воина: один худощавый и невысокий, другой огромный и толстый. И я бы не поручился, кого как звали. Шутки при наречении имени бывают разными.
– Сноульверы и хирд О́рма следят за стенами.
Я любил такие планы, простые и понятные: стой там, бей всех, кто с той стороны. Интересно, что бы придумала Дагна? За то время, что мы тут проторчали, заставила бы вырыть ров, выстроить каменную стену в три роста высотой, сделать ловушки с кольями в лесу? Или потрясла бы сиськами перед врагами, те бы сами друг друга поубивали.
Сам же Сигарр засел в доме. Оно и правильно. Если уж платишь наемникам, то и на первую линию выставляешь их. Свои люди – не чужие, их так просто не купишь, а потому их стоит беречь. Да и кто знает, кого еще нанял тот ярл? Хорошо, если там все низкорунные карлы. А вдруг он сумел найти опытных хускарлов? Тогда запас сил в виде мощных людей Сигарра лучше приберечь.
Мы с Тулле заняли небольшой участок слева от ворот. Несколько лучников из других ватаг поднялись к Эноку, крыша подозрительно поскрипывала, но пока держала вес. Жаль, что не получится снова биться в едином строю, в стае. Но страха не было.
– Идут! – выкрик самого зоркого воина в хирде стегнул как бич. Сердце забилось сильнее, разгоняя кровь, слух обострился, внутри живота пламенем разгорался азарт охоты.
– Там Торкель! – удивленно и радостно воскликнул Энок.
Мачта? То ли это судьба нас сводила, то ли он как-то проследил за нами.
Тулле опасливо глянул на меня. Я оскалился и крикнул:
– Чур, лысина моя!
Мой выкрик вызвал несколько заинтересованных взглядов.
– Кошель себе сошью, – пояснил я.
– Тогда мне череп! – подхватил Альрик. – Кубок будет.
И уже скоро весь наш хирд громко и весело делил Торкелеву тушку: Хвит затребовал берцовую кость для флейты, Энок – сухожилия на новый лук. Все присутствующие воины постепенно проникались нашей весёлой злостью и уже с нетерпением ожидали подхода врага.
Косой вскинул лук, задрав его вверх, и выпустил стрелу. Я следил за ней взглядом, она поднималась все выше и выше в бездонное синее небо, пока не исчезла в лучах рассветного солнца. Я не заметил, когда она снова появилась, но чёрный росчерк недолго падал, исчезнув за частоколом. Следом за Эноком и остальные лучники принялись выпускать стрелы.
Ответ пришел довольно скоро.
– Поднять щиты!
Мы едва успели их вскинуть, как щиты затрясло от первых ударов. Одна стрела даже смогла пробиться через толстую древесину и показала краешек наконечника, точно кончик клюва железной птицы. Я мельком посмотрел на Тулле, тот был в порядке. Но кровавую дань стрелы все же собрали. Кто-то не успел исполнить приказ, чей-то щит не выдержал выстрелов, должно быть, среди лучников были и хускарлы. Сноульверы пока все были целы, мы стояли прямо под частоколом, и в нас было сложнее попасть. Впрочем, судя по радостным воплям наших лучников, у врага дела обстояли хуже.
В очередной раз спустив тетиву, Э́нок счастливо расхохотался:
– Тебе, Фомрир!
Добрался до четвёртой руны раньше всех! Счастливчик.
Энок натянул тетиву, раздался треск дерева, обломки сломанного лука повисли в руках незадачливого стрелка. Ослепитель покачнулся, аккуратно слез с крыши, вытащил меч и присоединился к нам с Тулле.
– Не рассчитал силу, – недовольно буркнул он.
Враги пошли на приступ. Безуспешно забросали копьями воротный проём и пытались прорубить путь сквозь ель, что перекрывала проход, но свежие зеленые ветви только гнулись от ударов мечей, хлеща в ответ. Защитники застопорили дерево, воткнув копья между сучьями, так что вытащить его было не так легко, как вначале. Женщины Си́гурда сражались не только оружием, но и словами. Они поливали противника оскорблениями и насмешками, проходились и по их внешнему виду, и по манере боя, и по вероятным постельным подвигам. Даже у меня покраснели уши от их шуточек. Не хотел бы я с ними нечаянно поссориться.
Я с трудом оторвался от перебранки у ворот. Кто-то лез на частокол. Его мы быстро взяли на копья и снова заскучали. Оглянувшись, я увидел, что у Ха́лле с Ларсом не все так хорошо, их теснили трое перебравшихся через стену воинов. Я рванул туда, но остановился возле воротного проёма. Один из хускарлов Сигарра уже помог Ларсу и Рыбаку, снес двоих нападавших одним взмахом молота.
В воротах бой стал более напряженным. Часть веток уже отсекли, и местами воины рубились, разделённые лишь тонким стволом дерева. Мужчины и женщины Сигурда, пользуясь узостью проема и прикрытием бревна, сменяли друг друга. Один вступал в бой в тот же миг, как другой отступал из-за раны или вражеского напора. Если наше единение в бою было похоже на волчью стаю, то люди Сигурда напоминали работу водяной мельницы: двигались в своём ритме, как деревянные шестерни под напором воды, что вращают тяжёлые жернова. И не дай Фомрир попасть под них!
