Леонид Т
Черный рассвет (original mix)
– Ты заебал валяться, давай уже помоги мне, – голос Егора вернул меня в действительность, и тут я заметил, что он закатал рукав и, видимо, не дождавшись меня, попытался сам поставиться, но все его попытки были тщетными, и он лишь наделал себе несколько проколов, из которых теперь обильно сочилась кровь прямо на грязный паркет. А в «баяне» раствор стал темно-бурого цвета, так как он перемешался с кровью. Выглядело все это достаточно омерзительно.
– Ты что, не мог меня дождаться, что ли? – еле выдавил я из себя и тут же начал залипать.
– Ты уже минут пятнадцать втыкаешь так! И Волк тоже вон в углу на кресле растекается!! Волк!!! Димон, бля!!!
– Хули ты орешь? Ща соседи мусоров вызовут, – раздался голос с кухни, – давай сюда свою пукалку, ща ужалю тебя, а то заебал орать, – сказал барыга-алхимик и вырвал шприц из рук Прицепа.
После пары неудачных попыток ему все-таки удалось вмазать Егора, и тот наконец-то успокоился и начал ловить приход. Потом он с трудом достал из пачки сигарету, кое-как прикурил ее и залип с ней во рту…
***
– Бля, что с ним!? – с недоумением спросил я, когда немного пришел в себя и увидел, как Волк с барыгой трясут Прицепа и отвешивают ему хлесткие пощечины.
– Что-что! Не видишь, что ли? Отъехал пассажир!!!! Принеси воды лучше холодной!!
– В смысле отъехал!? Передознулся, что ли!?
– Да, братан! Передоз у него!!! Надо откачивать быстрее! – громко пояснил Волк.
Я ломанулся на кухню, схватил первую попавшуюся кружку с желтым налетом внутри, сполоснул ее и набрал холодной воды. Когда я вернулся в комнату, то оцепенел от увиденного – Прицеп лежал на полу на спине с закатившимися глазами и синими губами, а Волк хлестал его по щекам, в то время как Алхимик стучал кулаком по груди. Из его нутра раздавался жуткий хрип после каждого удара барыги.
– Бля, ты уебался!? Ты ему ща все ребра переломаешь нахер!!! – не выдержал я и, отшвырнув барыгу в сторону, взял за плечи, а потом приподнял Прицепа и вылил ему на голову стакан холодной воды.
– Забирайте его и уебывайте нахуй отсюда!!! Не хватало, чтобы он еще зажмурился у меня на хате, – злобно прокричал барыга и метнулся на кухню, чтобы отдать нам остатки раствора, который предназначался на завтра.
– Куда мы его в таком виде потащим? – огрызнулся Волк.
– Мне похуй! Делайте что хотите!!!
– Лучше бы помог, чем сливаться!!!
– Чем? Похоронить его!? – с сарказмом ответил Алхимик.
– Он, блядь, еще живой!!! – не унимался Волк.
– Тогда тащите его на улицу и откачивайте там!!! Мне здесь жмуры не нужны!!!
– Надо вызывать скорую! – растерянно пробормотал я.
– Несите его во двор на лавку и вызывайте туда скорую!!! Сюда я их не пущу!!! – не унимался барыга.
– Вот гандон, бля!!! Ладно, Колян, хватаем его под руки и понесли на улицу, – скомандовал Димон.
Мы с трудом подняли обмякшее тело Прицепа и вынесли его из квартиры в подъезд. По пути на улицу я попросил Димона остановиться и подождать меня.
– Ты куда?
– Надо попросить у этого мудака бутылку с холодной водой, чтобы обливать его, когда будем откачивать.
– Давай быстрее только!!! Времени в обрез!!!
Я поднялся обратно к барыге и начал ломиться в дверь.
– Что еще? – с недоумением спросил он, когда открыл.
– Раствор забыли! И налей воды холодной в бутылку!
– У тебя кореш вот-вот откинется, а ты о растворе думаешь.
– Давай не умничай здесь! Сам нас только что выгнал хоронить его, а теперь мораль мне здесь читаешь о дружбе? В праведники метишь?
– На! И больше никогда не приходи сюда!!! – сказал Алхимик после того как передал мне шприц с раствором и пластиковую бутылку с водой.
Мы вынесли тело Егора на улицу и посадили его на лавку рядом с подъездом. Несколько минут интенсивно откачивали его. Трясли, продолжали отвешивать пощечины и поливать водой. Но Прицеп никак не реагировал. Губы стали уже практически черными, а лицо бледным. Надежда спасти его таяла с каждой секундой.
– Бля, братан, уже люди из окон повылазили. Ща не дай бог ментов вызовут, – осторожно сказал я.
– Похуй на них! Надо пацана спасать!
– Мне кажется, что мы ему уже ничем не поможем, – с досадой произнес я.
– Не гони! Он вот-вот очнется!
– Это вряд ли.
– И что ты предлагаешь? – с недоумением спросил Волк.
– Валить отсюда! Что непонятного? Если приедут менты, то упакуют нас, но это еще не самое страшное! Самое страшное – это когда кореша Егорки из блаткомитета узнают, что мы были с ним, когда он отъехал, и вот тогда нам несдобровать! Нас будут искать повсюду, понимаешь?
– То есть ты сейчас предлагаешь оставить его подыхать тут? А если бы на его месте оказался я, то ты бы тоже бросил меня остывать на лавке? – не унимался Волк.
– Если бы понимал, что ничем не могу тебе помочь, то да, – честно признался я.
– Да уж, вот это расклад! От кого от кого, а от тебя я никак не ожидал такого услышать.
– Да, бля! Это была его инициатива – раздобыть этого дерьма и вмазаться им. Кто в этом виноват теперь? Я? Ты? – пренебрежительно вскрикнул я. – Хватит тут играть в боевых фронтовых товарищей! Я больше чем уверен, что он на моем месте поступил бы так же и тоже съебался!
– Как же тебя поменяло все это дерьмо, – расстроенно проговорил Волк.
В этот момент уже мысленно похороненный Прицеп вдруг издал продолжительный хрип, а потом застонал. Мы с Волком тут же закончили перепалку и усадили Егора поровнее на лавке. Он с трудом начал дышать, издавая при этом все тот же хрип. Потом стал бредить и пытаться держать голову прямо, но она постоянно запрокидывалась то вперед, то назад. Узкие зрачки постоянно закатывались под веки, несмотря на то, что он делал попытки открыть глаза.
– Понесли его в тачку быстрее! – скомандовал Волк, а потом мы подхватили Прицепа под руки и потащили его к машине. Усадили на заднее сидение, после чего Волк «прошарил» его карманы и вытащил ключи от машины. Сев за руль, он без раздумий завел мотор и тронулся с этого проклятого двора. Я устроился на заднем сиденье с Егором и время от времени приводил его в чувство, чтобы он снова не отключился. С огромным трудом мы доехали до моего дома, так как Волк тоже всю дорогу залипал и норовил уснуть прямо за рулем, благо у меня получалось периодически приводить его в чувство ударами по креслу.
Когда мы наконец-то остановились возле моего подъезда, Прицеп уже находился более-менее в жизнеспособном состоянии. Он по-прежнему ничего не говорил, но уже легко приходил в себя, когда я его взбадривал. Из машины он практически вылез сам, и мы его только немного придерживали, а на крыльце подъезда он даже смог попросить у нас закурить, что мы с удовольствием и предоставили ему, а также закурили сами. Повисла гробовая тишина, и я слышал только, как тлеет моя сигарета при очередной затяжке. Я запрокинул голову и увидел над собой звездное осеннее небо. И только в тот момент понял, как же мне классно, когда прошла вся эта суета с Прицепом, когда я не думал ни о маминой операции, ни о прошлом, ни о будущем, а был прямо здесь и сейчас под опиумом, который так тепло растекался по моему телу, как будто в меня залили самое совершенное моторное масло, и оно смазывало каждый сустав, каждую прожилку, каждую клетку моего организма, и я чувствовал в тот момент, как оно, вязкое и теплое, растекается по организму, делая его абсолютно идеальным.
***
На следующее утро мы проснулись, и каждый, наверное, пожалел об этом по-своему. Состояние было омерзительным. Печальнее всех, конечно, выглядел Прицеп, так как после нашей «реанимации» он достаточно серьезно пострадал, как впоследствии выяснилось. Он с трудом мог говорить, так как у него разнесло левую щеку и сильно болел левый бок. У меня же была сильная головная боль и одолевал «сушняк». Только Волк выглядел относительно свежим, и то скорее потому, что успел сбегать с утра в магазин и купить пару банок пива. Но самой плохой новостью для меня стало то, что мне в этот день надо было ехать в храм по просьбе мамы. В таком состоянии мне меньше всего хотелось делать это, и я вспомнил про остаток наркотика, который вчера в последний момент забрал у барыги-варщика. Я рассчитывал употребить его после посещения храма, но теперь понимал, что только этот «волшебный эликсир» может придать мне сил и избавить от этого скотского состояния, в котором я тогда пребывал. Да и глядя на Егора я понимал, что он тоже не откажется от инъекции обезболивающего раствора, чтобы облегчить свои страдания.
Выпив кофе с бутербродами, я принес заветный раствор и положил его на стол. Парни были приятно удивлены, но возникла одна проблема. Раствор был в одном шприце.
– Давайте поделим его, и я солью вам вашу часть в рюмку, сделаюсь первым, а потом вы по очереди? – предложил я.
– А с хуя ли ты должен первым делаться? – возмущенно спросил Волк, и Прицеп тут же его поддержал, что-то промычав сквозь зубы.
– Ну потому что я забрал раствор, и благодаря мне он сейчас здесь, а не у того барыги в вене.
– Но это общий раствор, – с трудом выжал из себя Егор сквозь сжатые зубы.
– Тогда кто-то из вас пусть идет в аптеку за инструментами.
– Далеко идти? – поинтересовался Волк, так как прекрасно понимал, что он по сути единственный кандидат на эту роль, потому что я был хозяином квартиры и оставлять их у себя не собирался, а Прицеп не в том состоянии, чтобы даже съездить на тачке, так как еле передвигался даже по квартире.
– Ну, минут пятнадцать где-то.
– Хорошо! Давай тогда тянуть жребий! Так будет по-честному, – предложил он.
Егор тоже поддержал его, и мне пришлось согласиться, хоть и не без обиды на то, что у меня не получилось убедить их в своем праве употребить маковый раствор первым. Хотя дело, наверное, было не в этом, а в том, что я не почувствовал от них какой-то благодарности за то, что смог забрать раствор накануне.
А тем временем Волк достал три спички из коробка, который я ему дал, взял нож, укоротил две из них на разную длину, а потом сказал:
– Короче, три спички разной длины. У кого самая короткая, тот вмазывается первым, средняя – вторым, ну а кому выпадет целая – последним.
– Ладно, давай тянуть жребий, – торопливо сказал я.
– Хорошо, учитывая, что ты все-таки додумался вчера забрать кайф, мы готовы с Прицепом уступить тебе вытянуть спичку первому! – почтительно произнес Димон и протянул мне спички.
– Ну спасибо, блять, вы так щедры! – с едким сарказмом поблагодарил я и вытянул спичку.
К моему глубокому разочарованию, это была самая длинная спичка, что означало: мне придется колоться последним. Прицеп оказался вторым, ну а почетное первое место, соответственно, досталось Волку. Дальше победитель взял шприц и слил две трети раствора, которые предназначались нам, в рюмку. Быстро поставившись, он передал баян как эстафетную палочку Егору, а сам закурил сигарету и стал ловить приход. «Серебряный призер» несколько минут промывал шприц в ванной, а потом кипятком из чайника, до тех пор, пока я не начал подгонять его. На этот раз у него получилось достаточно быстро уколоться, где-то с третьей попытки, и в тот момент я сильно нервничал, так как боялся повторения вчерашнего, но вроде все обошлось, и Прицеп остался в сознании.
Наконец-то настала моя очередь, и я тоже сначала промывал инструмент в ванной, а потом в кипятке по примеру Егора. Посмотрев на своих товарищей, я с досадой понял, что на них рассчитывать не придется, чтобы поставить меня, поэтому вся надежда оставалась только на себя самого. Перетянув руку ремнем, я нащупал самую большую вену и вонзил туда уже достаточно притупленную иглу. Она с хрустом вошла, и по тонкой алой полоске крови я понял, что попал, и медленно задвинул поршень до упора. Спустя несколько секунд почувствовал уже знакомое покалывание в пальцах рук и тепло по всему телу…
– Димон, а теперь скажи мне, только честно, – если бы тебе досталась длинная спичка, то ты бы стал вмазываться после нас? – спросил я севшим голосом спустя какое-то время после того, как покурил.
– Нет, братан. Я бы тогда пошел в аптеку.
Залипнув где-то еще минут на сорок у меня дома, мы сидели на кухне практически молча, лишь изредка что-то невнятно произнося, пока я не сказал, что пора собираться и ехать в храм. Прицеп возразил, что не сможет поехать с нами, так как все-таки решил посетить больницу из-за своих травм и, как впоследствии оказалось, не зря. После обследования выяснилось, что у него были сломаны два ребра и челюсть после нашей «интенсивной терапии». Волк тоже не захотел составить мне компанию, чтобы приобщиться к высокому, и сослался на то, что обещал помочь матери на огороде. Ну а мне ничего не оставалось, как ехать и исполнять свое обещание…
***
Приехав в указанную мамой церковь, я зашел внутрь и тут же испытал сильнейший дискомфорт, несмотря на то, что меня продолжал достаточно сильно «накрывать» наркотик. Я походил мимо церковной утвари и икон, делая вид, что молюсь, так как за мной наблюдала послушница, которая стояла за прилавком со свечами и другими церковными атрибутами в притворе. В конце концов я не выдержал, подошел к ней и спросил, где находится священник, сказав, что моя мама заказывала у него молебен. Она ответила, что он вот-вот должен подойти, и предложила подождать его на лавочке. Но я решил дожидаться на улице, чтобы не дышать этим ладаном, который дико раздражал меня. Я вышел, закурил сигарету и сладко залип на какое-то время, пока меня кто-то не одернул:
– Молодой человек, вообще-то на территории храма курить запрещено!
– Извините, я просто переживаю сильно, – начал оправдываться я, почесывая нос.
– Вы кого-то ждете? – спросил незнакомец.
– Да. Батюшку. Моя мама договаривалась с ним о молебне.
– Вы, стало быть, Николай?
– Да! А вы?
– Отец Александр, – сказал незнакомец и протянул мне руку для пожатия.
Признаться честно, я думал, что встречу очередного попа в рясе, обвешанного крестами и с кадилом в руке. А тут оказался обычный мужичок лет шестидесяти в потертой джинсовой куртке и таких же не менее потертых джинсах. Подъехал на советском велосипеде, достаточно ухоженном, и было видно, что хозяин бережно относится к нему.
– Проходите в здание церкви и подождите меня там. Я сейчас переоденусь и подойду, – сказал батюшка и укатил в сторону небольшого здания, где, по всей видимости, находилось подсобное хозяйство.
Я снова зашел в церковь и расположился в самом дальнем углу, но в какой-то момент меня начал одолевать «сушняк», и сильно захотелось пить. Осмотрев все помещение, я с облегчением увидел в противоположном углу емкость в виде бака со святой водой, на котором стояли несколько одноразовых пластиковых стаканчиков. В этот момент я почему-то испытал невероятное чувство брезгливости и отвращения от одной только мысли о том, что мне придется пить из них, представив, что до меня это делало огромное количество самых разных людей. Изначально я подумал, что, может быть, мне попить, просто открыв кран из бака, но понял, что если кто-то зайдет и увидит меня в таком положении: сидя на корточках, как у колонки возле дороги, – то вряд ли войдут в мое положение. Поэтому я взял эти стаканчики и выбросил их в приоткрытое окно, которое размещалось над баком.
– Простите, а у вас не будет случайно стаканчика, чтобы попить водички, – спросил я у послушницы и указал в сторону бака.
– А что, разве там нет? – удивленно спросила она.
– К сожалению, нет.
– Хм… странно. Я ведь только сегодня ставила их туда. Хорошо, вот держите и оставьте его, пожалуйста, там.
– Спасибо, – поблагодарил я и быстрым шагом направился в сторону заветного бака, который во всем этом пустом, позолоченном до ослепительной тошноты блеске казался оазисом и единственным полезным предметом во всем помещении.
Я с ходу выпил три стаканчика со святой водой и принял решение налить еще один, чтобы, если захочется пить во время службы, не бежать к баку. Молебен еще не начался, а у меня уже возникло непреодолимое желание покинуть это место, чтобы больше никогда сюда не возвращаться.
Вскоре наконец-то пришел батюшка, и мы начали. Он разместился практически перед самым алтарем, открыл молитвослов и стал громким голосом вслух читать какие-то молитвы, а я, стоя справа от него и чуть позади, начал залипать.
Сначала я попробовал как-то сконцентрироваться на маме и представить, что операция прошла успешно, и она, довольная и счастливая, вернулась домой, где я бы ее встречал под ручку с Алисой и с букетом цветов. Но продлилось это, как мне показалось, не больше трех минут, а потом я начал залипать, а когда приходил в себя, то меня посещали какие-то мрачные мысли. Я вспоминал Фитиля, ту ситуацию с мобильником и наш последний разговор, ситуацию с Оленем, с бывшим Алисиным молодым человеком, вчерашний вечер у барыги и передоз Прицепа. И эти воспоминания вызывали у меня злость и ненависть, и… возможно, вину, но я всеми силами отгонял от себя эти мысли и чувства, искал оправдания своим действиям и, безусловно, находил. В конце концов я остановился на том, что мне хочется курить, и стал думать, что когда наконец-то вся эта «экзекуция» закончится, то я с удовольствием закурю сигарету. В какой-то момент я достал мобильник и посмотрел на часы, с удивлением заметив, что прошло всего лишь пятнадцать минут от начала службы, а мне на тот момент казалось, что мы стоим уже не меньше часа, и от этого меня еще больше начало раздражать все вокруг. В конце концов я не выдержал и сел на лавку, которая шла вдоль стены. Залпом выпил заготовленный стаканчик с водой и опять залип…
– Николай, просыпайтесь, уже все закончилось, – сказал отец Александр, аккуратно подергивая меня за плечо.
– Простите, что не выстоял до конца, просто тут очень душно у вас, – со стыдом произнес я, чтобы хоть как-то оправдаться.
– Ничего, бывает. Может быть, вам нужна помощь? Вы как-то устало выглядите.
– Нет, спасибо. Со мной все нормально, просто не выспался. Да и что вы можете предложить? Помолиться за меня? – с сарказмом произнес я.
– А вы считаете, что это не является помощью? – мягким голосом поинтересовался батюшка.
– Я считаю, что нет, что это пустая трата времени.
– Но ведь людям на протяжении тысячелетий известно, что молитва является одним из основных инструментов духовного преображения, с помощью которого изменяется мышление с негативного на более позитивное, а от него, в свою очередь, коренным образом зависят качество жизни и удовлетворение от нее.
– Хотите действительно знать, что я думаю по этому поводу? Я считаю, что нет никакого духовного преображения, да и вообще никакой духовности. Что нет никакого «тонкого» мира со своими законами, с богом и дьяволом, с ангелами и бесами, а есть только животный мир, в котором постоянно идет борьба за выживание, за место под солнцем, и побеждает в ней наиболее сильный. А духовность – это выдумки слабых для того, чтобы хоть как-то оправдать свое жалкое положение и отчаянное существование под предлогом смирения, терпения и какой-то «высшей» награды после смерти. Духовность – это ментальная ловушка для сильных, попадая в которую, они слабеют!
– Да, но ведь огромное количество сильных людей были духовными, – попытался переубедить меня батюшка.
– И от этого становились только слабее.
– Наоборот. Они становились сильнее. Ведь вся суть духовного роста направлена на сопротивление своему животному началу – своим инстинктам, страстям, желаниям, под влиянием которых люди становятся одержимы ими, которые начинают управлять ими в той или иной степени и от которых становишься крайне зависимым.
– А зачем? Зачем сопротивляться, если это заложено самой природой? Получается, что это противоестественно!
– Но ведь вы сами сказали, что жизнь заключается в постоянной борьбе, только в моем случае борьба направлена внутрь себя, чтобы измениться и подстроиться под внешний мир, а в вашем она направлена во внешнюю среду, чтобы изменить мир и подстроить его под себя, только если в первом случае есть небольшие шансы на успех, то во втором я вижу обречение на поражение, – более сурово сказал батюшка.
– Ну хорошо, а как вы понимаете, что духовно растете? По количеству жженых свечей или облобызанных за день икон? – с сарказмом спросил я.
– Это не имеет никакого отношения к духовности! Это такой психологический прием, действие, если хотите, выполняя которое, вы возвращаете ваши мысли в сторону Бога и способствуете общению с ним. А иконы – это визуализация образа, которая направлена на то же самое. Все эти инструменты отточены веками и служат лишь для концентрации мыслей для самосовершенствования, но очень многие не понимают этого и ограничиваются лишь обрядами, не пытаясь вникнуть в суть. А духовный рост начинается с осознания глубины своего падения! – пояснил священник.
– Ну и как же ее осознать? Вспомнить, сколько раз не уступил место бабушкам в общественном транспорте или не помог перейти дорогу?
– Нет. Для начала понять, что можно попросить для себя отдельный стаканчик, чтобы попить воды, из-за того, что брезгуете, а не выкинуть в окно использованные и врать, что их там не было.
***
«Блять, после таких бесед хочется принять душ, – подумал я, когда вышел из церкви и закурил сигарету, – вот он, очередной человек-комар, который абсолютно убежден в том, что знает, как всем окружающим надо жить. Достать бы какое-нибудь средство, чтобы побрызгаться им, и такие персонажи за версту его чуяли и не могли подойти».
Весь последующий день я провел дома. Даже не пошел встречать Алису, сославшись на плохое самочувствие. К тому же я знал, что она не обидится, если я ее не встречу, так как была в курсе, что моей маме сегодня назначена операция, и я переживаю по этому поводу. И я действительно переживал, даже сквозь наркотический дурман испытывал чувства тревоги и беспокойства. В какой-то момент у меня даже возникла мысль действительно помолиться, но, вспомнив сегодняшний разговор с отцом Александром, я быстро отбросил эту идею. Моя гордыня не позволяла допустить даже малейшую мысль о том, что он был прав. Особенно после того, как он обличил меня в тех стаканчиках, которые я выбросил, ведь по сути мне нечего было возразить ему, и даже несмотря на опиумную эйфорию, я почувствовал стыд, а это чувство, как, пожалуй, и все люди, я презирал более остальных. Но что было самым интересным для меня – практически никто из моих друзей, приятелей, родных и знакомых не позвонил в тот день и не поддержал меня. Тогда со мной связались только два человека – Колючий и Алиса, и я был благодарен им за это.
Выкурив несколько сигарет подряд, я решил поспать, пока меня еще «не отпустило», и как только я коснулся лицом подушки, то практически сразу же вырубился. Что-что, а под опиатами очень сладко и глубоко спится. А еще под ними снятся очень яркие и насыщенные сны, которые, конечно, в большинстве случаев потом не помнишь, но бывает, что запоминаешь какие-то фрагменты, и, проснувшись, понимаешь какие они были отчетливые.
Вот и на этот раз мне снились Фитиль и Колючий. Они что-то бурно обсуждали между собой, а когда к ним подошел я, то сразу замолчали, и даже сквозь сон я почувствовал сильную тревогу. Как будто случилась какая-то трагедия, которая имела непосредственное отношение ко мне. Когда я начал их спрашивать, что случилось, они какое-то время молчали, а потом без всяких слов пошли прочь от меня в разные стороны. И в тот момент я испытывал уже не тревогу, а скорее ужас и оцепенение, особенно после того, как попробовал что-то сказать вслед и понял, что у меня начинают высыпаться изо рта зубы. Причем они откалывались и крошились, словно битое стекло. Я начал подставлять ладони, чтобы эти осколки падали в них, а потом стал пытаться вставить зубы обратно, но они уже не подходили, так как часть раскрошилась прямо в руках, едва я взял эти осколки. Когда я это понял, мне почему-то пришла идея срочно бежать в больницу и нести остатки, чтобы мне их вставили обратно врачи… Впоследствии мне достаточно часто снились сны, в которых у меня возникали проблемы с зубами.
Проснулся я в довольно скверном расположении духа. С одной стороны, было противно то, что я увидел во сне, а с другой – понимал, что наркотик практически отпустил, и сожалел об этом. Конечно, «отходняки» от опиатов невозможно сравнивать с «отходняками» от стимуляторов, после которых весь мир кажется одной большой зловонной братской могилой, в которой ты лежишь, еще еле живой, на самом ее дне. Но все равно после опиума чувствуется, как незаметно подкрадываются апатия, уныние, скука и тоска. С такими чувствами я взял пачку сигарет с зажигалкой и отправился курить на балкон.
Когда я вернулся, то взял телефон в надежде увидеть сообщение от мамы о результате операции, но его по-прежнему не было. Потом я попробовал набрать ее, но телефон был выключен. И тогда, чтобы как-то отвлечься, я взял карандаш и стал сочинять очередной текст…
***
Я понял, что дурак и гений –
Две грани сущности одной.
У тыщи ртов – тысяча мнений
Сокрыты в истине простой!
Я не прошу меня понять,
Всего лишь выслушать немного –
Немного время потерять,
И не судите меня строго…
Я помню, как во мне кипела
Жизнь, билась из меня ключом!
Потом все резко омертвело,
Внезапно стало ни о чем.
Теперь я в прошлом утопаю,
Не вижу будущего я.
Все больше я себя ломаю,
Меня нет больше у руля.
Но все же буду откровенен —
Надежда теплится внутри!
Пока течет она по венам,
Я буду жить, а ты смотри.
– Опять какое-то сплошное нытье, блять! – вслух произнес я, после чего выдрал лист с текстом из блокнота, смял его, а потом разорвал на мелкие кусочки и с раздражением выбросил их в окно.
Как только я закрыл окно, то тут же раздался сигнал телефона. Наконец-то пришло заветное смс от мамы:
«У меня все хорошо. Операция прошла успешно».
Я на мгновение закрыл глаза, сделал глубокий вдох и позволил себе пустить слезу, которая зрела на протяжении всех этих долгих дней, в которые я вкладывал все свои силы, чтобы только прочитать эти два предложения на экране мобильного телефона.
– Все позади, – сказал я себе, – можно расслабиться.
Пора было начинать новый этап в жизни. Без всех этих авантюр, махинаций, манипуляций и так далее. Я просто устал. Как никогда раньше, хотелось какого-то покоя. Посвятить себя отношениям с Алисой, с мамой, закончить универ и жить обычной жизнью. Без страхов, суеты, сомнений, тревоги, озабоченности и всего того, от чего я так устал за последнее время. Но, как оказалось впоследствии, все было не так просто, как я ожидал.
***
– Алло, привет, можешь говорить?
– Да, могу.
– Мне нужна твоя помощь. Я сейчас в больнице нахожусь, можешь приехать?
– Что случилось?
– Это не телефонный разговор. Можешь приехать ко мне сегодня вечером?
– Вообще-то я с Алисой сегодня встречаюсь, так что вряд ли.
– Братан, пожалуйста! Я знаю, что ты на меня обижен, но мне больше не к кому обратиться. Буквально на полчаса, я больше не прошу.
– Ладно. Попробую, – сказал я и положил трубку.
Это был Фитиль. Мы с ним не общались больше месяца, и его звонок стал для меня неожиданностью. Я не хотел с ним встречаться, потому что действительно был еще зол на него, но, учитывая его положение, все-таки задумался. Он находился в больнице и думал, что сможет вызвать у меня этим чувство жалости, но он в очередной раз ошибся. Мне абсолютно не было его жалко, но, признаюсь честно, он смог меня заинтересовать, и меня взяло любопытство, как он умудрился попасть туда и что случилось.
В итоге я позвонил Алисе и перенес встречу, несмотря на то, что ее это расстроило, и пришлось сказать ей правду про Фитиля. Она предложила навестить его вместе, но я сказал, что он якобы договорился с дежурной медсестрой, чтобы меня пустили к нему вне времени, отведенного для посещений больных.
Оказалось, что он лежал в терапевтическом отделении в общей палате человек на восемь. Когда я вошел, на меня как-то подозрительно покосились его соседи по палате, а Фитиля я даже не сразу узнал. Осунувшееся лицо, огромная щетина, сальные, нестриженные волосы. Он лежал на самой дальней от входа кровати и разгадывал сканворд. Пройдя, я сухо поздоровался и сел на угол кровати.
– Спасибо, что приехал, – поблагодарил он.
– Давай быстрее, у меня времени мало. Алиса ждет.
– Короче, братан, у меня серьезные проблемы.
– А я здесь при чем?
– Потому что я могу рассчитывать только на тебя.
– Что случилось-то?
– Ты же знал Прицепа? Егора? – поинтересовался Фитиль.
– Ну конечно, а ты его откуда знаешь? – удивленно спросил я.
– Короче, он позавчера умер. Передознулся у себя в гараже, отъехал в машине с включенным двигателем и, по всей видимости, задохнулся от угарного газа.
– Подожди! Как? Как, блять, он умер? Я только дней пять назад с ним виделся, целым и невредимым! Может быть, ты его с кем-то путаешь? – повышенным тоном спросил я, так что некоторые соседи по палате Фитиля еще больше стали коситься в мою сторону.
– Ни с кем я его не путаю. Меня с ним Волк твой свел, и потом я периодически обращался к нему за помощью с герычем, а он брал через меня курнуть пару раз. Вот и позавчера случилось то же самое. Мы с ним взяли кайфа, поделили и разошлись по домам. Он, по всей видимости, решил вмазаться в гараже и отъехал, а я пришел домой, вмазался в ванной и тоже отъехал. Меня обнаружила мама без сознания и вызвала скорую. Те приехали и откачали, а потом доставили сюда.
– А кто тебе про Прицепа сказал?
– Пацаны позвонили, которые через меня порошок брали. Сказали, что видели нас тогда вместе, а позавчера, проходя мимо его дома, увидели, как отъезжала труповозка и рыдала его мать. Они с ним с одного района, – тихо ответил Фитиль.
– Это пиздец какой-то. Ну а от меня ты что хочешь-то?
– Я переживаю, что за Прицепа меня начнут искать и могут спросить. Боюсь, что еще узнают про мои дела с наркотой, тогда вообще труба будет. Поэтому хочу на какое-то время залечь на дно. И тихо перекантоваться где-нибудь месяцок-другой, пока вся эта движуха не утихнет. В общем, хочу тебя свести с Темой, чтобы ты работал с ним во время моего отсутствия. У тебя это хорошо получалось.
– То есть тогда ты не хотел меня с ним знакомить, а теперь вдруг созрел, когда над твоей шкурой нависла угроза, да? – с сарказмом произнес я.
– Можешь и так думать, но, во-первых, я не хочу терять контакт с ним, и к тому же я обещал ему найти себе замену. А в-третьих, я ничего не прошу у тебя за это, никакой доли и тому подобное, так что считай, что это благотворительность с моей стороны, – в таком же стиле парировал он.
– Ты знаешь предложение, конечно, интересное, но мне уже этого не надо. Я поднял те бабки, которые мне были необходимы мамке на операцию, а дальше я в это дерьмо влезать не хочу. Меня все устраивает на сегодняшний день. Мама жива, здорова, отношения с Алисой, учеба в порядке, так что не вижу смысла этим заниматься.
