Наталья Бутырская
Сага о Кае Эрлингссоне
– Пойдем. Пропустишь поединок. Как тебя там?
– Кай. Сын Эрлинга.
– Ага, а меня зовут Э́нок. Прозвища еще нет, но многие кличут Косым.
Площадку для поединка уже расчистили, убрали крупные камни. Торе стоял мрачный, с длинным мечом в одной руке и тяжелым на вид щитом в другой. Шлем, кольчуга, железные пластины на плечах. А напротив него приплясывал Альрик в том же, в чем был ночью, то есть без доспехов и щита.
– А чего это ваш хёвдинг щит не берет? Или он двурукий бой знает? – спросил я у Косого.
– Да нет. Это Фомрир его отметил. Если Альрик бьется без защиты, тогда у него и благодать растет, и руны прибавляются. А стоит лишь взять плохонький щит или там толстую куртку, так всё. Хоть сотню тварей поубивай, а ни капли силы не прибавится. Потому он и Беззащитный.
– А зимой как же?
– Зимой не так часто драться приходится. Альрик говорит, что в хорошей драке не замерзнешь, а ради плохой и раздеваться не стоит.
– И то верно. У меня тоже есть условие, только я его еще не понял. Думал, что должен убивать лишь в смертельном бою, а сейчас получил руну за убийство спящих.
– Альрик умеет угадывать желания богов, особенно Фомрира. Поговори с ним потом.
Тем временем поединщики начали обмениваться колкостями, и мы с Косым замолчали. Я заметил, что хирд Альрика высоко ценил своего хёвдинга.
– Тебе щит руку не оттягивает? Кольчуга не давит? А меч сможешь поднять выше пояса в таких-то наплечниках? – смеялся Беззащитный. – Уж извини, что я не нацепляю на себя железо. Не хочу ползать, как каменная черепаха.
Торе закрылся щитом от колен до шеи, втянул голову. И правда походил на черепаху. Я даже на мгновение подумал, что без доспехов на самом деле лучше, хотя прекрасно понимал, что это не так: любой порез, случайная стрела, малый женский нож, – и ты труп. Да, в доспехах ты не так быстр, но чем больше рун, тем меньше это заметно, а вот кожа с ростом силы почему-то толще не становится.
– Сегодня за меня будет говорить меч, – мрачно буркнул Торе.
– Да будет так, – откликнулся Альрик.
Насколько я понимал, это не был хо́льмганг с его жесткими правилами. Не расстелены плащи, нет воззвания к богам. А значит, допускались любые удары, даже самые коварные.
Бой начался с быстрого обмена ударами, меч Альрика дважды прозвенел по оковке щита и отвёл клинок Торе небрежным движением. На несколько мгновений хёвдинги замерли, а потом Альрик начал заходить справа. Слева, если смотреть от Торе. Странно, обычно стараются зайти со стороны, не прикрытой щитом, но, видимо, у Альрика был свой план.
– Слушай, – шепнул я Косому, – если он всегда без доспехов, то как он справляется в большой сече или в морском бою? Там же стрелы летают только так! Без щита не выжить.
– Он же не дурак, – шепнул в ответ Энок. – У Альрика свой щит на корабле. Это только в поединках или при охоте на зверей он доспехи не надевает.
– А-а-а, – протянул я.
Так все стало гораздо понятнее.
Торе не спускал глаз с выписывающего ломаные круги меча соперника и поворачивался вслед за его шагами, прикрываясь щитом, меч подрагивал в руке, готовый змеиным жалом выскочить из-под прикрытия досок и железа. На миг Альрик остановился, и Торе бросился в атаку. Все закончилось быстрее, чем я смог это понять: Беззащитный шагнул навстречу врагу, его меч блеснул молнией, отскочил от щита, одним движением отвел лезвие врага и подрубил открытое колено. Торе упал, Альрик шагнул к нему, наступил на вражеский меч и ткнул клинком в глазницу врага. Беззащитный зашипел от боли, грязно выругался, выдернул меч и воткнул в землю.
– Вепрь, достань мазь и обмотку.
Вепрь оказался реально похож на вепря. Он подошел, несмотря на массивные руки и толстые пальцы, ловко закатал хёвдингу рукав и, не обращая внимания на шипение и ругательства, быстро покрыл длинный порез на левом предплечье густой мазью и перемотал куском ткани.
Я еще раз глянул на труп Торе и усмехнулся. Моя удача все еще была со мной.
Глава 17
У Альрика было немного людей, всего-то два десятка, но сейчас ему пришлось разделить их, чтобы забрать корабль Торе. Беззащитный рассчитывал продать его в Сторбаше и поделить полученное серебро на всех.
Хьйо́лкег все еще выдувал воздух из западной ноздри, и мы не могли поставить паруса. Потому все, кто был, сели на весла. Альрик сам сел рядом и спокойно греб, подлаживаясь под силу и ритм остальных. Я после получения второй руны сравнялся с прочими и не испытывал тех трудностей, что на пути сюда. Энок посоветовал обмотать ладони тканью, а сверху кожаными обрезками, чтобы не содрать кожу заново, и это изрядно облегчило работу.
Когда я вошел в ритм и задышал спокойно, Альрик спросил:
– Ты славный малый, Эрлингссон. Я бы с удовольствием взял тебя в хирд, хоть и молод ты еще. Вот только никак не могу взять в толк, с чего бы Торкелю пятирунному охотиться на такого мальца? Если ты его обидел, так почему он тебя сразу не пришиб, не глядя на разницу в силе?
– Эта история лучше всего прозвучит в доме моего отца, рядом с горящим очагом, когда жарится мясо и плескается в кружках пиво.
– Понимаю, я еще не заработал твое доверие. Но я тебе вот что скажу: хоть мое имя не так известно, но слово Альрика Беззащитного крепко, как кулак Скирира. Я сказал, что отвезу тебя к отцу, значит, сделаю это, даже если в пути потеряю оба корабля и всю команду. Не потому, что ты такой ценный, а потому, что мое слово ценно. Скажу еще вот что. Когда я был ребенком, часто обманывал мать и отца. Говорил, что кувшин с маслом разбила служанка, хотя это сделал я, говорил, что натаскал хворосту, хотя этого не делал. Много чего говорил. И ведь врал ради мелких поблажек, ради похвалы или чтобы не заругали. Отцу это надоело, и когда он поймал меня на очередной лжи, то высек до крови, а потом сел рядом со мной, избитым, плачущим, ненавидящим всех и вся, и сказал: «Если так нравится лгать, подумай вот о чем. Когда лжешь каждый день, то получаешь маленькую выгоду только в начале, а потом и того нет, потому что тебе никто не верит. Даже если начнешь говорить правду, люди не поверят. И что еще хуже – не будут доверять. Ты останешься один. А вот если будешь говорить правду по мелочам, тебе будут верить и в крупных делах. И если солжешь всего один раз в жизни, но в правильное время и в правильном месте, ты получишь сразу настолько большую выгоду, какую бы не получил и за десять лет вранья. А знаешь, что еще будет? Люди не поверят тому, кому ты солгал. Они будут говорить: "Как так? Ведь Альрик известен честным словом. Наверное, ты что-то напутал". Понимаешь? Что лучше: лгать каждый день и не получать выгоду или сказать неправду один раз и получить сразу много выгоды?». Я подумал-подумал и решил, что отныне буду говорить только правду. И солгу лишь один раз.
Альрик усмехнулся себе в бороду.
– Ты, Эрлингссон, несмотря на отвагу, все же мелочь. И я не буду лгать ради мелкой выгоды, ибо и Торкель Мачта тоже мелочь. У меня большие планы, и нет смысла тебя обманывать.
– Так ведь, кроме меня, никто не узнает о твоем слове, – заметил я.
– Мои люди знают. Знают боги. Знаю я. И этого достаточно. Ты вернешься домой и расскажешь о своем спасении. Об этом узнают люди Сторбаша, их родственники, друзья твоего отца. Разве этого мало?
Я подумал, что ведь, правда, не так уж и мало.
– Альрик, мне сказали, что ты умеешь толковать знаки богов.
– Верно. Я сам сумел распутать свою судьбу и найти решение. И так было не раз. Тебе тоже выпал непростой путь?
– Не то слово, – вздохнул я. – На первую жертву отец приготовил для меня раба. Больше никто в Сторбаше не выставлял человека на жертву, но все, кто убили животное, получили руну, а я – нет. Отец отослал меня к дяде матери в рыбацкую деревню. Там я пробыл почти месяц, когда на деревню напали. Защищаясь, я сумел убить однорунного и получил благодать Фомрира. Там же я успел убить еще одного однорунного, а потом сбежал. Мамиров жрец дал выбрать руны, и я вытащил «смерть» и «сила». Я решил, что получаю силу лишь в смертном бою. Но вторую руну взял, когда убил людей Торе спящими.
Альрик задумался. Мы успели взмахнуть веслами еще три десятка раз, прежде чем он заговорил снова.
– А сколько рун было у спящих?
– По две.
– Ха, вот тебе и ответ. Ты получаешь силу только за смерть сильных. А именно – за тех, кто выше тебя хотя бы на одну руну. Поэтому неважно, как ты их убиваешь: в честном бою или подлым ударом. Так что ты можешь выбрать, кем стать: великим героем или ночным хорьком, что перегрызает глотки спящим.
– Боги точно наградили меня этим из-за отца. Ты слышал, как он получил прозвище Кровохлёб?
– Да, слышал. И, возможно, ты прав. Отец моего отца был известен осторожностью. Он избегал открытого боя и предпочитал сражаться из-за укреплений. Не вступал в сражение, если не набирал воинов вдвое больше, чем у противника. Всегда носил полный кованый доспех, который выкупил у приезжих торговцев за огромные деньги, отдал целое стадо коров за него. А потом утонул в этом доспехе посреди моря. Даже крикнуть не успел.
Я хотел спросить еще, но у гребца, что сидел передо мной, случилась какая-то заминка. Он никак не мог вытащить весло из воды. Со смехом Альрик вскочил, закричал на весь корабль:
– Рыбак снова что-то выловил!
Все разом поднялись с мест и разбежались по кораблю. Кто-то схватил копье, двое уже подняли щиты, закрывая людей на борту. Альрик сказал:
– Давай, Эрлингссон, помогай, – и первым навалился на весло, которое никак не хотело выходить из воды.
Я присоединился к нему. Впятером мы надавили на длинную рукоять, с трудом преодолевая сопротивление. Копьеносец уставился в воду, а затем вонзил острие во что-то, что не видели мы, а он сумел высмотреть. Сразу после этого весло поддалось и вышло из воды. Лучники тут же истыкали лопасть стрелами. Я осторожно выглянул из-за щита. Другой конец весла выглядел так, будто его обмотали розово-серыми тряпками в сто слоев.
– Что это за дрянь? – спросил кто-то позади меня.
И я согласился: выглядело оно противно.
Внезапно сверток дернулся, начал разматываться, оставляя студенистые куски плоти в тех местах, где его пригвоздило к дереву. Оно слой за слоем сползало с весла – неторопливо, размеренно. Лучники больше не стреляли, выжидая команды, но Альрик не хотел причинять этой твари вред. Он ждал, пока та раскрутится до конца и уйдет подобру-поздорову. Когда же последний слой стек, оказалось, что лопасть весла скукожилась и уменьшилась в два раза.
– Всё, насмотрелись. Все по местам! – сказал Альрик. – Кроме Рыбака. На сегодня нам зрелищ достаточно.
Бледнокожий парнишка с растерянно-глуповатым лицом сел было около борта, но его со смехом прогнали в середину корабля, подальше от моря.
– Ты уж, Рыбак, не серчай. Мало ли кто позарится на твою лакомую шкурку!
– Это для твоего же блага.
– А что будет, если его целиком в море кинуть?
– Думаю, вылезет праматерь всех морских тварей, бабушка Хунора и Фольси.
Альрик сел на прежнее место и пояснил:
– Ха́лле – неплохой малый, отличный боец, но боги наделили его особенной удачей. Где бы он ни залез в воду или, вот как сейчас, ни держал весло, всегда выловит какую-нибудь живность, даже если там ее и быть не должно. Потому его и прозвали Рыбаком. В бане в него вцепляются пиявки, хотя вроде бы брали чистую воду. В луже хотя бы жалкий головастик да застрянет в его обуви. А уж стоит ему взять удочку, так каких только рыбин он не вытащит!
– А у тебя в хи́рде все со странностями?
– Странности? – рассмеялся Альрик. – Нет, скорее, с особенностями. Я люблю людей, так или иначе отмеченных богами, у них своя удача, а я хочу, чтобы мои походы всегда были удачными.
– Но ведь Торе Длинный Волос сумел взять ту работу, что ты хотел для себя.
– И это очень хорошо. В моей жизни нет неудач. Даже если кажется, что тебе не повезло, значит, боги прикрывают неудачей твой счастливый случай.
– Как это?
– Ну, подумай сам. Если бы Торкель сказал открыто, для чего нужен мой корабль, я бы ему отказал, тогда он попытался бы меня убить. Не знаю, получилось бы у него или нет, но целым бы из боя я не вышел. Так удача это или неудача?
– Наверное, удача, – неуверенно сказал я.
– Если бы отец оставил тебя в Сторбаше, а не отвез в деревню, смог бы ты получить первую руну?
– Нет. Кто бы всерьез нападал на безрунного в городе? Хотя нет. Возможно, бы и получил. Я как раз собирался прирезать одного из бывших друзей.
– Если бы тебя не украл Торе, ты бы не получил вторую руну. Видишь, все к лучшему.
Его слова странным образом перекликались с некогда сказанными отцом. Эрлинг говорил, что Фомрир дал мне возможность убить Роальда, но если бы я промедлил, то был бы убит сам. Получается, удача действует, только когда и ты сам не сидишь без дела, но стоит опустить руки, никакой счастливый случай не поможет.
Мы долго говорили с Альриком. Он был легким человеком со своим взглядом на жизнь. Казалось, он относится к любому событию одинаково. Выпить пива, сражаться насмерть, сидеть на веслах собственного корабля – всё для него было в радость. Но это не означало, что он легко прощает обиды, Торе Длинный Волос мог бы подтвердить.
Злобный Хьйолкег никак не хотел дышать через другую ноздрю, и ветер не менялся, а на веслах с половиной команды идешь медленнее, чем с парусом. Потому Альрик остановился на ночь на небольшом островке. Мы с Рыбаком отправились собирать выброшенный на берег плавник[9] и, пока тащили крупные изогнутые коряги к лагерю, наловили крабов на обувку Рыбака.
– Хорошо еще, тут мелко. Я ведь так и не научился плавать, – рассказывал Халле. – Как ни зайду в воду, всякая тварь так и норовит цапнуть. Вся задница и ноги в шрамах.
– Как же ты согласился пойти в море?
– А я подумал, что раз уж боги уготовили смерть от воды, так и не стоит прятаться. К тому ж, я люблю море.
– А у Э́нока Косого что за особенность?
– Э, нет, – рассмеялся Рыбак. – У нас не принято говорить о других. Захотят – сами расскажут.
Пока готовилась похлебка, я вглядывался в лица парней, пытаясь угадать, что у них за история. Заметил, что многие из них, подражая Альрику, осветлили волосы. У кого-то была выбелена челка или длинная прядь на виске, у других – лишь усы или косичка в короткой бороде, один парень выбелил вообще все – и волосы, и еле заметную щетину на лице, даже кожа у него была, как морская пена. Я услышал, что его кличут как Хвит или Сно́хвит, то есть Снежный Хвит.
Когда все поели, Альрик обратился к Снежному с просьбой:
– Сегодня твой черед рассказывать историю. Какую выберешь?
– О себе я уже рассказывал, – мягким медовым голосом отозвался Хвит, – потому расскажу о богах. Захотелось как-то Нарлу-мореходу поплавать на синих просторах, взошел он на свой золотой корабль, оттолкнулся шестом от берега и проплыл три дня и три ночи, не останавливаясь. Только после этого корабль начал замедляться, тогда бог оттолкнулся шестом еще раз от острова, и проплыл еще три дня и три ночи. В то время еще не было людей на земле, а потому не было гребцов на его морском коне[10]. На седьмой день пути углядел Нарл фонтан воды до неба, схватил серебряные весла и стал грести, да так, что вода позади корабля вздымалась бурунами. Хотел он поймать Ло́та – великого кита. Несколько дней и ночей без устали гнал Нарл свою добычу и лишь потом сумел его загарпунить. Содрогнулся от неистовой боли великий кит, всколыхнулась огромная волна, она обошла весь свет и выплеснулась за край земли, а у Нарла выпали да поломались все весла. Целую седмицу сражался Нарл с Лотом, седьмицу таскал за собой Лот золотой корабль и лишь в самом сердце бездонного океана испустил дух.
Хвит отхлебнул пряного пива и продолжил:
– Долго разделывал Нарл великого кита Лота, а когда разлил китовый жир по бочкам, засолил мясо да сложил кости в сундуки, вспомнил, что больше нет серебряных весел на его корабле. Задумался мореход, не знал он, как вернуться в свои владения. Даже его длинный шест не мог достать до дна океана.
На этих словах раздались тихие смешки, я расслышал шепот: «Знать, не настолько уж длинный шест у Нарла».
– Смотрел мореход на бесконечную гладь океана и не мог ничего придумать, пока не увидал альбатроса, что парил в небесах на раскинутых в стороны крыльях, и ни одно перо не шевелилось у него. Тут вспомнил Нарл про крыло змея Тоурга, которое дал Фомрир, вынул из сундука. Ветер едва не вырвал крыло у Нарла из рук. Тогда встал мореход в середине корабля, вогнал ноги по колено в палубу, поднял руки – и помчался по океану быстрее птицы. Хорошо ловило крыло змея ветер. Всего за три дня и три ночи домчался Нарл до берега. Срубил он столетний ясень, поставил в середине золотого корабля, закрепил на нем крыло Тоурга, но первый же порыв ветра сломал дерево, как тонкую щепку. Срубил тогда он пятисотлетний ясень, вновь привязал к нему змеиное крыло, но и его сломал ветер. Не могло выдержать дерево, что и двое мужчин с трудом обхватили бы, воздушного напора, настолько велико было то крыло. Тогда обошел Нарл сто гор и тысячу лесов, нашел тысячелетний ясень, ствол его был настолько огромен, что десять человек потребовалось бы, чтобы обхватить его, и настолько длинен, что задевал верхушкой облака. Не стал рубить его Нарл, а попросил Фольси-землепашца, покровителя всех трав и деревьев, помочь. Прикоснулся Фольси к грубой коре, рассказал ясеню про море, про ветер, про корабль, что летает по синим волнам, и согласился ясень стать частью Нарлова корабля, захотел сам увидеть морские просторы. Врос тысячелетний ясень корнями в золотые доски, слился с ними воедино, подхватил крыло змея Тоурга, расправил его, и отправился Нарл-корабел в новое плавание. Теперь быстрее его корабля не было ничего на всем свете.
Замолчал Снежный Хвит, молчали и остальные воины. Я никак не мог представить, какого же размера был корабль Нарла, раз там мачтой стал тысячелетний ясень, который лишь десять человек могут обхватить. И какого размера был змей Тоург, раз его крыло пришлось впору на такую мачту. Я слышал, когда Нарл выходит в море, он весь ветер ловит в свой парус, потому иногда случается полное безветрие – штиль. А какой же силой должен обладать Фомрир, раз он смог победить такого огромного змея?
– Хорошо бы завтра ветер сменился, – негромко заметил кто-то. – У нас хоть парус не из змеиной шкуры, а из обычной шерсти, но тоже неплохо справляется.
Альрик рассмеялся, поблагодарил Хвита за хорошо рассказанную, хоть и всем известную историю и сказал, что завтра встаем с рассветом. После этого все быстро разошлись, лишь двое остались стоять на страже. Меня в стражу не включили, раз уж я не входил в хирд Альрика.
Утро. Твердые лепешки с закаменевшим сыром. Снова надоевшие весла. Когда солнце поднялось на две ладони от горизонта, Альрик посмотрел на смурные лица команды и сказал уйти подальше в море.
– Может, там ветер сменится?
Корабль Торе с носовой фигурой в виде козлиной морды последовал за нами. Через какое-то время мы смогли поставить парус. Чтобы чего дурного не вышло, Рыбак сел подальше от бортов, прислонился спиной к мачте и задремал. Внезапно из воды выскочили несколько рыбин и запрыгнули прямо на палубу, а парочка с размаху врезалась в Рыбака, разбудив его. Халле вскочил, взмахнул топориком и замер, не понимая спросонок, откуда идет угроза. Ребята дружно рассмеялись.
– Эй, Рыбак, никак твоя мать изменила мужу с Мири́нном!
– Да, никто, кроме сына бога-рыболова, не смог бы выловить рыбу во сне.
Халле потер лицо и ответил:
– Моя мамаша говорит, что я лицом пошел в отца. Разве приличный бог согласится ходить с такой рожей?
С таким утверждением было трудно поспорить. Вот так, с шутками и смехом мы вошли в бухту Сторбаша.
Глава 18
– Значит, тот старик был лишь для отвода глаз, – сказал отец, переводя тяжелый взгляд с меня на Альрика.
– Старик-то был настоящий. Но единственной причиной их прибытия был я.
– Ты словно притягиваешь несчастья. Отправил тебя в Растранд – Торкель напал, оставил дома – украли прямо из-под носа, как строптивую девку.
– Девка бы не прирезала двоих разом. И вторую руну бы не получила, – прорычал я.
Надо же, сравнить меня с девчонкой! За такое на хо́льмганг вызывают.
– Смотря какая. Вон та егоза бы точно прирезала, – и он махнул в сторону Ингрид, которая, несмотря на строгий запрет, пробралась обратно в дом и сейчас высовывала личико из-за сундука. – Так что с тобой делать? Приставить людей для охраны? Так ведь поубивают их за милую душу. Засунуть в самую глушь? Там какая-нибудь лихая зверушка объявится. Наверное, и огненный червь за тобой приполз, просто не успел сказать об этом.
– Угу, ты еще и хуорку на меня повесь.
Альрик с улыбкой смотрел на наши семейные разговоры и ждал возможности поговорить о награде.
– Говоришь, Беззащитный со своим хирдом тебя спас?
– Выручил. Я бы и сам выбрался, только до Сторбаша добирался бы намного дольше.
– И что, Альрик, ты хочешь за спасение моего сына? Выдал бы за тебя дочь, да, как видишь, подходящей по возрасту нет.
– Хочу продать корабль, – блеснул зубами хёвдинг. – В столице бы получилось выгоднее, из-за Кая пришлось сделать крюк, да еще и на веслах.
– Видел я тот корабль, – проворчал отец, – с козлиной мордой. Маленький, уже не новый. И торговать не поторгуешь, и далеко в море не выйдешь, и много воинов не захватишь.
– Что верно, то верно. Зато на нем можно обходить свои земли, заглядывать в отдаленные деревни, учить мальчишек морскому бою и умению управляться с кораблем, пойти на долгую рыбалку. Да мало ли для чего еще. Сыну отдайте, пусть он погоняет свою ватагу, проверит заплечного на прочность.
Отец вновь тяжело глянул на меня.
– Нету у него заплечного. Был раньше, но он ему челюсть сломал. И ватаги нет.
– Пап, хотя я сбежал сам, но Альрик мне все же помог. Если это не большое дело, то зря я попросил его приплыть в Сторбаш.
– Ладно, – махнул отец рукой. – Заплачу полную цену. А пока располагайтесь, отдыхайте.
– Теперь я могу рассказать, почему меня ищет Торкель, – заметил я.
– Не нужно, – отмахнулся Альрик. – Я уже и так понял. Еще когда ты говорил, как первую руну получил. Я слышал про внезапную гибель младшего сына Скирре.
Он усмехнулся своей хитрой улыбочкой, попрощался и вышел из дому.
– Так что теперь? – всерьез спросил отец. – Закрывать Сторбаш от чужаков? Поднимать людей на Торкеля, а значит, и на ярла Скирре? Вынести дело на суд Рагнвальда на грядущем тинге? Я знаю, что сделаю. А что думаешь ты?
– Я сам убью Торкеля. И Скирре тоже убью, когда стану сильнее. Но я не хочу до той поры сидеть в отцовском доме и прятаться за мамкиной юбкой. Лежа на лавке, сильнее не станешь. Потому я хочу пойти в вольные охотники, – сказал я и сам удивился тому.
– Я тоже думал об этом. Только кто согласится тебя взять? У тебя всего две руны и целых два врага. Не каждый хёвдинг примет такого воина. В хи́рде хускарлов тебе, конечно, бояться будет нечего, но там двурунные и вовсе не нужны.
– Альрик возьмет. Его воины равны мне, а сам он ничего не боится. И если скажет, что не выдаст меня без боя Торкелю, значит, умрет, а не выдаст.
– Не нравится мне этот Альрик. Без защиты недолго он сможет пробегать. Волосы белит странно. И зубы все время скалит.
Я рассмеялся:
– Как будто мужа для дочери подбираешь. Что за дело мне до его волос и зубов? Он отважен, отличный боец, я видел его в деле, умен, удачлив и честен со своими. Чего ж еще желать от хёвдинга?
Отец призадумался, а Ингрид выскочила из убежища, вцепилась мне в руку и завопила:
– Опять меня бросаешь? У тетки Агнеты бросил, за хуоркой уплыл – бросил, потом просто бросил и уплыл непонятно куда. И сейчас бросаешь?
– Э, Ингрид, ты чего? Я мужчина. Мужчины всегда уезжают, а женщины сидят дома да хозяйство ведут. Вон, глянь, у мамы связка ключей на поясе висит. Это почему?
– Потому что она все кладовые открывает.
– Вот. А почему?
– Потому что как иначе?
– Вот и сиди дома, слушайся маму, помогай с хозяйством, радуй отца. А я поеду добывать славу. И тебе красивые сережки привезу.
– С камушком?
– Конечно, с камушком. Как же без него?
– Тогда ладно, плыви, – согласилась девчонка. – Только обязательно привези, не забудь. А то уже вон сколько раз плавал и ничего не привез.
Я лишь развел руками. И что это я, на самом деле, сбежав из плена, сережки не привез? Непорядок. Придется заглаживать вину теперь.
– Ты сам с Альриком поговоришь? – спросил отец.
Я кивнул и пошел к пристани.
Беззащитный на мой вопрос ответил также – кивком, словно сразу знал, что я к нему попрошусь в хирд.
– Понимаешь, что должен будешь слушать мои приказы и выполнять их? Я могу взять работу, которая придется не по душе, или наняться к людям, которые будут не по нраву. У меня свои порядки на корабле, и каждый должен подчиняться им.
– Понимаю и согласен. Я говорил с тобой, понял, что ты за человек, и думаю, ты не выберешь тот путь, который покажется мне неверным.
– Я беру людей с оружием и хоть какой-то защитой. У тебя с этим затруднений не возникнет. И еще одно условие – если три человека из хирда откажутся принимать тебя, тогда и я откажу, так как не хочу вражды среди своих людей.
– Согласен. Ведь в следующий раз уже я буду решать, с кем хочу плавать. А мои враги? – спохватился я напоследок. На что Альрик обнял меня за плечи и доверительно шепнул:
– А это, Эрлингссон, главная причина, почему я хочу тебя взять. Вот уже год, как я оставил семью, дом и плаваю по этим водам, да так и не нажил ни одного недруга. А без хорошего врага трудно идти наверх. Я так и не получил ни одной руны за это время. Нам нужен кто-то за кормой, хорошо бы сильнее, но ненамного. И раз Торе Длинный Волос не справился с этой задачей, то уж Торкель Мачта отлично подойдет, как тебе кажется?
Обряд принятия прошел до обидного просто. Альрик привел меня к ребятам, спросил, что они думают насчет нового хирдмана по имени Кай Эрлингссон, и ни один не высказался против. За всех ответил Вепрь:
– Ты принес удачу, еще не будучи в дружине. Интересно глянуть, на что ты способен в настоящем бою.
Сборы не заняли много времени. Часть полученных трофеев я взял в качестве запасного оружия и брони, а остальное отдал Кнуту со словами: «Это вира за ту рану, что я нанес Дагу». И я говорил не про вывихнутую челюсть.
Мама ничего толком не сказала, в ее глазах я увидел и слезы, и одновременно гордость за меня. Я один из немногих, кто покидал родной Сторбаш ради славы и силы.
Спустя два дня мы с попутными ветрами отплыли.
