Ирина Леонидовна Касаткина
Улыбка Амура
В ежедневных поисках грибов незаметно пролетел июль. За этот месяц Настя отдохнула, окрепла и прилично подзаработала. Ей нравились вечерние посиделки у костра и неторопливые беседы с местными жителями, подрабатывавшими в артели. Они угощали ее густым деревенским молоком с ноздреватым хлебом собственной выпечки, рассказывали разные байки и никогда не лезли в душу с расспросами. Поэтому, когда за ними приехал Юрий, ей до слез было жаль покидать гостеприимный лес. Но делать было нечего: в Питере с нетерпением ожидала их приезда Наталья, у которой горела путевка в санаторий. Ее сын уехал с друзьями в горы, поэтому она хотела оставить квартиру на родителей: боялась квартирных воров.
До Питера добрались по главной трассе неспешно и без приключений. Заждавшаяся гостей Наталья накормила всех сытным обедом и засобиралась на вокзал, − ее поезд уходил через час. Отец предложил отвезти дочь на машине, чему та очень обрадовалась: не придется тащиться с чемоданом на метро. Настя попрощалась с сестрой и отпросилась прогуляться по городу. По Невскому она добрела до Медного всадника. Сквер рядом с ним был полон народу, слышалась разноязыкая речь, ряженые в Петра и Екатерину зазывали народ фотографироваться. Настя купила мороженое и села на скамейку. Петр вздыбил коня, давившего ядовитую гадину, пестрая толпа глазела на великую скульптуру, из недалекой Невы взлетали к небу разноцветные струи фонтанов. Настя почувствовала себя почти счастливой.
Доев мороженое, она еще долго сидела, бездумно разглядывая прохожих, − потом встала и побрела, самая не зная, куда. Ноги принесли ее на Дворцовую площадь, опомнилась уже у входа в Эрмитаж. Пойду, похожу по залам, зайду в любимый Малахитовый, решила она, − а что тут такого? И на Амурчика посмотрю, − может, он тоже по мне соскучился? Никакого Вадима там, конечно, нет, − он в Краснодарском крае. У него есть девушка − и это правильно. А мне он совсем не нужен, и иду я туда вовсе не из-за него.
Так она убеждала себя, поднимаясь по лестнице. Обходя знакомые залы, старалась не спешить, подолгу задерживаясь у старинных гобеленов. Но по мере приближения к крылатому малышу, ноги несли ее все быстрее и быстрее, и в заветный зал она влетела, едва не запыхавшись. Амур встретил ее привычной улыбкой, − рядом никого не было. Испытывая смесь облегчения с разочарованием, она приблизилась к статуе и долго стояла, разглядывая ее мельчайшие детали: лепестки розы у ног мальчика, его пухлые щечки и пальчики, колчан стрел. Невидимая аура любви, окружавшая статую, окутала и ее, − она погрузилась в немного странное для этого людного места состояние покоя и уединения. Проходившие мимо посетители задерживались взглядами на Насте с понимающей улыбкой, стараясь не потревожить ее углубленное созерцание.
− Какое прелестное дитя! − восхищенно произнес позади женский голос, − и, похоже, проказник немалый. Лет пять-шесть ему будет, как считаете?
− Нет, пожалуй, поменьше. Скорее три-четыре, − ответил мужской голос. Его звук заставил замереть, а затем бешено заколотиться Настино сердце. Она стремительно обернулась и едва не задохнулась от волнения: позади стоял Вадим, держа под руку седовласую даму, похожую на Алису Фрейдлих.
− Как считаете, девушка, годика четыре будет этому шалуну? − с затаенной улыбкой обратился он к Насте. Настя потрясенно молчала. − Думаю, девушка еще слишком юна, − отозвалась дама, сочувственно глядя на остолбеневшую Настю, − если у нее дома нет маленьких братцев или сестричек, вряд ли она на глазок определит возраст этого сорванца.
Настя продолжала молчать, глядя на Вадима широко раскрытыми глазами. Она понимала, что выглядит нелепо, но ничего не могла с собой поделать: комок в горле мешал ей произнести хоть слово. Молчание начало затягиваться. Наконец, вглядевшись в ее лицо, дама перевела взгляд на Вадима, что-то поняла и поспешно откланялась, поблагодарив молодого человека, любезно проводившего ее в этот зал.
− Здравствуй, Снегирек! Наконец-то я тебя дождался. Думал, уже не придешь. − Продолжая улыбаться, Вадим взял ее похолодевшую ладошку в свою руку. − Что же ты молчишь? Скажи что-нибудь. Может, ты не рада нашей встрече?
Испугавшись, что он и вправду так подумает, Настя отчаянно замотала головой. Наконец ей удалось проглотить комок. Глубоко вздохнув, она пролепетала:
− Очень! Я так хотела тебя увидеть! Вадим, пожалуйста, не исчезай больше.
− А вот этого я обещать не могу. Не получится не исчезать: у меня через три часа самолет. Но давай договоримся: если мы когда-нибудь потеряемся, − ведь жизнь так переменчива, вдруг уведет нас друг от друга далеко, − то с четырнадцатого по шестнадцатое августа будем ждать друг друга у нашего Амура. С двух до трех часов дня, хорошо?
− Самолет? О, нет! Нет, пожалуйста! − Насте почудилось, что вокруг потемнело. − Неужели ничего нельзя сделать?
− К сожалению. Лечу к отцу. Он просил меня приехать: тоскует очень. Знаешь, Никита завербовался к нему в часть, − будет служить под его началом, отец помог. Все будет легче узнавать, как он там.
− Не знаешь, что у них дома? Наташа говорила, их отец тяжело болен.
− Знаю. Родители в Москве, отец на обследовании. Наташа у родни в Воронеже. Они продали квартиру − из-за денег. Перебрались в двухкомнатную.
− Не представляю, как Белла Викторовна согласилась отпустить Никиту. Отличник − и вдруг бросить институт, пойти в армию. Неужели только из-за денег? Мог бы и дома подрабатывать.
− Нет, конечно, не только. Знаешь, он в наш институт больше не вернется. Никита принял решение после армии поступать в академию МВД, хочет стать юристом.
− Странно, Никита − и вдруг следователь. Он ведь технарь до мозга костей и мухи не обидит. Он даже детективами никогда не увлекался. Что на него нашло?
− А ты не догадываешься?
− Да? − Настя изумленно воззрилась на него. − Он что, отомстить хочет? За Наташу? Но кому?
− Всем им. Этим хозяевам жизни, − которым все можно и ничего за это не бывает. Он их смертельно ненавидит! За Наташу, за поломанную жизнь его семьи. Никита сейчас совсем другой − я иногда за него даже боюсь. Это хорошо, что он будет в армии какое-то время. Ему необходимо изменить обстановку. А с Наташей худо. Плачет и плачет. Нельзя было ее одну оставлять,− лучше бы с родителями поехала. Но в Москве жизнь очень дорогая.
Они вышли из Эрмитажа, пересекли Дворцовую площадь и направились к дому Вадима забрать его вещи перед отправкой в аэропорт. Вадим держал ее за руку, как маленькую девочку, − было невыразимо приятно чувствовать тепло его ладони. Искоса поглядывая на своего спутника, Настя, с замиранием сердца, отмечала, как он изменился за этот год. Раньше это был интеллигентный юноша, умный, тонкий и немного ироничный. Теперь рядом с ней шел молодой уверенный в себе мужчина, хорошо знающий, чего хочет от жизни. И которому она, Настя, явно нравилась. Как вести себя с ним, что можно, а чего нельзя? Как поступать, чтобы не потерять и себя, и его? От нахлынувших мыслей она испытывала лихорадочное волнение, − отвечала невпопад и пару раз споткнулась, после чего он взял ее под руку.
− Вот и мой дом. − Пройдя под высокой аркой, они вошли во двор, похожий на глубокий колодец. Подошли к металлической двери, Вадим набрал нужный код, дверь отворилась. На лифте поднялись на шестой этаж. Он отпер дверь своей квартиры и распахнул, пропуская ее. Войдя в длинный темный коридор, Настя остановилась в нерешительности. Вадим щелкнул выключателем, коридор осветился. Настя увидела высокое трюмо в узорной раме, которую поддерживали два пухлых амурчика, вырезанных со всеми анатомическими подробностями. Она подошла к зеркалу, испытывая состояние, близкое к панике.
Нужно взять себя в руки, думала она, всматриваясь в свое отражение, а то он еще подумает, что я его боюсь. Ничего я не боюсь, все нормально. Интересно, есть кто-нибудь в квартире? Ой, похоже, никого!
Они прошли в комнату с высокими потолками и большим камином − возле него стояли два глубоких кресла. Над камином Настя увидела портрет темноволосой дамы с большими бархатными глазами.
− Это мама в молодости, − сказал Вадим, заметив ее интерес. − Говорят, редкая была красавица. Садись, Настенька, отдохни, я быстро. Извини, что не угощаю тебя − даже чаю предложить некогда.
Он скрылся в соседней комнате. А Настя с облегчением вздохнула: ему некогда, значит, ничего экстраординарного не произойдет. Теперь она почувствовала острое сожаление, что он так быстро уезжает. Как было бы хорошо, если бы он побыл в Питере еще немного. Они бы гуляли по городу, она привыкла бы к нему, узнала его поближе. А теперь он уедет, и ей останутся только воспоминания. Ну, ничего, скоро она тоже вернется домой, и там они снова встретятся − какое счастье!
− Теперь ты меня проводишь до метро, и там мы простимся, − сказал Вадим, когда они вышли со двора. − Не стоит тебе ехать в аэропорт: это далеко, я буду волноваться, как ты доберешься обратно. Договорились?
− Ладно, − кивнула Настя. Ей стало грустно от мысли, что он так скоро исчезнет, и одновременно была приятна его забота. Они подошли к метро, он поставил на асфальт сумку, обнял ее и крепко прижал к себе, не обращая внимания на окружающих. Настя затрепетала.
− До свидания, Снегирек! − Он приподнял ее подбородок, наклонился и крепко поцеловал в губы. А потом подхватил сумку и исчез в толпе, рвущейся к эскалатору.
Настя долго стояла, пытаясь унять бешено колотившееся сердце. Его поцелуй, пронзительный, как укус, потряс все ее существо. Она почувствовала, что с этого мгновения девочка в ней умерла, − она стала взрослой. И неожиданно нестерпимая тоска от предстоящей разлуки схватила за горло.
Вот как бывает, когда любишь, − совсем не так, как тогда, с Борисом, − размышляла Настя, возвращаясь пешком домой. Она попыталась вызвать в памяти ощущение его губ, − но оно не получалось, ускользало. Тогда она представила себе то, о чем они с Наташкой говорили вполголоса, − что могло случиться у него дома, если бы он не торопился на самолет. Новая незнакомая боль пронзила ее откуда-то снизу вверх, − она замерла от изумления и неожиданности.
Эх, нет Наташки! − с сожалением подумала девушка, так хочется с кем-нибудь поговорить, спросить: что это, почему? Может, с тетей Ниной? Нет, еще папе скажет. Нет, папе она не скажет, а вот дяде Юре точно не утерпит, поделится − он ведь ее муж. А тот уж точно сообщит папе. А папа маме. Вот шуму будет! Нет, надо помалкивать, надо держать все это в себе. Вадим, зачем ты уехал? Поцеловал и исчез − как так можно? А мне теперь одной помирать с тоски и не знать, куда себя девать.
Дома она прошла в пустую комнату, легла на диван и закрыла глаза. И сразу в памяти возникло лицо Вадима, − как он посмотрел на нее перед поцелуем. Она снова испытала чувство страха и одновременно восторга, нахлынувшее на нее в тот момент. Делать ничего не хотелось: ни читать, ни куда-то идти, даже шевелиться. Хотелось только одного: увидеть Его. И почему я не поехала с ним в аэропорт, с сожалением подумала она, можно было побыть вместе еще часа два или даже больше − вот дура! Ведь до следующей встречи уйма дней − и чем их заполнить?
− Настенька, иди обедать, − позвала ее Нина.
− Не хочется, − отозвалась Настя, − можно, попозже? Я сама разогрею и уберу потом.
− Ты чем-то расстроена? − Тетя зашла в комнату, села в кресло и встревожено посмотрела на Настю. − Что случилась?
− Да нет, все в порядке. Просто, полежать захотелось. Сейчас встану.
− Да ты лежи, лежи. Не хочешь, не говори. Только я же вижу: ты ушла веселая, а вернулась сама не своя.
− А ты вспомни, что тебя в ее возрасте больше всего волновало. − Юрий тоже вошел и сел рядом с женой. − Любовь − ведь так? Девушке через неделю семнадцать − не может быть, чтобы не была влюблена. Дай-ка, я угадаю. Олег мне рассказывал, как они год назад возвращались из Питера с молодым человеком − его Вадимом, кажется, звали. Они встретили его в Эрмитаже. Ну-ка, признайся, племяшка, ты сегодня там была?
Настя молчала.
− Значит, была, − удовлетворенно кивнул дядя, − вот и вся причина. Или не встретились, или поссорились: одно из двух. Угадал?
− Одно из трех. − И Настя сердито отвернулась к стенке. − Я хочу подремать, извините.
− Тебе бы в следователи. − Нина встала, потянув мужа за рукав. − Идем, оставь ее в покое. Не горюй, детка, все образуется. Любовь − она как качели, то вверх, то вниз. Полюбят и тебя, никуда не денутся. Ты ведь у нас умница и красавица, − как такую не полюбить?
Они ушли. А Настя полежала-полежала и незаметно уснула − до самого вечера. Вечером встала, поужинала и до трех часов ночи смотрела телевизор. На экране раскованные девицы не старше ее самой, едва познакомившись с молодыми людьми, без малейшего стеснения сбрасывали одежду и оказывались с ними в постели. Неужели им ни капельки не стыдно? − размышляла девушка, ведь они это проделывают при всех. Даже если не по-настоящему.
− И что ты об этом думаешь? − вдруг услышала она вопрос Нины, − та незаметно приоткрыла дверь и некоторое время наблюдала за происходящим на экране.
− Омерзительно! − искренне вырвалось у Насти, с загоревшимся лицом нырнувшей под одеяло. Что теперь тетя Нина будет думать о ней? Скажет: вот развратница!
− Правда? − неожиданно обрадовалась та. − А то я уже стала думать, что вашему поколению нравится это свинство. Если б мои дети такое вытворяли, я б им ноги повыдирала! Но, похоже, нынешняя молодежь не видит тут ничего особенного. Да ты не тушуйся, смотри, если интересно. Это я так.
Но Настя уже выключила телевизор и притворилась спящей. Тетка еще немного постояла в дверях, − но видя, что племянница не склонна продолжать разговор, тихонько прикрыла дверь.
Последующие дни неторопливо текли унылой чередой, не принося никакой радости. Настя даже рассердилась на себя: ведь так мечтала о Питере, стремилась сюда. И вот он, Питер, рядом, наслаждайся, сколько хочешь, − а она изнывает от тоски.
Каждый день она обходила памятные места, где гуляла с Вадимом. Вспоминала, о чем они говорили, представляла, как они стояли, облокотившись о перила набережной, и смотрели на взлетавшие из воды фонтаны. Как он взял ее за руку возле своего дома, и как горяча была его рука. Как он поцеловал ее. Все дурные мысли, так мучившие ее прежде, куда-то испарились, − осталась только тянущая тоска. И очутившись в один прекрасный день у знакомого дома, она не выдержала: достала из кармана сотовый и набрала заветный номер, запечатлевшийся в ее памяти с первого раза. Но и на это раз неудачно: все тот же металлический голос стал нудно повторять: − «извините, абонент временно недоступен, абонент недоступен…».
− Чтоб ты скис! − мысленно пожелала голосу Настя, пряча сотовый. Подняла голову и вдруг увидела прямо перед собой билетные кассы. А чего я, собственно, торчу здесь? − внезапно пришла в голову мысль. Питером я уже насладилась. Поеду-ка домой, может, там смогу дозвониться.
И она решительно направилась за билетом.
Дядя с тетей молча выслушали ее и не стали отговаривать. Помогли собраться и проводили на вокзал. Лежа на верхней полке, Настя всю дорогу мысленно подгоняла еле плетущийся поезд, который останавливался едва ли на каждом полустанке. Когда миновали Москву, она, наконец, решилась. Достала мобильник и уже набрала половину его длинного номера, как вдруг внезапная мысль остановила ее. − Он ведь тоже мог бы позвонить тебе, − сказала мысль. − Но ведь не звонит. А если не звонит, значит, не скучает. Так зачем же ты навязываешься?
− Но, может, еще далеко и нет связи, − возразила она мысли. − Тогда тем более незачем, все равно не дозвонишься, − упорно твердила мысль. − Наберись терпения и жди. Если ты нужна ему, позвонит. А сама не смей! Имей гордость.
− Ладно, − согласилась Настя с мыслью. − Буду ждать. Не буду думать о плохом, не звонит, значит, не может. Наверно, у него сотовый сел, и негде зарядить. Или деньги на счету кончились, − да мало ли что могло помешать дозвониться. Может, там вообще связи нет, − горы все-таки. Правда, год назад он до отца дозвонился, − когда у нас колесо отвалилось. Но тогда мы были намного южнее.
Господи, до чего же хочется его увидеть или хотя бы услышать, просто, нет терпения! А чего я мучаюсь? − у меня же есть фотокарточка.
Она достала из сумочки снимок, сделанный питерским фотографом − на нем они с Вадимом, держась за руки, стояли на фоне Адмиралтейства и щурились на солнышке. Положила фотографию на подушку, легла на живот и уставилась на нее. И ей сразу стало легче. Тоска отпустила и появилась возможность жить дальше, даже есть захотелось. Принесли чай. Она достала сверток с пирожками и курицей, которым заботливо снабдила ее Нина, перекусила и, чтобы время прошло быстрее, завалилась на боковую.
За всю дорогу Вадим так и не позвонил. Ее поезд останавливался в их городе на десять минут и следовал дальше к морю. Может, и мне поехать до Адлера, вдруг подумала Настя. Грибных денег у меня хватит. А там до Вадима рукой подать. Вот он, наверно, обрадовался бы.
− А ты в этом уверена? − вернулась осторожная мысль. − Ведь до сих пор не позвонил, хотя уже, наверняка, связь есть. Может, он о тебе уже и думать забыл. Слезай-ка ты с поезда да ступай восвояси. Не навязывайся!
Она покорно взяла рюкзак, вышла на перрон и поехала домой.
Глава 39. Горькие известия
Дома было пусто и пыльно. Родители гостили у бабушки Зары: занимались заготовками на зиму. Настя прошлась с тряпкой по мебели, заглянула в холодильник, − его полки были голыми, видимо, Галчонок перед отъездом все подчистила. Она подошла к окну и долго бездумно стояла, глядя в раскаленное небо.
Раздалась трель телефонного звонка. Вздрогнув, она метнулась к нему.
− Настя, ты приехала? − В голосе Галчонка сквозило нетерпение. − Юрий звонил, что ты уехала.
− Мам, раз подняла трубку, значит, приехала. Воры вряд ли поднимут. − Настя усмехнулась. Только мама может такое спрашивать.
− Не остри! Езжай сюда немедленно, здесь столько работы! Крыжовник осыпается, и помидоры на земле лежат. У нас рук не хватает.
− Мам, я приеду. Но денька через два-три. Могут у меня быть свои планы? Крыжовник мы еще прошлогодний не съели.
− Какие еще планы? Пожалуйста, без глупостей! Нечего тебе там одной делать! Через неделю твой день рождения − бабушка с дедушкой подарков наготовили, ты ахнешь. Приезжай, не выдумывай.
− Да приеду, приеду! Через пару деньков. Хочу в лицей сбегать, посмотреть, что там новенького. Может, кого из наших увижу. Может, Лялечку встречу, она же в приемной комиссии. Интересно же, какой в этом году набор. В общем, хочу побыть немного дома. Деньги грибные у меня еще остались.
− Ладно, шут с тобой.
Она отключилась. Настя вздохнула, постояла перед пустым холодильником и собралась за продуктами. И тут заверещал мобильник. Трясущимися от волнения руками она стала расстегивать змейку на сумке, но ту, как назло, заело. Пока открывала, пока доставала из-под кульков, он замолчал. Вызывавший ее номер был незнаком. Настя подержала некоторое время телефон в руке, выжидающе глядя на него, но тот продолжал молчать. Но стоило сунуть его в карман, как завибрировал снова.
− Настя, это я. − Голос Наташки звучал еле слышно, как с другой планеты. − Ты где?
− Я дома. Только что приехала.
− Как хорошо! Насть, я тоже хочу домой. Здесь невмоготу. Тетка на меня уже волком смотрит: надоела я им всем до смерти. Своих проблем хватает, а тут еще я с закидонами. Ты никуда не уезжаешь?
− Дня через два к бабушке поеду, родители требуют помочь на огороде. А что?
− Может, побудем немного вместе, а? Мне так муторно! − просто, не знаю, куда деваться. Родители еще в Москве − отец, вроде, поправляется. А от Никиты ни слуху, ни духу. Хочу сегодня уехать, чтобы завтра быть дома.
− Конечно, приезжай! Хочешь, поедем вместе к нашим. Лишние руки не помешают.
− Да я бы поехала. Но ты же знаешь, как твоя мать ко мне относится.
− Господи, Наташа, что за ерунда? Приезжай, я тоже по тебе соскучилась. Побудем пару деньков в городе, а потом поедем к бабушке.
− Насть, у тебя деньги есть? Понимаешь, у меня только на дорогу. Я тебе потом отдам.
− Есть, есть! У меня куча денег от грибов осталась. Надо было тебе со мной ехать, − там на грибах озолотиться можно. Давай на следующий год поедем туда вместе? Там такая красота! Грибов море!
− Да я в них не разбираюсь. Еще наберу каких-нибудь поганок.
− Я научу. Поедем?
− Ладно. Ну, все, у меня деньги кончились. Так я зав…
Тут на полуслове ее телефон отключился. Но настроение у Насти немного поднялось. Все-таки будет хоть с кем поболтать, поделиться душевными переживаниями. Может, они дозвонятся до Никиты, а тот, может, знает что-нибудь о Вадиме. Скорее бы подруга приезжала.
И захлопнув дверь, она побежала в магазин.
Утром следующего дня Настя устремилась в институт. В лицее никого не было, дверь в преподавательскую была заперта. Настя подошла к списку прошедших конкурсный отбор и поразилась низкому проходному баллу по физике: он был почти вдвое ниже прошлогоднего. Да и математику новые лицеисты написали значительно хуже. Тяжеленько им придется, сочувственно подумала она. Постояла в надежде увидеть кого-нибудь из своих, но так и никого не увидев, направилась на второй этаж в приемную комиссию. Там на столе восседала Лялька в окружении орущей толпы новоявленных первокурсников. Она пыталась их перекричать, но безрезультатно.
Наконец, ей это надоело. Вскочив с ногами на стол, она изо всех сил оглушительно свистнула. Толпа от неожиданности смолкла.
− Все заткнулись и посмотрели на меня! − заорала Лялька. − Кто откроет рот, никуда не едет! Марш за дверь, и входить по одному с моего разрешения! Настя! Какое счастье! Тебя сам Бог послал! Иди, будешь записывать. На этом листе тех, кто на виноград, на этом − кто на помидоры. Я сказала: едут сорок человек! Кто не попадет, в список, остается в городе. Будут мыть окна в аудиториях. Нет, нет, сами разбирайтесь, кто за кем. И чтоб без драки!
Она усадила Настю за стол, выгнала толпу в коридор и, встав в дверях, стала впускать в приемную по одному. За час они управились со списками, правда, накричались до хрипоты и взмокли, но дело было сделано: все отъезжавшие отправились домой за вещами, остальные − в подсобку за тряпками и ведрами. Прибежавший под занавес комендант долго тряс Ляльке руку и благодарил за оперативную помощь, обещая золотые горы, как только представится такая возможность.
− Да ладно вам, Михайло Петрович! − досадливо отмахнулась Лялька, − мы бескорыстно. Знаем ваши материальные возможности. Мне поручили, − я сделала. Идем, подруга.
И она потащила Настю в буфет. Там скучавшая буфетчица бесплатно скормила им по котлете и стакану компота.
− Пойдем в сквер, поболтаем, − предложила Лялька, когда они вышли из института. − Какие у тебя ближайшие планы?
Настя рассказала, что ждет сегодня Наташку, а через пару дней собирается в деревню к родителям.
− Возьми меня с собой, а? Обожаю заготовки. А то домой так неохота. Там меня активно сватают за одного козла, а он мне даром не нужен.
− Не знаю, Ляль, − растерялась Настя. Одно дело Наташка, а другое − чужой человек. Неизвестно как отнесутся к этому бабушка с дедушкой. − Знаешь, я спрошу у наших, а потом тебе перезвоню.
− Ладно, не напрягайся. − Чуткая студентка мгновенно прочла ее мысли. − Я, может, с ребятами на виноградники подамся. Не переживай, я не обижаюсь. Просто, я по Галине Артуровне соскучилась. Передавай ей привет. Ну, пока, побегу за вещами, а то автобус через час.
Она унеслась. А Насте позвонила на мобильник Наташка: оказалось, что она уже ждет подругу под дверью. И Настя понеслась домой.
При виде ее Наташка не кинулась, как обычно, с визгом ей на шею, а продолжала, молча, стоять, прислонившись к стене, пока Настя отпирала дверь. Так же молчком прошла она в комнату и села на диван. Настя смотрела на подругу и не узнавала ее. В этой, даже не худой, а какой-то истощенной девушке, ничего не осталось от прежней беззаботной Наташки. В ее глазах таилась уже не боль, а безнадежное, безысходное отчаяние. Казалось, ее изнутри сжигает невидимое злое пламя. Сейчас она выглядела куда хуже, чем после выписки из больницы.
Настя долго глядела на подругу, не находя слов. Наконец Наташа разлепила спекшиеся губы. − Что ты так смотришь? − незнакомым низким голосом спросила она. − Не узнаешь?
− Наташенька! − умирая от жалости, только и смогла промолвить Настя. И заплакала.
− Настя, что мне делать? − Наташа смотрела на нее сухими, обведенными темными кругами глазами. − Я больше не могу жить. Не знаю, как объяснить. Но, понимаешь, совсем не могу. Ты ведь всегда была такая умная, всегда знала, что и как надо делать. Я уже и в церковь ходила, молилась, − не помогает. Сначала мне казалось: переживу. Забуду, и буду жить, как раньше. Не получилось. Каждую ночь просыпаюсь оттого, что меня душат. Или бьют по голове. Или насилуют. Скажи, что мне делать?
− А ты к врачам не обращалась?
− Врачам надо платить. Теперь за все надо платить. А у меня даже на валерьянку нет.
− У меня деньги есть, бери, сколько надо. Вот, выпей пару таблеток прямо сейчас. Может, тебе хоть чуть-чуть полегчает. Как твой папа?
− Говорят, поправляется. Они через неделю приезжают. Настя, можно я пока у тебя поживу? Дома одной так жутко!
− Конечно, живи! Только… я ведь через пару дней уезжаю к бабушке, ты же знаешь. Поехали со мной. Ну чего ты стесняешься?
− Нет, не поеду. Не хочу еще и твоим портить настроение. Давай я сейчас домой съезжу, наведу там слегка порядок, а вечером к тебе приду и останусь с ночевкой. Не возражаешь?
− Да делай, как хочешь! Ты бы поела, у меня обед есть. Будешь?
− Нет, я теперь мало ем. Ничего в горло не лезет. Побегу. Я позвоню, когда соберусь к тебе.
Надо что-то делать, подумала Настя после ее ухода. Наташка погибает. Вот ужас! Надо срочно что-то предпринять. Но что?
Схожу в больницу, вдруг решила она. Может, там знают, где найти Наташкиного психолога, что тогда ей помогла. Заплачу ей и расскажу про состояние подруги. Может, она что посоветует? Побегу прямо сейчас.
В больнице ей сразу повезло: первая же докторша в белом халате, встретившаяся возле регистратуры, оказалась тем самым психологом. Она сказала, что, конечно, помнит Наташеньку, и поинтересовалась ее самочувствием. А, выслушав Настю, заметно расстроилась.
− У Наташи острый психоз. Есть только один способ вывести ее из этого состояния, − сказала врач, сочувственно глядя на Настю, − ей нужны люди, которым еще хуже. Тысячи людей находятся в еще худшем положении: парализованные, слепые, калеки, беспомощные старики, больные дети. Вот если бы Наташе довелось пообщаться с кем-нибудь из них, она бы сразу изменила отношение к жизни.
− Может, ей поработать в больнице? − Настя вспомнила, с каким увлечением подруга относилась к дежурствам в детском отделении. − У нее есть опыт, и малыши ее любят.
− Очень хорошая мысль! Если нужно, я помогу. Нянечки всегда требуются, − а в детском отделении тем более. Что вы, не надо ничего! − Доктор решительно отодвинула Настину руку с купюрой и быстро ушла. Насте даже показалось, что она обиделась.
А еще говорят, что все врачи хапуги, возмущенно думала Настя по дороге домой. Совсем не все. Какая хорошая женщина − вся такая светлая! И как здорово она придумала. Надо Наташке сегодня же посоветовать идти в больницу, где ее уже знают. И денег подзаработает, и при деле будет, − все меньше всякие глупости будут лезть в голову. Может, оттает.
Наталья пришла уже в десятом часу вечера, когда Настя смотрела вечерние новости. От ужина она категорически отказалась, − сказала, что попила дома чаю и есть не хочет. А когда Настя принялась ее уговаривать съесть хоть немного жареного цыпленка с картошкой − ведь на кого похожа, одни кожа да кости, подруга призналась, что совсем не чувствует вкуса еды.
− Понимаешь, что ни ем, все безвкусное. Ни соленого, ни сладкого не чувствую. Жую, жую, пока проглочу, даже челюсти устают. Помнишь, как я любила пирожные? А сейчас смотреть на них не могу.
Настя испуганно слушала подругу. Почему-то вспомнился Дениска, − как тому тоже еда не лезла в горло. Да, Наташа больна, поняла она, надо срочно ее спасать. Ей нужно дело, которое захватило бы ее целиком, отвлекло от личных переживаний. Она не рассказала подруге о посещении больницы: побоялась, что та рассердится. Вдруг ей не хочется, чтоб о ее проблемах кто-то знал? Просто предложила Наташке поработать в детском отделении до начала учебного года, ей ведь очень нужны деньги. Та обрадовано согласилась, − только пожалела, что самой это не пришло в голову.
− Знаешь, почему Никита ушел в армию? − спросила Наташка, когда они уже лежали рядышком на разложенном диване. − Из-за меня. Ведь у нас теперь всего две комнаты. Отец с матерью в одной, а нам обоим куда? Вместе же в одной невозможно. Вот он и бросил институт.
− А когда вернется, как будете помещаться?
− Не вернется. Отслужит и уедет поступать на юридический куда-нибудь в другой город. Или пойдет в милицию, и будет учиться заочно, он еще не решил. Сказал, что будет снимать квартиру. Настя, ведь все из-за меня. Что я натворила! Меня убить мало!
− Наташа, зачем ты так говоришь? Просто тебе не повезло, что встретилась с такими подонками. С каждым может случиться. Ты посмотри, как тебя все любят! Вспомни, как тебя любили малыши в больнице, − сама рассказывала, как они ревели, когда ты уходила. А Вадим мне сказал, что Никита решил отомстить за тебя, потому и хочет идти в следователи.
− Может быть. Только, где ему с ними тягаться. И сколько времени пройдет, пока отслужит да выучится. Господи, хоть бы целым вернулся!
− Как же Белла Викторовна его отпустила? Помню, она так радовалась его поступлению.
− Знаешь, ни слова не сказала. Только заплакала. Отцу тогда так худо было, что она только им и занималась. Если бы не Москва, он бы умер. Как ты хорошо придумала насчет моей работы, просто нет слов! Я так тебе благодарна! Утром же побегу устраиваться.
Они помолчали. Насте очень хотелось спросить про Вадима − наверняка, Никита виделся с ним и что-нибудь сказал сестре. Но что-то ей помешало. Она чувствовала, что подруга все понимает, но почему-то молчит. И это ее остановило. Так и заснула, не спросив.
Утром Наташка унеслась в больницу, а Настя снова направилась в институт. Ляльки там уже не было, − и вообще никого из знакомых она не встретила. Побродила по этажам, почитала объявления и с пустым сердцем отправилась домой. Оттуда позвонила подруге на сотовый, узнала, что она уже в палате у грудничков, и предупредив ее, что уезжает, отправилась на автобусную станцию. Приехав к бабушке, с удивлением узнала, что отец только что срочно уехал в город, даже ее не дождался.
