Забегаловка, отрекомендованная Сорви-головой, оказалась обычной кальянной, где множество бездельников всасывали через трубочки дым, включая и опиумный. Они попыхивали им и вели сколь неспешные, столь и пустопорожние беседы. Хозяин забегаловки, средних лет мужчина в латаном-перелатаном халате и тюбетейке набекрень, встретил гостей у входа.
– Уй-юй! – хлопнул он руками по острым коленкам, которые, казалось, того и гляди прорвут поношенные узорчатые штаны. – Никак Оторви Башку вернулся! Сто лет тебе жизни, благодетель!
– Я теперь соизволением всевышнего зовусь Сорви-голова! – гордо заявил моряк, всходя по ступенькам внутрь сомнительного заведения.
– Сорви-голова… – задумался хозяин кальянной. – Звучит. Сами придумали?
Сорви-голова ничего не ответил, только покосился на Синдбада.
– А я думаю, когда же появится наш дорогой Отор… то есть Сорви-голова! – Хозяин заторопился, проходя вперед бочком по стеночке, чтобы ненароком не обеспокоить завсегдатаев забегаловки. – Заканчивается уж все. Вскорости курить нечего будет, так народ меня самого на табак перетрет.
Хозяин захихикал в кулак над собственной шуткой, а Сорви-голова лишь сдержанно улыбнулся.
– Привезли ли вы, уважаемый, все заказанное мной?
– Привез, привез. Пойдешь на корабль – там тебя ждут три тюка. Только сначала обслужи нас.
– С превеликим удовольствием! – засуетился хозяин.
Он оглянулся на дверь, нет ли кого поблизости, затем дернул за что-то рукой в стене, и перед ним отворилась дверь, отделанная под обычные деревянные панели, какими были обшиты стены заведения. За дверью оказались ступеньки, ведущие куда-то вниз.
– Прошу вас, почтеннейшие.
Хозяин склонился в низком поклоне, пропустил гостей вперед.
В проходе было темно и сыро, и Синдбад, спускаясь на ощупь следом за Сорви-головой, едва не съехал по ступеням вниз, оступившись на чем-то скользком. Сорви-голова удержал его за локоть и зыркнул на хозяина. Тот только плечами пожал, мол, так уж вышло.
Внизу была еще одна дверь, распахнув которую Сорви-голова и Синдбад оказались в небольшой комнатушке, поделенной на кабинки, занавешенные выцветшими отрезами шелка. Кабинки напоминали примерочные в магазине. Меж кабинок тянулся узкий проход.
– Проходите, уважаемые, прошу вас! – Хозяин протиснулся мимо гостей и торопливо направился в конец комнаты. – Сюда пожалуйте. Вам повезло, сегодня пока никого.
– Апчх-ик! – раздалось из средней кабинки справа. Ткань на ней колыхнулась. Что-то упало и покатилось, грохоча.
– Никого нет? – переспросил Сорви-голова, уперев кулаки в бока.
– Почти, – заискивающе улыбнулся хозяин. – Да ему уже все равно, считайте, что никого.
Он отдернул ткань. За ней обнаружился топчан на три персоны, устеленный курпачами. На них, сложенные в уголке стопкой, лежали несколько небольших подушек.
– Располагайтесь, пожалуйста. Все, как обычно, уважаемый Сорви-голова?
– Постоянство – одна из благодетелей, – философски заметил Сорви-голова, засунул туфли под топчан и взобрался на него.
– Как вы правы, уважаемый Сорви-голова!
Хозяин дождался, пока Синдбад усядется на топчан напротив Сорви-головы, задернул занавесь и направился к кабинке, в которой совсем недавно кто-то чихнул.
– Эй, сын греха, тебе пора спать! Ох, как же от тебя разит, как от вонючего козла, прости Аллах! Э, эй, сначала заплати. Вот же навязался на мою голову.
– А как он домой-то пойдет? – тихонько спросил Синдбад.
– Кто?
– Ну, тот, которого хозяин гонит.
– Никуда он не пойдет, – ответил Сорви-голова, подкладывая под бок подушки и вытягивая ноги к проходу. – Здесь выспится.
Хозяин объявился минут через пять. На разукрашенном подносе у него стоял уже знакомый Синдбаду брат-близнец тех кувшинчиков, которые откуда-то припер ночью чайханщик Махмуд. Еще на подносе находились две пиалы, коса9 с чувотом и блюдце с тонко нарезанными кусочками настоящего соленого свиного сала!
– Тэк-с! – Сорви-голова облизнулся и вожделенно потер ладони. Глаза его загорелись.
Хозяин между тем составил все принесенное в серединку топчана, поклонился и ушел.
– Вы уверены, что сало вам действительно можно? – спросил Синдбад, подозрительно косясь на сало.
– Я никого не учу жить, никого ни к чему не принуждаю и не терплю, когда обратным образом поступают со мной, – ледяным тоном произнес Сорви-голова, наполняя пиалы, затем взял свою.
– Дело ваше, – пожал плечами Синдбад, тоже поднял пиалу и принюхался к ее содержимому. Чистейший, как слеза, самогон. Интересно, где его в таких количествах гонит пройдоха-хозяин?
– Разумеется, мое! За тебя, мой юный спаситель, ниспосланного мне Аллахом, – велеречиво произнес Сорви-голова и опрокинул в рот содержимое пиалы. Поморщился. Деревянной ложкой подцепил немного чувота и заел араку. Затем, изысканно держа двумя пальцами, отправил в рот дольку сала.
– Ты обязательно должен попробовать! Незабываемое ощущение.
Синдбад не стал спорить, тем более в своей прошлой жизни он никоим образом не гнушался сала, особенно под водочку.
Арака обожгла пищевод и разлилась теплом по желудку. Синдбад закусил из косы, но к салу не притронулся – почему-то не тянуло.
– Я вижу в твоих глазах печаль, о Синдбад! – произнес, прожевав, Сорви-голова и вновь наполнил пиалы из кувшинчика. – Поведай мне о ней. Быть может, я смогу помочь.
– Маловероятно, – скроил кислую физиономию Синдбад.
– Да знаешь ли ты, кто я?! – громогласно воскликнул Сорви-голова и опрокинул в рот новую порцию араки. – Знаешь? – выдохнул он и яростно грохнул пиалой.
– Нет, – честно признался Синдбад. – А кто?
– Я – седьмой сын великого султана эр-Рияда, правителя половины мира!
– Сын султана? – Синдбад недоверчиво покосился на нового знакомого.
– По твоему взгляду я вижу, что ты не веришь мне, – сник Сорви-голова. – И неудивительно, в моих одеждах и повадках не осталось ничего царственного.
– Нет, почему же! – попробовал утешить моряка Синдбад.
– Спасибо, добрый юноша. Но я не нуждаюсь в твоем снисхождении – я сам выбрал свой жизненный путь. Лучше быть капитаном корабля, чем седьмым сыном султана, – горько усмехнулся он.
– Почему?
– Даже шестому ничего не досталось и не на что рассчитывать в будущем, а о чем же тогда мечтать мне? Но оставим это. Поведай мне, славный юноша, о своей печали…
– …Ха-ха-ха! – заливался смехом Сорви-голова, откинувшись на подушки и дрыгая босыми ногами. – Прямо в глаз? Ох, мой живот. Ой, держите меня, правоверные!
– И еще раз, потом, чуть позже! – напомнил Синдбад.
– И еще! Ой, не могу! Сейчас лопну от смеха. Ха-ха!
– Я вот никак не пойму, – рассуждал Синдбад, вертя в пальцах пиалу с аракой, – судья совсем тупой или ему просто нравится?
– Ха-ха-ха! Нравится… – надрывался Сорви-голова. – Ох, и насмешил ты меня, – произнес он наконец, утирая слезы с еще более раскрасневшегося лица. – А насчет Амаль – возможно, я тебе помогу. У меня дело до ее отца, и сейчас мы направимся к нему вместе.
– Шутить изволите, почтеннейший? – Синдбад залпом осушил пиалу, выдохнул и, пощелкав пальцами, схватил последний кусочек сала, который едва не стащил у него из-под носа Сорви-голова. – Да меня вся городская стража, наверное, разыскивает. Поймает и сделает секир башка. На месте, не отходя от кассы.
– Стр-ража! Секир-р башка! Дур-рак! – обрадовался попугай, удобно пристроившийся на согнутом колене Синдбада. – Кар-рамба!
– Замолчи, дурень, – дернул ногой Синдбад.
Птица расправила крылья, балансируя, и пребольно вцепилась острыми когтями в колено.
– Ах ты!.. – взвыл от боли Синдбад, замахнувшись на попугая, но тот сделал печальные глаза и произнес: – Попка хор-роший! – Но когти все-таки разжал.
– Дур-рак попка, – передразнил Синдбад. – Больно же, попугайская твоя морда!
Попугай нахохлился и ничего не ответил, хотя, как Синдбад уже заметил, птица с удовольствием реагировала на слова со звуком «р».
– Пошли! – сказал Сорви-голова, допив остатки араки. Он бросил в пиалу пару серебряных монет и поднялся с топчана. – Время не ждет.
Выбравшись наверх, в солнечный день, Сорви-голова огляделся, весело прищурился на солнце и, подхватив Синдбада под локоть, потащил его какими-то сомнительными закоулками, о которых тот и слыхом никогда не слыхивал. Синдбад честно пытался запомнить путь, но сбился на пятом повороте и плюнул на бесполезное занятие – если что, путь от дворца назад он и без того найдет. Впрочем, куда назад? Если «назад» вообще будет…
– Вот он! – неожиданно раздалось из переулка слева, когда они с Сорви-головой уже почти достигли знакомой Синдбаду дворцовой стены. – Держи его! Стой!!!
Синдбад прижался спиной к стене дома, на глазах бледнея и трезвея одновременно. Из переулка к нему спешили стражники. Целых десять стражников. У всех длинные копья со сверкающими на солнце остриями и страшные, просто озверелые лица. Отпихнув застывшего в полном недоумении Сорви-голову, они радостно окружили Синдбада.
– Попался! Награда наша, – радовались стражники, будто дети, грозя Синдбаду острыми копьями.
– Друзья, это недоразумение! – попытался выкрутиться Синдбад. – Я не сделал ничего плохого, поверьте.
– Ну разумеется, – оскалился в щербатой улыбке один из стражников. – Кроме того, что забрался в сад нашего правителя и обесчестил его дочь.
– Я?! – искренне удивился Синдбад. – Не было такого!
– Палач разберется, – заверил молодого человека стражник и легонько, для острастки, ткнул копьем в ребра. – Ну, пошел!
– Больно же! – дернулся Синдбад, чуть отстранясь и отводя копье рукой.
– Ты еще толкаться вздумал?! Хватай его!!! – взревел оскорбленный до глубины души стражник.
– Уважаемые, – прокашлявшись, учтиво произнес Сорви-голова, до того молча наблюдавший за происходящим. – Вы изволили толкнуть меня!
– Эт-то еще кто здесь умничает? – обернулся стражник и остолбенел. Лицо его медленно вытянулось, челюсть почтительно отвисла, а копье опустилось. – Ха… лид эр-Рияд? – сглотнул стражник. – Ох, а мы вас не заметили, о великий. Честное слово!
– Эр-Рияд… Оторви Башку… – зашептались стражники.
– Да, я. Но теперь, милостью Аллаха, я зовусь Сорви-голова! И мы с этим юношей направляемся во дворец. – указал моряк на Синдбада.
– Но его разыскивает вся городская стража! – воспротивился стражник.
– Ты слышал? – повысил голос Сорви-голова. – Мы направляемся к эмиру. И если вам угодно, можете сопроводить нас до дворца.
– Разумеется, но…
По растерянному лицу стражника было хорошо заметно, что он пребывает в глубоком сомнении. Ему ужасно хотелось получить премию за поимку опасного преступника, но та ускользала из рук, словно скользкая верткая рыба.
– Можно ли узнать, кем вам приходится этот дерзкий оборванец, уважаемый Сорви-голова?
– Он мой сердечный друг! – гордо сказал Сорви-голова.
Стражники сначала недоуменно уставились на него, а потом некоторые заулыбались.
– О, мы понимаем! – закивал стражник, едва сдерживая рвущуюся наружу улыбку, и подмигнул Синдбаду.
– Я не… – Синдбад покраснел. Он раскрывал и закрывал рот, не находя нужных слов для достойного ответа. Если честно, вообще никаких.
– Дурачье! – вспылил Сорви-голова, схватившись за несуществующую саблю. – Он выручил меня!
– Да-да, я тоже когда-то в молодости служил на корабле, – понимающе кивнул стражник, хитро щуря один глаз и оглаживая бороду.
Теперь уже заулыбались все.
– О всевышний, за что ты ниспослал мне этих остолопов?! – схватился за голову Сорви-голова. – Он спас меня от неминуемой смерти!!!
– А-а, – разочарованно протянул стражник. – И ни к чему так кричать, о великий. Мы отведем вас во дворец.
Он махнул своим товарищам, и стражники, разбившись на две группы – одна спереди, а другая позади, – повели пленника и личного гостя эмира во дворец. Другие группы стражников, попадающиеся им на пути, с завистью взирали на счастливчиков, даже не подозревая, что тем ничего не светит.
Небольшая заминка произошла в воротах дворца. Приведший пленного Синдбада и Сорви-голову стражник долго стучал тупым концом копья в ворота, пока из них не высунулось заспанное лицо.
– Кто такие? – недовольно зевнуло лицо и почмокало пухлыми губами.
– Доставлен особо важный преступник по имени Синдбад! – гаркнул стражник. – Получи и распишись!
Молодые, только что набранные стражи ворот из детей высших военных чинов города, поскольку служба на дворцовых воротах считалась наиболее престижной, то есть менее опасной и не требующей больших физических и умственных затрат, не особо разбираясь, кто есть кто, спешно отворили ворота, радостно вцепились в Сорви-голову и потащили его пред светлые очи эмира.
Опешили все и разом. Сорви-голова от неожиданности даже не помышлял о сопротивлении. По его мнению, подобного категорически не могло с ним произойти, и старого капитана просто-напросто переклинило. Стражники застыли в полной прострации, недоуменно сдвинув на лоб шлемы и почесывая копьями затылки, а Синдбад только и спросил:
– А как же я?
– Идиоты, отродье шайтана! – Первым очухался стражник, приведший Синдбада. – Кого вы тащите? – застонал он, потрясая копьем. – Это же личный гость эмира, а арестованный – вот он! – указал стражник на Синдбада.
Синдбад в подтверждение его слов кивнул.
Теперь пришла очередь растеряться стражам ворот. Они остановились, посмотрели сначала на того, которого волокли под локти, потом на Синдбада, застывшего в воротах. Но недоумение стражей улетучилось очень быстро, ибо задача была для младшей детсадовской группы. Они бросили Сорви-голову в пыль у своих ног и побежали обратно к воротам за пленным.
– Ой-ёй-ёй, какой кошмар! – схватился за голову стражник, выронил копье и побежал к растянувшемуся на дорожке Сорви-голове. – Простите этих идиотов, Ваше Высочество! – Он помог подняться несколько ошалевшему от происходящего бывшему принцу и тщательно выбил из него тяжелой ладонью пыль. – Вот так!
Стражи ворот, крайне довольные собой, что все так успешно разрешилось, чуть не вприпрыжку вели под руки следующего.
– Оставьте его! – Сорви-голова, сжав кулаки, бросился им наперерез. – Вы, тупоголовые ишаки, он со мной!
Стражи остановились и уставились на преградившего им путь мужчину.
– Ты кто такой, – нахально спросил один из них, – чтобы указывать дворцовой страже, что ей делать?!
– Я – наследный принц султана эр-Рияда! – выпалил Сорви-голова и на всякий случай, для особо одаренных, добавил: – Вашего повелителя. А вы… – едва сдерживаясь, процедил Сорви-голова, – вы покойники.
Стражи ворот в сомнении повернули головы к стражнику, стоящему рядом с Сорви-головой. Тот только пожал плечами и едва заметно кивнул, мол, так вышло. Стражи выпустили из рук Синдбада и синхронно рухнули на колени.
– Пощади, о великий! – распластались они, отклянчив зады, у ног знатной особы. Шлемы слетели с их голов и, бренча, откатились.
– Двести палок по пяткам. Каждому. Это хорошо укрепит их память, – вынес беспощадный вердикт Сорви-голова.
– Уй-юй! – опять схватился за голову стражник, но те, что валялись в пыли у ног Сорви-головы, подползли к нему и принялись благодарно лобызать его обувь – хорошо, живы остались! К концу процедуры лобызания обувь принца блестела, словно генеральские сапоги на параде. Сорви-голова осмотрел результат работы стражей, удовлетворенно хмыкнул и сменил гнев на милость.
– Двести палок, но на двоих.
– О великий! – радостно взвизгнули счастливые стражи, не смея поднять голов.
– Пошли, мой юный друг, – сказал Сорви-голова Синдбаду, положив руку ему на плечо. – Я уверен, эмир уже в курсе моего прибытия и изнывает от желания встретиться со мной поскорее.
Он оказался прав. Новости и слухи во дворце разносятся крайне быстро, что, впрочем, происходит не только во дворце и не только на Востоке.
Эмир, уже несколько отошедший после плотного обеда, успел перебраться в прохладный тронный зал дворца и теперь метался от трона к окну и обратно, невзирая на желудочные колики. Ожидание и предвкушение обладания редкой вещью были тягостны для его сознания. И вот, наконец, на пороге зала возник глашатай.
– К пресветлому эмиру прибыл Сорви-голова! – возвестил он и, приложив ладонь к груди, склонил голову, затем сдвинулся в сторону.
– Сорви-голова? – изволил удивиться Нури ибн Кабоб. Его лицо разочарованно вытянулось. – Кто он такой? Впрочем, пусть войдет.
Глашатай еще посторонился, пропуская мимо себя гостей.
– О, это вы, дорогой наш Оторви Башку! – обрадовался эмир.
Для солидности он поспешно взобрался на трон, похожий на низкий, неширокий диван с валиками и атласными подушками, установленный на возвышении в половину человеческого роста – повелитель непременно должен возвышаться над своими подданными.
– А нам доложили, будто прибыл какой-то Сорви-голова.
– Меня теперь так зовут, – устало вздохнул Сорви-голова. Как же тяжело, оказалось, менять имя.
– Разве? – задумался эмир. – Впрочем, какая-разница. Привезли ли вы обещанное?
Сорви-голова неспешно, вразвалочку, приблизился к трону.
За ним увязался Синдбад, выглядывая в толпе приближенных Амаль, но девушек, к сожалению, в зале вообще не было. Вокруг толпились одни бородатые морды в невообразимо высоких чалмах и двух, а то и трех халатах, надетых один поверх другого, что, возможно, повышало уровень самозначимости дворцовых прихлебателей.
– О да! Вам только надлежит послать охрану на мое судно и…
– Почему же вы не захватили его с собой? Вещица, должно быть, совсем крохотная, – разочарованно протянул Нури ибн Кабоб, поерзал на троне и запустил в правого махальщика подушкой, вымещая на нем нетерпение и злость.
– Но очень ценная! Я не рискнул идти с ней без охраны.
– Да, конечно… – Эмир вынужден был признать очевидное. – Эй, стража! Срочно принести с корабля Сорви-головы вещь, которую… В общем, вещь.
– Слушаемся и повинуемся! – Стражники рванули с места в карьер, рыча от усердия и отпихивая друг друга локтями. Каждому из них непременно хотелось выслужиться перед повелителем.
– А мы пока… – Эмир многозначительно прищурил один глаз и потер ладошки.
– О! – обрадовался Сорви-голова. – Ваше «пока», мой дорогой Нури, очень кстати.
Нури ибн Кабоб сполз с диванчика, спустился по ступенькам и, переваливаясь, словно беременная утка, заковылял к дверям в боковые покои. Все, кроме махальщиков, остались в зале, разочарованно облизываясь в бороды. Им не хуже Сорви-головы прекрасно было известно, что означает эмирское «пока».
Высокие резные створки дверей распахнулись, и глазам Синдбада открылась квадратная комната, украшенная лепниной и фресками на стенах, подобными тем, которые ему доводилось видеть в книге «Тысяча и одна ночь» – простенькие бытовые сюжеты и никакого понятия о перспективе. Впрочем, у каждого народа свое художественное видение. У Египтян, к примеру, людей почему-то рисовали в профиль… Хотя, надо признать, фрески в натуральном виде смотрелись очень величественно.
Слева тянулся узкий балкончик с невысокими перильцами, казавшимися игрушечными и ненадежными. Балкончик и комнату разделяли ряд тонких столбов. Столбы у потолка соединяли ажурные переплетения завитушек, нижней своей кромкой напоминающие купол минарета.
Посреди комнаты был накрыт дастархан. На дастархане не было ничего, кроме кувшинов, двух пиал и тарелочек с арахисом и миндалем. Дастархан окружали тушаки10, вышитые серебряной нитью.
– Э-э, – недовольно протянул эмир, заметив увязавшего за Сорви-головой Синдбада, – почтенный Оторви Башку, скажите своему слуге, пусть ступает на кухню, там его накормят.
– Ты дважды ошибся, пресветлый эмир. – Сорви-голова засунул большие пальцы за пояс. – Во-первых, меня зовут Сорви-голова.
– Ну да, разумеется, – поспешно согласился Нури ибн Кабоб, пропустив мимо ушей столь неуважительное «ты» – Сорви-голова был единственный, кому дозволялось подобное. – А где же я ошибся еще, почтенный Сорви-голова?
– А во-вторых, он не мой слуга.
– Не твой? Так какого же Иблиса он вообще здесь делает? – возмутился эмир и уже хотел было кликнуть стражу, как Сорви-голова остановил его.
– Не торопись, светлейший эмир. Он действительно не слуга – он мой друг! И даже брат, спасший меня от неминуемой гибели.
– О! Что же вы раньше не сказали? Проходи, уважаемый, присаживайся, – почтительно обратился эмир к Синдбаду. Сам Нури ибн Кабоб уже успел удобно разместиться во главе дастархана. – Эй, кто там? Принесите еще одну пиалу дорогому гостю.
Из небольшой двери справа выбежал юркий слуга и поставил пиалу перед Синдбадом, усевшимся по левую руку от эмира. По правую, подмяв под себя подушки, развалился Сорви-голова.
– Но, многоуважаемый Нури, я не вижу здесь еды? – подивился наследный принц.
– К сожалению, дорогой Сорви-голова, вы опоздали. Мы уже отобедали совсем недавно, – быстро произнес Нури ибн Кабоб, лично разливая густое красное вино по пиалам. При упоминании о еде эмира вновь замутило.
– Э-э, но мы-то голодны, как львы после неудачной охоты, и с удовольствием отведали бы дивного шашлыка.
– Будь по-вашему, – нехотя согласился эмир. В животе у него опять что-то заворочалось и неприятно забурлило. – Приготовьте гостям шашлык! – гаркнул Нури ибн Кабоб и поднял пиалу. – А пока отдадим должное божественному нектару, во имя…
– Ох, светлейший эмир, не гневи Аллаха! – пожурил Сорви-голова, перебив. – Давайте просто выпьем.
– Да-да, твоя правда! – спохватился эмир, прикрывая ладонью рот. Входные двери комнаты закрыли, и эмир тоже перешел на «ты».
Чокнулись. Тонкие фарфоровые пиалы тихонько и мелодично звякнули.
– Но ты забыл представить своего спасителя, – напомнил Нури ибн Кабоб, поднося пиалу к губам. – Это невежливо, уважаемый… э-э… Сорви-голова.
– Его зовут Синдбад!
Эмир поперхнулся вином и зашелся в кашле. Лицо его налилось кровью, а глаза вылезли из орбит. Пиала вывалилась из его пальцев и завертелась по дастархану.
Синдбад услужливо похлопал эмира по спине. Эмир перестал кашлять, потряс головой, словно одуревший баран, уставший ломиться в закрытые крепкие ворота, и уставился выпученными глазами на Синдбада, вытирая рукавом халата рот. Влетевший в комнату хлопальщик по спине – и такая удивительная, как оказалось, имелась при дворе профессия! – непонимающе уставился на повелителя, потом потихоньку попятился и удалился восвояси.
– Ты! – наконец выдавил эмир сквозь трясущиеся от гнева губы. – Паршивый оборванец, лазающий через заборы!
– Я, – подтвердил Синдбад, как ни в чем не бывало прихлебывая вино из пиалы. – Знаете, у вашего вина удивительно богатый букет! – довольно прицокнул он языком.
– Сын порока! Растлитель непорочных дочерей! Бездельник! Гад!
– Уф-ф, вам же уже сказал, я это, я! Только вот обзываться не надо, – немного обиженно произнес Синдбад и протянул эмиру пустую пиалу. – А можно еще вина?
– Что?! – опешил эмир от подобной наглости. – Да ты!.. Да мы!..
– Успокойся, уважаемый Нури, иначе тебя ненароком хватит удар, что станет огромной потерей для всех нас, – смешливо проговорил Сорви-голова.
– Юй-у! Да знаешь ли ты, кого пригрел на своей груди? – взъярился эмир, взмахнув широкими рукавами халата так сильно и порывисто, что мух, кружащих над пролитым сладким вином, сдуло на раз-два.
– Знаю. Все знаю, – просто ответил Сорви-голова и тоже протянул эмиру пиалу. – А и правда, налей нам еще вина.
Эмир надул щеки и взялся за кувшин. Синдбаду из принципа он налил на донышке, но тот продолжал требовательно держать пиалу в вытянутой руке, и эмиру волей-неволей пришлось наполнить ее как полагается.
– Этот молодой человек… – начал Сорви-голова.
– Нахален, как хорек, – перебил эмир и грохнул кувшином об пол.
– Прост, – поправил Сорви-голова.
– Непочтителен и своенравен, как осел…
– Молод и наивен.
– Дерзок!
– Напорист.
– Развратен!
– Влюблен!
– Бесстыден!
– Ну, знаете!.. – не выдержал Синдбад.
– Его нужно немедленно казнить!
– Его нужно наградить. Он спас меня. И тебя, между прочим, уважаемый Нури, – пылко возразил Сорви-голова.
– Когда это?
– А только что, когда ты задыхался.
– Тьфу, у тебя на все найдутся отговорки, почтеннейший Сорви-голова, – обиделся эмир и сложил руки на груди. Потом вдруг схватил пиалу и быстро выпил.
– Шашлык для дорогих гостей, о великий эмир! – возвестил слуга, внеся в комнату лаган11 с изумительно пахнущим шашлыком, посыпанным лучком и приправленным виноградным уксусом. Поверх шашлыка лежала свежая румяная лепешка.
– Где ты здесь видишь дорогих гостей, ишак?! – вскинулся Нури ибн Кабоб, сорвав злость на слуге.
Слуга от неожиданности в ужасе отшатнулся обратно к дверям и едва не упустил из рук богато украшенное глиняное блюдо.
– О, простите, уважаемый Сорви-голова! – опомнился эмир.
– Ничего, я понимаю вас. Эй, слуга, долго мы еще будем ждать? Угощение скоро остынет и станет невкусным!
Слуга спешно опустил тарелку в центр дастархана, испуганно косясь на повелителя правоверных, поклонился и убежал прочь. Синдбад и Сорви-голова осушили пиалы и взяли по палке шашлыка. Впились зубами в нежное, хорошо прожаренное мясо, истекающее соком и жиром. Эмир поморщился и отодвинулся чуть назад, когда мясной дух коснулся его обоняния.
– Поведай нам, о почтеннейший Сорви-голова, как этот молокосос мог спасти тебя от смерти? – ехидно осведомился эмир. – А может, именно он все и подстроил?
– Ты неправ! – возразил Сорви-голова, на секунду оторвавшись от еды.
– Так как же было дело, а? – усмехнулся эмир, вновь наполнив пустые пиалы.
– Э-э, – рассеянно промямлил Сорви-голова, переглянулся с Синдбадом.
Тот только дернул плечами и продолжил как ни в чем не бывало уплетать шашлык, заедая его колечками лука.
– Значит, я купался в море, – неуверенно начал Сорви-голова и запнулся.
– И у вас свело ногу, – подсказал Синдбад, придя на помощь новому другу.
– Да! – ухватился за его выдумку Сорви-голова. – Нет! На меня напала акула.
– Так акула или ногу свело? – уточнил Нури ибн Кабоб.
– И то и другое. Разве ты сомневаешься в моих словах? – яростно сверкнул глазами Сорви-голова.
– Ни в коем случае, многоуважаемый Халид! И в мыслях не было, – поспешно заверил принца Нури ибн Кабоб, но по его хитрому лицу было заметно, что он действительно сильно сомневается в словах бывшего принца.
– У меня и вправду свело ногу, а потом на меня напала мерзкая акула. Я закричал, моля о спасении, а проходивший мимо Синдбад не раздумывая отважно бросился на помощь и вытащил меня из воды, когда отвратительная рыбина уже собралась мною позавтракать. – Сорви-голова поднял пиалу. – Выпьем же за моего спасителя!
Эмиру вовсе не хотелось пить за Синдбада, но он вынужден был согласиться.
В главные двери постучали.
Эмир отставил пиалу и крикнул:
– Войдите!
В дверях возникли двое стражников. С трудом неся за железные ручки тяжелую ношу, они быстро приблизились к эмиру и аккуратно опустили на пол небольшой деревянный ларец, украшенный драгоценными камнями.
– Это… оно? – спросил эмир у Сорви-головы, будто не верил глазам.
Моряк коротко кивнул, вынув из-за пазухи небольшой ключик и протянул эмиру.
Нури ибн Кабоб схватил ключ, попутно взмахом руки отпустив стражу, дрожащими от волнения пальцами с третьего раза воткнул ключ в замочную скважину ларца и повернул против часовой стрелки. В ларце щелкнуло, крышка чуть приподнялась. Эмир, затаив дыхание, откинул тяжелую крышку и заглянул внутрь. Синдбад любопытно вытянул шею.
Внутри ларца на красной шелковой подушечке лежало… обыкновенное зеркало, в серебряной оправе, овальное, с завитушками по краям и длинной ручкой.
– И вправду оно! – пылко воскликнул эмир, запустил руки в ларец и осторожно вынул зеркало.
По стене мелькнул солнечный зайчик и задрожал, застыв на потолке.
– Зеркало? – Синдбад недоуменно воззрился на приобретение эмира. – Вы что, зеркал никогда не видели?
– Дурак! – резко бросил эмир. – Это «зеркало-скажи»!
– В каком смысле? – Синдбад отложил недоеденную палку шашлыка. Любопытство всецело завладело им.
– В самом прямом, – ответил за эмира Сорви-голова. – Оно может ответить на все вопросы. Почти на все. И даже показать то, что у него спрашивают.
– Обалдеть! – выдохнул Синдбад.
– Что? Что еще за слово такое? – уставился на него эмир.
– Выражение крайнего восторга и удивления. В стране, из которой я прибыл…
– О-бал-деть, – повторил по слогам эмир, недослушав. – Красиво. Надо запомнить.
– Да на здоровье! – хмыкнул Синдбад и поднял пиалу. – Выпьем же!
Они чокнулись с Сорви-головой и выпили.
– А-а… чего оно молчит? – спросил эмир. Он уже успел ощупать, повертеть в руках, потрясти и даже обнюхать зеркало – разве что на зуб не попробовал.
– Э-э, уважаемый Нури! – жуя кусок мяса, сказал Сорви-голова. – Там в сундуке… эта… ин… инс… Вот шайтан, как же ее?
– Инструкция, – подсказал Синдбад, закинув в рот пригоршню миндаля. Он уже вполне освоился в присутствии столь знатных особ и не ощущал ни малейшего дискомфорта.
– Во, точно! Ин-срун-ция. И не выговоришь!
Эмир порылся в ларце и вытащил из-под подушечки свернутый вдвое листок пергамента. Развернув лист, он покрутил его перед глазами так и эдак, отодвинул подальше от себя и прищурился.
– Ничего не понимаем, здесь не по-арабски! Что здесь написано?
– Конечно, не по-арабски, – подтвердил Сорви-голова. – Я же приобрел его в одной дикой северной стране, где бродят медведи и вечно царит лютый холод.
– Постойте, как вы сказали? Медведи? – Синдбад с сомнением уставился на Сорви-голову. – А ну-ка, дайте я посмотрю, – протянул он руку, предварительно отерев жирные пальцы о белоснежную скатерть тонкой работы.
– Э-э, оборванец, что ты смыслишь в грамоте! – с презрением в голосе бросил эмир, отодвинув руку с пергаментом.
– Тогда читайте сами, раз такие умные.
Синдбад возмущенно скосил нижнюю челюсть и сам налил себе и Сорви-голове вина.
– Ладно, на, – подумав, согласился эмир.
– Не надо.
– На, говорим! Упрашивать еще тебя, оборванца. И вина нам налей!
– Да на здоровье, – буркнул Синдбад и налил эмиру, но меньше половины пиалы. Потом взял пергамент из толстых пальцев эмира. – Наоборот же надо, вот так.
Он перевернул лист и, хмуря брови, пробежал глазами по строчкам, вчитываясь в непривычное глазу написание букв.
– Что же там написано? – нетерпеливо поерзал эмир.
– Не торопите меня, почтеннейший!.. Ага! Значит, так: «Сей чудный прибор, изготовленный знаменитым мастеровым умельцем Данилой…»
– Постой, постой. Что такое «при-бор»? – уточнил эмир. Глаза его от выпитого уже немного косили.
– Прибор? – задумался Синдбад. – Как бы вам объяснить…
– Ты того… не умничай, – погрозил пальцем эмир. – Выискался, понимаешь…
– В общем, это такая сложная вещь, которую делают руками. Непонятно что у нее внутри, но она работает.
– Читай дальше, – отмахнулся эмир, ничего не поняв.
– Здесь сказано, что нужно произнести фразу «свет мой, зеркальце-скажи, мне ответь и покажи».