Наталья Бутырская
Сага о Кае Эрлингссоне
Эпилог
В просторном зале такой высоты, что там свободно бы раскинул ветви столетний ясень, шел пир. Мощные колонны, что поддерживают свод, раскрашены в ярко-красный цвет и увиты резными узорами в виде диковинных зверей и чудовищных тварей. Можно часами бесконечно разглядывать их сплетения, водить пальцем по длинным изогнутым телам и угадывать, где заканчивается одно и начинается другое.
Ярко пылает огонь в центре зала – не для приготовления еды, в этом доме еду приносят из отдельного строения – готовильни, а для освещения. Повсюду расставлены и развешаны масляные лампы, оставляющие темные пятна копоти. На стенах блестит в свете ламп начищенное и смазанное маслом оружие: вот огромная двуручная секира, которую не каждый человек поднимет, вот меч с позолоченной рукоятью, за такой можно отдать небольшое стадо коров и не пожалеть ни на мгновение, вот топорик с вытравленными по металлу рунами, в бой такой не возьмешь, только хранить как оберег и украшение дома.
А еще висят на стенах шкуры, да не простые волчьи или лисьи, которыми дом любого карла полон, а медвежьи, собольи да песцовые. Моржовые бивни да кости неведомых тварей украшают дом.
А вдоль стен стоят щедро накрытые столы, и бегают взад-вперед рабы, без устали таскают новые угощения и напитки. А за столами сидят могучие воины, куда ни глянь – всё именитые люди со звучными прозвищами, о подвигах которых сложена не одна песнь. Горячий у них нрав и быстрая рука, потому оружие свое они оставили снаружи, лишь ножи при себе оставили. А как за столом без ножа? Ни ароматное мясо напластать, ни кусок ко рту поднести, ни длинный язык укоротить.
Но нет сейчас распрей или вздорных речей, лишь шутки да смех разносятся по залу. Нет-нет, да и поднимется один из приглашенных ска́льдов и скажет хвалебную ви́су, где воздаст честь гостеприимному хозяину. Только праздно сидят музыканты, молчат их инструменты, что взбодрили бы сердце и усладили слух новыми песнями, ибо печаль на душе у ярла.
Всё вроде бы хорошо у него. На нём и на его жене, что сидит подле, яркие шелковые одежды, кои ценятся выше золота, сидение его обито мягкими шкурами, все пальцы в серебряных перстнях с самоцветными камнями. А цепь, что давит на мощную шею? Не обычная серебряная, в таких пусть карлы ходят. Переливается она золотом, вызывая зависть даже у богатых гостей, отблескивает каменьями, а звенья на ней размером с фалангу пальца. На хмурое чело надвинут простой железный обруч, дань памяти отцу, который из обычных хускарлов вознесся на место ярла.
Вошел в залу слуга из доверенных и, невзирая на неудовольствие гостей, сказал шепотом ярлу что-то, после чего ярл нахмурился пуще прежнего и кивнул. Умчался слуга, и вошел новый гость, нежданный и незваный. Высокий настолько, что едва не касался лысой макушкой толстых дубовых балок, худой и прямой, как мачта на драккаре.
– Торкель Мачта! – проревел на весь зал ярл, приподымая грузное пузо. – Я сохранил тебе жизнь за былые заслуги с одним условием: больше не должен являться ты передо мной ни живым, ни мертвым. Так зачем же ты вернулся? Жизнь не мила стала?
Гость не смутился под злыми взглядами и спокойно ответил:
– Я принес тебе весть об убийце твоего сына Ро́альда.
Женщина, что все это время не шелохнулась, вскочила с места:
– Он жив? Скажи, Мачта, что он еще жив!
Скирре Пивохлёб подал знак, и тут же с балок опустились пушистые многоцветные ковры, отделяя ярла от основного зала. Ни звука не выйдет из этой комнаты, пока не захочет того ярл. Впервые за вечер забухал бодран, загудели дудки, запела арфа, и вовсе заглушая тайный разговор.
– Я отправился из славного города Турга́р с печальным сердцем, ибо и я любил Роальда, и не знал, куда отправиться, а потому положился на волю богов, – сказал Торкель. – Услышал я, что в отдаленном городке Сторбаш объявился огненный червь, и тамошний лендерман собирает воинов на битву с ним. Я знал, что моих сил недостаточно, но решил, раз боги подали знак, значит, такая у меня судьба. Славные воины собрались там: Ма́рни Топот, Ско́рни Таран, Да́гна Сильная, Тину́р Жаба. Вместе мы смогли справиться с опасной тварью. Но услышал я кое-что интересное в Сторбаше. Местный мальчишка, едва достигший первой руны, похвалялся, что получил ее, убив некоего воина свиноколом.
Женщина смотрела на Торкеля Мачту так, словно хотела вспороть горло и вытащить из него несказанные слова побыстрее.
– Я стал расспрашивать и узнал, что этот мальчишка – сын лендермана Сторбаша, Кай Эрлингссон. Он не получил благодати богов на первой жертве и был услан в Ра́странд, ту самую деревню, куда я повез Роальда поохотиться. И Эрлинг, его отец, всё время смотрел на меня волком. Он знал, что это я вырезал его людей, но обвинения не кидал, хоть и был в своем праве. А почему? Потому что боялся за жизнь сына, знал, что ты, ярл Скирре, захочешь отомстить.
– Так что же ты не украл его? – воскликнула женщина, стискивая кулаки так, что ногти впились в её нежные ладони и на них выступила кровь
– Я хотел дождаться, пока не разъедутся друзья Эрлинга, и схватить мальчишку, но тут он сам куда-то пропал, и лендерман чуть не придушил меня, думая, что это я его взял. Потому пришлось мне уплыть из Сторбаша в ту же ночь.
– И это все, на что ты способен, Торкель Мачта?
– Уймись, женщина. Дай ему сказать, – осадил жену ярл.
– За огненного червя я получил одно из его сердец, которое потом продал, а на вырученные деньги нанял хирд Торе Длинный Волос. Они невысоко поднялись в рунах, а потому не вызывали подозрений. Они должны были приплыть в Сторбаш под видом торговцев и выкрасть мальчишку. Не знаю, что пошло не так, но я получил весть, что корабль Торе с козлиной мордой вернулся в Сторбаш, но ни Торе, ни его людей там не было.
– А мальчишка? Мальчишка жив?
– Жив, здоров, получил вторую руну.
– Какое счастье, не так ли, Скирре? Он жив, а значит, скоро я смогу его подвесить за большие пальцы над этим очагом и смотреть, как обугливаются его пятки. Две руны! Больше, чем было у моего мальчика. Значит, он сможет выдержать много разных пыток!
Правильные черты лица женщины исказились, стали напоминать уродливую деревянную маску. Скирре невольно вздрогнул. Никогда он не видел жену в большей ярости, чем в тот день, когда Торкель с повинной головой привез тело сына в радужной кольчуге.
– Значит, этот Эрлингссон сейчас в Сторбаше?
– Потребуй у лендермана виру за Роальда. Виру головой его сына! – обернулась женщина к мужу. Ее глаза горели жаждой мести.
– А он потребует виру за ту деревеньку.
– Заплати ему золотом. Отдай хоть эту цепь, хоть все мои украшения, – и она лихорадочно начала срывать с себя кольца, серьги и бусы, швыряя их на стол, точно мусор.
– Не думаю, что Эрлинг любит сына меньше, чем ты Роальда. Не согласится он выплатить такую цену.
– Тогда уничтожь его. Подними дружину. Сколько можно жрать и пить за твой счет, сидючи на одном месте? Что такое Сторбаш против твоих земель? Что их воины против твоих?
– Ты не понимаешь, женщина. Тут дело не между мной и Эрлингом. Ко́нунгу Ра́гнвальду уже дважды жаловались на моих людей и на разорение прибрежных селений. Рагнвальд пригрозил, что если будет еще одна жалоба с живым свидетелем, тогда он лишит меня земель, что даровал моему отцу за подвиги в той войне.
– Ну и пусть! Что такое земли по сравнению со смертью моего сына? – вскричала женщина. Ее голос услышали даже за пределами комнаты, потому что затихло все за коврами. Жену Скирре тут уважали и боялись не меньше, чем самого ярла.
– Замолчи. Никак совсем помешалась от горя? Иначе бы поняла, что без земель мы не сможем кормить дружину и содержать столько кораблей. А значит, не сможем никому отомстить. Только жалкий трэль мстит сгоряча, умный муж возвращает обиды с холодной головой, зато уж сторицей.
– Ты прав, мой дорогой муж, ты прав. Но как сдержать мне чувства? Как не переживать? А вдруг заболеет мальчишка? Вдруг сожрет его какая-нибудь тварь? Вдруг его настигнет внезапная смерть, что безболезненно отправит его в дружину Фомрира? Как мы взглянем потом в глаза Роальда, зная, что он умер неотмщенным?
Торкель стоял, опустив голову, не поднимая глаз. Он знал, что в любое мгновение гнев женщины может обрушиться на него и переломить шею.
– Ты правильно сделал, что приехал, Торкель, – сказал Скирре, немного успокоившись. – Ты доказал, что до сих являешься моим верным дружинником. Что посоветуешь? Как выловить мальчишку?
– Судя по тому, что я видел, Эрлингссон недолго высидит в тихом Сторбаше. Как и его отец в свое время, он рано или поздно отправится за славой и божьей благодатью. В море каждый год пропадают сотни молодых воинов, и некого винить в их гибели, кроме богов и плохой удачи. Нужно лишь держать ухо востро и следить за Сторбашем.
– Отличный совет. Раз уж ты, Мачта, начал это дело, так тебе и заканчивать.
– У меня и не было другого желания. Только кораблик мой мал да плох, и людей не хватает.
– Возьми «Чайку», самый быстрый корабль, набери людей, каких пожелаешь. Жена даст денег. Но без мальчишки больше не смей возвращаться в мой дом.
– Благодарю, ярл. Скоро Кай Эрлингссон будет у ваших ног.
Ковры распахнулись, и ярл Скирре торжественно объявил, что не держит больше зла на Торкеля Мачту, а потому разрешает ему взять корабль и набрать хирд для выполнения одного поручения. И что он, Скирре, щедро вознаградит всех, кто примет участие в этом походе.
Заскучавшие без дела воины приветствовали его слова радостными возгласами, каждый выкрикивал, почему нужно взять именно его в поход, но Торкель словно бы заранее продумал выбор. Он оглашал имена, названные карлы и хускарлы поднимались из-за стола и горделиво выпячивали грудь, радуясь, что их заслуги оценили по достоинству.
Никто не обратил внимания, что Торкель выбирал не самых знаменитых, не самых сильных и не самых отчаянных. Он выбирал воинов, известных беспринципностью и жестокостью.
Песнь 2
Глава 1
Я поднялся на последний пригорок, остановился, широко раскинул руки и вдохнул полной грудью. Наконец-то море! Мрачное, с крутыми волнами и морскими тварями, такое серое, что непонятно, где заканчиваются тучи и начинается вода. А воздух? Густой, хоть ложкой ешь, он пропитан солью, ветрами и рыбой. Я впервые с Ра́странда скучал по рыбе! Любой, хоть просушенной над очагом, с ароматом костра и моря, хоть сырой, нежной, трепыхающейся.
Ветер налетел со спины, растрепал длинный белоснежный мех на плаще. Я рассмеялся и крикнул:
– Ну, здравствуй, море!
– Что, Э́рлингссон, совсем ошалел от счастья? Твоя рыбацкая душонка соскучилась по морю? – подошел А́льрик и хлопнул по спине. – У меня тоже сердце не на месте. Как там «Волчара» поживает? Хорошо ли перезимовал?
– Решил-таки, как назвать корабль? – усмехнулся я.
За время долгой зимовки мы придумали сотни разных имен, но Альрику все было не по душе, все не ложилось ему на язык.
– А разве есть выбор? – он оглянулся, и я вслед за ним.
По узкой дороге медленно поднимались хирдманы Беззащитного, кто верхом, кто пешком, кто на телеге. Рослые, побледневшие за зиму, в длинных белых плащах из волчьих шкур, с развевающимися волосами, в которых промелькивала хотя бы одна высветленная прядь.
– Настоящие снежные волки, сноульверы! Да и носовая фигура у корабля немного смахивает на волчью. Решено. Сегодня же шепну ему его имя.
И хёвдинг зашагал вниз. К морю.
Проболтавшись впустую пару месяцев по прибрежным деревням, Альрик к началу зимы был сильно зол. Для крупной работенки мы мелковаты, а с небольшой местные мужики и сами справлялись. Он даже подумывал распустить нас на зимовку по домам, хоть никому это не было по душе, особенно мне. Будут говорить, что, мол, не успел уплыть, как вернулся, поджав хвост. А потом через десяток рук дошел слух, что одна вдовушка ищет людей на зиму для охраны поместий. Ее муж захотел славы и легких денег, на все средства построил корабль, собрал мужчин со своих земель да так и пропал невесть в каких водах. Так как свободных денег у вдовы осталось немного, она могла предложить только стол, кров и сражения с дикими зверями. От безысходности Альрик согласился на эти условия. Оставил корабль в бухте под присмотром и вместе с нами отправился вглубь суши, к землям вдовы.
В целом, там было неплохо. Нас разделили натрое по числу поместий, но в течение зимы Альрик заставлял людей меняться друг с другом, иначе бы мы совсем рехнулись от одних и тех же разговоров и шуточек. Так как одиноких женщин было больше чем предостаточно, первое время ребята развлекались с ними, но чем дольше мы там находились, тем угрюмее становились лица и чаще вспыхивали ссоры.
Я еще раз оглянулся и нашел взглядом Ту́лле Ска́гессона, своего друга. Сперва он показался мне скучным: за разговорами и выпивкой чаще молчал, а если и открывал рот, то лишь чтобы урезонить спорщиков. Когда приходил черед его истории, он говорил о хуторе отца, о стадах овец и коров, о земле и урожаях, о тамошних кузнецах и ремесленниках. Причем Тулле рассказывал очень подробно, настолько подробно, что я потом мог назвать по имени каждую тощую коровенку в тех краях. Непонятно было только одно – почему он вообще ушел оттуда, если так любит хозяйствовать.
Как-то вечером он вернулся после дневного обхода, замерзший, уставший, на пустой живот выпил горячего пива и от пустячной шутки взбеленился. Его голубые глаза выцвели до белизны, на шее взбухли толстые воловьи жилы, он зарычал и кинулся на обидчика. В таком состоянии можно убить даже близкого человека. Я сразу это понял, потому накинулся на него сзади, опрокинул на спину и стиснул глотку, что было сил. Сначала Тулле рвался из захвата, рычал, только что пена изо рта не шла, но скоро захрипел, глаза закатились, и я отпустил его. Когда он очухался, то просипел:
– Спасибо, Эрлингссон, ввек этого не забуду.
Мы разговорились. Тулле на самом деле оказался спокойным вдумчивым парнем, из тех, что сто раз отмерит и лишь потом отрежет, но порой на него накатывало бешенство, и тогда он мог покалечить любого, кто попадет под руку.
– Пока маленьким был, меня утихомиривали. А после получения руны стало хуже. В первый раз я поломал слугу да так, что он больше не сможет ходить. А во второй и вовсе… – он помолчал. – Убил маминого брата, который приехал погостить. Потому решил, что нельзя оставаться дома, иначе поубиваю там всех. Некоторые хотели взять меня в хирд, думали, что берсерк. Да только в бою я редко злюсь, а вот так, на пустом месте, могу и сорваться. Альрик знал. Сказал, что сумеет меня сдержать. Да, как видишь, не оказалось его рядом. Если б не ты…
После того мы и сдружились. По складу душевному Тулле напоминал Да́га, я даже пару раз по ошибке назвал его так. Хоть Тулле был старше на несколько зим, но ему не зазорно было слушать меня.
А кроме выпивки, мяса, хлеба и женщин, на землях вдовы было много снега, темноты и снежных волков. Это такие зверюги в холке по пояс мужчине. Их белая шкура сливается со снегом, огромные пушистые хвосты заметают след, и лишь черные пятнышки на кончиках ушей да черные глаза и носы выдают их. Голод выгоняет их волков лесу к людям: резать скот, разорять дома. Хоть в легендах о богах и говорится, что простые звери не могут получить божью благодать, и лишь твари морские и земные, из которых и вышли боги, имеют мощь, сравнимую с нашей, но снежные волки обладали силами двурунного воина, не меньше.
В начале нам приходилось туго. Несколько коров эти сволочи все же утащили, несколько наших были поранены, и рваные укусы не спешили заживать. А потом мы выучили их повадки, ходили только парами, как и они, и стало полегче. Особенно когда один за другим хирдманы начали получать дары богов. Теперь в хирде почти все были трехрунными, кроме меня и Альрика. Против нас работали наши условия. Волки не были сильнее меня, а Альрик не собирался торчать на морозе в одной рубахе, к тому же не зная, придет ли стая в этот раз, а если та приходила, то и раздеваться было некогда.
За зиму силы нашего хирда выросли преизрядно, и Альрик рассчитывал, что весной мы сумеем найти неплохую работенку. И просчитался.
Мы неделю проторчали в одном торговом городке под названием Ме́ссенбю. Здесь собирались торговцы со всех концов страны, а потому сюда стекались разные слухи. Отец наемников на огненного червя искал тоже через Мессенбю.
И ведь не сказать, чтобы не было вообще ничего. Было! И довольно много. Но некоторые поручения были нам не по зубам, другие дурно попахивали, а на третьи нас не брали, так как никогда не слышали об Альрике и его сноу́льверах. Мы подходили лишь для выполнения несложных работ, а их заказчики, как правило, людьми были небогатыми и боялись приглашать в свои земли незнакомого хёвдинга с целым хирдом. Мало ли, вдруг он передумает и решит, что проще ограбить, чем трудиться за небольшую плату? Потому брали тех, чьи имена хоть как-то слышали.
Я и не думал, что быть честным воином так сложно. Раньше казалось, стоит только уйти из дома, как на меня посыпятся разные твари, враги, поединки и сражения, и я сразу стану хускарлом, или даже хельтом. А тут оказалось, что мало иметь корабль и подходящих людей, нужно еще как-то прославиться, да только как это сделать, если никто не соглашался дать работу? Может, зря Альрик нос воротил от сомнительных поручений? Славы с них не получишь, зато можно силу поднять да денег заработать.
Но Альрик лишь покачал головой:
– Один раз вляпаешься, потом ввек не отмоешься. Дурная слава, она побыстрее доброго имени бежит.
Там же, в Ме́ссенбю, я услышал и про То́ркеля Мачту. Он теперь ходил на новом быстроходном корабле, собрал хирд из сильных воинов, почти все хускарлы, и успешно ватажничал. Когда хёвдинг узнал об этом, то лишь усмехнулся:
– Значит, нам надо поторопиться.
Вот только подходящего дела никак не отыскивалось. В конце концов Альрик, не желая просиживать целый месяц попусту, махнул рукой и сказал отправляться в отдаленную область, которую называли обычно Темным Заливом. Беззащитный пояснил, что там не совсем залив, скорее, небольшое море, отделенное от нашего россыпью островков и исчерченное далеко выступающими мысами. Там был ярлом Тори́р Тугая Мошна, знаменитый своей скупостью. Чтобы заставить его распустить завязки на кошеле и вынуть серебро, требовалось изрядно постараться, и не столь делами, сколько долгими речами. Я не представлял, чем мы можем пригодиться ярлу. У него ведь и воинов полно, и кораблей должно быть в достатке.
Добрались мы туда не в самом лучшем расположении духа, по пути попали в шторм, изрядно потрепавший корабль и чуть не вынувший из нас души. Шикарные плащи из волчьих шкур превратились в мокрые облезлые тряпки, сорвало несколько щитов с борта, последняя бочка с пивом выскользнула из креплений и треснула, едва не зашибив Вепря.
Альрик ступил на пристань взъерошенный, злой и с твердым намерением добиться работы, взял с собой Рыбака, меня и Тулле. Ярл Торир любезно согласился нас принять.
Не глядя на залу, единственным украшением которой служили искусно вышитые гобелены, где были изображены сцены из сказов о богах, Альрик сразу прошел к ярлу, наклонил голову и сказал:
– Я слышал, ярл Торир, что Темный Залив постигла беда. Вам нужны отважные воины, что сумеют справиться с ней.
Торир Тугая Мошна выглядел как мелкорунный воин-неудачник: худой до сухости, блеклые волосы затянуты в хвост на затылке, полотняная рубаха с неброской вышивкой по вороту, тощая серебряная цепочка на шее да пара простеньких колец. Либо дела в последние годы у Торира шли неважно, либо он не хотел тратить деньги даже на наряды и украшения. Хотя жена, полноватая женщина с решительным выражением лица, все же носила красивое дорогое платье и золотые серьги.
– Я не слышал твоего имени прежде, А́льрик Беззащитный. Но даже если бы это было не так, я уже нанял подходящих людей и не собираюсь тратить сверх того ни эйра.
– Позволь же узнать, ярл Торир, кого ты нанял! – и, предупреждая вопросы, Альрик поднял руку и добавил: – Я не собираюсь устраивать свары или силой доказывать мое превосходство. Путь к тебе был долог и непрост, и я хотел узнать, нет ли среди них знакомых.
Торир рассмеялся:
– Если ты не дурак, то не будешь ввязываться с ними в драку. Я нанял Хроа́ра Золотой Зуб, у него два корабля отменных карлов, и Да́гну Сильную, которая пришла одна. Как видишь, это знаменитые воины, чьи мощь и хитроумие известны по всем северным морям.
– Это верно, ярл Торир. Мое сердце возрадовалось, услыхав их имена, ибо это и впрямь отличные воины и честные люди. И как давно они гоняются за той тварью, что изводит твои воды?
Помрачнел Торир:
– Уже две седмицы плавают туда-сюда по всему Заливу. Тварь словно чувствует, где они, и нападает всякий раз в другом месте.
– А если я скажу, что есть способ приманить тварь в нужное место?
На этих словах Рыбак побледнел.
– Отвечу, что похваляться любой может, а вот доказать на деле – уже не каждый.
– Я не прошу задаток. Прошу лишь позволения поговорить с Хроа́ром и Дагной, предложить свой план. Они проверят мои слова на деле, и когда морская тварь, что докучает тебе, пугает рыбу и топит корабли, будет поймана, только тогда ты и заплатишь мне.
– Хроар и сам справится, – недовольно буркнул Тори́р.
– Не сомневаюсь в этом. Вот только когда? К середине лета? Или, может, ближе к зиме, когда тварь отъестся и уплывет сама по себе?
Тут всполошилась жена Торира:
– Ближе к зиме? А как же наша И́нга? Ей что же, еще год тут сидеть? А ну как жених не станет ждать? Ты говоришь, что можно приманить тварь. И как быстро ты сможешь это сделать?
– Да хоть когда, – широко улыбнулся Альрик. – Хотите, прямо сюда призовем ее, к вашей пристани?
– Не надо! Ты что? Торир, ну чего ты думаешь-то? Если он врет, так ты ничего не теряешь, а если нет, так решится наша беда.
– Я не могу нанимать людей, не посоветовавшись с теми, кого уже взял, – ярл сделал последнюю попытку отговориться.
– Так и я хочу с ними переговорить. Шли весточку Хроару и Дагне.
Когда мы покинули дом Торира, Рыбак дрожащим голосом спросил:
– Альрик, ты ведь не думаешь ловить эту тварь на меня?
– А что делать, Халле? Сам видишь, нет для нас работы. А тут хоть наши имена будут упоминать. Но ты не бойся. Я придумаю способ, чтоб тебя не ранило и не убило.
– А какая эта тварь с виду? – спросил я.
– Кто его знает? Говорят, что она быстрая. Очень быстрая. Может пробить борт корабля. Торир объявил о найме лишь после того, как потерял один из своих кно́рров вместе с грузом и людьми. Никто не выжил. Нам повезло, что тварь на «Волчару» не напала, а то бы кормили сейчас рыб.
– Да ворочали бы веслами на корабле На́рла, – проворчал я, лишь сейчас прочувствовав риск.
Через день прибыли два драккара Хроара, и Торир нехотя устроил пир для всех прибывших.
Дагна выглядела точно так, как я ее и помнил: высокая, дерзкая, смешливая, правую сторону головы она продолжала брить наголо наперекор всем устоям и традициям. Едва она вошла в зал, как все головы поворотились в ее сторону.
– И где, ярл Тори́р, те хвастуны-рыбаки, что умеют вылавливать тварей в океане, точно свиней из лужи? – она увидела Альрика, замерла на мгновение, потом хищно улыбнулась. – Так это же совсем малыши, только-только из-под материнской юбки выползли.
Она выглядела не старше Альрика, скорее всего, она так сказала про силу, ведь Альрик был всего лишь карлом, тогда как у нее была уже восьмая руна.
Альрик поднялся с места, тряхнул белой шевелюрой.
– Давно мечтал увидеть Дагну Сильную воочию, ибо слухи о тебе ходят разные, и уже вижу, что красота твоя ничуть не преувеличена.
– Как и остальное! Так что поосторожнее со словами.
Дагна села возле Хроара и ярла Торира, Альрика же посадили поодаль, так как у Золотого Зуба были люди посильнее нашего хёвдинга. Я разозлился, увидев такое отношение к своему предводителю, но Тулле насильно усадил меня, всунул в руки кружку с пивом и шепнул:
– Если Альрик будет оскорблен, он и сам скажет за себя. Не лезь и не порти ему дело.
Я стиснул кулаки и промолчал.
– Так что, – Дагна снова заговорила, – значит, ты можешь подманить любую морскую зверушку? Уж не на свою ли портянку? Хотя ведь тогда рыба на сушу выбежит.
– Есть у меня в хирде человек, в ком течет кровь Мири́нна-рыболова. Стоит ему опустить удочку в воду, как в нее вцепляются рыбины, стоит зайти в море, как все твари в округе сплываются, чтобы сожрать его.
– Сожрать наша тварь может легко, это точно. Одного укуса хватит, – кивнула Дагна, – а твой человек согласен быть наживкой?
– Это мой человек и мое с ним дело. Тебе же достаточно того, что уже сказал я, – холодно отбрил ее Альрик.
– И то верно. Что думаешь, Хроа́р? – повернулась она к сидящему рядом с ней мужчине.
– Сначала проверить надобно, – утробно пробасил тот. – Да хоть раз взглянуть на эту тварину. Все кишки уже вымотала, чтоб ее тролли сожрали.
– Значит, завтра и попробуем закинуть твою наживку. Просмотрим, какова тварь на вид да на силу, а потом решим, как ее лучше убивать.
После Дагна не обращала на нас внимания. Я думал, что она меня узнает, а она даже не посмотрела в мою сторону.
– Альрик, – зашептал Рыбак, – я не хочу в это влезать. Одно дело – осьминог или рыба какая, а тут тварь, которой я на один укус. А если она ногу отхватит, как я потом жить буду?
– Халле, обещаю, что на тебе даже царапины не будет. Вымокнешь, только и всего. Но ты ж воды не боишься. Так что – веришь мне или нет?
Я с интересом глянул на Рыбака. Смерти я не боялся, но остаться без руки или ноги было бы страшно. Как бы я решил на его месте? С одной стороны неведомая тварь, не рыба, не морское животное, а самая настоящая тварь, далекий потомок тех существ, из которых вышли весенние боги, такие как Хуно́р, Фо́льси, Ко́рлех. С другой стороны Альрик, который держит слово и нарушит его всего лишь раз в жизни.
– Х-хорошо. Я согласен.
– Вот и молодец. Ты получишь тройную долю!
– Прежде чем ее убивать, надо понять, как это лучше сделать, – сказала Дагна.
– А что думать? Знай себе тыкай копьем да руби топором, – рассмеялся незнакомый мне мужчина, по-видимому, из ватаги Хроара. – Вечно женщины во всём подвох ищут.
– Мужчинам только дай во что-нибудь потыкать, – спокойно поддакнула Дагна, а потом швырнула нож, которым нарезала мясо, и едва не проткнула руку возразившего. – Если бы в огненного червя просто тыкали копьями, то погиб бы не только тот дурень с копьем, но и все остальные воины, и город в придачу. Верно я говорю, Эрлингссон? – внезапно обратилась она ко мне.
Неужто узнала?
– Это верно. Даже Тину́р Жаба на десятой руне не справился бы в одиночку, пусть и с десятком копий, – ответил я.
Тут вмешался ярл Торир:
– Я лично пригласил Дагну Сильную, хотя по чести, ее стоило бы называть Дагной Хитроумной, так как эта женщина лучше всех умеет распознавать повадки тварей и придумывать, как их лучше убить.
После этого больше никто с ней не спорил.
