Эмир подхватил с колен зеркало и, сбиваясь на каждом слове, произнес кодовую фразу. Язык его уже начинал заплетаться.
Зеркало оставось совершенно равнодушно к стараниям эмира и по-прежнему продолжало отражать красную, несколько отекшую, с бусинками пота физиономию великого эмира.
– Не работает, – пожаловался он. – Ах ты, мошенник! – замахнулся он зеркалом на Синдбада.
– Постойте! – спохватился тот. – Вот тут, ниже, сказано, что зеркало нужно настроить на язык говорящего.
– Так что же ты сразу не сказал, остолоп! – пуще прежнего разгневался Нури ибн Кабоб. – Говори, что нужно сделать?!
– Так. – Синдбад вел пальцем по строчкам с перечислением языков. – Вот! Арабский. Два раза нажать на правый второй сверху завиток, а затем три раза на третий слева.
– Два, три… Мы ничего не поняли, – уныло промямлил эмир.
– Э-э! Дайте сюда!
Синдбад вырвал из руки онемевшего от подобной наглости эмира зеркало и быстро проделал все необходимое. Затем вложил зеркало эмиру в растопыренные пальцы и с гордым видом налил себе еще вина.
– Вот теперь пробуйте.
Нури ибн Кабоб не стал спорить и опять сбивчиво произнес фразу. Поверхность зеркала осветилась, в ней появились два прекрасных женских глаза с восточным разрезом.
– Что вам угодно знать, о добрый человек? – спросило зеркало, хлопая ресницами.
– Ага! – радостно подпрыгнул эмир. – Хорошо мы тебя не казнили, нечестивый оборванец. Но мы ничего не забыли, так и знай!
– Рад за вас, – проворчал Синдбад, но эмир не услышал – он уже полностью переключился на новую игрушку.
– Так, нам угодно… А что нам, собственно, угодно?
Синдбад с Сорви-головой одновременно пожали плечами. Эмир же озадаченно поскреб макушку.
– Покажи нам, э-э… нашу дочь!
Глаза исчезли, а вместо них появился нежный изгиб девичьего стана, белая кожа, черные, ниспадающие на спину длинные влажные волосы. Девушка, оказавшаяся одной из прислужниц Амаль, повернула лицо, словно почувствовала, что за ней наблюдают. Рядом в тумане прятались еще две фигуры. А помещение… Эмир, растерявшийся от неожиданности и выпитого, не сразу сообразил, что это, собственно, за помещение, где водятся нагие гурии. А когда до него дошло – баня! – он быстро зажмурился, на всякий случай прикрыл глаза ладонью и поспешно прижал зеркало к груди.
– Не надо гурий! – испуганно воскликнул он. – То есть дочери! Ничего не надо.
Сердце несчастного эмира колотилось, готовое вот-вот выскочить из груди.
– Что случилось, сиятельный Нури? – уточнил Сорви-голова, пытаясь попасть пиалой в губы.
Эмир посмотрел на него невидящим взглядом, схватил пиалу и разом опорожнил ее. Немного полегчало.
– Ох, какая опасная вещь. Очень опасная! И ей надлежит пользоваться крайне осторожно.
Боясь заглянуть в зеркало, Нури ибн Кабоб сунул его обратно в ларец, гулко захлопнул крышку и закрыл на ключ от греха подальше. Ключ эмир спрятал в глубокий карман халата.
– Эй, бродяга! Налей еще вина.
– Сами вы… – огрызнулся Синдбад, но послушно поднял кувшин и вылил остатки вина в эмирскую пиалу. – Кончилось, – с сожалением произнес он, зачем-то заглянув в кувшин.
– Как… кончилось? – не поверил Нури ибн Кабоб. – Ничего не кончилось. Эй, слуга! Два, нет, три кувшина, и живо, шайтан тебя раздери!
– О, моя бедная голова! – застонал Синдбад, с трудом разлепив отекшие веки.
Первое, что бросилось ему в глаза – небольшие оконца на серой, отделанной деревянными досками стене. В оконца врывались солнечные лучи, текли золотистым ручьем в пыльном воздухе и весело скакали по лицу Синдбада. Вернее, даже не скакали, а как бы мазали. Лизнет эдак и сместится, и опять, и еще раз. Странное поведение луча немного раздражало. И еще все время кто-то раскачивал жесткую кровать из стороны в сторону. Очень жесткую, словно Синдбад лежал на голых досках, застеленных… неизвестно, чем, в общем – простыня больше напоминала грязную старую дерюгу. Странно, что такие кровати и простыни имеются в эмирском дворце. Может, слуги на таких спят?
– Эй вы, прекратите раскачивать кровать, – зло бросил Синдбад и окончательно проснулся от собственного, хриплого с похмелья голоса. С трудом усадив непослушное, словно отлитое из свинца, тело, Синдбад протер глаза и окинул помещение мутным взглядом.
Комната небольшая, сплошь отделанная деревом. Простенькая широкая дверь с медной потускневшей ручкой. Ничем не застеленный стол почему-то прикручен к полу – довольно странно и необычно. Возле стола – два стула. Кровать расположена у стены, напротив двери. В изголовье, справа, – невысокая тумбочка. На тумбочке стоит широкогорлый кувшин и глиняная кружка, простенькая, грубой работы. Синдбад нахмурил лоб. Комната ни отделкой, ни обстановкой никак не походила на дворцовые покои, а посуда – на ту, из которой ели и пили вчера. К тому же, как оказалось, раскачивалась не сама кровать, а вся комната. Мерно так – вверх, вниз, вверх, вниз, и еще из стороны в сторону, и это настораживало.
Синдбад взял кувшин, принюхался и поднес горлышко ко рту. Теплая безвкусная вода полилась в рот. Но Синдбад с наслаждением вылакал полкувшина, утер рот тыльной стороной ладони и вернул кувшин на место. Голова немного прояснилась.
– Что за… – начал было Синдбад, вновь оглядев комнату, но не успел договорить.
Дверь распахнулась, и на пороге возник Сорви-голова собственной персоной, чистенький, бодрый и совершенно трезвый, что было особенно обидно, хотя… Ведь Сорви-голова раньше отключился, и ему меньше досталось проклятого вина, которое все никак не заканчивалось, будь оно неладно!
– Проснулся? – почему-то обрадовался Сорви-голова.
– Угу, – морщась, прогудел под нос Синдбад и пожаловался: – Голова болит.
– Я вообще удивлен, как ты жив остался после вчерашнего. – Сорви-голова прошел к столу, опустился на стул и вытянул одну ногу вперед, а в колено другой упер руку. – А насчет пресветлого эмира до сих пор переживаю, как бы на встречу с Азраилом не отправился.
– Где я? – слабым голосом спросил Синдбад. – Это ведь не дворец?
– Увы, друг мой. Ты на моем корабле.
– Корабле? – Синдбад подскочил на кровати. – Какого шайтана я здесь делаю?
– Ты что, ничего не помнишь?
– Отчего же! Кое-что, кое-где…
После того, как эмир потребовал принести еще вина, Синдбад с трудом мог припомнить, о чем конкретно говорилось, но в память врезались отдельные эпизоды.
…Он уговаривает Сорви-голову поехать кататься на лодке и ловить акул – говорят, плавник акулы непередаваемо-изысканное лакомство. Но Сорви-голова, бледнея, почему-то категорически отказывается.
…Синдбад требует развлечений, и эмир вызывает танцовщиц. Девушки вертятся и изгибаются в танце, словно сытые удавы, эротично сбрасывая с себя одну тряпицу за другой, а когда остаются в широких трусиках, похожих на те, что с гордостью носили на пляже женщины середины прошлого века, и в жилетках, дамы подбирают разбросанные по полу одежды и удаляются. Синдбад возмущенно освистывает плясуний, а эмир доказывает ему, что именно это и есть самый настоящий стриптиз!
…Синдбад с Сорви-головой отплясывают джигу под тягучую мелодию музыкантов, не успевших слинять вместе с женщинами, а эмир, постоянно сбиваясь и всех путая, задает ритм на бубне. Ничего путного из танца не выходит, и Синдбад пытается научить несчастных музыкантов мелодии «Вдруг как в сказке скрипнула дверь…». Но то ли музыканты попались тупые, то ли Синдбад не может ничего толком объяснить – в общем, эмир в ярости, музыканты в ужасе, Сорви-голова в полной отключке, а Синдбад старается успокоить разошедшегося не на шутку эмира.
…Синдбад дружески хлопает по плечу эмира, ласково называя его Нури Кабобовичем, и просит отдать за него Амаль. Эмир с трудом фокусирует взгляд на юноше, кое-как, с восьмой попытки, сворачивает из пальцев вялый кукиш и пытается им попасть в нос Синдбада.
Потом вино все-таки закончилось, и они с эмиром в обнимку куда-то идут… Только вот куда? Смутно всплывают в памяти перепуганные бородатые лица. Халаты, кольчуги… Эмир, гоняющийся за кем-то с отобранным у палача топором, насилу волоча его за собой… Сабля!
Синдбад вспоминает, что забыл саблю и собирается бежать за ней, а эмир уговаривает его пойти париться с гуриями. Но на кой Синдбаду гурии без сабли?.. Дальше – полный провал в памяти.
– …Ты вообще меня слушаешь? – Сорви-голова в сердцах огрел кулаком по столу.
– Что? – пришел в себя Синдбад, разгладив собравшиеся на лбу от умственного напряжения морщины. – Да, конечно. Я весь внимание: вы проснулись и отвели меня на корабль.
– О Аллах! Во-первых, я не спал, а делал вид, иначе меня неминуемо постигла бы та же участь, что и эмира. С тобой пить, так лучше уж сразу перерезать себе глотку!
– Хитрый вы человек, – неподдельно восхитился Синдбад, качнув головой, но схватился за лоб и опять застонал.
– Зато живой, – осклабился Сорви-голова и продолжил загибать пальцы. – Во-вторых, я не участвовал в ваших развлечениях, если их так можно назвать.
– Неужели все так плохо? – насторожился Синдбад.
– Не выведи я тебя поздно вечером из дворца, сегодня благословенный Нури наверняка устроил бы показательную казнь, не тратя время на долгий суд.
– А… что же я такого натворил?
– Ужасные вещи! – округлил глаза Сорви-голова. – Если не считать того, что вы с Нури уничтожили месячный запас очень дорогого вина, то ты: подбивал эмира смотреть грязные, недозволенные Аллахом танцы; пытался проникнуть к луноликой Амаль и лично посвататься к ней; называя себя неким Петром, а окружение эмира – об… обоз… ревшими боярами…
– Оборзевшими, – машинально поправил Синдбад.
– Неважно! Уговаривал эмира сбрить всем бороды, начиная с главного визиря и кончая самым ничтожнейшим из приближенных, причем топором!
– Ох-ё-о! – только и выдохнул Синдбад.
– Вот именно. И это не считая наверняка сильно пошатнувшегося сегодня здоровья эмира и сомнений слуг, явно уверовавших в то, что в их благодетельного правителя вселился джинн. А может, и не один.
– Опять двадцать пять! – Синдбад хлопнул ладонями по коленям. – Но ведь не я заставлял его пить!
– Ты ввергал старого, слабого человека в бездну порока, потворствовал его черным желаниям, вместо того, чтобы, как более молодой и сильный, оградить от них. Я никогда еще не видел, чтобы милейший Нури – прости меня господи! – так нажирался. Да он разве что не хрюкал.
Синдбад совестливо склонил голову.
– Вот то-то же! – одобрил его смирение Сорви-голова. – Судя по тому, что ты вытворял, я могу точно сказать, кто ты!
– И кто же я, по-вашему?
– Одержимый джиннами неверный из северных стран, вот кто!
– Не по-онял, – набычился Синдбад, подавшись вперед и сжав кулаки. – Что за?..
– Тихо, тихо! Хорошо, мы не будем касаться несколько скользкой темы твоего происхождения, – быстро проговорил Сорви-голова, но на всякий случай чуть отодвинулся вместе со стулом. – Да и не в том дело.
– А в чем тогда?
– В том, что мне наплевать, кто ты. Но ты поможешь мне добыть Яйцо Циклопа!
– Чье яйцо? – Синдбад непонимающе уставился на Сорви-голову.
– О юноша! Неужели ты не слыхал о Яйце Циклопа?
– Как-то не привелось, знаете ли. А что, разве циклопы несутся? Или я должен кастрировать несчастное животное?
– Они не животные, а ужасные страшилища в три моих роста, может, чуть поменьше, – прикинул Сорви-голова, задумчиво сведя брови.
– Постойте, постойте. Вы так говорите, будто циклопы на самом деле существуют.
– О, они существуют! Можешь мне поверить, мой необразованный друг.
– Но тогда… – оторопело пробормотал Синдбад.
Странный, ни на что не похожий Древний Восток, Сорви-голова, капитанствующий на корабле и поедающий свинину, в то время, как ему полагается бороться против колонизаторов. Северная страна, в которой умельцы изготовляют говорящие зеркала. Эмир, напивающийся в хлам с первым встречным… Хотя эмиры, разумеется, разные встречаются. Теперь еще живые циклопы!
Синдбад застонал и спрятал лицо в ладонях.
– Ну, джинн, попадись ты мне!
– Что ты сказал? – не расслышал Сорви-голова.
– Нет, ничего. – Синдбад постарался взять себя в руки. – Так что вы там говорили о мошонке циклопа?
– Какой еще мошонке?! Э-э, мой туповатый юный друг! Подобная неосведомленность просто непростительна для образованного юноши, каковым я тебя полагал, – удрученно посетовал Сорви-голова на явные пробелы в образовании Синдбада. – Неужели ты и вправду ничего не слышал о чудесном Яйце, хранящемся с древних времен у циклопов и дарующем мудрость своему обладателю?
– Впервые слышу, – честно признался Синдбад. – А его что, съесть надо или ко лбу приложить?
– Его никуда прикладывать не надо. – Сорви-голова начинал заметно нервничать, теряя терпение. – Впрочем, неважно!
В дверь постучали.
– Войдите! – откликнулся на стук капитан и обернулся.
Дверь открылась, на пороге возник полненький матрос в серых шароварах, свободной рубахе-тельняшке и чалме, смотанной из разноцветного платка. Матрос держал в руках серебряный поднос, на котором стояли тарелки с аппетитно пахнущим вареным мясом, домашним сыром, салатом из свежих помидоров в каймаке и еще большой чайник чая и две пиалы.
– Ваш завтрак, господин! – торжественно возвестил матрос, проходя к столу и сгружая принесенное на стол перед Сорви-головой.
Покончив с сервировкой стола, матрос удалился и бесшумно прикрыл за собой дверь.
– Приступим, – радостно потер ладони Сорви-голова.
– Надеюсь, вина не будет? – осведомился Синдбад, подсаживаясь к к столу.
– О нет, на сей счет можешь быть спокоен! На моем корабле сухой закон.
– Что, вообще ни грамма? – несколько расстроился Синдбад.
– Вообще. Разве что я перед сном выпью пиалу-другую, – сдержанно улыбнулся Сорви-голова. – Скорее даже половинку… четверть, – на всякий случай поправился он.
– Это святое, – понимающе кивнул Синдбад и набросился на еду. Вчера он так и не успел толком поесть, а потом уже было не до того.
Сорви-голова только хмыкнул, дивясь скорости, с которой молодой человек уплетал еду за обе щеки. Минут через десять, вполне насытившись, Синдбад откинулся на спинку стула. Теперь можно было продолжить неоконченный разговор.
– А скажите, почтенный Сорви-голова, – начал Синдбад, двузубой вилкой ковыряя в зубах, – вот вы сказали, что я помогу достать циклопово яйцо. Но мне, знаете ли, не очень охота лезть к циклопам в три или пусть даже в два ваших роста.
– Но ведь ты обещал! – Сорви-голова в крайнем изумлении выронил недоеденный кусок сыра.
– Я?! Когда?
– Вчера! Не ты ли разливался соловьем перед эмиром, требуя руки его дочери. А он, после долгих сомнений, пообещал тебе Амаль, если ты добудешь Яйцо Циклопа. Ты согласился. И не просто согласился, а долго бил себя кулаком в грудь.
– Не помню, – развел руками Синдбад и перекрестился. – Вот-те крест!
– Ага! Значит, ты и вправду неверный северный варвар! – обрадовался Сорви-голова.
– Сами вы… нехороший человек, – обиженно огрызнулся Синдбад.
– Ну и… ладно. – Сорви-голова стиснул в руке сыр так, что из него потекла вода, затем стряхнул с пальцев сырное крошево и брезгливо отер их платком. – Так ты отказываешься от своих слов? Я пойму, если так. Ты давал обещание, одурманенный винными парами, к тому же… в общем, сам понимаешь, кто ты.
Капитан пристально смотрел в глаза Синдбаду из-под низко нависавших бровей.
– А вот этого не надо, – разозлился Синдбад. – Я тоже, знаете ли, привык не только давать обещания, но и выполнять их.
– Так ты со мной или нет? – продолжал настаивать Сорви-голова, ожидая недвусмысленного ответа на поставленный вопрос.
– Само собой! – выпалил Синдбад, да и куда ему теперь было деваться.
– Вот и отлично!
Сорви-голова вскочил со стула и кинулся обниматься, распахнув объятия.
– Э, э, дядя! – Синдбад выставил ладонь. – Давайте обойдемся безо всяких там объятий.
– Не понимаю тебя, о мой сердечный друг и спаситель, – растерянно застыл капитан в позе, напоминающей орла на германском гербе начала прошлого века.
– Тем более не надо. Но если уж вам очень хочется, можете легонько похлопать меня по плечу.
– Престранный обычай, – нахмурился Сорви-голова но все же протянул правую руку и легонько, пару раз, хлопнул Синдбада по плечу. – Так?
– Где-то как-то. Но давайте ближе к делу.
– К делу? Ах да, разумеется! – спохватился Сорви-голова, прошел к потайному ящичку в стене рядом с дверью и, произведя манипуляции с деревянными брусками обшивки, распахнул его. Внутри ящичка стопкой лежали какие-то бумаги, мешочки с деньгами, два кувшина (!!!) и свернутая в рулон карта. – Вот!
Капитан вытащил сверток, вернулся к столу и, сдвинув в сторону посуду, развернул карту и придавил ее ладонями.
– Подержи.
Синдбад склонился над картой, прижав одну из ее сторон растопыренными пальцами.
– Мы здесь. – Сорви-голова ткнул жирным пальцем в правый верхний угол карты, и там осталось поблескивающее пятно. – Нам нужно обогнуть вот этот мыс, затем выйти в открытое море.
Капитан вел пальцем по карте, отмечая намеченный путь полоской жира. Синдбад обратил внимание, что карта уже изрядно замызгана. Видимо, у ее хозяина имелась привычка копаться в бумагах во время еды.
– Затем мы пройдем мимо группы островов и направимся к во-о-от этому острову. – Палец Сорви-головы неспешно спустился почти в самый низ карты. – Вот и все!
Капитан отпустил карту, и она свернулась в рулон.
– А что мы будем делать на острове?
– На острове мы постараемся незаметно забрать Яйцо. Видишь, как все просто!
– Просто? Но почему же в таком случае его никто еще не забрал?
– Видишь ли… – Сорви-голова задумчиво помассировал пальцами заросший подбородок. – Циклопы, они того, очень глазастые. И слух у них, как у… В общем, хороший слух.
– Ага, и если что в морду дать могут. Чтоб всякие не тянули шаловливые ручки к их яйцам.
– По всякому, знаешь ли, мой друг. По-всякому, – уклончиво отозвался капитан, покосившись на Синдбада. – Кому в морду, а кого и… кхм-м.
– То есть не «кхм», а «ням-ням», вы хотели сказать?
– Ну-у, можно и так выразиться, – кхекнул в кулак Сорви-голова и ободряюще похлопал Синдбада по плечу – этот жест ему очень понравился. – Но ты у нас шустрый и хитрый, у тебя все получится.
– У меня?
– Ты обещал! Даже два раза!
– Я не отказываюсь, конечно, но мне не нравится ваше «у тебя».
– Я никого там, – Сорви-голова дернул подбородком, указав куда-то вправо, – за язык не тянул. А мои люди – они, знаешь ли… к шайтану на рога не полезут.
– А я, значит, полезу? – покивал Синдбад.
– А чего тебе терять? Как неверному, тебе все одно дорога в рай заказана. Да еще и присовокупив остальное…
– Что остальное?
– Сам знаешь, что!
– Вот вы как, значит! А я его еще спасал… Кстати, на кой ляд эмиру сдалось это долбаное яйцо?
– О, наш Нури большой любитель коллекционировать диковинные вещицы.
– А вам немножко заработать?
– Нужно же на что-то жить!
– Тоже мне, Лара Крофт нашелся, – проворчал Синдбад. – Имеет собственную яхту…
– Корабль, – мягко поправил Сорви-голова.
– …еду ему таскают на серебряных подносах…
– Я ведь все-таки потомок султана, а не какая-то там!.. – Капитан, оскорбленный до глубины души подобным презрительным тоном, нервно повертел пальцами.
– …и к тому же потомок султана, – закончил Синдбад. – Что и говорить, нищий одним словом. Да вы, любезнейший, с жиру беситесь.
– Я? – задохнулся Сорви-голова. – Бешусь с жиру?
– Да ну вас, почтеннейший, – только и отмахнулся Синдбад. – Лучше скажите, где у вас сортир?
– Сор-тир? Что такое «сортир»?
– Отхожее место где, спрашиваю? – потряс руками Синдбад. – И поскорее, если можно.
– Ах, да-да. – Сорви-голова указал пальцем на пол у дальней от двери стены.
Там, в углу, был прорезан небольшой люк, прикрытый деревянной крышкой на петлях.
– Мое, персональное! – с гордостью сказал капитан.
– О великий Аллах! – воздел очи горе Синдбад и проковылял к люку. – Бедные рыбы.
– Если что, я на мостике, – сказал Сорви-голова и выскользнул в дверь, мимоходом захлопнув потайную дверцу, от греха подальше.
– Чтоб я еще раз так нажрался! – пробурчал Синдбад, в раскоряк устраиваясь над люком, что при морской качке было затруднительно сделать. – Чтоб я еще раз…
– Куда ты полез, сын безмозглой каракатицы – это не фок, а грот-мачта! (Ну не все же такими умными уродились!) Как ты вяжешь узел, якорь те в задницу! (Ого, круто!) Идиот, тупой ишак, куда ты тянешь шкот? Ты нас всех угробить решил? (Да с превеликим удовольствием, только чтоб ты заткнулся, наконец!)
Так проходило обучение Синдбада морским премудростям. Путешествие к острову Циклопов, такое короткое на карте, на самом деле сильно затягивалось, и не было морю-океану ни конца ни края. И дело даже было не в том, что на корабле терпеть не могли бездельников. Синдбад изнывал от банальной скуки, и не было от нее иного средства, как занять себя чем-нибудь полезным, например, обезьяной взобраться по вантам на самую верхушку мачты вместе с другими матросами и подвязать тяжелый парус или до блеска надраить палубу машкой, так, что боцман начинал восхищенно накручивать на палец длиннющий обвислый ус.
Со временем Синдбаду (разумеется, не обошлось без протекции Сорви-головы), начали доверять и штурвал. Сначала под бдительным присмотром рулевого, а потом и вовсе оставляя одного на час-два, а то и поболее. Синдбаду нравилось ощущать себя капитаном дальнего плавания, управляющим огромным судном и выверяющим путь по компасу или звездам, в которых он до сих пор ничего не смыслил, сколько Сорви-голова ни бился с парнем. Но нудная, однообразная работа быстро наскучила Синдбаду – слишком утомительно стоять у штурвала часами, пялясь то в компас, то в однообразный горизонт, да еще и под палящими лучами солнца.
В один из таких дней, когда команда отдыхала после изнурительного труда, разморенного жарой Синдбада начало неудержимо клонить в сон. Он честно пытался щипать себя и заставлял вглядываться вправо, туда, где почти на самом горизонте, чуть в стороне от курса, появился островок, который сегодня корабль должен был обогнуть и выйти на финишную напрямую. Но потом глаза Синдбада закрылись, и он безвольно повис на штурвале, сладко похрапывая во сне и причмокивая губами.
– Уй-юй! Куда ты рулишь, отродье шайтана? – внезапно рявкнул над ухом голос рулевого, решившего на всякий случай проконтролировать направление. – Быстро отворачивай влево – здесь везде рифы! Да быстрее же, идиот!
– А? – Синдбад очнулся, вздрогнув всем телом, но рулевой Карим уже резко крутанул штурвал и стряхнул с него сонного Синдбада.
Синдбад больно ударился бедром и локтем, зашипел, потирая ушибленные места, но сразу вскочил и вытаращил глаза.
– А-а!!! – дико заорал он. – Спасайся, кто может!
Прямо по курсу из воды торчала здоровенная вершина подводной скалы.
– Кар-раул! Кар-рамба! – проснулся, заходясь в истошном крике, попугай, сидевший рядом на перилах. – Дур-рак!
– А-а!!! – вторил Синдбаду рулевой, выкручивая что есть сил штурвал и давя на него всем телом, что было совершенно бессмысленно – дальше крутить просто было некуда.
Корабль сильно и резко накренился вправо, проскакивая мимо острой верхушки подводной скалы, но на его пути из-под воды показались еще две. Их миновать не было никакой возможности, и нос корабля вошел точно меж двух каменных зубцов.
Раздались отвратительный скрежет, ужасающие грохот и треск. Корабль застыл на месте, чуть задрав нос. Рулевого бросило на штурвал. Он смешно задрал ноги, все еще держась за деревянное колесо, сделал переворот через голову и удачно приземлился на выбежавшего на палубу боцмана.
Люди, как горох, посыпались с ног и покатились к правому борту. Поднялся невообразимый шум. Из своей каюты в одних подштанниках выскочил сонный Сорви-голова, и Синдбад решил, что вот сейчас самое время спрятаться, забиться в какую-нибудь щелку, чтобы до него не дотянулись руки разъяренного хозяина судна. Ну, и остальных тоже. Упав на четвереньки, Синдбад отполз к кормовым перилам и укрылся за пустыми бочками, чудом устоявшими при сокрушительном ударе.
– Кар-рамба! Тону! – надрывался попугай, дергая головой и хлопая крыльями. Всеобщее «веселье», разом охватившее весь экипаж, ему явно пришлось по душе. – Стр-риптиз! – добавил он уже о капитане, в исподнем стремительно взбиравшемся по лестнице на мостик.
– Башку оторву! – ревел капитан, словно разбуженный медведь, вырывая редкие волосы на загорелой, покрытой наколками груди. И Синдбад наконец понял, откуда у капитана взялось его прозвище. – Где рулевой?! Где этот отпрыск тупого верблюда?
– Р-рулевой! Дур-рак! – обрадовался попугай, перелетел на бочки и постучав по одной из них клювом. – Р-рулевой. Кар-рамба!
– У, змея хвостатая! – погрозил ему кулаком Синдбад. – Клюв бы тебе скотчем замотать.
Попугай скосил один глаз и уставился им на Синдбада.
– Вали отсюда, ябеда несчастная! – зашипел на птицу Синдбад и ткнул ее пальцем в бок.
– Ябеда! Кар-рамба! – захлопал крыльями попугай, переступая с ноги на ногу.
– Ага-а! – Заглянув за бочки, Сорви-голова ухватил Синдбада за шкирку и выволок на открытое пространство. – Ты!
– Ну, я. А чего так орать-то? – виновато шмыгнул носом Синдбад, поднимаясь с пола и отряхиваясь.
– Ты! Мой корабль. – Сорви-голова от сильнейшего потрясения потерял способность связно изъясняться.
– А чего корабль? Вот он ваш корабль. Никуда и не делся.
– Ты!
– Вот заладили! Ну, виноват. Заснул.
– Ты!!! Заснул? – Пальцы Сорви-головы, то сжимающиеся в кулаки, то вновь разжимающиеся, непроизвольно потянулись к шее Синдбада.
– Э, эй, дядя! – Синдбад предупредительно отступил на шаг.
– Ты! – Пальцы капитана сжали воздух.
На лестнице появился здоровенный боцман, красный, будто вареный рак, и волочащий за шкирку несчастного рулевого, даже не помышлявшего о сопротивлении. Голова Карима билась о ступеньки, отчего зубы рулевого клацали.
– Это не… не я! – голосил тот, суча руками и ногами. – Я не… Все он… Он!
– Вот! – Боцман дотащил свою ношу до капитана и бросил перепуганного насмерть Карима к ногам Сорви-головы. – Собачий сын, посмотри, что ты натворил!
– Оставьте его! – выкрикнул Синдбад. – За штурвалом был я.
– Ты? – воскликнул боцман.
– Ты… – эхом повторил заклинивший Сорви-голова.
– Капитан, там пробоина! – На мостик взбежал один из матросов. – Небольшая, слава всевышнему! В трюме полно воды, но мы, кажется, не тонем.
– Кажется?
Сорви-голова, мгновенно выйдя из ступора, порывисто обернулся к матросу.
– Не тонем, – уверенно повторил матрос. – Мы крепко засели на Зубах Шайтана. Но сейчас прилив, и нас может скинуть с них.
– Главное, чтобы отлива не было, – пробормотал Сорви-голова. – Быстрее! – скомандовал он и поспешил к лестнице. – Нужно осмотреть пробоину, заделать ее и до отлива убраться отсюда.
Боцман с матросом ринулись за ним следом. Про Синдбада все позабыли. Оставшись один, он тяжело опустился на верхнюю ступеньку и повесил голову.
– Чего расселся? – окликнул его снизу Сорви-голова. – Живо за мной!
Пробоина на удивление оказалась действительно небольшой. Рваная трещина тянулась на пару метров вдоль носовой части корабля почти у самого киля. Пик, торчавший из воды, оказался не столь острым, а скорость судна недостаточно высокой. Так что корабль, по сути, взгромоздился на два подводных пика, и теперь преспокойно покачивался на них. Воды в трюме ни прибывало, ни убывало. Трещина находилась вровень с водой, что сильно облегчало ремонтные работы.
– Здесь нам его не починить, – заключил Сорви-голова, осмотрев пробоину. – Нужно наложить временную заплату и добраться как можно скорее до острова. – За работу! Живо!
Моряки подхватились и разбежались кто за досками, кто за инструментом. Работа лихорадочно закипела. Звенела пила, летела стружка, стучали молотки. На палубе варили смолу, чтобы залить ей отверстия вокруг деревянной заплаты.
– Кхм, – виновато прокашлялся Синдбад, приблизившись к Сорви-голове, стоявшему со сложенными на груди руками и хмуро наблюдавшему за работой команды. – Мне очень жаль. Все вышло как-то случайно.
– Я сам виноват, друг мой, – глухо отозвался капитан. – Ты неопытный рулевой, и я не вправе был оставлять тебя одного во время маневра. Хорошо еще, что Карим вовремя поднялся проверить.
– Но я позорно заснул.
– И более опытные засыпали, – успокоил Сорви-голова. – Главное, корабль на плаву, и его можно починить.
– Да, конечно…
К Сорви-голове подскочил один из матросов, державший в руках ведро с остатками дымящейся смолы.
– Готово, капитан! Можно сниматься.
Сорви-голова приблизился к заплатке и придирчиво оглядел ее. Заплата представляла собой нагромождение досок, капитально, на совесть залитое еще не до конца затвердевшей смолой.
– Выдержит, – уверенно заявил матрос. – До острова дотянем.
– Поднять паруса! Нагрузить корму! – гаркнул Сорви-голова. – Попытаемся слезть с «зубов».
Матросы вновь бросились исполнять приказание капитана.
Паруса наполнились ветром, так кстати успевшим сменить направление с попутного на встречное, и корабль, поскрипывая, медленно начал пятиться, сползая в воду с остроконечных подводных пиков. За штурвалом стоял сам капитан, напряженно вздрагивающий при каждом скрипе и треске. Но все обошлось как нельзя лучше. В один из моментов нос корабля соскользнул в воду, и судно резко осело до ватерлинии, сильно качнувшись с кормы на нос.
– Ура-а-а!!! – грянул дружный возглас, и в воздух взвились чалмы и платки.
Сорви-голова отвел судно на безопасное расстояние от каменных зубцов, сверился с картой, на которой были обозначены подводные препятствия, и лично повел корабль, идя в бейдевинд12 к острову, раскинувшемуся прямо по курсу в трех-четырех километрах впереди широкой зеленой лентой с серым скальным основанием.
Найти место для стоянки оказалось делом непростым. Берег острова представлял собой сплошное нагромождение скал, но через час поисков внезапно обнаружилась брешь в гранитной отвесной скале – небольшая, почти идеально круглая бухточка с песчаной косой – как раз то, что нужно. Матросы убрали основные паруса. Корабль медленно, на одних кливерах13, вошел в бухточку и замер, ткнувшись килем в песчаную отмель.
Бухту со всех сторон окружали отвесные стены скал высотой метров в десять, море здесь было спокойным. Сквозь его зеленоватую поверхность можно было разглядеть дно, усеянное ракушками и крупными, поросшими водорослями валунами.
– Все. – Сорви-голова устало оперся локтями на штурвал. – Теперь будем ждать отлива. Из бухты ни ногой!
– Почему? – удивился Синдбад.
Ему не терпелось сойти на землю и ощутить наконец под ногами твердую, незыблемую поверхность вместо палубы судна, непрестанно раскачивающегося от любого малейшего волнения моря, словно люлька младенца.
– Это легендарный остров Сирен! Разве ты и о нем ничего не слыхал, о мой необразованный друг? – вскинул брови Сорви-голова.