Ирина Леонидовна Касаткина
Улыбка Амура
− Ба, за урожай не переживай. Наташа закончит экзамены, и мы к тебе приедем на недельку. Сколько сможем, соберем. А остальное отдай соседям. Маму жалко. Если б знать, где она, я бы все бросила. Но где ее искать?
− Нет, внученька, ты должна о себе подумать. Тебе еще выучиться надо, профессию получить. Ну, пока, пойду тесто ставить. Приедешь, тогда все и обсудим.
Первое, что бросилось Насте в глаза, когда она вошла во двор, была несчастная порубанная машина. Она стояла на том же месте. Обмирая, Настя обошла вокруг нее. Потрогала пробитые топором дыры в кузове, отворила правую дверцу, села на переднее сидение и пошарила в пустом бардачке. Было жутко смотреть на разбитое переднее стекло. И сразу вспомнилось, как счастливы они были на море позапрошлым летом. Захотелось выскочить из машины и бежать, куда глаза глядят. Но она заставила себя сидеть на месте, чтобы принять нынешнюю реальность и примириться с ней.
− Вот, не знаем, что с ней делать, − услышала она бабушкин голос. − Столько места во дворе занимает. Хоть бы Олег распорядился. Как он?
− Поправляется. Буду в больнице, спрошу. Она на ходу?
− Наверно. Тут ее дождиком чуть было не намочило, так мы с дедом успели пленкой накрыть. Ничего, салон сухой остался. О, Господи, беда какая! Давеча сосед приходил, смотрел ее. Предложил продать ему, мол, он кузов да стекла поменяет и будет ездить. Может, так и поступить?
− Пусть папа решает. Думаю, он согласится.
Выбравшись из машины, Настя подошла к старой черешне. Ее длинные узловатые ветви провисли под тяжестью ягод, а самые нижние лежали прямо на земле. Такого изобилия ей еще не приходилось видеть. Черные, граненые, собранные в крупные гроздья ягоды блестели на солнце, всем видом призывая наполнить ладонь и отправить в рот, – что Настя немедленно и сделала. Рот наполнился ароматным соком, которому возрадовалась душа. И тотчас же она озаботилась: как справиться с этим богатством? Ведь через день-два все погибнет.
− Ба, я придумала! Давай насобираем несколько ведер и продадим? В городе черешня знаешь, какая дорогая! И деньги, и людям польза.
− Ой, да кто ж продавать-то будет? Мне не под силу. Да и не занималась я этим никогда.
− А я! Мы в Муроме позапрошлым летом столько грибов продали, − денег на бензин до дома хватило. Я тоже помогала продавать, − я смогу. Дедушка пусть подвезет меня на автобусную станцию, − там быстро все расхватают. Сегодня что насобираю, в подвал спустим, там холодно. И завтра с утра пособираю, а к вечеру отвезем и продадим, − это ведь не запрещается, если из своего сада.
− Да неудобно мне. Что люди скажут?
− А мне удобно. Что здесь плохого? Лишь бы дедушка согласился.
К Настиному облегчению дедушка Артур и сам об этом подумывал, да боялся, что вдруг прихватит сердце, − как тогда быть? А тут внучка согласна пособить, − вот и ладно! И он направился к сараю за корзинами.
На следующий день к вечеру у них стояли наготове десять корзин и ведер, полных отборной черешни. Все они в дедушкин «Запорожец» сразу не поместились, пришлось приезжать дважды. Едва дедушка с внучкой достали из машины первые корзины, как к ним выстроилась очередь. Брали, не торгуясь по целому ведру, − Настя едва успевала пересыпать ягоды в подставленные кульки и сумки. К концу торговли у нее едва разгибалась спина и болели руки, зато в плотно набитой сумке приятно шелестели купюры. Бабушка Зара даже заахала, всплеснув руками, когда Настя высыпала ее содержимое на стол: она и представить себе не могла, что черешня может стоить таких денег.
В последующие дни дед с внучкой распродали остатки черешни, оставив себе несколько корзин, и принялись за яблоки. Их бизнес процветал в течение целой недели. Все заработанные деньги старики отдали внучке, как та их ни отговаривала, − ей нужнее.
Глава 57. Наташкино поступление
Несколько раз Настя звонила подруге. Та сообщила, что все сдала на четверки и, вроде, должна пройти. От дачи взятки Наташкины родители отказались и теперь со страхом ожидали развития событий. К концу недели стало известно, что Наташкины баллы опять полупроходные, как и при поступлении в лицей. Оказалось, что целую группу каких-то целевиков с Кавказа зачислили со всеми тройками, из-за чего проходной балл резко повысился.
Наташка дико запаниковала. Она принялась умолять Настю, чтобы та срочно приехала, иначе она не доживет до завтрашнего утра, когда вывесят списки зачисленных. Мол, дома у всех похоронное настроение, и она не знает, куда деваться. Пришлось Насте все бросить и мчатся в город. Наташкину семью она застала в полной прострации.
− Я знала, что этим кончится, я чувствовала! − Белла Викторовна, заламывая руки, ходила взад-вперед по комнате. − Надо, надо было отдать деньги − черт с ними! Что теперь делать, куда бежать, кому давать? Никто со мной уже и разговаривать не станет!
− Но, Белла Викторовна, ведь еще ничего не известно. Может, завтра в списках будет Наташина фамилия? − Настя чувствовала себя кругом виноватой. Ведь это она посоветовала Наташкиным родителям не давать взятку.
− Нет! Нет, нет, нет! − покачала головой Наташкина мама. − Если бы зачислили, мне бы уже позвонили. Директор лицея обещала, у нее там знакомая в комиссии. Повлиять на зачисление она не могла, но узнать результат обещала.
Всю ночь никто из них не сомкнул глаз. Едва рассвело, подруги понеслись в институт, а заплаканная Белла Викторовна отправилась на работу. Наташа клятвенно пообещала матери немедленно позвонить, как только узнает результат.
Результат оказался неутешительным: Белоконевой в списках зачисленных не было.
Белая, как мел, Наталья вышла из института и бессильно прислонилась к стене. На Настю она не смотрела. Постояв немного, снова кинулась к спискам.
− Почему? − срывающимся голосом запричитала она, − Почему Кожухову и Ленскую с такими же баллами зачислили, а меня нет? Они же ни дня не работали, а у меня стаж почти год! Даже трудовая книжка есть, я же ее сдавала с документами. Мама! − закричала она в трубку. − Мама, приходи немедленно! Пойдем к ректору − я ему все выскажу!
− Предложили быть кандидатом, − сказала она Насте, когда они с матерью покинули кабинет ректора. − Это значит, без стипендии до конца семестра и на птичьих правах. Сказали, что зачислят лаборанткой, но зарплату получать не буду, − ее будут кому-то отдавать. Но иногда придется помыть лабораторную посуду и помочь с опытами. Если кого-то после зимней сессии отчислят, тогда меня примут. Да я на все согласна, но все равно дико обидно! Почему Таньку Кожухову зачислили? Она же постоянно уроки прогуливала и в сто раз хуже меня училась. Настя, где же справедливость?
− А ты бы сказала об этом ректору. Может, это чьи-то происки, а он не в курсе?
− Думаешь, я не сказала? Как в пустоту! Он будто не слышал! Сказал, что может предложить мне в порядке исключения этот вариант, учитывая заслуги моей мамы. И все.
− А Белла Викторовна что?
− Молчала, как рыба! Она при таком начальстве сразу немеет. «Главное, будешь учиться», − сказала. И ушла на работу.
− А вдруг они зимой никого не отчислят?
− Я сразу спросила об этом, а он говорит, мол, у кого по три двойки в сессию, отчисляют − каждый год по нескольку человек. Нет, Настя, как такое может быть? Эти две дуры гуляли, уроки пропускали, учились кое-как − и зачислены, а я нет. Не понимаю!
− Мне папа сказал, что мы живем в неправовом государстве. Мол, мы сами должны сделать его правовым. А они, взрослые, бессильны.
− Ага, сделаешь его, как же! Когда такие в кабинетах сидят! Ой, Маргарита Львовна! − И Наташка кинулась к нарядной женщине, спешившей в институт, − это была директор медицинского колледжа. Внимательно выслушав Наталью, она велела им стоять на месте и направилась в ректорат. Через полчаса вернулась.
− Все, Белоконева, тебя зачисли без всяких оговорок, − и директор поцеловала Наташку в щеку. − Поздравляю! Звони маме, скажи, что все в порядке.
− Ой, Маргарита Львовна, правда? − не поверила Наташка. − А что вы ему сказали?
− О, я много чего сказала! Сказала, что знаю про все их дела, и пообещала, что если тебя не зачислят без всяких фокусов, завтра в «Вечерке» эта история будет описана со всеми подробностями.
− А вы не спросили, почему все же зачислили этих двоих, а не меня? У меня ведь аттестат куда лучше, чем у Кожуховой и Ленской, и стаж есть.
− Да это же и так понятно! Нужен им твой стаж! Мама Кожуховой в Аптекоуправлении начальница, а папа Ленской в Администрации. Я вообще поражаюсь, как эти красотки столько баллов набрали. Ну, ничего, скоро эта лавочка закроется, будут принимать только сертификаты ЕГЭ. Тоже, конечно, не все будет чисто, но хоть не в таких масштабах. Ну, звони мамочке, а то она там вся испереживалась. Чуть не плакала в трубку.
Во время их разговора Настя не сводила глаз с Наташкиного лица: на нем, как на экране, отражалась вся гамма чувств, испытываемых подругой: надежда, гнев и безмерная радость. Когда директор закончила, Наташка, взвизгнув, повисла у нее на шее, одновременно плача и смеясь. Наконец, немного успокоившись, она набрала по мобильнику телефон матери. Сообщив той счастливую новость, подруга с тревогой в голосе снова обратилась к своей спасительнице:
− Мама спрашивает, а у вас не будут из-за меня неприятности? Говорит, что этот ректор всемогущ, у него такие связи − вплоть до Москвы.
− Прорвемся! − Директор погладила Наташку по голове. − Не дрейфь, девочка, все будет хорошо. Ты, главное, теперь старайся, не сбавляй темп. Будешь учиться, как в колледже, никто с тобой ничего не сделает: сюда последнее время поступает столько лодырей, что хорошие студенты на вес золота. И никаких мне благодарностей, − я твоей маме здоровьем обязана.
Она ушла. А подруги снова кинулись в вестибюль. Там они обнаружили в самом конце списка зачисленных приписанную от руки фамилию Белоконевой. Наташка снова взвизгнула и запрыгала на месте. Абитуриенты, чьи фамилии в списках отсутствовали, смотрели на нее с завистью и неприязнью − они видели, как дописывали ее фамилию.
− Идем отсюда, − потянула ее за руку Настя, − пока кто-нибудь не прицепился с расспросами. Пошли к тебе, перекусим да поедем за билетами. Я обещала помочь бабушке, там куча дел осталась. Может, и ты со мной?
− Теперь хоть на край света! − Наташка счастливо потянулась и зажмурилась. − Настя, неужели поступила? Боже, как я счастливая! Буду стараться, буду учиться изо всех сил, − вот увидишь!
− Не увижу. Мы ведь последний месяц вместе. Поработаем в лесу, а потом ты уедешь домой, а я в Питер. И когда снова увидимся, неизвестно.
− А ведь правда! − Наташка даже остановилась. − Настя, как же я буду без тебя? У меня, кроме родителей и тебя, никого нет. И Никита далеко. Как я буду одна?
− Подружишься еще с кем-нибудь. Туда Соколова поступила и тоже на педиатрический. Будешь с ней дружить.
− Да никогда! Соколова – ты что? Тебя мне никто не заменит! Но ты же хоть иногда будешь приезжать? Все-таки отец твой здесь, а может, и мама объявится.
− Не знаю. − Настя печально покачала головой. − Отцу я не очень нужна: у него теперь новая семья. А мама − не знаю. Наверно, я ей тоже не нужна, раз она меня бросила. Она сказала бабушке, что я не пропаду, что я уже взрослая.
− Настя, тебя очень любит Никита.
− Наташа, не будем об этом. Я… я не могу говорить на эту тему… мне невыносимо! Не будем, ладно?
− Все, молчу!
Они наскоро перекусили у Натальи, позвонили ее маме, что уезжают к Настиной бабушке и поехали на вокзал за билетами на московский поезд. Купили два плацкартных и с легким сердцем направились на автобус.
Глава 58. Конец лета
Вот и лето прошло – словно его и не было, думала Настя, укладывая пожитки в багажник дядиной машины. Они с Натальей еще раз проверили свой грибной домик, где прожили почти месяц, – не забыли ли чего, тепло попрощались с артельщиками, забрались в машину и покатили в Москву, где им предстояло надолго расстаться: Наталья возвращалась домой, а Настю ждал Петербург.
Время в лесу пролетело незаметно. Настя вначале опасалась, что подруга заскучает без телевизора и привычных удобств, но Наталья моментально освоилась, будто всю жизнь провела среди этих сосен и елок. Она быстро сдружилась со старенькой сборщицей грибов бабой Катей, знавшей все близлежащие леса, как свои пять пальцев. Баба Катя называла Наташку не иначе как внученькой и благоволила к ней со дня их приезда. Она проживала в деревне, где у нее был добротный дом, в котором, кроме нее жили кот Василий и пес Соколик − дворянской породы, но чрезвычайно смышленый. Муж бабы Кати умер два года назад от сердечного недуга, дочь давно вышла замуж и жила с мужем и двумя дочками во Владимире, наезжая к матери, в основном, за лесными дарами. Когда в широкой горнице бабы Кати Настя подошла к стене с фотографиями, ей стало понятно благоволение старушки к Наталье: ее дочь была, как две капли воды, похожа на Настину подружку. Из-за этого поразительного сходства баба Катя несколько дней выпытывала у Наташки сведения о ее ближних и дальних родственниках: все искала возможную родню. Но к глубокому разочарованию так и не нашла.
Поскольку приветливой старушке было далеко за семьдесят, огородные работы были ей не под силу, и потому картофельные грядки за домом так заросли сорняками, что чахлых кустиков картофеля среди них почти не было видно. Подружки быстро положили конец этому безобразию: все пропололи, вымыли в доме окна и навели порядок во дворе. Кроме картофеля, баба Катя ничего не выращивала и даже кур не имела, − на жизнь ей хватало пенсии и грибных денег.
В благодарность за помощь баба Катя угостила трудолюбивых девчат невиданным лакомством под названием «каймак». Оно изготавливалось из топленых пенок, сложенных в несколько слоев, − ничего вкуснее Настя в жизни не ела. Старушка показала подругам самые грибные места и неизменно сопровождала их в поисках лесных даров. Ежедневно они с Наташкой до отвала объедались ягодами на брусничных и голубичных полянах, благодаря чему их личики посвежели и приобрели здоровый румянец.
Следуя советам и подсказкам доброй старушки, Наташка быстро научилась разбираться в грибах, а Настя их и так прекрасно знала, − и потому девчата ежедневно перевыполняли план. При расчете им выдали на руки такие суммы, о которых они не могли и мечтать. Наташка от восторга даже запрыгала и расцеловала улыбчивого бригадира Трофима Матвеевича − к его великому удовольствию.
Дважды Насте звонили по мобильнику отец и бабушка. Отец сообщил, что на следующий день после его выписки из больницы у Ляльки начались схватки, − еле успели довезти до роддома, где она родила здорового мальчика весом в три с половиной килограмма и ростом пятьдесят два сантиметра. И поинтересовался у засопевшей Насти, как бы она предложила назвать братика. На что дочь, с трудом сдерживая ярость, процедила, что ей это глубоко безразлично. Отец на эти слова только тяжело вздохнул. Помолчав, он добавил, что машину продал тому армянину, а теперь у них новый опель, − деньги добавили Лялины родители в благодарность за внука. От этого сообщения у Насти так испортилось настроение, что она, еле процедив «поздравляю», немедленно вырубила сотовый, села под елкой и с наслаждением разревелась. Сидевшая рядом Наташка только сочувственно вздыхала. Слов утешения у нее не находилось: ведь она выросла рядом с этой семьей и хорошо помнила их лучшие дни.
Зарочка прокричала, что мать еще раз звонила, просила, чтобы о ней не беспокоились и не искали. Сказала, что домой никогда не вернется и из прежних вещей ей ничего не нужно. И что на днях вышлет нотариально заверенный отказ от прав на квартиру и имущество. От этих сообщений у Насти на душе немного отлегло: теперь можно хотя бы не думать о проблемах с квартирой, которую Нина сдала под офис заезжей строительной бригаде.
В общем, все складывалось более-менее благополучно, и потому Настя изо всех сил старалась не падать духом. Ведь она ничего не могла изменить. Взрослые и самые любимые люди, отец и мать, покинули свою дочку, и теперь ей предстояло самой заботиться о себе.
Но как ни старалась Настя спрятать глодавшую ее боль, выражение лица и редкая улыбка девушки говорили сами на себя. Из-за этого постоянно вокруг нее образовывался вакуум: ведь люди инстинктивно чувствуют несчастье, а поскольку оно заразительно, невольно отдаляются от его источника. Даже пес Соколик, мгновенно признавший Наташку, когда к нему обращалась Настя, поджимал хвост и сразу забирался в будку. Предложенную Настей конфету он вежливо съедал и тут же стремился удалиться, категорически отказываясь подать лапу, хотя Наташке давал любую из четырех.
Когда наступила середина августа, Настя совсем упала духом. Мысль о том, что с четырнадцатого по шестнадцатое числа этого месяца Вадим, возможно, будет ждать ее возле их Амура, как они когда-то договорились, едва не сводила ее с ума. Она ожесточенно гнала мысль прочь, убеждая себя, что все кончено, кончено навсегда, как не стыдно думать об этом! − но она возвращалась все снова и снова. Наташка всеми силами старалась отвлечь подругу от тягостных переживаний, но даже ей это было не под силу. Только лес с его приветливыми соснами и благодатной тишиной вносили в Настину душу некоторое умиротворение.
Наконец наступил день прощания с добрым лесом и людьми, к которым они так привязались. Теперь уже у Наташки настроение с самого утра стремительно портилось, − ведь скоро, очень скоро она должна расстаться с подругой, к которой так приросла, что дня не могла прожить без нее. Всю дорогу до столицы Наташка сидела туча тучей, изо всех сил стараясь не плакать, − но на перроне уже ревела белугой, вытирая ладонями обильно струившиеся слезы и некрасиво шмыгая носом. Настя с дядей утешали ее, как могли, и еле-еле затолкали в вагон, с трудом оторвав от подруги.
− Дай слово, что никогда не забудешь меня, что будешь вспоминать каждый день! − проорала Наташка, повиснув на ступеньке вагона. Разгневанная проводница все пыталась затащить ее в вагон, но та только отмахивалась. − Буду, буду! Конечно, буду! Иди в купе! − Настя со страхом наблюдала, как Наташка все вытягивала шею, стараясь подольше не упускать подругу из виду. Но вот поезд пошел быстрее, последний взмах руки − и Наташкин вагон, уносимый на юг мощным локомотивом, пропал из виду.
− Ну не надо так переживать! − подбадривал Юрий грустную племянницу. − Исполняется твоя мечта: ты будешь учиться в Петербурге, у тебя появится много новых друзей. А подруга − что тут поделаешь? Будете созваниваться, может, когда и повидаетесь, погостите друг у друга, − но судьба-то у каждой своя. Если ваша дружба настоящая, не потеряетесь. Сейчас заправимся и потихоньку покатим. Ты хоть знаешь, где в Питере твой университет располагается.
− Знаю, в Петергофе. Знаю даже, как туда проехать − от дома Наташи на метро, а потом маршруткой.
− О, Петергоф – красивейшее место! Кем же ты станешь, когда выучишься?
− Наверно, учительницей. Если с наукой не получится. Но я буду стараться. Мне профессор Туржанская, − она у нас математику в лицее преподавала, − дала рекомендательные письма к знакомым профессорам и даже к одному академику, чтобы они помогли мне определиться с научной темой уже на первом курсе.
− Значит, математиком решила заделаться?
− Нет, я займусь физикой. Туржанская сказала, что в ней более перспективные направления. Хочу попробовать заняться нанотехнологиями, − у них такое будущее!
− Что за зверь такой?
− Ой, дядя Юра, это так интересно! Нанотехнология − это создание механизмов размерами с молекулу. Когда-нибудь они изменят всю жизнь людей.
− Умничка ты наша! Ну, что ж, старайся, может, чего и добьешься. Эх, Натальин Юрка, племянник твой, даром, что старше тебя, тетки, а лодырь, каких поискать! Еле-еле на трояки тянется. Ему бы только по горам мотаться. Хотел быть геологом, так Наталья запихнула его в экономический, − вот мучается теперь с ним. Она тебе уже комнату приготовила. Нина договорилась, чтобы деньги за квартиру тебе переводили до востребования.
− Я их сразу сестре буду отдавать.
− Нет, Наталье ты будешь отдавать часть, а остальное себе оставляй. Ты молодая, тебе одеваться надо, и на всякие мелочи деньги нужны: на учебники или еще что. Ну, когда там продукты купишь, − договоритесь. Олег тоже обещал помогать по возможности.
− Да у него теперь ребенок и жена молодая, ему самому не хватать будет.
− Так у ее папаши денег немерено. Он же ферму держит − куркуль нераскулаченный. Эх, надо же, как все обернулось! Кто бы раньше сказал, не поверил бы.
− Маме еще до замужества цыганка нагадала, что отец ее бросит и женится на молодой. А мама только посмеялась над ее словами. Откуда они все знают − эти цыганки?
− Интуиция у них. Да проезжай, проезжай, я тебе не мешаю! − прокричал он отчаянно сигналившему «Жигуленку». − Две полосы, а ему места мало. Торопится сильно. А мы не торопимся, − доедем, не спеша. Поспешишь − людей насмешишь, верно говорю?
Глава 59. Университет
В Петербурге двоюродная сестра приготовила Насте сюрприз: богато накрытый праздничный стол с подарками. Настя и думать забыла про свое совершеннолетие, − кого теперь это может интересовать? Оказывается, нет, любящие родственники не забыли и даже подарки приготовили: джинсовый костюмчик и такую же сумку. А вечером позвонили отец, Наташка и бабушка − все поздравили ее с днем рождения и пожелали здоровья, отличной учебы и большого счастья в личной жизни. В ответ Настя только печально вздохнула.
Отец сообщил, что передал с Ниной деньги и что мальчика назвали Валериком. И выразил слабую надежду, что Настя когда-нибудь его полюбит: ведь малыш ей не чужой и ни в чем перед ней не виноват. Никогда! − мрачно подумала Настя, − Валерик, почти вареник, − тоже имя придумали! Зачем он мне все это говорит? − неужели не понимает, что делает мне больно. А может, хочет меня постепенно приучить к мысли, что обратного пути нет. Так я и не надеюсь. Она сухо поблагодарила отца и положила трубку.
Бабушка прокричала, что мать опять звонила, голос на удивление веселый, но где она обретается, не сообщила, сказала только, что теперь ей хорошо. А от подруги Настя услышала только одни охи да вздохи. Подарок − дорогую авторучку и красивую рамку со своей фотографией − та ей уже подарила перед расставанием и теперь только стенала да жаловалась на судьбу. А чего жаловаться? − поступила в свой ненаглядный мед, и братец, наконец, объявился. Похвасталась, что Никиту направляют в Москву, в Академию МВД, где перед ним открываются блестящие перспективы. Отец с матерью благополучно работают, и дома все в порядке. А по ночам под окном соловьи поют − чего жаловаться на жизнь? Поэтому Настя посоветовала подруге не мучиться дурью, а учиться изо всех сил, чтобы стать хорошим врачом.
На следующий день Настя отправилась в университет. Дорогу она знала, − ведь позапрошлым летом они с Вадимом там уже побывали. В деканате сообщили номер ее группы и поинтересовались, нуждается ли она в общежитии. Известие, что новоиспеченная студентка в жилье не нуждается, приняли с видимым облегчением: мест в общежитии не хватало, но медалистов обязаны были обеспечивать в первую очередь. Выдали зачетную книжку и посоветовали немедленно записаться в библиотеку, пока там нет столпотворения.
Нагрузившись учебниками, Настя поехала домой. Там выгрузила сумку и отправилась на почту за бабушкиными посылками, − квитанцию на них доставили сегодня утром. Получив три огромных коробки, Настя растерялась. Что с ними делать, ведь даже до такси ей их не дотащить. Наконец, сообразив, позвонила домой племяннику Юре. Тот, охотно согласился помочь «тете Насте», которая была моложе его. Примчался за вкусными коробками с приятелем и помог доставить их домой. Дома они проворно распаковали коробки и в один присест опустошили трехлитровый баллон с консервированными «синенькими», заедая их черным хлебом и постанывая от удовольствия.
Направляясь первого сентября в университет, Настя немного трусила. Но на первой же лекции быстро освоилась и успокоилась: в группе было всего восемнадцать человек и почти все приезжие. На лекции по математическому анализу читали уже знакомый Насте материал, − все это они учили с Туржанской на математическом кружке. Настя несколько раз удачно ответила на вопросы лектора и удостоилась его одобрительной улыбки. После лекции он подозвал Настю.
− Откуда вы, прелестное дитя? − поинтересовался лектор. − И кто вас так хорошо научил математике?
Настя назвала свой город и сказала, что ее учила профессор Туржанская − бывшая жительница Петербурга.
− Ольга Дмитриевна? − воскликнул преподаватель. − Положительно, мир тесен! Я с ней в аспирантуре учился. Как она поживает? Как ее дочь − уже, наверно, большая девушка?
− Хорошо. Ольга Дмитриевна у меня в лицее преподавала и посоветовала сюда поступать. − Настя, осмелев, совсем перестала дичиться. − А ее дочка тоже в этом году школу окончила. Знаю, что она собиралась у нас поступать в Политехнический институт. Наверно, поступила, ведь у нее золотая медаль.
− Ну, увидите или созвонитесь, передавайте от меня большой привет. Скажите, что ее бывший научный руководитель, академик Воронов, теперь проректор − ей будет приятно это услышать. Она когда-то была его любимицей. Да, как быстро летит время! Уже дочка Оленьки студентка. Ну, удачи вам, девушка! − И, сложив в папку конспект лекции, он удалился. А Настя поспешила на физику.
Но не все пошло гладко: с научной работой Настя никак не могла определиться. Когда она обратилось к профессорам, которых ей посоветовала Туржанская, те, сославшись на занятость, отказали. Оставался академик Воронов, но идти к нему Настя трусила. Такой занятый человек! − а тут какая-то первокурсница. Наконец, она решилась набрать номер Туржанской: может, та подскажет, к кому еще можно обратиться. Но к великому удивлению узнала, что в квартире Ольги Дмитриевны теперь проживают совсем другие люди, понятия не имевшие, куда девалась прежняя хозяйка.
Настя растерянно положила трубку. Значит, Ольга Дмитриевна там уже не живет? Она набрала номер деканата. Услышанное поразило ее еще больше: профессор Туржанская не вышла на работу, ее дочь не появилась в группе, − а главное, никому не известно их местопребывание.
Вот это да! − подумала Настя. Люди исчезли, и никто не знает, где они. Может, Димка Рокотов в курсе, он же с Леной Туржанской учился в одном классе, и у них была любовь. Уж он то, наверняка, знает. Но Димкиного телефона у Насти не было. Тогда она решила позвонить Ирочке Соколовой, − ведь та раньше училась с Димкой и всегда была в курсе всех событий.
− Тут такие дела! − закричала Ирочка в трубку услышав Настин вопрос, − просто, обалдеть! Короче, Димка Ленке изменил с какой-то девкой, наверно, потрахаться захотел. Это было в студенческом лагере, еще в начале августа. А бывший Ленкин ухажер Генка Гнилицкий, − она с ним дружила еще до Димки, − пронюхал про это дело и притащил Ленку полюбоваться на Димку с девкой. И после этого Ленка с матерью и тот самый ухажер Генка, − он за Ленкой еще с детского сада бегал и все мечтал ее с Димкой разбить, − так вот все они, просто, испарились! Исчезли. Димка чуть не рехнулся, − все бегал по их знакомым и в Адресном бюро ошивался, даже в розыск подавал. Бесполезно. В общем, он так пометался, а потом с горя скоропостижно женился на Маринке Башкатовой. Маринка теперь на седьмом небе от счастья! − она же по нему с самого начала сохла. И вот дождалась. А ты как? Как там Питер?
− Питер стоит, а я учусь. − сдержанно ответила Настя. − Наталью видишь?
− Конечно! Каждый день. Мы же с ней в одной группе, а ты что − не знала? И Танька Юдина тоже с нами. Наташка у нас первая по учебе − чувствуется твоя закалка.
− А как у тебя с Сашей Олениным? По-прежнему встречаетесь?
− С Сашей замечательно! Он… он, просто, солнце! Мы договорились, что через год поженимся. Мы бы и сейчас поженились, но предки против. Говорят: не раньше третьего курса. А то, мол, вам учеба в голову не полезет. Да я бы в сто раз лучше училась, если бы он был под боком. Я бы тогда не дергалась: где он, с кем он. Но им разве докажешь. Ладно, давай прощаться, − а то у тебя деньги на мобиле кончатся. Звони!
Ирочка отключилась, а Настя еще долго переживала услышанное. Значит, с Ольгой Дмитриевной теперь даже не посоветуешься. А ведь она сама предлагала помощь, говорила, что Настины успехи ей небезразличны. Как же теперь быть? И куда она могла подеваться? − если даже Адресное бюро не может ее найти. А вдруг с ней и дочкой что-то плохое случилось?
Что же делать? Может, все же обратиться к Воронову? Может, Борис Матвеевич что-нибудь о ней знает? Она же его бывшая любимая аспирантка. И у них по-прежнему остались общие научные интересы. Да, остается Воронов, больше не к кому.
Однако попасть к проректору Насте удалось не сразу. Только с третьей попытки она смогла записаться к нему на прием. Но, когда в назначенное время пришла в приемную, секретарь объявила, что Воронов улетел в Москву и будет не ранее, чем через десять дней. Делать нечего − пришлось ждать еще больше недели.
И все-таки она дождалась. Добрая секретарша позвонила ей на сотовый, − Настя предусмотрительно отставила той свой номер, − и сообщила, что Борис Матвеевич у себя в кабинете. И если Настя хочет к нему попасть, то сейчас самое время. Пришлось бросить очередь в библиотеке и нестись на второй этаж. Когда Настя робко вошла в кабинет проректора, Воронов, седой мужчина с пронзительным взглядом больших черных глаз, встал и вежливо пододвинул девушке стул, приглашая садиться. Настя назвала себя и нерешительно протянула ему письмо Туржанской. Увидев знакомую фамилию, Воронов заулыбался и даже как-то посветлел лицом. Прочитав послание, он пытливо взглянул на Настю:
− Значит, вы хотите заниматься наукой с первого курса? А не рано? Может, вначале втянетесь в учебу, вникните в теорию? Предметы у вас непростые, а первая сессия − сильный стресс.
− Но я справляюсь. − Настя изо всех сил старалась сдерживать волнение, хотя у нее внутри все дрожало. − Я уже почти все зачеты досрочно посдавала. Ольга Дмитриевна мне говорила, что она тоже начала заниматься наукой на первом курсе, и мне советовала так поступить.
− Да, эта девушка была весьма настойчива! − Воронов снова улыбнулся и ностальгически вздохнул. − Давненько это было. Хорошие были времена. Значит, она теперь вас вместо себя прислала. Чтобы я не заскучал.
− Она мне обещала помощь, а сама куда-то пропала. В нашем городе никто не знает, где она. Борис Матвеевич, может, вы знаете? − Настя с надеждой взглянула на академика.
