Леонид Резников
Синдбад
Глава 3. Морской царь Тритон
Небо на юге бугрилось тяжелыми серо-черными тучами, горизонт застилала пелена дождя. Ветер крепчал, его порывы путались в парусах, раздувая их в попытке порвать и унести. Море пучилось крутобокими волнами, шутя играя легким суденышком. Надвигающаяся буря бесновалась, осыпала людей тучами брызг. Яхта то и дело зарывалась в воду, возмущенно окатывающей ее от носа до кормы, но судно, словно поплавок, выскакивало обратно и взбиралось на следующую волну. И скатывалось вниз, подобно лыжнику, скользящему с крутого склона горы. Ванты22 и штаги23 гудели от напряжения, вибрируя, словно живые. Корпус яхты жалобно потрескивал и поскрипывал, будто жалуясь капитану на тяжелую судьбину.
– Всем привязаться. Синдбад, Абдулла – убрать паруса! – отдавал короткие приказы Сорви-голова, держась обеими руками за перила. – Алик, держи яхту по ветру! Доверни влево, вот так! А то волной накроет.
Синдбад с бледным испуганным Абдуллой добрались до капитанского мостика, где возле рулевого Алика стоял Сорви-голова, вглядывавшийся вдаль из-под густых бровей.
– Вы же говорили, что в это время бурь не бывает? – сквозь шум ветра прокричал Синдбад капитану.
– Не бывает, – отрезал Сорви-голова.
– А это что, по-вашему? – повел рукой Синдбад.
– Буря, но ее не должно быть.
– Вашими бы устами, – пробормотал Синдбад, наблюдая за Ала-джинном.
Тот с каменным, невозмутимым лицом, стоя на широко расставленных ногах, крепко сжимал штурвал. Ему-то что – ни утонуть, ни получить увечий джинну не дано. К тому же он в любой момент может испариться, а вот каково остальным? Но Синдбад знал, что преданный Ала-джин не покинет их даже в самой трудной, критической ситуации.
– Алик, ты что-то говорил о взбаламучивании моря, – крикнул Синдбад.
– Озера, – скромно поправил Ала-джинн.
– Один фиг. Сделай же что-нибудь!
– Не могу-у! – Ала-джинн поднатужился, стискивая штурвал и доворачивая яхту чуть вправо.
– Почему?
– Разве может джинн тягаться с морским царем!
– Кем? – Синдбад изумленно уставился на друга.
– Морски-им царе-о-ом!
Ветер рвал слова, разметая и унося их обрывки.
– Тогда все понятно! – Сорви-голова саданул кулаком по перилам, а Абдулла только округлил полные ужаса глаза. – Тритон разбушевался.
– Кто? – Синдбад все еще недоумевал. Похоже, на корабле он был единственным человеком, который ничего не знал о морском царе Тритоне.
– Тритон, – гаркнул Сорви-голова, перекрикивая шум ветра.
– А чего ему надо, этому Тритону?
– Может, жертву? – предположил Ала-джинн.
– Ну да, а других жертв не нашлось?
– Нужно что-нибудь ему бросить!
Сорви-голова оглядел палубу, судорожно соображая, что можно отправить в дар морскому деспоту. Взгляд его остановился на перепуганном Абдулле. Тот икнул и полез под штурвал.
– Вот дурень! Сдался ты Тритону… Бросайте за борт бочку с селедкой и… нет, погодите…
Абдулла, не дожидаясь, пока капитан примет окончательное решение, рванул к бочке с малосольной сельдью, откатил ее к борту, взгромоздил на перила, кряхтя и помогая себе коленом, и сбросил в море.
– И-иэх!
За бочкой последовали: моток каната, запасной якорь, любимый мангал Алика и мешок угля. Сорви-голова, пребывая в полном замешательстве, с отвисшей челюстью наблюдал за деловито снующим по скользкой палубе юношей. Но когда тот подкатил к борту небольшую бочку с вином, капитан наконец пришел в себя.
– Остановись! – вскинул он руку. – Что ты делаешь, о несчастный?
Абдулла замер с бочонком в руках, держа его над головой, потом медленно опустил бочонок на палубу и уставился честными глазами на капитана.
– Приношу жертву, – сказал мальчишка. – Вы же сами сказали.
– Слишком много жертв! Откати бочонок на место, – рявкнул Сорви-голова.
Абдулла только пожал плечами и покатил бочонок обратно к мачте.
– Ой-ё-о! – всхлипнул Ала-джинн. – Мой прекрасный мангал, мой березовый уголь…
– Смотри, что ты натворил, о тупейший из ослов! – указал на джинна Сорви-голова.
– Подумаешь, уголь, – буркнул Абдулла и, повесив нос, поплелся обратно на мостик, загребая чуть косолапыми ногами.
Внезапно по правому борту вода взбурлила, вспенилась, и из нее показались три огромных, остро отточенных конца золотого трезубца, каждый толщиной в руку. Образовавшейся волной корабль отбросило далеко влево, люди посыпались с ног.
– Кар-рамба! Кар-раул! – всполошился попугай, пытаясь вновь укрыться в каюте, откуда его выкинуло на палубу сильным толчком. – Шампур-р!
Трезубец все поднимался и поднимался. Уже показалось его древко, а рядом с ним из воды вознеслась ввысь зубчатая корона, венчавшая огромную голову с седыми космами и страшными водянистыми глазами, в которых светились непередаваемые словами мука и ярость. Приоткрытый рот гиганта был оскален ровным частоколом жемчужно-белых зубов. Из буйной бороды морского царя торчали обломки бочки и соленая сельдь, на левом ухе покачивался моток пенькового каната, а корону слева подпирали две огромные шишки.
– Отвратительные людишки! – взревел Тритон, поводя гигантским трезубцем и потрясая якорем, казавшимся в его огромных пальцах игрушечным. – Зачем вы это сделали?
– Уй-юй! – Абдулла побледнел еще больше и полез под брезент, укрывающий бочки с пресной водой.
– Сделали что? – уточнил Синдбад, с трудом поднявшись на ноги со скользкой палубы.
– Вот это!
Взбешенный владыка морей указал трезубцем на шишки на своем лбу. Затем Тритон размахнулся и запустил якорем в яхту. Якорь просвистел над головами людей и, с треском впившись в палубу, наполовину проломил ее и застрял в досках.
– И еще облили меня какими-то помоями! – пожаловался Тритон, яростно выдирая из бороды обломки бочки и расползающуюся под его пальцами жирную, скользкую селедку.
Синдбад сконфуженно откашлялся в кулак.
– Знаете, у вас еще ниточка на ухе… Да нет, на другом. Ага, вот.
– Спасибо, – поблагодарил Тритон за заботу молодого человека, снимая моток каната с уха.
– Да не за что. Если она вам не нужна, то бросьте нам – в хозяйстве, так сказать, все сгодится.
– Значит, веревка тоже ваша? – грозно уточнил Тритон, кинув канат на палубу.
– Извините, конечно, но это, так сказать, дары.
– Дары? – взревел Тритон.
– Именно.
– Никчемный обрывок веревки, якорь, жестяную коробку и бочку с помоями ты называешь дарами?
– Понимаете, вышла промашка, о великий царь морей, – влез с пояснениями Сорви-голова, несколько пришедший в себя от вида грозного царя. – У нас есть парень – сущий неуч и сплошное наказание. Так вот, он в порыве рвения, так сказать…
– О-ох! – выдохнул Тритон, не дослушав, зажмурился и прижал ладонь размером с яхту к щеке.
– Что с вами, почтеннейший? – участливо спросил Сорви-голова.
– Зуб!
– Зуб?
– Да, зуб! Ты что, туг на уши? Болит – мочи нет. С ночи никакого покоя, о-ох! – Тритон закачался из стороны в сторону. На яхту пошла новая волна, и люди вцепились в перила. – А вы еще бочками да железками всякими швыряетесь!
– Мы же извинились, – сказал Синдбад, отплевываясь от очередной порции соленой воды. – Сильно болит?
– Си-ильно, – захныкал морской царь. – Уже и полоскал, и айсберг приматывал и меч-рыбой ковырял – ничего не помогает.
– Вы бы еще молот-рыбой постучали или ската приложили, – вздохнул Синдбад, покачав головой. – Эх, любители! Нагнитесь, я гляну, чего у вас там.
– Ты что, табиб24? – тихо спросил Сорви-голова.
– Нет, но у меня был друг стоматолог.
– О-о! – с уважением протянул Сорви-голова.
Тритон нагнулся, придвинувшись вплотную к борту, и широко разинул рот.
– Фу-у! – поморщился Синдбад, пытаясь разогнать руками ужасное амбре, пахнувшее изо рта морского царя. Затем, зажав пальцами нос, по плечи забрался в рот размером с небольшую пещеру. Во рту было совершенно темно, хоть глаз выколи. К тому же яхта раскачивалась, и Синдбаду никак не удавалось как следует осмотреться.
– Нет, я так работать не могу! – Синдбад выбрался изо рта Тритона и с наслаждением вдохнул всей грудью свежий морской воздух.
– Ойео? – недоуменно спросил Тритон, все еще держа рот раскрытым.
– Что?
– Я спрашиваю, почему? – выпрямился Тритон, вновь хватаясь за челюсть.
– Во-первых, темно у вас там, как… сами знаете где. А во-вторых, качает – невозможно же так работать! Вы бы не могли унять, наконец, бурю? Да и света побольше не помешало бы.
Про то, что во рту морского владыки воняет хуже, чем в общественной уборной, Синдбад разумно решил умолчать.
Тритон грохнул обо что-то копьем – обо что, интересно, можно грохнуть в море, когда до дна с полпарсанга, а то и больше! – и с трезубца сорвались молнии, впившиеся в низко летящие тучи. Загрохотало. Ветер сразу начал стихать, тучи поредели, превращаясь в легкие пушистые облачка, а хмурое море потихоньку разгладило морщины и затихло, мирно отражая небесную синеву.
– Все равно, так ничего толком не сделаешь, – постучав по лбу пальцами, с весьма умным видом заявил Синдбад. – Вас бы уложить на что-нибудь.
– Да на что же я здесь лягу? – с сомнением огляделся Тритон.
– Эх, остров бы какой-нибудь… Знаете, есть здесь неподалеку островок, называется… – Синдбад обернулся к Сорви-голове и вопросительно пощелкал пальцами. – Как называется остров, почтеннейший Сорви-голова?
– Суаналь. Остров Суаналь! – с ходу смекнул капитан, куда гнет Синдбад.
– Да-да, он самый, благодарю. Там вас очень удобно можно было бы расположить на бережке и…
– Знаю этот остров, – кивнул Тритон, поморщившись от боли, и погрозил пальцем. – Но, смотри, смертный, если обманешь!
– Да вы что! – праведно возмутился Синдбад. – Вас? Как можно!
Морской владыка в сомнении почесал затылок трезубцем, затем аккуратно подхватил яхту левой рукой и понес ее на юг, все ускоряясь. Сзади за Тритоном оставался бурный пенящийся след, взбиваемый мощным хвостовым плавником.
– Скорость узлов пятьдесят, не меньше! – уважительно прицокнул языком Сорви-голова, осторожно подбираясь к самому носу яхты. – Если так и дальше пойдет, к вечеру будем на месте.
– Видите, как хорошо. – Синдбад развалился на подсыхающей палубе, закинул ногу на ногу и подложил под голову руки.
– Хорошо-то хорошо, а вот как прибудем на место, что ты делать станешь?
– Зуб лечить.
– Ты всерьез задумал лезть в рот грозному богу? Это же верная смерть! А ну как сглотнет или прикусит?
– Распорку поставим.
– Ка… кую распорку? – сглотнул Сорви-голова. – Да в тебя, никак, шайтан вселился!
– Уважаемый, занимайтесь своим делом, а я займусь своим.
Синдбад повернулся на бок и сладко захрапел.
– …Остров на горизонте!
Синдбад вскочил, словно ошпаренный.
– Милейший, зачем же так орать? Тем более когда снится кошмар.
– Кошмар начнется, когда ты возьмешься рвать зуб Тритону.
– Зачем же обязательно рвать – это уже крайние меры. Мы его сколем, подточим и зацементируем.
– Ты действительно сошел с ума! Никто так зубы не лечит.
– Тогда сами лечите, а я еще посплю.
– Нет, ты уж как-нибудь сам. А мы с Аликом на подхвате, если что, – выкрутился Сорви-голова.
Остров быстро рос, словно выступая из глубин моря. Прекрасный песчаный берег неистово сиял на солнце, слепя глаза. Лазурные воды лагуны манили окунуться в них, а прибрежные пальмы призывно покачивали пышными верхушка, словно наивные папуасы руками, радостно встречающие корабли испанцев. Тритон, выплыв на отмель, нежно опустил яхту на воду, и юркий Абдулла бросил якорь. Страх перед морским царем давно оставил его, и парнишку уже нисколько не смущало присутствие рыбообразного гиганта с устрашающих размеров трезубцем.
– Вот твой остров. А теперь исполни что обещал! – потребовал Тритон.
– Да без проблем! Перенесите нас на берег и ложитесь у воды.
Огромная ручища сгребла людей с яхты, вмиг перенесла на сушу и аккуратно вывалила на песок. Сам Тритон развалился на отмели, нервно подергивая китовым хвостом и вращая глазами.
– Будет больно, – честно предупредил Синдбад.
– Очень? – поежился владыка морей.
– Думаю, да. Но вы большой, потерпите. Скажите «а-а-а».
– А! – Тритон распахнул рот и вывалил язык.
Все тут же зажали носы.
– Алик, дорогой, – прогнусавил Синдбад, – не можешь ли спрыснуть эту зловонную клоаку чем-нибудь ароматным?
– Розы подойдут? – с готовностью спросил джин.
– Нет, лучше что-нибудь с мягким освежающим ароматом.
Щелчок пальцами, и изо рта Тритона потянуло фиалками и мятой.
– Пойдет?
– Да, как раз то, что нужно. – Синдбад взобрался на грудь Тритону и заглянул в рот, опираясь на нижние резцы. – Да-а!
Протянув руку, Синдбад потыкал пальцем в черное дупло на левом верхнем коренном зубе.
– Ай! – вскрикнул Тритон и захлопнул рот, схватившись за щеку.
Синдбад едва успел выскочить наружу, чтобы не быть перекушенным пополам.
– Все ясно. Придется сверлить, – авторитетно заявил Синдбад.
– Ты издеваешься?! – испуганно вскрикнул Тритон. – Лучше сразу убей.
– Стыдитесь, Ваше Величество!
– Но ведь будет ужасно больно!
– Что ж, потерпите полчасика.
– Полчасика? – Тритон потихоньку начал сползать в море.
– Куда?! Лежать! – остановил его окриком Синдбад, и Тритон напряженно замер, выкатив глаза. – Мда, тяжелый случай. Придется применить наркоз.
– Что, о многомудрый юноша? – уточнил Сорви-голова.
– Обезболивание.
– О! И как же ты собираешься этого добиться?
– Старым испытанным методом. Алик, слушай сюда… – и Синдбад что-то зашептал Ала-джинну на ухо.
Джинн понимающе кивнул и испарился.
– Может, не надо, а? – жалобно протянул Тритон. – Ну его, этот зуб, сам пройдет.
– Ни-ни, лежите спокойно, больной, – запротестовал Синдбад.
В воздухе над головой морского владыки возник джинн, держащий в руках здоровенную дубину. Тритон не успел даже испугаться, как Ала-джинн со всей дури огрел его по башке дубиной размером с приличное дерево.
Хрясь!
Голова Тритона безвольно мотнулась, глаза закатились и закрылись, а челюсть отвалилась на грудь – именно то, что требовалось.
– Отлично! – потер ладони Синдбад и начал деловито закатывать рукава.
– Я вот о чем подумал, уважаемый Синдбад, – приблизился к нему Ала-джинн, скромно почесывая кончик носа. – А почему просто нельзя было усыпить его?
– Упс!.. Ладно, так надежнее. Ставь распорку!
– Слушаюсь! – Ала-джинн припер откуда-то палку, примерился, прикрыв один глаз, и с хрустом воткнул ее меж резцов тритона.
– Аккуратней, ты, дубина. Еще не хватало ему здоровые выбить.
Сорви-голова с Абдуллой немного отступили назад. Так, на всякий случай – мало ли что может произойти. Но пока все было спокойно.
– Инструмент!
В руках Синдбада возникли долото и молоток. Синдбад вошел в рот великана, удобно устроился на языке и принялся за работу. Во все стороны полетели осколки зуба. Джинн то и дело исчезал и появлялся, окатывая из ведра растущее дупло, а заодно и Синдбада. От каждого нового удара Сорви-голова и Абдулла испуганно вздрагивали, ожидая, что Тритон вот-вот проснется и устроит всем варфоломеевскую ночь. Но Тритон мирно посапывал, и несколько осмелевший Абдулла приблизился ко рту великана и заглянул одним глазком внутрь.
Синдбад уже отложил инструмент и, пыхтя от натуги, ковырялся в дупле зуба. У Абдуллы вновь зашевелились волосы на голове.
– Ты как раз вовремя, – обрадовался Синдбад, заметив мальчишку.
– Я?
– Ты, ты. Да не боись, иди сюда.
Абдулла осторожно перешагнул через частокол зубов и нерешительно поставил ногу на мягкий язык.
– Будешь ждать, пока он проснется? Давай быстрее!
– О, всемогущий Аллах! – пробормотал Абдулла, зажмурился и шагнул на язык, потом еще раз и еще, пока не наткнулся на Синдбада.
– А теперь смотри. – Синдбад ткнул пальцем в огромную дыру в зубе. – Видишь?
– Бревно какое-то черное, – задрав голову, пригляделся Абдулла.
– Вот именно – гнилой нерв! Лезь наверх и выкручивай его, понял?
– Туда? – окончательно перетрусил Абдулла.
– Ну а куда же еще? Я не пролезаю, а ты худой как… неважно кто. Лезь, я сказал!
Абдулла вздохнул и полез вверх. Ухватившись за «бревно», он принялся вращать его из стороны в сторону, упираясь ногами в плечи Синдбада.
– Долго ты там еще?
– Оно не хочет откручиваться!
– Крути сильнее!
Тритон завозился во сне, простонав. Синдбад с Абдуллой затихли, но потом вновь взялись за старое. Несчастный морской царь стонал уже не переставая, но Абдулла, войдя в раж, так и сяк крутил ноющий больной нерв, не обращая внимания на гулкие стоны великана.
Щелк!
Нерв внезапно оборвался, и Абдулла полетел вниз вместе с ним, придавив Синдбада.
– Ох, несчастный ты дуралей! – выполз из-под него Синдбад, разминая плечи и бока. – Когда ты уже научишься думать?
– Так вы же сами велели!..
– А башка тебе на что?
– Не знаю, – честно признался мальчишка.
– Так, все. Теперь выскреби там все хорошенько долотом… Да аккуратнее же, чтобы черноты не было!.. Сойдет. Выкинь бревно и позови мне Алика.
– Я здесь! – объявился рядом Ала-джинн.
– Вот, гляди – образец исполнительности и смышлености. – Джинн прямо-таки зарделся от похвалы. – Алик, мне нужны цемент и…
Прямо на язык из воздуха шлепнулось ведра три свежего, густо разведенного цемента с мелкими камешками и песком, заляпав Синдбада с ног до головы.
– Ха! – усмехнулся Абдулла и потащил гнилое «бревно» к выходу.
Синдбад, вздохнув, провертел в цементной маске на лице дырочки для глаз и уставился на Ала-джинна.
– Простите, уважаемый. Я сейчас все уберу.
Взмах руки – и цемента как не бывало.
– Неплохо, – придирчиво оглядев себя, произнес Синдбад. – Итак, мне нужен цемент, только на этот раз в чем-нибудь. И еще мастерок и трамбовка.
Цемент появился в носилках, мастерок возник прямо в руке Синдбада.
– Превосходно. Ты уверен, что цемент хороший?
– Обижаете! Из этого цемента мы, джинны, дворцы строим.
Работа закипела. Синдбад подхватывал цемент с носилок, забрасывал в дупло и приминал его трамбовкой, затем все повторялось вновь. Через минут двадцать Синдбад опустил руки, отошел назад и полюбовался на свою работу. Зуб выглядел новехоньким.
– Готово! – возвестил он, выходя изо рта Тритона. – Алик, прибери там, пожалуйста. А вы будите больного, хватит ему уже дрыхнуть.
Пока Синдбад отмывался от цемента у воды, Абдулла с Ала-джинном приводили в бодрствующее состояние заспавшегося Тритона, шлепая его по щекам веткой с кокосовой пальмы и обильно поливая водой. Сорви-голова в столь опасном варварском занятии участия не принимал, ведь еще неизвестно, как поведет себя морской владыка, ни за что ни про что огретый дубиной.
– О, моя несчастная голова! – пошевелился Тритон и ощупал третью огромную шишку, уже на темечке. Глаза его медленно сфокусировались на сидящем у воды Синдбаде. – Ах ты, мелкий прыщ!
Владыка морей рывком сграбастал Синдбада и зажал в огромном кулачище.
– И это ваша благодарность за лечение, уважаемый? – осведомился Синдбад, не делая бесполезных попыток вырваться на свободу.
Тритон замер на мгновение, щелкнул челюстями и расплылся в блаженной улыбке.
– Зуб! Он больше не болит!
Тритон аккуратно опустил Синдбада на песок и заботливо пригладил его растрепанную шевелюру огромным указательным пальцем.
– Ты выполнил обещание и излечил меня, человек. Проси, чего хочешь!
– Да ничего мне не надо, – отмахнулся Синдбад. – Плывите себе с богом.
– Вот те на! Впервые встречаю бескорыстного человека. Ну хорошо… Знай же, стоит тебе позвать меня, и я приду на помощь по первому твоему зову!
– Премного благодарен, Ваше Величество. – Синдбад отвесил галантный поклон.
– И буду рекомендовать тебя знакомым!
– А вот это совершенно излишне, – едва слышно пробормотал Синдбад, живо представив толпы гигантов, теснящихся в узком для них коридоре дворца у его покоев в ожидании приема стоматолога-самоучки.
– Прощай! – пророкотал Тритон, сполз с отмели, взмахнул трезубцем и скрылся на глубине, подняв могучим хвостом фонтан брызг.
– Сегодня ты в очередной раз сразил меня, мой юный друг, – с почтением в голосе заметил Синдбаду Сорви-голова.
– Знаете, я и сам себя сегодня сразил, если честно.
– Что? – вскинул брови Сорви-голова. – Но я полагал?..
– Риск – дело благородное, но, мне кажется, это уже не важно. Главное, мы на острове! – успокоил капитана Синдбад. – Эй, Алик! Сваргань нам что-нибудь вкусненького перекусить, если тебя не затруднит… Вот шайтан! – вдруг спохватился Синдбад. – Совсем забыл ему сказать, чтобы не ел и не пил два часа. Или дня?..
Глава 4. Ням-ням!
Красное солнце неспешно скатывалось в море, щедро рассыпая по воде алые всполохи и багряня невесомые облачка у самого горизонта. Сумерки быстро сгущались, опускаясь на пляж. Синдбад, блаженно развалившись на теплом песке, поглаживал живот. На ужин Ала-джинн приготовил преотличные манты и наваристый борщ со сметаной. От усталости и сытного ужина Синдбада клонило в сон. Если так и дальше пойдет, то он очень скоро потеряет стать и превратится в негабаритное подобие эмира. Поэтому, совсем неплохо было бы немного сдерживать кулинарные порывы Алика…
– Бедная Амаль. – вспомнил Синдбад жену, и его благодушие вмиг улетучилось. Он сел, обхватил колени руками и уставился на ущербную луну, всходившую из-за пальм. – Интересно, как она сейчас там? О-хо-хо!
Сорви-голова не ответил.
– Эй, уважаемый! Что с вами? Вы вертитесь, как начинающий йог на гвоздях.
Капитан выглядел несколько возбужденным и настороженным. Он непрестанно вертел головой, проявляя неясное беспокойство, к чему-то прислушивался и напряженно всматривался в густые тени пальмовой рощи.
– Не нравится мне эта мертвая тишина, – сказал Сорви-голова. – Ни зверья не слышно, ни птиц.
– Да нет здесь никого. Мы торчим на острове уже несколько часов, а хоть бы одна морда лица показалась.
– Хорошо, если так. Но лучше переночевать на яхте.
– Слишком мнительный вы стали. – Синдбад зевнул.
Попугай, сидевший на плече Сорви-головы, нахохлился, распушив перья, и приоткрыл один глаз.
– Вот, и Каррамба что-то чует, – указал на попугая Сорви-голова.
– Этот паникер? – хмыкнул Синдбад. – Да он разве что сам себя еще не пугается.
– Ням-ням.
– Что вы сказали? – Синдбад удивленно воззрился на Сорви-голову.
– Ничего я не говорил.
– Алик, наверное, во сне разговаривает. Похоже, немного съехал после потери любимого мангала. Или на готовке свихнулся.
– Я не сплю, – отозвался из-за ближайших пальм Ала-джинн. Голос у него был немного обиженный. – И никуда я не съехал, и тем более не свихнулся!
– Ну извини! Тогда кто же сказал…
– Ням-ням! – повторил голос совсем рядом.
Синдбад подпрыгнул от неожиданности и вскочил на ноги.
Попугай шумно взлетел и закружил над головами людей.
Сорви-голова медленно повел глазами.
Внезапно песок совсем рядом взметнулся вверх, будто от небольшого взрыва, и перед Синдбадом возник черный, словно смоль, низенький абориген с деревянным копьем. Абориген имел несколько вытянутое, узкое лицо, на котором размещались непропорционально большие глаза, крупный приплюснутый нос и пухлые, сильно выпяченные губы. Его темные волосы кучерявились, а кривоватые жилистые ноги постоянно почесывали одна другую. Из одежды на аборигене имелись только бусы, тело же его было размалевано белой краской, словно наколками у знатного якудзы.
– Ням-ням, – произнес абориген раздельно, сверкнув белками глаз.
– Ага, и вам того же, – отозвался Синдбад, на всякий случай отодвигаясь от аборигена.
Тот чуть склонил голову влево и с неясным сомнением оглядел Синдбада с ног до головы. Его взгляд казался придирчивым и ощупывающе-оценивающим – так завзятый гурман пытается определить свежесть и качество приготовления поданного ему бифштекса.
Сорви-голова медленно поднялся с песка, отряхиваясь.
– Мир тебе, добрый человек! – поднял он руку в жесте доброй воли, приветствуя аборигена.
– Ням! – отрывисто ответил мужчина.
– На удивление небогатый словарный запас, – шепнул Сорви-голова Синдбаду.
– Может быть, у них одно и то же слово звучит по-разному? Например, выше или ниже, протяжно так «ня-ам» или отрывисто – «ням!»
– Интересная мысль. И что нам это дает?
– Без понятия.
Они уставились на аборигена, молча наблюдавшего за пришельцами. Игра в «гляделки» затягивалась. Попугай, покружив над людьми, перелетел на ближайшую пальму и устроился на ее верхушке, наблюдая оттуда за происходящим.
– Погодите, я попробую с ним поговорить по-другому. – Синдбад размял кисти рук и пошевелил пальцами.
– Что ты собираешься делать? – насторожился Сорви-голова.
– Язык жестов – универсальная штука, – пояснил Синдбад. – Значит так: моя – твоя – любить!
– Ням? – Глаза аборигена от удивления еще больше расширились.
– Знаешь, я не совсем понял твой последний жест, – с сомнением произнес Сорви-голова. – К тому же, мне кажется, с таким достоинством, как у него…
– Да я вообще не о том говорил!
– А выглядело так, будто именно о том.
– Вы так считаете? Что ж, попробуем исправить ошибку. – Руки молодого человека вновь взлетели, словно у дирижера, дающего готовность «ноль». – Солнце – мир – дружба – хэппи-мил…
– Теперь у тебя вышло нечто совершенно неприлично! – возмутился Сорви-голова. – Особенно последнее. Кстати, а что такое «хэппи мил»?
– Лучше вам не знать, – заверил Синдбад. – Навеяло, так сказать…
– Ням, – заулыбался абориген и поскреб антрацитовый зад.
– Да чего ему надо? – потряс руками Синдбад, выходя из себя. – Еще и скалится, ходячая реклама палеха!
Внезапно Синдбада что-то пребольно кольнуло в бок.
– Ай! – дернулся он и поспешно обернулся.
– Ням-ням!
Позади Синдбада стоял еще один любитель авангардного бодипэинта с копьем. И даже не один, а целых десять! Все с выпученными глазами, вытянутыми лицами и зубами веером.
– Ты чего, суслик хохломской, оборзел в доску? – начал закипать Синдбад. – Теперь ясно, чего глазастый хмырь хотел – мозги он нам пудрил!
– В каком смысле? – спросил Сорви-голова, медленно пятясь к лодке.
– Отвлекал, пока остальные припрутся. Ой! – Уже другое копье кольнуло Синдбада в живот. – Ах ты ж!..
– Ням? – удивился абориген, ткнувший последним, и мгновением позже растянулся на песке от мощного прямого удара в челюсть.
– Уау! – взвыл Синдбад, стряхивая с другой руки вцепившегося в нее зубами следующего аборигена. – Ну, я тебе сейчас челюсть-то отрихтую… Ох! Ай! – Тычки копьями посыпались градом. – Али-ик, убери от меня этих придурков! Ой! Да чего вам надо?
– Кар-раул! Тону! – захлопал крыльями попугай, но встревать в драку не торопился.
– Бегу-у! – донеслось из-за пальм.
Ала-джинн выскочил на открытое место и замер как вкопанный, стараясь понять, что происходит, а, главное, что делать.
Два клубка тел катались по земле у самой воды, вздымая тучи песка. То и дело из одного или другого вылетал от крепкого удара кто-нибудь из аборигенов, но сразу вскакивал и вприпрыжку кидался обратно в бой. Синдбад с Сорви-головой отчаянно сопротивлялись, однако силы явно были не равны.
Ала-джинн дернул пальцами, и клубки тел начали подниматься в воздух. Аборигены, словно голодные пиявки, гирляндами повисли на Синдбаде и Сорви-голове, вцепившись в них руками и зубами в попытке удержать ускользающую добычу. Синдбад отчаянно отбрыкивался от них, щедро раздавая тумаки и пытаясь сбросить с себя рычащих от злобы аборигенов, а Сорви-голова, сипло вопя благим матом, придерживал руками соскальзывающие штаны.
Сбросить Синдбаду удалось только одного, и тот, визжа от досады, рухнул на песок, но сразу же вскочил вновь и в прыжке поймал болтающуюся в воздухе пятку собрата. На помощь нападавшим со стороны пальмовой рощи, воинственно потрясая копьями, бежали еще несколько аборигенов. Подбегая к месту стычки, новоприбывшие бросали оружие, прыгали и повисали на соплеменниках. Гроздь из черных тел все росла.
– А-а! Они мне сейчас ноги оторвут! – закричал Синдбад и стиснул от натуги зубы. Аборигены упорно тянули его вниз, магия джинна – вверх.
Со стороны грозди Сорви-головы раздался треск материи, и аборигены, держа в руках обрывки штанин, ошарашенные подобным исходом, посыпались вниз. Сорви-голова в оборванных по колено штанах, похожих на очень модные ныне капры, устремился вверх, трепеща лохмотьями, точно выпущенный из катапульты.
– Али-и-ик! – Голос капитана затихал в чернеющей вышине.
Аборигены, потрясая обрывками ткани, в бессильной злобе грозили человеку-снаряду кулаками и копьями. Но, как говорится, лучше синица в руке, чем журавль в небе, и аборигены дружно поспешили ко второй грозди – у этого-то штаны явно будут покрепче!
Ала-джинн схватился за голову и заметался в растерянности, потом вдруг сообразил, что нужно делать, и опять дернул пальцами. Разбросанные на песке копья поднялись сами собой, сориентировались, подобно самонаводящимся ракетам, и стаей разозленных ос впились в тускло сверкающие бока и зады своих хозяев.
– Ау! О! Ыр-р! – заполнили пляж гневные вскрики аборигенов, но вместо того чтобы выпустить из рук Синдбада, они еще крепче вцепились в него.
– А-а-о-у!
К крику дикарей добавился еще один нарастающий вой – Сорви-голова возвращался на грешную землю, с ужасом взирая на стремительно приближающуюся полоску пляжа. Когда до земли осталось несколько метров, Ала-джинн отвлекся от Синдбада, и успел затормозить падение Сорви-головы, плавно опустив его застывшую в раскоряченной позе фигуру на песок. Копья же с бренчанием попадали на землю.
– Али-ик! – опять хрипло заорал Синдбад, пыхтя от натуги. – Я больше не могу-у!
– Сейчас, сейчас, – засуетился Ала-джинн, судорожно соображая, что предпринять еще: «Поднять ураган, чтоб их всех сдуло? Забросать камнями? Спрыснуть кипятком? Полить маслом?.. Маслом, да!»
Над Синдбадом возник огромный чан с маслом и, повисев, опрокинулся.
– Не-ет!
Синдбад не успел даже толком возмутиться, как его и висящих на нем дикарей окатило тяжелой упругой волной. Аборигены, делая тщетные попытки удержаться на тщательно промасленном Синдбаде, с возмущенным воем начали сползать вниз, и тут всех накрыло чаном…
– О-о-ох! – слабым голосом протянул Синдбад, с трудом разлепив слипшиеся ресницы. – Что произошло?
– Тебя накрыло огромным казаном, мой юный друг, – охотно пояснил очень знакомый голос.
Синдбад, оскальзываясь масляными ладонями на каменном полу, с трудом приподнялся и сел, прислонился к холодной ребристой стене. Под ним неприятно чавкнула лужа натекшего масла.
– Сорви-голова? – позвал он.
– Здесь я, здесь, – успокоил голос из темноты. – Хлопать я тебя не буду, ладно? А то ты весь в масле.
– Ух, попадись мне Алик!
Рядом кто-то обиженно засопел.
– А-а, значит, и ты здесь! – обрадовался Синдбад, делая попытку в потемках нащупать Ала-джинна. – Иди сюда, дорогой, я тебе сейчас все растолкую на пальцах.
– Не трогай его, он хотел как лучше.
– Лучше? – взбеленился Синдбад. – Вы полагаете, огреть по башке здоровенным казаном лучше, чем быть разорванным на куски дикарями?
– Не злись на него. В конце концов ты жив и здоров. Кстати, чаном передавило человек пять. Неплохой результат, согласись?
