Леонид Т
Черный рассвет (original mix)
– Прости меня, прошу, – попытался я успокоить ее и приобнять, но она отступила назад. – Это был их выбор, и я никого не принуждал делать всех этих вещей, в конце концов! – уже раздраженно сказал я.
– Не надо ко мне прикасаться! Как можно быть таким монстром? Неужели ты не понимаешь, что люди – это не расходный материал? Это живые души! За которыми свои истории, трагедии, боль! У которых есть свои достоинства и слабости, и на них ты так ловко играл и манипулировал ими, чтобы добиться своих корыстных целей! И тут даже дело не в деньгах, ты просто хотел потешить свое эго, а на людей тебе было абсолютно наплевать, включая самых близких! Не случайно я тогда в ресторане на первом нашем свидании сказала, что в тебе присутствует некая холодность! Только теперь она очевидна!
– Да ладно, брось! Неужели ты сама не понимаешь, зачем тебе этот Колючий все рассказывает? Просто он хочет с тобой замутить, вот и все! Или ты думаешь, что он такой сердобольный и хочет просто тебя утешить? Подставить жилетку и подать носовой платок! Наверное, уже и приглашал куда-нибудь посидеть, так? – не выдержал я.
– Ну по крайней мере не в музей, – с едким сарказмом произнесла она.
– Конечно, не в музей! У него на это фантазии не хватит. Только знай, что те деньги, на которые он собрался тебя угощать, добыты точно таким же путем и из тех же источников!
– Все, Коль, хватит! Мне нечего тебе сказать больше! И пожалуйста, не надо больше донимать меня звонками и эсэмэсками, а то я вынуждена буду сменить номер. Желаю тебе удачи, прощай! – с какой-то сухостью и безразличием произнесла она.
– Прощай, Алис. И береги себя.
***
«Все-таки я оказался прав! Этот крысеныш запал на нее», – подумал я, когда уходил от Алисы. Хотя ничего удивительного в этом нет, она девушка привлекательная, и с этим не поспоришь. Но после нашего разговора ненависть к Колючему еще больше одолевала меня, и в конце концов под напором этих чувств я принял решение согласиться на предложение Волка.
– Когда ты обещал занести ему деньги? – поинтересовался он у меня по телефону.
– Ну, я не назвал определенной даты, но он мне дал неделю, чтобы закрыть обходной листок, – ответил я.
– Значит, времени у нас в обрез. В общем, я поговорю с парнями, чтобы они вышли на нужных людей, и дам тебе знать.
– Хорошо. А дальше что будет?
– Ты встретишься с теми людьми, кто будет проводить операцию, и они, я думаю, введут тебя в курс дела. У них же по-любому есть опыт в таких делах.
– Все верно. Но что-то мне очково, если честно, – признался я.
– Не ссы! Если у них будут хоть малейшие сомнения относительно этого дела, то они однозначно не станут в это вписываться. Так что еще ничего не решено. Это только мои предположения.
– Ладно. Слушай, есть еще маленькая просьба к тебе. Помоги мне достать гердоса?
– Не, братан, хорош! Завязывай с этой хуйней! Слишком часто ты начал употреблять его. Тебе случая с Прицепом мало? – попытался вразумить он меня. – Я сам больше не травлюсь этим дерьмом. Да и к тому же пацаны сверху, по ходу, начали что-то подозревать. Однажды у меня уже напрямую спросили, не балуюсь ли я?
– Чувак, мне так херово от всей этой ситуации, в которой я оказался, что даже спать не могу. А от медленного хоть как-то получается отвлечься от всего этого и немного забыться. Ну пожалуйста! – жалобно попросил я.
– Ладно! Ты заебал! Короче, я сведу тебя с барыгой, и сам у него возьмешь. Ща дам тебе его номер и позвоню предупрежу, что будут звонить от меня, – пошел навстречу Волк.
– Договорились.
Спустя где-то минут сорок я позвонил по номеру, который прислал мне Волк, сказав, какое количество мне нужно. Я сделал все, как он велел, и мы договорились встретиться с этим барыгой в центральном парке через час, предварительно я описал ему, как выгляжу и во что одет. Спустя час я был на месте, но он еще два раза переносил встречу, потому что якобы не успевал. Скорее всего, наблюдал за мной откуда-нибудь, хотел убедиться, что на мне нет «мусорского хвоста». Вскоре он подошел ко мне и заговорил:
– Ты Колян?
– Да, я.
– Давай бабки, – потребовал он.
– А лекарство?
– Бабки, говорю, давай или расходимся!
Я отдал ему тысячу рублей, и он незаметно для окружающих проверил купюру на подлинность.
– Вон видишь – крайняя лавка у входа стоит? Под ближней ко входу стойкой лежит пачка сигарет. В ней твое говно! – быстро проговорил он и резко скрылся, так что я даже не успел ничего ответить.
Вскоре я подошел к лавке, присел на нее ближе к краю и действительно заметил на земле смятую пачку сигарет. Осмотревшись по сторонам и убедившись, что за мной никто не наблюдает, я аккуратно подобрал пачку и убрал в карман. Затем поднялся и не спеша, чтобы не привлекать внимание, покинул парк. Подойдя к автобусной остановке, достал пачку и убедился, что в ней действительно лежит заветный «чек». Выкинув пустую упаковку в урну, а чек спрятав в носок, я дождался своего автобуса и поехал домой.
На самом деле я сильно переживал во время всего этого замута. Думал, что барыга, который, судя по всему, был цыганом, кинет меня, особенно после того как взял у меня деньги. Да и к тому же я нарушил главную заповедь наркоманов: не покупать кухню, пока не приобрел кайф! Но пока я его ждал, то решил, раз есть время и чтобы потом не терять его, все-таки взять все необходимые инструменты для употребления…
Выйдя на конечной остановке, я решил употребить на улице за гаражами, в том самом «Портале», где обычно перед универом мы раскуривались с Колючим. На улице потихоньку начинало темнеть, и я торопился, чтобы успеть вмазаться, пока было еще достаточно светло. Зайдя за гаражи, я выложил все принадлежности на промерзлую землю и окинул взглядом окружающую картину. Ничего нового я не увидел. Все те же самые отвратительные отходы человеческого бытия: банки, бутылки, использованные шприцы, презервативы, прокладки и прочие мерзкие предметы, которые хаотично валялись вокруг меня вперемешку с грязью и осенней гниющей листвой. Наблюдая эту картину, я в какой-то момент поймал себя на мысли, что, по иронии судьбы, я давно уже превратился в ту самую нечисть, которая и вылезала из адского портала, чтобы оставить после себя такой омерзительный след на этой планете. И сколько таких «порталов» было разбросано только по одному нашему городу? Десятки? Сотни? И в каждом городе нашей необъятной страны с каждым днем, каждым часом их становилось все больше и больше. Было страшно даже подумать о масштабах катастрофы, которая постигла ее в самом начале двадцать первого века.
«Имя мне – легион!» – с усмешкой подумал я про себя и как можно скорее вогнал приготовленный раствор в вену, чтобы поскорее избавиться от этих гнетущих мыслей…
***
Яркий свет ударил в глаза, когда я открыл их. Во рту что-то мешало нормально дышать. Лежал я одетый в какую-то стремную пижаму, без нижнего белья, с перевязанной головой, и мне было холодно. Как оказалось впоследствии, я очнулся в палате интенсивной терапии после передозировки опиатами. Сколько времени прошло с момента укола, я не знал.
– О, очнулся, голубчик! – с ухмылкой произнесла подошедшая медсестра. – Сейчас позову врача. Лежи тихо и не дергайся, а то привяжем тебя! Ольга Петровна, можете подойти? Наш наркоман в себя пришел! – на весь коридор прокричала она, и ее слова, словно удар кувалды, разбились о мою голову. От них мне стало так больно и противно, что я даже пожалел о том, что пришел в себя.
– Нар-ко-ман, – по слогам произнес я сквозь торчащую изо рта трубку.
– Оклемался, значит? А мы уже и не надеялись на это, – пробурчала тучная женщина, которая, по всей видимости, и была той самой Ольгой Петровной.
– Как я здесь оказался? – попытался как можно четче произнести я.
– А то ты не знаешь? Типичный случай передозировки у типичного наркомана. Не рассчитал дозу – и вуаля! Хорошо, на тебя обратил внимание водитель автобуса, который хотел справить малую нужду в том месте, где тебя нашли, и не остался равнодушным, вызвал скорую. Редкое явление в наших краях, так что можно назвать тебя счастливчиком!
– Почему это?
– Потому что с наркоманами никто не желает связываться, и, вероятнее всего, ты до сих пор бы лежал там, только синий и холодный. Возможно, вороны уже выклевали бы тебе глаза, а какая-нибудь проходящая мимо голодная дворняга отгрызла нос и уши. Обычное дело, знаешь ли, – с какой-то издевкой сказала она.
– Сколько я уже здесь?
– Почти трое суток. Твоя мама уже все глаза выплакала! Вот кого действительно жалко в таких ситуациях.
– Мама? – приподнялся я и тут же откинул голову на подушку, так как ее пронзила адская боль.
– Конечно! В таких случаях обычно сообщается ближайшим родственникам о поступлении пациентов без сознания. Ты лежи, не дергайся, а то у тебя еще, судя по всему, сильное сотрясение мозга. По ходу, упал на камень головой, когда потерял сознание. В общем, приходи в себя, а я пока пойду скажу медсестрам, чтобы связались с твоей матерью и сообщили ей, что ты пришел в себя. Она поехала в аптеку, чтобы привезти тебе необходимые лекарства, хотя я не рассчитывала уже на то, что они тебе пригодятся. Какая сильная у нее вера, однако.
Когда она вышла из палаты, то первое, о чем я подумал, – лучше бы я не приходил в себя.
– Когда же это наконец-то закончится? – в голос произнес я и сжал кулаки. Теперь мама была обо всем в курсе, и этого я боялся больше всего на свете. Я начал думать о том, что ей сказать по поводу всей этой ситуации. Конечно, это было фиаско – сокрушительное поражение в игре под названием Жизнь. Наверное, самым правильным в тот момент было бы сказать маме всю правду, но при мысли об этом я испытывал настоящий ужас. Наркотики, подставные фирмы, деньги на операцию, смерть Илюхи, отчисление из вуза – и это еще не полный список моих «достижений» за последний год. К тому же, думать обо всем мне мешала сильная головная боль, и в итоге я попросил у медсестры что-нибудь для сна.
– Ну и что мы будем делать теперь со всем этим? – устало спросила мама, когда пришла, и я рассказал ей только про отчисление из вуза и про то, что расстался с Алисой, выставив себя жертвой неразделенной любви, из-за чего якобы и употребил наркотик в тот день, надеясь, что это вызовет чувство жалости и сострадания ко мне.
– Судя по всему, придется идти в армию весной, а там уже посмотрим.
– В армию он собрался, – с ухмылкой произнесла мама. – А ты в курсе, что у тебя гепатит С? – И, опустив голову, она заплакала.
От этой новости холодный пот пробежал у меня по спине. Когда кажется, что хуже быть уже ничего не может, и ты, поверженный, лежишь в полусознательном состоянии, думая о том, что уже проще, чтобы тебя добили, чем выкарабкиваться из всего этого дерьма, – то прилетает последний, карающий удар, который и добивает тебя. В тот момент я даже испытал какое-то презрение и отвращение к этому сердобольному водиле автобуса, который якобы спас мне жизнь. Наверное, сейчас доволен собой, рассказывая в кругу семьи, друзей или коллег, как спас никчемного, жалкого наркомана, который подыхал от передоза среди мусора. Конечно, его не покажут по новостям, ведь он спас не тонущего ребенка или старика из пожара. А кто его просил об этом? С чего он взял, что мне нужна такая жизнь после его спасения? Может, я вообще хотел вмазаться «золотым уколом»? Почему вообще сложилось так, что жизнь принято считать даром? Может, жизнь – это, наоборот, проклятие, где ты обречен испытывать боль и страдания на всем ее протяжении, а смерть является единственным выходом и спасением? Но тот, кто наделил нас этим «даром», позаботился и о том, чтобы мы не могли так просто от него избавиться и вкусили всю прелесть его «доброты» и «щедрости» в бесконечных страданиях и муках. Для этого он вдохнул в нас страх – леденящий душу ужас перед смертью, которую так опрометчиво изображают в образе старухи с косой с ужасающей гримасой, от которой веет холодом. Может, в действительности смерть прекрасна и выглядит как привлекательная девушка в легком летнем платье, с точеной фигуркой и длинными, стройными ногами, пахнущая свежим дождем и полевыми цветами, которая босиком ведет тебя за руку по зеленому лугу в настоящую счастливую и свободную жизнь. Может быть, смерть и есть настоящий дар? Но чтобы встретиться с ней, необходимо мужество. Мужество для преодоления этого самого противного, унизительного и парализующего тело, разум и дух чувства – страха. И этого самого мужества у меня, к сожалению, не было.
Такие мысли посетили меня, пока мама плакала, потому что у меня не было подходящих в этот момент слов, чтобы утешить ее, хотя тогда мне хотелось этого больше всего на свете. Поэтому я просто молчал и размышлял. Наконец решился заговорить:
– Может, это какая-то ошибка?
– Мне врач сказала буквально перед тем, как я зашла сюда. По-видимому, результаты анализов только пришли.
– И что, с этим не берут в армию?
– Не берут. Получается, ты уже давно колешься? – с каким-то отчаянием спросила она.
– Нет. Пару месяцев где-то, – соврал я.
– Алиса из-за этого с тобой рассталась?
– Из-за этого тоже.
– Я до конца не хотела в это верить, хотя, конечно же, видела, как с тобой происходит что-то не то. Чувствовала. Но не хотела вмешиваться, а зря.
– Прости меня. Мне просто было очень плохо, и я не знал, как заглушить эту боль.
– Что толку от этого? У тебя уже в организме вирус, который медленно убивает тебя. А заодно и меня.
Эти слова отразились новой болью в голове. Дальше мама продолжала высказывать мне свои чувства и мысли по этому поводу. И мне становилось только хуже, но самое противное было то, что я не мог уйти от этого разговора, который назревал уже на протяжении долгого периода времени. В конце концов я попросил ее остановиться, так как мне становилось хуже от гнетущего и давящего чувства вины. Но напоследок она сказала:
– Я заплатила денег врачу, чтобы тебя не ставили на наркологический учет в диспансер.
– Зачем? И много ли?
– Достаточно для того, чтобы ты смог устроиться на нормальную работу и наконец-то перестать заниматься непонятно чем. А если тебя поставят на учет, то никто на нормальную работу тебя не возьмет. Никому не нужны наркоманы в наше время. Поэтому в медкарте тебе поставят только сотрясение мозга, ну и гепатит, конечно же.
– Спасибо тебе. Но у меня уже есть работа в клубе.
– Это не работа! К тому же я больше чем уверена, что все это у тебя тянется именно оттуда.
– Это неправда! Тем более это единственное, что у меня осталось на сегодняшний момент.
– В общем, я настаиваю на том, чтобы ты оттуда уволился и устроился на нормальную работу.
– Это исключено! – раздраженно произнес я.
– Ты сейчас не в том положении, чтобы ставить условия! – парировала она решительным, спокойным голосом.
– Хорошо! Я готов найти себе еще одну работу в таком случае, но из клуба не уйду!
– Будешь работать на двух работах?
– Если надо, то буду.
– Ладно. Договорились. Но предупреждаю тебя сразу, что если этого не произойдет в ближайшее время, то я приду в клуб и расскажу про все твоему руководству, и тогда посмотрим, сколько они тебя там продержат после этого.
– Шантажируешь меня? – с презрением спросил я.
– Ты не оставляешь мне выбора.
Тут в палату зашла медсестра и сказала, что маме пора собираться домой, так как ей может влететь от начальства за то, что мама до сих пор у меня.
***
На следующий день ко мне в больницу пришел Волк. Не могу сказать, что я рад был его видеть, несмотря на то, что он принес целый мешок каких-то фруктов, йогуртов, соков и т. д. Потому что мне меньше всего хотелось слушать очередные причитания еще и с его стороны. Я даже с легкостью мог спрогнозировать, о чем будет идти речь. Он снова непременно приведет в пример историю с Прицепом, и что мне пора завязывать со всем этим дерьмом, и все в том же духе. В принципе, так все и произошло. Чтобы эти нравоучения с его стороны как можно быстрее закончились, я решил не спорить с ним и терпеливо соглашаться, подтверждая его правоту. Наконец, когда с этим было покончено, он сказал:
– По поводу твоей ситуации с деканом – все отменяется. Слишком большие риски. Особенно после того, как ты попал сюда. Никто не хочет впрягаться за торчка. Слишком сомнительная репутация, братан. Это не мое решение, извини.
– Ну, во-первых, по официальной причине я попал сюда из-за сотрясения мозга, и никто бы не узнал о том, что я передознулся. А во-вторых, ты мог бы не озвучивать это своим парням до того момента, как не поговорил бы со мной.
– А что мне было делать? Я уже договорился обо всем, и тут ты внезапно пропадаешь. Я тянул сколько мог и откладывал разговор, пока у меня уже напрямую не спросили. Телефон у тебя молчит. Я связался с твоей мамкой, и она мне все рассказала. Да еще начала выпытывать, мол, знал ли я, что ты колешься? Сколько? И с кем? Я подставился перед своими ребятами в очередной раз, и теперь пришлось врать твоей матери и говорить, что я вообще не в курсе твоих приключений, хотя сам свел тебя с этим барыгой! Нахуй мне это все надо, скажи?
– Ладно. Ты прав. Извини. Я не хотел, чтобы так вышло. Да и к тому же сам начал понимать, что эта затея с деканом – не самая лучшая. Просто хотелось как-то отомстить этому мудаку Колючему. Но сейчас понимаю, что у меня просто не хватит сил на всю эту авантюру, – устало произнес я.
– Да, братец. Тебе нужно приходить в себя. И в первую очередь подвязывать со всей этой херней. Тем более после таких вот пируэтов, – сказал Волк и указал на мою забинтованную голову. – А мамка-то что говорит?
– А что она может еще сказать? Говорит, что надо на нормальную работу устраиваться и браться за голову. Впрочем, то же, что и всегда. Ничего нового.
– На нормальную работу – это на завод типа? – усмехнулся он.
– По-видимому, да. Или офисным клерком куда-нибудь, хуй знает. Я не уточнял, что конкретно она подразумевает. Ну уж точно не клуб, где я сейчас работаю.
– А я тебе сразу говорил, что это лажа полная с твоим клубом. Особенно с таким корешком, как Фитиль. Как он, кстати? Не объявлялся?
– Нет. Но там уже пронюхали про его движения с наркотой. Меня спрашивали, не в курсе ли я, и предупредили, что если узнают что-то, то вышвырнут не задумываясь.
– Это не удивительно. Ну так и что ты решил? Так и будешь там светильники зажигать для бухарей всяких? – продолжал он иронизировать.
– А что? Мне нравится. Во всяком случае, лучше, чем по подъездам околачиваться по выходным и бухать там дешевую сивуху. А в клубе музыка, свет, телки симпатичные зажигают. Поди плохо, что ли?
– Ну, тебе виднее, конечно. Ты же типа всегда к творчеству тянулся. Я еще по школе помню. Кстати, ты еще свои стишки пишешь?
– Редко. Как-то не до них стало в последнее время. Хотя, пока тут валялся, у меня возникла одна безумная идея – написать книгу, – в шутливой форме произнес я, чтобы это не показалось слишком серьезно, и он в очередной раз не стал меня высмеивать.
– Книгу? Ты серьезно? И о чем же? – не выдержал Волк и рассмеялся.
– Ну, я пока не решил еще. Придумал пока только, что если и напишу ее, то посвящу коту, – засмеялся я вместе с ним.
Тут Волка конкретно понесло, и он начал хохотать чуть ли не на все отделение и спустя какое-то время, еле сдерживая слезы от смеха, произнес:
– Вот тебя реально накрыло, Колян. Признайся, у тебя после удара появились голоса, и один из них внушил тебе эту ахинею? Или, может, это я сейчас говорю вовсе не с тобой, а с каким-нибудь Леонидом? Эй, Колян! Вернись обратно! Какому, блять, коту? У тебя его даже нет, – продолжал угорать он.
– Ну так заведу. В чем-проблема-то?
Тут на наш смех прибежала самая строгая медсестра, которую пациенты прозвали Вертухаем, и начала выгонять Волка, по-видимому, посчитав, что ко мне пришел дружок-наркоман и мы накурились с ним, и поэтому теперь, по ее словам, «жеребенем на всю больницу».
– Ладно, братан, выздоравливай! Я пошел! – пожал Волк мою руку и под недовольство медсестры вышел из палаты.
***
После выходных меня наконец-то выписали из этой клоаки. Вид отечественных больниц, да и медицины в целом, в то время представлял печальное зрелище. Холодные процедурные кабинеты с желтым потрескавшимся кафелем и облезлыми кушетками, больше походившими на смертные одры разных грешников, прокаженных, одержимых и юродивых людей, чем на обитель исцеления и выздоровления. Палаты с порванным, выцветшим линолеумом, особенно в тех местах, где стояли полувековые кушетки, изрядно поеденные ржавчиной, на которых лежали вонючие, сырые матрацы, покрытые подозрительными пятнами и разводами желтого цвета; на них уже умерло по меньшей мере с десяток человек. Деревянные окна с облупленной краской, местами забитые фанерой и небрежно заклеенные бумажной лентой; щели, в которые предварительно напихали вату, чтобы пациентам было не так холодно. Не удивлюсь, если эта вата в целях экономии была использована после того, как у тебя взяли анализы или сделали укол, и на ней остались отпечатки крови. Но все эти меры не помогали избежать холода, который пронизывал палату. И это по большей части был не тот холод, который возникает из-за низкой температуры на улице, а тот, который появляется в душе́ от вида мрачной, гнетущей картины, окружающей тебя.
Курилка располагалась в туалете, и в принципе, чтобы покурить, можно было даже не брать с собой сигареты, а достаточно всего лишь войти сюда, поскольку тут постоянно стоял дым коромыслом, от которого в прямом смысле слова резало глаза. В туалете было две кабинки, на двери одной из которых не работал шпингалет, и поэтому приходилось либо придерживать ее рукой, когда справлял нужду «по большому», либо затыкать дверь на толстый кусок туалетной бумаги, которую приходилось брать с собой, потому что вешалась она там, судя по всему, только в праздничные дни или по случаю проверок. Поэтому, если ты попал в другую кабинку, считай себя счастливчиком, но и то с условием, что тебе необходимо было предварительно набрать бутылку воды из-под крана – наполнить сливной бачок, с которого предусмотрительно была снята крышка, ведь функция его наполнения не работала еще со времен советской эпохи. Самое интересное случалось тогда, когда не удавалось смыть с первого раза все наносное, а за дверью в очереди уже стоял ворчливый старичок, который к тому же был твоим соседом по койке, и после обнаружения оставленного тобой сюрприза он до самой выписки продолжал кидать косой взгляд в твою сторону.
Соответственно, во всей этой богадельне смерть была абсолютно привычным и естественным явлением. Так однажды я вышел покурить и в коридоре заметил вновь прибывшего старичка, которого, по всей видимости, только привезли и положили вдоль прохода, ведь в палатах давно уже не было мест. Он лежал на спине с открытыми глазами и еле слышно пытался позвать медсестру. Было видно, как он надрывается и делает это из последних сил. Я пошел к медсестре, которая готовила уколы, и сказал ей про дедушку, но она ответила, что занята и подойдет, как освободится. Буквально спустя семь минут, по пути назад из туалета, я уже видел, как тело старичка лежит на полу и накрыто белой простынкой, из-под которой торчат только голые ноги. На мой вопрос, почему его положили на пол, мне довольно цинично ответили, что ему уже без разницы, где лежать, а вот новым пациентам – пока еще нет.
Отношение к пациентам было скорее снисходительным, чем похожим на сострадание. В моем же случае оно вообще оказалось пренебрежительным и брезгливым, так как весь медперсонал знал, как я к ним попал, но поначалу это было не очень заметно. Все изменилось, когда пришли анализы, и у меня на медкарте стоял красный штамп, который свидетельствовал о наличии гепатита С. После этого медсестры демонстративно надевали перчатки, когда ставили мне капельницы, брали анализы или делали перевязку, чего не происходило с другими пациентами. С каждым днем в больнице я все больше и больше чувствовал себя будто прокаженным и регулярно спрашивал на обходе у врача, когда меня уже выпишут.
За пару дней до выписки со мной связался Артем и сказал, что ему наконец-то привезли товар, и я могу снова взять его на реализацию. Тут надо сказать, что после смерти Илюхи я с ним не контактировал, потому что у него возникли какие-то проблемы с поставщиками, и он сказал, что как только их решит, то свяжется со мной. В тот день я отдал ему деньги, и больше он на связь не выходил. Все эти дни мне постоянно звонили люди и просили помочь им «замутить». Сначала я не хотел снова лезть в эту тему и уже собрался было сказать Артему, что завязал, но потом, пораскинув мозгами, решил, что сейчас нужны будут деньги на первое время, не просить же их у мамы, которая и так была сильно на меня обозлена. В общем, мы договорились, что после выписки я зайду к нему и возьму кайф.
***
– Подожди здесь, – сказал Артем, когда я зашел к нему. – Вот держи. Тут по количеству как обычно, но про качество сказать ничего не могу. Особенно про скорость. Пришлось брать через других поставщиков в этот раз. Я пару раз давал на пробу одним знакомым, и они сказали, что вроде как нормально. Но сам понимаешь, что всем по-разному заходит.
– Это точно. Придется действовать по старой схеме и дегустировать самому, – с усмешкой произнес я.
– Смотри сам. Я это дерьмо не употребляю. Кстати, в курсе, что Никитос объявился? Звонил мне тут буквально пару дней назад. Но я его отбрил пока что. Неизвестно, где он там пропадал все это время и что у него на уме.
– Хм… странно. Мне он почему-то не звонил еще. Но если что не так, и у меня возникнут какие-то подозрения, то я дам тебе знать.
– Хорошо. Договорились.
Значит, Фитиль снова был в деле, и раз Тема его продинамил, то теперь он будет пытаться выйти на него через меня. Также было интересно, как он будет действовать после того, как узнает, что его больше не ждут в клубе. Скорее всего, тоже будет просить меня, чтобы я поговорил с администрацией, и ему дали шанс.
На следующий день я наконец-то решился поехать в институт, чтобы довести начатое до конца и передать декану обещанные деньги для матери Илюхи, а также забрать документы после отчисления. Как всегда, на месте его не оказалось, и, прождав его где-то около сорока минут, я решил отдать конверт с наличкой методисту, у которой как раз лежали мои документы. Предварительно я написал на конверте инициалы и фамилию матери Ильи. Как можно скорее я хотел покинуть стены этого злополучного заведения, так как боялся, что опять могу нарваться на Колючего и вновь не удержать себя в руках. Ведь обида и злость на него у меня до сих пор оставались. После выхода с проходной я решил задержаться и, закурив сигарету, мысленно попрощаться с универом, которому я так или иначе посвятил практически лучшие годы своей жизни. Кто бы мог подумать, что все закончится именно так? Ни тебе выпускного, ни шампанского, ни поздравлений и празднований. Никаких улыбок сокурсников и преподавателей, сияющих от счастья, что спустили с конвейера обучения еще партию подающих надежду специалистов. Хотя в глубине души, наверное, все-таки понимающих, что подавляющее большинство этих специалистов – абсолютные бездари, которые ни на что не способны, и максимум, что им светит, так это работа каким-нибудь зачуханным продавцом-консультантом в магазине автозапчастей. Но по крайней мере у них будет выпускной и диплом о высшем образовании. Поймав себя на чувстве зависти, я выбросил бычок мимо урны и одиноко побрел восвояси под зимним свинцовым небом, роняющим тяжелые хлопья снега, которые тут же превращались в грязное месиво под ногами. Грязь… кругом одна грязь. И внутри, и снаружи…
После этих событий я больше практически не сталкивался со всеми этими людьми, которые так или иначе связывали меня с обучением в университете. Включая декана, Алису и Колючего. Наверное, об их дальнейшей судьбе стоит рассказать именно сейчас, так как в последующем повествовании речи о них идти больше не будет.
Итак, начну с декана. Не знаю, передал ли он те деньги, которые я оставил у методиста, но мне бы хотелось верить, что да. К тому же он производил впечатление надежного человека, которому можно доверять. На мой взгляд, у него все сложилось очень даже благополучно. Он отработал последний учебный год в нашем филиале после моего отчисления, и потом его подтянули в головной вуз на повышение. В принципе, этого следовало ожидать, так как он был энергичным и целеустремленным человеком. В столице ему выделили квартиру, и уже в конце следующего года он вместе со всей семьей, включая Алису, переехал жить туда. Больше я с ним никогда не встречался.
Что касается Алисы, то она тоже переехала жить на новое место вместе с отцом. Вроде как она снова сошлась со своим бойфрендом, который когда-то был моим конкурентом, о чем он, конечно же, не подозревал. По крайней мере, пацаны, которым я доставал кайф, говорили, что несколько раз видели ее с ним. И это вызывало у меня какую-то неприязнь. Скорее всего, потому, что чувствовал несправедливость по отношению к себе. Ведь получалось, что его она смогла простить за ту выходку в клубе, а меня нет. Пару раз я даже видел Алису в городе. Однажды, когда я ехал в маршрутке, увидел ее с подругой Аленой, а в другой раз увидел, как она вылезла из такси и пошла в торговый центр, куда я как раз тоже держал путь, чтобы приобрести новую обувь. Естественно, тогда я в магазин не пошел, чтобы случайно не увидеться с Алисой. Вскоре ее след затерялся, так как у нас не было общих знакомых.
Ну и на десерт поведаю о Колючем. Все-таки эту крысу настигла карма, и после ухода декана на новую должность его, к моей радости, отчислили из вуза буквально после следующей же сессии. Да, я не скрываю своего злорадства от этой прекрасной новости. Потому что мне действительно было очень больно от того, как он со мной поступил. И, пожалуй, после его предательства я впервые в жизни столкнулся с этим понятием. Хотя я, конечно, допускаю, что у него была своя правда, но мои чувства и мысли говорят о его вине и ответственности за кардинальные изменения в моей жизни на тот момент. Впоследствии мы несколько раз пересекались на улицах города, но ни разу даже не поздоровались, а просто проходили мимо друг друга как посторонние люди. Колючий после отчисления пошел работать в магазин строительных материалов продавцом-консультантом, а потом года через три женился на какой-то страхолюдине (коллеге по магазину), которая залетела от него на корпоративе по пьяни.
***
Дальше потянулись скучные дни, в которых я по большому счету ничего не делал. Ложился поздно ночью, а просыпался ближе к обеду. Иногда меня с утра будила мама, чтобы я шел искать себе работу. В такие дни я, раздражаясь, вставал и садился за компьютер, чтобы создать видимость того, что я ищу работу, а когда мама уходила, снова ложился спать. Все равно до Нового года оставалось совсем немного времени, и я решил, что сейчас нет смысла искать и устраиваться на работу. Да и кому хочется возиться перед праздниками с новым сотрудником и обучать его всем тонкостям ремесла. В общем, я рассказал себе, что в этом нет никакой необходимости. Жалко, что не смог еще и убедить в этом маму, которая каждый раз угрожала мне походом в клуб к руководству в ближайшие выходные. По сути, это и было единственной мотивацией для того, чтобы я поднялся с кровати.
