Ирина Леонидовна Касаткина
Улыбка Амура
− Люди с тобой шутят, а ты сразу всерьез, − поспешно вставил отец. − Еще столько разного произойдет, пока лицей окончишь, чего загадывать. Как сложится, так сложится.
− Я хочу к Алисе, − заявил Славик, которому надоел этот неинтересный разговор. − Хочу красненьких ягодок. И кота.
− А кушать? Мы сейчас пойдем в столовую.
− Он у меня покушает, − заявила Алиса тоном, не допускающим возражений. − Мама соус вкусный сварила. И котлетки. Я и Настю приглашаю. А вас не приглашаю, потому что вас много.
− Как тебя родители одну отпускают, такую розовую? − удивленно спросила Галчонок. − А вдруг украдут?
− Меня не украдут. Мой папа самый главный шашлычник, его все знают. А бабушка деток принимает, она акушерка.
− А мама твоя кем работает?
− Мама работает папиной женой. И моей мамой. Она русская, а папа грузин. Поэтому я полукровка, так говорит дядя Вазген. Ну, идемте, а то я тоже кушать хочу.
И взяв за руки Настю и Славика, она потянула их за собой. К Настиному удивлению родители не стали возражать, − и с их молчаливого согласия они со Славиком отправились к Алисе в гости. Правда, оглянувшись, обнаружили, что взрослые следуют в отдалении, − видимо все же решили проводить их до места.
Мама Алисы, милая светловолосая женщина, радушно приняла гостей и сразу пригласила в садовую беседку, где уже был накрыт стол. И чего только не было на том столе! Столько вкусных вещей сразу Насте никогда не видела. Котлетки, фаршированные помидорчики, маринованные огурчики, баклажаны, запеченные с сыром, грибочки. А на закуску целое блюдо спелого инжира, тающего во рту. Она остро пожалела родителей, вынужденных обедать в невкусной и дорогой столовой. Сидя в беседке под свисающими виноградными кистями рядом с прелестными ребятишками, Настя почувствовала себя почти счастливой.
Потом они пошли осматривать дом. Алиса показала им свою комнату с видом на море. Там стояла разноцветная детская мебель, на стенах висели картины, от которых трудно было оторвать взгляд. Вот красавица Мальвина прижимает к себе Буратино, а тот, вытянув руку с золотым ключиком, показывает, что сейчас не до нежностей, а надо срочно куда-то бежать. Вот царевна обняла за шею улыбчивого Серого волка, а тот, свесив язык, мчит ее к прекрасному замку, сияющему в просвете между деревьями. А вот крылатые кони уносят сани со Снежной королевой и Каем в небо, а Герда из окошка тянет к ним руки, умоляя вернуться. На широком подоконнике стояла клетка с большим белым попугаем. При виде незнакомцев попугай, приподняв хохолок, потешно завопил «Что происходит? Что происходит?» И принялся шумно хлопать крыльями. Но маленькая хозяйка накрыла клетку большим клетчатым платком, и птица успокоилась.
Вдруг Алиса задернула тяжелые портьеры на окнах, и комната погрузилась в полную темноту. Потом включила яркую люстру и сразу выключила. И на глазах изумленной Насти потолок превратился в купол звездного неба. Иллюзия была полной: звездочки покрупнее казались близкими, помельче − отдаленными, они тихо мерцали, а между ними мелькали маленькие разноцветные кометы с яркими хвостами. В общем, это была не комната, а Страна чудес.
− Я под звездочками сплю, − важно сказала Алиса, раздвигая шторы. − Смотрю-смотрю на них, и не скучно засыпать. Мы со Славиком будем строить дом, − мне папа подарил такой конструктор со стенами и крышей. И с мебелью. А ты, если хочешь, посмотри на полке. Там много разных книжек и журналов.
Настя полистала журналы, потом спустилась в сад и долго ходила по дорожкам, любуясь красотой, созданной человеческими руками на крохотном клочке земли. Как сильно надо любить жизнь, думала она, и какой обладать фантазией, чтобы придумать все эти цветочные композиции, водопады, фонтанчики с лягушками и гномами. Как хорошо Алисе здесь расти, какой счастливой она выглядит! Конечно, вся эта роскошь стоит огромных денег, и не у всех папы главные шашлычники. Но пусть хоть кому-то будет хорошо, может, рядом с ними и другим станет теплее, как нам сегодня.
Они пробыли в гостях дотемна. Зашедшие вечером родители узрели идиллическую картину: Славик с Алисой, обнявшись, блаженствовали в гамаке, а Настя на скамеечке читала им сказку. Мальчик никак не желал уходить, все просился остаться у Алисы, бурно его поддерживавшей, − ему тоже хотелось поспать под звездным потолком. Но родители на это раз не пошли у него на поводу. Сказали, что соскучились и что завтра он с Алисой наиграется досыта. И сын без скандала подчинился.
На следующий день ветер не утих, и море раскачалось еще сильнее. Славик весь день провел у Алисы, а Настя с родителями все же отправились на пляж, − Галчонок надеялась, что, может, хоть ненадолго наступит затишье и можно будет поплавать. Но ее надеждам не суждено было сбыться. Огромные волны с грохотом ударялись о берег, налетая до середины пляжа, − редкие отдыхающие загорали на значительном удалении от воды. В полдень скучавшая под грибком Настя стала свидетельницей грозного природного явления: зарождения смерча. Из низкой тучи вырос опрокинутый черный конус и стал быстро удлиняться, а ему навстречу из воды поднялся конус поменьше, − вскоре они соединились, образовав извивающийся столб. Он стал быстро приближаться к берегу. Особо впечатлительные пляжники с визгом кинулись прочь.
− Без паники! − объявили из динамика. − Смерч не выйдет из воды, это может случиться только в устье реки. Отдыхайте спокойно, но в воду никому не заходить!
Из туч опустились еще два смерча поменьше, и вся тройка стала перемещаться в сторону Туапсе. Кажется, там есть речка, подумала Настя, не дай бог сейчас оказаться рядом. Вот страху натерпишься!
И ей впервые захотелось уехать.
− Настя, у тебя сотовый верещит! − крикнула мать. − Это Наталья.
− Настюха, привет! − услышала Настя радостный голос подруги. − А я в Сочи. Ой, как здорово, что я тебе дозвонилась! Как ты?
− Да ничего, − отозвалась Настя, − море вот только. Ни искупаться, ни поплавать. Сейчас целых три смерча наблюдаем.
− Мы тоже их видим. Как я по тебе соскучилась! Здесь такая тоска! Мамахен меня ни на шаг не отпускает. Куда пошла да зачем пошла. Скорее бы уж это море закончилось. Спасибо, что мобильник купили, хоть тебя услышала. Счастливый Никита, он там дома один, − что хочет, то и делает. Представляешь, уже студент! И Вадим поступил.
− Наташа, ты мне не звонила? А то кто-то мне звонил, когда мы к морю ехали. Какой-то незнакомый номер.
− Это, наверно, Вадим. Он у меня твой номер спрашивал. Наверняка, он. Ему отец мобильник привез.
− А чего он не отозвался?
− Наверно, не решился. Ты же с ним так себя повела. Позвони ему, он будет рад.
− Нет, не буду.
− Ну что тебе, трудно? Ему сейчас так хреново! Отец уехал, а мать, − ему кажется, что у нее крыша поехала. Заговаривается. Одна радость, что поступил.
− Наташа, что я ему скажу? Что сочувствую, уже говорила. А что еще? О чем говорить, не знаю.
− Ну, как хочешь. Вы долго пробудете на море?
− Если погода не утихомирится, то, может, завтра-послезавтра уедем. Что тут делать?
− А мне, представляешь, еще две недели здесь торчать. Такая тоска! Уж лучше бы дома осталась. Но мать меня разве оставит. И братец, гад, тоже заявил, что ни за что со мной не останется. Ну, я ему припомню! Как я к тебе хочу, ты не представляешь! Да разве маман отпустит.
− А ты попросись. Мои возражать не будут.
− Так вы же до Сочи ехать не собираетесь. А сама она меня ни за что к вам не повезет и одну не пустит. Нет, об этом можно и не мечтать. Ну, пока, я тебе потом еще позвоню.
И она отключилась. А Настя еще долго держала мобильник в руке, улыбаясь сама не зная чему.
− Что она тебе наговорила? − поинтересовалась Галчонок. − Как там Никита − поступил?
− Поступил. И Вадим тоже. Пап, может, мы съездим в Сочи, заберем ее? А то она там от скуки помирает.
− Нет, дочка, в Сочи я не поеду. Там такие серпантины! Не рискну. Да и денег у нас в обрез.
− Если завтра ветер не угомонится, уезжаем, − заявила мать. − Мне это надоело. Поехали на север.
На том и порешили. А ночью разразилась давно назревавшая гроза. Да такая, какой Насте еще не доводилось видеть и слышать. Среди ночи ее разбудил чудовищный раскат грома, затем ослепительно полыхнула молния. Было слышно, как заплакал в соседней комнате Славик. Молнии непрерывно озаряли комнату, и раскаты следовали один за другим несколько часов подряд. Потом упал сплошной стеной ливень и шумел до самого утра. А утром разом все кончилось: ветер стих, дождь прекратился, облака ушли за горы и засияло солнце, миллиардами своих собратьев отражаясь в каплях воды на листьях и траве. И море утихло.
И тогда Галчонок, что называется, дорвалась. Опасаясь, что эта благодать задержится ненадолго, она весь день не вылезала из воды. Даже отказалась от кафе, заявив, что ей достаточно хачапури и фруктов, которые носили по пляжу загорелые до черноты продавцы. В итоге ее кожа стала красной, как помидор, и даже слегка облезла.
А ночью у нее поднялась температура, и вся спина покрылась волдырями. Несчастная Галчонок лежала на животе и плакала от боли и обиды. Как же: из трех дней она только один раз накупалась вдоволь! − и вот, пожалуйста, сгорела. Она так стонала, что отец собрался вызвать «Скорую». Но Галчонок резко воспротивилась этому, самокритично заявив, что не дело из-за всяких идиоток гонять людей среди ночи. И тут Настя вспомнила про мазь, подаренную Вадимом, − она ее предусмотрительно захватила на всякий случай. И вот этот случай настал. Она помазала не очень сопротивлявшейся матери самый воспаленный участок спины, и боль утихла.
− Не болит! − изумилась Галчонок. − Мажь всю!
Через полчаса жар спал, а еще через час все крепко спали. Утром Галчонок встала, как ни в чем не бывало, и объявила, что снова отправляется на море. Но отец, молча сняв с веревки купальники, кинул их в чемодан и заявил, что с него моря достаточно. У них осталось на все про все меньше двух недель, − а ведь надо еще доехать до Питера и вернуться к началу занятий, да при этом посетить родственников в Муроме. А от них тоже сразу не уедешь, надо побыть в гостях хоть пару дней, иначе обиды не оберешься. Поэтому завтракаем, укладываемся − и в путь.
− Ну, хоть на пол часика! − одновременно взмолились мама с дочкой. − Клянемся не загорать, только окунемся!
− Знаю я ваши пол часика! Галина как уплывет, ее по всему морю не сыщешь! Собирайтесь! − И сердитый отец отправился за машиной.
− Настя, хватай купальники и тикаем! − скомандовала мать.
− А завтракать? Я есть хочу.
− На море перекусим.
− А ты представляешь, как он разозлится?
− Ну, разозлится, ну и что? Позлится и перестанет. Зато еще хоть окунемся. Иначе я буду страдать всю дорогу.
− А твоя спина?
− Плевать! Почти прошла. Бежим, а то он, кажется, уже едет.
Они, крадучись, выбрались из домика, и, прячась за деревьями, удрали. На пляже мгновенно переоделись, и, бросив одежду рядом с родителями Славика, ринулись в море.
Вдоволь наплававшись и нанырявшись, мама с дочкой повернули к берегу, стараясь не думать о том, что их ждет. По своим подсчетам они провели в воде те самые пол часика, что и обещали папочке. Уже выходя на берег, услышали оглушительный детский рев − на весь пляж. Ревел Славик. Ревел так безутешно и самозабвенно, что просто невозможно было пройти мимо и оставить его в таком великом горе. Оказалось, что отправляясь с Алисой ловить крабиков, он закопал свою новую машинку в песок, чтобы ее никто не утянул. И забыл где. И теперь требовал перерыть весь пляж, но непременно ее найти. Никакие обещания купить ему две таких же положительного результата не дали, − ему была нужна только та, любимая.
В поиски пропавшего сокровища включился весь пляж. Даже отец, полный негодования на своих дам, не смог удержаться и тоже принялся копать песок извлеченной из багажника лопатой. Правда, при этом приговаривал, что этот дурдом ему до смерти надоел и лучше бы он взял путевку в Домбай. Искали долго, но безуспешно. Эти поиски временно отвлекли грозу от наших купальщиц, − правда, ненадолго. Когда оравшего Славика родители спешно унесли с пляжа, так и не попрощавшись, как следует, с соседями, отец грозно заявил, что дает им на все сборы десять минут. В противном случае, уезжает сам, а они пусть добираются домой на поезде. Испугавшись такой угрозы, дамы спешно покидали свои манатки в чемодан, − и семейство, наконец, тронулось в обратный путь.
Глава 17. Поездка в Москву
− Как поедем? − осторожно спросила Настя. − Может, по какому-нибудь другому маршруту? Так интереснее. А домой будем заезжать?
− Обязательно, − отозвался отец, сосредоточенно глядя на дорогу. − Денег мало осталось, боюсь, не хватит. Придется занять. Как думаешь, Галина, твои дадут?
− Дадут. − Мать не засомневалась ни на секунду в щедрости родителей. − Они сами предлагали. И Настасье на подарок ко дню рождения, и нам на дорогу. Зря я отказалась, думала, своих хватит.
− Едем старым маршрутом, − решил отец. − Он нам уже знаком, а времени в обрез. Да и бензин дико дорогой − не разгуляешься.
Обратная дорога показалась на удивление короткой. Доехали быстро и без приключений. Обрадованные дедушка с бабушкой надавали им в дорогу всяких вкусных вещей и все горевали, что не смогут вместе отпраздновать шестнадцатилетие любимой внучки, наступавшее через неделю, − когда наши путешественники планировали быть уже в Муроме у родственников отца. Заехав домой, убедились, что там все в порядке, и с легким сердцем пустились в дальнейший путь.
Теперь отец был предельно внимателен, да и Настя, натренировавшись, следила за знаками. И все-таки они опять чуть не влипли, − сразу за Новочеркасском. Когда проскочили мимо этого небольшого городка, перед путешественниками открылась обманчиво ровная до самого горизонта пустая трасса, − и они весело по ней понеслись. Догнали неспешно кативший «Москвич», и только отец собрался перестраиваться для обгона, как навстречу словно из-под земли, вынырнула черная «Волга», вихрем просвистев мимо.
− Господи, откуда она взялась? − Перепуганный отец лихорадочно вывернул руль, возвращаясь на свою полосу. И тут же начался крутой спуск в глубокую ложбину.
− Настя, ты видела знак? − Руки отца, вцепившиеся в руль, побелели от напряжения.
− Нет, пап, − призналась дочь. − Наверно, прозевала.
− Я тоже не заметил. Неужели его не было?
− Был какой-то знак, но я не вглядывалась, − вмешалась мать. − Езжай помедленнее, ты видишь, какая трасса. Не дорога, а стиральная доска: вверх-вниз, вверх-вниз. У меня до сих пор все поджилки трясутся.
Отец внял ее словам и существенно сбросил скорость. Теперь они ехали, не превышая девяноста. Трасса, действительно, преподносила сюрприз за сюрпризом. Встречные машины то и дело выскакивали из-под земли, − вершины холмов в перспективе сливались, создавая полное впечатление ровной трассы. Далеко не все водители встречных легковушек были дисциплинированными − некоторые шли на обгон почти у вершины холма, внезапно появляясь на чужой полосе, из-за чего отцу дважды пришлось резко уходить на обочину.
− Ну, козел! − не выдержав, выругался он, когда очередной лихач выскочил у него прямо перед носом. − Каким же надо быть кретином, чтобы так ездить! Смерти не боится, что ли? И как только таким права дают?
− Да кто там их дает! − Галчонок сидела, как на иголках. − Говорят, нынче права можно купить только так! Были бы денежки. Олег, умоляю, езжай помедленнее. Ты видишь, что на трассе творится − как на центральной улице в час пик. Того и гляди вляпаемся.
Дорога, действительно, теперь была забита машинами. Наши путешественники нудно тянулись за целой колонной легковушек, возглавлял которую неторопливый комбайн, загородивший своим широким плугом почти половину дороги. Его водитель невозмутимо сидел в своей высокой кабине, совершенно не реагируя на километровый хвост у него за спиной.
− Ему же тоже надо ехать, − Настя тихонько погладила кипевшего папу по рукаву. − Ну, что ты так нервничаешь? Все не могут быть классными водителями. Тебе бы радоваться, что некоторые ездят хуже тебя. Разве хорошо, если б ты ездил хуже всех?
− Ты бы помолчала, − сквозь зубы процедил отец, − не зуди под ухом. Лучше за знаками следи.
И он резко крутанул руль, уходя от пошедшего на обгон «Москвича», своим боком едва не снесшего их левое зеркало. Они выскочили на обочину, − и их «Жигуленок» резко качнуло вправо. Высокие стебли травы, обманчиво возвышавшиеся над обочиной, оказывается, росли на склоне кювета. Правое переднее колесо машины повисло в воздухе.
− Все на левый борт, − резко скомандовал отец. − И не шевелиться. Иначе кувыркнемся.
Галчонок прижалась к левой двери, а Настя − к папочке, и они замерли. Машина снова встала горизонтально. Но было ясно, что это равновесие неустойчиво, − стоит шевельнуться, и они пойдут кувыркаться под откос.
Проносившиеся мимо машины сочувственно гудели, но никто не пытался помочь. Когда отец осторожно открыл со своей стороны дверцу и попытался выглянуть, машина угрожающе качнулась. Мама с дочкой дружно завизжали.
Помощь пришла неожиданно, когда они почти отчаялись. Внезапно рядом остановилась свадебная «Волга», украшенная шарами и лентами. Из нее выскочили жених с невестой и их друзья. Они споро прицепили «Жигуленка» к своей машине и оттащили незадачливых путешественников подальше от опасного места. А потом быстро попрыгали в «Волгу» и укатили, даже не оглянувшись на прощание.
− Спасены и на этот раз, − констатировал отец. − Слава богу, свет не без добрых людей! Интересно, как долго нам будет везти.
− Везет тем, кто умеет везти, − мрачно отозвалась мать. − Следи за дорогой. Эта колымага, кажется, сворачивает. Сейчас все понесутся, как угорелые.
Действительно, комбайн, свернув вправо, съехал на грунтовую дорогу, тянувшуюся к лесополосе. Легковушки обрадовано понеслись по освободившемуся шоссе, но отец дисциплинированно не превышал разрешенные девяносто. Его дамы скучающе разглядывали однообразный пейзаж: в основном пахотные поля, расчерченные тянувшимися к горизонту лесополосами. Время от времени мимо них со свистом проносились иномарки, их пассажиры насмешливо поглядывали на неторопливо плетущуюся по пустому шоссе «копейку». Но наученный горьким опытом отец на это уже не реагировал.
− Тише едешь, дальше будешь, − мудро изрек он, проводив взглядом очередной «Мерседес», битком набитый людьми. − Не спеши, а то успеешь.
И оказался страшно прав.
Примерно через полчаса далеко впереди что-то блеснуло, − и сразу над дорогой поднялся густой столб черного дыма. Жуткое зрелище, вскоре открывшееся глазам, надолго врезалось им в память. Прямо посреди шоссе пылал знакомый «Мерседес». В пламени, ярко освещавшем его салон, корчились темные силуэты. Нестерпимый жар охватил наших путешественников, едва они попытались приблизиться на десяток метров. Отец инстинктивно нажал на тормоз.
− Олег, ты куда? − завопила Галчонок, видя, что тот намеривается открыть дверцу. − Мы сейчас загоримся! Сдавай назад!
− Там же люди, люди! − кричал отец, пытаясь освободиться от вцепившейся в его пиджак жены. − Может, они еще живы?
− Папочка, горячо! − взмолилась Настя. − Мы сейчас сами вспыхнем! Не надо!
Отец, наконец, опомнился. Действительно, корпус их «Жигулей» угрожающе нагрелся.
− Открывайте двери и выходите! − велел он. − И отбегайте подальше. Я попробую сдать назад. − И, стараясь не смотреть на костер, взялся за ручник.
Из остановившихся автомобилей, выскочили люди и тоже с ужасом глядели на происходящее. Было ясно, что никакой огнетушитель не в состоянии справится с таким пламенем. Причина трагедии возвышалась прямо над горевшей легковушкой, − встречный трактор, непонятно как оказавшийся на чужой полосе. Его кабина была пуста: виновник происшествия, молодой парень, сидел на обочине, обхватив голову руками, и тихо скулил.
Наконец, вдали показалась машина ГАИ с мигалкой. Объехав по широкой дуге горящий «Мерседес», милиционеры проверили у всех документы, переписали номера свидетелей и забрали с собой тракториста, сообщив, что пришлют пожарных. В полном молчании все расселись по машинам и разъехались, стараясь не смотреть в сторону догоравшей иномарки. Остальную часть пути Снегиревы почти не разговаривали. Потрясение было столь велико, что любые слова казались кощунственными. В салоне еще долго ощущался запах гари, и в горле першило. Давно прошло время обеда, но о еде никто и не вспоминал.
К Воронежу подъехали затемно. Увидели знак кемпинга, свернули с трассы и направились к деревянным домикам, обещавшим желанный отдых. Ужинать никто не захотел, − попили чаю и улеглись. И долго лежали, молча, мысленно переживая увиденное.
Какая ужасная смерть, какие муки испытали эти люди! − думала Настя, с содроганием вспоминая корчившиеся в пламени силуэты. Она помнила, как совсем недавно коснулась пальцем днища раскаленного утюга, − хотела проверить, достаточно ли он нагрелся, а поплевать на палец поленилась. И как руку пронзила нестерпимая боль. Потом ей вспомнилась та боль − от ножа, заставившая ее провалиться в небытие. Правда, испытывала она ее недолго, но какая это была мука!
Хорошо, если они сразу потеряли сознание, как я тогда, думала она, сострадая. А если все, всю боль − в полной мере? Вот ужас!
И она даже застонала.
− Что с тобой? − встрепенулись оба родителя. − Где болит?
− Да нет, ничего, − отозвалась Настя. − Просто, представила себе тех несчастных. Как им было больно. Даже у самой заболело.
− А ты не представляй! − раздраженно прикрикнула мать. − Не принимай на себя чужую боль, пока сама не свихнулась. В мире каждую секунду происходят трагедии, так что, за всех переживать? Никаких нервов не хватит!
− Может, дальше не поедем? − помолчав, спросила Настя. − Как теперь радоваться жизни − после такого? Всю дорогу буду об этом думать, мысли ведь не прогонишь.
− А ты не думай! − Теперь из темноты послышался голос отца. − Чужая беда − конечно, беда, но все-таки она чужая − не надо погружаться в нее целиком. У тебя в жизни тоже будут беды, вот тогда и страдай в полной мере. Мы едем дальше. Завтра нас ждут новые приключения, они заслонят старые. Жизнь − зебра полосатая, было плохое, будет и хорошее, его и жди.
Глава 18. Московские впечатления
− В Москву не заезжаем, − напомнил отец, когда они на следующий день приблизились к столице. − Ставим машину на стоянку за Кольцевой − и на метро.
− С вещами по Москве! − негодующе воскликнула Галчонок. − Может, по Кольцевой потихоньку доберемся до Рублевского шоссе? А там до Лариски рукой подать.
Лариска Волкова была закадычной подружкой матери, − они вместе учились с первого класса в школе и окончили один и тот же институт. Потом Лариска выскочила замуж за москвича, стала Семеновой и переехала в столицу, но подруги постоянно перезванивались и почти каждый год ездили друг к другу в гости. Лариска была прехорошенькой синеглазой шатенкой, смуглой и румяной. Галчонок вначале даже ревновала к ней своего благоверного, пока не убедилась, что Олег на Ларискино кокетничанье никак не реагирует. Но это было еще до Ларискиного замужества. На пятом курсе Лариске удалось влюбить в себя до потери сознания капитана милиции, с которым она познакомилась на отдыхе в Сочи. Капитан там же предложил ей руку и сердце и сразу после выпускного бала увез в столицу, где проживал в двухкомнатной квартире вместе со старенькой мамой. Мама вскоре тихо умерла, зато родилась дочь Катька − копия Лариски и такая же вертихвостка. Чуть ли не с первого класса ей постоянно звонили мальчики, которыми она вертела, как хотела. Лариска частенько жаловалась Галчонку на дочь и все спрашивала совета как ее воспитывать, чтобы она росла такой же серьезной, как Настя.
− Драть! − убежденно восклицал Ларискин муж, слушая эти разговоры. − Драть каждое утро вместо гимнастики, пока не поумнеет! А ты ей только задницу лижешь да во всем потакаешь. Девке всего тринадцать, а одевается, − позор один! Пузо голое, юбка по самое не могу! Всю зиму без шапки ходит − это в московские-то морозы! Сопли текут, кашляет, как чахоточная, но фасон важнее!
− Дери! − легко соглашалась Лариска. − Дери, а я посмотрю, как это у тебя получится. А то только указывать можешь. Вон Галина свою никогда пальцем не трогала, а какую умницу вырастила.
− Ты не Галина, да и я не Олег, − вздыхал муж. − Они же педагоги. А мы с тобой кто? Ты же в школу идти не захотела, в гостинице приткнулась. А я только жуликов ловлю.
Несмотря на подобные перепалки, Ларискина семья была дружной и гостеприимной. Ларискиному мужу очень нравился Олег своей рассудительностью, обширными знаниями обо всем на свете и покладистым характером. А сама Лариска в мужа Галчонка была тайно влюблена − еще со студенческих лет. Правда, влюблена платонически, поскольку женатые мужики становились для нее среднего рода. Как-то Олег признался Галчонку, что Лариска единственная из ее подруг, которая не стремилась с ним переспать. Остальные вскоре после знакомства принимались делать недвусмысленные намеки, иные весьма настойчиво. − Мне сначала даже было обидно, − смеялся Олег, − все твои на меня сходу западали, а она одна нет.
Ларискино семейство всегда радовалось приезду Снегиревых, освобождало им комнату, а Катька перебиралась спать на диван в просторную кухню. В этот раз Галчонок заранее позвонила Семеновым, что собирается всем семейством в гости. Только не сказала, что они едут на машине, хотела сделать подруге сюрприз. И вот теперь из-за трусости супруга им придется тащиться через всю Москву с чемоданами в руках.
Но вот и Кольцевая. Покрутившись по автомобильной развязке, они остановились возле заправки на Варшавском шоссе. Папочка вступил в переговоры с заправщиком − разбитным парнем с плутовато-приветливой физиономией, а Галчонок принялась звонить по сотовому москвичам. И сразу попала на Анатолия − Ларискиного мужа.
− Чего Олег выдумывает! − загудел в трубку теперь уже полковник Семенов. − Стойте на месте, никуда не дергайтесь, я сам за вами приеду. Таскаться с узлами по метро, − только ему могло такое взбрести в голову! Поставим вашу машину в гараж, а я свою оставлю на работе, − у меня теперь служебная.
Через полчаса Анатолий за рулем «Жигуленка» бойко гнал по московским улицам в Рублево, где неподалеку от метро «Молодежная» находилась его «свечка». После шумных объятий и поцелуев оба семейства уселись за длинный кухонный стол, и проголодавшиеся Снегиревы жадно набросились на Ларискину солянку. По окончании трапезы Анатолий повел Олега в гараж обсудить наболевшие водительские проблемы. Поскольку оба изрядно приняли на грудь, было решено сегодня никуда больше не выезжать. Галчонок с Лариской уединились на кухне, где за мытьем посуды принялись обсуждать события последних месяцев, а Катька, выпросив у отца деньжат «на мороженое», предложила Насте прогуляться по городу. Настя не стала возражать, и они направились к метро.
− Давай прошвырнемся по Арбату, там так прикольно! Музыканты разные и торгаши всякие прибамбасы толкают, − предложила Катька. − Кстати, у тебя бабло есть?
− Ты о деньгах? − уточнила Настя. − Есть немного.
− Сколько?
− Пятьдесят рублей, − доложила Настя, порывшись в сумочке.
− Тю! Разве ж это деньги? С ними там делать нечего.
− А зачем больше? На метро хватит, да и на мороженое, думаю, тоже.
− Не, не хватит. Только на метро. У нас приличное мороженое за такие бабки не купишь.
− Ну и не надо. Я его не очень-то люблю, − покривила душой Настя. − Мы же недолго. Пройдемся туда и обратно − и назад.
− Стоит ради этого в такую даль забираться. Я думала, в кафешке посидим, потреплемся. Ладно, у меня немного есть, − Катька посчитала деньги в кошельке. − Сотен пять. На двоих хватит.
− Пятьсот рублей? − поразилась Настя. − Ничего себе! У нас на эти деньги можно обожраться! И часто тебе столько перепадает?
− А я с меньшей суммой из дому не выхожу. В Москве без этого делать нечего.
− Тебе что − родители каждый день столько дают? Богато живете!
− Ну, почему каждый день? Я ведь не ежедневно на Арбат мотаюсь. И трачу не все сразу. Но без бабок из дому не выхожу. Папик снабжает.
− И что − дает без вопросов. И не ругается?
− Наоборот! Как увидит, что я на гулянку намылилась, обязательно спросит «Деньги есть? Сотовый взяла?»
− Здорово! − Настя даже позавидовала Катьке. − Сколько же он зарабатывает?
− Прилично. Да еще при всяких проверках ему отстегивают. Но пятьсот − разве это деньги? У ребят из компашки, где я тусуюсь, и побольше водятся.
− Отстегивают − это как? Взятки дают?
− Ну, чего ты прицепилась? Взятки, не взятки, − откуда мне знать? Знаю только, что мне он никогда не отказывает. Сколько попрошу, столько и дает. Правда, я много не прошу. Зачем? Мне и так предки все покупают. А у вас в семье что, − не так?
− Не, у нас не так, − призналась Настя. − Иногда родители даже до зарплаты не дотягивают, занимают у соседей.
− Так много тратят? А на что?
− Да какое там тратят! Только на самое необходимое. Не знаю, почему так получается. Наверно, зарплата у них маленькая. Правда, мама с учениками подрабатывает. Но их мало, особенно в последнее время. Конкурс в пед не очень.
− Но ведь отец у тебя кафедрой заведует. Чего он не подрабатывает? На приемных мог бы озолотиться. У моей подружки, Таньки Рубцовой, помнишь, ко мне приходила, толстая такая, мать в институте преподает. Каждый год сидит на вступительных. Так у нее тех болванчиков завались! И с каждого − по тыще долларов. Представляешь, сколько за сезон огребает.
− Мой отец − да ты что? Если в институте пронюхают, сразу попрут. Он и маме постоянно твердит, чтобы бросила репетировать: мол, наедет налоговая, − без штанов останемся.
− Да, вам не позавидуешь. Ну ладно, давай на выход. Сейчас наша остановка
На Арбате было многолюдно. Группы экскурсантов, приезжий люд и просто зеваки толпились у многочисленных лотков с поделками, глазели на картины и окружали самодеятельных музыкантов.
− Купим по порции мороженного? − предложила Катька, − что-то я приустала.
− Да мне неудобно за твой счет, − попыталась возразить Настя. − Здесь, наверно, все дорого.
− Ладно, я угощаю. А на метро ты меня провезешь, вот и будем квиты, − великодушно заявила Катерина. − Вон свободный столик, занимаем.
Когда официант поставил перед ними вазочки с мороженым, Настя открыла рот от изумления. Такой вкусноты ей еще не приходилось пробовать. Два огромных кремовых шара были украшены фруктами, взбитыми сливками, посыпаны шоколадной крошкой и еще чем-то очень соблазнительным. Хотелось немедленно вонзить в это великолепие ложечку и, зацепив кусочек побольше, отправить в рот, − что она незамедлительно и сделала. Настя и не заметила, как вазочка опустела, опомнилась, только когда стала соскребать вкусные остатки со дна.
